Фанфик по Гарри Поттеру: Мы, аристократы - 3

1.

Еще до Хогвартса, в английской начальной школе, я узнал, что магловская аристократия выделялась по количеству родовых земель, которыми она владела. В магической Британии аристократия и поныне выделяется по силе родовой магии. И если у маглов аристократия определялась общественным укладом, то у нас она определяется с помощью самой магии. Деление по силе магии заложено в родословные книги и гобелены, и если магический род достаточно усилился, магия этих артефактов сама зачисляет его в знать.

Магию родословных артефактов разрабатывали тысячелетия назад, но пользуются ею и в настоящее время. За основу отсчёта у нас выбрано количество домовиков, которое способна поддерживать родовая магия. Если семейство может содержать хотя бы пару домовиков, оно уже относится к высокородным. Если домовики рода могут размножаться — а это возможно, когда родовая магия способна поддерживать не менее двух десятков этих маленьких существ, хотя их самих по каким-то причинам может и не быть — родословные артефакты приписывают главе семейства титул лорда-мага, который в обиходе сокращается до лорда. Если магия рода может поддерживать полсотни и более домовиков, его главе приписывается титул грандлорда-мага, который в обиходе также сокращают до лорда.

Если же семейство полностью теряет свою родовую магию, немногие уцелевшие там домовики превращаются в семейных упырей, пожирающих её останки и мешающих восстановить её. От упырей нельзя избавиться, пока они не умрут естественной смертью, хотя возможно превратить их обратно в домовиков с помощью сложного ритуала восстановления родовой магии, в котором должен участвовать высокородный маг не ниже лорда, отдающий свою родовую магию восстанавливаемому роду. Но кто из высокородных свяжется с отступниками, однажды уже растранжирившими своё главное семейное достояние?

В теории можно всю жизнь проспать на диване и в один прекрасный день проснуться там грандлордом, но на практике для этого приходится постараться. Растерять родовую магию очень легко, нарастить трудно. А прирастает она, как бы это ни было противно сторонникам гедонизма и свободных нравов, через самодисциплину и умеренность.

Если потомка изгоняют из рода за нарушения законов крови, родовая магия терпит заметный ущерб. Но если такого потомка оставить в роду, он вызывает постоянную утечку родовой магии, поэтому его дешевле отлучить от рода. Несмотря на то, что детям прививают уважение к родовой магии, едва они начинают говорить, почти в каждом роду бывают отщепенцы, для которых на первом месте собственные страсти и наклонности. Родовая магия не терпит небрежения, поэтому высокородных у нас немного.

Мой дед, Чарльз Поттер, наследный потомок Годрика Гриффиндора и Игнатуса Певерелла, был грандлордом. Мой отец, Джеймс Поттер, из-за женитьбы на маглокровке — и, судя по тому немногому, что я о нём слышал, не только из-за неё — спустился до лорда. В весенние каникулы я проверял свою запись на малфоевском родословном гобелене и лично убедился, что я снова записан там как грандлорд, хотя прошлым летом был всего лишь лордом.

Знают об этом маги, у кого в семье есть родовой гобелен или родословная книга-артефакт, а они не болтливы. Кто есть кто, известно только в своём кругу.

Когда мы отправились на каникулы, оказалось, что вопрос с Диасом уже решён. Малфой-старший подключил к нему Джонса, который давно был легализован у маглов и знал все ходы и выходы в магловской бюрократии. Джонс, будучи состоятельным бизнесменом в мире маглов, явился в приют и предложил взять к себе Диаса на летние каникулы с целью благотворительности. Несколько тысяч фунтов, подкинутые на нужды приюта, помогли решить дело без проволочек, и теперь руководству заведения требовалось только личное согласие воспитанника.

К маглорожденным, в том числе и в приюты, из Хогвартса посылали письмо с указаниями, где и когда встретить ребёнка из школы. Поскольку Хогвартс-экспресс прибывал в Лондон вечером, а нас Малфой забрал оттуда утром через каминную сеть, Джонс с Эрни побывали в приюте днём и оформили там все необходимые бумаги. Теперь парня нужно было только сводить туда перед отъездом в Хогвартс и показать, что с ним всё в порядке, а остальное время он мог проводить под присмотром благотворителя. То есть, с нами.

Кроме меня, никто не знал, что Эрни чистокровный, но наша компания относилась к нему если не дружелюбно, то терпимо. Парни привыкли к тому, что я знаю, что делаю, и считали, что я готовлю мальчишку в принятые. Для кандидата Диас был хорош — этикет он изучил достаточно, чтобы не отсвечивать в школе дурными манерами, колдовство давалось ему легко, весеннюю сессию он сдал только на 'превосходно' и 'выше ожидаемого'. Если не все из нас — в частности, Драко — были рады ему на каникулах, то все понимали, что в приюте парень должного воспитания точно не получит.

Наша ближайшая неделя уже была расписана — поход за покупками, помолвка Винса и Милли, а ещё через два дня — рунная помолвка Теда и Дианы. Празднество в честь неё не было запланировано, так как подобные ритуалы не всегда проходили успешно, но в случае успеха нам предстоял ужин у Ноттов совместно с их новой роднёй. Для закрепления ритуала наречённые должны были провести трое суток в родовом особняке будущего мужа, после чего Диана отправлялась к родителям, а мы — на магловскую дачу Джонса.

Прибытие к Малфоям преподнесло нам небольшой сюрприз. Особенно он касался Драко, потому что встретившая нас Нарцисса ожидала ребёнка. В весенние каникулы это еще не было заметно благодаря её свободной домашней одежде, но теперь стало очевидно, что не позже конца лета у Драко появится маленький братик или сестрёнка. Нам по возрасту не полагалось поздравлять будущую мать с беременностью, поэтому мы сделали вид, что ничего не заметили, только Драко мгновенно надулся. Как и мы, он ничего об этом не знал.

Джонс с Эрни вернулись только к ужину. Из приюта они пошли покупать одежду для парня, сначала нашу, а потом и магловскую — как сказал Джонс, чтобы ему потом было меньше возни, потому что ему еще предстояло руководить нашими магловскими покупками — а в промежутках побывали в пиццерии и в кафе-мороженом. Они нашли общий язык, и теперь Диас смотрел на мага с обожанием, как мальчишка-сирота на внезапно появившегося у него отца.

На ужин мы оделись, потому что формально Джонс считался гостем дальнего круга. Эрни был уже в новой визитной робе и для первого раза держался за столом неплохо, разве что несколько натянуто. Глядя на него, я вспоминал самого себя, когда год назад я впервые сел за стол в этом роскошном обеденном зале. Неужели и я был таким маленьким и серьёзным? Впрочем, сейчас я ростом с Диаса, значит, тогда я был ещё меньше — всё время забываю, что я тут самый мелкий.

Кроме Джонса, за ужином был ещё один гость, представленный нам как Шон Брукс, колдомедик. Он относился к ближнему кругу, потому что был принятым рода Малфоев. Как мне коротко рассказал Малфой, Шон учился в Равенкло курсом старше и их знакомство началось с того, что равенкловец стал писать Малфою обзоры за деньги. Брукс был нищим сыном маглорожденных родителей, средненьким магом, но умным и думающим парнем. Он писал качественные обзоры, Малфой хорошо платил ему, и деловые отношения во время учёбы устраивали обоих. Сдружились они позже, когда Малфой закончил Хогвартс, а Брукс в течение истекшего года безуспешно искал работу — Малфой помог своему бывшему наёмнику получить специализацию колдомедика и устроиться на мелкую должность в клинику Святого Мунго. Когда Малфой женился, то сначала Нарциссе, ходившей в ожидании ребёнка, а затем и новорожденному понадобился присмотр лекаря. В тот же период лекарские услуги потребовались и Крэббам с Гойлами, где тоже ожидалось прибавление семейства. Шон стал частым гостем у Малфоя и его приближённых и наконец принятым.

Служба Волдеморту тогда еще не успела разорить Малфоя, и у него были средства на устройство жизни своего принятого. На деньги покровителя Бруксу был куплен приличный дом, куда въехали его родители, а двумя годами позже и молодая жена, родившая ему двоих детей — девочку и мальчика. Если прежде Шону не хватало магической силы для продвижения по службе, то теперь он стал блестящим колдомедиком и известным специалистом. Очень мирный по натуре, он никогда не был Упивающимся, но его семья благополучно пережила нелёгкие годы террора и магической войны под прикрытием Малфоя. Сейчас Шон навещал Малфоев дважды в неделю для присмотра за состоянием Нарциссы, и было видно, что он чувствовал себя здесь по-свойски.

Наша компания напомнила взрослым школьные годы, и в течение ужина они предавались воспоминаниям, кто и как тогда проводил время в Хогвартсе. Вспоминали в основном Малфои с Бруксом, а Джонс предпочитал отмалчиваться и слушать, но тем не менее по его коротким замечаниям можно было понять, что он знаком с хогвартской жизнью. Значит, он тоже учился там, примерно лет за пятнадцать до меня. Впрочем, подноготная Джонса меня сейчас не интересовала и расследование я проводить не собирался. Он был на нашей стороне, Малфой считал его достойным доверия — и пока этого было достаточно. Всему своё время.

После ужина Малфой с Нарциссой пошли провожать гостей в аппарационную, а мы разделились на две компании. Драко, Винс и Грег пошли играть в бильярд в гостиной, а мы с Тедом и Эрни отправились в библиотеку. О предстоящем ритуале помолвки я знал лишь в общих чертах, а поскольку мне предстояло в нём участвовать, Тед настаивал, чтобы я ознакомился с ритуалом в подробностях, и обещал найти мне нужную книгу. Эрни, еще не знакомый с внутренним расположением комнат в доме, пошёл с нами.

Но не успел я вчитаться в ритуал, в библиотеку вошёл Малфой-старший.

— Так я и думал, что застану тебя здесь, Гарри, — сказал он. — Если у тебя нет ничего срочного, нам есть о чём поговорить.

— Разумеется, дядя Люциус.

Я отложил книгу и пошёл вслед за ним в кабинет. Там он указал мне не на кресло, а на двухместный диванчик у противоположной стены:

— Сюда, Гарри, здесь нам будет удобнее.

Пока я усаживался, Малфой открыл верхний ящик добротного письменного стола и достал оттуда, как мне показалось сначала, ещё один блокнот. Но когда он уселся рядом и дал мне эту вещь, это оказалась групповая колдография. Сам Малфой молча откинулся на спинку дивана, давая мне возможность получше рассмотреть подвижное изображение. На колдографии, кроме самого Малфоя, которому там было лет двадцать пять, стояло пятеро юношей лет семнадцати-восемнадцати.

— Год тысяча девятьсот семьдесят восьмой, за три месяца до начала массовых стычек приверженцев Тёмного Лорда с авроратом и дамблдоровским Орденом Феникса, — сказал он чуть спустя.

— Это ведь наш декан, да? — спросил я, указав на одного из парней.

— Да, это Северус. Это моя группа учеников при Лорде, мы тогда отмечали день рождения Оливера Уилкиса. Вот он, — Малфой указал на весёлого, слегка поддатого парня рядом со Снейпом, машущего в кадр полупустой бутылкой мадеры. — Через полгода его не будет в живых.

Остальные парни тоже были навеселе, только по Малфою на колдографии было незаметно, сколько он принял. Знакомая высокомерная осанка и надменная холодность лица, а глаза усталые, тревожные... то ли тогда он хуже владел собой, то ли действительно был пьян.

— Это Юджин Эйвери, ты ему на весенних каникулах метку отключал. — Я кивнул в знак того, что помню. — А это Мелвин Мальсибер, он с отцом сейчас в Азкабане. А этот тоже много лет как мёртв... — Малфой указал на стоящего с краю парня, очень похожего на Эрни Диаса, только на несколько лет постарше. — Думаю, ты сможешь сказать, как его зовут.

Я уже понял, зачем меня позвал сюда Малфой.

— Ивэн Розье...

Он кивнул.

— Я хорошо знал Ивэна, поэтому мальчишка сразу показался мне знакомым. За ужином я вспомнил, на кого похож твой протеже, а с учётом твоего письма на рождественские каникулы я понял, что и ты это знаешь.

— Я давал ему денег на установление родства в Гринготсе.

— Значит, Эрнест Розье теперь приютский и числится маглорожденным... — задумался вслух Малфой. — Если имеется гоблинское свидетельство, восстановить родовое имя совсем нетрудно, достаточно только предъявить документ в Министерстве. Есть причины, по которым этого не следует делать?

— Да. — Я оторвался от колдографии и поднял взгляд на Малфоя. — Дядя Люциус, помните, прошлым летом вы рассказывали мне про магическую войну конца семидесятых? Мне тогда запомнилась странность, которую вы упомянули — вам было непонятно, чем руководствовался Лорд, отдавая приказы об уничтожении семей. Когда я получил от вас записку о Розье, мне пришла в голову догадка, которая нуждается в проверке.

Малфой терпеливо ждал, не сводя с меня внимательного взгляда, пока я выбирал наилучшую формулировку.

— У меня есть основания полагать, что здравый смысл в военных действиях того времени был, и это необходимо проверить, — высказался я наконец. — Возможно, в той войне беспричинно уничтожались семьи, чьё имущество согласно закону подлежало передаче в министерскую казну. Со стороны Лорда это были семьи магов, впоследствии объявленных государственными преступниками, со стороны властей — семьи, у которых не было родственников. Семья Розье как раз была из таких, её имущество было бы присвоено Министерством, если бы во время налёта на особняк погиб и маленький Эрни. Лорда еще можно было обвинить в беспричинной жестокости, но аврорат всё же не таков, а значит, приказ не щадить никого был отдан по другой причине. Если поднять министерские документы и выяснить, кто погиб в той войне и по чьему приказу, а также проследить судьбу конфискованного имущества — возможно, обнаружатся закономерности и можно будет вычислить виновников. И я считаю, что Диасу лучше оставаться Диасом до совершеннолетия, пока он не унаследует семейное имущество. Может, я перестраховываюсь, но лучше ошибиться в эту сторону, чем в обратную.

— Интересно... — протянул Малфой, прищурив светло-серые глаза стального оттенка. — Знаешь, Гарри, твою догадку действительно необходимо проверить. Дело даже не в том, что твои подсказки еще не подводили меня — моя интуиция, можно сказать, запала на неё. Два года бессмысленной бойни, необъяснимых жестокостей с обеих сторон... их невозможно списать только на ущербные головы зачинщиков и ответчиков. Я займусь проверкой, Гарри. Архив Волдеморта у меня имеется, там есть всё — и даты рейдов, и жертвы, и потери. К архивам аврората у меня доступа нет, туда еще нужно искать подход, но данные по конфискованному имуществу я смогу собирать уже сейчас. Только это дело не одного дня...

— Если догадка подтвердится, шумиха будет преизрядная. Чем подробнее те события будут документированы, тем лучше. Ещё не помешало бы проверить, насколько совпадают данные по рейдам в архиве Волдеморта с зафиксированными в аврорате. Когда я читал старые газетные подшивки, у меня создалось впечатление, что полсотни Упивающихся просто физически не могли устроить столько шума.

— И это проверим, — по слегка отсутствующему взгляду Малфоя было заметно, что тот уже прикидывал в уме, где и что он добудет. — Диасу, действительно, лучше оставаться Диасом до совершеннолетия или хотя бы пока не прояснится с этими странностями. И посоветуй ему носить короткую стрижку, чтобы он был не так похож на отца.

— Могу я показать ему эту колдографию?

— Покажи, только не забудь вернуть. Она мне дорога как память.

С колдографией в руке я спустился в библиотеку и позвал Эрни.

— Разговор есть, — сказал я ему, когда мы поднимались по лестнице. — Идём в твою комнату — ко мне Драко или Тед могут заскочить, а к тебе никто не войдёт.

В комнате он вопросительно глянул на меня, я кивнул ему на диван и уселся рядом.

— Эрни, как оказалось, ты очень похож на своего отца, — сообщил я ему. — Лорду Малфою понадобилось не более часа, чтобы догадаться, чей ты сын. Сейчас он вызывал меня, чтобы поговорить о тебе.

— Это очень плохо, что он узнал меня? — осторожно спросил Диас. Сам он не вполне понимал, чего бояться, но хорошо запомнил, как я настаивал на сохранении тайны.

— Ничего плохого. Я сам думал, довериться ему или нет, но этого, как видишь, не понадобилось. Малфой узнал тебя, потому что был хорошо знаком с твоим отцом, а значит, могут найтись и другие наблюдательные маги, которые помнят, как выглядел Ивэн Розье. Он учился в Хогвартсе, большинство преподавателей помнят его, так что тебе пока везло, что ты в тихом месте, у Флитвика, и до сих пор не привлекал к себе внимания. Тебе нужно хотя бы поменять причёску, чтобы быть как можно меньше похожим на отца.

— Я даже не знаю, как он выглядел... — подавленно прошептал Эрни. — Ты запретил мне брать в библиотеке те подшивки...

— Сейчас узнаешь, — я протянул ему колдографию, которую до сих пор держал обратной стороной кверху. — Вот, смотри... Снейп, Малфой... а второй справа — твой отец.

Диас принял из моих рук колдографию и долго-долго смотрел на неё. Я не сразу заметил, что парень плачет, потому что плакал он по-взрослому, без истерик и всхлипываний — только когда случайно увидел капли на его коленях. Я положил руку на ближнее ко мне плечо Диаса, ещё больше напрягшееся от прикосновения, и легонько сжал его пальцами.

— Эрни... У меня тоже нет родителей.

Я не убирал руку с его плеча, и он наконец кивнул.

— Знаешь, Эрни, почему мы так нуждаемся в родителях... — продолжил я тогда. — Потому что нам нужен кто-нибудь старший, сильный и надёжный, кому мы будем дороги только за то, что существуем. Тот, кто станет бескорыстно заботиться о нас, учить нас, терпеть все наши несовершенства, слабости и капризы, а если понадобится, то лечить и утешать. Тот, кто способен подарить нам хоть каплю тепла и нежности — и неважно, кровное ли это родство. Скажи, ведь в приюте, еще до Хогвартса, ты признал бы любых мужчину и женщину, если бы они пришли и назвались твоими отцом и матерью?

Хоть и не сразу, но Эрни снова кивнул.

— Потому что в глубине души ты знаешь, что если они назвались твоими родителями, они хотят тебе всё это дать. Но они не пришли. Ни к тебе, ни ко мне. В этом наша с тобой уязвимость, но и наша сила тоже. Представь себе тонкое, слабое деревце, которое лелеет садовник — пропалывает, поливает, подвязывает, рыхлит под ним землю — и оно вырастает высоким и красивым. Но первый же ураган ломает его, не привыкшее к бедствиям, оставляя пенёк с жалкими отростками, которым понадобятся годы, чтобы вернуть былую силу. И другое такое же деревце — одинокое, без ухода, на скудной почве, на ветру — ему куда как труднее, но если оно всё-таки выросло, нужно еще поискать такую силу, которая сломит его. Приглядись к Малфою-старшему и к его сыну, и ты сам увидишь разницу между вольным деревом и тепличным. Запомни, Эрни, кого-то большого, доброго и могущественного может не оказаться рядом, когда он нужен больше всего на свете, но сам ты всегда с собой, а остальное — поблажки судьбы. Всё, что нас не убивает, делает нас сильнее.

— Почему? — с горечью прошептал он. — Почему это случилось именно со мной? С тобой?

— Ураганы не приходят за кем-то одним. Смотри сюда, Эрни, — я взялся за колдографию в его руках и слегка развернул к себе. — Здесь нет никого, кого не затронуло бы ураганом. Вот этот парень, Уилкис — у него здесь день рождения, а через полгода его не станет. Твой отец хотя бы успел тебя породить, а у него и того не было. Вот Мальсибер — он с отцом уже двенадцать лет в Азкабане, а там не курорт. Снейп — ну, у него талант на неприятности, он и в мирное время их огрёб бы, но по крайней мере не стал бы пожизненным заложником Дамблдора. Эйвери — этот выкарабкивается, хотя и с трудом, но был почти разорён и до сих пор никуда носа не высовывает. И Малфой — могучее дерево, в тени которого спаслись и другие, но и ему пришлось нелегко. Даже если мы всего лишь выживем, это уже будет нашей местью за них, но мы, Эрни, обязаны добиться большего. И пусть наши враги не мечтают, что навеки закатали нас в асфальт. Мы пробьёмся из-под асфальта.

Слёзы Диаса высохли, он слушал меня внимательно и сосредоточенно.

— Что мы должны для этого делать? — спросил он, когда я закончил говорить.

— Пока не так уж много. Всего лишь не откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня.

— А что мы можем сделать сегодня?

— Если конкретно, то я могу прочитать описание ритуала, в котором мне скоро предстоит участвовать, а тебе пора обучаться окклюменции. Было бы неплохо, если бы за эту неделю ты прочитал пособие по окклюменции и начал упражняться — потом у нас будут другие дела.

Эрни неуверенно улыбнулся.

— Тогда что же мы сидим? Идём в библиотеку, ты покажешь мне нужные книги.

2.

С утра мы отправились к мадам Малкин покупать выходную одежду. С нами был Малфой-старший, Нарцисса, а также матери Винса и Грега. Женщины пошли выбирать наряды сыновьям на предстоящие помолвки, а Малфой должен был сопроводить меня в Гринготс на процедуру установления родства. Поскольку мне предстояло участвовать в ритуале рунной помолвки, мне нужно было точно знать все свои кровные титулы, которыми я буду свидетельствовать в ритуале.

В Гринготсе Малфой свёл меня с пожилым гоблином, который представился как старший ритуалист банка. Он лично провёл процедуру установления моего родства, в процессе которой выяснилось, что я являюсь наследником по крови Поттеров, Гриффиндоров и младшей ветви Певереллов, а также наследником по духу Слизеринов. Если первые три ветви объединились еще при моём прапрадеде, то последняя была моим личным приобретением. Существовало несколько способов наследования по духу — упокоение неупокоенного, исполнение завещания или посмертной просьбы, некоторые ритуалы — и было видно, что ритуалисту очень хотелось спросить, откуда оно у меня, но привычка к дисциплине пересилила.

Имуществом Поттеров занимался Голдбрум, личный распорядитель рода Поттеров в течение последних тридцати семи лет. Ритуалист отвёл меня к нему, и я наконец узнал размер и условия наследования своего фамильного состояния. Я предполагал, что Поттеры — один из богатейших британских родов, но действительность превзошла мои самые оптимистичные ожидания. Как оказалось, мой отец не получил наследства от моего деда и не смог спустить его на гульбу и общее благо, потому что в завещании дед указал, что наследник должен быть грандлордом магии, как и он сам. Голдбрум присутствовал при составлении завещания и передал мне слова деда по этому поводу — 'кто не сумел сберечь и приумножить магию рода, тот не сумеет сберечь и приумножить имущество рода'. Поэтому мой отец при совершеннолетии получил только детский сейф и право проживания в бывшем особняке Гриффиндора в Годриковой лощине, а всё остальное было законсервировано до появления наследника.

Сейфы для внуков и последующих потомков — в частности, для меня — согласно завещанию деда выделялись из задержанного наследства до появления достойного наследника, так что все полученные средства мои родители могли использовать на жизнь. Детский сейф Поттеров сам по себе уже небольшое состояние, поэтому они не бедствовали. Как сообщил Голдбрум, Лили была хозяйственной особой и вместе с мужем приходила узнать, что нужно сделать для получения всего наследства. К сожалению, она уже была замужем за отцом, потому что предотвратить ослабление родовой магии из-за брака можно было бы, если бы она до брака стала принятой. Впрочем, никто из троих друзей отца, перечисленных гоблином — Сириуса Блэка, Ремуса Люпина и Питера Петтигрю — не обладал достаточной родовой магией для поддержания принятых. Принять Лили под покровительство из них мог бы только Сириус Блэк, если бы не был отлучён от родовой магии. Тем не менее, существовали способы постепенно восстановить родовую магию, и Лили собиралась принудить к ним мужа, но её планы оборвала преждевременная смерть обоих.

— Друзья тоже внесли свою долю в утечку родовой магии Поттеров, — ворчливо добавил гоблин. — Вашему отцу следовало поднять их до себя, а не опускаться до них.

— А где они сейчас? — поинтересовался я у Голдбрума, потому что ничего еще не слышал о них.

— Все источники сходятся на том, что ваших родителей предал Сириус Блэк, который был хранителем дома Поттеров под Фиделио, — сообщил гоблин. — Я затрудняюсь сказать, что у них там вышло и насколько эти источники верны, но Сириуса схватили и посадили в Азкабан за убийство Петтигрю. Он и до сих пор там.

— Он убил своего друга?

— На суде он заявил, что сам виноват во всём, поэтому судопроизводство было формальным. Поговаривают, в процессе расследования были серьёзные нарушения законности, но личное признание подсудимого — весомый фактор, против которого мало что можно противопоставить. Да и зачем? Люди не гоблины, люди ленивы — прошу прощения, мистер Поттер — люди не станут докапываться, если подсудимый сам признал себя виновным.

— А Ремус Люпин где?

— Не знаю, мистер Поттер. Он не представлял из себя ничего такого, чтобы кого-то волновало, где он сейчас.

— Вы не подскажете, как что-нибудь узнать об его судьбе?

— У нас имеются специалисты по розыску, но такие работы оплачиваются клиентом и они достаточно дороги. У вас ограниченный доступ к сейфу и вы не можете заказать розыск до своего совершеннолетия.

Я вспомнил, что у меня здесь ещё пара дел, связанных с деньгами.

— Я могу сделать подарок другу на помолвку?

— С разрешения вашего опекуна — можете, если эта сумма не превышает расходного фонда в вашем сейфе. Расходовать активы вы не имеете права.

— Мои наличные средства пополняются?

— Да, мистер Поттер, половина остатка прибыли после отчислений опекуну идёт на увеличение активов и половина переводится в наличные деньги — это ваш расходный фонд. По достижении в фонде суммы в пятьдесят тысяч галеонов прибыль полностью переводится в активы.

— Сколько у меня сейчас наличности?

Голдбрум порылся в папке с документами на имущество рода Поттеров и нашёл листок.

— Сорок семь тысяч триста галеонов с округлением до сотни, мистер Поттер.

— Мне нужно передать десять тысяч в детский сейф Теодора Нотта. Еще мне нужны британские магловские деньги.

— Курс один к пяти, два процента в банк за конвертацию, — сообщил Голдбрум. — Вы можете купить у нас бесконечный кошелёк с двумя отделениями, для магловской валюты и для нашей. Новейшая разработка: защита от воров, настройка на валюту, полная невидимость для посторонних лиц, если кошелёк не у вас в руках, возврат к владельцу в случае потери, предупреждающий сигнал, если в расходном фонде осталось меньше определённой суммы.

— Прекрасно, беру, — это был кошелёк моей мечты. — На какую сумму в год увеличивается мой расходный фонд?

— Около пяти тысяч галеонов.

— Тогда установите сигнал на остаток в пять тысяч.

Я настроил на себя кошелёк — как обычно, с помощью капли крови — а Голдбрум пригласил в кабинет Малфоя. Мой опекун просмотрел отчётность по детскому сейфу и дал согласие на перечисление десяти тысяч Теду. Затем мы распрощались с гоблином и пошли в лавку мадам Малкин. Я был доволен, наконец-то почувствовав себя платёжеспособным. В лавке наши уже заканчивали с гардеробом, оставалось закупиться только мне.

Чтобы надолго разделаться с покупкой выходной одежды, я купил сразу два комплекта — дневной и вечерний. На вечер я выбрал чёрную выходную робу с матовыми тёмно-изумрудными вставками, а к ней жемчужно-серую рубашку из паучьего шёлка и такие же гольфы, чёрные верхние штаны на манжетах ниже колена и чёрные с серебряными пряжками ботинки из подбрюшья гебридского чёрного дракона. Дневной выходной комплект был такого же классического типа, но светло-серый с бледно-зелёной отделкой, с белой рубашкой и гольфами. Всё было самоподгоняющимся и потому очень дорогим, зато я теперь был обеспечен одеждой для торжественных случаев до самого совершеннолетия.

Наши покупки унёс Добби, а мы разбрелись по лавкам, договорившись встретиться у кафе-мороженого. Я купил пару ювелирных украшений в подарок Милли и Винсу, Тед с Эрни для той же цели тоже приобрели по паре безделушек, причём для Эрни их купил я. Парень в этом еще не разбирается, да и в банк ему лучше пока не соваться, а идти на помолвку без подарка ему не пристало. Посидев в кафе и съев по порции мороженого — это мы с Тедом по порции, остальные парни по две, а Винс замечательно справился с тремя — мы вернулись домой.

Свёртки и коробки с моими покупками лежали на столе у меня в комнате. Я стал распаковывать их и размещать в шкафу, когда появился Добби. Увидев, чем я занимаюсь, домовик запричитал и стал биться головой о стену.

— Плохой Добби, плохой! Мистер Поттер сам делает то, что должен был сделать Добби!

— Добби, перестань! — прикрикнул я на домовика, но тот не унимался. — Добби!!!

Домовик застыл на месте и уставился на меня огромными выпученными глазами.

— Ничего страшного, Добби, мне самому хотелось еще раз посмотреть, что я купил. Иди, свободен. — Тот не двигался с места, и я снова прикрикнул на него. — Исчезни, говорю!

Добби исчез. Я развешивал робы и рубашки в шкафу, размышляя, почему этот домовик такой ненормальный, тогда как остальные домовики демонстрируют довольно-таки высокий уровень вменяемости. Может, его как-нибудь вылечить можно? Закрыв наконец створки шкафа, я вызвал старейшего Элби.

— Элби, меня беспокоит поведение Добби, — сказал я, когда старейшина малфоевских домовиков появился передо мной. — Он ведёт себя как ненормальный — если у него вправду что-то с головой не в порядке, может, его вылечить можно?

— Мистер Поттер, Добби такой, потому что Добби еще маленький, — доложил Элби. — Добби всего девять лет, Добби моложе, чем молодой хозяин Драко Малфой.

— Маленький? — изумился я, потому что Добби был чуть ли не вдвое крупнее сухонького старейшины.

— Да, мистер Поттер. Домовик растёт три года, а умнеет тридцать лет. Добби еще долго будет маленький, но если Добби не будет работать, Добби не поумнеет. Добби должен работать.

Вот оно что... оказывается, у этого домовика-переростка мозги маленького ребёнка.

— Я учту это, Элби, и буду следить, чтобы Добби не наказывал себя по пустякам.

— Добби должен себя наказывать, или Добби не поумнеет, — с достоинством ответил домовик. — Мистер Поттер, каждый сам знает, как себя наказывать. Все разумные себя наказывают, чтобы стать ещё разумнее — и вы, люди, тоже.

У магов издавна существует не менее десятка разновидностей помолвочных и брачных клятв. Это магические клятвы, различающиеся между собой уровнем вовлечённой в договор магии и степенью ответственности магов. При их нарушении страдает либо личная магия нарушителя, либо его родовая магия, либо обе сразу. В последнее столетие к ним добавилась ещё и магловская брачная клятва на бумаге с государственной печатью, при которой нарушитель не теряет ничего, кроме оговоренного в бумаге имущества. Удобная клятва, когда не хочешь рисковать ничем по-настоящему важным, неудивительно, что нынешние безродные маги всё чаще выбирают её.

Но старинные семьи предпочитают избегать магловской заразы и клянутся при помолвке и бракосочетании как прежде, отдавая в залог свою и родовую магию. Клятвы собственной магией приносятся на крови, родовой — на рунном круге родового дома. В подвале каждого родового дома есть рунный круг, на котором строится магическая защита дома и приносятся родовые клятвы. Если же клянутся сразу и своей, и родовой магией, то собственная кровь используется в клятве на рунном круге.

Брачную пару начинают подыскивать очень рано, фактически с рождения ребёнка. Основой считается астрологическая совместимость пары, учитывается также родовитость и уровень магии семейств. Поиск начинается с ровни, но если никого подходящего не найдено, требования снижаются до семей попроще. Если же и там никого нет, как исключение допускается брак с маглорожденным. Впрочем, если не было угрозы исчезновения рода, чистокровные маги в таких случаях до недавнего времени предпочитали оставаться бессемейными.

Если помолвку заключают между маленькими детьми без их согласия, их родители дают малую родовую клятву на рунных кругах обоих семейств, при одностороннем расторжении которой ущерб невелик, а по взаимной договорённости о расторжении нет никакого ущерба. Но уже с двенадцати лет принято спрашивать согласия будущих супругов, и тогда они скрепляют помолвку кровью, отвечая своей магией за соблюдение клятвы. Магов с пелёнок приучают нести ответственность за свои слова и поступки, поэтому возраст личной ответственности у них наступает рано. Да и возраст гражданской ответственности тоже, на год раньше, чем у маглов.

Крэббы и Булстроуды были старинными семействами, их дочери иногда роднились даже с Блэками, когда у тех не было выбора среди своей ровни. Но их родовая магия никогда не была сильной, потому что сама по себе она прирастала медленно, а с покровителями им не везло. Только недавно, благодаря Абраксасу Малфою, Крэббы обзавелись домовиками и стали престижным семейством в своём кругу, а у Булстроудов и того не было, поэтому предложение выдать девицу Миллисент за наследника Крэббов было встречено с распростёртыми объятиями. Кому-то это могло бы показаться мелкой возней, но на каждом уровне есть свои притязания, свои достижения и свой уровень честолюбия. Выходя за Винса, Милли возвышала своё положение, и это был правильный брак, усиливающий магию обоих родов — но, главное, Милли и Винс нашли друг друга. Магам не всегда так везёт, чаще им приходится вступать в брак по благоприятному прогнозу и строить отношения уже в супружестве.

Мы были рады за своих друзей и втайне от них готовили им подарки. Сам ритуал помолвки, во избежание магических помех, всегда проводился без посторонних, поэтому Винс отправился домой накануне, а Малфой-старший отбыл туда же утром, он должен был участвовать в ритуале как сюзерен Питера Крэбба. Друзья и родственники наречённых были приглашены к часу дня на поздравления и на торжественный обед.

Без десяти час все мы, весёлые и нарядные, телепортировались через каминную сеть в аппарационнную комнату Крэббов. Столпотворения не получилось только потому, что приёмный камин не пропускал следующего гостя, пока в нём оставался предыдущий. В аппарационной нас уже встречали Нотт-старший и родители Гойла, вместе с хозяйкой дома. Миссис Крэбб — крупная, пышная, улыбчивая женщина — после взаимных приветствий повела нас в гостиную, где нас дожидались остальные участники торжества. Что бы там не злословили хогвартские девчонки, но Милли в парадном платье, обтягивающем её аппетитные формы, с высокой причёской, подчёркивающей её полную белую шею, с большими сияющими радостью глазами, выглядела настоящей красавицей. Мощный и мускулистый Винс в традиционном торжественном костюме тоже очень смотрелся рядом с ней.

Все тут были давно знакомы, представляли Булстроудам только Диаса и меня. Винс и Милли приняли поздравления и подарки, а затем нас пригласили в обеденный зал. Дом у Крэббов был поменьше и попроще, чем у Малфоев, кухня в нём размещалась по соседству со столовой, потому что он строился, когда у хозяев еще не было домовиков. Но теперь здесь стряпали домовики, и еда сама появилась на столе, когда мы расселись по местам. Виновники торжества сели во главе стола, вслед за ними с обеих сторон — их родители, затем взрослые гости, и наконец мы с Тедом и Эрни напротив Грега и Драко.

После первого же тоста в зале установилась дружелюбная и непринуждённая атмосфера. Я присматривал за Эрни, чтобы тот не чувствовал себя отчуждённо и неловко, но, вопреки моим опасениям, парень быстро освоился за столом. Во взрослые разговоры он не лез, зато с интересом слушал и наблюдал, а в конце застолья шепнул мне потихоньку, что все здесь как родные. Я ответил вполголоса, что так оно и есть, что все мы, включая его, состоим в той или иной степени родства.

— Например, волосы у меня блэковские, чёрные, — сообщил я ему. — Моя бабушка по отцовской линии, Дори Поттер, была урожденная Блэк.

За последние два года я отпустил волосы, и сейчас их длина была на уровне моего подбородка. От чёлки я тоже избавился и расчёсывал их на прямой пробор. Пока волосы отрастали, они были непослушными и торчащими, но проблема оказалась легко решаемой с помощью зачарованного шампуня. И, разумеется, нужно было носить с собой расчёску и не забывать ею пользоваться.

— А хорошо, что я здесь, у маглов так не роднятся, — сказал Эрни. — У нас в приюте это больная тема, её постоянно обсуждают и всегда выспрашивают о семейной жизни тех, кто попал в приют уже в школьном возрасте. У магловских детей родные только отец с матерью, в лучшем случае дедушки с бабушками, а здесь, смотри, сколько родни, и все о своём родстве помнят. В приют не сдадут, как там.

И меня бы не бросили, если бы не подсуетился Дамблдор. Конечно, всякое бывало, но в целом высокородные маги держались друг за друга — их было слишком мало, чтобы выживать порознь.

— Если проводить аналогии, то род сходен со стаей, где все заодно и где сильные защищают слабых, а государство — со скотным двором, который в равной мере защищает всех и где достаточно, чтобы родители вскормили детей до совершеннолетия, а родовые отношения только мешают, — высказал я мысль, над которой уже задумывался не однажды в попытке осознать различия между маговским и магловским обществом. — Перейти из стаи на скотный двор выгодно одиночкам, а также тем, чья стая слаба — то есть, безродному большинству. Меньшинство при этом подминается под большинство, теряет своё имущество и социальное положение, но ради общего блага это приемлемая жертва. Безродное большинство магической Британии тоже хочет кормушки и безопасности — и оно с радостью пройдёт к ним по трупам родовитого меньшинства. Но если имуществом и социальным положением еще можно пожертвовать, то жертвовать своей магией высокородные маги не готовы и никогда готовы не будут. Ситуация стала назревать еще в середине двадцатого века, иначе они не кинулись бы под знамёна первого же авантюриста, который предложил им хоть какую-то альтернативу.

— А магией придётся жертвовать?

— Однозначно. Причём не только родовой, но и собственной. В случае легализации сильнейшие из магов будут мгновенно истреблены органами магловской госбезопасности, а остальные породнятся с маглами и через пару поколений их наследственность растворится в магловской настолько, что магия исчезнет с планеты полностью. Будут только время от времени появляться необученные одиночки, становясь объектами магловского научного исследования, не знающими, что делать со своей уникальной способностью.

— Всё так безрадостно, Поттер? Ты уверен?

— Боюсь, что да.

— Неужели нет никакого выхода? — встревожился Эрни, нисколько не желающий терять свой удивительный новообретённый мир.

— Уничтожать маглов — точно не выход. Дело даже не в том, что с этим уже столетия на три опоздали, а в том, что это такое же бесполезное дело, как черпать воду решетом. Пока существуют маги и маглы — причём вторых много больше, чем первых — тенденция сохранится. Можно продлить агонию магического мира ужесточением секретности и пресечением промагловских настроений, как в последние полтора века, но это временная мера. Если бы у нас было надёжное убежище, куда нет хода маглам, можно было бы еще побороться за существование. А так...

— Маглам и так нет хода туда, где живут маги. Хогвартс, например, или поместья магов...

— Это слишком маленькие участки, которые с каждым годом всё труднее скрывать от магловской следящей техники. Их защита держится на рунной магии — стоит её разрушить, и они окажутся как на ладони.

— Но если для магии возможно расширение отдельных участков пространства, если можно вычленить их из мира и закрыть туда доступ... значит, теоретически такое можно осуществить и с большим куском пространства... — задумался Эрни вслух. — Этому что-то мешает на практике?

— Я не настолько хорош в высшей теории магии, — признал я неоспоримый факт. — Мне даже неизвестно, какие исследования ведутся в этом направлении и что в них достигнуто. Видимо, их необходимость еще не осознана нашим обществом, иначе это было бы у всех на слуху. Если я стал бы искать новейшие разработки по этой теме, я обратился бы во Всемирную Магическую Академию, но пока я только школьник... — я закончил фразу пожатием плечами, взяв на заметку, что вопрос надёжного убежища для магов действительно является насущным. — В Хогвартсе я поинтересовался бы этим у Флитвика, он может быть в курсе... гоблины ведь где-то живут, а это многочисленная раса...

— Я, пожалуй, у него поинтересуюсь, — ухватился за идею Эрни. — Он как-никак мой декан.

— Только не говори, почему, а то мало ли... — предупредил я.

— Это понятно, я найду что сказать, — судя по одобрению в голосе, парень заразился моей скрытностью.

— Эй, вы не заболтались? — окликнул Тед, сидевший с другой стороны от меня. За разговором мы с Эрни не заметили, что обед закончился. — Что у вас такое увлекательное — я ничего не пропустил?

— Мы обсуждали, что защита наших жилищ от маглов становится ненадёжной. О том, что если прежде они не замечали нехватку небольших участков земли, то теперь стали учитывать каждую её пядь, да и их средства наблюдения стали эффективнее.

— Мой отец что-то такое уже говорил. — Тед оглянулся на выходящего из-за стола Нотта-старшего. — Отец! Что ты говорил на зимних каникулах о соблюдении секретности?

Лорд Нотт остановился. На его сухом невозмутимом лице отобразился лёгкий интерес.

— Это говорил Юджин Эйвери, а я только передал его слова. Его отец занимается исследованиями в ВМА и наслышан о современных научно-технических достижениях маглов. Он рассказывал, что сейчас у маглов появилась спутниковая фотосъёмка, благодаря которой они получают точное отображение земной поверхности. Приборы труднее обмануть, чем человеческие глаза, поэтому в Академии открыли новую лабораторию для разработки надёжных методов противостояния этой технологии.

— Значит, в этом направлении всё-таки ведутся работы... — меня порадовало, что не все маги так недальновидны, как у нас в Британии.

— Вы о чём? — Люциус Малфой заметил, что мы что-то обсуждаем, и тоже подошёл к нам.

— О секретности наших земель, — коротко просветил его Нотт-старший. — В продолжение того самого разговора.

— Вы об этом вспомнили к слову или по конкретной причине? — не преминул поинтересоваться Люциус.

— Я не в курсе, как обстоят дела у нас с секретностью, зато представляю, на что способны магловские технологии, — ответил я. — Диас тоже представляет, поэтому мы с ним обеспокоены.

— Не только вы, уж поверьте, — на лице Малфоя промелькнула озабоченность. — Наши разработки не успевают за магловскими, в Министерстве никто и не чешется, предпочитая расширять штат оперативников, а не вкладываться в освоение современных методов. Обывателям всё равно, они платят налоги и уверены, что Министерство позаботится обо всём, а отдел магических происшествий в последние годы едва справляется.

— Ты еще не повлиял на них насчёт этого? — спросил его Нотт-старший.

— Конрад, я там не работаю, чтобы как следует надавить на них. Сам знаешь, попечительский комитет — это всего лишь общественная деятельность, а министерскую должность мне не дают, как бывшему приверженцу Тёмного Лорда. Основное влияние я сейчас использую, чтобы укрепить позиции Роули, и если я буду распыляться, я не преуспею нигде. Когда Роули получит достаточную поддержку, он сам займётся этим, но в Министерстве сейчас дамблдоровских прихвостней как саранчи. Вдобавок очень многие там озабочены только карьерной грызнёй и просто не понимают, зачем нам усиливать секретность.

— Неужели в Министерстве сидят настолько недальновидные чиновники? — вежливо удивился я.

Малфой изобразил гримасу усталого презрения.

— Министерство с самого начала было кормушкой для нищебродов и местом выгула ставленников. Из серьёзных фигур там лишь некоторые любители самодеятельности, а также те, у кого не хватает средств и людей проводить политику чужими руками. Вроде меня в настоящее время... — он закончил фразу скептическим смешком.

— Даже если Министерство возьмётся за ум, вряд ли всякие иллюзии, отводы глаз и отпугивающие чары надолго останутся надёжной защитой, — заметил я. — Маглам уже сейчас не хватает удобной земли, и скоро на каждый бесхозный клочок со странными свойствами сбегутся толпы учёных, а за ними толпы собственников. Нужна такая защита, чтобы не было даже намёка, что здесь что-то есть — пространственный карман или нечто подобное. Если это можно устроить в отдельно взятом кошельке, то же самое наверняка можно устроить на отдельно взятой территории.

— Я немного читал дома о таких заклинаниях, но это очень сильное колдунство, как говорит Драко, — вступил в разговор Тед. — Девятый век, исследования ближневосточной школы волшебников — джинны и всё такое... кажется, книга называлась 'Волшебные замки Востока'. Тогда же в Европе было признано, что территориальные пространственные заклинания представляют чисто теоретический интерес, потому что свободной земли сколько угодно и что результат не стоит требуемых жертв.

— Так то девятый век... — протянул Эрни. — С тех пор много чего изменилось.

Нотт-старший поочерёдно поглядел на нас троих.

— Если вы этим серьёзно интересуетесь, я разрешаю взять книгу из моей библиотеки.

— Спасибо, отец, я возьму её, чтобы ребята ознакомились, но там нет никаких конкретных подробностей. Это обзорная книга, для практического применения она не годится. Может, ты посоветуешь что-то получше?

— Получше... — Нотт ненадолго задумался. — Наш род не специализируется на пространственной магии, у нас таких трактатов нет. Я обращусь к Эйвери, чтобы он попросил отца подобрать для вас что-нибудь современное. Если где и найдутся такие труды, то в Академии.

— Было бы замечательно, — обрадовался я. — Лорд Нотт, вы упомянули о том, что в Академии изучают способы противостояния магловским технологиям. Значит, там и сами технологии изучают?

— Разумеется, — подтвердил Нотт-старший.

— А чем тогда вызван запрет на адаптацию этих технологий для магов? Он ведь недавний, я не ошибаюсь? Паровоз у нас есть, радио есть, пресса есть, автобус тоже — нет только самых современных технических новинок.

— Этот запрет существует только в магической Британии, а в Западной Европе интересные новинки понемногу внедряются, — сообщил Нотт. — В остальном магическом мире магловская техника используется на нашем уровне и даже меньше. Там и маглы технически отсталые по сравнению с Европой. Кстати, Люциус, откуда этот запрет?

— До недавнего времени я не интересовался магловскими делами и помню только, когда он был принят, — сообщил Малфой после некоторого размышления. — В середине шестидесятых, когда министром был Нобби Лич, довольно скоро полетевший с поста за должностные злоупотребления...

— Люциус! — Мы оглянулись. В дверях столовой стояла Нарцисса. — Люциус, мы вас ждём в гостиной!

Действительно, наша задержка начинала выглядеть невежливой. Мы прекратили разговор и присоединились к остальным гостям.

3.

Кроме Эрни, ни у кого из нас не было магловской одежды, даже у меня, поскольку этим летом я жил не у Дурслей. Для поездки по магловским магазинам мы оделись в лёгкие рубашки и классические бриджи, что могло сойти за магловскую летнюю одежду. Джонс критически осмотрел нас, поморщился, но всё-таки решил, что сойдёт.

Мы портировались в магловский особняк Джонса в лондонском пригороде — три этажа, цветник и газон, гараж на три машины. Обронив мимоходом, что его жена и дети сейчас у родных, Джонс вывел из гаража длинную легковую машину с тремя рядами сидений и усадил нас туда. Сам он сел за руль и отвёз нас к ближайшему универсальному торговому центру.

Для большинства из нас это был первый выход в магловский мир. Винс с Грегом заинтригованно переглядывались, Драко предвкушающе морщил острый нос, Тед благодушно щурился, пребывая в глубочайшей уверенности, что если я рядом, то всё будет хорошо. После Джонса я был самым осведомленным о магловской жизни, но приютская подготовка Эрни тоже была не лишней, поэтому Джонс взял в поездку и его, чтобы тот помогал присматривать за парнями. Оставив машину на стоянке, маг повёл нас внутрь многолюдного пятиэтажного здания, строго-настрого приказав не отставать и не разбегаться. Даже я оказался в таком магазине впервые, не говоря уж об остальных, но привычка к дисциплине у нас была на высоте. До подросткового отдела мы добрались без происшествий, если не считать того, что пару раз пришлось тормошить Винса, в изумлении застревавшего у витрин.

Выглядели мы если не чужеземцами из другой эпохи, то зажиточными британскими провинциалами, и не только из-за одежды. У нас была другая манера держаться, другое привычное выражение лиц, на которых сейчас вдобавок было написано, что нам здесь всё в новинку. Зато Джонс держался здесь уверенно, и вышколенные столичные продавцы без вопросов стали выполнять его распоряжение подобрать нам всё, что потребуется на лето. Мы пробыли в отделе не меньше часа, пока не закупились всем, от кепи до кроссовок, затем посетили кафе-мороженое здесь же, на этаже. Покупки нам пришлось тащить с собой — никаких домовиков и уменьшающих чар. Джонс сказал в ответ на претензии Драко, чтобы мы сразу привыкали носить покупки, если нам предстоит до конца лета жить по-магловски. Впрочем, Драко быстро догадался всучить свои пакеты и коробки Грегу и Винсу.

На нас оглядывались. Мы не вписывались в этот мир. И это нам предстояло в себе изжить.

Рунная помолвка Теда была фактически браком. Кольца в ней создавались в процессе рунного ритуала, являлись мощными брачными оберегами и от чего только не защищали — и от сглазов, и от приворотных зелий и заклинаний, и от случайных увлечений, и от некоей категории болезней, и от нежелательного обзаведения потомством. Они или сами превращались в брачные, когда их магия признавала брак состоявшимся, или сами исчезали по прошествии трёх лет, с тяжёлыми последствиями для родовой магии обоих наречённых. Чтобы получились кольца с необходимыми свойствами, каждый участник ритуала должен был быть не ниже лорда магии. Кроме будущего супруга, в ритуале был обязан участвовать глава рода с каждой стороны, поскольку в процесс вовлекалась родовая магия. Мне, например, рунный брак не светил, потому что, являясь главой рода Поттеров, я не мог выполнять в ритуале сразу две роли.

Тед рассказал мне, что рунный брак был идеей Дианы. У Гросмонтов было шестеро детей — один сын и пять дочерей, причём Диана предпоследняя. Гросмонты были чистокровными с десятого века и состояли в родстве с английскими герцогами, но по нынешним временам они были не настолько богаты, чтобы выделить достойное приданое всем пяти дочерям. С поиском женихов у семейства тоже возникли затруднения, поэтому Диана была отпущена в Хогвартс и там облюбовала для себя моего друга и приближённого. Нотты для Гросмонтов не были партией, за которую расстаются с деньгами, и те соглашались отдать Диану за Теда только без приданого.

Для Ноттов, чьё положение в обществе сильно пострадало из-за прислужничества Волдеморту, было, напротив, большой удачей заполучить в род супругу из Гросмонтов. Нотт-старший был согласен принять Диану и бесприданницей, резонно считая, что это гораздо лучше такой же нищей грязнокровки, но гордая девчонка сама не захотела идти в новую семью с пустыми руками и предложила принести в приданое хотя бы магию, а это было возможно только через рунный брак. Ущерба родной семье это не наносило, поэтому её родственники не возражали. Поскольку у Теда не было матери, для ритуала предполагалось пригласить ту самую тётку Прюданс, в доме которой он воспитывался до школы, но тут Нотт-старший вспомнил, что в ритуалах я как сюзерен считаюсь в родительском статусе для Теда, и написал сыну.

Ритуал проходил в обоих родовых домах и делился на две части. Начинался он в родовом доме мага, который входил в другой род — обычно невесты, но иногда бывало, что и жениха — а заканчивался в родовом доме мага, принимавшем его будущего супруга. В подвале каждого родового дома имелся рунный зал, на пентаграмме которого и проходило действо. На ритуале присутствовали только непосредственные участники, которые свидетельствовали заключение союза всеми своими магическими титулами, поэтому ради сохранения их тайн зал накрывался щитом Aliquam Protectione, работавшим, как клятва о неразглашении всего, что происходило под ним. Наречённые вставали вдвоём на северном луче пентаграммы, ближние к ним лучи с обеих сторон занимали главы рода, следующие два — другие представители родов, чаще всего супруги глав рода. В данном случае со стороны Ноттов вторым вставал я.

Мы явились к Гросмонтам незадолго до полудня, на который был назначен ритуал. Нотт-старший, в тёмно-серой парадной робе с серебряной отделкой, держался строго и подтянуто, словно на старинном портрете. Я на этот раз был в вечернем выходном комплекте — том самом, чёрном с зеленью — и выглядел в нём на свои деньги и свою родословную. Тед в ослепительно-белой шёлковой рубашке и робе цвета синей стали был решительно неотразим, как и полагалось жениху.

В аппарационной нас встретили родители Дианы. Со старшей леди Гросмонт я уже был знаком, но больше никого тут не знал, равно как и Тед. Только его отец был знаком с обоими родителями, потому что вёл с ними переговоры о браке сына. Леди Гросмонт представила меня и Теда главе семьи, а затем повела нас знакомить с остальными членами семьи, вместе с Дианой ожидавшими нас в гостиной. Нас представили девятнадцатилетнему Марциусу, наследнику и высокомерному парню, глядевшему на нас примерно как Малфой на Уизли, и младшим дочерям — Флоре, Гестии и младшенькой Юноне. Старшая, Патриция, была два года как замужем и её здесь не было. Девчонки оказались дружелюбными и любопытными, две постарше засыпали Теда расспросами и глядели на него с таким восхищением, что Диана подобралась к нему и взяла его под локоть, заявив таким образом свои права на него. Мне в собеседницы досталась только девятилетняя Юнона, решившая, что 'мистер Поттер', как меня здесь представили, тоже еще маленький и почти её ровесник.

Около полудня мы спустились в рунный зал. Щит был уже установлен, по углам пентаграммы были расставлены пьедесталы, на которые нам надлежало жертвовать свою кровь по ходу ритуала. Диана косилась на меня с непонятной мне опаской, Тед ей что-то говорил тихонько и успокаивающе. Наконец все заняли свои места и ритуал начался.

Эту часть ритуала вёл отец Дианы как глава рода Гросмонтов. Он давал согласие на рунную помолвку и свой кровью и магией свидетельствовал разрешение на передачу родовых способностей Гросмонтов в род Ноттов. Каких именно, не оговаривалось, но, помнится, Тед говорил мне раньше, что в роду Дианы по отцовской линии наследуется способность к призыву сущностей с других планов. Нотт-старший принимал согласие, точно так же свидетельствуя его своей кровью и магией. Я и леди Гросмонт были поручителями ритуала, она со своей стороны, я со своей.

Последними вступали в ритуал Диана с Тедом — Диана давала брачную клятву, Тед принимал её. Оба клялись родом и кровью, после чего на пьедестале перед ними появилось кольцо для Теда. Если оно не появлялось, ритуал считался неудачным и продолжения не следовало, но у нас он прошёл успешно. Диана надела сияющий магией ободок на палец Теду, и первая половина ритуала на этом закончилась. Вторая половина ритуала проходила уже у Ноттов, её вёл отец Теда. Если у Гросмонтов происходила передача их родовой магии, то собственно помолвка заключалась во второй части ритуала. Мы засвидетельствовали будущий союз своей кровью и магией, Тед принёс брачную клятву Диане. Появилось кольцо, и он надел его на палец своей невесте.

Ритуал завершался поцелуем наречённых. На лице Теда впервые промелькнула тень замешательства, и я догадался, почему. Он еще не целовался со своей девчонкой, а тут ему предстояло сделать это при свидетелях. Пока он колебался, Диана положила ему руки на плечи и поцеловала его сама. Парень на мгновение замер, затем втянулся в процесс, девчонку обнял. Они едва касались друг друга губами, но поцелуй получился долгим, таким долгим...

Диана-охотница, я был на твоей стороне в твоей погоне за добычей. Надеюсь, ты сделаешь моего друга счастливым.

Губы они разомкнули, но так и остались стоять обнявшись, только развернулись к нам вполоборота. Настало время поздравлений, и я задержался у пьедестала, пропуская родителей вперёд. Гросмонты были искренне рады — одна из дочек, можно сказать, была пристроена, в семье стало на одну матримониальную проблему меньше. Отец Теда тоже был доволен — он не знал, как подступиться к устройству сыновнего брака, а тут вдруг всё само решилось за него.

Когда родители закончили с поздравлениями и пошли звать гостей, подошёл у наречённым и я. Тед смотрел на меня тепло и открыто, прижимая к себе своё тощенькое сокровище, устроившееся у него на груди, зато серые миндалевидные глаза Дианы глядели на меня так, словно девчонка старалась предотвратить моё приближение взглядом.

— Тед, Диана — мои поздравления, — произнёс я с шутливой церемонностью, подойдя к ним.

— Спасибо, сюзерен, — ответил Тед. — Утром я получил извещение из Гринготса — тоже спасибо.

— К сожалению, я пока мало чем распоряжаюсь, так что чем могу... — я улыбнулся и развёл руками.

— Что за извещение? — встрепенулась девчонка.

— Подарок сюзерена — потом скажу, — сообщил ей Тед. — Сюзерен еще неделю назад знал, что всё пройдёт прекрасно. Вот видишь, зря ты его боялась, — добавил он с мягким упрёком.

— Диана меня боялась, Тед? — я видел, что она и сейчас предпочла бы, чтобы меня здесь не было, но сделал вопросительно-изумлённое лицо, настаивая на ответе.

Тед опустил взгляд на неё, затем снова посмотрел на меня.

— Она меня к тебе ревнует, поэтому боялась за исход ритуала. — Диана недовольно пискнула, и он ободряюще прижал её к себе. — К грязнокровке она меня никогда не ревновала, а к тебе ревнует.

— Но ты ей объяснил, что это совсем другое и что одно другому не мешает?

— Наверное, я был недостаточно убедителен, — Тед вздохнул, прикинувшись опечаленным — это у него всегда получалось хорошо. — Она со мной соглашается, но всё равно не верит.

— Диана, — я внимательно поглядел на девчонку. — Надо разобраться, и прямо сейчас, потому что ты мне не чужая, а леди моего друга и приближённого. Между нами не должно быть недоверия. Мы здесь под Aliquam Protectione, из этого зала не выйдет ни слова.

Его и так бы не вышло, но нужно было дать ей повод для откровенности здесь и сейчас.

— Я понимаю... что это другое... наверное... — выговорила она, чуть задыхаясь, как когда-то на озере. — Но, Гарри, если мы с тобой вдруг окажемся в смертельной опасности... я не знаю, кого Тед будет спасать первым, меня или тебя...

Установилось молчание. Мы с Дианой — ладно, но и Нотт молчал.

— Тед, — сказал я наконец. — Не вздумай делать такую глупость и спасать меня первым. Я-то выкарабкаюсь, а она нет. Или ты в меня не веришь?

— Верю, сюзерен...

— Вот и замечательно. А ты, Диана, помни, что на то мы с тобой и умные, чтобы никогда не ставить Теда перед таким выбором. Это понятно?

Я видел, как по мере понимания из глаз девчонки исчезала настороженность.

— Понятно... — она легонько выдохнула и опустила голову Теду на грудь. Тот пробормотал ей на ушко что-то виноватое и утешающее — что именно, я не прислушивался.

— Значит, всё будет хорошо, потому что всё зависит от нас, — я улыбнулся. — Идёмте, нас наверху ждут.

До отъезда на магловскую дачу у нас оставалось ещё три дня, которые Тед с Дианой должны были провести в родовом поместье Ноттов. Остальные обитатели поместья обычно переселяются на эти дни в дом второго супруга, но Нотт-старший предпочёл провести их у Малфоев, разделяя время между тренировками по стихийной магии с нами и артефакторной комнатой. Он был неплохим артефактором, если учесть отсутствие у Ноттов этой родовой способности, и занимался изготовлением портальных артефактов, связывавших наши поместья. У нас имелась и каминная сеть, но она находилась под министерским учётом и была доступна для его служащих.

За эти дни я удалил метки у Малфоя и его ближайших союзников. Это оказалось тонкой и сложной работой, потому что пришлось исправлять последствия длительного ношения метки. Заодно я исправил в энергетических структурах моих пациентов то, что казалось мне наиболее заметными несовершенствами. То ли поэтому, то ли потому что метка действительно в какой-то степени подавляла их силу, но все четверо отметили, что без метки колдуется легче.

Малфой вспомнил, что собирался найти нам с Драко невест, и вызвал нас для этого к себе в кабинет. Чем выше по положению маг, тем труднее подобрать ему брачную пару, поэтому выбор у нас был небольшой. С Драко было легче, потому что родители занимались подбором ему невесты чуть ли не с его рождения — все возможные кандидатуры были давно изучены, астропрогнозы браков давно составлены и предварительные переговоры проведены. Со мной такой работы еще не велось, поэтому мне предлагалось только посмотреть колдографии кандидаток для предварительного выбора.

Честно предупредив меня, что я буду выбирать после Драко, Малфой вручил ему пять колдографий девчонок в возрасте от десяти до тринадцати лет — сёстры Гринграсс, Летиция Рутвен, Аманда Биго и Джозелин Линдси. Несмотря на то, что в начале лета Драко исполнилось тринадцать, он был ребячлив и до недавнего времени мало интересовался девчонками, но помолвки Винса и Теда заметно сдвинули шкалу его интересов в эту сторону. Оба парня как-то сразу стали выглядеть старше и взрослее, а завидовать Драко умел. Кроме того, он всё еще не мог смириться с рождением второго ребёнка в семье и не упускал случая кинуть язвительное замечание на эту тему — не при родителях, однако. Он стал бояться разочаровать их.

Поэтому Драко отнёсся к выбору настолько вдумчиво, насколько он был способен, без легкомыслия и капризов. Тем не менее он изобразил разочарованный вздох и обиженно посмотрел на отца:

— Это всё?

Малфой не удостоил его ни малейшим объяснением, считая, что его сын достаточно взрослый, чтобы самому всё понимать.

— Я в своё время выбирал из трёх, — только и обронил он.

Драко снова пересмотрел колдографии и жалобно сказал:

— Я что, прямо сейчас должен выбирать?

— Можешь подумать до конца лета, но других не будет. И если ты не выберешь сейчас, я предоставлю выбор Гарри, а ты в конце лета будешь выбирать из оставшихся.

Ущемления в привилегиях Драко потерпеть не мог. Он снова взял колдографии.

— Дафна мне еще в Хогвартсе надоела, — он отложил одну колдографию. — А эта курносая, не люблю курносых, — он отложил ещё одну и завис над остальными тремя. — Поттер, глянь, ты какую бы выбрал?

Я посмотрел на девчонок с колдографий. Одна глядела серьёзно и замкнуто, другая выглядела простушкой, третья казалась милой и покладистой.

— Беленькую бери, не ошибёшься, — посоветовал я.

— Беленькую... — Драко переводил взгляд с одной фотографии на другую. — Ты уверен?

— Главное, чтобы ты был уверен. Не нравится, выбирай другую.

— Нее, тогда эту ты возьмёшь... — он протянул колдографию с блондиночкой отцу. — Ладно, пусть будет Астория, у неё волосы как у мамы.

Малфой издал одобрительный смешок — аргумент сына ему понравился.

— В этом году Астория будет поступать в Хогвартс, там ты узнаешь её поближе. Веди себя с ней соответственно, постарайся не разочаровать ни меня, ни её. А я свяжусь с её родителями, они ждут нашего ответа. Если не случится ничего неожиданного, помолвка состоится следующим летом. — Он кивнул на оставшиеся колдографии: — Теперь выбирай ты, Гарри.

Я уже видел их все, поэтому сказал сразу:

— У этих девчонок прогнозы не под меня, а под Драко.

Малфой понимающе кивнул и достал из письменного стола ещё три фотографии.

— Эти не подошли Драко по прогнозам.

Я пересмотрел все колдографии и отобрал две.

— Вот на эти можно сделать прогнозы, без переговоров с семьями.

Мы с ним договорились вернуться к этой теме в конце лета, перед отъездом в Хогвартс. А пока я стал собираться к маглам.

4.

От Лондона до Брайтона был час езды на машине. Это Джонс настоял, чтобы мы отправились на дачу по-магловски, раз уж начинаем погружение в этот мир. Палочки мы оставили у Малфоев ради большего реализма, да и колдовать нам за пределами особняка всё равно было нельзя. Наши вещи были уже на месте, Джонс отправил их туда несколько дней назад.

Скучно в дороге нам не было. Такая поездка была в новинку даже мне и Эрни, а остальные парни буквально прилипли к окнам. Современная автострада, огромное количество едущих по ней машин, толпы маглов в населённых пунктах, придорожные магазины, броская щитовая реклама — всё это производило сильное впечатление на новичков.

— Другая цивилизация, — подытожил общее впечатление Тед, когда мы подъезжали к Брайтону.

Дача оказалась просторным двухэтажным особняком с прилегающим к нему довольно-таки большим куском территории, обнесённым высоким глухим забором. Она располагалась среди таких же участков в приморском дачном районе, большую часть года стояла нежилой и была на охране под сторожевой сигнализацией. К нашему приезду Джонс нанял двух женщин, сменявшихся через день, в чьи обязанности входило готовить нам обед и наводить порядок в доме, и консультанта по школьным наукам и по магловской технике. Это был студент-старшекурсник, проживавший неподалёку в снятой Джонсом квартире и называвший себя клавишником.

Завтрак и ужин мы должны были обеспечивать себе сами. Это входило в магловское обучение, запланированное для нас Джонсом. В первый день он показал нам дом и гараж, продемонстрировал, как пользоваться кухонной техникой и телевизором, и сводил в ближайший торговый центр, где мы должны были закупать продукты. Когда мы вернулись с прогулки по окрестностям, обед для нас был уже готов. К трём часам дня на дачу явились остальные нанятые работники, и нас познакомили. Меня Джонс оставил за старшего и представил обслуге как парня, с которым будут решаться все организационные вопросы. Сам он собирался появляться здесь раз в неделю по выходным и проверять, как у нас идут дела. Не желая оставаться вдали от новостей магической Британии, я уговорил его приносить нам 'Ежедневный Пророк' за предыдущую неделю.

Когда Джонс распрощался с домработницами и студентом, он показал нам, как включать сторожевую сигнализацию на ночь, и оставил нас одних. Я толкнул перед парнями речь на тему, что магловские науки тоже нужно знать и что каждый желающий может приобщиться к ним через учебники, стоящие здесь в шкафу. Но это было нашим факультативом, а основная программа нашего пребывания здесь заключалась в освоении быта. Поскольку завтрак и ужин мы должны были готовить сами, я разделил нас на две команды, мою и Драко, которые должны были по очереди заниматься кухней через день. Возмущение Малфоя-младшего по этому поводу нужно было видеть...

— Я тебе что — домовый эльф?! — гневно подступил он ко мне.

— Драко, вас трое и ты главный, — напомнил я, предвидя такую реакцию парня. — Мне всё равно, кто из вас будет заниматься бытом в ваш день, но всё должно быть сделано.

Малфой поутих. До него дошло, что у него есть Винс и Грег, на которых можно перевалить хозяйственные дела. Вот и прекрасно, пусть он хотя бы научится распределять обязанности своим подчинённым.

— А сейчас все, кто этого не знает, пусть выучат правила магловского дорожного движения, главу о пешеходах, — распорядился я. — Без этого я вас из дома не выпущу, брошюры — в шкафу. В магловедении это идёт первой главой, сразу же после введения, но вам нужно это знать сейчас и наизусть. И запомните, когда мы находимся в общественных местах маглов, у нас там нет никаких привилегий перед ними. Вести себя нужно точно так же, как и они, или у нас будут неприятности. Особенно это касается тебя, Драко.

— Да понял я, понял, — буркнул он.

С тех пор, как Драко узнал о прибавлении его семьи, он стал крайне раздражительным и вывести его из себя стало очень легко. Я приготовился вовремя пресекать его взбрыкивания, но парень вёл себя на магловских улицах на удивление благоразумно. Если от детской трусости он избавился еще на первом курсе, то природная малфоевская осторожность была и оставалась у него в крови.

Мы стали втягиваться в магловскую жизнь. Мне было непонятно, откуда у Малфоя с его исключительной памятью такая неприязнь к учебному процессу, но он скоро отвалился от наших занятий с клавишником и всё свободное время посвящал телевизору и ленивому перелистыванию научно-популярных книг. Грег и Винс тоже отказались от компьютерного ликбеза, едва научившись включать компьютер. Их гораздо больше интересовало другое. На даче был небольшой тренажёрный зал, где они продолжали занятия боевыми искусствами, и они наконец получили свободный доступ к магловской литературе по единоборствам. На первой же неделе пребывания на даче они накупили кучу книг по всяким видам борьбы и теперь осваивали кое-что оттуда. Вдобавок Грег пристрастился смотреть спортивные телепередачи, а Винс неожиданно увлёкся кухней. Готовить завтраки и ужины было для него не в тягость, а в удовольствие, поэтому в его дежурство у нас на столе всегда бывало что-нибудь вкусненькое. Его любимым занятием стало просматривать кулинарные пособия и мечтать, как он закончит школу и откроет собственный ресторан.

— Не окупится, — разочаровал его Джонс, навещавший нас по субботам. — Клиентов мало.

Он говорил со знанием дела, экономика магической Британии не была для него тайной. Винс принял к сведению слова Джонса, но огорчался недолго.

— Тогда я магловский ресторан открою — ведь можно же?

— Можно, — и они пустились в дебри рассуждений о том, что нужно для открытия магловского ресторана. По телевизору шли магловские новости, я слушал их вполуха и заодно просматривал номера 'Пророка', навёрстывая упущенное за неделю. Вдруг я увидел в позавчерашнем номере колдографию семейства Уизли в полном составе на фоне египетских пирамид. К колдографии прилагалась коротенькая заметка:

'Работник Министерства Магии выигрывает главный приз!

Артур Уизли, начальник сектора борьбы с неправомерным использованием магии в отделе обеспечения магического правопорядка, выиграл главный приз в ежегодной лотерее, проводимой 'Прорицательской газетой' по поручению Министерства Магии. Семьсот галеонов из министерского фонда были торжественно вручены победителю.

Довольный мистер Уизли потратил эти деньги на поездку всей семьёй в Египет, где его сын Билл работает устранителем проклятий в египетском филиале международного гоблинского банка Гринготс.

Семья возвратится домой к началу учебного года в Хогвартсе, где обучаются четверо младших детей Уизли.'

— Смотрите-ка, мистер Джонс, — прервал я его содержательную беседу с Винсом. — Уизли-старший — знаете его? — оказывается, выиграл в лотерею. Бывает же такое везение...

— Знаю. — Джонс поморщился. — Не удивляйтесь его везению, мистер Поттер, это известно как делается. 'Прорицательская газета' официально не принадлежит Министерству, но ест из его рук. Если нужно кинуть кому-то подачку из министерской казны, Министерство устраивает через эту газету лотерею, для чего нарезает тысячу кусков бесполезной бумаги и пытается продать их дуракам, а затем объявляет своего ставленника победителем. Насколько я помню, в семье Уизли недавно случилась серьёзная неприятность?

— Да, их дочка погибла во время учёбы в Хогвартсе.

— Вот в Министерстве и решили, что в этом году выигрыш полагается Уизли. Это Фадж очки себе набирает, обычное дело. Наш министр даже побывал вчера с визитом в Азкабане, впервые за Мерлин знает сколько лет. В сегодняшнем номере статья как раз об этом...

'Внимание! Разыскивается опаснейший преступник!', — перебил его голос диктора с телеэкрана.

К объявлению прилагался портрет измождённого, заросшего волосами человека средних лет, в профиль и в фас. Мы невольно уставились на экран, а диктор продолжал вещать:

'Сириус Блэк, пожизненно осуждённый к тюремному заключению за зверское убийство четырнадцати человек, сбежал из тюрьмы строгого режима и уже сутки находится на свободе. Преступник невменяем и чрезвычайно опасен. Всем, кому известно его местонахождение, просьба немедленно сообщить о нём по открытой у нас горячей линии. Телефонный номер линии...'

Краем глаза я заметил, что Джонс вдруг оперся локтями на колени и уткнулся в ладони лбом. Повернувшись к нему, я увидел, как пальцы мага впиваются в его собственные волосы, и не смог произнести ни слова. Он застыл в этой позе, а мы с парнями обеспокоенно переглядывались, не смея обратиться к нему. Наконец я решился и позвал:

— Мистер Джонс? — а затем погромче: — Мистер Джонс!

Он оторвал руки ото лба и опустил их, сцепив пальцы и глядя прямо перед собой.

— Мистер Джонс, что-то случилось? — осторожно спросил я.

— Мне нужно уйти сейчас, — сказал он севшим, незнакомым голосом и, не вставая с места, активировал портключ.

Джонс исчез, оставив нас в полной тревоге. Даже Винсу было очевидно, что произошло нечто чрезвычайное, но никто не понимал, что именно. Я мог только предполагать, что потрясение Джонса связано с телевизионным объявлением, потому что недавно слышал историю сбежавшего преступника от гоблина в Гринготсе.

Сириус Блэк, кузен Нарциссы и мой троюродный родственник, отлучённый от родовой магии за поведение, недостойное наследника рода. Сириус Блэк, убивший своего друга и предавший моих родителей. Маг, разыскиваемый маглами...

Джонс позвонил наутро по магловскому телефону и сказал, чтобы мы не волновались и что у него всё в порядке. Голос мага был твёрдым, свидетельствующим о самообладании, и я успокоился за него. Но дурное предчувствие, не покидавшее меня со вчерашнего вечера, никуда не исчезло.

На свой день рождения, который мы справляли у Малфоев, я улучил минутку и поинтересовался у Люциуса, правда ли, что сбежавший Сириус Блэк был предателем моих родителей, работавшим на Волдеморта. Тот задумчиво сощурился и напомнил мне, что в последние два года Лорд был невменяемым, поэтому его бредни об опасности, угрожающей ему от младенца, отнесли туда же и никто из Упивающихся не воспринял их всерьёз.

— Представляешь наше общее изумление, Гарри, когда оказалось, что кошмар всей магической Британии действительно убился об полуторагодовалого ребёнка? — Малфой иронически усмехнулся. — Но ещё больше мы удивились, когда в газетах появились сообщения о том, что Сириус Блэк выдал Поттеров Лорду.

— Неужели это было настолько невероятным?

— Это было абсолютно немыслимо. Лорд еще мог быть невменяемым настолько, чтобы бояться младенцев, но уж точно не настолько, чтобы поступить вопреки своей паранойе и поверить Сириусу. Блэк был истинным гриффиндорцем — упёртым, безмозглым, импульсивным крикуном, у которого ноги всегда опережали голову. У него чуть ли не корчи начинались при одном упоминании о Лорде и Упивающихся, но если бы бредовое предположение, что Сириус мог втайне работать на Волдеморта, могло оказаться правдой, у нас это знали бы.

— Значит, вы знаете, кто на самом деле предал моих родителей? — вскинулся я.

— В том-то и дело, что не знаю, и это выглядит странным. Кто заставил Лорда испугаться младенца, я знаю. Это Снейп. Тогда он подслушал у Дамблдора первую половину какого-то дурацкого пророчества о младенце и ему так захотелось выслужиться, что он доложил об этом Лорду в обход меня и не посоветовавшись со мной. Мальчишество, которое ничем хорошим для Снейпа не кончилось — выслуживаться тоже надо уметь. Более того — перед тем, как докладывать о пророчестве одному из его участников, нужно очень хорошо подумать, и если бы я об этом знал, я бы Снейпа остановил. Лорд потребовал навести справки, по которым выявилось два подозрительных младенца — ты и Невилл Лонгботтом. Подозрение пало в первую очередь на тебя, потому что Лонгботтомы не прикрывались Фиделиусом, но как Волдеморт проник к Поттерам под Фиделиус, у нас не знает никто. В ту ночь он не только не взял с собой никакой боевой поддержки, но и никого ни о чём не предупредил — это на него не похоже, потому что обычно он себя берёг. О том, что там он превратился в кучку пепла, мы узнали на следующий день из газет.

— Что это было за пророчество? — спросил я, едва дождавшись, когда Малфой закончит говорить.

— Если мне не изменяет память, что-то вроде 'грядёт тот, у кого хватит могущества победить Тёмного Лорда, рождённый на исходе седьмого месяца теми, кто трижды бросал ему вызов'. За точность слов не ручаюсь, но смысл гарантирую, у нас тогда это неоднократно обсуждали.

— И это всё?

— Да. Снейпа спугнули и остальное он не слышал.

Я вдумался в приведённые Малфоем слова, пытаясь обнаружить в них то, что так устрашило Волдеморта.

— Чушь какая-то, — подытожил я наконец. — Из этих слов никак не следует, что драка неизбежна — при должном подходе предрекаемый маг вполне мог бы стать могущественным союзником. Нужно быть параноиком, чтобы попасться на такое.

— Все мы считали так же, но Лорд тогда и был параноиком. Он убивал своих и чужих, направо и налево. Ни о каком союзнике не могло быть и речи.

— Прежде чем нападать на моих родителей, Лорду следовало как минимум попытаться узнать оставшуюся часть пророчества. Лет пятнадцать на это у него в запасе было. И не было никакой необходимости делать это лично.

— К тому времени он уже привык решать свои дела в стиле 'нет человека — нет проблемы'. А почему он пошёл убивать тебя лично... ну что с сумасшедшего взять?

Очень удобно считаться сумасшедшим — делай что хочешь, и никто не задастся вопросом, почему ты это делаешь.

— Если не Лорд, то, может, хоть кто-то пытался узнать это пророчество целиком?

Малфой неопределённо пожал плечами.

— Судя по словам Снейпа, об этом пророчестве мог рассказать только Дамблдор. Еще пророчество можно было вытянуть из памяти самой пророчицы Трелони, но Трелони и по сей день безвылазно живёт в Хогвартсе. Добраться до неё очень непросто, а после того, как Лорд исчез, это никому уже не было нужно.

— Но если Лорд не погиб, то и пророчество остаётся в силе. Они где-нибудь записываются?

— В отделе Тайн Министерства имеется артефакт, который записывает все подлинные пророчества в зачарованные шары с указанием на них имён участников пророчества. Эти шары складируются в специальной комнате на стеллажах. Прочитать содержимое шара могут только лица, вовлечённые в это пророчество.

— И какой смысл в хранении шаров, если их больше никто не прочитает?

— В основном для того, чтобы разоблачать ложных пророков. Видишь ли, Гарри, пророк предсказывает только одну из альтернатив будущего, и чем больше народа в неё поверит, тем вероятнее она становится. Чтобы пророчество стало исполняться, нужно, чтобы в него поверил хотя бы один из его участников, но если оно будет у всех на слуху и в него поверит множество стороннего народа, оно также становится более вероятным. Умным людям не нужно, чтобы наше будущее стало детерминированным, поэтому пророчества скрывают от посторонних глаз.

— А это ничего, что я — участник пророчества и вы рассказываете мне о нём?

— От тебя уже незачем скрывать его, потому что в него поверил другой его участник.

— Кто-нибудь из Упивающихся пытался выяснить обстоятельства развоплощения Волдеморта?

— Нам тогда было не до этого — мы лишились единого руководства. Замены лидеру у нас не было, об этом позаботился сам Лорд. Аврорат воспользовался нашим замешательством, начались массовые аресты. Только Белла не поверила, что Лорд пропал, и попыталась что-то выяснить, но для неё всегда был интереснее процесс, а не результат. Поэтому она не только не добилась никакого результата, но и начудила с процессом. Ты ведь слышал про Лонгботтомов?

Мне говорили, что из-за тогдашнего визита Беллы родители Невилла сошли с ума и с тех пор находятся в клинике Святого Мунго.

— Да.

— Остальные спасались, кто как может, и никому не было дела до того, как именно развоплотился Лорд. Откровенно говоря, многие из нас втайне радовались его гибели и надеялись, что это навсегда. Подробности не волновали никого.

Вряд ли свидетелей налёта на дом Поттеров можно было найти двенадцать лет спустя, но можно было хотя бы побывать на месте происшествия и осмотреть его.

— Как мне попасть к дому родителей? — спросил я у Малфоя.

— Если хочешь, я провожу тебя туда, — предложил тот.

— Я хочу поспрашивать соседей. Они станут откровеннее, если я буду там один, — пояснил я своё намерение.

— Возможно, — согласился Малфой. — В пределах Британии ходит автобус 'Ночной рыцарь', который за небольшую плату довезёт тебя до Годриковой лощины. Чтобы вызвать его, нужно встать на обочину дороги и махнуть палочкой, думая о том, что тебе нужен транспорт. Обратно у тебя есть порталы, как сюда, так и на дачу Джонса.

Он кивнул на мой портальный браслет, замаскированный под магловские часы. Впрочем, время браслет тоже показывал.

— Дядя Люциус, у вас есть предположения о том, чем побег Блэка мог так встревожить Джонса? — поинтересовался я напоследок.

— Есть, но это не моя тайна, — просто сказал Малфой. — Пусть Джонс рассказывает сам, если он этого захочет.

5.

Я стоял на окраине Годриковой лощины, где меня высадил 'Ночной рыцарь'. Только что пережитая — и, как ни странно, благополучно пережитая — поездка наводила на размышления, которые я не стал откладывать на потом. Пока еще свежо было воспоминание, я перебирал в уме подробности поездки и пытался совместить их с законами физики, недавно вычитанными в магловском учебнике.

Нет. Магловская физика здесь и рядом не ночевала. Закон инерции, например, для 'Ночного рыцаря' был не писан. Точнее, писан частично — подумаешь, швыряло по стенкам, когда должно было раскатать в кровавое тесто. Похоже, автобус перемещался по грани магловского и волшебного мира, обладавших разными свойствами. Дорожные объекты расступались перед ним, что свидетельствовало о раздвигании незыблемого магловского трёхмерного пространства. Тот же принцип, по которому укрываются наши жилища от маглов, только в динамике.

Это что же, знание магловской физики вообще бесполезно магам? А если и интересно, то только теоретически?

Получается, что мы принадлежим другой реальности с иными свойствами, пропитывающей магловский физический мир, словно вода — ватный шарик, и при определённых условиях возможно частичное расслоение этих двух реальностей. Странно, что в школьном курсе об этом нет ни слова — маглы вон, напротив, начинают обучение с фундаментальных законов своего мира. Это у нас 'палочкой туда, палочкой сюда'...

Или это никого не интересует? Считается, что реальность одна, и она наша?

Надо будет Эрни это подкинуть. Он равенкловец, вот пусть и думает.

В Годриковой лощине маглы издавна жили вперемешку с магами, не подозревая об их существовании. Эта местность была обжита магами более тысячи лет назад и частичное расслоение реальностей накрывало её всю. Для маглов это была большая сельскохозяйственная долина, с деревней вдоль реки, с полями, фермами и прочими сельскохозяйственными постройками. У нас здесь располагалось несколько поместий и посёлок для небогатых магов, со своими полями и фермами. Достаточно было небольшого волевого усилия, чтобы перейти из одной реальности в другую.

Поскольку автобус высадил меня в магической Годриковой лощине, в ней я и находился. На удалении друг от друга высились особняки старинных родов, вдоль реки тянулась цепочка коттеджей, к которой от остановки вела просёлочная дорога.

Я пошёл по дороге, надеясь спросить кого-нибудь, где находится жилище Поттеров, но поблизости никого не было. На подходе к деревне я увидел развалины, к которым была протоптана тропинка, и свернул туда. Тропинка заканчивалась у мемориального обелиска, на котором были высечены имена моих родителей. Значит, эти руины и были особняком Гриффиндоров, полученным моим отцом по завещанию деда.

По тому, что мне было известно из рассказа Хагрида, особняк не должен был так пострадать. Если Волдеморт проник сюда, убил моих отца и мать, а затем развоплотился при попытке убить меня, откуда взялись руины? Однако, в воспоминании прежнего Гарри были блики огня, пляшущие по стенам. Снаружи что-то уже горело, когда налётчики вошли в детскую.

При Годрике дом наверняка считался богатым — он был рассчитан на семью в десяток жильцов, а если потесниться, то и в полтора — но по нынешним временам это было довольно-таки скромное сооружение, скорее коттедж, чем особняк. Я вызвал воспоминание маленького Гарри и стал просматривать, пытаясь совместить его с тем, что находилось передо мной. Попутно всплыли и другие воспоминания того времени — как отец переносит меня на первый этаж и я играю там фигурками зверюшек на ковре перед диваном...

— Добрый день, — раздался позади меня дребезжащий старческий голос.

Я обернулся. Там стояла сухонькая древняя старушонка в сильно поношенной робе неопределённо-бурого цвета, опиравшаяся на старомодную клюку. На шее старушонки болтался с десяток амулетов, её глаза смотрели на меня не по возрасту зорко и въедливо.

— Добрый день, — вежливо ответил я.

— Вы пришли к мемориалу, молодой человек? — доброжелательно поинтересовалась старушка. И продолжила, не дожидаясь ответа: — В первые годы сюда много людей приходило, вон и тропку протоптали... Это теперь сюда редко захаживают.

Я кивнул на развалины:

— Вы жили здесь, когда это случилось, миссис... ээ...

— Мисс Бэгшот, молодой человек. Батильда Бэгшот. Да, я безвыездно живу здесь с тех пор, как оставила преподавание в Хогвартсе.

Этим именем был подписан учебник по истории магии, по которому преподавал Бинз.

— Мистер Гарри Поттер, к вашим услугам, — представился я.

— Тот самый Гарри? Сын Джеймса и Лили? — старушка заметно удивилась. Она подошла поближе и, щурясь, стала рассматривать моё лицо. — Верно, похож — глаза матери, лицо отца, только без очков. Как же всё-таки причёска и выражение лица могут изменить внешность... Но где ваш знаменитый шрам, мистер Поттер?

— Его удалили, когда я попал в магловскую больницу. Бывает, что и шрамы со временем исчезают.

Мисс Бэгшот понимающе покивала, продолжая разглядывать меня.

— Вы что-нибудь помните о том, как это случилось? — я мотнул головой на останки коттеджа.

— Помню, мистер Поттер, — вместе со мной она уставилась на развалины. — У меня уже много десятилетий старческая бессонница. Обычно старики пьют усыпляющие зелья, но я никогда их не пила — усыпляющие зелья снижают остроту ума, запомните это, мистер Поттер. Поэтому около полуночи я заметила на стенах комнаты блики огня с улицы и увидела в окно, что горит дом Поттеров. Я накинула зимнюю робу и вышла посмотреть, не могу ли я чем-нибудь помочь. Но дом уже пылал, а я всего лишь очень старая женщина, мистер Поттер. Я давно пережила свою магию и ничего не могла с этим поделать.

— Но вы видели, что тут происходило?

— Я собиралась подойти поближе, насколько позволял пожар, но тут дверь дома распахнулась. Это буквы у меня перед глазами расплываются, а вдаль я и сейчас хорошо вижу — и я увидела, что это были не Поттеры. Поэтому я не пошла вперёд, а остановилась вон за тем деревом.

Старушка указала клюкой на большое развесистое дерево, одиноко растущее между посёлком и развалинами.

— Вы разглядели этих людей, мисс Бэгшот?

— О да, разглядела, насколько это возможно было ночью. Их было двое, оба рослые, оба в длинных плащах с капюшонами, накинутыми на головы. Один всё время держал левую руку под плащом так, словно на ней лежал свёрток — я еще подумала, что это ограбление. Второй двигался странно — по моему прежнему опыту, я бы заподозрила, что он был сразу под несколькими заклятьями, в том числе и под Империо. Когда они отошли на несколько шагов от крыльца, из-за горящего дома к ним вывернулся третий, тоже в плаще с накинутым капюшоном — толстенький, приземистый, держался подобострастно. Я подумала, что это и есть поджигатель, потому что дом занялся снаружи. Тот, который был как бы со свёртком, сказал что-то остальным двоим, и они пошли вон туда, — мисс Бэгшот указала клюкой сквозь развалины, — а сам он направился в ту рощицу рядом с дорогой. Я тогда сильно разволновалась, мистер Поттер. Я поспешила назад в деревню, чтобы поднять тревогу, но по пути мне стало совсем дурно, и я упала в обморок. Когда я очнулась, уже светало, сама я прозябла насквозь, а на пожарище остались одни головешки. Поэтому я не видела, как сюда прибыли спасатели и как они вытащили вас из дома. Я всего лишь очень старая женщина, мистер Поттер.

— Вы рассказали всё это на расследовании?

— Никакого расследования не было, мистер Поттер. Была газетная шумиха, в которой говорилось, что здесь побывал и развоплотился Неназываемый. В ту ночь он действительно исчез, поэтому незачем было что-то расследовать.

— Мои родители захоронены здесь, под обелиском?

— Нет, на кладбище. Они тогда оба сгорели, поэтому там был захоронен пепел с пожара.

— То есть, похороны были символическими... — понял я. — Как мне найти их могилы?

— Я провожу вас, мистер Поттер, если вы не возражаете.

Я не стал возражать и пошёл вместе с ней на местное кладбище, приноравливаясь к тихому шагу старушки. Пока мы шли, она указывала на разбросанные по долине поместные усадьбы и рассказывала, кому они принадлежат. Строились эти усадьбы столетия назад и, за немногими исключениями, сейчас представляли из себя ценность скорее историческую, чем материальную. Здесь когда-то жил не только Годрик Гриффиндор, но и трое братьев Певереллов, и, насколько мне было известно из книги-артефакта, здесь же находился дом светлейшего мага Альбуса Дамблдора. Но одно дело — книга-артефакт, и совсем другое — живой человек, который наверняка был знаком с семейством Дамблдоров.

— Здесь ведь родина нашего нынешнего директора Хогвартса? — поинтересовался я у мисс Бэгшот. Та недовольно поджала губы и указала клюкой на коттедж за два дома впереди по улице.

— Вот их дом, этих Дамблдоров, только здесь давно никто не живёт. Соседи они мои, мой дом как раз напротив, — по интонации старушки я понял, что она недолюбливает Дамблдоров, и это еще мягко сказано. — Но родина Альбуса не здесь, а в Насыпном Нагорье, а сюда они уехали подальше от пересудов, когда его отца посадили в Азкабан. Их мать, Кендра, тогда переехала, а с ней трое детей. Старшим у них был Альбус, затем Аберфорт, и младшая, Ариана. Кендра была маглокровкой от дочери североамериканского землевладельца и от его слуги-индейца, которую отправили рожать в Англию, чтобы скрыть позор. С лица она была вылитый папаша-индеец и по характеру такая же, суровая и молчаливая. Их отец, Персиваль, был чистокровный, но простой, без традиций. Я сама его не видела, но Альбус с Аберфортом, видать, в него пошли, потому что на мать они были совсем не похожи, зато дочка была вылитая Кендра. Характером все трое, видать, пошли в отца — в гневе себя не помнили.

— Я читал в 'Пророке', что отца нашего директора посадили в Азкабан за убийство троих магловских детей, — вспомнил я зимнюю газетную кампанию. — Если его семья уехала от слухов, значит, здесь об этом ничего не известно?

— Как — неизвестно? Известно. Земля слухом полнится... — мисс Бэгшот остановилась посреди дороги и оперлась на клюку — тема разговора задела её за живое. — Дочка эта, Ариана, родилась у них на головку двинутой. В шесть лет она как-то сумела выбраться из-под родительского присмотра на улицу и встретилась там с магловскими мальчишками. Они стали дразнить её дурочкой, и у неё случился сильный выброс магии. Отец от её крика выбежал на улицу, увидел, что дочурку обижают, да у неё на глазах и заавадил всех троих. Девочка после этого окончательно свихнулась. На суде он говорил, что совсем не помнит, как это получилось.

— Эту дочку, Ариану, хоть вылечили?

— Может, и вылечили бы, если бы отдали лечить, но Кендра не верила лекарям и держала дочку дома. Я иногда видела по ночам из окна, что её гулять на двор выпускают. Однажды на Ариану накатило, и она убила выбросом магии свою мать. Альбус с Аберфортом тщательно скрывали это от людей, но я-то знаю, мне племянник перед отъездом рассказывал.

— Если это была такая тайна, откуда её мог знать ваш племянник? — недоверчиво спросил я, зная на собственном опыте, как обходятся с важными тайнами.

— Дружили они с Альбусом. Очень... близко дружили, — старушка осуждающе усмехнулась на слове 'очень'. — Вы должны были слышать о моём племяннике — кто не слышал о Геллерте Гриндевальде...

Ещё бы я о нём не слышал! Очередной Тёмный Лорд, в сороковые годы построивший всю магическую Западную Европу и заточённый в Нурменгард Альбусом Дамблдором.

— Это был ваш племянник?! — не удержался я от восклицания.

— Почему был, он и сейчас жив, — поправила меня мисс Бэгшот. — У нас в роду все — долгожители. А тогда, в конце того века, он приехал ко мне погостить, пока скандал не поутихнет. Его тогда из Дурмстранга исключили.

— Припоминаю, — подтвердил я. — За чрезмерное увлечение тёмной магией.

— Из Дурмстранга — за тёмную магию? Мистер Поттер, Дурмстранг — это вам не Хогвартс, за тёмную магию оттуда еще никого не исключали. Нет, мистер Поттер, моего племянника исключили не за это, а за такое, что и выговорить стыдно. Это сейчас нравы порченые, а тогда подобные вещи очень осуждались обществом, поэтому наша семья распустила ложные слухи о мальчике. Но дело прошлое, и теперь я могу сказать вам, что Гела исключили за растление других мальчишек. Если уж он позволял себе такое, ему следовало таиться, а он был беспечным. Там кто-то кого-то приревновал, случилась драка, и Гела раскрыли. Ему пришлось срочно уезжать из Европы, вот он и приехал ко мне.

Я понял, на что намекала старушка, упирая на очень близкую дружбу племянника с Альбусом.

— О Гриндевальде с Дамблдором и сейчас поговаривают. Мне уже рассказывали.

— Да, Гел был беспечным, — мисс Бэгшот вздохнула. — О том, что у них с Альбусом не просто так, вся Годрикова лощина знала. Но у мальчиков были не только эти, но и другие общие интересы — и почему вам, молодым, всегда кажется, что этот мир так плох и что именно вам предстоит его переделать... Вот и они решили переделать мир ради общего блага — цель определили, план накатали, кучу книг перелопатили. Даже легендарные Дары Смерти искать надумали. И девиз у них был такой — 'Ради Общего Блага'. Эх, Гел, Гел...

— Разве Дары Смерти — не просто легенда?

— Может, их и не сама Смерть подарила братьям Певереллам, но такие артефакты существуют. Один даже в вашем роду хранился, мистер Поттер — мантия-невидимка. Вы должны знать, что род Поттеров по женской линии наследует от младшего Певерелла, Игнатуса.

— Да, я знаю.

— Это хорошо, прошлое знать надо, — старушка распрямилась, и в ней промелькнуло что-то от прежней Батильды Бэгшот, автора 'Истории магии'. — Так вот, мистер Поттер, у Альбуса от Гела тогда секретов не было, поэтому Гел знал, как умерла Кендра. И всё у мальчиков было прекрасно, пока из Хогвартса не вернулся младший брат Альбуса. Аберфорт тогда был парень видный — рослый такой, широкоплечий — а Гел насчёт своих отношений был беспечный и не придавал им никакого значения. 'Это с девчонками нужно быть верным, им это надо, у них дети бывают — а с парнями зачем?' — говорил он, помнится. И он умел быть неотразимым, когда захочет, было у него такое. Три дня всего прошло, и Альбус наткнулся на Гела с Аберфортом в коридоре... в таких обстоятельствах, что сомневаться было невозможно. Он накинулся на них с обвинениями, Гел ответил ему такое, от чего Альбус вообще обезумел и швырнул в него смертельным проклятием Конфларе Магика. Гел увернулся, но сзади него как раз подходила Ариана. Она услышала крики в коридоре и вышла на шум — и проклятие угодило в неё. Спасти её в тех условиях было невозможно, через час она умерла от распада магических структур тела. Альбус не простил Гелу ни измену, ни сестру, и моему племяннику пришлось возвращаться в Европу. Я тогда помогла ему скрыться, но сначала потребовала, чтобы он честно рассказал мне всё.

— Понятно... — вполголоса пробормотал я. Высказавшись про Дамблдоров, мисс Бэгшот пошла дальше, я последовал за ней.

— Альбус еще тогда любил тешиться иллюзиями, — добавила старушка в продолжение рассказу. — Ладно бы других обманывал, но себя-то зачем? Он так и не смог вынести знания, что это он убил свою сестру, и, чтобы иметь хоть какое-то самооправдание, внушил себе, что Ариану убил кто-то из них троих, но неизвестно, кто. Но в глубине души он знал правду, потому что когда Аберфорт избил его на похоронах Арианы, он не сопротивлялся. Гнилой он, этот Альбус, вы с ним будьте поосторожнее, мистер Поттер. Я еще ваших родителей о нём предупреждала, но они меня не слушали.

Пока она говорила, мы подошли к кладбищу и пошли мимо могил. Остановившись перед двумя могилами под одним надгробием, мисс Бэгшот сказала:

— Здесь.

Я прочитал надпись на надгробии из белого мрамора:

'Джеймс Поттер. 27 марта 1960 года — 31 октября 1981 года.'

'Лили Поттер. 30 января 1960 года — 31 октября 1981 года.'

'Последний же враг истребится — смерть.'

— Странная эпитафия, — сказал я после некоторого молчания. — Какой смысл в этих словах, если уже мёртв?

— Люди боятся смерти, — ответила мисс Бэгшот, тоже не сразу. — Боятся и хотят уничтожить то, чего они боятся — это у них обычная реакция на угрозу. Или же они пытаются внушить себе, что это не конец, что за смертной чертой будет что-то ещё.

— А оно там будет?

— Не знаю, я не привыкла судить о таких серьёзных вещах с чужих слов. Скоро сама увижу.

— Возможно, это слишком личный вопрос... мисс Бэгшот, вы боитесь смерти?

— Я устала её бояться.

6.

Портал на дачу Джонса открывался в нежилую мансарду под крышей. Я спустился оттуда и зашёл в спальню, чтобы переодеться в магловскую одежду. Две спальни на втором этаже, которые мы занимали по трое в каждой, были небольшими и, судя по расцветке обоев, переделанными из детских комнат. В гостиной второго этажа никого не было, все парни были внизу.

Спустившись туда, я обнаружил, что Грег, как обычно, смотрит спортивную телепередачу, Винс готовит ужин на кухне, потому что сегодня был бытовой день комнаты Драко, а остальные трое парней сидят за компьютерами. Если Тед с Эрни дисциплинированно выполняли задание клавишника, то Драко с азартом проходил аркаду, уничтожая магловские машины магловскими же средствами разрушения. Недавно он открыл для себя мир компьютерных игр.

Я подошёл к шкафу и вынул оттуда школьный учебник магловской физики, сел на диван и рассеянно полистал, затем захлопнул. Тед оглянулся на меня, оставил свой компьютер и уселся рядом, откинувшись на спинку дивана.

— Что-то случилось? — скорее подтвердил, чем спросил он.

— Я вот думаю — не зря ли? — задал я вопрос учебнику, которым постукивал об ладонь. — Мы — другой мир с другими законами природы, зачем нам эти маглы?

— Маглы есть, их очень много и от этого никуда не денешься, — произнёс Тед в пространство перед собой. — Некоторый минимум об их жизни и быте мы должны знать, их науки хотя бы на уровне школьного курса — тоже. Да и не слишком-то мы над их науками упираемся — парни вон себя вообще не напрягают, а проводят каникулы в своё удовольствие. Мы плавать за этот месяц научились — разве плохо? Так что не падай духом, сюзерен, ты еще не успел свернуть куда не надо.

Для обычно немногословного Нотта это была целая речь. Я положил учебник обратно в шкаф и вернулся на место. Вопрос 'а куда надо?' выглядел пораженческим, и я промолчал. Сам додумаюсь.

В середине августа у Малфоев состоялось прибавление семейства. Драко получил от отца извещение с совой, что у него родился братик, Гелиос Люциус Малфой. С рождением сестры Драко еще смирился бы, но брата он однозначно воспринимал как соперника и искренне считал, что родители предали его. Когда парень распечатал письмо и узнал в общем-то ожидаемую новость, он весь побагровел и чуть не заплакал с досады.

— Я так и знал, что это брат, — прошипел он сквозь зубы и порвал письмо на части. Выместив злобу на ни в чём не повинном клочке пергамента, он огляделся вокруг, что бы ещё порвать, но взял себя в руки и ограничился тем, что пнул компьютерное кресло. — Мне нарочно не говорили, кто у них родится! — Подозрения Драко были обоснованы, потому что пол ребёнка колдомедики определяли очень рано.

— Не бери в голову, он всё равно младший, — рассудительно заметил Тед, у которого не было братьев.

— Хорошо тебе говорить, у тебя их нет, — огрызнулся Драко, не преминув это отметить. — Можно подумать, ты бы брату обрадовался!

В чём-то Малфой был прав, потому что Нотт был и оставался одиночкой как по натуре, так и по воспитанию. С малознакомыми людьми он был крайне сдержан и неразговорчив, и если бы обстоятельства не сдружили его со мной, его компанию до сих пор составляли бы только книги. Младший ребёнок в семье, неважно, брат или сестра, был бы для него психологической обузой.

— Но и не расстроился бы, — без особого энтузиазма возразил Тед, неявно признавая правоту Малфоя.

— А зря... — фыркнул тот.

— Ты вправду считаешь себя таким никчёмным, что боишься ребёнка, которому два дня от роду?

— Я?! — возмутился Драко. — Вот ещё!!! Но я не знаю, что придёт в голову отцу... — добавил он тихо и как-то потерянно. — Грег? Винс? Вы-то хоть со мной?

— Как родители скажут, — уклончиво ответил за двоих Гойл.

— А я бы брату обрадовался, — сказал Эрни. — Ты просто не знаешь, что такое быть одному, без семьи.

— А ты вообще маглокровка, что ты в этом понимаешь! — напустился на него Драко. — У тебя ни наследства, ни родовой магии — ничего, кроме койки в приюте!

— Малфой! — с нажимом сказал я. — Полегче.

— Поттер, ещё ты мне скажи, что ты бы брату обрадовался!

— Нет, не обрадовался бы, — честно ответил я. Радость была эмоцией, а с эмоциями у меня было неважно. Точнее, совсем никак. — Но и не огорчился бы. Просто принял бы к сведению, что есть человек, о котором мне надо заботиться, раз я его старший.

— Я вообще не понимаю, как тебе удаётся быть таким хладнокровным, — подивился Драко, из которого эмоции так и хлестали. — Ну зачем, зачем моим родителям ещё дети, у них же есть я!

— Драко, это не потому, что ты недостаточно хорош, а потому, что для сохранения рода одного ребёнка мало.

— До сих пор моим родителям вполне хватало меня!

— Драко, угомонись и послушай. Во-первых, еще не факт, что твой брат вырастет более достойным наследником, чем ты. Впрочем, ты правильно боишься, на твоём месте я бы на это сильно не рассчитывал. Во-вторых, ты еще не опоздал стать таким, что брату за тобой не угнаться. Вот над этим я бы на твоём месте поработал. Если ты будешь справляться с обязанностями главы рода, зачем отцу назначать наследником кого-то ещё? Стань лучшим, и тебе нечего будет бояться, что твой отец предпочтёт твоего брата.

— Я и так не боюсь! — запальчиво соврал Малфой и добавил уже другим тоном: — А что делать-то надо?

— Надо уметь правильно распоряжаться тем, что уже есть, и уметь приумножать его. А как это делается, общего рецепта нет, но существует множество способов. Изучай их и ищи самый подходящий для тебя.

— Знаю я тебя, Поттер, лёгких путей ты не посоветуешь... — но для Малфоя уже забрезжил свет в конце тоннеля, и парень начал успокаиваться.

— Лёгкие пути — для слабаков, но ты-то у нас не слабак?

Драко упрямо сдвинул брови и сердито зыркнул на меня из-под них. Нет, слабаком он себя не считал.

За неделю до начала учебного года мы покинули дачу Джонса. Я позвонил ему, что мы съезжаем, и собирался дождаться его в одиночестве, но Эрни нужно было показаться в приюте, а Тед отказался оставить меня. Драко с парнями портировался в особняк Малфоев, а мы в ожидании Джонса собрали всю оставшуюся от нас магловскую одежду в узлы. Поскольку через год мы из неё наверняка вырастем, решено было отдать её в приют. Мы уже сейчас из неё почти выросли, даже я.

К Джонсу мы прибыли через его портал, а в приют поехали на его машине. Пока он разыскивал руководство приюта, чтобы отдать узлы с одеждой и отчитаться о благополучии вверенного ему ребёнка, мы втроём дожидались в холле. Кресла и диваны для посетителей здесь были, но выглядели так, что мы предпочли остаться на ногах.

Слух о нашем прибытии разлетелся мгновенно, и поглядеть на нас сбежалось множество приютских воспитанников. Не скрывая своего любопытства, они набились в холл и разглядывали нас, остановившись поодаль. Смотрели на нас недобро и завистливо, особенно на Диаса, которому, по их мнению, незаслуженно повезло. Было очевидно, что теперь Эрни лучше не оставаться здесь даже на сутки. Когда Джонс вернулся, мы с облегчением покинули это заведение и из первого же укромного уголка портировались к Малфоям.

В оставшиеся дни мы делали задания на лето и отрабатывали групповые тренировки по магии. Оказывается, тот порядок, в котором мы ходили компанией, был не только элементом этикета, но и классическим построением группы магов для фронтального боя. Вдобавок к нему мы разучили построение и взаимодействие для круговой обороны и сражение двумя тройками с разных позиций. Тренировали нас Малфой-старший и Нотт-старший, посылая в нас ослабленные версии боевых заклинаний и иллюзии вместо самых опасных — мы, соответственно, поступали так же, потому что были уже сильными бойцами. Винс и Грег отлучались на два дня, чтобы навестить семьи, а когда они вернулись, мы отправились в Косой переулок за школьными покупками.

Не мы одни вспомнили о покупках в последний день перед учёбой. В Косом было людно, куда более людно, чем в предыдущие два года. Начали мы с лавки мадам Малкин, купив там по комплекту школьной одежды на следующий год, затем запаслись пергаментом и отправились в книжную лавку за учебниками. Школьная программа была неустойчивой, поэтому список учебников присылался каждый год вместе с уведомлением из Хогвартса.

Всем нам, кроме Винса и Грега, требовались одинаковые учебники. Двое наших силачей небезосновательно сочли, что арифмантика — не их конёк, и с моей помощью убедили в этом Драко. От изучения древних рун они не отказались, потому что были старшими сыновьями в своих родах, а каждый глава рода обязан был знать рунную магию, но вместо арифмантики предпочли изучать предмет, называемый у маглов животноводством — уход за магическими существами. В этом году учебником по уходу была назначена 'Чудовищная книга чудовищ', и это наводило на мысль, что директора школы нисколько не волнует повышенная смертность его учеников. Книги были опасны даже для продавца, тот чуть не плакал, с отчаянием смертника вылавливая очередной экземпляр из большой железной клетки, по которой металась сотня этих книг. Зато он прослезился от счастья, когда Малфой-старший спеленал пару книг Инкарцеро и извлёк их из клетки посредством Вингардиум Левиоза — книги обладали мощным иммунитетом к заклинаниям и поймать их подобным образом мог далеко не каждый маг.

— Кто там составляет хогвартскую учебную программу? — с несчастным видом спросил он Малфоя. — Лорд Малфой, у вас ведь авторитет в Министерстве — скажите этим сумасшедшим, что это не детская книга! Хуже этой твари только 'Полная проклятая книга смертельных проклятий', запрещённая в свободной продаже более четырёхсот лет назад!

— Я посмотрю, что с этим можно сделать, — заверил Малфой благодарного продавца. — Министерство, к сожалению, поддерживает Дамблдора, но при малейшем возникновении проблем с этой книгой я подниму вопрос о ней в попечительском совете Хогвартса.

Упаковав книги, мы пошли в алхимическую лавку. Когда мы проходили мимо зоомагазина, оттуда выскочила тощая облезлая крыса, за ней — огромный рыжий кот, похожий на криволапого перса, за ними — Уизли-самый-младший и продавец волшебных животных.

— Полукнизл, — тоном знатока заметил лорд Малфой, пока продавец гонялся за котом, а Уизли шарил по помойным бачкам в поисках своей крысы. Первым справился продавец и прошёл мимо нас с котом под мышкой, а Малфой добавил: — Книзлы разумны и терпеть не могут всякую нечисть. Этого я уже два года в лавке вижу, а его всё еще не купили.

— Почему, — поинтересовался я.

— Потому что он не годится на племя. Зато недорогой и продаётся без лицензии, но к таким, как Уизли, он сам не пойдёт. Он тоже не любит нечисть.

Рональд наконец отыскал свою крысу среди отбросов, взял на руки и пошёл с ней обратно в зоомагазин.

— Какой хозяин, такой и любимец, — достаточно громко обронил мне Драко, когда Уизли с крысой проходил мимо.

— У них выживают только крысы, тараканы и сами Уизли, — подхватил я пас.

Рыжий злобно сверкнул на нас глазами, но нас было больше и с крысой в руках драться было неудобно, поэтому он отвернулся и вошёл в дверь. Алхимическая лавка была следующей за зоомагазином, там мы закупили недостающее оборудование по школьному списку. Когда мы выходили, в дверях нам попалась Гермиона Грейнджер, со связкой книг в одной руке и с уже знакомым полукнизлом в другой.

— Надо же, он пошёл к ней, — с лёгким удивлением сказал лорд Малфой, когда мы оказались на улице. — Книзлы к грязнокровкам не идут... впрочем, этот тоже не чистокровный.

С покупками мы закончили и теперь возвращались к камину 'Дырявого Котла'. На стенах и столбах Косого переулка кое-где трепетали листовки 'Разыскивается опасный преступник' с портретом Сириуса Блэка.

7.

Про дементоров в Хогвартсе мы узнали по возвращении из Косого переулка. Малфоя дожидалось письмо от Торфинна Роули, в котором говорилось, что пока не пойман Блэк, Хогвартс будут охранять дементоры. Малфою было известно, что после побега Блэка Дамблдор явился в Министерство и стал настаивать на установке азкабанских стражей вокруг школы для защиты Мальчика-Который-Выжил. Прошлое собрание отклонило его требование, сочтя обоснования недостаточными, но директор сумел добыть показания азкабанского дежурного по этажу, что Блэк в последние дни перед побегом повторял во сне 'он в Хогвартсе, он в Хогвартсе'. Роули писал, что сегодня состоялось повторное собрание, где с небольшим перевесом голосов просьба Дамблдора всё-таки была удовлетворена, и что сейчас производится срочная переброска через порталы к Хогвартсу примерно трети всех азкабанских дементоров.

Что такое дементоры, знали все.

Это были человекоподобные существа нечеловеческого происхождения, состоящие на службе Министерства и находящиеся в одном-единственном месте — Азкабане. Они там охраняли — или, вернее, заполняли тюремные коридоры, выедая из окружающего пространства магию и делая почти невозможным выполнение заклинаний. Сами азкабанские стены, казалось, были пропитаны их присутствием, поэтому колдовать там было нелегко, даже когда дементоров не было поблизости. Никто не мог похвастаться тем, что видел их где-то ещё, кроме как в подчинении у Министерства. Мощные ментальные способности дементоров позволяли им выпивать у живых существ положительные эмоции и усиливать отрицательные. Более того, дементоры были способны выпивать человеческие души и в последние столетия использовались для смертной казни.

Но если копнуть поглубже, существовала масса вопросов, на которые не было ответов. Откуда взялись дементоры? Как они размножаются? Как они общаются с людьми? Почему они перемещаются так, словно силы тяжести для них не существует, хотя они телесны? Почему они никогда не снимают своих чёрных балахонов и не откидывают капюшонов, кроме как для поцелуя жертвы? Почему они не встречаются нигде, кроме как на службе у Министерства? И, наконец, как их уничтожить?

Если вы начнёте искать сведения по дементорам, вы ничего этого не найдёте.

Что такое дементоры, не знал никто.

Ну, почти никто. Род Ноттов издавна специализировался на создании условно-разумных существ, поэтому там еще сохранились книги, где помимо големов и гомункулов описывалось и создание дементоров. Я прочитал об этом зимой, в подборке, переданной мне Малфоем, и знал оттуда, что дементоры — существа искусственные и что их создают с помощью специального ритуала над телом живого человека. Для создания дементоров издавна использовались преступники, приговорённые к смертной казни, но в принципе годилось любое тело. Если в нём была душа, проводился предварительный ритуал исторжения души. Дементоры управлялись ментальными приказами, они обладали подобием автономной воли, но не могли пойти против воли обладателя артефакта подчинения, настроенного на этих существ.

Предупредив нас о дементорах, Малфой напомнил нам то, что знали о них все, и на всякий случай велел запастись шоколадом, помогавшим восстановиться после столкновения с этими тварями. Он напомнил нам и то, что знал о них далеко не каждый — что сильный окклюмент способен закрыться от воздействия дементора.

Но было и то, о чём знал я один — Дамблдор и кната ломаного не отдаст за мою безопасность. И это заставляло меня серьёзно задуматься об истинных причинах вызова дементоров к Хогвартсу.

Первого сентября Малфой-старший аппарировал с нами на платформу девять и три четверти, с которой отправлялся Хогвартс-экспресс. Все мы были в школьной форме, несли с собой клетки с совами и зачарованные сундучки с вещами, уменьшенные и облегченные до размеров небольшой сумочки. Только Диас был одет под маглорожденного и катил перед собой большой чемодан на тележке для клади. Мы расстались с ним на аппарационной площадке, и парень отправился вдоль вагонов искать свой факультет.

В третьем вагоне, в который по негласной договорённости садились слизеринцы, большинство купе было уже занято одним-двумя учениками, дожидавшимися своих сокурсников. В последнем купе дремал болезненного вида мужчина лет под сорок, в дешёвой поношенной одежде. Мы не стали его беспокоить и заняли два предыдущих купе на себя и на девчонок.

После того как мы разместили багаж по полкам, Тед ушёл встречать Диану, Винс с Грегом — Милли и её однокурсниц, а мы с Драко уселись стеречь места. Первым явился Тед с Дианой и её вещами, затем стали прибывать Панси, к которой вскоре подсел Забини, Винс с Милли и наконец Грег с Дафной и её младшей сестрой. С Асторией были ещё две её подружки-первокурсницы, на которых не хватило мест, и они втроём сели в последнее купе, где в одиночестве спал усталый маг.

Разумеется, все оценивали, кто и как изменился за лето. Забини заматерел, назвать наших однокурсниц девчонками было уже нельзя, да и невежливо — не только Милли, но и Панси с Дафной выглядели как сформировавшиеся девушки. Мимо нас пробегала малышня, в присутствии которой особенно ощущалось, что мы уже не первогодки. Драко подтянулся ростом до Теда, слегка развернулся в плечах и стал выглядеть весьма интересным — особенно в глазах Панси, которая так загляделась на него, проходя мимо нашего купе, что споткнулась непонятно за что и чуть не упала. Только я всё еще был мелковат по сравнению с остальными третьекурсниками.

Наконец поезд тронулся. Как и 'Ночной рыцарь', он ехал между реальностями, там же пролегала и железная дорога, что обеспечивало устойчивость заоконных пейзажей. Я сидел у самой двери, уступив место у окна Теду с Дианой, который устроился там, обняв свою леди и невесту, а она положила голову на его плечо. Парни, сидящие на противоположной лавке, уже привыкли, что эта парочка вместе, и почти не обращали на них внимания, обсуждая расписание отборочных матчей нового квиддичного сезона. Я читал сегодняшний номер 'Пророка', в котором говорилось о переводе сотни дементоров из Азкабана в окрестности Хогвартса и выражалось недовольство работой Министерства, которое уже месяц не может поймать беглого преступника.

Вскоре дверь нашего купе отворилась, и в проёме показалась Гермиона, выглядящая очень деловито. Поверх её головы выглядывала упитанная физиономия Лонгботтома. Гермиона заглянула к нам и вдруг замерла — её взгляд наткнулся на Нотта с Дианой. Диана тоже увидела гриффиндорку, уставившуюся на неё в упор, и потёрлась головой о плечо Теда, одновременно и ласкаясь, и устраиваясь поудобнее. Прядка волос сползла на лицо девчонки, Тед заботливо её поправил.

— Привет, Грейнджер. Лонгботтом, — сказал я из-за газеты. — Опять жаба?

Невилл поздоровался в ответ. Гермиона вздрогнула и посмотрела на меня, словно разбуженная.

— Что?

— Жабу, говорю, ищете? У нас её нет. Выучите наконец Акцио или следящие чары, — посоветовал я, снова углубляясь в газету. Гермиона рассеянно кивнула, затем попятилась, наступив на ногу Невиллу, и закрыла за собой дверь.

Ближе к обеду по коридору поехала тележка со сладостями. Мы накупили всего понемногу, затем достали захваченную из дома еду и пообедали. После еды мы прошлись по вагону узнать, кто как провёл лето, и незаметно провели часа четыре со знакомыми. К вечеру погода ухудшилась, пошёл ливень. Колёса стучали, дождь и ветер барабанили в окно. Винс и Грег дремали, прислонившись друг к другу, Диана уснула на плече Теда.

— Скоро подъезжаем, — нарушил наше сонное царство Драко, вглядевшись в чёрное окно. Не успел он договорить, как поезд начал притормаживать. — Чего это они, вроде еще рано...

Мы насторожились. Поезд содрогнулся, проверяя сцепку вагонов, и окончательно остановился. Свет неожиданно погас, и всё погрузилось в темноту.

— Поезд сломался? — спросила Диана.

— Кто его знает... — безразлично отозвался Грег.

Тед прислушался:

— Это наружная дверь в тамбуре... кто-то садится в поезд.

— Люмос, — Драко засветил огонёк на конце своей волшебной палочки, и купе озарилось слабым светом.

Дверь отворилась. В шаге от меня высилась до потолка фигура в чёрно-сером бесформенном балахоне. Рука, открывшая дверь, была серой и осклизлой, вся в струпьях, и напоминала руку утопленника.

Дементор.

Он сделал медленный, судорожный вдох, словно втягивая в себя нечто большее, чем воздух. В глубине нашего купе испуганно застонала Диана.

Да как он смеет...

Я потянул палочку из ножен и вдруг ощутил, что во мне поднимается жар. Больше всего это было бы похоже на гнев, если бы я не оставался предельно спокойным.

'Огонь...' — послышался хриплый сухой шелест у меня в сознании. Дементор шарахнулся в глубину коридора, я захлопнул за ним дверь и оглянулся.

Диана тихонько всхлипывала в объятиях Теда. Драко сидел весь белый, замерев с палочкой в руке, словно гипсовая статуя. На Винсе и Греге, как говорится, лица не было. Лучше всех выглядел Тед, и я машинально спросил:

— Окклюменция?

Он судорожно кивнул, и в этот миг до нас донёсся девчоночий визг. Я колданул на свою палочку Люмос, рванул дверь и выскочил в коридор. Сбежавший дементор завис в дверях соседнего купе и занимался тем же самым, что и у нас. Ноги под балахоном у него если и были, то не касались пола.

— А ну пошёл отсюда, тварь! — прошипел я сквозь зубы, подступая к нему.

Дементор задёргался и метнулся от меня в тамбур. Я вбежал в купе и увидел Асторию Гринграсс с подружками, забившихся в пространство между лавкой и откидным столом, и мелкого мальчишку на противоположной лавке, находящегося в полуобморочном состоянии. Мужчина, которого мы видели здесь утром, как раз вставал со своего места у окна, с пригоршней огня в руках.

— Вы в порядке? — спросил я девчонок. — Не бойтесь, он ушёл.

Они опомнились и стали выбираться из-за стола. Белокурая Астория плакала от ужаса, две другие девчонки тоже были перепуганы насмерть. Я мельком видел их утром, а сейчас разглядел получше. Одна была невысокой тёмной шатенкой, очень хорошенькой, с карими, почти чёрными глазами, сейчас круглыми от страха, другая — среднего роста, тоненькая, светло-русая и голубоглазая, с изящно очерченным личиком и безупречной молочно-белой кожей. Никто здесь не понял, почему сбежал дементор, но все три девчонки глядели на меня как на спасителя. Мальчишка почти пришёл в себя и тоже разглядывал меня — судя по одежде и стрижке, это был ухоженный маглокровка из приличной семьи, вроде Гермионы. Мужчина стоял посреди купе с импровизированным светильником на ладони и смотрел на меня изучающе.

— Мальчик, лучше иди к себе на место, — сказал он мне. — Сейчас опасно разгуливать по коридорам. Хотя подожди...

Он убрал огонёк с ладони и при свете моего Люмоса порылся в кармане куртки, висевшей позади него на крючке, и достал оттуда большую плитку шоколада.

— Это был дементор, — пояснил он нам, разламывая плитку на части и раздавая куски девчонкам. — Чтобы восстановиться после его нападения, нужно есть шоколад.

— Я думал, он всех нас сейчас убьёт, а он сбежал, — сказал мальчишка, принимая у мужчины кусок плитки.

— Дементоры боятся огня и света. Видно, он учуял мой огонёк и ушёл, — чувствовалось, что мужчина сам не уверен в своих словах. Он отломил ещё кусок шоколадки и протянул мне.

— Нет, спасибо, — вежливо отказался я.

— Не стесняйся, бери, шоколад после дементоров необходим, — стал настаивать мужчина. — А почему, я объясню позже, на уроке.

— Так вы — преподаватель? — по правде говоря, на преподавателя он не выглядел.

— Да, я ваш новый преподаватель по ЗоТИ, Ремус Люпин. А тебя как зовут, мальчик? — дружелюбно спросил он.

— Мистер Гарри Поттер, к вашим услугам, — с лёгким поклоном представился я согласно этикету.

Глаза Люпина расширились, на его лице проступило непредаваемое выражение. Поезд снова дёрнулся и стал набирать ход.

— Я, пожалуй, последую вашему совету и вернусь в своё купе. Разрешите откланяться, — не дожидаясь разрешения, я покинул эту компанию.

Минут через десять поезд снова затормозил и остановился на платформе. Снаружи было очень холодно и мокро, хогвартский замок на другой стороне озера был почти не виден. Мы погрузились в запряжённые фестралами кареты, и тощие крылатые клячи повезли нас в Хогвартс. Первокурсникам было хуже, в такую погоду они плыли на лодках.

Прибыли мы к воротам замка почти одновременно, и МакГонаголл повела первокурсников на вводную лекцию. Остальных учеников встретил Снейп и провёл сразу в Большой Зал, он же столовый, он же банкетный, он же дуэльный и прочая. Мы расселись по факультетским столам, профессор Флитвик принёс Распределяющую Шляпу, профессор МакГонаголл ввела в зал первокурсников и выстроила в ряд перед учительским столом — и распределение началось.

— Аманда Биго! — это оказалась простушка с колдографии, одна из кандидаток в невесты Драко.

— Хаффлпафф.

— Ромильда Вейн! — девчонка из купе, темноглазая подружка Астории.

— Слизерин.

— Октавия Грей! — а это вторая, голубоглазая подружка Астории.

— Равенкло.

— Астория Гринграсс! — а вот и сама будущая невеста Драко. Очень миленькая...

— Слизерин.

Астория, радостная, села за наш стол рядом со старшей сестрой. Что-то одни девчонки пока... Хотя вот и парни пошли.

— Джоб Дэниэлс!

— Гриффиндор.

Первокурсники один за другим расходились по факультетским столам. Ряд учеников перед Шляпой уменьшался.

— Сидни Митчелл!

— Хаффлпафф.

— Фрэнсис Монаган!

— Гриффиндор.

Грифов в этом году опять больше всех, как всегда.

— Дирк Россет! — а это тот мелкий, который ехал в одном купе с Асторией.

— Равенкло.

Скорее бы, кушать хочется. Шоколадку у Люпина я так и не взял, остался не евши с обеда. А вот и последний...

— Эйдан Финли!

— Хаффлпафф.

Распределение закончилось. Преподаватели заняли свои места за учительским столом, я заметил, что среди них был и Люпин. Дамблдор окинул отеческим взглядом столы с учениками и подарил залу лучистую, благостную улыбку.

— Добро пожаловать в Хогвартс, дорогие ученики! — величественно произнёс он. Отблески свечей скользили по роскошной серебристой бороде директора. — Я хочу сказать вам несколько вещей, и поскольку одна из них самая важная, я начну с неё.

Дамблдор прокашлялся и продолжил:

— В связи с побегом из Азкабана опаснейшего преступника Сириуса Блэка, о котором все вы наслышаны, Министерство приняло меры обеспечения безопасности будущего магической Британии — вас, мои мальчики и девочки! Для этого сюда присланы дементоры, у которых особый нюх на беглецов из Азкабана. Небольшое неудобство, вызванное обыском в поезде, даёт нам гарантию того, что Сириус Блэк не пробрался сюда на нём. Дементоры размещены у каждого входа, и пока они здесь, школу нельзя покидать без разрешения. Во время обыска все вы, надеюсь, убедились, что дементоры — очень неприятные существа, поэтому не приближайтесь к ним и не давайте им повода причинить вам вред.

Директор строго сдвинул брови и с глубочайшей серьёзностью оглядел зал. Драко возмущённо фыркнул:

— Не понимаю, зачем вообще понадобился этот обыск! Если Блэка до сих пор не поймали, он не настолько свихнулся в Азкабане, чтобы ехать сюда в нашем поезде, — презрительный комментарий Малфоя разнёсся чуть ли не на половину нашего стола. — Лучше уж он, чем дементоры, это любому дураку понятно, кроме министерских!

— Обыск провели не из-за Блэка, это была демонстрация силы, — откликнулся я на его запальчивый возглас. — Все ученики теперь знают, что такое дементоры, и будут обходить их десятой дорогой.

— А теперь о приятном, — продолжил Дамблдор. — Я рад представить вам двух новых преподавателей. Во-первых, это профессор Люпин, любезно согласившийся занять должность преподавателя ЗоТИ...

Он сделал выразительную паузу, слегка наклонив голову вперед и поблёскивая глазами в зал поверх очков-половинок. Все поняли намёк директора и зааплодировали.

— Во-вторых, — продолжил он, когда аплодисменты отзвучали, — профессор Кеттлбурн вышел на пенсию, и я счастлив сообщить вам, что его профессорскую должность займёт не кто иной, как наш дворник и лесник Рубеус Хагрид! — голосовой посыл директора призвал к жизни новую волну аплодисментов.

Винс и Грег отнеслись к этому факту философски, больше никого из нас Хагрид как преподаватель не волновал. Драко, всё еще злившийся за свой испуг в поезде, снова не удержался от замечания:

— Чего мелочиться, давайте сразу Дамблдора в дворники, а Хагрида в директора. Хуже всё равно не будет!

Наш стол оценил его реплику и отозвался одобрительным смехом. Малфой записал себе это в плюс и победоносно задрал кверху свой длинный породистый нос.

— А теперь давайте пировать! — возгласил Дамблдор, и столы заполнились едой и сервировкой. Разумеется, одним из коронных блюд была тыква — как же без неё?

После ужина грифы понеслись поздравлять своего собрата по разуму с профессорским назначением, а мы отправились в слизеринское общежитие. Наша с Тедом комнатка на двоих была такой же славной и уютной, как и в прошлом учебном году.

Вот мы и снова дома.

8.

Утро началось с того, что в нашей гостиной подрались две 'Чудовищные книги чудовищ'. Когда Крэбб и Гойл стали готовить папки для сегодняшних занятий, они сделали одну и ту же ошибку, сняв путы со своих учебных пособий по уходу. Обе книги мгновенно накинулись друг на дружку, клубком выкатились в гостиную и устроили там такую потасовку, что только страницы во все стороны летели. Винс догадался постучать в нашу комнату, и мы с Тедом с помощью Вингардиум Левиоза растащили бешено трепыхающиеся фолианты.

— Может, ну его, этот уход... — задумчиво высказался Грег, обматывая свою книгу верёвкой. Книга дёргалась, рычала и пыталась укусить его за палец. — Мы ведь еще не опоздали поменять факультативы.

— Арифмантику мы не потянем, а прорицания с магловедением бесполезны вообще. Тут мы хоть чему-нибудь выучимся, — сказал практичный Винс, отвешивая своей книге хорошего тумака. Та жалобно взвизгнула и наконец позволила себя захлопнуть. — Видишь, с ней всё-таки можно справиться — главное, подход.

После завтрака они отправились к Хагриду на занятие по уходу, а мы пошли на арифмантику. Любителей высокой абстракции на курсе было мало, поэтому в классе профессора Септимы Вектор собрались ученики со всех факультетов — и всё равно группа была небольшая. Было трое нас и Равенкло в полном составе, хаффлпаффцы вообще проигнорировали арифмантику, а из грифов присутствовала только Грейнджер.

Драко уже неделю как пытался начать новую жизнь с целью укрепления своего положения как наследника Малфоев, а поскольку он считал меня успешным, он теперь внимательно приглядывался ко мне. Резонно рассудив, что в превращении невзрачного детёныша, поступившего в Хогвартс два года назад, в нынешнего впечатляющего Нотта есть и доля моего участия, Драко надумал поучиться у меня уму-разуму, так сказать, из первого ряда. Но, к его досаде, весь первый ряд был занят Тедом, не собиравшимся ни на дюйм уступать свои позиции. На арифмантике Драко попытался сесть рядом со мной, но Тед опередил его на чуть-чуть и смерил неодобрительным взглядом. Малфою пришлось сесть с Терри Бутом с Равенкло.

Летом я сравнивал нашу и магловскую школьную программу. Основы магловской физики и математики у нас частично преподавались на астрономии, в объеме, достаточном для понимания устройства планетных систем и вычисления положения звёзд и планет. Нумерология относилась к методам прогностического анализа и должна была изучаться в прорицаниях, но профессор Трелони была сильно не в ладах с вычислениями и предпочла сделать вид, что такого раздела не существует. На арифмантику же, которую изучали только желающие, приходились более сложные разделы математики, вроде основ топологии, математической логики и теории групп. Предмет был трудный, поэтому даже вводная лекция профессора Вектор проходила в гробовой тишине. Полистав в перерыве учебник, я пришёл к выводу, что уже изучал всё это, будучи Томом Риддлом, но на сдаче экзаменов меня выручала скорее хорошая память, чем хорошее понимание предмета.

Драко тоже обнаружил, что предмет непростой.

— Во что вы меня втянули?! — напустился он на нас с Тедом, когда первое занятие закончилось и мы пошли на обед.

— Малфой, арифмантику ты выбрал сам, — напомнил ему Тед. — Наука очень полезная, в основе трансфигурации лежат топологические преобразования, если ты забыл. А потом, ты не находишь, что поэтапное отображение процесса преобразования одной гомеоморфной фигуры в другую очень проясняет мозги?

— Извращенцы... — простонал Малфой.

Больше никто из наших слизеринских однокурсников не рискнул грызть гранит арифмантики. Параллельно с нами они сегодня занимались у профессора Хагрида, и мы не без интереса ждали их на обед, чтобы узнать, как у них прошло первое занятие. Вошли они в Большой зал почему-то не с улицы, а со слизеринского входа, и причина этого сразу же выяснилась — оказывается, они не прозанимались и часа, как с Лонгботтомом произошёл несчастный случай.

Как это получилось, нам поведал Винс. Первое занятие Хагрид начал с гиппогрифов, закупленных летом по его заявке. Как и книзлы, гиппогрифы были условно-разумными волшебными животными, созданными еще в прошлом тысячелетии итальянским родом Доматори, родовым наследием которого было пробуждение животного разума. Речь маглов разумные звери не понимали, зато они понимали магов вне зависимости от их родного языка. В начале нынешнего тысячелетия род Доматори угас и его родовое наследие было утеряно, поэтому новых разумных видов животных давно уже не появлялось.

Большинство этих существ было наделено характерными чертами менталитета прошлого тысячелетия и делило магов на хозяев и слуг. Если хозяевам они подчинялись беспрекословно, то к слугам они относились примерно так же, как их хозяева. Профессор Хагрид знал только одну сторону обращения с гиппогрифами, по которой с хозяйскими животными следовало обращаться крайне почтительно, и стал обучать ей школьников.

— И чему этот Хагрид учит... — пренебрежительно обронил Винс, настроенный весьма критически после сегодняшнего занятия по уходу. — Маг не должен пресмыкаться перед зверюгой, хоть какой волшебной, а зверь должен быть послушным, чтобы он выполнял приказы, даже если лебезить перед ним некогда. Да и вообще, кто для кого — мы для гиппогрифов или они для нас?

В отличие от Крэбба, нам вопрос был не близок, но мы согласно закивали.

— Или гиппогриф — птица? — продолжил Винс. — Башка у него птичья, крылья птичьи — значит, он птица, какая бы задница у него не была. Вон кентавры, их тоже вровень с людьми считают, потому что человек познаётся по голове, а не по заднице. Вот так и гиппогрифы...

— Ты давай рассказывай, что у вас там вышло, — поторопил его Драко.

— Ну, сначала, как водится, Грейнджер вышла. Кроме мётел, она везде лезет первая. Когда Хагрид спросил, кто тут самый храбрый, чтобы подойти к гиппогрифу и поклониться, она и выскочила. Значит, она поклонилась чуть ли не до пола, он ей тоже кивнул, Клювокрыл этот. Хагрид ей — теперь, говорит, можешь на нём прокатиться, а Грейнджер — можно, говорит, на нём не кататься?

— Правильно она отказалась, — добавил Грег. — Она гиппогрифу не хозяйка, он её и сбросить может.

— Вот и я подумал, что Грейнджер иногда соображает, — поддакнул Винс со знанием дела. — Хагрид, понятное дело, разрешил ей не кататься, а после неё Уизли вызвался. Кланялся-кланялся, а после захотел гиппогрифа по перьям погладить, вот дурак... Птицы за своими перьями знаете как ухаживают, они ненавидят, когда их кто-то грязной лапой щупает. Клювокрыл мотнул башкой, а она у него с тумбочку — Уизли и покатился. Хагрид поставил парня на ноги, отряхнул, посмотрел, что целый, а затем и говорит — чего это у нас только гриффиндорцы сегодня храбрые? Это как бы нам с Грегом был вызов, я и пошёл.

— Надеюсь, ты не посрамил честь Слизерина? — осведомился Малфой, старательно изображавший из себя сюзерена.

— Чего я, не знаю, как с такими тварями общаться? У меня отец двурогов разводит, они тоже магов понимают, — напомнил Винс. — Я, понятное дело, щит посильнее на себя накинул — мало ли что дурной скотине в голову придёт — подошёл к ней и говорю: ты гиппогриф Клювокрыл, а я родовой маг Винсент Крэбб. Не дело это, чтобы родовой маг зверю кланялся, и если ты об этом забыл, я тебе так напомню, что мало не покажется. Смотрю, он клюв так опускает вниз, значит, понял. Ну, я подхожу и кладу ему ладонь на клюв — умная, говорю, птичка, умная, жалко, что бесхозная. Потрепал его по клюву и отошёл не покланявшись. А за мной точно так же и Грег подошёл — волшебные звери, они силу чуют.

Молчаливый Грег только победоносно улыбнулся. Наши девчонки, видевшие, как это происходило, смотрели на обоих с восхищением.

— После него Хагрид Лонгботтома вызвал. Колдовство колдовством, но главная сила у мага здесь, — Винс легонько постучал себя кулаком в область сердца, — а у Лонгботтома эта сила поломанная. Сердце у него заячье, и он, понятное дело, пошёл к птичке с поклонами. Когда он подошёл к гиппогрифу вплотную, тот мотнул на него головой, Лонгботтом шарахнулся назад, споткнулся и упал — пополз от птички на четвереньках, дурак, да и пукнул со страха. Если уж ты чего боишься, к этому не надо поворачиваться задом, а уж пукать ему в морду... Гордый птиц мгновенно разозлился и клюнул Лонгботтома в задницу, а клевок у него, с таким-то клювом, сами знаете какой. Половины задницы как не бывало, кровища хлещет, парня спасать надо, а Хагрид к птичке кинулся, прощенья за Лонгботтома просит. Если бы не Грейнджер, Лонгботтом истёк бы кровью на месте — она догадалась кровоостанавливающее заклинание на него наложить. Теперь у него к ней если не долг жизни, то долг помощи, не меньше.

До меня наконец дошло, что Гермиона в это время была с нами на арифмантике и не пропадала из вида больше чем на пять минут.

— А что там делала Грейнджер? — удивился я.

Винс непонимающе воззрился на меня.

— Училась она там. Когда мы с Грегом понесли Лонгботтома в медпункт, она еще там оставалась, Хагрида утешала. Мы потом вернулись, но Хагрид уже отменил занятие и всех отпустил.

— Выходит, вы бездельничали, пока я на арифмантике мучился? — расстроился Драко.

— Не, я 'Чудовищную книгу чудовищ' читал, — ответил Винс. — Хагрид сказал, что её надо гладить, чтобы она совсем приручилась.

— Да ничего подобного, Винс, — откликнулась сидевшая неподалёку Панси. — Ты же сам видел, сколько я свою не гладила, она всё бегала от меня по гостиной и увёртывалась. В догонялки играла, гадина...

— Ей сначала надо тумака хорошего отвесить, чтобы силу показать, — пояснил ухмыляющийся Крэбб. — Хагрид об этом сказать забыл, но я сам догадался. Кнут и пряник, ага — хищники, они такие.

После обеда мы пошли на древние руны, а девчонки с Забини — на прорицания. Профессор Гедда Бергквист рассказала на вводной лекции, что в магии используются руны старшего футарка, поэтому изучать нам предстоит именно их, и что начнём мы с руны Феху, как с руны новых идей и перехода на новый уровень. Гермиона, как всегда, сидела за первым столом и единственная всё время тянула руку, но в конце занятия, когда все толпились на выходе из класса, она как-то незаметно исчезла из вида.

У поворота на лестницу мы встретились с группой однокурсников, идущей с прорицаний, и Гермиона была среди них. Странно, а мне казалось, что она осталась что-то спросить у профессора Бергквист...

Мы остановились у лестницы, пережидая прорицательскую группу, и тут к нам подошли наши слизеринки.

— А что нам сегодня Трелони напророчила... — заговорщическим тоном сообщила Панси, стреляя взглядом поочерёдно в меня и в Драко. — В этом учебном году кто-то из обитателей Хогвартса умрёт!

— Она это каждый год пророчит, — пренебрежительно сказал Малфой, поглядывая на неё с высоты своего великолепия. — Мне это Бран Шерман говорил — он шестикурсник, он знает.

— В прошлом году здесь Уизли умерла, значит, профессор правильно говорила, — напомнила ему Панси.

— Ну, если она только одну смерть предсказала, жить еще можно. — Тед благодушно улыбнулся. — Вот если бы пол-Хогвартса...

— Видно, один ученик — это ежегодная норма отсева школьников Хогвартса, — хмыкнул я. — Трелони её каждый год предсказывает, потому что она чаще сбывается, чем не сбывается.

— Да и обитатели Хогвартса — не только ученики, но и преподаватели, — продолжил анализ Тед. — Может, ещё в зверинце какая-то тварь сдохнет, или чей-нибудь питомец... В таком варианте и я предсказал бы, и не ошибся бы.

— Вот поэтому, Панси, мы и не ходим на прорицания, — подхватил Драко. -Предсказывать так мы умеем, а вам еще учиться и учиться.

Подобное недоверие к словам пророчицы заметно обидело Панси.

— Трелони это не на пустом месте предсказала, — заявила девчонка, воинственно вздёрнув курносый носик. — Она смотрела в хрустальный шар и видела там Грима.

— А что это такое? — полюбопытствовал Драко.

— Это большая чёрная собака-призрак, которая предвещает смерть. Трелони сказала, что Грим уже здесь и что он ходит вокруг Хогвартса, подкарауливая свою жертву.

— Его сюда дементоры не пропустят.

— А что они сделают призраку? У призрака ведь нет души, захочет — и войдёт!

— Одного хотения мало, нужно, чтобы его еще защита Хогвартса впустила, — напомнил я.

— Вот поэтому он и ходит вокруг школы, — мгновенно сориентировалась Панси.

— А нам как раз в этом году на выходные стало можно в Хогсмид ходить... — с деланной озабоченностью протянул Тед.

— Точно! — Панси кокетливо глянула на Малфоя. — Драко, а суббота уже послезавтра. Ты идёшь в Хогсмид?

Если Драко и задумался, то только на мгновение.

— Мы с парнями пойдём всей компанией.

— Ещё и Милли с нами пойдёт, — сказал Винс, стоявший около Миллисент.

— Тогда и меня с собой возьмите, — попросилась Панси. — А то я Грима боюсь.

— И я боюсь! — подхватила из-за её спины Дафна. — Возьмите и меня!

Драко расплылся в самодовольной улыбке. Ещё бы ему не важничать — девчонки сами напросились с ним в Хогсмид.

— Разумеется, милые леди, со мной вы можете ничего не бояться, — сказал он таким тоном, что Гилдерой бы обзавидовался.

Слово за слово мы дошли до общежития, где Драко не преминул написать отцу про случай с Лонгботтомом. Внеклассных заданий еще не было, все собрались в гостиной пообщаться и послушать летние новости. О наших помолвках знали, потому что объявления о них печатались летом на последней странице 'Ведьмолитена'. Единственно, там умалчивалось, что помолвка Теда с Дианой была рунной, это не подлежало разглашению. Панси с Дафной крутились около нас — видимо, ради Драко. Дафна знала, что Малфои согласились на её младшую сестру, и разболтала об этом в общежитии. Панси же еще в прошлом учебном году неравнодушно поглядывала на Драко, и у неё был шанс отбить его у Астории до следующего лета. Девчонка решила расстараться, а Дафна, похоже, поняла, что выболтала лишнее, и стала приглядывать за Малфоем.

Драко за лето подрос достаточно, чтобы проникнуться своей принадлежностью к мужскому полу, и теперь с нескрываемым удовольствием купался во внимании девчонок. Здесь его ценили, здесь он был единственным и неповторимым, здесь не было никаких пискунов в кроватках, угрожавших его исключительному положению. Правда, совсем забыть о младшем брате Малфой не мог, и в его самодовольном взгляде сквозила тень потаённого страдания, наводившая на мысли о несчастной любви и делавшая его неотразимо 'интересным'. Знали бы девчонки, какая проза скрывается за этой вселенской печалью...

Именно за эту романтическую томность с чьей-то лёгкой руки Малфоя стали называть Слизеринским Принцем. Такого у нас не удостаивался даже Уолтер Бойд.

На ужине Хагрид не появился. По слухам, он целеустремлённо напивался у себя в хижине, заливая алкоголем свой провал в роли профессора. Лесничий мало чем отличался от малолетнего домового эльфа, который сначала от усердия делает глупости, а потом рвётся прищемить себе пальцы. Может, Дамблдор и не отстранил бы его от преподавания, если бы не утечка информации, но она произошла, и не только из-за Драко. Как выяснилось позже, бабушка Невилла настаивала, чтобы внучок писал ей обо всём, что с ним случилось в школе, и тот не смел ослушаться.

Получив весточку о том, что её единственный внук в первый же день занятий лишился половины задницы, миссис Лонгботтом прикинула закономерность и результат ей не понравился. На следующее утро она послала сову председателю попечительского комитета лорду Малфою и в ультимативной форме потребовала, чтобы он 'немедленно разобрался с этим безобразием'. Этого боевой старушке показалось мало, и она выставила добавочное требование, чтобы он взял её с собой в Хогвартс, или она разнесёт 'этот ваш попечительский комитет' к Мерлину.

Разумеется, Малфой-старший предпочёл, чтобы она разнесла к Мерлину руководство школы в лице Дамблдора. Родителям запрещалось самостоятельно посещать учеников в школе, но члены попечительского комитета имели право приглашать их с собой в Хогвартс. Лорд Малфой договорился с миссис Лонгботтом о встрече, и к полудню они прибыли в Большой Зал.

Вся школа как раз обедала. Престарелая леди в лисьем палантине и с чучелом стервятника на шляпке прошествовала мимо учеников к преподавательскому столу. Как ни пытался Дамблдор увести её для разговора в свой кабинет, миссис Лонгботтом не сдвинулась с места, пока не высказала директору школы всё, что она о нём думает, а на попытки МакГонаголл урезонить её только махала рукой и говорила: 'Минерва, отстань!' Глубоко убеждённая в том, что рыба с головы тухнет, старушка не стала распекать сидевшего здесь же Хагрида, но напоследок сказала, что если она узнает, что 'этот' всё еще преподаёт, они с Дамблдором пожалеют о дне, когда они впервые услышали слово 'Хогвартс'.

Устроив выволочку Дамблдору, миссис Лонгботтом пожелала навестить пострадавшего внука, и лорд Малфой проводил её в медпункт. Как следствие этого визита, в субботнем 'Ежедневном Пророке' появилась статья о скверном руководстве Хогвартса и о том, что жизни его учеников по-прежнему в опасности, а в Министерство был подан судебный иск от Августы Лонгботтом с требованием компенсации за тяжёлое ранение её внука во время школьного урока. Ещё один судебный иск был подан попечительским комитетом Хогвартса против директора, взявшего на профессорскую должность лицо с незаконченным школьным образованием. Малфой своё дело знал и не давал Дамблдору расслабляться.

Но это было уже его дело, а нам сегодня предстояла прогулка в Хогсмид, первая за время нашего обучения в школе. Курсы с третьего по пятый выпускали туда по очереди раз в три недели, а шестой и седьмой курсы — раз в две недели, так что в Хогсмиде одновременно гуляли ученики с двух курсов. Третьему и шестому курсу по этой схеме доставалась первая суббота учебного года.

Хогсмид был основан в те же времена, что и Хогвартс. В нём оседали маглокровки и безродные полукровки, плохо знакомые с остальным магическим миром и боявшиеся отдаляться от школы, которая открыла им путь в магию. По меркам магического мира Хогсмид был большим поселением — здесь имелась гостиница, отделение совиной почты, пара таверн и несколько продуктовых и товарных лавок. На окраине посёлка располагалась конечная станция Хогвартс-экспресса, несколько раз в год возившего учеников из Лондона и обратно.

Если родители хотели повидаться с детьми во время учебного года, к их услугам была гостиница 'Три метлы' с пабом на первом этаже — в основном для иностранцев, потому что местные маги аппарировали или перемещались через каминную сеть. Впрочем, несмотря на уверения Дамблдора, что Хогвартс — лучшая школа в Европе, никто из иностранцев не обучался здесь за последние сто лет, зато британские маги нередко отправляли своих детей в Шармбатон и даже в Дурмстранг, хотя для этого требовалось выучить язык, на котором там преподавали. Я уж не говорю о Моргенштерне, немецком лицее для юных магов, где обучались самые одарённые дети из европейских стран и чьё существование стыдливо замалчивалось руководством Хогвартса.

До сих пор мы видели Хогсмид только издали — из окон поезда и с платформы. Не то чтобы нас там что-то слишком уж интересовало, поскольку сладости можно было заказать с совами, да и в вещах у нас нехватки не было, но чисто психологически нам было нелегко сидеть в четырёх стенах, даже если это были просторные стены. Поэтому возможность вырваться на свободу и просто пройтись по улице очень даже приветствовалась.

Вышли мы из Хогвартса где-то к полудню, потому что прождали девчонок. С нами напросился и Забини, оказавшийся в одиночестве — он водился с Майлзом Блетчли, который был на курс старше, а четверокурсников отпускали в Хогсмид только в следующую субботу. Погода стояла солнечная и безветреная, две мили вдоль озера до посёлка сами по себе были сплошным удовольствием.

Чтобы получить удовольствие от прогулки, главное — видеть во всём только хорошее. Если Панси и Дафна, пристроившиеся между мной и Драко, болтали всю дорогу как две трещотки, это было хорошо. Мне оставалось только вставлять иногда реплики вроде 'ага', 'разумеется', 'замечательно', 'кто бы мог подумать', так как их болтовня не подразумевала других ответов. То, что позади меня Тед вполголоса пререкался с Забини, доказывая мулату, что тот не должен вставать на свободное место в моей свите, тоже было хорошо, потому что в конце концов он выпихнул оттуда Блейза, избавив меня от необходимости делать это самому. Что Забини после этого втёрся между Панси и Дафной, потому что претендовал на внимание Панси и тщился отвлечь её от Драко, в которого девчонка вцепилась мёртвой хваткой, было похуже, так как вся болтовня Дафны обратилась ко мне. Но тут уж ничего не поделаешь — нет в мире совершенства.

Дементоров нигде не было видно — полдень был не их временем. Тем не менее я несколько раз попытался воспроизвести в себе состояние внутреннего огня, которое так напугало дементора в поезде. Получалось плохо, и я оставил это бесполезное дело, рассудив, что тренировать такие способности лучше всего в обстановке, приближённой к боевым условиям. Тут мы перевалили холм перед Хогсмидом, и перед нами открылся вид на нарядные островерхие крыши посёлка.

Право руководить прогулкой по лавкам мы благоразумно уступили девчонкам. Это же стихия, а никто в здравом уме не станет противостоять стихиям. Первым на нашем пути оказался магазин одежды 'Шапка-невидимка', где мы пробыли часа полтора, чтобы наши очаровательные спутницы сумели наконец подобрать себе несколько ленточек и других мелочей, сопутствующих одежде и просто имевших отношение к тряпкам. По мне, так мировое зло — это не Волдеморт, а большой выбор товаров в галантерейных лавках, и если кто-то вздумает переубедить меня, пусть сначала объяснит мне, почему девчонки с таким самозабвенным энтузиазмом тискают этого рыжего и конопатого игрушечного ребятёнка. Чтоб всем им выйти за Уизли...

Следующей нашей остановкой оказался паб 'Три метлы', принадлежащий, как было написано на вывеске, некоей мадам Розмерте. Мадам оказалась пышной женщиной средних лет и интересной внешности, что называется, в самом соку. Выбор горячего в пабе был невелик, зато было много десерта и сладостей. Плотно пообедав, мы сидели за столом, попивая сливочное пиво и дожидаясь, пока не уляжется съеденное. Сливочное пиво — очень питательный напиток, который правильнее было бы называть 'смерть фигуре' — было здесь на любой выбор, из обычного или топлёного молока, сливок и мороженого, со всевозможными наполнителями, от корицы и молотых орехов до сидра и рома.

Когда мы допивали сливочное пиво, в паб вошли трое грифов — Рональд Уизли, Дин Томас и Гермиона Грейнджер. Именно в этом порядке, потому что девчонки для грифов — боевые подруги, которые могут обидеться, если в дверях их пропустишь вперёд. Оба приятеля никогда не обижали девчонок галантностью, поэтому Гермиона выглядела увязавшейся за ними. Это нисколько не мешало ей читать парням нотации за невоспитанность — это же Грейнджер — а им нисколько не мешали её нравоучения — это же грифы.

Почти все столы были заняты, так как здесь обедали и другие ученики. Оглядываясь в поисках свободного места, грифы увидели нас и, разумеется, не могли пройти спокойно мимо заклятых врагов-слизеринцев. Главным объектом их агрессии оказался Малфой как живое олицетворение всего, что ненавистно грифам. Чёрная школьная мантия со слизеринскими нашивками выглядела на Малфое как вечерний прикид, его платиновые волосы были безупречно уложены, слева от него сидела Дафна, очень хорошенькая по любым меркам, а справа Панси, может, и не такая хорошенькая, но по-своему тоже ничего. Обе девчонки восхищённо глядели ему в рот, а он с самодовольным видом рассказывал, как наша компания проходила летнюю практику по магловедению. Драко сидел спиной ко входу и не видел, что красно-жёлтые вошли в паб и теперь стоят в двух шагах позади него.

Заметив, что все мы глядим ему за спину, оглянулся и Драко. Уизли с Дином тем временем услышали достаточно, чтобы понять, о чём он рассказывал девчонкам.

— Что, слизняк белобрысый, ты уже и маглами не брезгуешь? — ехидно поинтересовался Дин. — Не твой ли отец считает, что маглов надо убивать?

Драко умудрился глянуть на обоих сверху вниз, несмотря на то, что он сидел, а они стояли.

— Тупые грифы, — со вздохом произнёс он. — От моего отца вы этого услышать не могли, ему не о чем с вами разговаривать. Значит, это вам Дамблдор по ушам поездил, а вы их развесили. Сами подумайте, зачем уничтожать маглов? Маглы могут работать.

— Они-то работают, а ты только и умеешь, что драть нос, аристократишка поганый! — Дин соображал, что неправ тот, кто начнёт драку первым, и провоцировал на неё Драко. Но сильной стороной Малфоя был как раз язык, а не кулаки, поэтому его не столь искусный противник был обречён на проигрыш.

— Ты смотри на меня, смотри, — одобрил его Драко. — Может, наберёшься хоть каких-то манер и тебе не придётся краснеть, если ты случайно попадёшь в приличное общество.

— Это ты-то — приличное общество?! — Уизли наконец додумался, как поддержать приятеля.

— Я-то, в отличие от тебя, Уизли, родился не в канаве... или в этой, как её... Норе? Впрочем, это без разницы — ваша Нора наверняка ютится в канаве. Именно в таких местах и заводятся рыжие гриффиндорские глисты вроде тебя.

Уизли мгновенно взбесился и кинулся бы на Драко, если бы у него на руке не повисла Гермиона.

— Рон, не надо! — вскрикнула она. — Вас же предупреждали, чтобы без драк!

Рональд стряхнул девчонку со своей руки и снова попытался полезть на Малфоя, но на этот раз его остановила сама мадам Розмерта.

— Мальчики, у меня в зале не деритесь! — прокричала она из-за стойки. — Если вам так надо подраться, идите на улицу!

— Пошли, Малфой, выйдем! — потребовал брызжущий слюной Уизли. — Пошли на улицу, и я тебе покажу, кто из нас приличный!

Драко высокомерно приподнял бровь.

— Уизли, драться с тобой — такое же извращение, как сношаться со скотиной. Я мог бы снизойти и отлупить тебя, но что об этом подумает общество...

— Да ты... ты... ты просто трус!

— Не трус, а не хочу мараться, — хладнокровно поправил взбешенного Рональда Драко.

— Да трус он, Рон, — заявил довольный Томас. — Стоило тебе заговорить с ним по-мужски, он и зассал...

Оба заржали, как солдатские кони. Гойл отодвинул свой стул и полез из-за стола.

— Это моя работа, Драко, — обронил он, подходя к весельчакам.

Пока они прекращали ржать и непонимающе таращились на него, Грег мгновенным движением взял их за шкирки и крепко столкнул лбами, а затем приподнял и потащил к выходу, словно нашкодивших щенков. Там он ногой распахнул дверь и вышвырнул обоих грифов на дорогу, добавив вдогонку:

— Ещё раз сюда войдёте, пока мы обедаем — выйдете на карачках.

При полном молчании обалдевшего зала Гойл вернулся и сел на своё место. Дотащить до двери сразу двоих сверстников, пусть и пребывающих в нокдауне, держа каждого одной рукой, а затем отправить их в полёт на пятнадцать футов было воистину впечатляющим деянием. Гермиона опомнилась и кинулась на улицу оказывать первую помощь своим однокурсникам. Называть их её друзьями было бы слишком оскорбительно для девчонки. Ещё не заслужила.

— Ну ты силён, Грег... — выразил общее впечатление Тед. — Признавайся, не обошлось ведь без магии?

— Есть такое, — согласился Гойл. — Только это особая магия, магловская.

— Какая-какая?! — переспросил Драко.

— Маглы ведь мечтают о магии, так? Сами не умеют, но всё равно подозревают, что она должна быть. Когда мы с Винсом прочитали о ней в боевых искусствах Востока, там она называлась ци. И некоторые бойцы могли её использовать.

— Вот-вот, — отозвался Крэбб. — Мы с Грегом пораскинули мозгами и надумали, что если бывают маглорожденные маги, то бывают и маглорожденные сквибы. Нам до них дела нет, но они рождаются, и способности к магии у них не как у обычных маглов. Совсем немножко, но они могут.

— Мы с Винсом считаем, что это как раз их сквибы додумались до цигуна. Ведь даже очень маленькие способности к магии при упорной тренировке могут дать кое-какие результаты. А дальше всё просто — наша магия, их методики. Но мы ведь маги, у нас всё это сильнее получается. Магловский мастер цигуна может расколоть ударом ладони кирпич, потому что кирпич сам по себе хрупкий. Дерево он не разобьёт, оно крепкое. Но если магии в руку поддать, то и дерево уронить можно.

— Ага, мы пробовали, — поддакнул Винс.

— Ну вы молодцы... — восхитился я, а Драко впервые в жизни посмотрел на своих приближённых уважительно. — Только, Грег, я хочу предупредить тебя. Грифы мстительны и имеют привычку нападать вдесятером на одного, поэтому теперь тебе лучше быть начеку и наложить на свою палочку защитные чары — лучше всего отражающие. В прошлом году я недооценил грифов и лишился из-за них своей палочки.

Грег отнёсся к моим словам серьёзно, поскольку знал, что я не сотрясаю воздух по пустякам.

— Я учту, Гарри, — поблагодарил он меня кивком. — А чары уже есть — вот, глянь, это Винс накладывал.

Он вынул свою палочку из чехла и протянул мне. Защитные отражающие чары на ней были наложены безукоризненно — они относились к щитовым, а Крэбб у нас специализировался по щитам.

— Нормально, — одобрил я. — И постарайся никого не убить, если что.

За разговорами мы засиделись в пабе и вспомнили, что не купили угощение в гостиную, только когда настало время возвращаться в Хогвартс. Есть у нас такая факультетская традиция — кто гуляет в Хогсмиде, покупает сладостей всем, кто этого блага лишён. Мы поспешили в 'Сладкое королевство' и накупили там всевозможных лакомств, кроме всевкусных драже, которые продавались в 'Зонко'.

Когда мы вышли из кондитерской, начинало темнеть. Нам-то ничего, но девчонки, наслушавшиеся пророчеств Трелони, боязливо оглядывались по сторонам и стремились поскорее в школу, поэтому визит в 'Зонко' был отложен до следующего раза. Мы как раз миновали 'Три метлы', как Панси вдруг закричала:

— Ой! Грим!

— Где Грим? — наперебой спросили мы.

— Вот там, за пабом. — Панси кивнула в проход между 'Тремя мётлами' и соседним домом. — Он выбежал из задней двери паба и пробежал туда, а в зубах он нёс что-то большое... вроде кость... — неуверенно закончила она.

— Думаешь, призраки воруют кости? — засомневался Тед.

— Это просто собака, — с уверенностью заключил Драко.

— Но она выглядела точь в точь как Грим, — продолжала настаивать Панси.

— А давайте посмотрим, — предложил я, рассудив, что Гримом эта собака быть не может, а с суевериями надо бороться.

Драко глянул на меня с выражением 'что мы, собак не видели', а Тед бодро отозвался:

— Как скажешь, сюзерен.

— Давайте, — поддержал меня Забини, набивавшийся ко мне в компанию.

И мы направились в проход между домами — я с Драко впереди, девчонки посередине, остальные парни по сторонам от них. Узкое огороженное заборами пространство вильнуло в сторону и закончилось тупиком, в котором лежала большая чёрная собака и с упоением грызла кость от окорока с остатками мяса на ней. Собака была истощённой, с тусклой свалявшейся шерстью, и со всей очевидностью очень голодной. Она так увлеклась своей костью, что не сразу заметила наше появление.

Мы остановились. Собака подняла морду от кости и уставилась на нас.

— Я же говорил, что это просто собака, а никакой не Грим, — торжествующе сказал Драко. — Это всего лишь голодная бродячая дворняга.

— Среди её предков точно были ньюфаундленды, — тоном знатока заявил Винс.

— Ой, бедная собачка, какая она худая... — жалостливо протянула Панси. — Может, ей пирожное бросить?

— Собаке нужно мясо, а не пирожное, — сказал я.

— У кого-нибудь есть мясо? — спросила Панси.

— У меня, — нехотя признался Винс. — Пирог с мясом. Я его здесь, в пабе купил на ночь пожевать.

— Давай сюда, я тебе сейчас другой куплю, — я протянул руку за пирогом.

Винс раскрыл свою сумку, ткнул туда палочкой и сказал 'Акцио пирог с мясом'. Пирог влетел ему в руку, Винс передал его мне. Я показал пирог внимательно наблюдавшей за нами собаке:

— Сама возьмёшь или подбросить?

Она завиляла хвостом, но не двинулась с места. Я колданул на пирог Вингардиум левиоза и аккуратно переправил его прямо ей на кость. Где-то на краю сознания у меня мелькнула мысль, что в собаке есть некоторая странность.

Собака обнюхала пирог и ухватилась за него зубами.

— Идёмте отсюда, не будем мешать животному ужинать, — позвал я остальных, и мы пошли из тупика. Панси, довольная собой, заметно гордилась, что сделала собачке доброе дело.

Мы заглянули к мадам Розмерте, где я купил Винсу новый пирог с мясом, и отправились в Хогвартс. Когда мы подходили к воротам, до моего сознания вдруг дошло, что именно было странным в этой собаке.

У неё были серые глаза.

9.

После ужина я прихватил с собой сладостей и пошёл навестить Филча. Отработок еще никому не назначили, и старик в одиночку разбирал огромную кучу мешков с овощами и другими продуктами, закупленными к началу учебного года. Я был уже не тот, что два года назад, поэтому переноска мешков на каталку почти не утомила меня, но провозились мы с продуктами долго. Наскоро выпив с Филчем чашку чая, я вернулся в общежитие за несколько минут до отбоя.

Теда в общежитии не было. Когда я укладывался спать, в комнату аппарировала Бинки и вручила мне записку, в которой он извещал меня, что задержится в Выручай-комнате. Утром Тед всё еще задерживался, на завтраке не было ни его, ни Дианы. Я решил провести воскресное утро в библиотеке, потому что еще не нашёл времени просмотреть школьные курсы по древним рунам и арифмантике. Учебники за третий курс я уже пролистал, но мне хотелось восстановить все школьные знания меня-прежнего. Мало ли, вдруг они начнут забываться невостребованными...

Это напомнило мне о первоисточнике моих знаний, и я поискал Тома на мысленной карте Хогвартса, но его не оказалось на привычном месте. В прошлом году он тоже появился в школе только в октябре — видимо, и в этом году он был унесён Дамблдором для продолжения работы над гомункулом. Хотя, если вспомнить, тело Тома могло теперь понадобиться только для ритуала воплощения, до которого гомункул еще не дорос. Неужели Дамблдор делает ещё одного?

Сделав себе заметку проведать Тома и его здоровье, когда он будет возвращён в Хогвартс, я углубился в учебники. Кроме меня, в читальном зале сидела только Грейнджер, тоже не сумевшая придумать лучшего времяпровождения в это солнечное воскресное утро. Впрочем, через час здесь появился Эрни Диас в сопровождении первокурсника, которого я видел в купе с девчонками во время нападения дементора. Увидев меня, Эрни обрадовался и попросил разрешения подсесть рядом.

— Дирк Россет — Гарри Поттер, — на всякий случай представил он нас друг другу, когда оба парня уселись ко мне за стол. — Поттер, Дирк спросил меня по зельеварению, а я не знаю, что ответить, поэтому мы пришли книги посмотреть. Но, может, ты знаешь, а?

— Вы — дружите? — поинтересовался я у Эрни. Тот правильно отловил подтекст моего вопроса.

— Мы оба — маглорожденные, — с тем же подтекстом ответил он. — Знаешь, трудно, когда ты тут никого не знаешь и никто вокруг с тобой не разговаривает... ну и о магловском мире мы можем поговорить... У Дирка там семья есть... культурные люди, не кто-нибудь...

Россет хмурился. Он понимал, что его приятель зачем-то объясняется со мной по поводу него, но не понимал, зачем. Я подтверждающе кивнул:

— Ладно, а вопрос-то какой?

Оказалось, Дирк умеет задавать правильные вопросы. Не проучившись и недели, он спросил об общих принципах сочетаемости компонентов зелий, про которые Снейп и перед третьекурсниками не очень-то распространялся. Я изложил ему основы, посоветовал книги, в которых можно прочитать об этом побольше, упомянул об исключениях и о влиянии на конечный результат особенностей магии зельевара. Парень слушал внимательно, спрашивал уточнения, по которым чувствовался методический подход к восприятию знаний, свойственный скорее маглам, чем магам. Понятно, почему шляпа направила его в Равенкло.

Когда я ответил на вопрос, из него естественным образом вытек ещё один, затем ещё... равенкловцы буквально клещами вцепились в альтернативный источник сведений. Поэтому когда в дверях появился Тед, я издал мысленный вздох облегчения — сейчас мой друг меня спасёт. Тед пропустил вперед Диану, и они оба подошли к нашему столу, цветущие, как две незабудки. По пути он прихватил два стула, усадил её, затем уселся сам.

— Вы из общежития? — спросил я.

— Нет, мы сразу сюда, — Тед солнечно улыбнулся. — Я так и думал, что ты здесь.

— Дела?

— Просто соскучился. Да и показаться... А ты опять народ обучаешь?

Я покосился на свои учебники по рунам и арифмантике, подозревая, что сегодня мне не судьба до них добраться.

— Да вот, спросили. По зельям.

— Я же говорил тебе, что ты от равенкловцев не отделаешься, — напомнил он с добродушной усмешечкой. — Ты продолжай, продолжай, а мы с Дианой тихонько посидим. Ей тоже будет полезно тебя послушать.

— И ты, Нотт... — простонал я. — А я-то размечтался, что ты меня на тренировку утащишь.

— На тренировку мы договорились сегодня к двум часам, на озере. Разве тебе не передали?

— Я вчера сразу спать, а сегодня на завтрак — и сюда, — я глянул на Эрни. — Диас, можешь тоже прийти. Жди нас в два часа на подходе к озеру.

Диас обрадованно кивнул. Россет переводил внимательный взгляд поочерёдно на каждого из нас, одновременно и присматриваясь к нам, и пытаясь понять, о чём идёт речь. Главное он отловил — у нас компания, которая собирается на озере после обеда.

— А мне можно с вами? — спросил он.

Воцарилось неловкое молчание. С одной стороны, кому попало и куда попало у нас проситься не принято, с другой — парень этого не знал.

— Россет, — сказал я. — Ты и недели здесь не проучился, тебе еще нечего тренировать.

— А посмотреть?

— Тебе что-нибудь говорит понятие 'сословное общество'?

— У меня родители — историки, — настороженно ответил он. — Я что-то не то сказал?

— В сословное общество тоже можно вписаться, — сообщил я вместо ответа. — Но для этого нужно знать его законы и правила. Ты с большей пользой проведёшь время, если почитаешь что-нибудь по этикету и обычаям магической Британии. Тогда ты не поставишь в неудобное положение ни себя, ни других. Мы тренируемся без посторонних, а чтобы попасть в нашу компанию, нужно стать достойным приглашения.

Россет обиделся — или, правильнее сказать, обозлился. В своей магловской школе он, безусловно, учился блестяще и принадлежал к школьной элите.

— То есть, сейчас я недостоин? — поинтересовался он сквозь зубы.

— Не более, чем... — я кинул взгляд на магочасы, висевшие над дверью в библиотеку, — любой другой человек, с которым я знаком около полутора часов. Поэтому посмотреть, как мы занимаемся, у тебя сегодня не получится. Если у тебя остались вопросы по зельям, спрашивай.

Дирк готов был огрызнуться на любые признаки пренебрежения или агрессии с моей стороны, но я был абсолютно спокоен. Не переиграв меня в гляделки, он проворчал:

— А задавать вопросы я, значит, достоин?

— Я отвечаю тебе на них по просьбе Диаса, а с Диасом у меня другие отношения, — пояснил я.

— Дирк, я тебе всё объясню, — негромко бросил в его сторону Эрни.

Россет скосил на него глаза и, видимо, понял, что приятель чувствует себя неловко. Тед слегка сдвинул брови, но в целом глядел доброжелательно. Диана изучала скучающим взглядом сидевшую неподалёку Грейнджер. Я терпеливо наблюдал, как парень разрывается между желанием вскочить и уйти, хлопнув дверью, и желанием высказать нам всё, что он о нас думает.

Сделал он третье, на что я уже не надеялся. С вызовом глянул на меня и чётко выговорил:

— Да, у меня еще есть вопросы.

В понедельник с утра нам предстояло идти на первое занятие по ЗоТИ, которое вёл профессор Ремус Люпин. До этого я его нигде в школе не встречал, кроме как в Большом Зале во время еды. Истощённый, с неуверенным взглядом, в поношенной робе неопределённо-бурого цвета, профессор выглядел типичным представителем нищей магической интеллигенции. Он сидел за столом по левую руку от Дамблдора, благодарно посматривал на директора и кивал в ответ на его фразы, оброненные с благодушным видом, а в свободное от общения время регулярно посматривал и на меня. День ото дня Люпин выглядел сытее и здоровее, а его обращённый в мою сторону взгляд претерпевал изменения от любопытствующего через недоверчивый до огорчённого.

Пришёл он на занятие с опозданием на несколько минут, вежливо поздоровался с классом и положил на учительский стол старый потрёпанный портфель.

— Сегодня у нас будет практическое занятие, поэтому уберите все свои учебные принадлежности и идите за мной, — объявил Люпин.

Мы последовали за профессором по коридорам, пока он не привёл нас в учительскую. Это была просторная, полная старых столов и стульев комната, довольно-таки запущенная, потому что преподаватели предпочитали заниматься подготовкой к занятиям в своих жилых помещениях. В комнате находился только один человек — профессор Снейп, сидевший за дальним столом и, судя по горке пергаментов перед ним, проверявший обзоры старшекурсников. Весь вид Снейпа говорил о том, что он занят крайне срочным и важным делом и что он скорее удавится, чем оторвётся от своего занятия. Когда мы вошли, он смерил класс недобрым взглядом и продолжил проверку работ.

Люпин остановился у старого шкафа для учительской форменной одежды, кинул укоризненный взгляд в сторону Снейпа и обратился к нам:

— Рассаживайтесь на стулья — и начнём. Здесь, в этом шкафу, на днях завёлся богарт, и я попросил оставить его для занятий.

При звуке его голоса дверка шкафа задёргалась, изнутри послышался гулкий стук.

— Богарт — это тонкоматериальная сущность наподобие призрака. Богарты заводятся в местах, насыщенных загрязнённой магией, предпочитая тёмные замкнутые пространства вроде шкафов и гардеробов. Кто знает, чем они опасны?

Разумеется, руку вытянула Гермиона.

— Кто ещё знает? — Люпин оглядел учеников. — Слизеринцы? Вот вы... ээ...

— Мистер Крэбб, — встал и представился Винс. — Богарт питается эманациями страха, поэтому он принимает вид самого большого страха человека, если тот достаточно близко подойдёт к нему.

— Правильно, мистер Крэбб, — профессор одобрительно покивал. — Почему вы не поднимали руку?

— Всё равно вы спросите того, кого сочтёте нужным, сэр.

Люпин улыбнулся.

— По количеству поднятых рук я сужу, все ли ученики знают материал, и прикидываю, насколько подробно его объяснять.

— Объясняйте всегда подробно, сэр, — посоветовал Винс. — В нашем классе есть Уизли и Лонгботтом.

Со стороны слизеринцев раздались сдавленные смешки. Рональд побагровел, Невилл растерянно заморгал. Профессор нахмурился, открыл и закрыл рот, словно хотел что-то сказать, но передумал.

— Значит, богарт, — произнёс он, собираясь с мыслями. — Никто не знает, как выглядит богарт, когда рядом с ним никого нет, потому что стоит открыть эту дверь, как он примет вид самого большого страха того из нас, кто окажется ближе всех к шкафу. Это означает, что у нас огромное преимущество перед богартом, пока он не выпущен на свободу. Понятно, какое, Гарри? — вдруг обратился он ко мне.

— Нет, сэр, — честно признался я.

— Ну как же, Гарри... — профессор заметно расстроился. — Вопрос же очень простой... Если нас много, богарт запутается и не сможет решить, какой ему вид принять.

Гермиона, подпрыгивавшая на месте с вытянутой рукой, разочарованно опустила её.

— То есть, защита от богарта заключается в том, чтобы лазить по тёмным углам не меньше, чем вдесятером? — удивился я.

Люпин не сдержал усмешки.

— Ну, и это тоже. Я хотел сказать, что сейчас, когда нас много, нам будет легче научиться противостоять богарту.

— А это ничего, что каждый из нас узнает самый большой страх остальных учеников?

— Гарри, если человек сможет справиться с богартом в компании, ему будет гораздо легче справляться с ним и в одиночку. Нет ничего неудобного в том, если твои друзья узнают о твоём самом большом страхе — на то они и друзья, чтобы помогать тебе справляться с трудностями.

Я не стал мешать Люпину выдавать желаемое за действительное и прикидываться, будто он не понимает, что перед ним ученики двух враждующих факультетов. Вместо этого я сказал:

— Хорошо, профессор, если вы считаете нормальным выставлять свой самый большой страх напоказ, покажите нам его первым. Только тогда я соглашусь, что вы не лицемерите.

Мы уставились друг на друга в упор, и я увидел растерянность в глазах Люпина. От преподавательского стола донеслось ехидное хмыканье Снейпа.

— Правильно говорит Поттер, — не удержался от колкости наш декан. — Прежде чем заставлять других показывать свои слабости, покажи свою сам.

Люпин метнул раздражённый взгляд на Снейпа, его верхняя губа ощерилась почти по-волчьи. Пусть и с заметной неохотой, но вызов он принял.

— Ладно. Гарри, — сухо сказал он. — Но сначала я объясню защитное заклинание. То, что может обезвредить призрака, это смех. Свой самый большой страх нужно сделать как можно более смешным, а для этого существует заклинание Ридикюлис. Пока без палочек, хором повторяйте за мной — Ри-ди-кю-лис. Хорошо, а теперь с палочками...

Удостоверившись, что все разучили заклинание, Люпин подошёл к шкафу и открыл дверь. В черноте старого шкафа замаячил серебристо-белый шар.

— Просто шар? — раздался удивлённый возглас Лаванды Браун.

— Луна, — негромко сказал Тед, сидевший, как обычно, рядом со мной.

— Ридикюлис! — Люпин взмахнул палочкой, и белый шар превратился в надувной воздушный шарик. Профессор быстро захлопнул дверцу шкафа.

— Вот ты, Невилл, — он указал палочкой на Лонгботтома, — подойди сюда. Директор Дамблдор считает, что тебе очень важно научиться преодолевать свою робость. Какой у тебя самый большой страх?

Невилл замялся.

— Не стесняйся, говори — здесь твои друзья, они тебе помогут.

— Профессор... — пробормотал Невилл, густо покраснев.

— Что?

— Не вы... другой профессор...

— Это кто ж тебя так запугал... Ладно, давай так — сейчас я открою дверь, а ты скажешь заклинание и представишь этого профессора в одежде своей бабушки. Понял?

Невилл испуганно кивнул.

— Все остальные, быстро вспомните свой самый большой страх и представьте себе, как сделать его посмешнее. Когда у Невилла всё получится, он отойдёт от богарта — и пусть подходит следующий.

Люпин подвёл Лонгботтома к шкафу и распахнул перед ним дверцу. Из глубины шкафа величаво выступил сам профессор зельеварения Северус Снейп в натуральную величину. Невилл попятился, затем отчаянно замахал палочкой и забормотал: 'Ридикюлис! Ридикюлис!' Лже-Снейп мгновенно обзавёлся лисьим боа, старушечьим зелёным платьем и шляпкой с чучелом стервятника. Шляпка была кокетливо сдвинута набок.

Грифы поумирали со смеха. Мы хоть и не смеялись, у нас не получалось не ухмыляться. Остроту момента дополняло то, что здесь находился настоящий Снейп, который с нескрываемым бешенством переводил взгляд с богарта на Люпина и обратно, до глубины души уверенный, что это всё подстроено. Ошалелый богарт в лисьем боа и в шляпке с чучелом метался по пространству перед шкафом, размахивая сумочкой, пока не оказался слишком близко к Уизли. Он тут же перекинулся в шестифутового акромантула, и ученики кинулись врассыпную.

Трясущийся от ужаса Рональд сумел обезножить паука, круглое тело которого подкатилось к кому-то и превратилось в мумию. Снова Ридикюлис, банши, оборотень, крыса, змея... невозможно было разобрать, где чей богарт, Ридикюлисы звучали отовсюду, девчонки вопили как банши. Бардак по-гриффиндорски...

Мы с Тедом предусмотрительно отступили подальше от толпы. Когда богарт в виде трёхфутового окровавленного глаза откатился в нашу сторону, а девчонки напротив нас наконец заткнулись, я заступил ему дорогу. В четырёх футах от меня глаз замер и превратился в небольшое чёрное облачко. Я шагнул к нему, оно забеспокоилось, отступило, метнулось обратно в шкаф и забилось там в угол.

— Я так и знал, что ты ничего не боишься, сюзерен, — насмешливо откомментировал Тед в наступившей вокруг гробовой тишине.

Точно, страх — это эмоция. При реальной опасности у меня возникает что-то похожее на эмоции, но никакой эмоциональной памяти о событиях не сохраняется, поэтому богарту нечего из меня извлечь. Я заглянул в шкаф, где в углу жалось облачко.

— Похоже, это я его богарт, — я закрыл дверцу шкафа и оглянулся. — Теперь, полагаю, все здесь узнали, как он выглядит на самом деле?

Грифы не умеют молчать, поэтому к вечеру вся школа уже знала, как выглядит богарт на самом деле. Ещё она узнала, у кого какой главный страх, а также, что профессор ЗоТИ Ремус Люпин боится белого шара и что небезызвестный Гарри Поттер не боится ничего.

10.

На следующем занятии по зельям Снейп поглядывал на меня не только без привычной застарелой неприязни, но и где-то даже с одобрением. Зато к Лонгботтому он прикапывался больше обычного, не простив ему себя в образе эксцентрично одетой старушки. Невилл краснел, бледнел, шёл пятнами и довольно скоро был доведён до состояния, в котором уже не видишь, что кидаешь в котёл — закончилось это, разумеется, взрывом. Заодно досталось и Уизли, и прочим грифам, включая Грейнджер, которая неосмотрительно вздумала подсказывать своим балбесам.

Как по мне, профессор слишком щепетилен к чужому мнению, отсюда все его проблемы.

После обеда нам предстояло отсидеть историю магии, поэтому я забежал в библиотеку и захватил оттуда пару книг, чтобы было чем заняться на лекции. По пути в класс мне попались Эрни с Дирком, стоявшие посреди коридора и определённо пребывавшие в нерешительности. Увидев меня, Диас устремился ко мне.

— Поттер! Как хорошо, что ты нам попался! — обрадованно воскликнул он. — Через десять минут нам на урок, а у Дирка Октавия потерялась.

Россет тоже подошёл ко мне. Некоторая неприязнь с его стороны ощущалась, но для себя он решил, что помощь важнее.

— Октавия — это питомец? — уточнил я.

— Нет, девчонка. Первокурсница, тоже наша равенкловка. Дирк сказал, что она отстала, когда их класс уходил с урока, а за обедом её тоже не было. Мы с ним зашли в общагу, Октавии там тоже никто не видел. Она еще не знает Хогвартс и могла потеряться, а у них сейчас зелья. Снейп им за опоздание головы открутит.

Я вспомнил, что уже видел эту Октавию. Младшая сестра четверокурсника Митчелла Грея и подружка Астории Гринграсс — это она была в поезде вместе с Асторией, а потом распределилась на Равенкло.

— Ясно. В каком крыле она потерялась?

— Как идти от кабинета трансфигурации, налево по лестнице, — сказал Россет. — Я видел, что она остановилась на лестничной площадке и как-то странно осматривалась. После обеда мы с Диасом туда ходили, но её там уже не было.

— Минуточку... — я вызвал мысленную карту и стал просматривать северное крыло. Действительно, на одной из лестниц обнаружилась точка Октавии. Видно, когда девчонка отстала, лестница задвигалась и переместила её в тупик. — Так, идите на занятия, я сам её найду.

— Но... — начал Дирк, но Эрни потянул его за рукав.

— Сказали — идти, значит, идём.

Парень нахмурился, но подчинился приятелю. Они пошли на занятия, а я поспешил на помощь Октавии — если заставить лестницу вернуться на место, девчонка еще не опоздает к Снейпу, а я к Бинзу.

Октавия обнаружилась двумя этажами выше, с ногой, провалившейся в ступеньку-ловушку. Девчонка безуспешно силилась выбраться оттуда. Утренние занятия у нас заканчивались в двенадцать, значит, просидела она тут около часа. Она еще не плакала, но, судя по несчастному выражению лица, вот-вот собиралась. Впрочем, стоило ей меня увидеть, как оно мгновенно сменилось счастливым.

— Поттер! Помоги мне, я тут застряла!

Я подошёл к ней. Октавия провалилась по колено и частично вытащила ногу из ловушки, о чём свидетельствовали две длинные продольные ссадины по сторонам ноги, с которых стекала кровь и впитывалась в чистенький белый носочек. Но лодыжка девчонки была шире, чем нога над ней, и намертво застряла в ловушке.

— Чем сильнее я тащу, тем туже эта щель сжимается, — Октавия кивнула на свою ногу. — Может, ты заклинание какое-то знаешь, чтобы она меня выпустила?

Я отдал приказ Хогвартсу отпустить девчонку. Почувствовав свободу, Октавия вытащила ногу из дыры.

— Так просто? — удивилась она. — Что ты сделал?

Ох уж эти равенкловки, им обязательно надо знать, что и как...

— Ничего, — покривил я душой. — Может, это оттого, что я встал на соседнюю ступеньку?

Я подал Октавии руку, девчонка оперлась на неё и пошла за мной, прихрамывая.

— Я опаздываю на зелья, — напомнила она. — За время обеда тут никто не прошёл, я даже шагов не слышала.

— Тебя Россет хватился, — сообщил я, рассудив, что ей не помешает знать, кому быть благодарной. — Они с Диасом не знали, где тебя искать, и сказали мне.

— Ты специально пришёл меня разыскивать?

— Да. Зелья тебе придётся пропустить, я отведу тебя в медпункт.

Октавия не стала возражать. Видно, её нога сильно болела. Я потихоньку повёл её к мадам Помфри.

— Больше не отставай от своих, — посоветовал я. — На верхних этажах занятий нет, там почти никто не ходит. Ты могла бы и дольше там просидеть. Зачем ты вообще туда полезла?

Она внимательно посмотрела на меня, словно что-то для себя проверяя.

— Там было странное течение магии, — с лёгкой заминкой сказала девчонка. Поскольку я молчал, она продолжила: — Я Грей, чувствовать потоки магии — наша родовая способность. Если сооружение правильно поддерживается магией, потоков быть не должно. Они возникают при нарушениях его магии... а там, на лестнице, мне показалось, что где-то поблизости проходит струйка... едва заметная, но она есть. Это трудно выразить словами, это нужно чувствовать.

Действительно, в магии достаточно явлений и проявлений, которые невозможно передать словами. Сообщение Октавии не могло не насторожить меня.

— И что это означает? — мгновенно заинтересовался я.

— Либо утечку магической основы из-за повреждения защиты здания, либо наличие в здании неправильно хранящегося артефакта, что в конечном итоге приводит к тому же. Понятно, что такое влияние оказывает далеко не каждый артефакт.

— Ты там что-то обнаружила?

— Нет, ничего. Я поднялась до верхнего этажа, потом спустилась, потом поняла, что лестницы стоят не в том положении, чтобы добраться туда, где можно проследить струйку. Я подождала, пока одна из них не переместится, стала подниматься по ней и провалилась в ловушку. Пока я пыталась выбраться из ловушки, лестница вернулась на место. Я разволновалась и вообще перестала чувствовать ту струйку — нужно быть очень спокойным, чтобы ощущать потоки. Меня дома с пяти лет учат возвращать себе спокойствие.

— Тебя неплохо этому выучили, — одобрил я. — Другая на твоём месте уже ревела бы в три ручья и раскричалась бы на пол-Хогвартса.

Я нисколько не преувеличивал. Несмотря на то, что Октавия довольно-таки тяжело опиралась на мою руку и прихрамывала на повреждённую ногу, она выглядела безмятежной и изящной маленькой леди на светском приёме. Тем не менее девчонка оставалась любознательной равенкловкой, или она не полезла бы чисто по-мальчишески выяснять заинтересовавшее её явление.

— Ты тоже очень спокойный, мне это нравится в тебе, — сказала она. — Вчера у нас в гостиной целый вечер обсуждали ваше занятие по ЗоТИ. Это правда, что ты ничего не боишься?

Я задумался. Пожалуй, было однажды, когда я ощущал нечто сходное со страхом. Нет, не ночью в Запретном лесу — там было некогда. И не с Квиррелом у зеркала Еиналеж — там тоже было не до этого. Но вот когда я беспомощно притаился в углу комнаты Тома, больше всего на свете опасаясь быть обнаруженным... если это был не страх, то и не знаю, как это ещё назвать.

— Был один случай, когда мне просто нечем было больше заняться, — ответил я Октавии. — Но обычно я бывал слишком занят, чтобы бояться.

— Могу я узнать, что это было такое? — почти кокетливо спросила она.

— Не от меня. Всё равно это было абстрактное понятие — не представляю, как бы изобразил его богарт. — Так оно и было, ведь разоблачение — понятие достаточно абстрактное.

Октавия весело рассмеялась — а приятный же у неё смех...

— Бояться абстрактных понятий — в этом есть что-то равенкловское, ты не находишь?

— Сначала нам нужно согласовать определение абстрактного понятия, — напомнил я. Девчонка наверняка подумала о каких-нибудь теоремах.

— Я совершенно не понимаю, почему ты попал не на Равенкло, — окончательно развеселилась она.

— Я подумывал об этом, но вовремя понял, что у меня всё равно не получится отстраниться от политики.

Так, за разговором, мы дошли до медпункта. Мадам Помфри, жилые комнаты которой находились неподалёку, почти безвылазно сидела там, всегда готовая оказать ученикам первую помощь. Сегодня медпункт пустовал, и мадам Помфри изнывала от скуки, поэтому она захлопотала над Октавией так, словно та нуждалась в реанимации. Я всё равно безнадёжно опоздал на первый час и от нечего делать морально поддерживал пациентку. Пары лечебных и одного чистящего заклинания хватило, чтобы нога девчонки вернулась в первозданный вид, но колдомедичка не спешила выпускать свою жертву из рук и норовила уложить её в постель.

— Лучше дайте мне поесть! — взмолилась Октавия. — Из-за этой лестницы я пропустила обед.

Хорошая еда для мадам Помфри была на втором месте в списке средств ухода за пострадавшими, сразу же после хорошего сна. За обедом для Октавии был немедленно послан домовик, а я собрался идти на историю магии, но девчонка не отпустила меня, сказав, что ей скучно обедать одной. Она оказалась приятной собеседницей, и я не заметил, как опоздал к Бинзу и на второй час.

Когда я наконец разыскал свою учебную группу, Тед встретил меня с нескрываемым упрёком во взгляде — нехороший я не предупредил его об отлучке. По его пониманию, я никак не мог отсутствовать два с лишним часа, сказав, что забегу на пять минут в библиотеку. Я примиряюще улыбнулся ему навстречу:

— Кончай смотреть на меня, как Мерлин на Мордреда. Я тоже имею право провести часок-другой в компании милой юной леди, как и ты.

Библиотека пока еще не пользовалась популярностью у учеников, но когда мы с Тедом пришли туда после ужина, Диас с Россетом были там. К их столу подсела Грейнджер и увлечённо объясняла что-то Дирку. Эрни беспокойно вертелся по сторонам и сразу же заметил наше появление. Дождавшись, когда мы сядем за стол, он подошёл и попросил разрешения усесться с нами.

— Грейнджер сама напросилась к нам с Дирком, — тихонько сообщил он, устроившись рядом. — Сказала, что мы, маглорожденные, должны держаться вместе и помогать друг другу, или поодиночке нам здесь будет очень нелегко, а затем спросила Дирка, не нужно ли ему что-нибудь объяснить. А ему как раз было нужно, потому что он всегда задаёт трудные вопросы. Даже я не знаю, как на них ответить, хоть и проучился уже год.

Я кивнул в знак того, что понял ситуацию, и поинтересовался, нет ли у него самого вопросов по учёбе. Они нашлись, но не успел я ответить, как к нашему столу подошёл Россет.

— Могу я подсесть к вам? — спросил он с холодком в голосе. Парень явно не привык, чтобы ему отказывали, но у него хватило ума не садиться за наш стол без разрешения.

— Садись, — согласился я.

Россет подтащил к нам стул и положил свою папку на свободный угол стола.

— Поттер, спасибо, — я вскинул на него вопросительный взгляд, и он уточнил: — Я про Октавию. Она поблагодарила меня, что я стал разыскивать её.

Я понял, что благодарит он меня не столько за то, что я нашёл девчонку, сколько за то, что я упомянул об его роли в её спасении.

— Не стоит благодарности, — произнёс я общепринятую фразу вежливости.

— Если у меня возникли вопросы по учёбе, мне как, самому задавать их или через Диаса? — сухо поинтересовался он.

— Если тебе разрешили подсесть, можешь задавать их сам.

На этот раз парень полез в дебри трансфигурации. Услышав вопрос, Эрни быстро глянул на него и спросил:

— Разве Грейнджер тебе ничего не объяснила?

— Истина познаётся в сравнении, — многозначительно ответил Дирк, явно цитируя какого-то древнего философа.

Ответ занял у меня не меньше получаса. Сначала мне пришлось подробно рассказать о таких понятиях, как законы элементальной трансфигурации Гэмпа и категории допустимых преобразований, вытекающие из них, а также разъяснить, почему относительно легко преобразовать неживой объект в живой и почему так сложны обратные преобразования. Затем я не забыл упомянуть, что у магов встречаются аналитический и геометрический типы мышления и что если маги второго типа справляются с самыми сложными видами трансфигурации, то первым лучше поискать себя в чём-то ещё — впрочем, у нас в школе трансфигурация преподаётся на таком уровне, что с ней справится любой маг. Напоследок я добавил, что необратимые преобразования одних объектов в другие имеют множество ограничений и возможны только с помощью специальных ритуалов, а главное применение трансфигурации в целом сходно с индустрией одноразовой магловской посуды и других мелочей.

— Остальное — уже частности, — заключил я. — Выбираешь категорию задачи и ищешь конкретное преобразование.

Россет перестал задавать уточняющие вопросы и замолчал. Изобилие новых сведений вымотало его, злиться на меня у него уже не оставалось энергии.

— Поттер, — он посмотрел мне в глаза, — это правда, что ты до Хогвартса жил у людей... то есть, у маглов?

— Да, — подтвердил я.

— Тебе было трудно... перестроиться? Ну ты понимаешь...

Я не знал, что ему ответить. У меня были особые обстоятельства, которые в чём-то затрудняли моё вживание в магический мир, но в чём-то и облегчали. Как именно они пролегали между трудным и простым, я не представлял.

— Россет, я изначально принадлежал миру магов, а у маглов мне было нечего терять. Были определённые проблемы, и сейчас они есть... с чем-то я справился, с чем-то мне еще предстоит справляться... а насколько они преодолимы, время покажет. Не бывает так, что можно сказать себе — всё, проблемы устранены, их больше нет и не будет — ты понимаешь, о чём я? Всегда находятся те, кто недоволен — неважно чем, был бы повод. Есть и те, кому я наступил на хвост одним своим существованием. Жизнь вообще похожа на реку — если ты перестал грести против течения, тебя сносит.

— Это сюзерен говорит, что ему и сейчас нелегко, — Тед с благодушной улыбкой перевёл меня на понятный язык.

— А кому сейчас легко? — я повернул голову к нему, и мы обменялись ухмылками.

Оба парня тоже заулыбались — и Россет, и Диас, слушавший меня ещё внимательнее, чем его приятель. Он тоже изначально принадлежал миру магов и ему тоже было нечего терять. Атмосфера нашего общения стала заметно дружелюбнее.

— Как по-твоему, какие у меня перспективы прижиться у магов? — спросил Дирк.

— Оценивай сам, мне в этом смысле было проще. Я не знаю, что ты теряешь у маглов, но, полагаю, больше, чем ничего. Если у маглов декларировано равенство возможностей, ограниченное только собственными талантами и инициативой, здесь у нас безусловное неравенство, в котором у тебя очень невыгодная начальная позиция. Ты можешь принять здешние правила и начать с нижней ступеньки, тогда твои внуки или правнуки, возможно, займут места повыше. Ты можешь также попытаться установить здесь свои правила — тогда мы окажемся по разные стороны барьера, а я не намерен уступать противникам. Я понимаю, что ты привык быть лучше всех, а теперь ещё и волшебник, но всё равно посоветовал бы тебе вернуться в магловский мир, пока не слишком поздно. Неделя прогулов в магловской школе для тебя пустяк, тебе и навёрстывать их не придётся.

Судя по лицу Дирка, тот ожидал какого угодно ответа, но не такого.

— Ты считаешь, что для меня здесь всё настолько безнадёжно?

— Смотря как у тебя обстоит там и что тебя интересует здесь. Если у тебя там зажиточные родители, протекция, возможность получить высшее образование, здесь тебе придётся труднее, если у тебя нет магического покровителя.

— А если он у меня будет?

— Чтобы у покровителя установилась магическая связь с принятым, он должен быть лордом магии или около того. Иначе это будут обычные деловые или дружеские отношения, как у маглов. А лорды магии, Россет, на дороге не валяются и лично им принятые не нужны. Это всегда дружеская любезность.

Похоже, я только что лишил парня иллюзий, и он нехотя признал это:

— Умеешь же ты, Поттер, разочаровывать...

— Фините Иллюзо... — сочувственно пробормотал я, дополнив фразу лёгким пожатием плечами.

— А если, допустим, у меня там небогатые родители, никакой протекции и отсутствие денег на университет? — спросил он после некоторого раздумья.

— Незадолго до того, как приехать в Хогвартс впервые, я познакомился с парнем, который посоветовал мне не водиться с кем попало, не разобравшись в обстановке. Он даже оказался настолько любезен, что предложил помочь мне с выбором правильных знакомств. Дурак бы обиделся, а я последовал его совету и до сих пор ему благодарен. Ты его знаешь, это Драко Малфой.

Во взгляде Россета проснулся интерес.

— Жалко, что мне никто ничего такого не советовал, — парень выжидательно посмотрел на меня.

Я позволил себе усомниться.

— Так уж и никто? Не поверю, что Диас не советовал тебе вести себя осмотрительнее, пока ты не разобрался в обстановке.

— Но никто не предлагал помочь мне с выбором правильных знакомств.

Так ты и не Поттер, парень. Я скосил глаза на Грейнджер, которая оставалась на прежнем месте. Может, надеялась, что эти двое поговорят с нами и вернутся к ней?

— Сначала разберись в обстановке, Россет. Чтобы потом не жалеть.

11.

Комиссия из Визенгамота споро разбиралась с происшествием на уроке Хагрида. Полувеликана признали невиновным, заключив, что по уровню своей подготовки он не мог правильно оценить опасность гиппогрифа для детей. Зато признали виновным директора, который взял на работу сотрудника, не соответствующего занимаемой должности, и не обеспечил его ни планом занятий, ни должностными инструкциями. Суд назначили на ближайшую пятницу, а на должность преподавателя по уходу за животными была приглашена пожилая волшебница Вильгельмина Грабли-Планк, которая и прежде нередко замещала старенького профессора Кеттлберна, пока тот подлечивал свои многочисленные недомогания. Согласилась она при условии, что от неё не потребуется жить в Хогвартсе.

Как я и предвидел, грифы стали мстить Гойлу. На уроке трансфигурации, во время преобразования глиняного шарика в муху, с палочки Грега вдруг сорвалась иллюзия в виде кошки, точь в точь похожей на анимагическую форму профессора МакГонаголл. Иллюзия мяукнула дурным голосом, вылизала себе задницу, взлетела к потолку, раздулась и лопнула на глазах у онемевшей от такой наглости МакГонаголл. Устремив суровый взгляд на недоумевающего Гойла, профессор сняла полсотни баллов с нашего факультета и назначила Грегу неделю отработок у Филча. Грег пытался оправдываться, но получил еще десять баллов штрафа. Уизли с Томасом злорадно хихикали — колдовство было слишком хитроумным, чтобы оказаться делом рук этих тупиц, но они наверняка были причастны к нему.

В перемену мы осмотрели палочку Грега, но на ней не обнаружилось ничего подозрительного. Я догадался обыскать его стол и нашёл на нижней поверхности прикреплённую там пуговицу со следами одноразового заклинания иллюзии. Идти с ней к МакГонаголл было бесполезно, да и вряд ли Мак-кошка пересмотрела бы наказание, невзирая на любые проверки.

Пуговицу наверняка зарядили близнецы Уизли — это был их уровень изобретательности и их уровень пакостливости — а их ущербному на голову братцу досталась только честь прикрепить её на место, но без специальных средств невозможно было распознать, кто её сделал и прикрепил туда. Мы записали эту подлянку на счёт грифам, чтобы при случае отплатить за неё, и на том отступились. Про себя я рассудил, что Грегу будет даже полезно вечерок-другой поворочать мешки, а Филчу всё равно нужны помощники, и не стал докапываться до справедливости.

Но оказалось, что это была только первая половина их мести. В тот же вечер, за полчаса до отбоя, в дверь нашей комнаты постучали. Теда не было, а я как раз валялся на кровати и читал один из захваченных в Хогвартс магловских учебников. Я пошёл открывать, гадая, кто бы это мог быть, потому что в комнате нас навещал только Драко, имевший привычку входить без стука.

За дверью оказалась девчонка-первокурсница, темноволосая подружка Астории.

— Там грифы, — сказала она. — На пути из Большого Зала в наши подземелья. Они там... выглядят подозрительно.

— Кто? — спросил я.

— Трое рыжих и двое их друзей.

Я вызвал мысленную карту участка, о котором говорила девчонка. По пути из Большого Зала в подземелья на поворотах коридоров имелись небольшие холлы, где было поставлено по паре диванов и по журнальному столику. В одном из таких мини-холлов действительно обнаружились пятеро грифов — трое младших Уизли, Ли Джордан и Дин Томас. А чуть дальше по коридору виднелась точка идущего с отработки Грега.

Стало понятным, что заподлянка на трансфигурации была устроена не сама по себе, а с целью отделить Грега от нашей компании. Обычно он бывал как минимум в обществе Винса, а вдвоём они были силой, с которой грифы побоялись связываться. Я накинул на себя школьную мантию и помчался на место происшествия, девчонка — кажется, её звали Ромильдой — побежала за мной. Рассудив, что лишний свидетель не помешает, я не стал останавливать её.

Когда мы подбегали, я обернулся к ней предупредить, чтобы она не подходила близко, но девчонка сама догадалась и остановилась у ближайшего поворота. Грифы как раз окружили Гойла и что-то втолковывали ему на повышенных тонах. Массовый Ступефай был бесполезен, потому что зацепил бы и Грега, и я наложил на Томаса Инкарцеро. Когда опутанный верёвками Томас повалился на пол, Грег кинул взгляд поверх него и увидел меня.

Он мгновенно перешёл в атаку. Джордан первым получил усиленный магией удар и впечатался в стену, следом за ним в воздух взлетел Рональд и приземлился передо мной. Близнецы потянулись за палочками, но один из них рухнул рядом с Томасом, опутанный моим вторым Инкарцеро, а другой был отправлен ударом Гойла в глубину холла на жалобно хрустнувший диван и вырубился там. Мы наложили Инкарцеро на всех еще не связанных грифов — и драка закончилась полным разгромом красно-жёлтых.

Грифы, похоже, здорово испугались. Прикусили свои длинные языки и молча таращились на нас, даже не пытаясь освободиться. Я подошёл к Грегу и оглядел поле боя. Девчонка, готовая бежать за помощью, увидела, что мы справились, и тоже подошла к нам.

— Ты бы поосторожнее, — я кивнул ему на валяющегося без сознания близнеца и на Джордана в сумеречном состоянии.

— Когда подолгу спаррингуешь с нормальными магами, забываешь, что эти — нули без палочки, — виновато пробормотал Грег, до которого дошло, что в боевом запале он чуть не избавил мир от пары придурков.

— Надо декана позвать, — подала голос стоявшая позади нас Ромильда.

— Верно, сейчас позову, — согласился я.

— Не надо МакГонаголл, она их всё равно отмажет, а мы окажемся виноваты, — возразил Грег.

— Зачем МакГонаголл? Снейпа. — Я постучал костяшкой пальца по стене и вызвал домовика. Как обычно, на зов явилась Фиби, и я послал её за Снейпом.

— А если эти опять полезут? — спросил Грег, пока мы ждали декана.

— По обстоятельствам... — я сделал утомлённое лицо и пожал плечами. — Слишком уж они настырные... могут влипнуть так, что спасти их не получится.

Пленники пришли в себя и слушали нас, злобно зыркая глазами.

— Вы знаете, что вам за нас будет?! — подал голос один из близнецов.

— Нам? — мы с Грегом переглянулись. — Ничего. При чём тут мы, если вы подохнете естественной смертью клоунов — от одной из своих дурацких шуточек?

Близнецы тоже переглянулись. У них хватило ума понять, что характер их любимых развлечений делал подставу не только возможной, но и лёгкой. Я тем временем заметил, что один из них то и дело косит глазами в сторону. Проследив его взгляд, я увидел на полу квадратный кусок пергамента, довольно-таки большой.

— Акцио, — произнёс я, не утруждая себя доставанием палочки, и пергамент влетел мне в руку. На нём был изображён кусок карты Хогвартса, в центре которого находились несколько точек. Около каждой было подписано имя, и это были имена всех присутствующих здесь.

— Отдай карту! — встрепенулся тот из близнецов, что косился на неё. — Это не твоя карта!

— Сейчас это мой военный трофей, — невозмутимо сказал я.

— Отдай её, и мы обещаем никогда не нападать на вас.

— А вы нападайте, нападайте... — я свернул пергамент в трубку и убрал в карман своей мантии. — Не думаю, что к нам будут слишком строги, если мы когда-нибудь ненароком превысим меры самообороны.

Тут подошёл наш декан и увидел связанных грифов. На его лице появилось выражение вроде 'ну вот, история повторяется'.

— Поттер, вы опять в эпицентре безобразия, — устало процедил он. — И Гойл с вами. А вы, мисс Вейн, что здесь делаете?

Девчонка вопросительно глянула на меня, и я сказал за неё:

— Грифы подкарауливали Гойла, а она позвала меня на помощь.

— Мы просто так здесь сидели, а они пришли и устроили драку, — заявил один из близнецов.

— И кому из вас мне верить? — иронически вопросил Снейп.

— Профессор, они подстроили Грегу отработку, чтобы напасть на него, когда он будет один, — сообщил я.

— Эта сегодняшняя выходка на трансфигурации... — Снейп криво усмехнулся. — Профессор МакГонаголл битых два часа выговаривала мне, что слизеринцы совершенно распустились.

Я вынул из кармана мантии пуговицу, найденную под столом Гойла.

— Эта пуговица была подброшена Грегу на трансфигурации, на ней следы разового заклинания иллюзии. Профессор, сходите к Флитвику, у него найдутся средства определить, кем оно было наложено. А лучше просто спросите у близнецов, что они здесь делали и знакома ли им эта пуговица, и поглядите в их честные глаза.

Снейп едва слышно хмыкнул от такого явного намёка на легилименцию и протянул руку за пуговицей. Поднеся её к носу того близнеца, который выглядел целее, он спросил:

— Мистер Уизли, вам знакома эта пуговица?

Тот отрицательно завертел головой, не отводя искреннего взгляда с лица Снейпа, а декану только это и было нужно. Чтобы скрыть от легилимента воспоминание при прямом допросе, нужно иметь весьма дисциплинированный разум, которого у рыжих и в помине не было.

— Как вы подсунули пуговицу мистеру Гойлу? — продолжил Снейп.

— Ничего мы ему не подсовывали! — запротестовал рыжий.

— Вы действительно подстроили отработку мистеру Гойлу, чтобы подкараулить его здесь?

— Нет, что вы, профессор!

— И что же у вас за счёты с мистером Гойлом?

— У Рональда спросите, сэр, — посоветовал я.

— У Рональда? — Снейп повернулся к Уизли-младшему. — Мистер Уизли, чем перед вами провинился мистер Гойл?

— Это всё слизы выдумывают... — пробурчал тот.

— Ясно. — Снейп прикинул что-то в уме. — Все трое Уизли, Джордан, Томас — с каждого минус пятьдесят баллов. Мисс Вейн — плюс десять баллов за бдительность. Поттер, Гойл, развяжите их, пусть идут в медпункт. Пуговицу я оставлю себе.

Не прошло и двух недель, а Драко уже оставил попытки оттеснить Теда от меня. Он по складу характера не способен был долго задерживаться на одной цели, а тут как раз состоялся набор квиддичной команды на следующий сезон. Несмотря на пропущенное для тренировок лето, Малфой оставался слизеринской звездой квиддича и вторым лицом в команде сразу после капитана — а если учесть важность ловца для команды, то и первым. Он целиком отдался тренировкам и разговорам о квиддиче, с трудом выделяя немного времени на списывание очередного обзора.

С Асторией его отношения не складывались. Драко был слишком ребячлив, чтобы интересоваться малолетками, он предпочитал девчонок повзрослее. Ему льстило открытое обожание Панси, и он привечал её, подавая девчонке напрасную надежду. Астория на это обижалась, её сестра Дафна тоже была недовольна и осуждающе поглядывала на Малфоя, по легкомыслию ставившего семейные договорённости под угрозу. С начала этого учебного года Дафна старалась держаться поближе к нашей компании, а её прежние безразличные отношения с Миллисентой с каждым днём выглядели всё более дружескими.

Драко не без оснований подозревал, что Дафна шпионит за ним для своей семьи, и держался с ней холодно на грани резкости. Он под любыми предлогами стремился отделаться от неё, но девчонка, где можно, ходила с нами на правах подруги Милли. А где ей требовалось отдельное разрешение, она взяла обыкновение обращаться за ним ко мне. В глубине души надеясь, что Драко будет осмотрительнее в присутствии Дафны, я соглашался на её компанию, несмотря на раздражение Малфоя.

Двадцать пятого сентября нам предстоял следующий отпуск в Хогсмид. Как и в прошлый раз, остальные наши слизеринские сокурсники напросились с нами. Всю дорогу до посёлка Панси пыталась привлечь внимание Малфоя, Забини пытался привлечь внимание Панси, а Дафна выбрала в собеседники меня и с воодушевлением рассказывала мне о занятиях по прорицанию. По её понятию, моё отношение к этому предмету было возмутительно прозаичным, и она взялась обращать меня в свою веру.

— Ты помнишь статью в позавчерашнем 'Пророке', в которой говорилось, что Дамблдор должен выплатить Невиллу Лонгботтому тысячу галеонов по решению суда? А ведь мадам Трелони еще на той неделе предсказала Лонгботтому прибыль, — сказала она в подтверждение своей позиции.

— Конечно, помню, — хмыкнул я. — Когда младший Уизли прочитал о приговоре суда, он на весь Большой Зал пожалел, что это была не его задница. Но, Дафна, на той неделе о суде уже было известно, а догадаться, чем он закончится, совсем нетрудно.

— Гарри, какой же ты скучный... — кокетливо протянула Дафна. — Неужели тебе никогда не хотелось знать, что тебе предстоит?

Хотелось. Наверное. Или нет? Жизнь хитрее, она даже предсказанное умудряется вывернуть так, что не узнаешь.

— Я предпочитаю решать проблемы по мере их поступления, — я понял, что говорю правду.

Щёчки Дафны разрумянились от свежего воздуха, светлые серо-голубые глаза весело блестели. Она была рада прогулке, довольна компанией, а если бы ей удалось переубедить меня, это сделало бы её ещё счастливее. Я невольно улыбнулся, глядя на неё.

— Но ведь гораздо лучше, если ты уже знаешь, что тебя ждёт, — сказала она, улыбнувшись в ответ. — Ты можешь предусмотреть это и подготовиться к этому. Например, Мадам Трелони предсказала Парвати Патил, что ей надо остерегаться рыжих, и та отсела подальше от Уизли. Поэтому Рональд уронил чашку с кофе не на неё, а на Анжелину Джонсон. Правда, я слышала от её сестры, что близнецы тем же вечером подшутили над Парвати, и у неё выросли усы.

— Рыжих надо остерегаться всегда, и Трелони тут не при чём, — похоже, я только что сформулировал для себя важное жизненное правило. Дафна звонко рассмеялась, а я продолжил: — Есть предсказания и есть прогнозы. Слово 'прогноз' — однокоренное с латинским 'гносео' и означает 'предзнание'. Это будущие события, обусловленные наиболее вероятным ходом предыдущих. Например, завтра у нас на факультете будут вечерние посиделки, а сегодня вечером весь факультет соберётся уничтожать купленные нами сладости. Мы их покупаем, а оставшиеся в Хогвартсе прогнозируют пирушку, и трудно представить обстоятельства, которые нарушили бы этот ход событий. А предсказание — это когда кто-то необоснованно заявил, что всё будет не так, а иначе.

— Почему именно иначе?

— Потому что на 'так' уже есть более точное утверждение — прогноз. 'Остерегаться рыжих' я поставил бы в категорию прогнозов, а не предсказаний. Да и денежную компенсацию Лонгботтому — тоже, особенно если не указывать сумму.

— Но мне кажется, что важнее предусмотреть неожиданное, а не ожидаемое, — возразила Дафна.

— Я предпочитаю предусматривать ожидаемое и помнить, что бывает неожиданное. Всё неожиданное всё равно не предусмотришь.

— Вот! — обрадовалась Дафна. — Поэтому и нужны прорицания. Чтобы из всего разнообразия неожиданного выбрать то, которое произойдёт.

— Эти прорицания обычно настолько расплывчаты, что разница невелика. Подогнать под них можно всё, что хоть сколько-нибудь отличается от прогноза. Ни один прорицатель не признается, что пророчество не сбылось — он обязательно скажет, что его неверно истолковали.

— Ну-у, так неинтересно... — Дафна надула губки. До меня вдруг дошло, почему так много людей увлекаются прорицаниями — им интересно. Им интересно считать, что они сумели заглянуть в будущее и знают то, чего не дано знать другим. Им интересно здесь и сейчас, а сбудется это или не сбудется — вопрос совершенно другой и обычно он мало кого колышет.

— Зато практично. Есть же и другие интересные вещи — арифмантика, например.

— Арифмантика? Ты шутишь?

Я не шутил. В арифмантике было всё, что нравится логику — чёткость формулировок, однозначность формул и правил. Было нечто завораживающее в том, как там одно вытекает из другого, как ничтожная разница в единицу или ошибка в знаке даёт совершенно иной результат.

— А сама ты как считаешь?

Дафна подошла к ответу со всей серьёзностью. Помедлила, ощутимо задумалась...

— Есть вещи, которые нужны, хочешь ты этого или не хочешь. Гарри, ты очень ответственно относишься к учёбе и считаешь, что арифмантика тебе нужна, а прорицания не нужны. Чтобы правильно трактовать приметы гаданий, нужна фантазия и интуиция, нужно уметь расшифровать свой эмоциональный отклик на них, а деловое и практическое отношение к ним не сработает. Оно подходит только для арифмантики.

Я бы насчёт этого поспорил — в арифмантике нужен такой полёт фантазии, какой и не приснится прорицателям. Но не с Дафной же мне спорить...

— Возможно, ты права, — предпочёл согласиться я. — Моё воображение пригодно для арифмантики и не совместимо с прорицаниями. Пользу ухода за животными я еще могу признать, потому что некоторые вещи оттуда лучше изучать на практике, но к прорицаниям у меня нет ни малейшей склонности.

— Давай, тогда я что-нибудь тебе предскажу? — вдруг предложила она.

— Нет, давай ты сначала выучишься предсказывать, а то вдруг ты предскажешь мне что-нибудь страшное, я подготовлюсь к нему, а его не будет, — отшутился я. — Знаешь, как будет обидно, что зря боялся...

Мы весело рассмеялись. Дафна — искренне, я — потому что знал, когда нужно смеяться.

— Ладно, тогда я сначала выучусь, раз ты такой боязливый, — смилостивилась она. — Так бы сразу и сказал, что не любишь прорицаний, потому что их боишься.

Протестовать я не стал, это только уверило бы её в собственных словах — и бесполезно было напоминать ей про моего богарта. Эти девчонки, вечно они всё перекрутят...

Сегодняшнюю прогулку по Хогсмиду мы начали с лавки волшебных диковинок 'Зонко'. Драко еще накануне заявил, что девчонки пойдут с нами только при условии, что тряпичная лавка будет у нас последней в списке посещений, и им пришлось согласиться на его ультиматум. В 'Зонко' мне понравилось ничуть не больше, чем в лавке дамской одежды — моя жизнь была не настолько скучна, чтобы меня развлекали детские волшебные приколы — и я вздохнул с облегчением, когда мы вышли оттуда.

Следующей по пути у нас была кондитерская, где мы простояли в очереди и припозднились из-за этого в 'Три метлы'. Почти все столы были заняты, за исключением самых неудобных у входа, но мы уже нагулялись и хотели есть, поэтому заняли один из них. Дафна села рядом и оживлённо общалась со мной — она вообразила, что обнаружила мою слабость, и в её отношении ко мне появилась покровительственная нотка.

Мы пообедали и принялись за десерт, когда я почувствовал, как нечто живое и мягкое протискивается мимо моих ног у меня под стулом. Скосив взгляд вниз, я увидел мохнатый чёрный бок и мелькнувший вслед за ним чёрный хвост, толстый как палка. Мгновение спустя мне в коленку ткнулся собачий нос — как-то по особому аккуратно и осторожно, словно призывая к молчанию. Я незаметно отстранил край скатерти, и мой взгляд встретился с серыми глазами той самой собаки, которой я в прошлый раз подкинул пирог. Собака выглядела получше, чем тогда, но было заметно, что она не ела досыта.

Надо же, бродячая псина запомнила меня и просочилась сюда, чтобы выклянчить себе еды. Я не стал разочаровывать её и заказал пару мясных пирогов у мадам Розмерты — меня они не разорят, а собаке они нужны. Когда пироги были принесены, я сделал вид, что укладываю их в безразмерную сумку, а сам потихоньку спустил их под стол к собаке. Я чувствовал её шевеление, когда она ела, и опасался, что она заденет кого-то из девчонок и те поднимут визг, но собака сидела вплотную к моим ногам, словно понимая, что ей нужно опасаться разоблачения. Съев пироги, она так же аккуратно проползла под моим стулом и выбралась из паба наружу.

Подивившись хитроумию животного, я включился в застольную беседу и выбросил его из головы. Даже если бы я захотел завести питомца, эта собака была слишком большой, чтобы держать её в Хогвартсе. Мне и Хедвиг было более чем достаточно, и если бы я решал вопрос о покупке совы сейчас, я и от неё отказался бы. Но тогда, перед первым курсом Хогвартса, Хагрид был слишком нахрапист, а я слишком мало знал о волшебном мире, чтобы отказаться от совы.

Взять хотя бы грифов, которые сегодня пришли сюда раньше нас и сидели через стол от нас — младший Уизли захватил свою крысу с собой и выпустил на общий стол, где она жевала воздушную кукурузу. Можно подумать, присутствие старой облезлой крысы на столе прибавляет кому-то хоть сколько-нибудь аппетита. И Грейнджер здесь со своим полукнизлом, кормит его мясом с ладони... ну полукнизл — еще ладно, он существо разумное, в отличие от крысы.

Но рано я его, оказывается, похвалил. Рыжий кошак величиной чуть ли не с рысь вскочил к девчонке на колени, с них на стол — и за крысой! Со стола полетели тарелки, пиала с грибной лапшой опрокинулась на Гермиону, Рональд кинулся спасать свою крысу и попал локтем в челюсть Финнегану, тот схватил его за локоть, пихнул обратно на стул и дал подзатыльника. Крыса стремглав метнулась к двери, полукнизл помчался за ней мимо стола с дружно завизжавшими хаффлпаффками-старшекурсницами — и оба животных выскочили из паба.

— Так, мальчики-девочки! — заявила мадам Розмерта, наблюдавшая весь этот переполох. — Для тех, кто еще не знает, специально объявляю — больше мне никакой живности сюда не таскайте! Это ж додуматься надо, крысу — и на стол, где люди едят! Где вас воспитывали, мальчик — да, вы, вы!

Рональд побагровел и прикинулся бы ветошкой, но было негде. От смущения он напустился на Гермиону, заявив, что во всём виноват её Живоглот. Вот, значит, как зовут её любимца — что ж, имя достойное, надеюсь, ему удастся пообедать Рональдовой крысой. Грейнджер тоже раскраснелась и отвечала Уизли довольно резко, что раз крыса была на столе, кот принял её за еду. В их спор вступил Дин Томас, явно поддерживавший приятеля.

Чем у них закончилось, мы уже не видели. Наши девчонки вспомнили о тряпичной лавке и потащили нас туда.

12.

Выбрав свободный вечер, я стал разбираться с картой близнецов, дожидавшейся своей очереди у меня в сундучке. Она показывала местонахождение всех разумных объектов, не защищённых чарами скрытности, кроме меня. Кто-то весьма искусный в артефакторике сумел связать её со следящими системами Хогвартса — или, возможно, просто нашёл в какой-то заброшенной подсобке, где она валялась со времён Основателей. Ученические проверки не показали ничего, но более серьёзные проверочные заклинания обнаружили на ней замаскированные подслушку и слежение. Артефактик оказался с сюрпризом, а поскольку мне он был бесполезен, я удалил с него шпионские штучки и задумался, как его использовать.

Теду карта была не нужна. У него никогда не было склонности искать приключений на свою пятую, а сейчас его вообще мало что интересовало, кроме Дианы. Драко не стоило провоцировать на хулиганство, чтобы потом не отвечать перед его отцом. Диасу следовало сидеть как можно тише — вот уж кому совершенно ни к чему лишние проблемы. А больше вроде и некому...

Хотя... Я вспомнил о Филче, которому такая карта могла бы пригодиться. Я уже знал, что шпионит для него миссис Норрис, хогвартская Следящая, но даже самая шустрая кошка не способна находиться в нескольких местах сразу. Я поставил на карту собственный маячок — так, на всякий случай — и, прихватив артефакт с собой, отправился навестить старого завхоза.

Когда мы перетаскали сегодняшние поставки в кладовые и сели пить чай, я вытащил из кармана свёрнутую в трубку карту и протянул старику. Я приготовился давать объяснения, но в глазах Филча вдруг блеснуло узнавание.

— Тот самый пергамент! Мистер Поттер, вы нашли его! — Филч развернул пергамент и увидел карту. — Что это значит, мистер Поттер? Кто исчеркал его?

— Это такой артефакт — карта Хогвартса, — пояснил я. — Смотрите, на ней видно, кто где находится. Я подумал, что она вам пригодится, и принёс её.

— Но...— Филч перевернул карту обратной стороной. — Я узнал пергамент — вот по этому уголку.

На одном из углов обратной стороны карты виднелось нечто вроде маленькой размытой печати. Примета выглядела характерной, это не могло оказаться случайным совпадением.

— Вы его где-то уже видели?

— Директор Дамблдор дал мне его на хранение в конце этого августа. Велел держать тут. — Филч указал на ящик стола с надписью 'Конфисковано. Крайне опасно.'. — Я ему сказал тогда, что раз опасно, надо запирать, но директор сказал, что в Хогвартсе нет таких бестолковых детей, которые полезут в ящик с такой надписью. Мистер Поттер, наш директор столько лет на свете прожил, а всё еще слишком хорошо думает о детях! Это потому, что у него своих нет — представляете, не прошло и недели с начала учёбы, как пергамент украли! А это, значит, была карта, вот оно как... Мистер Поттер, вы где его нашли?

— Отнял у близнецов Уизли.

— Ох, значит, его стащили эти пакостники! А я тогда подумал на мистера Смита с Хаффлпаффа, он тоже первейший безобразник. В этом году он уже второго числа получил отработку и ходил ко мне целую неделю. Я тогда пожаловался директору — вот так и так, пергамент украли — а он сокрушённо покачал головой и говорит: 'Ай-ай-ай, кто бы мог подумать, что у нас в школе такие плохие дети! Но вы не огорчайтесь, мистер Филч, я не виню вас, это целиком моя ошибка. Идите и не думайте об этом, я позабочусь, чтобы пергамент нашёлся.' И ведь он нашёлся, мистер Поттер, — завхоз с удовлетворением глянул на карту. — Надо будет сказать директору, чтобы он не волновался.

— А стоит ли? — засомневался я. — Вам сказали охранять пергамент, вот вы и охраняйте. Только больше не кладите его в тот ящик, ведь сам директор признал, что это была ошибка. Носите пергамент с собой, так он целее будет, а заодно и пользуйтесь им. Когда директор спросит о нём, тогда вы его покажете — главное, пока о нём никто не знает, его никто не украдёт. А если он вдруг опять пропадёт, скажите мне, я его поищу.

Моя идея Филчу понравилась. Старик любовно свернул карту в трубочку и убрал за пазуху. Артефакт был пристроен с пользой, и вряд ли близнецы Уизли станут искать его за пазухой у Филча. Если на нём и остались шпионские сюрпризы, завхозу они не повредят, а мне сюрпризов хватало и без пергамента.

Что хогвартские девчонки открыли на меня сезон охоты, я догадался не сразу. Мне нисколько не помогло, что со стороны я неплохо разбирался в намерениях и отношениях других людей — видно, сказалась нехватка моего эмоционального отклика на поведение девчонок. Я заметил, что они стали дружелюбнее ко мне, что теперь они первыми здороваются и чаще улыбаются, но списал это на длительность знакомства и на увеличение моего авторитета в школе чисто по возрасту. Момент истины настал, когда мы всей компанией тренировались в Выручай-комнате из-за сильного дождя на улице. Первым этот факт обнародовал Нотт, которого достало нытьё Малфоя по поводу приставучей Дафны.

— Малфой, заткнись наконец, ты ей сто лет не нужен, — раздражённо оборвал его Тед. — Неужели не понятно, что она липнет к нам из-за Поттера?

Нужно сказать, что удивились все мы, включая меня.

— С чего ты взял? — поинтересовался я.

— Мне это Диана еще две недели назад сказала. Я пригляделся — и точно.

— А мне почему не сказал?

— Разве ты этого не знал, сюзерен? — Тед искренне удивился. — Я думал, ты знаешь всё на свете. Тогда, может, ты не в курсе и о том, что на твоё внимание имеет виды не меньше десятка девчонок?

В прошлые годы у меня с этим всё было спокойно, поэтому я недоверчиво уставился на него.

— И что, по-твоему, такого они могли во мне найти, чего не находили прежде?

— Ты не такой уж и страшный, сюзерен. А то, что ты мелкий — зато ты держишься так, что выглядишь на целую голову выше. Я уж не говорю о девчонках, в чьих семьях имеются гобелены или родословные книги — те наверняка знают, ради чего стараются.

К бракам по расчёту все мы относились с пониманием, элемент корысти в добрачном ухаживании воспринимался нами как должное. Прокрутив в голове воспоминания этого учебного года, я был вынужден признать, что Нотт прав, а я ничего не заметил только потому, что даже не пытался анализировать внимание девчонок с этой точки зрения. Как вести себя в подобной ситуации, сам я представлял плохо, а опыт моей прежней личности почему-то молчал.

— Ну и что мне с этим делать? — спросил я скорее риторически, потому что догадывался, что парни вряд ли знают об этом больше меня. Тед решил, что вопрос адресован к нему, и у него нашлось что сказать.

— Заключи с одной помолвку, тогда остальные сами отстанут, — он подумал и добавил: — Ну, почти... Весной у меня была такая же проблема, но как только девчонки узнали о моей помолвке, они сразу успокоились.

Но я был совершенно не готов определиться со спутницей жизни. Дело было даже не в том, что из-за нехватки эмоций я затруднялся насчёт своих предпочтений, и не в том, что наилучшие варианты могли оказаться не в Хогвартсе и что я собирался дождаться предложений своего опекуна. Я сознавал, что пока я учусь здесь, моя жизнь постоянно находится в опасности. Это могло сказаться и на моей невесте, а мне не хотелось подставлять под удар ни в чём не повинную девчонку, тем более за то, что для меня она оказалась лучше других. Я ограничился тем, что принял к сведению слова Теда, и только.

Тридцатого сентября, в четверг, мы собрались в кабинете ЗоТИ на очередное занятие. Обычно профессор Люпин приходил за несколько минут до начала урока, чтобы не спеша разложить по столу свои журналы и методички, но сегодня он задерживался. Ровно за одну минуту до начала занятий в дверях показался Снейп. Невозмутимо пройдя к преподавательскому столу, он остановился там и оглядел класс.

— Профессор Люпин сегодня нездоров и не может провести занятие, — объявил он. — Поскольку в прошлые годы преподавание ЗоТИ было на удручающе низком уровне, директор принял решение не пропускать эти учебные часы и поставил меня на подмену профессору. К сожалению, профессор Люпин не оставил никаких методических указаний ни о том, что вы уже прошли, ни о том, что намечено на сегодн...

— Сэр, мы прошли богартов, красных шапок, капп и погребинов, — затараторила с места Гермиона, — и должны были начать... — её голос стал увядать, пока окончательно не замолк под пристальным взглядом Снейпа.

— Мисс Грейнджер, я вас о чём-нибудь спрашивал?

— Нет, сэр, но...

— Я полагал, что даже первокурсникам известно, что преподавателя перебивать нельзя. Более того, разговаривать на уроке можно только с разрешения преподавателя, предварительно подняв руку. Смею предположить, что это известно всей школе — кроме вас, мисс Грейнджер. Минус пять баллов Гриффиндору.

— Но я всего лишь хотела...

— Мисс Грейнджер!!! — Гермиона осеклась. — Мне известно о вашем стремлении быть к любой дырке затычкой, но, будьте добры, приберегите его для других преподавателей. Я никого ни о чём не спрашиваю — я говорю, — Снейп тщательно выделил голосом последнее слово, — о том, что профессор Люпин не имеет привычки вести свои методические записи и что это позволяет мне самому выбрать тему урока. Сегодня мы с вами поговорим об оборотнях...

— Но, сэр, оборотни у нас по плану позже, — снова вмешалась неугомонная Гермиона. — А сегодня мы должны были проходить лукотрусов!

— Мисс Грейнджер, ваше стремление выделиться лежит далеко за пределами хорошего тона. Ещё минус пять баллов Гриффиндору. На месте Люпина я оставил бы лукотрусов на внеклассное изучение, а ученикам преподал бы более важный материал, имеющий прикладное значение для них прямо здесь, в стенах Хогвартса. Итак, оборотни. Кто из учеников знает, как отличить оборотня от волка?

Снейп выдержал паузу, оглядывая класс. Гермиона трясла поднятой рукой, остальные сидели молча и неподвижно.

— Значит, никто... — осуждающе протянул он, начисто игнорируя гриффиндорскую зубрилку.

— Профессор, вам же сказали, что мы еще не проходили оборотней, — не выдержала Парвати Патил.

— Вы меня удивляете, мисс Патил. Живёте в мире, где есть целые поселения оборотней, и не знаете, как распознать их в звериной форме. Я не ожидал, что никто из вас настолько не дорожит своей жизнью.

— Почему вы не спросите Гермиону?! — возмутился Уизли. — Вы же видите, что она всё знает!

— Потому что я обучаю не только её, но и остальных учеников тоже. Ваша выскочка оказывает вам плохую услугу, позволяя прятаться за её спиной. Уизли, три дня отработки у Филча. — Снейп снова обвёл класс взглядом и остановился на мне. — Поттер, вы знаете отличия оборотня от волка?

Я встал для ответа и заговорил:

— У оборотней в звериной форме более широкий лоб и плечевой пояс, более покатый зад, отчего они напоминают гиен. Ростом они обычно крупнее волка, но не обязательно. Если с истинным оборотнем можно столкнуться в любой день, то заражённого ликантропией можно встретить только в полнолуние.

— Неплохо, Поттер, — Снейп одобрительно кивнул. — Плюс пять баллов Слизерину, садитесь. А теперь вы, Нотт...

Тед встал, а Снейп продолжил:

— У вас, насколько мне известно, оценка 'превосходно' по астрономии. Ответьте мне, как часто бывают полнолуния?

— Продолжительность синодического месяца непостоянна, его среднее значение — двадцать девять суток, двенадцать часов и сорок четыре минуты, — отчеканил Тед. — Это приблизительно... хотя смотря для какой цели. С точки зрения обсуждаемой темы можно принять его равным двадцати девяти с половиной суткам.

— Вы помните, когда у нас было последнее полнолуние?

— В ночь на первое сентября, примерно в два часа тридцать минут по Гринвичу.

— Превосходно, Нотт, садитесь. Плюс пять баллов Слизерину. А теперь все записываем тему урока: 'Как распознать и убить оборотня'.

Профессор Люпин появился в столовой только на следующий день к обеду. Выглядел он измождённым физически и угнетённым морально. Вчерашние намёки Снейпа не поняли бы только самые тупые, но грифы относились именно к таким и сочувственно перешёптывались, глядя на любимого преподавателя. Да, Люпин был любимым преподавателем у многих учеников, потому что рассказывал он интересно и почти не давал внеклассных заданий. Откровенно говоря, я предпочёл был услышать на ЗоТИ что-то более весомое, чем защиту от существ наподобие японских капп, которых я вряд ли встречу хоть однажды в жизни. Защиту от проклятий, например.

Но Люпин был безусловно лучше всего, что у нас было до него, а то, что он оборотень... что ж, у всех есть свои маленькие недостатки. Полагаю, Дамблдор знал, что делал, когда брал оборотня на работу с детьми.

Им обоим повезло, что гриффиндорцы тупы, а слизеринцы не болтливы.

Подсказки Теда мне хватило, чтобы я взглянул на поведение девчонок под другим углом и стал без труда вычислять среди них охотниц на мою персону. Диапазон приёмов был у них широк, от хихикания и стреляния глазками до дружелюбного одобрения моего общества. Среди заинтересованных во мне были девчонки с первого курса по пятый, со всех факультетов, не исключая Гриффиндор, но я не сказал бы, что какая-то из них заинтересовала меня больше других. Меньше — такое было, но в целом любая из списка невест для Драко была среди них наилучшей. Я предпочёл не замечать их маневров, тем более, что мне это было нетрудно.

Неравнодушие ко мне проявила и Октавия Грей, но по-своему. Она не старалась любыми средствами обратить на себя моё внимание — она привыкла, что все обращают внимание на неё. Вместо этого она ненавязчиво дала понять, что не против, если в числе жертв её красоты и обаяния окажусь и я. Октавия родилась в начале декабря, из-за чего была старше большинства первокурсников и, как все девчонки с родословной до небес, вела себя взрослее своих сверстниц. Её брат Митчелл, тоже красивый парень, был однокурсником и лучшим другом самого Уолтера Бойда. Как большинство старинных чистокровных родов, семейство Греев по нынешним временам было небогатым, но Митчелл с Октавией оказались в Хогвартсе не столько поэтому, сколько потому, что их родители руководствовались старыми сведениями о школе, когда тут еще давали неплохое образование.

В первых числах октября библиотека была уже не такой пустынной, но пока здесь преобладали равенкловцы и кое-кто из других завсегдатаев, вроде нас с Грейнджер. Я не замечал, чтобы Гермиона снова подсаживалась к Диасу с Россетом, да и ко мне за консультацией они подходили только дважды — оба раза ради Россета и с такими головоломными вопросами, что я заподозрил, что через пару лет моих знаний уже не хватит на любознательность парня. Но пока я отвечал, а Дирк слушал меня с видом 'и рад бы тебя послать, но необходимость не позволяет'. Он не пытался уличить меня в неведении, ему действительно нужны были ответы и он не знал, где ещё их взять.

Судя по тому, как эти парни ревниво глянули друг на друга и с одинаковыми выражениями лиц уставились на Октавию, когда та появилась в дверях библиотеки, оба были к ней как минимум неравнодушны. Девчонка не спеша прошла по читальному залу, остановилась у моего стола и уселась напротив с таким видом, словно я занимал на неё место. С милой улыбкой обменявшись со мной несколькими незначащими фразами, Октавия спросила меня кое-что по зельеварению — вопросы были лёгкими и выглядели скорее как повод пообщаться, да и села она так, что нам было удобнее не обсуждать зельеварение, а смотреть друг на дружку.

— Кстати, Поттер, — сказала она между делом. — Я здесь уже месяц, а всё еще путаюсь, как куда пройти. Покажи мне Хогвартс, чтобы я запомнила наконец, где какие лестницы и что где находится.

Разумеется, я согласился — а кто бы отказался? Октавия приняла моё согласие как должное и сказала, что сейчас она допишет обзор, а там как раз хватит времени до ужина, чтобы прогуляться по Хогвартсу. Она сидела спиной к Диасу с Россетом, но я был к ним лицом и заметил, что они смотрели на нас больше, чем в свои учебники. Наконец они пошептались, встали и подошли ко мне.

— Тут у Россета опять... вопрос, — сказал мне Эрни, стрельнув глазами в своего приятеля.

— Присаживайтесь, — согласился я. Они пошли за стульями, Октавия глянула им вслед и мне показалось, что на её лице мелькнула досада. Впрочем, мгновение спустя оно снова стало безоблачным и милым.

За вопросом последовал ещё один, затем ещё. Парни не спешили уходить, каждый из них явно стремился произвести впечатление на Октавию. Не знаю, как Эрни, но Дирк совершенно не понимал, что они оба как представители противоположного пола для девчонки из рода Грей не существуют. Этих девчонок с пелёнок воспитывают так, что маглорожденные для них равнозначны прокажённым. Даже до меня, безродного по материнской линии, Октавия, можно сказать, снизошла.

Вскоре она дописала обзор, аккуратно свернула пергамент и уложила в тубус.

— Поттер, идём, — позвала она меня. — Я сейчас занесу это в общежитие, и идём.

— Вы куда собрались? — встрепенулся Россет. Я вопросительно глянул на Октавию, потому что это была её идея.

— Поттер покажет мне Хогвартс, — нехотя сообщила она. — Я устала бояться, что потеряюсь в нём.

А это уже оправдание! Девчонке и в голову не пришло бы обосновывать свою затею, да еще перед грязнокровками, если бы её боязнь заблудиться была настоящей причиной прогулки.

— Поттер... — Дирк искоса глянул на меня и обратился к Октавии. — Я тоже совсем не знаю Хогвартс и тоже хочу ознакомиться с ним поближе. Мне ведь можно с вами пойти, да?

Несколько мгновений она пребывала в замешательстве, затем довольно-таки прохладно сказала:

— Ну если ты очень настаиваешь...

На языке аристократов это означало вежливое 'нет', но Россет не знал языка аристократов.

— Вот и замечательно, тогда мы с Эрни тоже пойдём, — обрадовался он.

Равенкловцы занесли свои учебные принадлежности в общежитие, и мы пошли на экскурсию по Ховартсу со мной в качестве гида. Темп и направление прогулки задавала Октавия, неторопливо идущая по коридорам и оглядывавшаяся на меня на развилках, если она затруднялась с выбором направления. Мы методично обходили этажи один за другим, и мне приходилось объяснять, куда ведёт та или иная встреченная лестница.

Первые четыре этажа были знакомы каждому из нас, на них располагались учебные классы и кабинеты. Здесь же были жилые комнаты преподавателей и проход к директорской башне. Совятню и Астрономическую башню мы пропустили как места давно известные. Новое началось на пятом и шестом этажах, где никто из нас не бывал, даже я. Тут и делать было нечего, потому что здесь находились пустующие залы и кабинеты, в том числе танцкласс и фехтовальный зал. Видно, прежде в школе предметов было больше и эти этажи тоже использовались для учёбы. Все комнаты были запаролены, но со мной этого никто не заметил.

Седьмой этаж был невелик по площади и представлял из себя круговой коридор по периметру центрального зала. В зал мы тоже заглянули — в отличие от Большого он был округлым и совершенно пустым. Мы обошли этаж кругом и остановились у лестницы, по которой пришли сюда.

Во время прогулки я насколько раз замечал, что Октавия иногда сбавляет шаг и словно к чему-то прислушивается или присматривается. Помня её слова о струйках магии, я на всякий случай запоминал эти места, но по поведению девчонки было непонятно, обнаруживала она здесь что-то или только собиралась обнаружить. Она ничего не говорила, а только поглядывала на меня, на парней и шла дальше. У лестницы она ненадолго задержалась и, поколебавшись, направилась наверх.

— Там только коридор вокруг верхней части зала, который мы видели на седьмом этаже, — предупредил я, но Октавии захотелось пройтись и здесь. Я даже заподозрил, не ищет ли она Выручай-комнату, но если и было так, ничто не насторожило её у места, где появлялась дверь. Обойдя восьмой этаж по кругу, мы спустились обратно к равенкловскому общежитию.

— Спасибо, Поттер, было очень интересно. Теперь я не заблужусь в Хогвартсе, — поблагодарила меня Октавия.

— Тут еще и подземелья есть, — напомнил Эрни.

— Тогда давайте и там побываем, — мгновенно заинтересовалась она.

— Не сейчас, — отказался я. — Мы уже не успеваем обойти их до ужина.

— Жаль. — Октавия протянула мне руку жестом, предназначенным отнюдь не для рукопожатия. Я правильно истолковал его и с подчёркнутой церемонностью приложился поцелуем к её ручке. — А подземелья будешь должен, — сообщила она с милой непринуждённостью, как нечто само собой разумеющееся.

Сказав дверной ручке отгадку, девчонка скрылась в равенкловском общежитии. Парни нерадостно покосились на меня и вошли следом за ней.

После ужина никого из них в библиотеке не было. Меня никто не отвлекал, и я так засиделся, что едва успел в общежитие до отбоя. Гостиная уже опустела, только на одном из диванов сидели рядышком две первокурсницы: Астория и Ромильда. Они в четыре руки гладили огромного рыжего кота, которому как раз хватило места на коленях у обеих. Я невольно задержал шаг, потому что это был кот Гермионы.

Очень хотелось спросить, что он здесь делает и почему он признал обеих девчонок, но на Слизерине было не принято лезть в чужие дела, и я пошёл дальше. Но девчонки заметили мой интерес, и одна из них окликнула меня:

— Гарри?

Я остановился.

— Да, Ромильда?

— Астория говорит, что тебя домовики слушаются, это правда?

Глаза Ромильды кокетливо поблёскивали, из чего я заключил, что она непрочь претендовать на моё особое отношение. Но, к чести девчонки, она этого не домогалась и нисколько не была назойливой. Если бы не Тед, я и не догадался бы.

— Возможно. А что нужно-то?

— У нас тут котик голодный.

— Мрряуу... — подтвердил рыжий и мохнатый.

— А ничего, что вы чужого кота подкармливаете?

— Грифы выгнали его из общежития, и он целую неделю ходит где попало и питается чем попало. А он любит мясо.

Я подивился уверенности, с какой девчонка сообщила мне, что кота выгнали. Грифы совершенно точно не стали бы докладываться ей. Я заказал Фиби миску сырой резаной телячьей вырезки для кота и остался дожидаться возвращения домовички. Кормить и привечать чужих питомцев без разрешения хозяев было дурным тоном, но кто нас видит?

— Я догадываюсь, за что он пострадал, — хмыкнул я, любуясь нежащимся под девчоночьими руками котярой.

— Он говорит, что за крысу, — отозвалась Ромильда.

— Да, за крысу... — Я недоверчиво глянул на девчонку. — Ты хочешь сказать, что это говорящий кот?

— Что тут такого, все книзлы разговаривают. Полукнизлы, они не все могут разговаривать, но этот может. Моя тётя держит книзлов, она научила меня говорить с ними.

— Правда, что ли? Тогда пусть он что-нибудь скажет.

— Мрряуу... — протянул кот. Астория захихикала, а Ромильда сказала с ноткой превосходства:

— Ну не словами же они говорят... Разумные животные говорят мыслеобразами — то есть, картинки они посылают. Если постараться, то эти картинки можно увидеть и послать ответные.

— Значит, кот показал тебе в картинках, за что его выгнали?

— И как выгнали — тоже. Он показал, как он гнался за крысой и как на улице к нему присоединилась большая чёрная собака. Они вдвоём гнали крысу, но та сбежала от них в дыру под домом. Крыса не вернулась к хозяину, этому Рональду Уизли, тот закатил скандал Грейнджер и заставил её выгнать кота из общежития. Грейнджер подкармливает его объедками, но он большой, ему нужно питаться лучше. И вообще книзлов нужно кормить хорошим мясом, а не объедками.

Тут вернулась Фиби и поставила на пол миску с резаной телятиной. Кот принюхался, слез с девчоночьих коленок и неторопливо принялся за еду.

— Это мясо ему подойдёт? — поинтересовался я.

— Да, он говорит, что оно хорошее.

Я вспомнил кое-что и усмехнулся.

— Он сказал тебе, как его зовут?

Тёмно-карие глаза Ромильды приласкали рыжего котяру, её губы расползлись в невольной улыбке.

— Он подсказывает мне... картинка довольно-таки страшная, я не знаю, каким словом её назвать. Обжора? Убивец?

— Живоглот, — сообщил я.

— А что, ему идёт, — одобрила девчонка. — Гарри, а можешь ты попросить домовиков, чтобы они и нас с Асторией слушались?

Я отрицательно покачал головой. Могу. Но не буду.

— Тогда мы с Асторией будем просить у тебя мяса для кота, ладно? Ты же не хочешь, чтобы он голодал?

— Ладно, обращайтесь, — великодушно разрешил я. Кот был симпатичен мне, у нас с ним была общая неприязнь к крысам.

— Мрряуу... — повернул ко мне голову кот, оторвавшись от еды. Ромильда перевела его мяуканье с книзлового на человечий:

— Он благодарит тебя. И ещё он передаёт тебе, что это была неправильная крыса.

13.

Живоглот обретался у нас ещё несколько дней. Затем крыса Рональда нашлась, и Гермиона выпросила для своего питомца помилование. Кот вернулся в общежитие грифов, донельзя обиженный на хозяйку. В изгнании он не бедствовал, но, как мне рассказала Ромильда, кот обиделся, что хозяйка оказалась слабая и не отстояла его права перед выводком Уизли. Ромильда взяла бы кота себе, но по законам магии его можно было взять только после отказа от него прежнего владельца, а у нас было некому уговорить Грейнджер отказаться от питомца. Даже у меня с ней отношения были натянутые, не говоря уже об остальных слизеринцах.

Что касается Октавии, она не только записала меня в должники, но и попыталась стребовать с меня долг. Пришлось объяснить ей, что прогулки по подземельям хоть и не запрещены, но и не приветствуются преподавателями, поэтому гулять там предпочтительно втайне от них. Например, в выходные, когда ученики разбредаются по школе и за каждым не уследишь. Октавия отнеслась к моим словам благоразумно, и мы договорились встретиться в библиотеке в следующее воскресенье, потому что в субботу у меня был очередной Хогсмид.

Но еще до экскурсии произошёл разговор, вынудивший меня взвалить на себя проблему, где могли помочь родовые таланты мисс Грей. Когда я незадолго до отбоя возвращался из библиотеки — в одиночестве, потому что Тед взял обыкновение к этому времени пропадать куда-нибудь вместе со своей Дианой — в одном из мини-холлов на пути к общежитию мне встретился Кровавый Барон.

— Юный Лорд, я ждал вас, — сказал он, подлетев ко мне. — Мне нужно обсудить с вами нечто важное, касающееся Хогвартса.

— Хорошо, — без лишних вопросов согласился я, потому что Барон никогда не беспокоил меня по пустякам. Точнее, он еще никогда не беспокоил меня ничем, а наши с ним случайные встречи ограничивались короткими приветствиями.

Я присел на один из диванов мини-холла. Призрак уселся рядом, создавая видимость доверительного разговора, хотя мог бы и повисеть в воздухе.

— Юный Лорд, — начал он, — так уж получилось, что я главенствую в нашем бестелесном сообществе. Я наряду с Серой Дамой — один из старейших призраков Хогвартса, а руководить другими разумными существами — то, что у меня лучше всего получалось и при жизни. Вы еще молоды, и я рассказываю вам это, чтобы вы выслушали меня с должной серьёзностью.

— Я весь внимание, Барон.

— Как вы помните, год назад я обратился к вам с предложением о ритуале, который укрепит защиту Хогвартса... — Барон сделал паузу, во время которой я подтвердил его слова кивком. — Тогда я считал, что магии вашей крови хватит до вашего совершеннолетия, и, по моим расчётам, так и получилось бы. Но, к сожалению, мои расчёты были нарушены дементорами.

Я с некоторым удивлением глянул на призрака — при чём здесь дементоры?

— Юный Лорд, хоть и принято считать, что дементоры питаются радостными человеческими эмоциями, для них это не более чем десерт. Как любые существа, расходующие энергию для поддержания своего бытия, они должны постоянно возмещать её, и ухваченных при случае человеческих эмоций им недостаточно, — ответил он на мой невысказанный вопрос. — Сотня дементоров, в конце августа переброшенная сюда по распоряжению Министерства, питается магией Хогвартса. А поскольку магическая защита школы и так уже ослаблена, из-за дементоров она приблизилась к угрожающему состоянию.

Барон замолчал, давая мне возможность осмыслить его сообщение.

— Но на Хогвартс вроде бы никто не нападает, — заметил я, — и в ближайшем будущем никаких массовых нападений не предвидится...

— Понимаю, о чём вы, — согласился Барон, — но защита Хогвартса — это не только антиаппарационные щиты и не прочие защитные средства, активируемые во время военных действий. Она распространяется, скажем, и на хогвартский зверинец. Клетки некоторых опасных тварей там замыкаются магически, и если запоры ослабнут, эти твари разбегутся по школе. Исчезнет стазис в продуктовых кладовых, хогвартские домовики начнут хиреть и чахнуть. Да и многие помещения пострадают — слизеринское общежитие, к примеру, находится под озером и только сила магии Хогвартса удерживает его от затопления.

Зря Барон опасался, что я отнесусь к его словам легкомысленно, я и без него понимал, что звание Лорда — это отнюдь не возможность носить драгоценные статусные перстни и драть нос перед теми, у кого их нет. В первую очередь оно подразумевает ответственность согласно занимаемому положению. Серьёзность проблемы встала передо мной во всей своей красе.

— Раз вы обратились ко мне, то считаете, что я могу исправить ситуацию? У вас имеются конкретные предложения?

— Такой же ритуал на вашей крови в наступающую хеллоуинскую ночь позволит оттянуть кризис на пару лет.

— Разумеется, мы его проведём. Я могу ещё чем-нибудь помочь?

— Вам ведь известно, почему здесь поставлены дементоры? — напомнил Барон.

— Если вы про официальную версию о том, что они здесь, чтобы защищать меня от Блэка — это ложь, причём умышленная. Зачем они здесь на самом деле, я не знаю. У меня даже нет никаких догадок, к сожалению. Убрать отсюда дементоров не в моей власти, но, может, я могу предпринять что-то ещё?

Барон не поставил моё утверждение под сомнение, он просто принял его к сведению.

— Юный Лорд, давайте я вам полностью обрисую ситуацию, а вы со своей стороны подумаете, что тут можно сделать. Мы, бестелесные, в чём-то разбираемся лучше живых, но в чём-то мы осведомлены меньше, чем живые. Вдобавок мы привязаны к Хогвартсу и не можем удаляться от него. У вас другой взгляд на мир и другие возможности.

— Я вас слушаю, Барон, — сказал я, не понимая, для чего ему такое длинное вступление.

— Я обитаю в этом замке уже десятое столетие, и всё это время его магия убывала равномерно. Но примерно в последние пятьдесят лет я заметил, что истощение магии Хогвартса ускорилось. Само собой напрашивалось, что это происходит потому, что заданный Основателями срок на исходе. Я поинтересовался об этом у Флитвика — разумеется, не вдаваясь в подробности — но тот сказал, что вещество и энергия слабеют по разным законам и что этого не должно быть.

— А с профессором Бергквист вы об этом разговаривали? Защита строений — больше по части рунной магии, а не чистого волшебства.

— Нет, хотя теперь вижу, что следовало бы. Юный Лорд, я поговорю с ней. Но Флитвик тоже был не бесполезен, он сказал, что такое возможно, только если возникла утечка магии.

— Утечка? — мне сразу же вспомнились слова Октавии о струйке магии, из-за которой девчонка попала в ловушку. — Отчего они вообще возникают, эти утечки?

— Сожалею, но это за пределами моей компетенции, юный Лорд. Я не преподаватель, у меня другой круг обязанностей и мне еще не доводилось сталкиваться с подобными явлениями.

Ясно. Значит, разбираться с утечкой магии предстояло мне.

— Я займусь этим, Барон.

Призрак принял мои слова как должное. Уверен, что если бы я ответил что-то другое, он был бы разочарован.

— Если вам понадобится обсудить что-либо со мной, вы знаете, где и как меня найти, — по-деловому напомнил он на прощание. — И остерегайтесь портретов.

— С ними что-то не так?

— С ними всё не так. Если здешние призраки подчиняются магии Хогвартса и приносят соответствующую клятву, то здешние портреты не подчиняются никому. Если они захотят, они станут служить любому — хотя бы тому, кто принёс их сюда или пообещал повесить их обиталище на удобное место.

Было ли это намёком? Ведь кто попало у нас портреты с места на место не перевешивает. Такие перестановки у нас в ведении лица, облечённого административной властью.

Скажем, директора.

Уже на третьем посещении Хогсмид стал мне приедаться. Все здешние достопримечательности были осмотрены еще в прошлые два раза — провинция, она и есть провинция — обеды в 'Трёх мётлах' были немногим лучше, чем хогвартские, а конфеты и пончики в сахарной пудре из 'Сладкого королевства' никогда не были для меня тем, без чего жить нельзя. Если бы не опасения, что мои сокурсники-слизеринцы влипнут в неприятности с грифами, я бы всерьёз задумался, а стоит ли идти сюда в четвёртый раз.

Чёрная собака опять подкараулила нас у 'Трёх мётел' и исправно взяла с меня налог на бедность в размере двух пирогов с мясом. Интересно, с кого она берёт этот налог, когда я здесь не бываю? Ведь ей нужно есть каждый день, а я посещаю Хогсмид раз в три недели — хотя, если она до сих пор жива и даже стала выглядеть лучше, мир не без добрых людей. В той же таверне к вечеру остаётся достаточно объедков.

Если бы я не сбежал с вечерней пирушки и не почитал у себя в комнате кое-что из магловских учебников, субботу смело можно было бы считать прошедшей впустую. Зато от воскресенья я ожидал большего. После разговора с Кровавым Бароном мне стало понятно, что Октавия заметила утечку магии Хогвартса и разыскивает её причину. Зачем это было ей нужно, мне предстояло выяснить — возможно, она надеялась найти для себя плохо лежащий артефакт. Сначала я собирался понаблюдать за девчонкой, а для этого лучше всего было прикинуться её поклонником.

Подземелья в Хогвартсе большие, всякое могло случиться, поэтому я прихватил с собой плащ-невидимку, обмотав его вокруг своей талии под мантией. В библиотеку я пришёл сразу же после обеда, за час до назначенного срока, и взял там книжку для дополнительного чтения по рунам, чтобы скоротать время. Буквально за пару минут до появления Октавии в библиотеку вошли Диас с Россетом. Они приветственно кивнули мне, проходя мимо, устроились неподалёку и стали раскладывать по столу свои конспекты. Когда Октавия вошла, я даже заподозрил, что они заметили, как она уходила, и обогнали её по пути сюда.

Я отложил книгу и поднялся навстречу Октавии, чтобы приветствовать её. Она кокетливо улыбнулась мне и с демонстративной шутливостью протянула ручку для поцелуя. Я подыграл девчонке и с тем же оттенком шутливости поднёс её ручку к губам. Оба мы, разумеется, подчёркнуто не замечали никого в читальном зале, включая гриффиндорскую зубрилку и Диаса с Россетом.

— Как договорились? — намекающе спросила Октавия.

— Сейчас я верну книгу и пойдём.

Я сдал пособие по рунам мадам Пинс, и мы с Октавией покинули библиотеку. Все присутствующие наверняка подумали, что мы с ней пойдём куда угодно, только не в подземелья. Впрочем, краем глаза я заметил, как Россет стал вставать с места, а Эрни схватил его за плечо. Как они разбирались между собой, я уже не видел, зато по внутренней карте мне было видно, что за нами никто не увязался. Спустившись на первый этаж, я повёл Октавию к слизеринским подземельям, на полпути к которым имелась незаметная дверца, за которой начиналась лестница вниз.

Октавия еще на лестнице засветила Люмос. Я потребовал погасить огонёк, сказав, что стены дают достаточно света, а нам не следует привлекать к себе внимания. Поначалу девчонка боязливо жалась ко мне, но подземелья были пустынными, и она скоро успокоилась. Даже мелкой живности наподобие крыс, мышей и тараканов нам почти не встречалось — они предпочитали селиться ближе к кухне, а мы начали осмотр с противоположного крыла. Зато везде в изобилии висела паутина, большей частью брошенная и запылённая.

В предыдущие годы я осмотрел большую часть подземелий, но не всё. На первом курсе я прекратил прогулки по ним после обнаружения Тома, чтобы в случае чего на меня не пала и тень подозрения. После хеллоуинского ритуала я стал видеть внутреннее устройство Хогвартса в уме и примерно тогда же узнал о существовании Выручай-комнаты, поэтому ограничился тем, что изучил структуру подземелий по ментальной карте, побывав только в точках наибольшего интереса. Тогда я обнаружил зверинец, подземный водопад и, совершенно случайно, свернув не в то ответвление — дверь в тайную комнату Годрика Гриффиндора. Открыть её тогда я не смог, но не скажу, что очень уж старался. Если вспомнить, как открывались тайная комната Салазара Слизерина и Выручай-комната Хельги Хаффлпафф, там наверняка была какая-нибудь заковыка. Тайных покоев Ровены Равенкло, которые по логике вещей тоже должны были существовать в Хогвартсе, я пока не обнаружил.

Впереди по коридору, где шли мы с Октавией, располагался ряд мелких помещений, к которым я еще не ходил, приняв их на карте за каморки домовиков. Но когда мы пришли туда, это оказался местный карцер или тюремный отсек. Зарешеченные смотровые окошечки камер располагались на уровне моих глаз и закрывались на обычную задвижку. Когда я стал открывать их, Октавии пришлось опереться на мою руку и встать на цыпочки, чтобы заглянуть туда.

Все камеры были одиночными. В некоторых было по лежанке, на вид довольно-таки ветхой, в некоторых интерьер ограничивался встроенными в стены кандальными цепями. В конце коридора обнаружилась комната, безошибочно определяемая как пыточная, а за ней ещё одна, которую я сначала принял за дежурку, но дверь в неё была закрыта магически и не открывалась ни Аллохоморой, ни Пэйтфацио, ни даже Конфринго. Я удостоверился, что внутри нет ничего живого и неживого, что отображалось бы на моей ментальной карте, проверил комнату на ловушки и сторожевые заклинания, попросил Октавию отойти в сторону и открыл дверь приказом Лорда.

Внутри не оказалось ничего опасного. Стены комнаты были увешаны портретами, закрытыми плотной чёрной тканью. Я предупредил Октавию, чтобы она ничего здесь не трогала, и подозвал её к себе. На каждую портретную раму было наложено ограничивающее заклинание, которые заметила и девчонка.

— Тюрьма портретов... — первой догадалась она.

— Видимо, да, — согласился я.

— Будем смотреть? — опасливо спросила Октавия.

Мне очень вовремя вспомнился совет Кровавого Барона остерегаться портретов. Наверняка не этих — но кто их знает...

— Не будем.

Октавия не потребовала объяснений, она только подтверждающе кивнула. Ей было здесь страшно. Я запечатал комнату, как и открывал, мысленным приказом Лорда Магии Хогвартса. Не знаю, кто был вхож сюда прежде, но я не забыл упомянуть в приказе, чтобы впредь эта дверь открывалась только Лорду и его преемникам. Остерегаться так остерегаться.

От тюремного отсека ближе всего было идти к водопаду, где держали плимпов для алхимических целей. Водопад был какой-никакой, а достопримечательностью, поэтому я привёл девчонку к нему. На пути туда Октавия насторожилась только однажды, когда мы спускались на следующий ярус по длинному наклонному коридору. Вскоре мы оказались в проходном зале, большую часть которого занимало озерцо, обнесённое невысоким каменным барьером. Вода падала туда из широкой овальной трубы с высоты примерно десяти футов и наполняла озерцо, а её избыток стекал по короткому жёлобу в другую такую же трубу, расположенную чуть в стороне от первой на уровне пола. Плимпы избегали быстрого течения, поэтому ползали по дну в противоположной части озерца, где остановились мы с Октавией.

Девчонка чуть заметно вздрогнула, когда из воды высунулась большая скользкая голова с выпученными глазами и уставилась на неё.

— Это плимп, — успокаивающе сказал я.

— Вижу. На картинках они выглядят... по-другому.

В этот миг по подземелью разнёсся низкий отдалённый звук, смесь воя с рычанием. Октавия шарахнулась ко мне и вцепилась в мой локоть.

— Что это? — шёпотом спросила она.

— Нунда. Здесь зверинец неподалёку. Животных скоро кормить, нунда голодная, вот она и беспокоится. Там же рядом грибопитомник и вольерная для ящериц моко, за которыми учатся ухаживать старшекурсники. Зайдём в вольерную, или сразу в зверинец?

Октавия нисколько не выглядела как человек, ведомый любопытством — рык голодной нунды впечатлит кого угодно, не только одиннадцатилетнюю девчонку. Зато она выглядела как человек, которому здесь что-то нужно и который ради этого преодолевает собственное желание оказаться подальше отсюда.

— А в какой стороне этот... зверинец?

— Там, — я кивнул в соответствующем направлении.

— А там что? — она указала в противоположную от водопада сторону.

Я сверился с ментальной картой.

— Ничего интересного. Коридоры, служебные помещения, и всё. — Рунный зал Хогвартса был не в счёт, он не относился к достопримечательностям, которые показывают девчонкам.

— Поттер... — нерешительно начала Октавия. — Ты такой смелый и так хорошо знаешь Хогвартс... Если бы я попросила тебя о небольшом одолжении, что бы ты ответил?

Припомнив, как непринуждённо Октавия затащила меня сюда, я заподозрил, что это небольшое одолжение окажется совсем не маленьким.

— Если оно не противоречит нынешнему законодательству и моим этическим воззрениям...

— То ты согласился бы?

— Нет, тогда я начал бы думать, есть ли смысл мне на него соглашаться.

— Ну-у... — девчонка мило надула губки. — А вот Дирк для своей девушки луну с неба достал бы...

— Так ты — девушка Россета? — удивился я.

Наигранное кокетство мигом слетело с Октавии, она уставилась на меня с неподдельным ужасом.

— Нет, конечно, ты что?! — на мгновение она потеряла контроль над собой и перестала играть в леди, но тут же восстановила самообладание. — Это я так спросила — неужели ты не выполнил бы маленькую просьбу, скажем, своей девушки?

— Не знаю, у меня еще нет девушки, — невозмутимо ответил я. — Мой опекун надеется подыскать её к следующему лету.

Октавия замолчала и выпустила мой локоть. Я так обескуражил её, что она позабыла о своих страхах. Какое-то время она следила глазами за плимпами в озерце, сосредоточенно о чём-то думая. Наконец девчонка повернулась ко мне.

— Неужели я тебе настолько не нравлюсь, что ты не хочешь сделать для меня какой-нибудь приятный пустячок?

Экскурсии по Хогвартсу, значит, для неё не в счёт...

— Ты очень симпатична мне, Грей, но не забывай, что я не безголовый гриф, а осторожный слизеринец. У меня хватает ума остерегаться пустячков, которые начинаются с такого подхода.

— Мне всего лишь нужно найти одну вещь здесь, в Хогвартсе.

— Все вещи в Хогвартсе, которые у тебя есть причины искать, лежат в твоём школьном сундучке.

— Какой же ты... скучный. Я думала, ты просто поможешь мне, как джентльмен леди.

— Должен заметить, что ты не выглядишь попавшей в беду. Если от этого пустячка напрямую зависит твоя жизнь или жизни твоих родных и близких, я помогу.

Октавия помолчала ещё немного.

— Поттер, мне всё равно без тебя не обойтись, — в её голосе прозвучала решимость. — Если ты не хочешь помогать мне просто так, я тебя найму.

Я не поверил собственным ушам:

— Ты? Меня?

— Да, а что тут такого? Хоть ты и Поттер, тебе еще надо суметь унаследовать состояние деда, а от родителей ты унаследовал немного. Если было бы по-другому, разве тебя отправили бы к маглам? Тебе нужны деньги, Поттер, и я тебя найму.

Я недоверчиво покачал головой.

— Ну давай, нанимай...

— Сначала я расскажу тебе кое-что, чтобы ты лучше понял, что нам предстоит. Как ты знаешь, наше родовое умение — чувствовать потоки магии. Это очень редкое и ценное умение, и это один из источников дохода Греев. Если защита магического строения стала ослабевать, то, чтобы обнаружить причину, зовут мага из нашего рода. Мой дар оказался сильнее, чем у брата, поэтому меня стали учить с четырёх лет — и очень серьёзно, не как Митчелла. Отец хотел, чтобы я еще до школы полностью освоилась с родовым умением, и в последние два года брал меня с собой на каждую такую работу. В школе будет не до этого, говорил он.

— То есть, сейчас ты полностью подготовленный специалист по нарушениям защиты магических строений?

— Да. Хотя мне еще не хватает опыта. Я с первых же дней стала проверять Хогвартс на утечки — если их нет, просто чтобы не забыть, как это делается. И, знаешь, я обнаружила утечку! Мой брат здесь за три года ничего не учуял, а я нашла! Утечки — всегда плохо, и если я скажу об этом директору, он меня поймёт, но бесплатно работать я не собираюсь. Отец взял бы за такую работу не меньше двадцати тысяч галеонов — ему только за вызов платят по пять тысяч — но поскольку это моя первая работа и я сама её предложу, я хотела взять за неё всего лишь пять тысяч. Если ты будешь помогать мне, можно будет потребовать на тысячу больше, для тебя. Или, если ты умеешь торговаться, сколько выторгуешь.

Кое в чём я был согласен с Октавией — дармовщина развращает. Старый пидор не должен бесплатно получать на блюдечке то, за чем ему следовало присматривать и на что он должен был изыскивать средства. Но у меня имелись большие сомнения насчёт того, насколько Дамблдор заинтересован в ликвидации утечки. Ведь этот человек окружил Хогвартс сотней дементоров, хотя наверняка знал, чем они питаются, да и за время своей учёбы я не заметил здесь хоть какой-то заботы о безопасности как самого замка, так и его обитателей. Директор вёл себя как временщик, которому всё равно, что после него останется.

— Думаешь, Дамблдор согласится оплатить тебе эту работу? — с сомнением спросил я.

— Замок очень большой, Поттер. Если искать утечку вслепую, на это уйдут годы. А тут еще и дементоры рядом.

— Ты знаешь, как они влияют на магию сооружений?

— Разумеется. Еще с шести лет.

— Если он сам не подозревает об утечке, нужно еще, чтобы он тебе поверил.

— Но ты же мне поверил!

— Я еще до этого заметил по твоему поведению, что ты чувствуешь в замке что-то особенное. А Дамблдору, похоже, всё равно, если не хуже. Ты здесь недавно, а мне его отношение к школе известно.

— Ты так считаешь? — Октавия огорчилась. — Мне не хотелось бы, чтобы равенкловская башня рухнула мне на голову. Эти безродные полукровки, они ничего не понимают в настоящей магии.

— Ты о Дамблдоре?

— Ну да, а о ком же? — девчонка непонимающе глянула на меня. — Если ты на себя подумал, то ты всё-таки Поттер и родовые способности у тебя есть.

— Есть, — подтвердил я. — Магия огня — можно сказать, моя стихия.

Октавия вдруг засмеялась, звонко и от души. Её смех эхом отразился от стен зала с озерцом.

— Ох, Поттер, извини, — пробормотала она, справившись с приступом смеха. — Вот теперь я вижу, что тебя воспитывали маглы. Стихийная магия никогда не бывает родовой, это приятный астрологический довесок к чистой крови. А Поттеры всегда были магами пространства. Неужели ты ни разу не поинтересовался своими родовыми способностями?

Действительно, это было упущение. Еще в первое лето у Малфоев я решил, что моя родовая способность — огненная магия, и на том успокоился.

— Виноват, исправлюсь, — буркнул я, чем вызвал новый приступ её хихиканья.

— Давай исправляйся, я вижу, что ты способный. Ты меня поразил, когда открыл ту дверь, в портретную. Там стоял такой магический запор... это просто не мой уровень.

Кому-то это, может, и польстило бы, но я предпочёл отвлечь внимание девчонки от своей персоны.

— Давай лучше о Дамблдоре... я не стал бы относиться к нему пренебрежительно. Хоть он и безродный полукровка, тем не менее он победил Гриндевальда и считается одним из сильнейших магов современности.

Октавия разом посерьёзнела.

— Знаешь, Поттер, это по-настоящему странно. Я об этом прежде не задумывалась, но маг с его родословной не может быть таким сильным. Я спрошу о Дамблдоре у родителей на каникулах — этому должно быть объяснение. И ты заставил меня усомниться, идти ли к нему насчёт утечки. Я слишком обрадовалась возможности впервые попробовать себя в семейном деле, но теперь мне и самой не по себе от мысли, что придётся разговаривать с ним. В директоре есть нечто неправильное... он слишком добрый...

Пока девчонка переживала за свои планы, у меня возникла идея получше.

— У меня к тебе встречное предложение, Грей, которое избавит тебя от необходимости идти к директору.

— Да? — без особого энтузиазма спросила она. — И какое же?

— На эту работу найму тебя я. Нужно выявить причину утечки и проконтролировать процесс её устранения. Условия те же, плюс та тысяча, которую ты обещала мне. И, разумеется, полное сохранение тайны, как во время работы, так и после.

— Это у нас обычное деловое условие, — машинально подтвердила она и спохватилась: — Меня наймёшь ты?!

— Я не такой нищий, как ты считаешь, и в состоянии оплатить одну небольшую работу, — я выдал то, что считал представительской улыбкой.

— Но зачем тебе это? — подивилась Октавия.

— Эти сведения не потребуются тебе для дела, — отшутился я. — Кстати, твой брат знает, что ты задумала?

— Нет, если я и расскажу ему, то не раньше, чем дело будет сделано. Митчелл — наследник и считает себя вправе распоряжаться мной как угодно, а у него на всё своё мнение. — Октавия сделала недовольную гримаску. — Или он вообще присвоит мой труд, а отцу скажет, что я только помогала.

— Полное сохранение тайны подразумевает и твою семью тоже.

— Если ты настаиваешь... хотя я хотела похвалиться отцу. А больше я сама никому не расскажу и тебя попрошу не говорить. У нас так принято, потому что в случае магической диверсии неприятности начинаются у тех, кто её устранял. Отец учил меня никогда не рассказывать о своих работах.

— Может, ты ему позже похвалишься, когда всё останется в прошлом, но не сейчас.

У нас с Октавией не было причин не доверять друг другу, поэтому мы ограничились малым магическим договором, который заключили прямо здесь, у озерца. Причина утечки была где-то в подемельях, потому что во время прогулки по наземной части Хогвартса Октавия уже обнаружила не менее четырёх струек магии, текущих вниз. Ещё одна струйка встретилась, когда мы спускались сюда по коридору, и текла она в направлении, о котором спрашивала девчонка.

— Ты говоришь, там нет ничего интересного? — забеспокоилась она. — Не может быть, чтобы ничего не было. Должно быть.

— Это только если там с девушкой гулять. А если по делу, там найдётся что посмотреть.

Чтобы попасть в район подземелий, указанный Октавией, нужно было сделать изрядный крюк по коридорам. Мы прошли мимо грибопитомника, затем обошли зверинец и свернули в обратном направлении. Октавия больше не притворялась, что ей здесь интересно, она держалась вплотную ко мне и тревожно осматривалась по сторонам. Оказавшись на месте, мы стали заглядывать во все встреченные по пути помещения — девчонка останавливалась посреди каждого из них, словно прислушиваясь или принюхиваясь, но ничего не обнаруживала.

Наконец очередной коридор упёрся в дверь, покрытую вырезанными в ней рунами. Октавия остановилась в нескольких шагах перед ней и снова к чему-то прислушалась.

— Неужели всё-таки придётся идти к Дамблдору? — расстроенно сказала она.

— Почему?

— Нам за эту дверь, а её никто не откроет, кроме директора. Это ведь рунный зал Хогвартса, да?

— Да, но мы обойдёмся без директора. У потомка Годрика здесь тоже есть кое-какие права.

Я отдал двери мысленный приказ открыться, и мы вошли внутрь. Рунный зал был больше тех, которые я видел летом, а вместо пентаграммы в его центральный круг была вписана гептаграмма.

— Теперь понятно... — протянула Октавия.

— Что понятно?

— Зачем тебе нужно убрать эту утечку. Ты потомок Гриффиндора, поэтому Хогвартс тебе не чужой. А забавно, что ты учишься на Слизерине.

Она медленно обошла центральный круг, останавливаясь через каждые несколько шагов.

— Утечка тут, — она указала в самый центр круга. В центре не было абсолютно ничего, что можно было заподозрить как причину утечки. Только ровная поверхность пола.

— Ты уверена?

— Да. Пять струй магии втекают сюда сверху. Одна выходит — почти горизонтально, в ту сторону, — девчонка указала, куда. — Здесь концентратор, Поттер.

— Прости моё невежество, но что такое концентратор?

— Артефакт, который собирает магию из окружающего пространства и перекачивает её куда-то ещё. В прошлые века это был распространённый способ навредить неприятелю с пользой для себя, но в нынешнем веке он почти не встречается. Как говорит мой отец, времена сейчас мирные, а маги ленивые.

Я проверил центр круга на чары невидимости и отвода глаз. Ничего не обнаружилось.

— Он под полом, — подсказала Октавия.

Ловушек и сигналок на круге тоже не оказалось. Я опустился на колени перед указанным местом и попытался разглядеть его на ментальной карте. После некоторого сосредоточения там обнаружилась небольшая пустота вроде тайника. Кровавый Барон говорил мне, что после совершеннолетия я вступлю в полную власть над магией Хогвартса и тогда смогу создавать и перестраивать его помещения, но я понадеялся, что с такой мелочью, как убрать преграду над тайником, я справлюсь и сейчас. Я чётко представил, что мне нужно, и целеустремлённо пожелал этого.

Кусок пола передо мной исчез, и тайник открылся. В углублении лежал небольшой артефакт наподобие цветка с пятью остроконечными, загибающимися вверх лепестками из платины и крупным бриллиантом в качестве сердцевины, огранённым в виде половинки усечённого икосаэдра и размещённым пятиугольной гранью кверху.

— Мне можно подойти? — спросила Октавия, нетерпеливо топтавшаяся по краю круга. Я ответил согласием, и она подошла. — Как ты его открыл?

— Так же, как и дверь. Прямым обращением к Хогвартсу.

Она опустилась на колени рядом со мной, чтобы получше рассмотреть концентратор.

— Что с ним нужно сделать, чтобы он перестал тянуть магию? — спросил я.

— Если его запечатать в непроницаемый для магии щит или убрать в контейнер для хранения опасных артефактов, утечка прекратится.

— Но нужно еще найти, куда уходит магия, и обезвредить ту часть. Мало ли что там может случиться, если подача магии прекратится — еще рванёт пол-Хогвартса, чего доброго.

— Отток уходит вон туда, — указала Октавия. — Юго-восточный сектор, посмотри и запомни, сколько градусов.

На периметре центрального круга были нанесены стороны света и деления секторов на градусы. Это делалось еще до постройки здания, потому что компас в магических сооружениях не работал. Я не только запомнил направление, но и посмотрел на ментальной карте, где проходит линия. А шла она на юго-восток через озеро, в направлении Хогсмида.

— Сейчас мы пойдём вдоль оттока?

— Не сегодня. Я уже устала и плохо чувствую потоки. Они здесь такие слабые, что я едва ощущаю их, даже когда я в силе.

Красивое личико Октавии, действительно, осунулось от усталости. Невидимая работа по поиску потоков магии вымотала её.

— Когда соберёшься, дашь знать совой.

Я приказал отверстию над тайником закрыться и подал Октавии руку. Девчонка благодарно оперлась на неё, и мы покинули рунный зал.

14.

На следующий день я получил записку от Октавии, что вчерашний поиск переутомил её и что ей понадобится несколько дней отдыха, чтобы её чувствительность к потокам восстановилась. В ответной записке я пожелал ей скорейшего восстановления, а сам стал разбираться с утечкой. По словам Кровавого Барона, утечка началась примерно пятьдесят лет назад, в середине сороковых годов. Лордов Магии Хогвартса тогда не существовало, значит, допуск в рунный зал школы был только у директора Хогвартса и его доверенных лиц. Полистав 'Историю Хогвартса', я узнал, что директором в те годы был Армандо Диппет, но кто входил в круг его доверенных лиц, я не представлял. Возможно, создатель утечки давно был мёртв, а концентратор работал впустую.

Дамблдор тогда уже работал в Хогвартсе, равно как и Флитвик. В 'Истории Хогвартса' говорилось, что Дамблдор был назначен директором в 1955-м году, после смерти Диппета. Минерва МакГонаголл в сороковые годы еще только училась в Хогвартсе, а в 1956-м устроилась туда на освободившуюся должность профессора трансфигурации. Тогда же Хагрид, ютившийся в собственноручно построенной хижине на опушке Запретного леса, был принят в штат Хогвартса лесником и дворником, получив наконец надёжный заработок. Профессор зельеварения Слагхорн работал в школе с середины тридцатых годов и уволился из Хогвартса в 1981-году, уступив свою должность и место декана Снейпу. Филч был принят на работу еще Диппетом, незадолго до смерти. Остальные нынешние преподаватели были приняты или позже, или много позже того времени.

Было видно, что школьные должности в годы управления Дамблдора заполнялись либо своими людьми, либо тихими посредственностями, благодарными за кусок хлеба — обычная картина прихода нового начальника туда, где не требовалось великих свершений. Но если Дамблдор занял место Диппета, не означало ли это, что он был заранее подготовленным преемником и, как следствие, доверенным лицом? Я спросил об этом у Барона, но тот сказал, что редко пересекается с живыми и что за девять столетий пребывания в Хогвартсе давно перестал интересоваться их мелкой подковёрной грызнёй. Правда, он добавил, что во взаимоотношениях того времени, возможно, разбирался Флитвик и наверняка Слагхорн, но с Флитвиком у меня были не настолько доверительные отношения, чтобы задавать ему такие вопросы, а Слагхорн давно уже не работал здесь.

Значит, следовало сначала отыскать приёмник магии, с которым был связан концентратор — что-нибудь может проясниться после того, как он будет обнаружен. Но Октавия пока отдыхала, а я тем временем прикидывал в уме, что понадобится для устранения утечки.

В последующие дни я заметил, что Диас с Россетом ходят отдельно и в столовую, и в библиотеку. Мне было интересно, из-за чего они поссорились, но до тех пор, пока Эрни ни на что не жаловался, это оставалось его личным делом. Хотя, если судить по тому, как враждебно косился на меня Россет, их размолвка имела отношение ко мне.

Разгадка не заставила себя ждать. Однажды, когда мы с Тедом, как обычно, шли в библиотеку, чтобы позаниматься пару часов до ужина, в верхнем мини-холле по пути из нашего подземелья обнаружился Россет.

— Эй, Поттер! — окликнул он меня, вставая с дивана. — Поговорить надо.

Мы с Тедом остановились. Мальчишка смотрел на меня хмуро и решительно, словно он накручивал себя перед разговором.

— Сюзерен, ты уверен, что тебе есть о чём разговаривать с ним? — с обманчивым благодушием поинтересовался Тед.

— Это первокурсник, — пояснил я. — Мало ли, вдруг у него проблемы.

— Мне остаться?

— Не нужно, я подойду, как освобожусь.

Тед ответил мне взглядом с тщательно дозированной ноткой неодобрения и пошёл дальше, а я повернулся к Россету.

— Присядем? — я кивнул ему на диван и сел сам. Чуть помешкав, Дирк тоже уселся, но не рядом со мной, а на соседний диван, стоявший под углом к моему. Я выжидательно посмотрел на парня. Он, видимо, надеялся, что я стану выспрашивать его, но я молчал.

— Вот что, Поттер, — начал он, набравшись храбрости, когда молчание неприлично затянулось. — Я знаю, это всё из-за тебя.

Трудно сказать, чего он этим добивался — заставить меня вспылить или оправдываться. Я продолжал смотреть на него.

— Это ты во всём виноват, Поттер... — повторил Россет уже с меньшей уверенностью, не дождавшись от меня ни слова.

Как я и предполагал, разговор предстоял непростой. У парня не складывались отношения с приятелем, и он решил, что к этому причастен некий Поттер.

— Я уже понял твою позицию, говори дальше.

— Это ты запретил Диасу дружить со мной, — он обвиняюще уставился на меня.

— Нет. Не успел, — честно ответил я. — Диас умный парень, он сам догадался, что ты втравливаешь его в неприятности.

— Не верю! — возмутился Россет. — Эрни мой друг и сам он от меня не отвернулся бы!

— Он-то, может, и твой друг, но ты не его друг. Иначе ты подумал бы, что последствия твоего поведения скажутся и на нём. Если тебе есть куда идти после того, как ты расскандалишься тут со всеми, то ему идти некуда, он приютский.

— Он не должен был задерживать меня тогда! Я ведь догадался, что вы с Октавией пошли в подземелья, и только хотел спросить, почему вы нас не зовёте, а он вцепился в меня — сиди, говорит. Я ему всё и высказал, а он с тех пор со мной не разговаривает!

Я уставился на Россета с подчёркнутым непониманием.

— Россет, а почему я вообще должен был вас звать? Допустим... ты сам видел, как было дело, поэтому допустим... что эту прогулку я был должен мисс Грэй. Но тебе, Россет, я точно ничего не должен.

— Ты же друг Диаса, а Октавия — наша... — парень запнулся и после некоторой заминки договорил: — однокурсница... Ты не должен был уходить с ней один, без нас!

— Не припомню, чтобы я давал такое обещание. Значит, ты поссорился с Диасом вместо того, чтобы поблагодарить его за то, что он не дал тебе сделать глупость? Я бы на его месте тоже перестал с тобой общаться.

— А что я такого сделал? Только хотел спросить...

— Это у маглов нравы простые, а здесь не принято навязываться, если тебя не приглашают. Одно из основных правил, неужели Диас тебе о нём не говорил?

— Да он много чего говорил — не делай того, не делай этого... Его послушать, так тут одни запреты!

— И ты его не слушаешь, — подытожил я раздражённое высказывание Россета.

— Это он всё с твоих слов говорит, Поттер!

— Нет, я дал ему книгу по этикету.

Чем спокойнее я отвечал, тем больше заводился Россет. Упоминание о книге почему-то окончательно вывело его из себя. Парень побагровел от ярости и уставился на меня в упор.

— Ненавижу, Поттер!!! Я тебя ненавижу, слышишь!!!

— Конечно, слышу, я ведь не глухой, — невозмутимо ответил я. — Ты не хочешь признавать, что сам виноват в своих проблемах, поэтому нашёл себе виноватого.

— Вот и Грейнджер говорила, что ты сам идёшь по плохой дорожке и других за собой тащишь!!! — упорствовал Россет.

Я слегка приподнял бровь. Значит, Гермиона трудится, настраивая против меня всех, кто согласен её слушать...

— Грейнджер? — мой негромкий вопрос словно бы выключил парня. — Ты, помнится, задавал ей вопросы по учёбе? И как тебе её ответы?

— Книжки наизусть я и сам могу выучить, только вот зачем... — буркнул он.

— Почему бы тебе не предположить, что и про меня она говорит с чужих слов?

Россет хмуро уставился в пол.

— Раньше я хоть с Диасом дружил, а теперь до меня вообще никому нет дела, кроме этой... проповедницы... — нехотя выговорил он, не поднимая головы.

— Которая внушает тебе, что я мировое зло, — закончил я за него. — Ты сам в это не веришь, Россет. Если бы ты считал меня злодеем и негодяем, разве ты сидел бы тут со мной с глазу на глаз — притом, что... — я на мгновение прервался для просмотра ментальной карты, — ...что поблизости никого нет, даже слизеринцев.

— Дурацкий мир, — устало отозвался он. — Весь этот ваш мир магии — дурацкий мир... А ты тут — дурацкий Поттер. Ты же до Хогвартса жил среди людей, почему ты не можешь вести себя нормально, а не как долбаный аристократ?

— Потому что там мне ничего не сдалось, а здесь я и есть долбаный аристократ. Значит, я не должен вести себя как долбаное быдло. Есть правила, и если хочешь соответствовать, их нужно соблюдать. Когда я был первокурсником, половина Хогвартса была против меня, а остальные держались от меня подальше на всякий случай. Грифы во главе со своим деканом дружно считали меня предателем за то, что я попал на Слизерин, а я до поступления в школу не был даже знаком ни с кем из них, чтобы их предавать. Для слизеринцев я был неотёсаным магловским выкормышем, с матерью-грязнокровкой. А к некоторым здешним личностям у меня счёт вообще астрономический, — особенно к одному сладкому дедуле. — Но я справляюсь, и этот мир меня устраивает.

— Вот видишь, — одобрил Россет, который услышал только то, что ему хотелось. — Тебе тоже от этих правил нелегко, тогда почему ты так стоишь за них?

— Потому что пока ты никто и ничто, ты ничего с ними не поделаешь. Ты можешь не следовать правилам, но тогда ты настроишь против себя всех, с кем нужно считаться. Вот когда ты вырастешь, займёшь положение в обществе, когда с тобой начнут считаться и станут к тебе прислушиваться, тогда ты приобретёшь силу менять правила. Но тогда же окажется, что ты мало что захочешь изменить.

— Ну уж нет... Я бы прямо сейчас поменял у вас тут всё...

— Чтобы менять, нужно разбираться, чтобы разбираться, нужно знать. А ты здесь еще ничего не знаешь. Здесь не так, как ты привык, но это не значит, что здесь хуже.

— Неужели тебе нравится, что твою мать зовут грязнокровкой?!

— Это всего лишь слово, которое свидетельствует о том, что меня здесь ни во что не ставят. И в магловском мире есть немало обидных прозвищ для чужих матерей. Не буду перечислять их, но если один человек захочет задеть другого, он всегда найдёт чем задеть.

— И это ваше деление по крови, от которого зависит положение в вашем обществе... — проворчал Россет. — Ведь от человека не зависит, с какой кровью он родился — как можно оценивать его по ней?

Я смотрел на парня, похожего на комок обнажённых нервов, и впервые подумал, что, пожалуй, хорошо, что я не могу испытывать эмоции. Чем-то они похожи на светофильтры, показывающие мир в искажённом свете, а ведь гораздо лучше воспринимать мир таким, какой он есть, а не через эмоциональную окраску.

— А давай проведём аналогию с маглами...

— Вот! — перебил меня Россет. — Ты даже людей не зовёшь людьми!

— Для них мы сначала маги, а потом люди. Так и они для нас — сначала маглы, а потом люди. Но, может, ты меня всё-таки дослушаешь?

— Давай...

— Там, как тебе известно, многое зависит от того, какой у человека интеллект. Если ты умный, ты там отлично заканчиваешь школу, затем вуз, затем получаешь более квалифицированную и уважаемую работу, занимаешь более высокие должности. Дурак там всегда позади, и каким бы политкорректным не было общество в целом, всегда найдутся индивидуумы, которые станут обзывать дурака дураком. А ведь от дурака не зависит, что он таким родился.

— Это совсем другое!

— Совершенно то же самое.

— Ничего подобного! Я учусь лучше всех на курсе, и всё равно на мне клеймо грязнокровки!

— Это всего лишь средняя школа, и не из лучших. Уровень требований здесь таков, что её может закончить любой ученик, если он проявит прилежание. Ты учишься отлично благодаря своему интеллекту и честолюбию, а не своей силе магии. В этой школе нет учебных предметов, где требуется именно сила магии.

— Но у меня всё получается! Мы недавно проходили Вингардиум Левиоза, и я освоил его первым в группе! Я всё время практикуюсь, когда есть возможность — вот, смотри!

Россет вскочил и вытащил из своей папки перо, достал палочку.

— Видишь — Вингардиум Левиоза! — он указал палочкой на перо, поднял его в воздух и стал выписывать им всякие петли. — Меня даже Флитвик похвалил! — на этой фразе он отвлёкся, и перо упало на стол.

— У тебя хороший контроль, но это еще не сила магии. Я вижу, что ты устаёшь даже от подъёма пера.

— Не сила?! А что тогда сила?!

— А вот, смотри. Знал бы ты, сколько мешков с продуктами я за два года перетаскал для Филча этой Левиозой...

Я не стал вынимать свою палочку. Я выставил перед собой левую руку, слегка расставил пальцы. Стол оторвался от пола, и я стал выписывать им в воздухе точно такие же петли, затем аккуратно поставил на место.

— Ты сумеешь поднять без палочки этот стол... или нет, хотя бы это перо? — я кивнул парню на пёрышко, которое так и осталось лежать на столе — во время показа я следил, чтобы оно не свалилось.

Глаза Россета загорелись вызовом, он вытянул к пёрышку левую руку, как я.

— Это я обоерукий, а тебе, может, правой удобнее, — предупредил я парня.

Он попробовал и левой, и правой. Перо не шелохнулось. Россет возмущённо повернулся ко мне.

— Почему, Поттер? Научи меня!

— Невербальная беспалочковая магия. Маглорожденные к ней почти не способны, — сообщил я.

Он яростно скомкал перо в кулаке и швырнул на пол. Я восстановил комочек мусора невербальным Репаро и левитировал обратно на стол.

— Тед в твоём возрасте был гораздо сдержаннее, — заметил я, пока занимался этим.

— Тед? — не понял он. — А, Нотт, твой подлипала...

Я осуждающе посмотрел на Россета. У мальчишки явно имелись либо изъяны в характере, либо пробелы в воспитании. Такая безудержная прямота...

— Кому подлипала, а кому и лучший друг...

— А чего тогда он зовёт тебя сюзереном?

— Хочет — и зовёт. Я не запрещаю. — Я вспомнил, что Тед уже заждался меня в библиотеке. — Так мы поговорили или нет?

Спустив накопившуюся агрессию на ни в чём не повинных меня и пёрышко, Россет стал тихим и задумчивым. Он растерянно посмотрел на меня, словно и не записывал меня во враги.

— Подожди, Поттер... Я так ничего и не понял.

— Ну давай начнём сначала. Я у тебя во всём виноват и ты меня ненавидишь. Ты, как я понимаю, пришёл не хвастаться этим, а исправлять ситуацию. Поэтому я тебя всё еще слушаю. Говорили мы долго, а выхода ты для себя не увидел. Попробуем по-другому — ты сможешь точно сформулировать, чем я тебе мешаю жить?

Россет думал долго, минуту или больше.

— Ну... Ты такой же, как я. Ты тоже не здешний. Ты уже во всём разобрался и можешь мне помочь, но не хочешь. Это нечестно, Поттер.

— Может, как раз наоборот — хочу, но не могу. Потому что ты сам для себя не решил, чего ты хочешь. Если мир магов нужен тебе всерьёз и надолго, я помогу тебе прижиться здесь. А если ты тут поиграться хочешь, повводить свои порядки, поучить всех жить, пошуметь и свалить к прежней жизни, в этом я тебе помогать не буду. Использовать меня, если это принесёт моему миру одни неприятности — это нечестно, Россет.

Он вскинулся так, словно хотел сказать что-то резкое, но сразу же передумал.

— Я не могу ничего решить, потому что мне негде узнать о магах побольше. Мне негде узнать о них побольше, поэтому я не могу ничего решить. И что же мне делать?

— Попробуй делать то, что тебе уже посоветовали. Если хочешь понять мир магов, не сопротивляйся его обычаям. Прими их и следуй им, пока не изучишь их изнутри, а не как сторонний наблюдатель. Тогда тебе станет виднее, насколько они тебе подходят.

— А ты как считаешь, они мне подходят?

— Пока не знаю. Грейнджер, например, они не подошли.

— Грейнджер. — Россет раздражённо фыркнул. — Ладно, Поттер, я попробую.

Парень и в этом проявил себя как человек действия. Едва приняв решение, он стал расспрашивать меня, что он делает не так, как это нужно делать и, главное, почему. Пришлось объяснить для начала, что у нас считается недопустимым нарушать чужое личное пространство и лезть в чужие личные дела. И что интересно, раз я не поссорился с Россетом, все его нападки на меня остались для него в прошлом и были не в счёт. Вроде как у нас состоялся разговор по душам, в результате которого мы пришли к негласной договорённости.

Всё-таки есть у него нечто общее с Гермионой — эдакая непуганая прямолинейность, подразумевающая, что все его слова правильные, а если что не так, их можно взять и обратно. А магу нужно обращаться со словами аккуратнее, магия одной природы со словом.

За неделю до Хеллоуина Октавия прислала мне записку, что она отдохнула и снова может чувствовать потоки. Мы с ней встретились тем же вечером и пошли на прогулку вокруг Хогвартса, чтобы найти выход оттока магии. Девчонка жаловалась, что поток едва заметен и что ей еще нельзя так сильно напрягаться, но струйку магии она обнаружила. По её словам, поток здесь шёл неглубоко под землёй и направлялся, по всей видимости, к Хогсмиду. Октавия прошла вдоль него, насколько было возможно, потому что ученикам запрещалось покидать окрестности школы. Чтобы проследить его дальше, требовалась ночная вылазка, но в эти дни как раз шли обложные дожди, и мы договорились продолжить поиск, когда погода установится.

Хогвартской магии угрожали и дементоры, поэтому с ними тоже предстояло разбираться. Они были опасны не только самой школе, но и её обитателям, хотя внутри замка ученики были недоступны этим тварям. Причин для открытого протеста не было — пока не было, но дементоров боялись, и разговоры о них возникали регулярно. Я не упускал случая выспросить о них побольше, если приходилось к слову.

Самым неприятным было, что по официальной версии эти дементоры находились здесь из-за меня. А люди, будучи ущемлёнными, склонны искать виноватых, поэтому отношение учеников ко мне заметно похолодало. Что Дамблдор не станет защищать меня, это я знал, но мне не было известно никаких других причин для пребывания дементоров вокруг Хогвартса. Возможно, Мальчик-Который-Выжил имел большее значение в местной политике, чем я предполагал, и кто-то не в меру глупый и усердный надавил из Министерства на директора, вынудив его потребовать охрану. Хотя директор у нас скользкий — чтобы он, да не вывернулся... нет, дементоры тут наверняка с его ведома и согласия, сколько бы он не делал постную мину и не закатывал глаза при каждом упоминании о них, всячески давая понять окружающим: 'Видит Мерлин, меня принудили'.

Допустим, дементоры охраняют здесь меня. Дамблдору это не нужно, но нельзя упускать из вида версию, что это понадобилось кому-то ещё. Следовательно, тот или те, кто настоял на охране, считают, что я нахожусь в опасности. И опасность эта — предположительно Сириус Блэк.

Допустим, дементоры охраняют здесь не меня. Следовательно, они охраняют что-то или кого-то ещё, и тоже от Сириуса Блэка. Всё упирается в Сириуса Блэка, а значит, нужно разузнать как можно больше о нём, чтобы выбрать наиболее вероятную версию. Если он хочет убить меня, то почему? Чтобы я не убил его, когда вырасту?

Если же он ищет что-то другое, то что?

К Дамблдору с такими вопросами не подойдёшь, это понятно. Но в Хогвартсе были ещё два человека, которые знали Блэка даже лучше, чем наш директор. Это профессор Снейп, который в те годы был в натянутых отношениях с моим отцом и, надо полагать, с его закадычным приятелем, а также профессор Люпин, которого гоблин из Гринготса назвал другом моего отца.

Оба профессора относились ко мне неважно, и я не представлял, как вызвать каждого из них на откровенность, да еще в таком щекотливом вопросе. Люпин выглядел мягче и податливей, поэтому я решил начать с него. В оставшиеся до Хеллоуина дни я пытался улучить удобную минутку для разговора с ним, но как-то всё не подворачивался случай. У меня даже сложилось впечатление, что Люпин избегает меня.

Если случай не подворачивается, его нужно создать, и суббота накануне Хеллоуина подходила для этого не хуже прочих. Я помнил, что вечером полнолуние, но решил про себя, что если Люпин выйдет к завтраку, значит, он не настолько нездоров, чтобы не поговорить со мной. В столовую я явился заблаговременно и сидел там со стаканом чая, пока в зале не появился профессор ЗоТИ.

Выглядел он вялым и рассеянным, но не сказать, чтобы больным. Когда он позавтракал, я тоже вышел из-за стола и пошёл наперерез профессору с таким расчётом, чтобы слегка опередить его на выходе из Большого Зала. Там я прошёл ещё немного, чтобы нас не было видно из зала, и дождался, пока Люпин не догонит меня.

— Доброе утро, профессор, вы не можете уделить мне немного времени? — произнёс я почти скороговоркой.

Он остановился и посмотрел на меня настороженно, но его ответное приветствие было мягким и дружелюбным.

— Доброе утро, Гарри. Да, я могу поговорить с тобой, только давай пройдём ко мне в кабинет, мне нужно там кое-кого дождаться. Что тебя интересует?

— Дементоры. Они — порождения тёмной магии, а вы преподаёте защиту от тёмной магии и знаете, как от них защищаться. Поскольку они уже стоят вокруг Хогвартса, хочется знать про защиту от них сейчас, а не на последнем курсе.

Люпин заметно расслабился, словно он ожидал от меня чего-то другого.

— Если не нарушать школьный распорядок и не ходить там, где и когда запрещено школьными правилами, здешние дементоры совершенно безопасны, — ответил он, пока мы шли по коридору. — Мне в поезде показалось, что ты не боишься их, и я, признаться, не ожидал от тебя такого беспокойства.

— Профессор, моё беспокойство состоит в том, что по школе ходят слухи, будто эти дементоры стоят здесь из-за меня. Мне задают неудобные вопросы, на которые у меня нет ответов — в том числе и такие, как защититься от дементоров. Как бы директор не убеждал учеников, что дементоры не опасны, ученики всё равно боятся.

— Если так, то, конечно, Гарри, я тебе всё объясню. Надёжной защиты против дементоров нет, но только тогда, когда им разрешено напасть на человека. Дементоры вокруг Хогвартса подчиняются Министерству и им запрещено нападать на учеников. Тем не менее, они бывают своевольными и искушать их не нужно, поэтому лучшей защитой будет не подходить к ним близко. До отбоя дороги вокруг школы безопасны, дементоров на это время отзывают с патрулирования дорог.

— А после отбоя они, значит, по дорогам... патрулируют?

— Да, Гарри. — Люпин мягко улыбнулся. — Я вижу, ты еще не нарушал школьный распорядок, раз ты об этом не знаешь.

— Мне это не нужно, профессор, но ребята спрашивают. Например, встретился ты на тёмной дорожке лицом к лицу с дементором и срочно потребовалась самозащита. Можно ли его как-нибудь убить или прогнать?

Люпин отрицательно покачал головой.

— Нет, Гарри, встречаться с дементором не нужно. Дементора могут уничтожить только могущественные огненные заклинания, которые не входят в школьную программу. Эти заклинания не под силу ни одному ученику, их способны выполнить только некоторые маги, взрослые и сильные.

Видимо, так Люпин адаптировал к моим детским мозгам понятие 'стихийники-огневики'.

— А какие это заклинания, профессор?

— Я не буду говорить их тебе, чтобы ты даже и не пытался изучать их. Если у тебя получится какой-нибудь маленький огонёк, у тебя может возникнуть ложное чувство защищённости. Кроме них, есть заклинание вызова патронуса, которое отпугивает дементоров, но его разучивают не раньше, чем с пятнадцати лет. У детей младшего возраста не хватает для него сосредоточенности. Чтобы это заклинание получилось, во время его выполнения нужно удерживать в памяти свои самые радостные воспоминания, а это нелегко, когда дементор рядом. Как тебе уже известно, он высасывает счастливые воспоминания.

Я понял, почему у меня никогда не получится вызов патронуса. Чтобы он получился, нужны эмоции.

Пока я осознавал это, мы подошли к кабинету ЗоТИ и остановились у двери.

— У тебя всё, Гарри? — спросил Люпин. — Что-то ты замолчал...

— Вы рассказали много интересного, профессор, я думал над этим. Но у меня еще остались вопросы.

— Хорошо, Гарри, заходи. — Люпин открыл дверь и пропустил меня вперёд. — Идём в ассистентскую.

Мы прошли через класс в ассистентскую, где он предложил мне сесть.

— Чаю хочешь?

— Профессор, мы только что из столовой, — хмыкнул я, вспомнив те два стакана чая, которые выпил, дожидаясь его.

— Да, верно. Но вроде как принято разговаривать за чашечкой чая. Так что там у тебя ещё, Гарри?

— Профессор... — осторожно начал я, — ...я слышал, что вы учились вместе с моими родителями...

На лице Люпина промелькнуло замешательство, словно всё-таки случилось то, чего он уже перестал опасаться.

— Да, Гарри, я был их однокурсником. Понимаю твой интерес и хочу сказать, что они оба были замечательными людьми, — быстро заговорил он, как по заготовленной речи. — Твой отец был весёлым и открытым парнем, верным другом и душой компании, лучшим охотником школы по игре в квиддич, он был человеком прогрессивных убеждений и никогда не разделял сословных предрассудков своего отца. Ты можешь и должен гордиться таким отцом, Гарри. А твоя мама была первой красавицей школы и столь же одарённой ученицей — очень аккуратная, правильная девушка, её заслуженно выбрали старостой факультета. Мне так жаль, что ты её не знал.

— Да, я слышал о ней хорошие отзывы от гоблинов Гринготса, — если уж гоблины назвали её хозяйственной, это вам не какой-нибудь пустячок. — Мне тоже жалко, что я не знал свою мать, зато я хорошо знаю её родную сестру Петунию. Наверное, они в чём-то похожи, раз в одной семье росли.

Люпин неодобрительно сдвинул брови — видимо, читал в газетах о моём нашумевшем опекунстве.

— Твоя мать пожертвовала собой ради тебя! — довольно-таки резко напомнил он.

— Тётя Петуния тоже пожертвует собой ради Дадли, я и не сомневаюсь, — согласно кивнул я. — Она его очень любит. Но я, профессор, в общем-то, не совсем о родителях... У моего отца был лучший друг, сейчас меня гораздо больше интересует он.

— Сириус?! — вырвалось у Люпина. — Но почему?!

— Вы и Сириуса Блэка знали, раз учились вместе, так? Мне хотелось бы понять, что он за человек. Если он был лучшим другом моего отца, как получилось, что теперь меня охраняет от него сотня дементоров?

Профессор неловко заёрзал на стуле, его взгляд забегал по ассистентской.

— Гарри, стоит ли ворошить прошлое? Твой отец погиб смертью героя, его уже не вернёшь, а виноват в этом в первую очередь Тот-Чьё-Имя-Нельзя-Называть. Не стоит искать других виноватых.

— Профессор, от прошлого зависит будущее. Можно ведь сказать и так, что мой отец погиб смертью человека, который не умеет выбирать себе друзей. Поэтому сейчас меня интересует его друг — тот самый, которому он доверял больше всего, который предал его Волдеморту, который сел в Азкабан, сбежал оттуда и, по мнению Министерства, теперь направляется сюда, чтобы погубить и меня. Скажите, что во мне такого, что ему непременно надо меня убить? Ладно бы Волдеморт был жив, но ведь его нет!

Люпин тянул с ответом. Выглядел он как робкий человек, которого вынуждают к решительным действиям и который категорически против такого принуждения.

— Гарри... — он сокрушённо покачал головой. — Я не знаю, как Сириус мог совершить такое. Сколько лет я задаю себе этот вопрос, и ответ всегда один — нет, понятия не имею. Блэк, каким я его знал, не мог так поступить ни при каких обстоятельствах. Помимо всего, что связывало его и Джеймса, он был слишком горд, чтобы пойти на предательство. При всех его недостатках, предать — это слишком низко для него. Разве что он вдруг сошёл с ума, в роду Блэков это водится.

Какое-то время мы оба молчали.

— Но если Блэк сошёл с ума, почему Министерство так уверено в том, что он придёт сюда? — произнёс я наконец. — Как можно быть уверенным в действиях сумасшедшего?

— Может, он не совсем сумасшедший...

— Тогда из ваших же слов следует, что он не мог этого сделать, а у меня нет причин не доверять вашему мнению. Для чего тогда здесь дементоры?

— По правде говоря, я уже намекал Дамблдору, что дементорам не место там, где живут дети. Он сказал, что с радостью убрал бы их отсюда, но это, увы, не в его власти. Приказ Министерства...

Люпин, похоже, не лгал — он передавал мне именно то, что слышал от директора.

— Он так сказал вам, профессор? А мне опекун говорил перед отъездом в Хогвартс, что это Дамблдор настоял на присылке сюда дементоров. В первый раз Дамблдору отказали, но он долго склонял на все лады имя Мальчика-Который-Выжил, пока ему наконец не уступили.

— Это Малфой говорил, что ли? — Люпин нахмурился. — Я вообще не понимаю, как можно верить Малфою!

— Малфой вхож во все министерские закоулки и у него нет причин лгать своему подопечному. Особенно после того, как он увидел, чем закончилась ложь для моего предыдущего опекуна. Нет, профессор, в отличие от некоторых недальновидных личностей, Малфой хорошо понимает, что я через несколько лет стану взрослым. Не исключено, что он сам введён в заблуждение, но мне он говорит правду. Я не думаю, что это большой секрет, и если у вас есть надёжные источники в Министерстве, можете проверить через них.

Судя по опечалившемуся лицу профессора, у него не было надёжных источников в Министерстве. Я тем временем размышлял над его словами. Люпин принадлежал к типу людей слишком совестливых, чтобы умело лгать, по нему сразу было видно, когда он начинал юлить и уклоняться от ответа. Он считает, что в здравом уме Сириус не предал бы моего отца, а в Министерстве полагают, что Сириус Блэк в здравом уме, раз берутся предсказывать его поведение... или нет, это же Дамблдор вытребовал сюда дементоров... Значит, Дамблдор считает, что Сириус придёт сюда, а он не стал бы защищать меня от Сириуса, это уж точно.

Получается, что Дамблдор защищает здесь от Блэка что-то другое, а я — всего лишь предлог. И если Блэк не сумасшедший, он не предавал моего отца.

— Вот и Малфой то же самое говорил, — вспомнил я вслух.

— Что? — очнулся Люпин.

— Малфой говорил, что Волдеморт никогда в жизни не связался бы с Сириусом Блэком. Он считает, что моего отца выдал кто-то другой.

— А больше не на кого было думать, слишком мало было посв... — профессор оборвал себя на полуслове и заключил, как бы подводя итог: — Наверное, у Блэка всё-таки что-то случилось с головой — иначе просто не знаю...

Его последняя фраза выглядела такой затверженной, что мне невольно представилось, как она каждый раз завершает нелёгкие раздумья Люпина, словно таблетка на ночь.

— А если допустить, что у Блэка с головой полный порядок? — предложил я. — Что тогда должно было произойти, чтобы вызвать такой ход событий?

Люпин недовольно поджал губы. Ему не нравилась, сильно не нравилась мысль о здравом рассудке Сириуса Блэка, потому что она означала, что Сириус скорее всего был невиновен, а сам он оказывался человеком, которому удобно считать Сириуса виновным. Но в этом профессор не признался бы и сам себе, потому что для такого признания требовалась определённого вида смелость.

— Нет, Гарри, это исключено. Мне рассказывали, как Сириус вёл себя на следствии. Он то смеялся как сумасшедший, то обвинял себя, то вдруг начинал кричать, что во всём виноват наш директор. Это было недопустимым оскорблением суда, и Дамблдор, незадолго до этого ставший председателем Визенгамота, в конце концов наложил на Сириуса Силенцио. Помню, тогда он очень сокрушался, что был вынужден применить такую меру к подсудимому, но, к сожалению, иначе было нельзя.

— Если бы Блэк был сумасшедшим, его поместили бы в Мунго, а не в Азкабан, — резонно заметил я.

Люпин на мгновение замер. Неужели такая простая мысль ни разу не приходила ему в голову?

— Сириус был очень опасным сумасшедшим — и очень сильным магом, — нашёлся он. — Трудно было найти такие стены, которые удержали бы его.

С последним утверждением невозможно было не согласиться, поскольку Блэка не удержал даже Азкабан. От дальнейших расспросов профессора избавил стук в дверь, за которой обнаружился Снейп. Видно, я здорово достал Люпина, потому что тот устремился к Снейпу как к родному. Хотя...

В руке у нашего декана был пузырёк с зельем, который он вручил Люпину. Профессор тут же откупорил его и выпил содержимое, не забыв поблагодарить зельевара. До меня долетел запах снадобья — он был незнакомым.

Снейп отвёл глаза от пьющего зелье Люпина и его взгляд случайно наткнулся на меня.

— Поттер? Вы что здесь делаете? — спросил он привычно-раздражённым голосом, словно приступая к допросу.

— Я обязан отвечать? — непонимающе спросил я, на инстинктах противясь напористому тону декана. — Разве я нахожусь там, где это запрещено школьными правилами? Или делаю что-то неподобающее?

— Гарри всего лишь задал мне вопрос по моему предмету, — примиряюще сказал Люпин. — Я пригласил его сюда, чтобы не стоять в коридоре.

— Ладно, — процедил сквозь зубы мой декан. — Поттер, когда вы закончите здесь, немедленно идите ко мне. Я буду в зельеварне для старшекурсников.

Он развернулся и ушёл, не дожидаясь ответа ни от меня, ни от Люпина. Когда за Снейпом захлопнулась дверь, мы с профессором поглядели друг на друга.

— Наверное, тебе будет лучше сделать так, как велел твой декан, — негромко проговорил Люпин, отводя взгляд в сторону и вниз. — Я не хочу, чтобы из-за меня у тебя были неприятности.

— Из-за вас? — удивился я. Хороший, удобный способ отвести от меня неприятности — отослать меня с глаз долой.

— Иди, Гарри.

15.

В зельеварне для старшекурсников пахло тем самым незнакомым зельем, которое пил при мне Люпин. Снейп сидел за рабочим столом и просматривал ежемесячник 'Алхимия сегодня', издаваемый Всемирной Магической Академией. Когда я вошёл, он закрыл журнал и поднялся с места.

— Поттер, — произнёс он своим обычным недовольным тоном, когда мы сошлись на середине комнаты, словно двое дуэлянтов. — Вы, как всегда, вытворяете такое, что и предположить нельзя.

— Я не вполне понимаю вас, профессор. По моему скромному разумению, я не делал ничего такого, что заслуживало бы названия 'вытворяю'.

— Я не поверю ни в вашу забывчивость, ни в ваше плохое знание астрономии, Поттер. И почему мне кажется, что вы неспроста обратились к Люпину именно в этот день... — саркастически протянул декан.

— А, так вы об этом... — как можно безразличнее протянул я. — Но, профессор, до семи вечера еще уйма времени. Если профессор Люпин согласился уделить мне полчаса, хотя мог бы и не соглашаться, значит, он считает это возможным. А что именно сегодня... так суббота же. В будни у меня уже несколько дней не получается с ним встретиться — либо он занят, либо я.

— Я уже начал считать вас благоразумным, Поттер, но теперь вижу, что поспешил с выводами. Это может казаться весёлой шуткой только малолетним придуркам вроде вашего отца, до которых не доходит, что такие игрушки могут кончиться гибелью шутников или другими тяжёлыми последствиями.

Я непонимающе уставился на него.

— Простите, вы о чём, профессор?

— Не притворяйтесь, Поттер! Если вы собрались выследить сегодня профессора Люпина, а затем намекнуть про его тайну какому-нибудь не в меру глупому и любопытному гриффиндорцу, я буду знать, чьи это штучки!

— Это вы уже сочиняете, профессор, — настороженно пробормотал я. Мало ли, вдруг какому-то грифу что-нибудь такое взбредёт в голову, а я окажусь виноват — здесь же никто не утруждает себя проверкой сплетен и оговоров. — У меня была всего лишь пара вопросов к профессору Люпину.

— И что же это за вопросы такие, на которые может ответить только он, и больше никто? — с язвительной усмешкой поинтересовался Снейп.

— О Сириусе Блэке, сэр. Насколько мне известно, другом Блэка из проживающих в Хогвартсе называют только профессора Люпина, и больше никого. Если вы знаете ещё его друзей, буду вам признателен, если подскажете.

Выражение лица Снейпа изменилось, градус его язвительности упал.

— Зачем вам это, Поттер? — уже другим тоном спросил он.

— Зачем мне наводить справки о человеке, который, по слухам, собирается меня убить? Сказал бы я вам, не будь вы так скоры на отработки...

— С чего вы взяли, что вас? — изумился Снейп.

— Так вы газет не читаете? В начале сентября 'Ежедневный Пророк' с неделю муссировал вопрос о том, смогут ли дементоры защитить от Блэка Мальчика-Который-Выжил.

— Поттер, не понимаю, как вы могли поверить этой лживой газетёнке для домохозяек. Умные люди 'Пророк' если и читают, то только как сборник анекдотов.

— Малфой говорил тогда, что Дамблдор вытребовал у Министерства дементоров, используя именно этот довод.

— Для Министерства этот довод наиболее убедителен. Но это еще не значит... — Снейп замолчал, договорив остаток фразы взглядом.

— У меня всё равно нет других версий, — я пожал плечами. — Поэтому я считаю нужным проверить министерскую.

Снейп критически посмотрел на меня, затем кивнул каким-то своим выводам.

— Люциус очень хорошо отзывается о вас, Поттер, — неожиданно сказал он.

— Да, у нас с ним общие интересы и полное взаимопонимание, — подтвердил я.

— Я тоже в последнее время склонен считать, что у вас имеется некоторое благоразумие, поэтому вы удивили меня тем, что оказались в обществе профессора Люпина, — продолжил свою мысль декан. — Признаться, я подумал, что вы пошли по стопам своего отца, но теперь мне по крайней мере понятны ваши намерения. Вам не помешает знать кое-что, пока вы не начудили. Я очень надеюсь, что вы отнесётесь к этим сведениям... адекватно.

— Адекватное отношение к чему бы то ни было является наиболее правильным, профессор, — сказал я после некоторой паузы, потому что Снейп дожидался от меня отклика.

— Вот сейчас и выяснится, насколько вы придерживаетесь этой позиции на практике, — удовлетворённо произнёс он. — Надеюсь, вы не разочаруете меня, Поттер.

На этот раз его слова не подразумевали моего ответа, и я промолчал.

— Вы ведь уже знаете, что в годы учёбы в Хогвартсе мы с вашим отцом не ладили, — продолжил он полуутвердительно.

— Об этом трудно не догадаться, сэр.

— Я был ровесником вашего отца, только учился на Слизерине. А ваш отец и Сириус Блэк учились на Гриффиндоре и были заводилами в четвёрке Мародёров, как они себя называли.

— Как-как?

— Мародёров, — повторил он с любезностью, дающей сто очков форы любому ехидству. — Ваш отец и его друзья чрезвычайно кичились этим названием.

— А вы не преувеличиваете, профессор? — осторожно спросил я. — Ведь мародёры — это люди, которые грабят трупы на поле боя. Это не воины, даже не бандиты, мародёрами могут быть и простые жители, не обременённые щепетильностью.

— Вот именно, Поттер, — было видно, что Снейпа весьма порадовало моё замечание. — Я слышал от Лили, что это название придумал Питер. Сириусу оно понравилось, а ваш отец всегда был на подхвате у Сириуса, потому что считал его крутым за разрыв с семьёй. И содержал его после школы, потому что самому Сириусу жить было не на что. Свой детский сейф Блэк промотал еще на седьмом курсе, едва успев унаследовать.

Я понимал, что Снейп пристрастен в своих отзывах о компании отца, но тщательно запоминал их. При случае разберусь, где тут правда, а где школьные обиды.

— Так вот, Поттер, гриффиндорцы традиционно не ладят с слизеринцами, но эти четверо ненавидели меня особо. С Лили я дружил еще до Хогвартса, потому что мы жили по соседству, а Джеймс довольно скоро положил на неё глаз и стал ревновать её ко мне. Лили долго не обращала на него внимания, пока однажды мы с ней серьёзно не поссорились. По вине этой компании, кстати.

Снейп ненадолго замолчал. Судя по его лицу, он проигрывал этот эпизод в памяти, хотя и не собирался рассказывать его мне.

— Лили так и не простила меня тогда, — снова заговорил он. — До сих пор не понимаю, как одно сказанное вгорячах слово может разрушить многолетнюю дружбу... В январе 1980-го она вышла замуж за Поттера, а через семь месяцев после свадьбы родились вы. Но я её всё равно... помнил. Ещё в Хогвартсе ваши родители вступили в Орден Феникса, основанный Дамблдором для борьбы с Волдемортом, приверженцы которого очень активизировались в те годы. Ваши родители, Поттер, не были профессиональными аврорами, но в вылазках против Лорда участвовали, и весьма рьяно. Джеймса с Сириусом превозносили, а поскольку мы сильно не ладили, я естественным образом оказался на другой стороне... — Снейп выдержал паузу, зорко наблюдая за моей реакцией, но на моём лице не отразилось ничего. Что у него была метка, я уже знал. — ...под руководством Люциуса, — завершил-таки он.

— Опекун показывал мне фотографию с дня рождения Уилкиса. С ним там четверо парней, среди которых есть и вы, — сообщил я, чтобы декана не слишком удивляло моё безразличие.

— Значит, вы об этом знаете... — для Снейпа это оказалось новостью. — Что ж, тем легче будет рассказывать... После школы я искал работу и долго не мог никуда устроиться. В конце января восьмидесятого года, где-то через неделю после того, как Лили вышла замуж, мне передали, что директор Хогвартса стал подыскивать преподавателей на следующий учебный год, и я решил попытать счастья.

— Кто вам это сообщил?

Снейп недовольно посмотрел на меня, потому что я почти перебил его, но всё-таки ответил:

— Мундангус Флетчер, мелкий жулик, который пару раз помог мне продать кое-какие зелья. У него были тёмные делишки с Аберфортом Дамблдором, братом директора и содержателем 'Кабаньей головы' в Хогсмиде. Вы, полагаю, уже побывали в этом заведении во время субботнего отпуска?

— Проходил мимо. Грязное местечко, да и выглядит как притон — приличному человеку там делать нечего.

— Это, можно сказать, и есть притон — таверна, где обретается публика определённого сорта. Флетчер назвал мне вечер, когда в 'Кабанью голову' придёт директор Хогвартса для собеседования с кандидаткой на должность преподавателя прорицаний. Прежде такого предмета в школе не было, но, как мне сказали, Дамблдор может создать должность под хорошего специалиста. Я уже тогда был неплохим зельеваром, поэтому у меня были основания надеяться. После того, как директор побеседует с этой особой, я собирался подойти к нему и предложить свою кандидатуру. Я прибыл туда еще днём, снял номер на ночь и дождался у окна, когда в таверну придёт Дамблдор на встречу со своей кандидаткой. Выждав немного, пока они не поговорят, я спустился в коридор, чтобы не пропустить директора, когда он будет выходить из обеденного зала.

Снейп замолчал, припоминая подробности того вечера. Я терпеливо ждал.

— В зал я заглянул, чтобы убедиться, что директор еще там. Они с Трелони сидели за ближайшим столиком от выхода. Едва я отступил в коридор, как эта Трелони вдруг заговорила не своим голосом и начала произносить следующее высказывание — 'Грядёт тот, у кого хватит могущества победить Тёмного Лорда... рождённый теми, кто трижды бросал ему вызов... рождённый на исходе седьмого месяца...' Я был сильно впечатлён её загробным тоном и запомнил всё дословно, но до конца не дослушал, потому что непонятно откуда вывернулся Аберфорт и накинулся на меня за то, что я подслушиваю. Пришлось уйти наверх, и в тот вечер я так и не подошёл к Дамблдору, чтобы не вызвать у него подозрений. Ведь я догадался, что эта мордредова Сивилла произнесла настоящее пророчество. За это Дамблдор и принял её на работу в Хогвартс.

Я вспомнил, что Малфой-старший уже рассказывал мне о пророчестве и о роли Снейпа в нём. Ребёнок пророчества должен был противостоять Волдеморту, и я полагал, что если в этой байке была хоть капля правды, пророчество свершилось еще тогда, в день гибели моих родителей. Но Люциус говорил о пророчестве с чужих слов, а Снейп, будучи очевидцем, рассказывал сцену с Трелони так подробно, что я буквально видел каждое действие её участников.

— Вы думаете, Аберфорт не передал своему брату, что застал вас подслушивающим в коридоре? — поинтересовался я.

— Он же не знал меня в лицо. Учеников в школе много, каждого не запомнишь. С Дамблдором я встретился уже весной, и директор принял меня преподавать зельеварение, потому что профессор Слагхорн собирался уходить с должности. А тогда, в январе, я отправился к Волдеморту и доложил о пророчестве. Молодой был, выслужиться хотел. — Снейп болезненно поморщился. — Знать бы заранее, к чему это приведёт...

— Что же всё-таки вышло с этим пророчеством? — подбодрил я декана, потому что он снова замолчал.

— Тёмный Лорд отнёсся к моему сообщению серьёзно, хоть я тогда и не дослушал Трелони до конца. Он приказал собирать сведения о детях магов, которые родятся в конце июля того года. Это оказались вы и Невилл Лонгботтом. Стычек тогда было предостаточно, каждый из орденцев успел поучаствовать в них не по одному разу, так что 'трижды бросавшим вызов' был чуть ли не каждый первый из них. Поскольку Дамблдор стал прятать Поттеров, а не Лонгботтомов, напрашивался естественный вывод, что ребёнок пророчества — это вы.

Снейп прервался на мгновение, чтобы взглянуть на мою реакцию. Я подтверждающе кивнул.

— Поттеры тогда укрылись под Фиделиусом, — продолжил он, — поэтому достать вас было невозможно. Лорд жаждал уничтожить ребёнка пророчества, пока тот не вошёл в силу, но прошло полтора года, а вы, Поттер, всё еще были недоступны для него. Так было, пока не настал тот злополучный Хеллоуин, накануне которого я случайно услышал, что Поттеров предал кто-то из близких и что завтра Лорд собирается собственноручно убить их ребёнка. Позабыв весь этикет и все условности, я добился встречи с Лордом и умолял его оставить Лили в живых. Он обещал пощадить её, если получится, но для меня это было недостаточной гарантией её жизни — к этому времени я уже знал, что чьи-то отдельные жизни не значат для Волдеморта ничего. И я вспомнил о Дамблдоре... ведь Поттеры были его людьми, он должен был в лепёшку расшибиться ради их спасения — и никаких 'если получится'. Но когда я обратился к нему, я услышал то же самое 'если получится', словно разговаривал с одним и тем же человеком. И у обоих не получилось. Лили погибла. Волдеморт тогда всё-таки потребовал, чтобы она отдала ему вас и ушла, но вместо этого она заслонила вас собой, пожертвовав своей жизнью.

— Это он сам вам сказал? — ошеломлённо спросил я.

Снейп посмотрел на меня как на идиота.

— Поттер, вы соображаете, что говорите? Волдеморт тогда развоплотился и до сих пор пребывает в этом состоянии.

— Профессор, а вы сами соображаете, что говорите? Там присутствовали только моя мать, Волдеморт и я. За себя я ручаюсь, Волдеморт и моя мать тоже никому ничего не говорили, по понятным причинам. Тогда откуда вы взяли эти мелодраматические подробности? И, знаете, если бы Волдеморт собирался оставить мою мать в живых, а она стала бы путаться у него под ногами, эта маленькая проблема легко решалась Ступефаем или Инкарцеро.

Снейп замер, на его лице застыло выражение сосредоточенного осмысления. Наверное, так же выглядел Ньютон, когда ему на голову упало то самое яблоко.

— Поттер... — пробормотал он, когда наконец отмер. — Дамблдор определил, что Лили отдала свою жизнь за вас, потому что на вас была наложена кровная защита благодаря её материнской жертве.

— Профессор, не было никакой кровной защиты. Я и сам это проверял после первого курса, и Малфоя попросил проверить, когда он возвращал меня к Дурслям.

— Меня не удивляет, Поттер, что вы ничего не нашли. — Снейп саркастически хмыкнул. — У вас ещё мало умения для таких проверок.

— Но я хотя бы догадался проверить болтовню Дамблдора, в отличие от вас. Малфой тоже ничего не нашёл — его умению вы, надеюсь, доверяете?

— Вы же прожили в полной безопасности все эти годы, Поттер!

— Я просто никому не был нужен. По словам Малфоя, к этому недоделанному пророчеству скептически относились все Упивающиеся, кроме самого Лорда.

— Ладно, Поттер... — До сих пор мы разговаривали стоя, но теперь декан хмуро огляделся вокруг, увидел свой стул и сел. — Садитесь тоже... куда-нибудь.

Я принёс табурет с другого конца лаборатории и уселся неподалёку от декана. Тот молчал и выглядел глубоко задумавшимся.

— Вот что, Поттер, — сказал он наконец. — Я рассказал вам так подробно и о пророчестве, и о моей роли в гибели ваших родителей, потому что на веру вы моего предупреждения не примете. Если Блэк узнал, что это я передал пророчество Волдеморту, ему есть за кем охотиться здесь и без вас. Я никогда не желал зла вашей матери и, конечно, не мог предвидеть, что это обернётся против неё. Но вы и вправду отнеслись к моему рассказу адекватно, я ожидал худшего.

— В восемнадцать лет никто не бывает предусмотрительным. Даже если бы вы каким-то чудом подумали о том, что у Поттеров скоро появится ребёнок, вы уж точно не могли бы догадаться, что он появится через семь месяцев.

Снейп вскинул голову и внимательно посмотрел на меня. Это Люциус ко мне привык, а для декана было неожиданным услышать подобные рассуждения тринадцатилетнего ребёнка о восемнадцатилетних.

— Вы говорите о своих родителях, словно о чужих людях, — неодобрительно заметил он.

— А так и есть, профессор. Для меня это двое незнакомых людей, про которых мне сказали, что это мои родители. Если я им что-то за это задолжал, такие долги отдаются не им, а своим детям, — я не испытывал к родителям никаких чувств, поэтому оценивал своё отношение к ним с точки зрения долга.

Мне казалось, что я ответил исчерпывающе, но Снейп смотрел на меня так, словно чего-то не понимал, и я добавил:

— Когда совсем не на кого опереться, рано или поздно начинаешь искать опору в себе. Можно, конечно, продолжать жалеть себя и пускать сопли по невозможному, но с этим — не ко мне.

Теперь он сделал для себя какие-то выводы и утвердительно наклонил голову.

— Не воюйте с Блэком, Поттер. Дамблдор надеется, что вы полезете разбираться с ним, чтобы отомстить за своих родителей, и, насколько я понял, его устраивает любой исход, потому что он убеждён, что вы свернули на плохую дорожку. Блэк никогда не был на стороне Тёмного Лорда и сюда он придёт не за вами. Это не ваше дело, и вы просто в него не лезьте.

Какое-то время мы сидели и размышляли, каждый о своём. Снейп сидел тихий и обмякший, каким его никто из учеников еще не видел — чтобы рассказать мне о своём прошлом, ему пришлось переступить через что-то в себе, и теперь декан, похоже, недоумевал, как он мог решиться на такое. А ведь он сделал это, чтобы спасти меня, хотя и не должен был — подумалось мне.

— Вы рассказали мне это ради меня, — признал я вслух. — Я оценил.

Это было моё 'спасибо'. Снейп рассеянно кивнул, и это был его ответ. Ни он, ни я в расшаркиваниях не нуждались.

— Главная нестыковка всё равно осталась, — продолжил я. — Мы с вами оба знаем, что меня от Блэка Дамблдор защищать не будет. Тогда зачем эти дементоры поставлены здесь? Профессор, вы вправду считаете, что Дамблдор вытряс сотню дементоров из министерских чиновников, чтобы они защищали здесь вас?

Снейп поднял голову и посмотрел на меня.

— Нет, я далёк от мысли, что дементоры защищают здесь меня, Поттер. Я об этом даже и не думал. Но, знаете, я не подумал и о том, что они защищают здесь не меня.

— А теперь у вас появились какие-нибудь предположения?

Он отрицательно покачал головой.

— Никаких. Но Дамблдор ничего не делает просто так.

16.

Большой Зал был оформлен в чёрно-оранжевой хеллоуинской гамме. Сотни тыкв с прорезанными в них физиономиями и со свечками внутри, облака чёрных летучих мышей, трансфигурированных из мешка картошки, тысячи оранжевых лент, завязанных бантиками на всех выступающих архитектурных украшениях и плавающих просто так под потолком, создавали картину пёструю и в тоже время однообразную. На столе присутствовали всевозможные кулинарные изделия с тыквой, и чтобы заполучить хоть немного еды или напитка без этого приторного овоща, нужно было специально просить домовиков. В качестве праздничного развлечения были устроены массовые танцы призраков по залу, весьма впечатлившие первокурсников — впрочем, незадолго до конца ужина все призраки улетели, и я даже знал, куда именно.

Хотя у нас с Кровавым Бароном была предварительная договорённость, он не поленился найти меня днём и напомнил, что всё бестелесное общество Хогвартса будет ждать меня после ужина там же, где и год назад. Когда призраки покинули Большой Зал, я предупредил Теда, что снова приглашён на их празднование, вылез из-за стола и отправился вслед за ними.

Призраки отмечали свой праздник точно так же, как и в прошлом году, с той разницей, что сегодня их застолье не украшал огромный именинный торт в виде могильного камня. Когда я вошёл в зал, бестелесные развлекались вовсю, но едва призрачный дворецкий объявил о моём появлении, как все они побросали свои занятия и выстроились в две шеренги вдоль чёрной ковровой дорожки. Мужчины почтительно кланялись мне, а дамы приседали в реверансах, пока я шёл мимо них к ритуальному пьедесталу.

Я был уже не тот, что год назад. Если в прошлом году я пришёл сюда по просьбе Барона, не зная, что меня здесь ожидает, то теперь я принимал почтение хогвартских призраков как должное. Обратное с их стороны было бы не только невежливым, но и недальновидным, поскольку их существование зависело от магии замка, которая, в свою очередь, зависела от меня. Я понимал, что призраки проявляли уважение не ко мне лично, а к моему месту в здешней иерархии и к миссии, которую я взвалил на себя — да и сам я чувствовал себя отстранённо, слившись с ролью, которую мне предстояло сыграть.

Четверо факультетских призраков-кураторов ожидали меня у пьедестала. Когда я остановился перед ним, появилась чаша. Я вытянул руку над ней и сделал надрез на запястье с помощью Секо. Пока моя кровь наполняла чашу, я сам, без подсказки, произнёс слова ритуала, которые предусмотрительно выучил накануне — я тоже не стал бы уважать Лорда Магии, который проводит ритуалы с суфлёром.

Когда натекло достаточно крови, моя рана затянулась сама, а призраки, начиная с кураторов, стали окунать в неё бестелесные ладони и омывать свои лица.

— Ваша кровь стала сильнее, юный Лорд, — почтительно заметил Барон, когда ритуал завершился. — Этого должно хватить ещё на два года.

— Мне не тяжело проводить ритуал каждый год. — В этот раз я перенёс потерю крови гораздо легче — видно, сказалось хорошее питание и улучшение жизненных условий.

— Было бы лучше устранить утечку магии, юный Лорд. Тогда необходимость в ритуале отпала бы.

— С утечкой я разбираюсь, Барон, я не забыл. Когда она будет устранена, утраченное придётся восстанавливать.

Барон бросил на меня внимательный взгляд, услышав от меня 'когда', а не 'если'.

— Восстановление магии Хогвартса нужно проводить после вашего совершеннолетия, когда вы войдёте в полную силу. Ритуал сложный, и он потребует от вас многого.

— И чего же? — полюбопытствовал я.

— Это преждевременный разговор, юный Лорд. Сначала ознакомьтесь с такими ритуалами и решите для себя, чем вы готовы пожертвовать для Хогвартса. В зависимости от этого он простоит или ещё сто лет, или ещё тысячу.

— Хорошо, Барон. Не буду больше отвлекать вас от празднования.

Барон понимающе наклонил голову:

— Всего хорошего, юный Лорд.

Я попрощался с кураторами и покинул праздник бестелесных. По лестницам я поднимался медленно и с передышками, памятуя, что здесь приключилось со мной год назад. На этот раз всё обошлось лёгким головокружением, и я благополучно добрался до общежития.

В гостиной Слизерина продолжалось празднование. Весь факультет собрался здесь, на столах было выставлено сливочное пиво и конфетницы со сладостями, закупленными вчера в Хогсмиде. Ко мне подошёл Тед, беспокоившийся за меня.

— Вроде цел, — подытожил он, окинув меня взглядом с головы до ног и особенно внимательно задержавшись на моих запястьях. Но крови на них не было, потому что я не забыл очистить кожу. — Бледноват только, а так ничего.

— Всё в порядке.

— Ты обернулся скоро, еще и часа не прошло.

— Только не говори мне, что ты считал минуты до моего возвращения.

— А если и считал, то что? Если бы ты не пришёл за полчаса до отбоя, я пошёл бы искать тебя. Ты, как я понял, не собирался там задерживаться, а то бы предупредил меня.

— Теперь я умный и догадался бы позвать домовика на помощь, — успокаивающе сказал я.

В это время в гостиную вошёл Снейп, угрюмый и озабоченный даже больше, чем обычно. Несколько мгновений он озирал пирушку, а шум в гостиной стихал по мере того, как ученики замечали появление декана.

— Старосты, вам пять минут на то, чтобы проверить, все ли слизеринцы здесь, — распорядился он, когда в гостиной воцарилось некоторое подобие тишины. — Если кого-то нет, доложите мне, остальным — прибраться на столах. Через пять минут все мы идём в Большой Зал.

— Зачем? — раздался чей-то удивлённый голос.

— Приказ директора. Вам всё объяснят на месте.

Когда мы вошли в Большой Зал, все грифы были уже там. С ними были МакГонаголл и Дамблдор. Хаффлпаффцы и равенкловцы прибыли почти одновременно с нами, возглавляемые своими деканами. Убедившись, что все ученики здесь, директор запечатал заклинаниями двери. Моё воображение разыгралось и нашёптывало, что теперь с нами можно делать что угодно — и никто отсюда не убежит.

— Внимание! — разнёсся по залу усиленный заклинанием голос Дамблдора. — Пока мы отмечали праздник, на общежитие Гриффиндора было совершено нападение! Злоумышленник пытался проникнуть туда и изрезал портрет Полной Дамы, привратницы общежития. Полная Дама не пропустила его внутрь, но сама ушла с портрета, и теперь доступ в гостиную закрыт.

— А мы тут при чём? — спросил кто-то из слизеринцев.

Гермиона, Рональд и Невилл, столпившиеся вокруг Дамблдора с торжественно-похоронными лицами приобщившихся к зловещей тайне, посмотрели в сторону спрашивающего с неприкрытым презрением — какой идиот смеет задавать вопросы, когда вокруг творится такой ужас?

— Злоумышленник сейчас где-то в Хогвартсе, он может напасть снова, и неизвестно, кто может оказаться его следующей жертвой! — продолжил Дамблдор. — Поэтому ученики проведут эту ночь здесь, под защитой преподавателей, пока самые сильные наши волшебники обыскивают замок. Старосты будут по очереди дежурить у дверей, пусть они договорятся о сменах.

— А что, уже были жертвы? — вполголоса поинтересовался Тед.

— Если таковой считать изрезанный холст... — я пожал плечами. — Ни о ком и ни о чём другом не упоминали, и я бы сказал, что объект интереса этого злоумышленника находится внутри гриффиндорского общежития. Не вижу высшего смысла в том, чтобы собирать всех нас здесь — если, конечно, не было задачи облегчить налётчику работу.

Мы говорили не таясь, и нас услышал стоявший неподалёку Снейп.

— Вечно вы, Поттер, умнее всех! — огрызнулся он.

— Я не считаю себя слишком умным, — невозмутимо отозвался я. — Если я тут умнее всех, это не моя заслуга, а печальный диагноз для умов Хогвартса.

— Вы не понимаете, Поттер, — буркнул Снейп. — Директор отвечает за жизни учеников, поэтому никакие защитные меры нельзя считать излишними.

— В прошлые годы наш директор весьма спокойно относился к угрозе жизни учеников — с чего бы он сейчас спохватился? — созданная Дамблдором шумиха раздражала меня своей нелогичностью. — Никто не пострадал, и вполне возможно, что злоумышленник пришёл к грифам за какой-то вещью. Ведь не мог же он не знать, что именно в это время весь Хогвартс сидит за праздничным столом?

Снейп не нашёлся, что ответить. Он только поглядел на меня с некоторой задумчивостью, и это радовало. До декана, надеюсь, дошло, что приходить в это время для убийства было бы беспримерной тупостью, но для того, чтобы украсть, момент был самым подходящим.

Дамблдор картинно взмахнул палочкой — и пол в зале устлали сотни мягких пурпурных спальников. Колдунство выглядело бы впечатляющим, если не знать, что это было заклинание обращения к хогвартским домовикам. Эти славные маленькие существа были связаны с магией Хогвартса, а поскольку директор не был владельцем замка, он не был и их хозяином. Согласно установленному Основателями правилу, директор мог распоряжаться домовиками только в пределах Хогвартса и только для хозяйственных нужд школы, он не мог использовать их ни в личных целях, ни для слежки или причинения ущерба. Это правило было закреплено магически, поэтому злоупотреблений быть не могло.

Если не считать нескольких межфакультетских знакомств, в основном родственных, все факультеты держались в зале обособленно — заробевшие барсуки, любопытствующие вороны, истерящие грифы и раздражённые мы. Это я до школы спал на полу в чулане, а у остальных слизеринцев предстоящая ночь в спальнике была первым жизненным опытом подобного рода. До отбоя еще оставалось время, но преподавателям, не знавшим, чем занять учеников в зале, хотелось поскорее угомонить нас, поэтому Дамблдор дал команду всем ложиться по спальникам, пообещав, что кто не уляжется вовремя, будет искать себе место в темноте.

Оглядевшись, я увидел, что Тед уже укладывается рядом с Дианой. Я собирался лечь с другой стороны от него, но в последний момент передумал. Хоть Диана и притерпелась ко мне, ей наверняка будет ей неприятно видеть меня рядом с Тедом, поэтому я отвернулся от них и полез в первый попавшийся спальный мешок. Едва я затянул шнуровку спальника, как директор погасил свет в зале, оставив несколько слабых магических фонариков в качестве ночного освещения.

Мне не спалось — я не привык ложиться спать так рано. Я лежал на спине, глядел в потолок Большого Зала, показывающий сегодня пасмурное, обложенное низкими тяжёлыми тучами небо, и вслушивался в неразборчивые шепотки таких же полуночников. На улице наверняка снова шёл дождь, значит, вылазка с Октавией снова откладывалась. Мимо прошли Снейп, МакГонаголл, Флитвик и несколько отобранных Дамблдором старшекурсников, направлявшихся к выходу из зала для обхода Хогвартса. Старый сластёна остался со своим любимым факультетом, он стоял и смотрел вслед уходящим, время от времени кидая что-то в рот — наверняка свои любимые лимонные дольки, которых у него всегда были полные карманы. Когда дозорная группа подошла к двери, директор снял заклинание, чтобы выпустить её, а затем запечатал дверь снова.

— Гарри? — негромкий девчоночий голос донёсся до меня с соседнего места. Повернувшись туда, я увидел в соседнем спальнике приподнявшуюся на локте Ромильду. Я видел мельком, что девчонка крутилась около грифов, но в какой момент она оказалась рядом со мной, я не заметил.

— Да? — откликнулся я.

— Тебе интересно, что я подслушала у грифов?

Судя по её интонации, это было нечто заслуживающее внимания.

— Разумеется.

Ромильда придвинулась ко мне вплотную, так, что я ощущал запах её волос, и тихо-тихо зашептала:

— Искромсанный портрет обнаружили Лаванда с Парвати, они ушли с ужина первыми. Они говорили своим, что предчувствовали недоброе, потому что когда они свернули к общежитию, то увидели в дальнем конце коридора Грима.

— Опять этот Грим, — проворчал я, — то Панси его видит, а теперь вот они... — и тут до меня дошло, что Хогвартс — не Хогсмид и дворняги по нему разгуливать не могут. — Подожди, они действительно видели большую чёрную собаку?

— Ага, и, как они сказали, у неё были страшные глаза. Не собачьи.

У той собаки были необычные серые глаза. Они могли показаться девчонкам страшными, хотя такое у собак пусть редко, но бывает.

— Значит, Грим... — задумчиво пробормотал я.

— Да, Грим. Поэтому все их девчонки уверены, что это не к добру, и очень боятся.

— Ну, с девчонками понятно. А их парни что-нибудь об этом говорили?

— Близнецы Уизли пытались убедить остальных, что на портрет напал Сириус Блэк и что он искал у них в общежитии Поттера.

Я не сдержал пренебрежительный смешок.

— Третий год учусь в Слизерине, а беглый преступник будет искать меня в Гриффиндоре? Даже если он этого не знал, у него было время навести справки.

— Я тоже подумала, что они нарочно уводят догадки в сторону. И нарочно наводят их на тебя.

— И им поверили?

— Их слушали очень внимательно. Близнецы втолковывали парням, что раз твой отец учился в Гриффиндоре, то Сириус Блэк считает, что ты тоже учишься там. Мой отец говорил, что люди, когда боятся, бывают простодушны и могут поверить в любую чушь, а грифы боялись. Даже парни, хотя они старались не подавать вида.

— Понятно. Я предполагал что-то такое со стороны грифов, но всегда лучше точно знать, чем предполагать.

— И ещё, Гарри, — продолжила ободрённая Ромильда. — Лонгботтом, Грейнджер и младший Уизли отошли в угол и там шептались. Я... — она помешкала, но всё-таки призналась, тем самым проявив ко мне намалое доверие: — Беспалочковое подслушивание я с пяти лет освоила, мне всегда было жутко любопытно, о чём это шепчутся взрослые. И, конечно, я стала подслушивать эту троицу. Гарри, они уверены, что это Блэк, потому что это им по секрету сказал Дамблдор. Ещё Грейнджер с Уизли считали, что Лонгботтом должен разобраться с Блэком, и уговаривали его на это. А знаешь, почему? Они считали, что он — Избранный. Это правда, Гарри?

— Смотря кем и для чего избранный, — ответил я. — Если Дамблдором для его личных сомнительных целей, то правда. А всякие высокие слова, которыми сопровождалось избрание — не что иное, как пропаганда. У Грейнджер нет никакого иммунитета к пропаганде вышестоящих, она ловится на ржавый гвоздь, а Уизли туп ко всему, кроме своей выгоды.

— Который Уизли? — на всякий случай уточнила Ромильда.

Я подумал.

— А без разницы.

Девчонка ненадолго замолчала, осмысливая мои слова.

— Ты рассуждаешь совсем как мой отец, — одобрила наконец она.

Если так, я не отказался бы познакомиться с этим магом поближе.

— А кто у тебя отец?

— Он — старший медик в Святом Мунго. Заведует отделом неизлечимых больных, которые содержатся на пансионе клиники.

— Значит, Лонгботтомы в его отделе? — сообразил я.

— Да, и не только они. Туда помещают коматозников и приговорённых к поцелую дементора. После исполнения приговора, ну, ты понимаешь...

Я понял. Доктор Вейн был заведующим отделом живых мертвецов.

— Насколько мне известно, после поцелуя дементора долго не живут, — вспомнилось мне.

— Не живут, — согласилась Ромильда. — Но не потому, что им здоровье не позволяет. Их содержание влетает Министерству в круглую сумму, потому и не живут.

— Их умерщвляют? — без особого удивления поинтересовался я. Убить этих несчастных было актом милосердия, который, по всей видимости, входил в обязанности отца Ромильды. — Это поручено твоему отцу?

— Нет, их только помещают в его отдел на срок, который известен среди... непосвящённых как срок жизни после поцелуя дементора. Затем их забирают в Отдел Тайн. Гарри, ты никому этого не говори, я это только тебе сказала.

Я и сам догадался, что девчонка поделилась со мной государственной тайной. Не выболтала, а именно поделилась, надеясь, что я обойдусь с этими сведениями правильно.

— Ты знаешь, что с этими телами делают в Отделе Тайн?

— Да, — прошептала она едва слышно. — Только, Гарри, обещай, что больше никому этого не скажешь...

— Я не стану употреблять эти сведения во вред тебе и твоей семье. Слово Поттера, — добавил я малую родовую клятву.

Ромильду эта клятва удовлетворила, и девчонка зашептала мне в самое ухо:

— Там эти тела превращают в дементоров. Нужно пополнять естественную убыль дементоров, да и Министерству всегда их не хватает. Как говорит мой отец, были бы дементоры, а куда их приспособить, всегда найдётся.

— Естественную убыль... — повторил я за Ромильдой. — И какая убыль считается у дементоров естественной?

— Некоторые маги успевают расправиться с одним-двумя дементорами. При задержании или при попытке к бегству.

Да, Ромильда оказалась осведомленной. Она рассказала такое, чего я не мог узнать ни из книг, ни от других магов. Мне даже захотелось выйти из Хогвартса и устроить дементорам небольшую естественную убыль. Или ещё лучше — большую.

— Я рассказала тебе об этом, потому что ты расспрашиваешь про дементоров, — добавила она. — Может, тебе это пригодится.

— Наверняка пригодится, — заверил я её настолько дружелюбно, насколько был способен. — Ни о чём не беспокойся, я умею хранить тайны. Ты мне очень помогла.

Тусклый свет ночников позволял мне видеть засиявшее лицо девчонки. Ей было важно моё одобрение, и она была рада, что сумела заслужить его.

— Если что, можешь на меня рассчитывать, — шепнула она.

— Я учту. Ты тоже, если что, обращайся.

Ромильда отодвинулась, но, поворочавшись немного, снова окликнула меня.

— Гарри?

— Что?

— А можно, я к тебе прямо сейчас обращусь?

Я усмехнулся про себя — ничто в этом мире не делается просто так.

— Давай.

— Живоглот хочет, чтобы мы выкупили его у Грейнджер. Ты с ней хорошо знаком, может, ты уговоришь её?

— А чего же он пошёл к ней в магазине?

— Он сначала был разборчивый, но потом стал бояться, что всю жизнь проведёт в клетке. Он показал мне две зимы и три лета, когда я спросила, как долго он пробыл на продаже. Грейнджер была первой за год, кто захотел его купить.

Почти три года тюрьмы — тут, пожалуй, и к Грейнджер пойдёшь...

— Она его чем-то не устраивает?

— Грейнджер — грязнокровка, она не может разговаривать с книзлами. Живоглот для неё милый котик и детская игрушка, а это взрослый полукнизл, он разумнее многих людей. Он не любит, когда над ним сюсюкают и используют его как плюшевого мишку для сна. И живётся ему там плохо — при Грейнджер его не трогают, но когда её нет рядом, всячески стараются навредить ему. То пнуть его пытаются, то запереть в тумбочке, то толкнуть в камин, а недавно в еду битого стекла подсыпали. Это близнецы Уизли сделали, они изобретательные.

Мне стало жалко рыжего и внушительного полукнизла. Если близнецы взялись его извести, они своего добьются.

— С Грейнджер у меня сейчас не те отношения, чтобы договариваться. Но если подвернётся случай, я заберу у неё Живоглота. Скажи ему, пусть тоже постарается, чтобы Грейнджер не слишком за него цеплялась.

— Она магическая хозяйка Живоглота, он не может вредить ей.

— Кроме неё там целое общежитие грифов. Если они хором потребуют выгнать кота, ей придётся к ним прислушаться.

— Я подскажу Живоглоту, а дальше он сам придумает. — Ромильда хихикнула. — Он и до этого не оставался у обидчиков в долгу.

Мы еще долго разговаривали о том о сём, пока нас не прервал стук в дверь. Это вернулись обходчики. Дамблдор, дремавший в своём обеденном кресле за преподавательским столом, встрепенулся и махнул палочкой на дверь, снимая запирающее заклинание. Отперев дверь, он поспешил навстречу группе, чтобы узнать новости.

Они остановились неподалёку от нас в проходе между рядами спальников. Разговаривали тихо, но их было слышно даже мне, а в подслушивающих способностях Ромильды я теперь не сомневался.

— Мы прошли по первым пяти этажам и по верхнему ярусу подземелий под гриффиндорским общежитием, — вполголоса отчитался директору Снейп. — Никого из чужих не обнаружено. Полную Даму мы нашли на одном из портретов четвёртого этажа, она подтвердила, что это был Сириус Блэк. Она узнала его. Филч обходит подземелья — только что он против Блэка? Если найдёт и выживет, утром отчитается.

— Хорошо, ложитесь спать, — благоизволил директор, и все разошлись по своим факультетам. В зале снова воцарился лёгкий шум, создаваемый тремя сотнями беспокойно спящих подростков. Вскоре уснули и мы с Ромильдой.

Я вообще сплю чутко, поэтому всю ночь выныривал из забытья при смене дежурства и снова задрёмывал, когда стихали шаги по залу. Было около трёх ночи, когда прошла очередная смена, и я почти заснул, когда меня насторожили аккуратные шаги. Я приоткрыл глаз, посмотрел вдоль пола и узнал расписные остроносые туфли Дамблдора, нарядно поблёскивавшие даже в свете ночников. Директор прошёл мимо меня к ближайшей двери, у которой маялся на дежурстве староста Перси Уизли.

Что ж, Ромильда подала хорошую идею, а невербальное усиление слуха и я колдовать умею. Я наложил на себя заклинание и превратился в слух. Общий шумовой фон зала усилился, но слова говорящих были всё-таки различимы.

— Перси, всё тихо? — спросил директор приглушённым голосом.

— Да, профессор, всё спокойно, — так же негромко ответил Уизли.

— Вы заходили в гриффиндорское общежитие во время обхода?

— Нет, профессор, холст был изрезан и открыть дверь было некому.

— Перси, мальчик мой, нужно проверить, как там Питер. Возьми этот амулет, он откроет тебе дверь общежития — и сходи туда. Выспроси, что Питер видел, да узнай, как получилось, что Блэк о нём пронюхал. Я же предупреждал, чтобы он нигде не высовывался, — голос директора был полон отеческой укоризны. — Иди, я подожду у двери.

Мою дремоту как рукой сняло — мало мне было Тома, так появился и Питер. Я вызвал ментальную карту и стал отслеживать по ней перемещение Перси по Хогвартсу. Тот отправился кратчайшим путём к общежитию, чуть помешкал у двери, затем вошёл в гостиную и дальше, в спальню мальчиков, где обнаружилась ещё одна человеческая точка, обозначенная как Питер Петтигрю. Перси приблизился к ней, обе точки почти совместились.

На меня обрушился шквал догадок. Это что же, в гриффиндорской спальне прячется человек, за убийство которого Сириус Блэк сидел в Азкабане? Может, Блэк тогда и маглов не убивал? Сразу стало понятным, почему он направился к грифам — он знал, что Питер скрывается у них.

Неужели дементоры здесь для того, чтобы защитить Петтигрю от Блэка?

Пробыв в общежитии минут десять, Перси отправился назад. Директор впустил его, и они снова зашептались.

— Он ничего не видел и не слышал, профессор, — отчитался Уизли. — Говорит, спал.

— А про Блэка он что сказал?

— Блэк видел его в Хогсмиде, когда за ним погнался этот поганый Гермионин кот. Проклятая животина буквально не даёт Питеру житья. Рон заставил девчонку убрать кота из общежития, но тот побегал с неделю по Хогвартсу и вернулся.

— Питер нужен мне живым и целым, Перси. Не забывай, что я доверил его сохранность вашей семье.

— Надо было всё-таки сказать Рону, кто такая его Короста. Тогда он не потащил бы крысу в Хогсмид.

— Нет, Перси, он еще молодой, несдержанный. Ему рано об этом знать.

— Да, Рон у нас придурок, но Джорджу с Фредом можно было бы и сказать. Они обещали, что... о коте позаботятся.

— Нет, мальчик мой, не сейчас. Ну ладно, давай сюда амулет, и я пойду вздремну, а ты тут дежурь дальше.

Расписные туфли Дамблдора снова мягко прошли мимо меня. До утра я пролежал не шевелясь, но заснуть уже не мог. Вот что, оказывается, значит — 'неправильная крыса'.

17.

На следующий день портрет починили, и грифы смогли вернуться в своё общежитие. Полная Дама наотрез отказалась от обязанностей привратницы, её место на портрете занял рыцарь Кэдоган со своим откормленным пони. Полусумасшедший, как все поборники справедливости с промытыми религией мозгами, он наконец дорвался хоть до какой-то власти и теперь вволю злоупотреблял ею, судя по тому, как грифы возмущались привычкой рыцаря задавать ненужные вопросы и менять пароли по семь раз на дню.

Наутро я попросил Ромильду предупредить Живоглота, что близнецы Уизли собираются его убить. Девчонка обещала — что мне понравилось, без лишних расспросов, откуда я это знаю, и причитаний на тему, что будет с бедным котиком. Просто приняла к исполнению, и всё. Она не стала также приставать ко мне с требованиями немедленно бежать и спасти бедное животное, удовлетворившись вчерашним обещанием сделать для кота что возможно и когда возможно, что мне понравилось ничуть не меньше. Дочка заведующего отделом живых мертвецов не страдала ни сентиментальностью, ни прочей подобной фигнёй.

В школьном распорядке ничего не изменилось. Никаких дополнительных мер безопасности тоже не появилось, но больше нас ночевать в Большой Зал не водили. Видно, Дамблдор в тот вечер то ли запаниковал, то ли ему нужна была публичная демонстрация нависшей над учениками угрозы. Грейнджер ходила еще более деловая и ответственная, чем обычно, и смотрела на меня так, словно у неё было ко мне важное дело, но она не знала, как к нему подступиться. Если она надеялась довести меня до того, чтобы я сам спросил её 'ну чего?', она просчиталась.

Разумеется, мы сообщили о вторжении Блэка Малфою-старшему. Малфой действовал умно — сначала в 'Пророке' появилась разгромная статья про порядки в Хогвартсе, а потом уж явился и он сам. Потребовал с Дамблдора отчёт о том, как преступник мог проникнуть в школу, когда вокруг неё стоит сотня дементоров, и у директора не нашлось удовлетворительного ответа. Развития это обстоятельство не получило, потому что никто не пострадал, зато была вогнана ещё одна иголка в директорское кресло, что могло пригодиться в будущем.

Меня не мог не заинтересовать подслушанный в зале разговор. Пришлось признать, что я уделяю прискорбно мало внимания всякой шушере, а то давно бы заметил в общежитии грифов имя, которое услышал летом от гоблинов. Тот самый Петтигрю, из-за которого Блэк отсиживал пожизненное в Азкабане, оказался жив. Более того, Дамблдор прятал Питера и об его существовании были осведомлены ещё как минимум трое — Перси Уизли и его родители, что недвусмысленно давало понять о степени доверия директора этой семейке. Правда, в обвинении говорилось и о тринадцати маглах, но если Петтигрю уцелел, это еще вопрос, что случилось с ними.

Получалось, что это Дамблдор засадил Блэка в Азкабан и постарался, чтобы тот остался там навсегда. Странным выглядело то, что Сириус просидел в тюрьме двенадцать лет и сбежал оттуда только этим летом, в день визита министра. Любопытное совпадение, но не думаю, что Блэк состоял в сговоре с Фаджем. У министров больше возможностей, им доступны другие способы извлекать нужных людей из тюрем — к примеру, такие, как пересмотр дела или амнистия по случаю. Значит, было что-то другое.

Та большая чёрная собака с необычными серыми глазами, которую я подкармливал пирогами в Хогсмиде, вероятно, и была тем самым Блэком. Если Петтигрю анимаг, его школьные приятели тоже могли оказаться анимагами — в юном возрасте такие трудоёмкие магические техники легче осваивать в компании. Помнится, собака не только была подозрительно умной, но и держалась с достоинством, более подходящим породистому псу, чем дворняге. Я приписывал это её размерам, но, похоже, происхождение Блэка давало себя знать и в собачьей шкуре.

Когда Малфой навестил нас в общежитии во время визита в Хогвартс, я попросил его узнать в Министерстве, нет ли Петтигрю, Блэка и моего отца среди зарегистрированных анимагов. Малфой удивился, но обещал проверить, а через два дня мне пришло от него сообщение, что указанных мною личностей в министерском списке не числится. Мой опекун был осторожен, он избегал упоминать лишнее в письмах, даже защищённых магически.

Хоть пресса и пыталась убедить общество, что Сириус Блэк охотится за мной, большая чёрная собака была настроена дружественно — и не потому, что она брала у меня пироги. Отсутствие собственных эмоций позволяло мне различать малейшие проявления эмоций у других существ, и я заметил бы в собаке скрытую неприязнь или агрессию. Не знаю, что нужно было Блэку в Хогвартсе, но уж точно не я. Да и он мне, по большому счёту, тоже не был бы нужен, если бы не дементоры.

Но дементоры разрушали магию Хогвартса и оставались здесь, пока сохранялась угроза нападения Блэка на школу. Чтобы убрать их, нужно было удалить отсюда Блэка. Я не придумал ничего лучшего, кроме как поговорить с ним и узнать, чего он здесь добивается. А затем — либо помочь Блэку это сделать, либо убедить его отказаться от этого, если он затеял что-то совсем уж невозможное.

В следующую субботу снова была наша очередь идти в Хогсмид. Погода впервые за две недели прояснилась, поэтому прогулка в посёлок получилась приятной. Как и в прошлые отпускные дни, мы прошлись по главной и единственной улице, заходя во все лавки подряд и покупая, что подвернулось под руку, а затем осели в 'Трёх мётлах'. Драко, который начал скучать в Хогсмиде, всю дорогу громко жаловался на то, что деревня маленькая и пойти здесь некуда, но мне в этот раз было не до скуки. Я высматривал большую чёрную собаку, предположительно бывшую Блэком.

Я собирался намекнуть загадочной псине, чтобы она подождала меня на улице. Если она — анимаг, то должна была понять, если нет, то и убежит — не жалко. Но собака не пришла за пирогами. На улице её тоже не было, хотя я во все глаза глядел, не мелькнёт ли в каком закоулке тусклый чёрный бок, покрытый свалявшейся шерстью. Похоже, это и вправду был Блэк — на его месте я тоже затаился бы после того, как меня заметили девчонки в Хогвартсе.

С собакой мне в этот день не повезло, зато повезло с погодой. Еще утром я отправил записку Октавии, что если у неё нет других дел и погода сегодня не испортится, я буду ждать её за полчаса до отбоя у подъёма на Астрономическую башню. За ужином я поймал взгляд Октавии и вопросительно приподнял брови. Девчонка утвердительно кивнула, и я пошёл готовиться к вылазке.

Лестница в Астрономическую башню начиналась в небольшом холле с колоннами. Когда я пришёл туда, Октавия уже дожидалась там и вышла навстречу мне из-за колонны. Девчонка выглядела серьёзной и собранной, она была на работе и сознавала это. Я приветствовал её, и мы стали подниматься по лестнице.

— Я думала, что нам в главный холл, а затем наружу, — забеспокоилась она, увидев, куда мы пошли. — Зачем нам туда?

— Двери главного холла уже закрыты на ночь и через них нельзя пройти, не подняв тревогу. Сигнал с них идёт к Филчу и непосредственно к директору, — разъяснил я то, что уже знал о сторожевой системе Хогвартса. Незаметно выйти из школы можно было через тайные ходы, один из которых вел прямо в Хогсмид, но я не собирался выдавать их девчонке, если существовали другие варианты.

— Но как можно выйти из замка с башни? Ты что, прыгать с неё хочешь? — попыталась пошутить Октавия.

— Да, — ответил я таким тоном, что она замолчала.

Когда мы вышли на верхнюю площадку башни, я раскрыл безразмерную сумку, висевшую у меня на поясе.

— Акцио 'Нимбус', — и метла прыгнула оттуда мне в руку. Октавия посмотрела на неё, затем на меня.

— Да, мы полетим на метле, — подтвердил я, — это быстрее, чем идти пешком, и, если что, удирать на ней удобнее. Садись сзади и держись за меня крепче, без этих ваших девчоночьих заморочек. Метла — это такая штука, с которой легко упасть.

Октавия сделала недовольную гримаску — ей не понравилось замечание про девчоночьи заморочки — но согласно кивнула. Зажав метлу под мышкой, я поднёс ладонь к горловине сумки.

— Акцио Дозорное зелье, — фиал с зельем скакнул мне в руку, я передал его Октавии и извлёк ещё один. — Это зелье для ночных патрульных, — пояснил я девчонке. — Улучшает ночное зрение, повышает бдительность и снимает сон. Здесь трёхчасовая порция. Если понадобится, у меня ещё есть.

— Откуда оно у тебя? — недоверчиво спросила Октавия, приподняв перед собой фиал двумя пальцами.

— Сам варил на прошлой неделе. На фиалах заклятие стазиса, поэтому зелье свеженькое. Выбирай любой, если сомневаешься.

Девчонка аккуратно откупорила фиал и осторожно понюхала его содержимое.

— Надеюсь, ты не отравишь меня, — сказала она, просто чтобы выразить своё недовольство происходящим, и выпила зелье.

Я тоже выпил свою порцию, где-то даже приятную на вкус, затем размотал с пояса плащ-невидимку. Октавия с любопытством уставилась на полупрозрачную бледно-серую ткань.

— Мантия невидимости, — пояснил я. — Отцовское наследство. Сейчас мы садимся на метлу, накрываемся этой мантией и летим туда, где ты в прошлый раз видела струйку оттока. Ты её находишь, и мы следуем вдоль неё, пока не обнаруживаем, куда она ведёт. Лучше, если ты сумеешь засечь её, не слезая с метлы.

Октавия послушно уселась позади меня на метлу. Теперь она убедилась, что всё предусмотрено, и её недовольство улетучилось. Пока мы устраивались на метле и натягивали плащ-невидимку на все выступающие части нашего экипажа, зелье начало действовать. Глухая ночь превратилась в бледные сумерки с видимостью до горизонта, был слышен малейший звук. Мы вылетели с башни и направились в ту часть двора, где прекратили поиск в прошлый раз. По пути я пару раз вильнул из стороны в сторону, чтобы заставить девчонку держаться за меня крепче, и вскоре мы уже зависли над местом оттока.

Мне пришлось полетать над самой землёй, дожидаясь, когда Октавия сосредоточится и начнёт поиск. Наконец она обрадованно шепнула 'здесь' и указала мне рукой в направлении Хогсмида. Но не успел я набрать высоту и взять курс на посёлок, как девчонка вдруг судорожно вцепилась в меня и издала сдавленный звук, больше всего похожий на проглоченный визг. Я невольно придержал метлу.

— У тебя что-то случилось?

— Разве ты не чувствуешь? — Я ощутил спиной, что Октавию забило мелкой дрожью.

— А что я должен чувствовать? — встревожился я.

— Дементоры! Они приближаются!

Оглянувшись, я увидел сквозь плащ-невидимку, что к нам устремились двое дементоров. Обычному зрению мы были недоступны, но эти твари воспринимали мир иначе и издали почуяли трепещущую девчонкину душу. Моей душой дементоры не соблазнились в поезде и вряд ли соблазнились бы сейчас, но в Октавии увидели желанную пищу. Судя по тому, как резво они приближались к нам, у них не было запрета нападать на учеников, оказавшихся снаружи в неположенное время. Я пустился было наутёк, но передумал и придержал метлу.

— Поттер! — затормошила меня Октавия. — Лети же скорее, они догоняют!

— Бесполезно. Если даже мы оторвёмся от них, они донесут директору и тот устроит дознание.

Я расчехлил палочку, потому что силу предстояло вложить немалую, и развернул метлу к дементорам.

— Ты что, собираешься драться с ними? — в ужасе прошептала девчонка.

— Нет, просто уничтожить.

Дементоры были уже рядом, и я, с намертво вцепившейся в меня Октавией за спиной, заложил вираж, выигрывая пару секунд, чтобы высунуть руку с палочкой из-под мантии. Метла была маневреннее дементоров, и пока они разворачивались вслед за мной, я выбрал удачную позицию для атаки и колданул Инсендио на одного из них. Тот превратился в облачко чёрного пепла и, поскольку во время погони мы поднялись на приличную высоту, развеялся по траве и кустарникам. Вторая тварь и не подумала испугаться, продолжая преследовать нас с упорством и неосмотрительностью неживого существа. Я заложил ещё вираж — и второй дементор рассыпался чёрной пылью по окрестным кустам.

— Вот и всё, — сказал я Октавии, выравнивая метлу. — Так куда, говоришь, нам лететь?

Девчонка слегка ослабила хватку и со всхлипом прислонилась головой к моему плечу.

— Как ты легко... убил их... — пробормотала она.

— Не убил, а устранил, — поправил я. — Это нежить.

— Их ведь хватятся...

— Вряд ли скоро, если вообще хватятся. Это примитивные, трудноуправляемые твари, у которых даже собственных имён нет. Дементором больше, дементором меньше — кто их считает?

— Угу, — приняла к сведению Октавия, начавшая приходить в себя. Она убрала голову с моего плеча и зашевелилась сзади, осматриваясь. — Нам вон туда, Поттер.

Мы спустились к самой земле и полетели вдоль оттока — медленно, чтобы Октавия могла отслеживать его. Большую часть пути мы проделали над озером, потому что прямая линия между школой и Хогсмидом пролегала через озеро. Октавия поправляла меня, если я уклонялся, а на полпути к посёлку сказала, что нам нужно подняться повыше, так как струйка вышла из-под воды. Когда мы подлетали к Хогсмиду, струйка оттока поднялась до уровня крыш посёлка.

Время приближалось к полуночи. Тоненький серпик семидневного месяца едва освещал окрестности, и если бы не Дозорное зелье, мы ничего не видели бы вокруг, несмотря на ясную погоду. Осенью ночи тёмные. И холодные, потому что прижавшаяся ко мне Октавия не переставала дрожать.

— Замёрзла? — спросил я, остановившись над посёлком. — Если хочешь, могу наложить согревающее заклинание.

— Не поможет, это из-за дементоров, — девчонка содрогнулась. — Неужели тебе от них ничего не делается?

— Не делается, — подтвердил я, раскрывая горлышко сумки. — Вот, выпей, должно помочь.

Я сунул в руку девчонке фиал, и она безропотно осушила его.

— Как вкусно... — её голос прозвучал заметно бодрее. — Что это за зелье?

— Не то, чтобы совсем зелье... Это сливочный шоколад, разведённый в экстракте тонизирующих трав и подкреплённый магией в процессе варки.

— Тоже сам варил? — лёгкое ехидство в голосе Октавии говорило о том, что она окончательно пришла в себя.

— Не только сам варил, но и сам придумал, и с собой брать не забываю. Пока вокруг школы кишат дементоры, оно когда угодно может понадобиться.

— Но если они на тебя не действуют...

— Да, я беру его не для себя, если ты об этом. Ты как, можешь продолжать поиск?

— Сейчас... — Октавия замолчала, сосредоточившись на своей способности чуять потоки магии. — Летим вот сюда, только медленно. Я скажу, когда остановиться.

Я двинул метлу вперёд. Прилетели мы с озера, вдоль которого располагался Хогсмид, и теперь двигались над крышами посёлка на другую сторону улицы. Когда мы почти пересекли улицу, Октавия скомандовала остановиться. Метла зависла на месте, а девчонка стала всматриваться в крышу дома перед нами.

— Вот этот флюгер, видишь? — сказала она. — Струйка уходит в него.

Над остроконечной крышей дома возвышался роскошный позолоченный флюгер в виде феникса. Флюгеры здесь были на каждом строении, по старинке нарядные и вычурные, исполненные с большой фантазией, но этот выделялся даже среди них. С минуту мы с Октавией созерцали флюгер — она, возможно, изучая его с помощью своих особых умений, а я просто так.

— Думаешь, если его снять, проблема будет решена? — предположил я вслух.

— Нет, конечно, — испугалась Октавия. — Это стандартная конструкция откачки магии, часть отведённой магической силы наверняка используется в ней для защиты принимающего артефакта. Посмотри, какая чистая тут крыша!

Сверху было видно, что соседние крыши потускнели от времени и были кое-где замусорены осенней листвой, а эта блестела как новенькая. Я спустил метлу пониже — дом был таким же старым, как и прочие окрестные строения, к тому же грязным и неухоженным, с заплёванным крыльцом и немытыми стёклами. При его осмотре обнаружилась торчащая над дверью вывеска, и я переместился так, чтобы прочитать её.

'Кабанья голова'. Трактир Аберфорта Дамблдора, я не узнал его сверху.

Октавия тоже прочитала вывеску и полушёпотом обратилась ко мне:

— Ты знаешь, кто владеет этой грязной забегаловкой?

— Аберфорт Дамблдор — неряшливый пожилой полусквиб, выпивоха, укрыватель всякого жулья и родной брат Альбуса Дамблдора, директора Хогвартса, члена чего-то там и ещё чего-то, теперь уже бывшего. Не женат и никогда не был, как и наш директор.

Октавия брезгливо фыркнула. Я левитировал себе в руку камешек с мостовой и, поднявшись на уровень крыш, трансфигурировал его в воробья. Повинуясь моему приказу, бурая пташка попыталась сесть на золочёный флюгер и исчезла в короткой вспышке, не долетев до него с десяток футов. От неё не осталось даже пепла.

— Так и есть, защита, — прокомментировала Октавия, тоже наблюдавшая за пташкой.

— Стандартная, говоришь?

— Да, и очень мощная. Этот флюгер защищён не хуже гоблинского банка.

— Раз защита стандартная, значит, она и отключается стандартно, несмотря на свою мощь?

— Её отключение вовсе не лёгкое, хоть и стандартное.

— Что для этого нужно?

— Нужно перекрыть отток с концентратора, который спрятан в рунном зале Хогвартса. Для этого потребуется мощный изолирующий щит вроде Aegida Magicae и, видимо, контейнер для хранения особо опасных артефактов — ты же не собираешься оставлять концентратор там? Чтобы утечка прекратилась, достаточно убрать концентратор, и как только он будет изолирован, здесь упадёт защита и наверняка включится сигнал тревоги.

— Нет уж, этот флюгер я тоже никому не оставлю, — мне было интересно, как он устроен, не говоря уже о том, что его наличие облегчит жуликам восстановление утечки.

— Ты один и не можешь находиться в двух местах сразу. Сразу предупреждаю — я такой щит не сделаю... и не уверена, что с этим справишься ты, — после некоторой паузы Октавия обеспокоенно добавила: — Как тогда быть с нашим договором, Поттер?

Я понял, что её тревожит. Заключая договор, мы оба в спешке не оговорили, как завершить его, если я не смогу выполнить свою часть работы.

— Главное ты уже сделала, — ответил я, поразмыслив. — От тебя потребуется, чтобы ты проверила Хогвартс на отсутствие утечек после того, как я разберусь с этой. Ещё ты можешь понадобиться, когда я буду брать этот флюгер, потому что не знаю, смогу ли я заметить, когда защита флюгера упадёт — но в крайности можно будет проверять это воробышками, как сегодня. Если ты обещаешь устроить проверку школы на утечки, когда я попрошу, я могу рассчитаться с тобой по договору, как только мы вернёмся в Хогвартс. Буду весьма признателен, если ты посоветуешь, как засечь момент отключения утечки без твоей помощи — может, амулет какой сделать или что — потому что мне может оказаться не до воробышков.

Октавия тоже ответила не сразу, прикидывая что-то про себя.

— Это моя первая самостоятельная работа, Поттер, — сказала она наконец. — Сумма, конечно, приятная, но сейчас я работаю не ради денег, а ради опыта. Мне нужно знать на будущее, как ты разберёшься с утечкой, поэтому я согласна участвовать в деле дальше, а ты рассчитаешься со мной, когда сочтёшь нужным. Что же касается защиты флюгера... возможно, она отключится незаметно, но возможно также, что у этого дома снесёт крышу, если не хуже. Делал эту систему дилетант, и я бы не поручилась, что не случится второго.

— Почему ты считаешь, что её делал дилетант?

— Потому что всё слишком очевидно и нет никаких усовершенствований в методике. Видно, что делали тщательно, но без знания основ, по инструкции. А в инструкциях нередко опускают очевидные подробности, базирующиеся на основах.

Я слушал Октавию, а сам прикидывал в уме, как буду устранять утечку. Необходимые сведения у меня уже были, можно было приступать к делу. Итак, потребуются два контейнера для особо опасных артефактов и помощник, который сможет накрыть один из артефактов щитом и перенести в контейнер. Помощником, понятное дело, будет Тед, а Октавия, получается, теперь не очень-то и нужна. С точки зрения сохранности тайны будет лучше, если она выйдет из дела сейчас, но... девчонке нужен опыт, а знает про эту историю она уже достаточно. Возможно, в будущем мне еще не раз придётся сотрудничать с ней.

— Как у тебя с окклюменцией?

— Отец уже начал учить меня. Прямой атаки легилимента я не выдержу, но от поверхностного считывания защититься сумею. Я и защищаюсь, Поттер — наш директор при случае любит в головах пошарить.

— А Снейп? — машинально спросил я.

— За Снейпом не замечала. Он тоже, что ли... умеет?

— Да.

— Учту. Кстати, Поттер, я написала отцу насчёт Дамблдора. Спрашивала, почему наш директор — такой сильный маг, хоть и безродный полукровка...

— Он ответил что-то важное? — заинтересовался я, потому что девчонка вспомнила об этом неспроста.

— На уровне слухов, потому что никто ничего точно не знает. Родителям у меня под семьдесят, я в семье — последний ребёнок. В Хогвартсе они не учились, но были уже подростками, когда Дамблдор победил Гриндевальда, а тогда много слухов ходило. В некоторых кругах, куда вхожа моя семья, было известно кое-что с допросов Гриндевальда, а тот пытался рассказать, откуда у Дамблдора сила, хоть его и не спрашивали. Эти сведения замалчивались Министерством, которое не хотело портить образ победителя Гриндевальда, а позже исчезли из допросных записей. Сам понимаешь, великий светлый маг, национальный герой — и вдруг оказывается, что своей силой он обязан тёмному ритуалу.

— Не знал, что такие существуют...

— Разумеется, в наше время они под запретом и книги с ними усиленно истребляют. Но век назад с этим было проще. Гриндевальд узнал об этом ритуале в Дурмстранге, где традиционно сильна школа тёмной магии, и рассказал о нём Дамблдору, который был тогда его... — Октавия запнулась, произнести этот факт вслух ей не позволяло воспитание. — Ну ты знаешь...

— Знаю.

— Этот ритуал возможен только между самыми близкими единокровными родственниками — то есть, братьями или сёстрами от одних родителей. Как известно, младшая сестра директора родилась дурочкой, а затем окончательно сдвинулась. Когда Гриндевальд узнал от Альбуса Дамблдора, что она случайно убила свою мать, он посоветовал своему приятелю сделать так, что и его сила увеличится, и сестрёнка станет безопасной. Дамблдор согласился, и Гриндевальд помог ему провести ритуал передачи силы от сестры, после которого та стала полусквибом, а сила её брата заметно возросла. С Гриндевальдом он тогда не сравнялся, но тот утверждал на допросе, что Альбус провёл этот ритуал ещё и со своим братом Аберфортом, иначе бы он к нему не сунулся.

— Кто к кому? — не понял я.

— Дамблдор к Гриндевальду. Отец написал, что, возможно, так и есть, потому что с одной сестры, тоже безродной, столько силы не получишь. А если учесть ещё и это... — Октавия кивнула на флюгер. Она была умной девочкой и сумела вычислить дважды два.

— Только не болтай лишнего. Никому.

— Понимаю.

В Хогсмиде нам больше нечего было делать, и я развернул метлу к Хогвартсу. На полной скорости мы долетели до школы за пару минут и приземлились на Астрономической башне. Всё было тихо, и я беспрепятственно проводил Октавию до общежития равенкловцев.

— Если тебя хватились, у нас было свидание на Астрономической башне, — сказал я напоследок.

18.

Наутро после вылазки я сказал Нотту, что у меня к нему поручение. Подробности я не стал разъяснять, пока он не освоит Эгиду Магика. Сам я этот щит тоже не знал, поэтому после завтрака мы отправились в библиотеку, чтобы переписать заклинание, а затем пошли разучивать его в Выручай-комнату.

В процессе разучивания выяснилось, что Тед не может выполнить Эгиду без моей поддержки, несмотря на то, что он неслабый маг. Когда мы были в общей ауре, у него всё получалось, но стоило мне отозвать слияние, как все усилия Теда обращались в ноль. Как же он в одиночку упакует концентратор, когда я буду в Хогсмиде? Задача освоения щита естественно и непринуждённо перешла у нас в задачу поддержания сюзеренской связи на расстоянии, о которой мы оба до сих пор не задумывались.

В хогвартской библиотеке такую литературу не держали, в книге у Малфоев, которую когда-то читали мы с Тедом, рекомендации предназначались только для совершеннолетних магов, прошедших ритуал единения. Я отправил Малфою письмо, в котором попросил найти книги ли хотя бы советы для нашего случая. В ответе опекуна сообщалось, что в семейной библиотеке ничего подходящего нет и что эти сведения может поискать Эйвери-старший в своей Академии, но чтобы связаться с ним, потребуется некоторое время. Отработку поддержания связи пришлось отложить, а пока мы тренировали, что могли.

Я написал гоблинам, что хочу приобрести у них контейнеры для особо опасных артефактов, потому что это они создавали лучшие магические вместилища во всём волшебном мире. В гоблинском банке не было готовых контейнеров — их спрашивали редко и все они делались на заказ. Я заказал два контейнера, договорившись на двухмесячный срок исполнения, потому что гоблины брали за срочность просто безумные наценки. Если я и спешил, то не настолько.

Диас с Россетом снова стали ходить вместе — значит, помирились. Власть в их паре переменилась, и теперь Россет ходил за Диасом, а не наоборот. Сам Эрни тоже неуловимо переменился. Видно, только в конфликте с приятелем парень окончательно решил для себя, кто он такой — нищий приютский сиротка или чистокровный наследник старинного рода. И правильно, а то сидеть сразу на двух стульях и шатко, и для седалища вредно.

Разумеется, я собирался использовать факт, что в Хогвартсе имеется живой Петтигрю. Для этого мне нужно было встретиться с Сириусом Блэком, который наверняка согласился бы на многое в обмен на эту крысу. Видимо, Блэку было кое-что известно про своего бывшего друга и он крутился вокруг Хогвартса ради этого, хотя не верилось, что Дамблдор потребовал сюда дементоров для защиты Петтигрю. Но после хеллоуинской попытки выкрасть крысу Блэк затаился, а мне было некуда спешить, и пока я оставил всё как есть.

В середине ноября у нас начинался школьный турнир по квиддичу, и открывался он матчем 'Хаффлпафф — Слизерин'. Я не был болельщиком и собирался мирно просидеть это время в библиотеке, но Драко, настроенный по-боевому и жаждущий победы, налетел на нас с Тедом с претензиями, что раз мы не идём поболеть за него, то никакие мы не друзья. Пришлось идти, потому что мы были ему какими-никакими, но друзьями, а ради друга стоило потратить один вечер на ерунду.

Ловцом у барсуков был Седрик Диггори, он же и капитан команды. Весьма одарённый парень, в том числе и в квиддиче. Для ловца он был тяжеловат, на что и уповал Драко, но прочие хаффлпаффские игроки в этой роли были бы ещё хуже. В свои преимущества Драко записал и то, что сам он одинаково хорошо ловит снитч обеими руками, тогда как у Седрика плохо получается левой.

В воскресенье после обеда Винс и Грег ушли на стадион пораньше и заняли на нас с Тедом удобные места во втором ряду. Морис успел раздать нашему сектору зелёные флажки со слизеринской змеёй — и матч начался.

Игра шла острая, трибуны то и дело взрывались рёвом. Барсуки уступали нашим в мастерстве, но они играли как единое целое, тогда как каждый из наших норовил выбиться в звёзды, и в итоге счёт колебался около ничейного. Я честно топал ногами и махал флажком вместе с остальными, но игра не затрагивала меня. Ведь что такое спорт для болельщика? Генератор сильных эмоций, адреналинового выброса — а я был эмоционально нечувствителен к сторонним событиям. Нечто похожее на эмоции возникало у меня только при вовлечённости в действие, да и то исчезало вместе с прекращением действия. Я еще мог получать некоторое удовлетворение от спорта как спортсмен, но не как болельщик.

Матч ожидаемо затянулся. Поскольку силы команд были равны, победа зависела от того, кому достанется снитч. Золотистый крылатый шарик показывался несколько раз, и Драко с Седриком устремлялись к нему, но мешали друг другу, промахивались и теряли снитч из вида. Темнело в ноябре рано, и часа через два уже стало смеркаться. Болельщики охрипли и притихли. Ветер стал леденящим, и я колданул на себя согревающие чары, ностальгически вспоминая тёплую библиотеку. Мерлин, какой дурак придумал в квиддиче правило играть до поимки снитча — наверное, такой же, как и те, кто следует этому правилу и не собирается его пересматривать. Что ж, будем ждать, пока игроки от усталости не попадают с мётел.

Занятый собственным согреванием, я упустил момент, когда над стадионом воцарилась давящая тишина. Зрители один за другим поднимали лица к небу, покрытому низкими тучами, кто-то из девчонок испуганно ахнул. Я тоже посмотрел вверх и увидел, как от неба отделяются чёрные клочья и густым роем опускаются на стадион.

Да это же дементоры! Ученики сидели в остолбенении, в преподавательской ложе началась суетня, только игроки ничего еще не чуяли в азарте и носились по полю. Откуда-то вынырнул снитч — яркая золотистая точка в кромешных сумерках — и оба ловца устремились за ним. Снитч взмыл вверх, прямо в тучу дементоров, Драко и Седрик одновременно потянулись к нему, столкнулись в воздухе — и Драко полетел вниз с метлы.

Мерлин, ты идиот. Мало ли что я пожелал, нельзя же так буквально.

Моя Левиоза успела подхватить Малфоя на полпути к земле. Полностью смягчить падение мне не удалось, и Драко довольно-таки ощутимо шмякнулся на рыхлый влажный песок, которым была засыпана арена. Он лежал как неживой, а сверху к нему устремились дементоры, начисто игнорировавшие остальных игроков, кинувшихся врассыпную.

Я сорвался с места и помчался к Малфою — нет, душееды, вам он не достанется! Во время бега я ощущал, как во мне разгорается то самое невидимое пламя, которое прежде не получалось воспроизвести умышленно. Я успел к парню одновременно с дементорами, те шарахнулись в стороны и закружились поодаль, норовя приблизиться и не смея пересечь невидимую границу. Драко был жив, но в обмороке, и я стал приводить его в чувство Энервейтом, краем сознания отмечая непонятное мельтешение дементоров.

Малфой всхлипнул и открыл глаза. Его взгляд остановился на мне.

— Поттер, ты? — Я тем временем удостоверивался, что его падение обошлось без повреждений, несовместимых с жизнью. — Что случилось? Я ведь только что...

Он завозился, вытащил руку из-под себя и разжал ладонь. На ней поблёскивал крылатый золотистый шарик.

— Ты упал с метлы, — сообщил я.

— Я? С метлы? — вяло удивился Драко. — Я погнался за снитчем — и вдруг стало очень холодно и тоскливо. Больше ничего не помню.

— Не помнишь, как столкнулся с Диггори и как поймал это? — я кивнул на снитч.

— Нет.

Дементоры полетели прочь со стадиона, словно по команде. К нам подоспел Снейп, а за ним мадам Помфри. Вслед за ними подбежали опомнившиеся Грег и Винс, и чуть позже — Тед. Колдомедичка захлопотала над Малфоем, а декан взял у него снитч и поднял высоко вверх, показывая трибунам.

Раздались аплодисменты, довольно-таки жидкие, потому что ученики не успели прийти в себя после налёта дементоров. Они радовались не столько победе слизеринцев, сколько тому, что матч закончен и можно уйти в тепло, подальше от опасности. Драко уселся на песок, я сунул ему шоколадный эликсир собственного изобретения. Он машинально опустошил фиал и облегчённо вздохнул.

— Драко, ты крут! — Винс подхватил Малфоя под мышки и поставил на ноги, невзирая на протесты колдомедички, наколдовывающей носилки. — Мадам Помфри, да нормально всё с ним, я же вижу! Не, Драко, выловить снитч в стае дементоров — я фигею. Вставай, пошли, хорош валяться — мадам Помфри, он парень, он сам пойдёт.

— Пойду я, пойду, — Драко отстранился от поддерживающего его Крэбба. Мой эликсир и похвала Винса подействовали на него чудесным образом. — Профессор, мы ведь победили? — обратился он к декану.

— Да, Малфой, — Снейп успел отобрать у Драко пустой фиал и подозрительно обнюхивал горлышко. — Счёт 290 — 420 в нашу пользу. Этот матч мы выиграли, поздравляю.

— Ну что я говорил! — Драко победно задрал свой длинный нос кверху. — Что мы разгромим барсуков вчистую — и разгромили!

Я заметил за спинами Крэбба и Малфоя движение и пригляделся. К нам по стадиону старческой рысцой семенил Дамблдор.

— Северус, мальчик мой, всё обошлось? — директор с сокрушённым видом остановился за спинами парней, слегка разведя опущенными руками, ладонями к нам.

Снейп поморщился и процедил сквозь зубы:

— Да, директор.

— Вот и славненько, — руки Дамблдора, ласковые, словно водоросли, опустились на плечи Драко и Винса. — С вами всё в порядке, мальчики мои?

Драко нервно дёрнулся, стряхнул директорскую руку с плеча и брезгливо отстранился. Он еще не вполне пришёл в себя после падения.

— Не выдавайте желаемое за действительное, сэр, — прошипел он. — Я не ваш мальчик и никогда им не буду. У меня совершенно другие вкусы, сэр.

Дамблдор отдёрнул руки, словно обжегшись. В слащавых голубых глазках блеснула мгновенная злоба, тут же сменившаяся отеческим осуждением.

— Мадам Помфри, мальчик принял успокоительное? — обратился он к колдомедичке.

У Драко хватило ума безропотно взять у колдомедички успокоительное, но пить он не стал, а остался с пузырьком в руке.

— В общежитии выпью, мэм, а то усну по пути туда, — пояснил он и обратился к декану: — Мы можем идти, сэр? Мне нужно принять это зелье и соблюдать постельный режим — так ведь, мадам Помфри?

— Идите, — разрешил Снейп, пребывавший в некотором замешательстве после выходки Малфоя. Я протянул к нему руку за своим фиалом — стазисным, из зельеварни Слизерина в Тайной комнате, где я, собственно, и варил эликсир. Любое зелье может храниться в нём целую вечность, я такой посудой разбрасываться не собираюсь. Декан поглядел на мою ладонь, чуть помешкал, но фиал отдал.

Ученики пошли со стадиона, мы тоже втянулись в толпу.

— Драко, ты чего как... с директором? — спросил недоумевающе Грег.

Малфой ничего не ответил. Он только раздражённо зашипел, как плевок на горячей сковородке.

— Прилизаться он к нам хотел, чтобы весь стадион видел, как он о нас пёчется, — ответил за Малфоя Винс и передёрнулся от отвращения. — Липкий как патока, противно.

— Гадкий старикашка, — вдруг подал голос Тед. — Я как раз смотрел на него, когда это случилось. Когда Драко стал падать, директор встал со своего места с какой-то штукой в руках, вроде птички с рукоятками вместо крыльев. Он держался за рукоятки — думаю, это у него артефакт управления дементорами, который Министерство должно было ему выдать. Сюзерен, когда ты подбежал к Малфою и дементоры разлетелись в стороны, директор был вне себя, я никогда еще не видел его в таком состоянии. Он направил артефакт на дементоров и, видимо, посылал им какие-то приказы. И, знаешь, Дамблдор был в ярости, когда увидел, что Малфой очнулся.

— Вот как... — пробормотал я.

— Пока ты возился с Малфоем, он вцепился в рукоятки и лицо у него было напряжённое. А когда Малфой зашевелился и сел, дементоры вдруг полетели со стадиона, а директор убрал артефакт куда-то в робу и стал спускаться с трибуны. Ну, а я побежал к вам.

— А где моя метла? — вспомнил Драко.

— Её отнесло ветром туда, за стадион, — Грег махнул рукой в сторону, куда улетела метла. — Я сбегаю.

Он оставил нас и побежал искать метлу. В общежитии мы собрались в комнате Драко, и я вызвал Бинки, чтобы она принесла нам крепкого чая и шоколада. Когда мы пили по второй чашке, вернулся Грег с кучей обломков в руках.

— Вот, Малфой, что от неё осталось, — он аккуратно сложил обломки на тумбочку. — Попала в Дракучую иву, ну ты понимаешь.

Малфой оценивающе оглядел остатки своего 'Нимбуса'.

— Репаро тут не поможет, — заключил он. — Тем лучше, а то отец мне 'Молнию' не хотел покупать — говорил, что эта метла еще новая. Теперь не скажет.

Разумеется, мы уведомили об этом происшествии Малфоя-старшего. Драко сначала отказывался, он боялся, что отец запретит ему играть в квиддич, но я настоял. Как председатель попечительского совета, Малфой-старший не мог оставить без внимания нападение дементоров на стадион с детьми и явился в Хогвартс для расследования. Директор встретил его приветливой улыбкой, предложением лимонных долек и детски-простодушной отговоркой 'но ничего же не случилось'. Когда Малфой надавил на него, Дамблдор отделался объяснением, что целый стадион ярких детских эмоций оказался неодолимым соблазном для дементоров — и те ненадолго, буквально на пару минут, стали неуправляемыми, хотя он тут же снова подчинил их и отослал со стадиона.

Затем Малфой позвал нас пятерых в зельеварни к Снейпу, чтобы посмотреть наши воспоминания в думосбросе. По моему воспоминанию он догадался, что я поймал Драко на полпути к земле невербальной Левиозой, но тем не менее спросил меня об этом.

— Да, поймал, хотя и не успел полностью остановить падение, — подтвердил я. — Но песок был рыхлый и Драко почти не ушибся. — Рыхлый песок был единственной мерой безопасности на квиддичных площадках.

— Мне показалось, или дементоры тебя избегают? — продолжал допытываться он.

— Они меня не любят, — признал я очевидное. — Почему-то не считают за еду.

Малфой выразительно хмыкнул, но ничего не сказал. Когда дошла очередь до воспоминания Теда, оно заинтересовало его ещё больше, чем моё. Я тоже посмотрел это воспоминание — и не сказал бы, что досада и ярость директора слишком бросались в глаза. Скорее это были небольшие отголоски его истинных чувств, которые не удалось спрятать полностью, но Тед, замечавший малейшие оттенки человеческого поведения, рассказал нам не о видимом, а о скрытом в поведении Дамблдора. Малфой тоже был неплохим чтецом поведения людей и не мог не увидеть, насколько директор был раздосадован тем, что несчастный случай не удался.

— Если бы директор был подсудимым, по этому воспоминанию я настоял бы на применении Веритасерума, — сказал он, когда мы закончили просмотр и обсудили увиденное. — Но, к сожалению — или к счастью, это как посмотреть — случившегося недостаточно, чтобы отдать директора под суд.

Снейп тоже был здесь и просматривал наши воспоминания наравне с нами. Я предпочёл бы обойтись без него, но Малфой-старший не возражал против его участия.

— Если бы директор попытался причинить умышленный вред ученику, он пострадал бы от отката магии, а с ним ничего не случилось, — не замедлил высказаться декан. — Это всего лишь домыслы детишек, Люциус, а ты повёлся.

Драко мгновенно надулся, Винс и Грег нахмурились и переглянулись, даже Тед недовольно поджал губы. Только меня нисколько не задело, что нас назвали детишками. Жалко, что ли, пусть не принимают всерьёз — зато с детишек спрос маленький. Меня гораздо больше зацепило высказывание Снейпа об откате. Действительно, при вступлении в должность директор приносит клятву, в которую входит непричинение умышленного вреда ученикам. Мне стало понятно, почему Дамблдор так любил обстряпывать свои дела чужими руками — видно, сказывалась многолетняя директорская привычка.

Вряд ли кто-то разубедит меня в том, что он пытался устроить сыну своего недруга несчастный случай со смертельным исходом. Почему же тогда он не пострадал от отката? И тут мне вспомнилась утечка магии, установленная Дамблдором еще до того, как он стал директором — похоже, пока она существует, она компенсирует откат, обычно выражающийся в ослаблении здоровья и колдовской силы мага.

— Ты что-то надумал, Гарри? — обратился ко мне Малфой, потому что я выглядел как живая иллюстрация к фразе 'ушёл в себя, вернусь не скоро'.

— Нет, ничего.

Откат всё-таки был, и пришёлся он на мозги директора. Я не знаю, чем ещё объяснить, что Дамблдор вызвал меня к себе в кабинет для разговора. Таких попыток он не повторял с прошлой зимы, когда началась кампания с опекунством и он вдруг обнаружил, что марионетка порвала все его ниточки, заодно изваляв его в том, на что садятся мухи. То ли директор сам подзабыл наш последний разговор в его кабинете, то ли вообразил, что я подзабыл его, то ли понадеялся, что вдруг этот номер у него проскочит, но он снова предпринял попытку впарить мне порцию своих установок.

— Гарри, мальчик мой, садись, — Дамблдор кивнул мне на табуретку по другую сторону своего стола. — Я понимаю тревогу Люциуса о Драко, но о тебе он совершенно не заботится, — сочувственно изрёк он, когда я примостился на табуретке.

— Разве? — изобразил я удивление, пресекая навязчивые попытки директора пробраться мне под черепушку. — Я не сплю в чулане под лестницей, я одет прилично и питаюсь нормально. Меня никто не бьёт, в отличие от Дурслей. И прекратите шарить у меня в мозгах, сэр, у вас всё равно ничего не получится. Я сказал бы, что это неэтично, но для вас это пустой звук.

— Гарри, это только ради твоего блага, — Дамблдор покачал головой, излучая отеческую укоризну. — Я директор и обязан быть в курсе намерений маленьких шалунов, чтобы вовремя спасти их от самих же себя.

— Не припомню, чтобы в уставе Хогвартса существовала директорская обязанность копаться в головах у учеников.

— Я забочусь об их безопасности всеми доступными мне способами, Гарри.

— Похоже, вам доступны не те способы, сэр, потому что учиться в Хогвартсе опасно.

Я в открытую дерзил директору, сознавая, что он не в том положении, чтобы наказать меня за это. Дамблдор тоже понимал, что после происшествия на стадионе ему лучше не цепляться к малфоевскому подопечному. Конечно, у него оставалась возможность вредить мне исподтишка, но от этого я не был застрахован в любом случае.

— Мальчик мой, в том, что в школе опасно учиться, нет моей вины, — терпеливо сказал он. — Ты уже большой мальчик и должен понимать, что дементоры поставлены здесь не по моей прихоти, а для того, чтобы защищать тебя от Сириуса Блэка.

— Директор, Блэк нигде не объявлял о своих намерениях. Есть ли хоть какая-то причина для того, чтобы он гонялся за мной?

— Конечно, Гарри, неужели ты сам этого не понимаешь? Ты — сын своих родителей, которых Сириус предал Волдеморту. Пока ты жив, он опасается мести, поэтому он хочет избавиться от тебя как можно скорее. Ты в страшной опасности, Гарри, а Люциус даже и не думает об этом. Твоя жизнь не безразлична Министерству, оно даже прислало дементоров, чтобы защитить тебя от Блэка, но твой опекун возмущается их присутствием, ставя под сомнение решение нашего правительства и нисколько не заботясь о твоей безопасности.

— Он потребовал убрать отсюда дементоров? — догадался я.

— Да, Гарри. С огромным сожалением я вынужден сказать тебе, что твой опекун совсем недальновиден... если не сказать хуже. Боюсь огорчить тебя, мальчик мой, но, возможно, он заинтересован в твоей гибели. Тебе следует хорошо подумать, где твои истинные друзья, а где враги.

Я поразился бесстыдству директора и его глубочайшей убеждённости в том, что все люди глупы и легковерны. Пожалуй, мне есть чему у него поучиться — трудно вопринимать критически слова, сказанные вот таким сочувственным, доверительным тоном.

— Уговорили, сэр, я подумаю.

Ясные голубые глаза Дамблдора блеснули глубочайшим удовлетворением. Я повёл себя в полном соответствии с его жизненным опытом.

— Я знал, что ты умный мальчик, Гарри, и что тебя трудно склонить ко злу, — проворковал директор. — Ты ничего не хочешь сказать мне, мальчик мой?

Хочу, директор. Это нецензурно, но когда-нибудь я тебе это выскажу. Не сейчас.

— Нет, сэр.

— Как знаешь, Гарри, но если ты захочешь, я всегда открыт для тебя. Помни, что в Хогвартсе каждый найдёт помощь, если он искренне попросит о ней.

19.

Через два дня после моего вызова к директору обо мне вспомнила Гермиона. Она дождалась нас с Тедом в коридоре после совместного урока зелий и заступила нам дорогу. Девчонка в последнее время снова выглядела похудевшей и утомлённой, что плохо сочеталось с её уверенным видом и ясным взглядом человека с убеждениями.

— Поттер, нам нужно поговорить, — сказала она решительно.

Как же достали меня эти маглокровки, что Россет, что она... но Россета я еще не отчаялся вразумить, а Грейнджер была для меня потеряна.

— Ты неточно выразилась. Мне поговорить с тобой — не нужно.

— Ты просто ничего не знаешь, Поттер. Зато я знаю, что тебе этот разговор нужен.

Я вспомнил, что после нашего разговора в кабинете Дамблдор остался с надеждой, что ему хоть сколько-то, но удалось запудрить мне мозги. Видимо, это было второе действие его постановки.

— Ладно, говори, только коротко и по делу.

Гермиона покосилась на Теда, смотревшего на неё с откровенной неприязнью. Девчонка была его ошибкой, поэтому он относился к ней хуже, чем она того заслуживала.

— Поттер, нам нужно поговорить с глазу на глаз, — с нажимом сказала она.

— Грейнджер, у меня нет секретов от Нотта, — в данном случае это было правдой, потому что это были не мои личные секреты. — Молчать он умеет, можешь смело говорить при нём.

— Но...

— Если его присутствие чем-то тебя не устраивает — свободна.

Я постарался отбить у девчонки охоту разговаривать со мной. И у меня почти получилось, но какие-то соображения всё-таки удержали Гермиону от того, чтобы развернуться и уйти.

— Только ради тебя, Поттер. Ты еще поймёшь, насколько ты сейчас неправ, — убеждённо заявила она, отбросив зародившиеся колебания. — Ты у нас — Мальчик-Который-Выжил, ты не имеешь права быть таким недалёким и безответственным. Твою жизнь спасают другие люди, а сам ты ничего не хочешь предпринять. Хотя ты должен, Поттер.

— Я. У вас, — бесцветным голосом повторил я. — Грейнджер, скажи наконец, кто такие эти 'вы', потому что рядом с тобой я никого не вижу. И не забудь предъявить мои долговые расписки, потому что я не помню, чтобы давал их.

— Поттер, не придуривайся, — строгим учительским голосом сказала девчонка. — Мы — это общество, которое благодаря тебе избавилось от угрозы Волдеморта.

— Тебя кто-то уполномочил говорить от лица всего общества? Тогда передай ему, что это вы мне должны, а не я вам. А также, что мне моя жизнь по-любому дороже, чем кому-то ещё, и что я защищаю её так, как считаю необходимым.

— Нет, не защищаешь. Вокруг Хогвартса свободно разгуливает Блэк, а ты ничего не предпринимаешь для того, чтобы вернуть его в Азкабан!

— Это у тебя называется — защищать свою жизнь? Ловить Блэка — работа авроров, а не тринадцатилетнего школьника.

— Поттер, где твоя гражданская ответственность! Поймать преступника — общее дело, от которого мы не можем отстраняться. Невилл вон тоже считает, что мы не можем сидеть сложа руки, и только тебе всё равно, словно это тебя не касается!

— Невилл? — поразился я. — Ты хочешь сказать, что он собирается ловить Блэка?

— Ну... — Гермиона слегка смутилась. — Сначала он не понимал, но я ему объяснила, и теперь он понимает. Да, Невилл собирается ловить Блэка, потому что Пожиратели свели с ума его родителей. А твоих они убили, Поттер, а ты ведёшь себя так, словно ничего не случилось, — разъяснила она таким деловито-поучающим тоном, словно эти Пожиратели съели наши пирожки.

Я безнадёжно вздохнул. В этом вся Грейнджер, беспардонная, как торговый маклер, и цепкая, как Злыдень. Лезет с ногами туда, куда её не приглашали, и в то, что её не касается.

— Ладно, Грейнджер, прекращай нести эту муть. Говори конкретно, чего ты добиваешься.

Гермиона уставилась на меня так, словно я вдруг оказался незамеченным препятствием, о которое она споткнулась на ровной дороге.

— Поттер, всё-таки ты ужасно невежливый, — осуждающе сказала она. — Мог бы и знать, что перебивать девочек нехорошо.

— Грейнджер, ты начинаешь утомлять, — произнёс я со скукой в голосе. — Если ты опять затянешь свою гражданскую волынку, я стану ещё невежливее. Или говори, что тебе надо, или отстань.

Гермиона нахмурилась, искренне не понимая, как можно не хотеть слушать все те хорошие и правильные вещи, которые говорила она. Но моя угроза стать ещё невежливее до неё всё-таки дошла.

— Поттер, я же о тебе забочусь! Ты в опасности и ничего не хочешь с этим делать!

— И что мне, по-твоему, с этим делать?

— Ты должен участвовать в поимке преступника. Бери пример с Невилла, он осознал свою гражданскую ответственность и будет ловить Блэка. Мы с ним и с Роном собираемся выслеживать Блэка, а ты должен нам помочь.

— Грейнджер, мы вроде бы уже выяснили, что у тебя моих долговых расписок нет. Я граждански безответственный и в подобной глупости участвовать не стану. Хотя... если у тебя найдётся чем расплатиться со мной за помощь, тогда я, возможно, соглашусь.

— Расплатиться? — девчонка растерянно заморгала. Мир купли-продажи пока еще был для неё закрытой книгой. — Поттер, какой же ты корыстный... — сказала она с упрёком.

Я равнодушно пожал плечами.

— Это чтобы ты ценила мою помощь. За всё в этом мире приходится платить — вот и начни.

— И сколько? — оторопев, произнесла Гермиона.

— Не деньгами.

— Ну не знаю, что предложить тебе, чтобы у меня это было, а у тебя не было, — подумала она вслух после минутной паузы.

— У нас общага в подземелье, там крысы шуршат, а у тебя, я слышал, кот умеет крыс ловить. Давай так — ты мне продаёшь своего кота, а я помогаю вам искать Блэка.

— Продать Живоглота? — с ужасом переспросила Гермиона.

— Мне нужен кот для ловли крыс, а про твоего известно, что он для этого годится. Я, может, и купил бы в лавке, но котов-крысоловов мало, а в лавке этого не проверишь.

— Нет, — девчонка энергично затрясла головой. — Живоглота — нет.

— Значит, не договорились, — я обошёл её и пошёл дальше. Тед, дисциплинированно молчавший, пока я общался с ней, последовал моему примеру.

— Поттер? — донёсся сзади неуверенный возглас Гермионы.

Я сделал вид, что её не слышу. Следовало бы согласиться на её предложение хотя бы для того, чтобы быть в курсе замыслов директора, но мне не хотелось даже приворяться, что я ловлюсь на её пропагандистскую болтовню. Кроме того, нужно было попытаться выкупить у неё Живоглота. Понятно было, что девчонка не расстанется с любимой игрушкой так легко, но главное, чтобы она знала, что ей есть куда пристроить кота, когда грифы станут выгонять её из общежития вместе с ним.

Если я так нужен Грейнджер, пусть она ищет другие способы склонить меня к сотрудничеству. Впрочем, не исключено и такое, что девчонка больше не захочет разговаривать со мной. На её месте я так бы и поступил.

В последующие несколько дней Грейнджер при каждой встрече со мной демонстративно отворачивала лицо и осуждающе хмурилась. То ли из-за прежней дружбы, то ли по иным, неизвестным мне причинам она почему-то считала, что её мнение что-то значит для меня. Живоглот теперь приходил питаться к нам — у грифов в его еде слишком часто стали попадаться опасные для здоровья примеси. Диверсант из кота получился первоклассный, так как пакостил он неутомимо и изобретательно. Ромильда, хихикая, каждый вечер пересказывала мне, что он натворил за день у грифов. Больше всего от него доставалось рыжему семейству, в том числе и Перси.

Так продолжалось, пока однажды, за пару часов до ужина, Гермиона не влетела в библиотеку и не устремилась ко мне. Это было наше с Тедом обычное библиотечное время, мы всегда ходили писать обзоры сразу же после занятий, чтобы у Драко с парнями оставалось время на списывание, поэтому догадаться, где найти меня, девчонке было нетрудно. Гермиона почти бегом подошла к моему столу, бледная до такой степени, что на её чуть вздёрнутом носике виднелось несколько крупных неярких веснушек, обычно незаметных.

— Поттер... п-пожалуйста... — пробормотала она трясущимися губами и кивнула на дверь. — Мне больше не к кому обратиться, кроме тебя...

Если она притворялась, то была величайшей актрисой в мире, и я сразу же отмёл этот вариант. У девчонки что-то случилось, поэтому я, ни говоря ни слова, встал и пошёл за ней. Тед дёрнулся за нами, но я отрицательным движением головы велел ему остаться.

— Поттер, идём... скорее... — Гермиона побежала по коридорам и лестницам, на ходу роняя слова: — Там Рон... попался... освободи его, пожалуйста...

На третьем этаже она остановилась у статуи Гонхильды Горсмурской, постучала по ней палочкой и прошептала Диссендиум. Горб статуи открылся, за ним оказался очень узкий трубообразный проход, в который с трудом протиснулся бы взрослый человек. Скользкий каменный жёлоб вёл куда-то вниз.

— Подожди, — сказал я, потому что Гермиона полезла туда первой и явно собиралась съехать по этому жёлобу. — Ты там уже была?

— Да, там сейчас Рон с Невиллом.

— А как ты поднялась обратно? — поинтересовался я, не желая оказаться в общей ловушке.

— Сделала заклинание прилипания на подошвы. Поттер, давай же скорее!

Гермиона пролезла в тайный ход и скатилась по жёлобу. Когда я скатился следом, она уже стояла с Люмосом на палочке, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу. Едва я встал на ноги, как девчонка помчалась дальше по наклонному коридору. Я последовал за ней.

Коридор был футов семь в высоту и достаточно широк, чтобы в нём разминулись двое встречных. Неподалёку от своего начала он делал поворот, за которым я увидел младшего Уизли и Лонгботтома. Рональд висел в коридоре под потолком, а Невилл беспомощно топтался около него.

— Вот, — выдохнула Гермиона, добежав до них. — Освободи, пожалуйста, Рона, ему же больно!

Вблизи стало видно, что Уизли подвешен к потолку клубком металлических тросов, усеянных острыми шипами в полдюйма длиной. Тросы стиснули рыжего так, что шипы глубоко впились в его тело и из-под них сочилась кровь. Вся его одежда пропиталась кровью, на каменному полу под ним виднелась россыпь тёмно-алых капель.

— Я ничего не смогла сделать, это очень крепкая ловушка, — пробормотала Гермиона, пока я изучал тросы. Металл был зачарованным и мог бы удержать мага гораздо сильнее этой ребятни, из чего я сделал вывод, что ловушка была поставлена не на детей. Я, может, и выкарабкался бы из такой, но насчёт Теда или Драко я уже был не уверен. На ловушке надрывалась магическая сигналка, которую я сразу же оборвал.

— Сейчас... — пришлось достать палочку, потому что на невербальное Секо ушло бы слишком много усилий. — Поддержите его кто-нибудь Левиозой, чтобы он не упал.

Поскольку Невилл был абсолютно никчёмен как колдун, Гермионе пришлось погасить Люмос, чтобы наложить Левиозу на рыжего. Мы оказались в густом сумраке, хорошо еще, что стены коридора слабо светились, как и везде в Хогвартсе. Девчонка кивнула мне, и я одну за другой перерезал сковывавшие Уизли путы. Похоже, это был какой-то особо прочный гоблинский сплав.

Рыжий с болезненным вскриком свалился на пол с высоты семи футов, оставив на шипах клочья одежды и собственной кожи. Скорчившись, он застонал и остался лежать.

— Я же сказал — держать! — строго глянул я на Гермиону.

— У меня не сработало, — дрожащим голосом ответила она. — Рон очень тяжёлый.

Парень был в жалком состоянии, он даже не огрызнулся, когда я наклонился над ним. Придётся поколдовать, а то он идти не сможет.

— Вулнера Санентум, — это для заживления ран, — Акваменти, — а теперь водичкой его, чтобы пришёл в себя, — Экскуро, — долой водичку и кровь, — Репаро, — теперь его одежда как новенькая. И напоследок — на пол: — Экскуро.

Рыжий зашевелился и сел спиной к стене.

— Благодарности не требую, скажешь спасибо Грейнджер, — ответил я на его угрюмый взгляд.

— Поттер, спасибо! — голос Гермионы был полон искренней признательности.

Я вызвал ментальную карту, чтобы проверить, не идёт ли кто сюда. Нет, поблизости никого не было.

— Зачем вы вообще полезли куда не надо... — проворчал я. — Повезло еще, что живы остались.

— Джордж и Фред сказали, что это тайный ход в Хогсмид, — ответила Гермиона.

— Грейнджер, заткнись, — отозвался Уизли с пола.

— Рон, всё равно Поттер уже всё видел. И про Блэка я ему говорила, только он отказался участвовать.

— Так вы пошли в Хогсмид ловить Блэка? Умнее вы ничего не придумали?

— Поттер, та собака, которую видели Лаванда и Парвати — это и есть Сириус Блэк. Он анимаг, я догадалась. — Гермиона заторопилась, видя, что я слушаю её неохотно и неодобрительно. — Я даже видела эту собаку мельком около 'Трёх мётел'. Поттер, Блэку нужно есть, значит, он питается в Хогсмиде, потому что больше негде, и я так думаю, что это 'Три метлы'. Наверняка он в собачьем виде выпрашивает там остатки нераспроданной еды в конце дня, когда таверна закрывается. Значит, Блэка можно выследить, когда он поест и пойдёт в своё убежище. Вот мы сегодня и собрались... — она оборвала фразу и уставилась на меня, беспомощно моргая. — Близнецы сказали, что они сколько раз ходили этим ходом... что он ведёт в подвал 'Сладкого королевства' и что тут совершенно безопасно.

До меня вдруг дошло, на кого были поставлены силки.

— Эту ловушку поставили здесь на Блэка после его хеллоуинского вторжения. Директор знает о тайных ходах и догадался, что Блэк пришёл одним из них, — я поднял взгляд на обрезки металлических тросов. — Гоблинский сплав, он и дракона удержит, не то что рыжего клоуна.

— Поттер! — нахмурилась Гермиона.

— Уже тринадцать лет как Поттер, — подтвердил я. — Грейнджер, как вы собирались выслеживать Блэка, если вам самим нельзя там показываться?

Рон был целёхонек, о ловушке напоминали только разрезанные тросы под потолком, и девчонка быстро приходила в себя. Краски вернулись на её лицо, испуг и отчаяние сменились праведным энтузиазмом.

— Я выучила заклинание отвода глаз, этого должно хватить. Там, в запрет... в общем, там... есть ещё заклинание невидимости, но у меня оно не получается. Вроде бы я всё делаю, как там написано, а оно не получается. Поттер, у тебя же есть... тот плащ... если бы ты присоединился к нам, то мог бы...

Я понял. В прошлый раз Гермиона призывала к сотрудничеству не только меня, но и мой плащ-невидимку. Парням она, похоже, еще не рассказала про плащ, но это не имело особого значения, так как Дамблдор всё равно о нём знал. Мне подумалось, что если я так или иначе собираюсь встретиться с Блэком, то почему бы не поискать его с этой компанией? Тем более, что идея Гермионы была не самой худшей.

— Ты еще не оставила эту идею? — без особой надежды поинтересовался я у девчонки. На парней я даже не посмотрел, командиром у них была она.

— Нет, конечно, мы же еще не опоздали в Хогсмид, — заявила Гермиона. — Мы специально вышли заранее, чтобы подыскать там укромное местечко, но с твоим плащом мы сможем подойти прямо к таверне. Я думаю, ждать надо у чёрного хода.

— Плаща не хватит на четверых, — сказал я, учитывая, что с первого курса все мы изрядно подросли. Особенно Грейнджер, которая была старше остальных почти на год. — Кто-то из вас должен остаться.

Я добавил бы, что это должен быть шумный, хлюпающий носом рыжий, но это и так было очевидно. Лонгботтома тащат на аркане в Избранные, а сама Грейнджер, естественно, тоже не останется в стороне. Это поняла и Гермиона, сочувственно посмотревшая на Уизли.

— Рон, ты только что перенёс тяжёлую травму, тебе нужно отдыхать, — сказала она голосом медсестры. В своей магловской жизни Гермиона, несомненно, перевидала немало учителей, воспитательниц и медсестёр — и взяла от них самое лучшее. Их строгий безапелляционный командный тон.

Уизли не стал сопротивляться. Хоть я и устранил всё остальное, психологическая травма у него осталась. Гермиона наложила ему на подошвы заклинание прилипания, и он поплёлся к скользкой спиральной трубе. На мысленной карте поблизости от тайного хода по-прежнему никого не было, значит, срабатывание сигналки осталось незамеченным. Я сказал Гермионе, чтобы они с Лонгботтомом ждали меня здесь, и поспешил за плащом-невидимкой, опередив рыжего на пути к трубе.

Прихватил я с собой не только плащ, но и сумку, где у меня лежало всё необходимое для вылазок, включая метлу. Не прошло и десяти минут, как я вернулся к Грейнджер и Лонгботтому. Гермиона просияла — видно, она всё-таки сомневалась, что я вернусь. Невилл к этому времени вышел из состояния тихого остолбенения и посматривал на меня с нескрываемой надеждой.

Я вопросительно глянул на Гермиону — 'идём?' — но девчонка топталась на месте, предсказуемо ожидая, что я пойду первым. Я колданул Акри Окули, универсальное разведывательное заклинание, распознающее ловушки и одновременно служащее источником света — и передо мной возник неяркий бледно-жёлтый световой шарик. Движением палочки я послал этот шарик футов на пять перед собой и заставил перемещаться по кругу вдоль стен и потолка. Мы пошли вперёд, шарик двигался перед нами, проверяя туннель на наличие ловушек.

— Это что за заклинание? — уже через полсотни шагов на вытерпела Гермиона.

Я объяснил.

— Научишь? — попросила она.

— Попроси мадам Пинс, она найдёт его тебе. Но оно очень затратное, Грейнджер.

— И что?

— Ты продержишь его секунд десять, не больше.

— Неправда!

Я промолчал, но Невилл, добрая душа, взялся вывести свою подругу из заблуждения:

— Гермиона, правда, бывают заклинания, которые не каждый маг осилит.

— Невилл, не осиливает тот, кто не хочет или не может учиться! — Грейнджер, лучшая ученица курса, была от души возмущена недооценкой своей исключительности и собиралась спорить с нами, если бы мы стали возражать. Но и Лонгботтом обиженно замолчал, поэтому путь по туннелю мы проделали в полной тишине.

По прямой до Хогсмида было мили полторы, но подземный ход, проложенный по слежавшейся каменистой почве, обходил озеро широким полукругом. Мы шли по нему где-то полчаса или чуть больше, пока не оказались у подножия истёртой каменной лестницы, уходившей высоко наверх. После длительного подъёма она привела нас к люку.

Наверху было тихо. Я отменил Акри Окули и наложил Левиозу на крышку люка, чтобы облегчить её тяжесть. Свободной от палочки рукой я приподнял крышку и заглянул в помещение над ней.

Там был подвал, полный всяких ящиков и коробок. Я вылез сам и дождался Гермиону с Невиллом, затем закрыл за ними крышку. Из подвала наверх вела деревянная лестница, откуда доносились голоса и слышалось хлопанье наружной двери.

— Все под плащ, — скомандовал я, отвязав плащ-невидимку с пояса и накинув на себя. Едва мы успели укрыться под ним, как за дверью над лестницей раздались шаги. Дверь открылась, и по лестнице стал спускаться грузный пожилой мужчина, напутствуемый в спину женским голосом:

— Захвати ещё и коробку с желейными улитками, дорогой!

Пока мужчина шарил по ящикам, я подтолкнул своих спутников к лестнице. Мы осторожно взобрались по ней и прошмыгнули в приоткрытую дверь. За ней оказалась кондитерская, изобилующая всякими сладостями, как съедобными, так и сомнительными, способными доставить радость разве что какому-нибудь умственно отсталому придурку вроде Рональда Уизли. При первой же возможности мы выбрались оттуда на улицу и пошли к 'Трём мётлам'. Теперь командование приняла на себя Гермиона, присматривавшая подходящее место для засады.

На двери таверны висело новенькое объявление. Мы подошли к нему и прочитали:

По распоряжению Министерства Магии

Уважаемые посетители!

Доводим до вашего сведения, что улицы Хогсмида после заката будут патрулироваться дементорами. Данная мера предосторожности принята с целью усиления безопасности жителей посёлка и будет немедленно отменена после поимки Сириуса Блэка. Рекомендуем вам совершать покупки в светлое время суток.

Когда мы с Октавией были в Хогсмиде ночью, нам не встретилось никаких дементоров. Значит, распоряжение вышло совсем недавно. Не одна Грейнджер догадалась, что Блэку нужно где-то питаться.

— Смеркается уже... — робко сказал Невилл.

— Таверна скоро закроется, — сообразила Гермиона. — Никто не будет сидеть в ней, когда дементоры выйдут на улицы Хогсмида. Давайте встанем вон за тем углом, оттуда хорошо видно её заднее крыльцо, — она потянула нас в облюбованное место.

Мы притулились за углом под прикрытием плаща-невидимки. Улица быстро пустела, жители посёлка спешили по домам. В освещённые окна таверны нам было видно, как расплачиваются с хозяйкой последние посетители, как поднимаются на гостиничный этаж немногочисленные жильцы. Наконец мадам Розмерта унесла остатки готовых блюд в кухню, потушила верхний свет и начала вечернюю уборку в зале.

Собаки не было.

— Нам бы успеть обратно в кондитерскую, пока там наружную дверь не заперли, — напомнил я.

Не нужно было напрягаться, чтобы представить, в каком положении мы окажемся, если не успеем в подвал. Невилл спал с лица, Гермиона спохватилась и дала команду уходить. Мы успели, когда хозяин кондитерской уже подходил к двери, ни с того ни с сего распахнувшейся перед его носом, и проскользнули мимо него под прикрытие стойки, а он ошарашенно произнёс: 'Сквозняк'.

— Ничего, в следующий раз нам повезёт больше, — оптимистично заявила Гермиона, когда мы миновали подвал и спускались по лестнице.

— Мы что, опять туда пойдём? — ужаснулся Лонгботтом.

— Конечно, мы же не нашли Блэка. Мы будем выслеживать его, пока не найдём. Ты ведь с нами, Поттер?

— Ладно уж, с вами, только чтобы никаких Уизли... но, Грейнджер, если Блэк постоянно кормится у 'Трёх мётел', возможно, он приходит туда позже, когда хозяйка выбрасывает помои. А она это делает после уборки, потому что я не видел, чтобы она их выносила. Мы не можем там столько оставаться, кондитерская закрывается раньше.

— Значит, нам нужен другой ход, — мгновенно поняла Гермиона. — Джордж и Фред говорили, что тайных ходов в Хогвартсе больше, но про этот не знает Филч. Но там же была ловушка... выходит, он знает?

— Её ставил не Филч. Он такое не поставит.

— А кто же?

Я не ответил. Не вижу смысла отвечать на дурацкие вопросы.

— Ладно, спрошу у близнецов, — вздохнула Гермиона, помолчав. — Может, они знают ход, через который можно вернуться попозже. Странно, что они сами об этом не подумали.

— Они, наверное, дальше подвала не ходили. Конфеты там.

Гермиона покосилась на меня, но ничего не сказала. Видно, у неё были причины не обвинять меня в поклёпе. Когда мы подошли к месту, где была установлена ловушка, обнаружилось, что обрезки тросов исчезли с потолка. Зато моё разведочное заклинание сигнализировало о ловушке. Конечно, ловушку можно было замаскировать и так, что её даже Акри Окули не отследит, но это уже была сложность, в которой неизвестный ловец не видел нужды. Хотя почему неизвестный? Я догадывался, кто здесь больше всех не хочет, чтобы Блэк пробрался в Хогвартс.

— Стойте, — скомандовал я.

— Но тут же всё чисто, — не удержалась от высказывания Гермиона.

— Вот именно — чисто. А должны быть остатки ловушки.

— Это точно то самое место?

— Если и не то, ловушка всё равно здесь стоит, а прежде её не было.

Я выломал большой кусок грунта с пола — старым добрым Секо, естественно — и отлевитировал туда, где завис мой Акри Окули. С потолка метнулись тросы и притянули кусок к потолку. На пол посыпалась глиняная крошка, а я прошёл под разряженной ловушкой, походя оборвав на ней сигналку.

— Быстро наверх! — я наложил на свои подошвы прилипание и помчался вверх по трубе, Грейнджер и Лонгботтом устремились на мной. Мы выскочили из статуи, закрыли её и побежали к ближайшей лестнице. Только оказавшись двумя этажами ниже, я остановился.

— Мы ещё успеем на ужин, — сказал я запыхавшимся спутникам.

— Зачем мы так бежали? — дотошно спросила девчонка.

— Сигналка сработала. Если в первый раз её могли пропустить, то теперь этот человек настороже, а нам еще по трубе нужно было выбираться, — я не спускал внимания с ментальной карты, поэтому вовремя заметил приближающуюся точку и затащил обоих в ближайшую дверь.

— Ты чего, Поттер? — непонимающе спросил Невилл. — Мы же ушли оттуда.

Гермиона оказалась догадливее.

— Кто там? — спросила она.

— Дамблдор. — Я выждал пару минут, наблюдая на карте, как старик торопливо поднимается по лестнице. — Всё, можно идти.

Лонгботтом двинулся было к двери, но оглянулся на Гермиону.

— Ты иди, Невилл, мне еще с Поттером поговорить надо, — когда за парнем закрылась дверь, девчонка повернулась ко мне. — Поттер, ты не передумал покупать кота?

— Нет еще. А ты всё-таки надумала продать его?

— Ты вроде как просил... да и наши настаивают. Он и прежде безобразничал, но в последнее время вообще разбуянился. Близнецы меня за него ненавидят, не знаю, как и подойти к ним насчёт тайного хода. Позавчера Живоглот нагадил Перси на какие-то важные факультетские списки, и теперь Перси требует, чтобы никаких котов в общежитии не было. А он у нас староста, понимаешь? Ты ведь будешь заботиться о Живоглотике, а?

— Само собой. За сколько ты его покупала?

— За двадцать три галеона.

Я полез в кошелёк и отсчитал золотые монеты.

— Держи, — я протянул Гермионе деньги. — И обязательно скажи, что подтверждаешь передачу Живоглота и что теперь я — новый хозяин твоего кота.

— Зачем это?

— Он твой фамильяр, по-другому он не сможет сменить хозяина.

На лице Гермионы проступило удивление, она этого не знала. Кивнув, она приняла монеты и повторила:

— Подтверждаю передачу Живоглота, теперь ты его хозяин, Поттер. Я всё правильно сказала, да?

— Да.

— Как мне отдать его тебе?

— Это же фамильяр, Грейнджер. Он уже сам знает.

20.

Живоглот поселился в слизеринской гостиной и быстро стал всеобщим любимцем. О том, что он вытворял у грифов, пока проживал у них в общежитии, на Слизерине ходили легенды. Дружнее всего он был с Ромильдой и, неожиданно, с Винсом. Я хотел передать кота Ромильде, но девчонка сказала, что фамильяру нельзя так часто менять хозяев, от этого может пострадать его магия. И мы договорились, что Живоглот пока останется моим, но будет слушаться её как хозяйку.

Разговаривать с ним посредством мыслеобразов у меня получалось неважно. Живоглот пытался передавать мне сообщения, но если я и воспринимал их, то в виде смутных расплывчатых картинок, истолковать которые можно было как угодно. Я обратился за помощью к Ромильде, та объяснила мне, что способность разговаривать с животными во многом зависит от образности мышления, хотя при должном терпении её может развить любой чистокровный маг.

Зная свои мыслительные особенности, я высказал сомнение, что у меня это когда-нибудь получится, и тогда Ромильда посоветовала мне стать анимагом. Но для успехов в анимагии требовалась та же образность мышления, поэтому я попросту обрадовал девчонку предложением побыть переводчиком у нас с Живоглотом, пока я не научусь общаться с ним сам.

Драко, пропустивший несколько квиддичных тренировок из-за отсутствия инвентаря, потому что на школьные мётлы он принципиально не садился, получил от отца 'Молнию' новейшей модели. Вручив сыну метлу, Малфой-старший позвал меня для беседы с глазу на глаз. Глядя очень серьёзно, он сказал, что не уверен в безопасности сына, и попросил меня присмотреть за ним. Я не мог не согласиться, и теперь вместе с Грегом и Винсом ходил на все тренировки факультетской команды ради предотвращения несчастных случайностей с Малфоем-младшим. Там даже почитать было нельзя, чтобы не отвлекаться от наблюдения за полем. Если до этого я был равнодушен к квиддичу, теперь моё отношение к этой игре мало-помалу скатывалось в отрицательное. Иногда к нам присоединялся и Тед, но обычно он предпочитал проводить это время в компании Дианы.

Гермиона еще с первого курса знала мои требования к скрытности и теперь писала мне со школьной почтой. Хогвартские совы с письмами для учеников и школьного персонала были приучены садиться на специальную жёрдочку, подававшую при этом сигнал домовику, который забирал письмо и либо относил в комнату адресата, либо отдавал ему лично, если на конверте была соответствующая приписка. Поэтому школьной почтой нередко пользовались для внутришкольной переписки.

В первом письме Гермиона сообщила, что следующую попытку выследить Блэка мы предпримем после очередного отпуска в Хогсмид, предстоявшего в последнюю субботу ноября. Она собиралась выспросить мадам Розмерту о собаке и узнать точно, когда та приходит к таверне за едой. Следующее письмо она написала вечером после Хогсмида. В нём говорилось, что собака появляется у таверны раз в несколько дней, незадолго до дементоров, когда мадам Розмерта заканчивает уборку и выходит выносить помои. В третьем письме девчонка сообщила, что наконец помирилась с близнецами, рассказавшими ей про ещё один тайный путь в Хогсмид, и предложила согласовать время очередной вылазки. Я написал, что меня устраивает любой вечер — и она договорилась о встрече на следующий день около школьного огорода, за полтора часа до ужина.

Был самый конец ноября. Земля застыла от холода, но снег еще не выпал. Гермиона с Невиллом пришли на школьный огород через несколько минут после меня, закутанные по уши. В декабре нам предстояли полугодовые контрольные, и девчонка готовилась к ним так усердно, что стала похожа на собственную тень с тёмными кругами под ввалившимися глазами. Не моё это было дело, но я не удержался от замечания:

— Грейнджер, отдыхать надо больше, а то ты себя совсем заморила. Эта твоя фитюлька, — я кивнул ей на шею, где, как определили мы с Тедом, у девчонки на цепочке висел хроноворот, — она еще никому здоровья не прибавляла.

Глаза Гермионы в испуге расширились, она непроизвольно схватилась за место, где под зимней мантией покоился артефакт.

— Ты знаешь, что у меня хроноворот?!

— А что тут знать, если ты даже не прячешься при переходах? Только до самых тупых еще не доползло, почему тебя видят в двух местах сразу.

Невилл относился именно к этой категории, потому что он уставился на свою подругу со смесью ужаса и изумления, наконец-то поняв, чем вызваны её внезапные появления и исчезновения, а также рассказы о том, что было на уроках, где она в принципе не могла находиться, потому что в это время сидела вместе с ним на других уроках.

— Гермиона, это же очень вредный для мага артефакт! — воскликнул он.

На лице девчонки появилось хорошо знакомое мне выражение упрямой правоты.

— Вы хотите, чтобы я провалила контрольные? — её взгляд сердито забегал между мной и Лонгботтомом. — Для того, чтобы отдыхать, существуют каникулы. А семестры существуют для того, чтобы учиться, это вам понятно?

Я только пожал плечами, но Невилл продолжал настаивать:

— Гермиона, хроноворотом можно пользоваться не чаще, чем раз в месяц, и то с оглядкой.

— Мне его не дали бы, если бы он был вреден! — возмутилась девчонка.

— И тебя не предупредили, что им нельзя злоупотреблять?

— А я и не злоупотребляю. Я пользуюсь им столько, сколько надо.

— Так мы идём куда-нибудь или нет? — напомнил я.

— Да, идём.

Гермиона повела нас к квиддичному полю, пока не остановилась у Дракучей ивы, росшей неподалёку от него. Этот тайный ход я знал, но злобное дерево над ним никого не подпускало к себе без хорошего Сомнио или Ступефая. Проявлять свою осведомленность я не спешил, дожидаясь, что будет делать девчонка. А она пошарила в зарослях иссохшего бурьяна по соседству и вытащила оттуда длинную жердь. Подобравшись поближе к иве, она ткнула жердью в сучок между корнями, и дерево неподвижно застыло.

— Идёмте, а то она скоро опять отомрёт, — Гермиона полезла в дупло высотой в половину её роста, скрытое корявым стволом ивы. Мы с Невиллом последовали за ней и оказались в кромешной тьме, слегка разбавляемой слабым светом из проёма за нашими спинами. — Поттер, засвети это своё Акри Окули, вдруг и тут ловушка...

Я запустил бледно-жёлтый световой шарик обшаривать коридор перед нами, и мы пошли вперёд.

— Эту иву посадил сам Дамблдор, — если Гермиона что-то знала, она считала своим долгом сообщить это всем окружающим.

— Зачем? — спросил Невилл.

— Э-э... может, потому что редкое растение?

— Или в рамках жизненной программы 'построй дом, посади дерево, вырасти сына', — предположил я. У пидоров детей не бывает, но по крайней мере дерево он посадил.

В этом тайном ходе ловушки не стояли — наверняка потому, что он вёл не в сам замок. Полчаса спустя наш путь закончился подъёмом наверх, довольно-таки коротким. Откинув крышку люка, мы оказались в старенькой хижине, наполовину погружённой в землю.

В хижине воняло пылью, затхлостью, лежалыми тряпками и собачей шерстью. Крохотные окошки этой развалюхи были заколочены изнутри и так загрязнены, что в щели между досками с трудом различалось только то, что они находились у самой земли. Из обстановки здесь был приземистый топчан, на котором в беспорядке валялось пыльное тряпьё, драный деревянный стол, несколько таких же табуретов и жалкое подобие шкафа у одной из стен. На мебели виднелись следы старых и новых поломок, какие бывают от частого употребления Репаро. Пол по углам был затянут вековой пылью, но средняя часть комнаты была вытоптана, словно тут не так давно устраивали танцы. Или драку.

Наружная дверь не была заколочена досками, но изнутри на ней не было ручки. Подойдя к ней вплотную, мы обнаружили, что она закреплена в закрытом положении несколькими вбитыми в косяк гвоздями. Я вопросительно посмотрел на Гермиону.

— Джордж сказал, что гвозди легко отгибаются, — сообщила она.

Они и впрямь легко отодвигались, для этого нужно было развернуть их вбок за согнутую верхушку. Я повернул их один за другим, и дверь с надсадным скрипом сама неспешно отъехала в мою сторону. Снаружи вечерело, вокруг не было ни души. Слева неподалёку виднелось озеро, впереди за небольшим пригорком маячили крыши Хогсмида, справа на отдалении возвышался горный массив, дугой огибавший окрестности посёлка и школы.

Мы вышли наружу. Пока я доставал плащ-невидимку, Гермиона нашла поблизости палку и продела в дверную ручку, чтобы дверь не распахивалась внутрь. Затем мы втроём укрылись под плащом и пробрались к 'Трём мётлам'.

На этот раз мы просидели в засаде до окончания уборки. Когда мадам Розмерта вышла на заднее крыльцо с помоями и собака не встретила её, стало ясно, что сегодня Блэк не придёт. Мы поспешили обратно в хижину, чтобы успеть до дементоров, и прежним путём вернулись в школу.

Блэк появился только на четвёртый день нашей слежки. Большая чёрная собака возникла перед мадам Розмертой из темноты, когда та выносила помои. Она дождалась пищи на крыльце, обнюхала выставленную миску, благодарно лизнула хозяйке таверны руку и принялась за еду. Опустошив миску, собака затрусила задворками прочь из Хогсмида, а мы поспешили за ней.

Сытая собака бежала неторопливо, но мы всё равно едва успевали следом. Достаточно сказать, что дорог она избегала, а мы ужасно мешали друг другу под плащом, то и дело спотыкаясь на промёрзлой кочковатой земле и путаясь в побуревшей траве. Невилл запыхался и взмок, обеспечив нам густой запах пота, накапливавшийся под плащом. Гермиона выбилась из сил и стала отставать, мы поставили её в середину и подхватили под руки, чтобы хоть сколько-то ей помочь. Я про себя благодарил Теда, который хоть и нечасто, но вытаскивал меня на боевые тренировки с Грегом и Винсом.

Гнались мы за Блэком где-то с милю, сначала вдоль озера, затем по просторной луговине, пока не достигли подножия гор. Камней под ногами прибавилось, мы спотыкались всё чаще. Шума мы создавали немало, но держались поодаль, а Блэк, видимо, не думал о возможности погони и не замечал нашего присутствия. Так продолжалось, пока Невилл не споткнулся в очередной раз и не растянулся на земле. Я поспешно прикрыл его плащом, но какой-то звук всё-таки долетел до чутких собачьих ушей.

Блэк остановился, насторожил уши и посмотрел в нашу сторону. Я придавил Невилла к земле, чтобы тот пока не вставал, и все мы замерли, тяжело дыша. Собака повертела головой, тщательно принюхиваясь — и вдруг сорвалась с места и пустилась бегом вдоль гор. Всё-таки мы её спугнули.

Нечего было и думать, чтобы успеть за Блэком, но упрямая Гермиона настояла на преследовании. Мы с Невиллом предоставили инициативу девчонке и безропотно ждали, пока она пыталась высмотреть следы Блэка. Но почва промёрзла, никаких следов на ней не было.

Вдруг Гермиона резко остановилась. Перед ней на земле была процарапана корявая стрела фута в два длиной. Заострённый конец стрелы указывал назад и наискось, куда-то в горы. Я вспомнил первоначальное направление пути собаки — стрела, определённо, указывала туда.

Рядом со стрелой лежала оброненная тёмно-вишнёвая перчатка. Гермиона присела на корточки и потянулась к ней. Я увидел на её руках точно такие же перчатки.

— Не трогай! — но я не успел. Девчонка уже взяла перчатку в руки.

— Почему? — оглянулась она на меня, не вставая с корточек.

— Из-за пересечения временной петли, — я сам не знал, что из-за этого случится, но был уверен, что ничего хорошего. — Это ведь твоя перчатка, да?

— Моя. Правая, — для чего-то уточнила она и сунула подобранную перчатку в свой карман. — Ничего страшного, Поттер. Нам нужно идти туда, по стрелке. Наверное, Блэк сделал круг, который мы можем срезать.

Что Гермиона воспользовалась хроноворотом, чтобы нарисовать эту стрелу, понял даже Невилл. Для меня само собой разумелось, что она вернулась назад по времени тайком от нас, а мы с Лонгботтомом остались сторонними наблюдателями. Я бы такого просто не позволил.

Гермиона повела нас обратно, куда указывала стрела. Мы не прошли и пятисот футов, как она вдруг замедлила шаг и тяжело оперлась на мой локоть. Ещё несколько шагов спустя её ноги подкосились, и она стала оседать на землю, цепляясь за нас с Невиллом. Я убрал уже не нужный плащ-невидимку и склонился над Гермионой. Она смотрела перед собой опустевшим взглядом, из её носа медленно стекали две струйки крови. Я намочил свой носовой платок с помощью Акваменти и подал Невиллу, кивнув на девчонку, а сам полез к ней в карман, чтобы выкинуть злополучную перчатку, но ничего не нашёл. Время не выдержало надругательства над собой и восстановило себя, наверняка за счёт девчонкиной магии.

— Грейнджер! Грейнджер! — требовательно позвал я. Она приподняла тяжелеющие веки. -Что ты сделала с собой, говори!

— Ничего... — едва слышно ответила она, борясь с наступающей потерей сознания.

— Это не может быть только из-за хроноворота! Грейнджер, скажи, чтобы я знал, как помочь тебе!

— Ничего... — повторила Гермиона. И, чуть помешкав, прошептала: — Я пошла в Хогсмид... уже под хроноворотом... сначала занималась...

Она отрубилась и стала заваливаться набок. Невилл подхватил её свободной от платка рукой.

— Поттер, что делать? — в отчаянии глянул он на меня. — Она сейчас умрёт — это же вложенная петля!

— Может, еще выживет... — я схватил Гермиону за руки и перешёл на внутреннее зрение, позволяющее видеть магические структуры живых существ. Спасибо Дадли и его камню, что мне пришлось выучиться этому еще в магловской больнице — или я не выжил бы тогда.

Магический каркас Гермионы едва светился, истощённый до предела. Я стал подкачивать туда свою силу, которая уходила как в прорву, и уже отчаялся удержать девчонку на этом свете, когда поглощение прекратилось и её магические структуры стали наполняться силой. Убедившись, что состояние Гермионы стабилизовалось, я вынырнул из погружения. Невилл оцепенело сидел рядом, поддерживая бессознательную девчонку за плечи и машинально вытирая её нос, хотя кровь уже остановилась.

— Поттер, что она? — тревожно спросил он, увидев, что я вернулся из транса.

— Уже ничего, нормально, — я полез в сумку за зельем. — А если влить в неё восстановитель магии, вообще будет хорошо.

Невилл поддержал голову Гермионы, и я, легонько хлопая девчонку по щекам, заставил её проглотить содержимое флакона. Затем достал ещё один такой же и выпил сам.

— Ну что? — снова спросил Невилл, потому что Гермиона не приходила в себя. И не надо, подумал я, потихоньку накладывая на неё невербальное Сомнио. А то еще захочет идти сама и снова надорвётся.

— До медпункта дотерпит.

— А как мы её потащим?

Действительно, как? Метла с собой у меня была, но троих она не поднимет — спортивная, не грузовая. Если везти на ней Гермиону, Невилла пришлось бы оставить здесь до моего возвращения, а это уже недопустимый риск. Подумав, я трансфигурировал носилки прямо из почвы и Левиозой уложил на них Гермиону. Затем я той же Левиозой поднял носилки с девчонкой — и мы пошли к Визжащей хижине.

Шли мы в обход посёлка, сначала лугом, а затем по краю озера, располагавшегося на достаточном удалении от посёлка, чтобы нас не учуяли дементоры. До Хогвартса мы добирались около часа. За это время я вымотался до предела, который у меня, оказывается, был. Одна Левиоза не изнурила бы меня, но большая часть моей силы ушла на спасение Гермионы. Мы выбрались из-под Дракучей ивы за полчаса до отбоя и благополучно прокользнули мимо дементоров в школу через боковой вход замка, ближайший к стадиону. Затем мы спустились на первый ярус подземелий, перешли на другую сторону замка и снова вышли на первый этаж неподалёку от библиотеки.

Я опустил носилки со спящей Гермионой на пол и устроил им Эванеско, не тратясь на обратную трансфигурацию. Девчонка осталась лежать на полу, а Невилл, молчаливый и несчастный во время всего обратного пути, непонимающе посмотрел на меня.

— Лонгботтом, — заговорил я, — слушай внимательно, повторять не буду. Вы с Грейнджер занимались в одном из пустых классов, сам придумаешь, в каком. Когда вы возвращались, ей стало плохо. Сейчас иди за помощью, чтобы доставить девчонку в медпункт. Мадам Помфри скажешь, что перед тем, как потерять сознание, Грейнджер сказала тебе, что нечаянно загнала себя во вложенную временную петлю.

— А директору что сказать? — догадался спросить Невилл.

Наивный. Не говорить же ему, что Дамблдор с лёгкостью прошустрит их головы до самой задницы.

— Что будете врать дальше, договоритесь сами, когда Грейнджер очнётся. Меня не приплетайте. А я пойду спать — устал как гад.

Напоследок я снял с Гермионы Сомнио, отвесил прощальный кивок Невиллу и отправился в общежитие. Этой ночью следовало бы слетать к горам на метле и поискать там Блэка, пока Грейнджер не успела разболтать об его укрытии Дамблдору. Но это было уже выше моих сил.

Гермиона выжила после магического истощения и даже не стала сквибом, отделавшись неделей постельного режима в медпункте. Для меня эта прогулка тоже обошлась без необратимых последствий, хотя я три дня отсыпался и накачивался восстанавливающими зельями потихоньку от Теда. Никаких слухов об облаве на Сириуса Блэка не появилось, значит, девчонка то ли не успела найти его, то ли не успела донести о нём директору. Придя в норму, я две ночи подряд вылетал на метле в район, где мы потеряли Блэка, и на вторую ночь нашёл в горах пещеру, обжитую, но, судя по отсутствию следов на свежевыпавшем снегу, теперь брошенную.

Я навестил Гермиону незадолго до выписки, по её просьбе, переданной мне Лонгботтомом. Как оказалось, она не помнила, что успела сделать в тот день под хроноворотом, и хотела выспросить, не рассказала ли нам чего перед тем, как потерять сознание. Пришлось разочаровать её, не сообщив ничего нового по сравнению с тем, что она уже узнала от Невилла.

Хроноворот у неё отобрали, с запозданием сообразив, что вручили слишком опасную игрушку сопливой девчонке. Хоть до Грейнджер и не дошло, что после таких ошибок не выживают, она всё равно перепугалась до жути и не жалела об артефакте. Но за несколько дней пребывания в медпункте она отлежалась и успокоилась — и теперь была полна деловой инициативы.

— Как только меня выпишут, мы сразу же пойдём туда и снова выследим Блэка, — заявила она под конец нашей беседы.

— Нет, Грейнджер, — я с нарочитой медлительностью отрицательно покачал головой.

— Почему?! — она сердито привстала на постели, машинально запахивая поплотнее лёгкий домашний халатик.

— Снег выпал. Здесь не Лондон, а Шотландия, снег здесь пролежит как минимум до середины января. Следы от трёх пар ног, сами собой появляющиеся на снегу — зрелище не для слабонервных, Грейнджер.

Девчонка представила себе эту картину и хихикнула.

— Блэк наверняка не слабонервный, — сказала-таки она.

— Но и не тупой. Он вполне способен заметить не только нашу слежку, но и то, что сам он тоже оставляет следы на снегу. Теперь он спрячется так, чтобы не оставлять их. На месте Блэка я временно ушёл бы отсюда, хотя кто его знает... Если он останется около Хогвартса, он всё равно станет ещё осторожнее, так что искать его бесполезно. Больше я в этом не участвую, Грейнджер.

— А потом, когда снег сойдёт?

— Вот когда он сойдёт, тогда и поговорим, — сказал я, поднимаясь с гостевого табурета. Даже если проделка Гермионы с хроноворотом не была подставой Дамблдора, я больше не собирался сотрудничать с ретивой героиней, которая из-за дурного усердия и сама с лёгкостью нарвётся, и других погубит. Я собирался жить долго и успешно.

Хуже всего в этой ситуации было, что Гермиона засветила мои возможности перед Дамблдором. Директор не мог не знать, сколько нужно вбухать в девчонку силы, чтобы она выжила после сбоя хронопетли. Если прежде я собирался разрушить его систему кражи хогвартской магии и остаться вне подозрений — просто потому, что ребёнку моих лет это было не по возможностям — то теперь мне следовало серьёзно озаботиться защитой, как своей, так и своих соучастников. Было же очевидно, что Дамблдор перевернёт весь Хогвартс, когда хватится своих артефактов.

Игра втёмную закончилась, начиналось открытое противостояние.

21.

Октавии не требовалось отдельное предупреждение. Девчонка и сама прекрасно понимала, какой опасной тайной она владеет и кому не следует об этом знать. Тем не менее, я написал ей с домовиком, что после завершения нашего дела я могу оказаться первым на подозрении и что ей следует избегать общения со мной хотя бы в этом учебном году, чтобы она не подверглась усиленной легилименции. Среди чистокровных было достаточно учеников, способных защититься от поверхностной легилименции, но прямую атаку Дамблдора на память вряд ли мог выдержать кто-то из учеников, кроме меня. Украденная директором сила могла проломить защиту и покрепче, чем у незрелого подросткового сознания.

Поскольку Дамблдор не мог проникнуть в мою память, было очевидно, что первым на его ментальном допросе окажется мой ближайший друг. Если прежде я только изредка проверял Теда на готовность защититься от внезапной поверхностной легилименции, то теперь я стал проверять его по несколько раз в день, заодно тренируя его способность противостоять и более глубокому вторжению в память. Начинал я с поверхностной легилименции, но, едва почувствовав готовность Теда к противостоянию, усиливал давление на его сознание, раздвигая образы Элузио. Во взгляде Теда появлялось лёгкое удивление, но он продолжал сопротивляться, а я — давить, пока я не чувствовал, что вот-вот прорву его защиту. Тогда я останавливался, давал ему передышку и возможность собраться, а затем продолжал атаку. Разумеется, пришлось намекнуть, что скоро многое будет зависеть от того, насколько успешно он защищается. Большего при нынешней защите Теда я ему сказать не мог.

Тед с его не по возрасту дисциплинированным разумом прогрессировал быстрее любого из своих ровесников, но медленнее, чем хотелось бы. Существовала ещё Диана, его объявленная невеста, а также Драко с Грегом и Винсом. Все они были достаточно близки ко мне, чтобы привлечь внимание директора, и если даже они оставались непричастными к предстоящему делу, их ментальный допрос мог вскрыть другие тайны. Кроме них, существовали прочие слизеринцы, у которых мы были на глазах и которые могли быть в курсе если не наших тайн, то наших передвижений по Хогвартсу. И я стал серьёзно задумываться на тему, не проще ли нейтрализовать легилименцию некоего сладкого дедули, чем прикрыть от него всех моих друзей и знакомых.

Начав копать в этом направлении, я обнаружил, что легилиментные возможности Дамблдора не были наследственными. Никто из Дамблдоров никогда не обладал никакими примечательными способностями, а это означало, что мощная легилименция директора была напрямую связана с краденой магией. Из 'Истории Хогвартса' было известно, что магия замка основывалась на магии Основателей, из которых легилиментами были двое, Салазар и Ровена. Видимо, эту способность Дамблдор заполучил от магии Хогвартса.

Поскольку легилименция стала для директора привычной, было понятно, что она не исчезнет после перекрытия источника. Но она сильно ослабнет, а значит, защититься от неё будет легче.

А что было нужно для защиты?

Как известно из теории, магические действия основаны на трёх китах — концентрации внимания, визуализации требуемого действия и силы мага. В нынешние времена концентрацию обеспечивало сосредоточение на палочке и её движении, визуализацию — словесная формула заклинания, а состав палочки являлся проводником и резонатором силы конкретного мага. Первые маги обходились без палочек, колдовать им было непросто — это уж потом появились всякие слова, жесты, ингредиенты и предметы, помогающие в колдовстве. В Хогвартсе теорию магии не преподавали, но я-прежний откуда-то это знал.

Не все три кита в равной мере использовались в различных сферах колдовства. В анимагии, к примеру, основой была визуализация, поэтому анимагия легче давалась магам с развитым воображением. В стихийной боевой магии главенствовала сила, а легилименция основывалась на концентрации внимания — особенно беспалочковая, которой привык злоупотреблять директор. Значит, если нарушить способность Дамблдора к сосредоточению, его легилиментные способности тоже пострадают. То есть, умело и незаметно наложенное проклятие рассеянности — и одно из главных преимуществ директора будет практически обезврежено.

Хоть я и не специализировался на проклятиях, сила гранда сама по себе давала значительный бонус. Мало кто из магов мог снять наложенное мною заклинание, но в данном случае меня гораздо больше волновала не мощность проклятия, а его незаметность. Я остановился на проклятии старческого маразма — при нём поведение Дамблдора, и без того прикидывавшегося безобидным старым чудаком, не покажется подозрительным никому, включая его самого. Сложнее оказался подбор маскировки проклятия и способа незаметного проникновения под персональный защитный кокон, без которого старый прохиндей носа не высовывал из своих покоев. С этим я провозился довольно-таки долго, до самого Рождества.

За несколько дней до каникул лорд Малфой с Крэббом-старшим явились в Хогвартс за гиппогрифами, которых попечительский совет потребовал убрать из школы. Опасные для детей животные были выкуплены Малфоем и нашли пристанище у Крэббов, где умели обращаться с магическими существами. Так история с Клювокрылом получила наконец завершение, а семья Крэббов — ценный рождественский подарок от своего сюзерена.

Предпраздничные дни оказались весьма хлопотными. Помимо зачётов и контрольных пришлось готовить массу рождественских подарков, при этом никого не забыв и ничего не перепутав. Поздравительные открытки я писал по полученным в прошлом году и завалявшимся у меня в столе, к ним добавилось несколько новых знакомств этого года. Друзьям, как и в прошлый раз, я сделал по небольшому полезному амулету, Ромильде с Октавией купил по коробке дорогих конфет, опекуну с супругой — по зачарованной ювелирной поделке из списка приемлемых для данного случая согласно 'Этикету и обычаям магической Британии'. Поразмыслив, я купил ещё и пару толстых шерстяных носков ручной вязки в подарок Дамблдору — фамильный плащ-невидимку он мне всё-таки отдал. Второй подарок я вручил директору в ночь перед отбытием на каникулы, разместив свою колдовскую разработку поперёк входа в его личные покои, располагавшиеся этажом выше кабинета — сторожевая горгулья, разумеется, пропустила меня в директорскую башню. Утром за завтраком я разглядел свой ночной сюрприз под защитными заклинаниями, навешанными на Дамблдора, и удостоверился, что он попал по назначению и лёг как надо.

Мы не могли пригласить Диаса на каникулы к Малфоям втайне от руководства школы, но парень всё равно не остался в Хогвартсе. Как оказалось, его пригласил к себе Россет. Вместе с другими учениками, родители которых не имели доступа к хогвартской каминной сети, оба равенкловца после завтрака отправились на 'Хогвартс-экспресс', а мы пошли в общежитие. Где-то через час за нами явился Малфой-старший, и вскоре мы уже вселялись в гостевые комнаты родового особняка Малфоев.

Нас дожидались Крэббы, Гойлы и лорд Нотт, расхватавшие своих единственных чад, чтобы расспросить их о школьной жизни — впрочем, по фигуре миссис Гойл уже можно было предугадать пополнение в семействе где-нибудь ближе к весне. Поэтому, если не считать совместного обеда и ужина, весь первый день у Малфоев я был предоставлен самому себе. Всем было не до меня, но я не был в претензии, потому что в особняке была великолепная библиотека, на которую у меня всегда не хватало времени. Знания лишними не бывают.

Здесь меня после ужина и нашёл домовик, передавший приглашение опекуна подняться к нему в кабинет. Когда я вошёл туда, лорд Малфой что-то выговаривал Драко, если судить по надутому и раскрасневшемуся лицу парня.

— Садись, Гарри. — Малфой-старший кивнул мне на кресло и подождал, пока я не усядусь. — Мне хотелось бы знать твоё мнение по поводу вот этого молодого человека, — он кивнул на сына. Драко хмуро покосился на меня, словно заранее не ожидал от меня ничего хорошего.

— А конкретнее? — спросил я.

— Мне на днях пришло письмо от миссис Гринграсс, в котором говорится, что поведение моего сына по отношению к её младшей дочери идёт вразрез с предполагаемой договорённостью между нашими семьями. Вот сейчас, при Драко, можешь ты мне сказать, насколько заявление миссис Гринграсс соответствует действительности?

Я перевёл взгляд с озабоченного лица опекуна на сердитое лицо Драко и обратно.

— Я вынужден признать опасения миссис Гринграсс правомерными. Младшая мисс Гринграсс — весьма достойная, прекрасно воспитанная юная леди, и внимание, оказываемое её будущим женихом некоей мисс Паркинсон, вполне можно расценивать как оскорбительное для неё.

— Поттер! — возмутился Драко. — Я не оказываю внимания Панси! Я не виноват, что это она мне его оказывает! Я так отцу и сказал, а он мне не верит! Тебя вот зачем-то позвал, как будто это твоё дело!

— Драко! — Малфой-старший почти не повысил голос, но Драко мгновенно замолчал. — Гарри твой родственник и мой подопечный, твоё легкомысленное поведение бросает тень и на него, поэтому это и его дело. Гарри, всё действительно зашло так далеко? — по угрожающему взгляду Малфоя, брошенному на сына, было видно, что он намерен обойтись с Драко со всей строгостью.

— Не настолько, хотя не могу не признать, что Драко ведёт себя опрометчиво. Мисс Паркинсон ему не ровня и прекрасно это понимает, но она — особа весьма предприимчивая и нисколько не обременённая щепетильностью. Ей можно надеяться только на то, что она поставит Драко в безвыходное положение, и она всячески стремится к этому, но пока безуспешно.

— Вот видишь, папа, я же говорил! — обрадованно воскликнул Драко.

Малфой оценивающе смерил нас взглядом — не сговорились ли мы.

— Гарри, чем тогда вызвано это письмо миссис Гринграсс?

— Мисс Паркинсон пока не удаётся увлечь Драко, но ему льстит, что на него вешается эта дешёвка, и он поощряет её притязания, нисколько не считаясь с присутствием мисс Астории. Разумеется, это не может не задевать мисс Асторию.

— Так, сын, — строгий взгляд Малфоя упёрся в Драко. — Это Малфои выбирают себе спутниц жизни, а не наоборот. Я не понимаю, как тебе может льстить внимание Паркинсон, и очень не хотел бы, чтобы тебя, как какого-нибудь безмозглого магла, подцепила эта, по точному выражению Гарри, дешёвка. Если я получу ещё одну претензию от Гринграссов, я тебя на этой дешёвке женю. И, разумеется, лишу права наследования, потому что она недостойна продолжать род Малфоев. — Малфой презрительно поморщился и перевёл внимание на меня. — А ты, Гарри, почему позволил Драко позорить себя? Почему ты ему не объяснил?

— Я — и не только я — не раз намекал ему, что лучше бы он оставил эту Панси для Забини, но Драко не хочет понимать никаких намёков. А говорить в открытую — я опасался, что он начнёт поступать назло и получится только хуже. Он же у нас такой взрослый, куда ему своих ровесников слушать... — сказал я чистейшую правду. Драко всегда был отчаянно своеволен, а в последнее время его ещё и бесило, если кто-то заговаривал об его многочисленных воздыхательницах. В конце концов, я ему не дуэнья.

Драко уставился в пол, у него покраснело не только лицо, но и уши, и даже шея. До него с большим опозданием дошло, что отбить худородную девчонку у сына потомственного африканского шамана и известной на всю Европу охотницы за чужими состояниями — никакая не честь, а совсем наоборот. Малфой с удовлеворением поглядел на макушку сына, удостоверившись наконец, что тот осознал всю глубину своего заблуждения.

— Ладно, Драко, — сказал он смягчившимся, прощающим тоном. — Все мы по молодости делаем ошибки — главное, чтобы они не обходились нам слишком дорого. Я напишу миссис Гринграсс, что ты позволил себе лишнее без умысла и по неопытности, не понимая, как это можно истолковать со стороны, что ты всё осознал и что этого больше не повторится. И не разочаровывай меня, сын.

Тот кивнул, не поднимая головы.

— Ты свободен, а ты, Гарри, задержись, — продолжил Малфой. — Раз уж об этом речь зашла, нужно обсудить и твой брак.

Драко глянул на меня со злорадством и прошмыгнул к двери. Его отец с подчеркнутой неторопливостью полез в свой письменный стол и разложил на нём три колдографии.

— Вот, Гарри, — кивнул он на них. — Найти тебе подходящую пару оказалось гораздо труднее, чем Драко. Во-первых, в Британии очень мало семей, соответствующих тебе по отцовской линии. Во-вторых, мы с тобой опоздали с переговорами самое малое на два года. Большинство родовитых девушек к двенадцати годам если не помолвлены, то определились с женихами. В третьих, происхождение твоей матери не способствует успеху переговоров, даже если отмежеваться от политических воззрений твоего отца. И, в четвёртых, твои родители были активными членами дамблдоровского Ордена Феникса. Этот орден постоянно вмешивался в ход войны и от его деятельности пострадало несколько нейтральных семейств, виновных только в своём богатстве и древности. Я сейчас поднимаю архивы рейдов, как мы с тобой договорились, и уже понял, что Орден Феникса умышленно использовали в подобных сомнительных вылазках, где не должен был светиться аврорат. Власти отмежёвывались от деятельности Ордена, приносили извинения, валили всё на издержки военного времени, обещали наказать и не наказывали — но если бы и наказали, погибших уже не вернёшь.

— Вот как... — пробормотал я. — А куда уходила собственность погибших?

— Я над этим работаю. Доступ к архивам конфискованного имущества весьма ограничен, без подкупа к ним не подберёшься. К весне, полагаю, мне удастся получить большую часть сведений.

Я подсел к столу и стал рассматривать колдографии девочек. На одной из них была хорошо знакомая мне Дафна Гринграсс, две другие уже я видел летом.

— Эти еще не были сговорены только потому, что ожидали ответа от нашей семьи, — ответил Малфой на мой вопросительный взгляд. — Я перерыл все родословные Британии, но ничего лучшего не раскопал. Другие подходящие девушки либо уже заняты, либо их родители отказываются от брачных переговоров.

Я отложил колдографию Дафны в сторону и повертел в руках две другие. Девчонки как девчонки, ничего особенного.

— Они по крайней мере мне подходят? — с сомнением спросил я.

— Если только за неимением лучшего, — признал мой опекун. — По родовитости они — не мезальянс, но близко, совместимость не безнадёжна, но так себе. Дафну ты знаешь, как бы ты её оценил?

Дафна была совсем не против моего внимания, но меня она не интересовала как возможная спутница жизни.

— У неё очень женский характер — и, соответственно, женские интересы. Я не представляю, о чём с ней говорить. С ней можно ужиться, если не обращать внимания на её болтовню, но вряд ли это её устроит. Другие две лучше или хуже?

— Примерно такие же, но Дафна предпочительнее, потому что её семья уже роднится с нашей через Асторию.

Мне вдруг вспомнилась красивая Октавия с её безупречно прорисованным личиком и идеальной фарфоровой кожей. Характер у неё был непростым, но с ней по крайней мере не было скучно.

— А что насчёт мисс Октавии Грей?

— Я посылал Греям предложение обменяться вашими колдографиями, но мне отказали. Они из тех самых нейтральных семейств, пострадавших от налётов Ордена Феникса. У Греев тогда уже было двое взрослых сыновей, и они были уничтожены вместе с семьями, когда собрались на проводы родителей, отбывавших на лето в Европу. Их родовое поместье было разрушено, а старшие Греи остались живы только потому, что перенеслись порталом в свою итальянскую виллу еще до начала налёта, иначе семья погибла бы полностью. Тогда они надолго поселились в Италии и обзавелись там ещё двумя детьми, Митчеллом и Октавией.

В таком случае странно, что Октавия вообще согласилась сотрудничать со мной. Но родители могли и не сказать ей...

— Может, тогда обратить внимание на девочек помоложе? Я вполне могу подождать несколько лет, пока моя невеста подрастает.

Взгляд Малфоя с едва заметным сожалением скользнул по колдографии Дафны. Видимо, старшая Гринграсс устраивала моего опекуна и он надеялся, что я заинтересуюсь ею, но навязывать девчонку он мне не стал.

— Если искать среди дошкольниц, мы получим окончательный ответ не раньше, чем через два-три года, а от этих трёх придётся отказаться, — предупредил он.

— Ничего, подождём, — если уж мне суждено жениться на ком попало, с этим счастьем торопиться незачем.

Малфой понимающе кивнул и убрал колдографии в стол.

Мы еще в ноябре прекратили регулярные тренировки в стихийной магии. Такие тренировки не развивали врождённую силу мага, они только позволяли обучиться заклинаниям и научиться правильно применять их в боевых ситуациях. Теперь нам достаточно было тренироваться раз в одну-две недели, чтобы не растерять приобретённые навыки. В первую половину каникул на время с завтрака до обеда Малфой специально для меня нанял учителя танцев, чтобы тот хоть сколько-нибудь поднатаскал меня перед праздниками, а после обеда Нарцисса занималась со мной этикетом. Свободные часы каждый из нас использовал на своё усмотрение — я изучал артефакторику, Тед сосредоточился на освоении окклюментных барьеров против глубокой ментальной атаки, а Драко со своими парнями пропадал на квиддичном поле.

В первые дни каникул я удалил метки магам, которым отключал их весной — Джонсу, Юджину Эйвери, Торфинну Роули и ещё кое-кому из министерских. Джонс подробно выспросил, что у нас в Хогвартсе слышно про Сириуса Блэка, и я рассказал о хеллоуинской попытке вторжения Блэка к грифам. В разговоре я не преминул спросить, что он думает о той давней истории, на что Джонс ответил, что не верит в предательство Блэка. Тем не менее убийство он допускал, заметив при этом, что Сириус в полной мере унаследовал такие чисто блэковские черты, как несдержанность и неуравновешенность, и что вгорячах он способен снести пол-Британии, не только десяток маглов.

Юджин явился к нам со своим отцом, приехавшим в Британию на рождественские праздники. Эйвери-старший сообщил Малфою, что подыскал кое-что по моему запросу насчёт передачи силы приближённому. Нас с Тедом позвали к нему, и он рассказал, что можно сделать два кровных амулета, ношение которых обеспечит нам слияние магических сил на расстоянии до нескольких миль. Для их изготовления требовался зуб дракона, коготь гиппогрифа и шкура василиска — ингредиенты редкие и дорогие, но у нас они были. Зуб нашёлся в зельеварне особняка, коготь взяли у Клювокрыла, как у самого матёрого в стае, а шкуру василиска я переправил к Малфоям еще в начале прошлого лета. Кроме того, нам с Тедом нужно было добавить в изделия по капле своей крови.

Амулеты были просты в изготовлении, и Эйвери-старший сам сделал их в нашей мастерской, а затем активировал рунами Уруз, Райдо и Гебо. За два дня до Рождества мы устроили испытание амулетов, опытным путём определив, что они поддерживают передачу силы на расстоянии до трёх с половиной миль. Мистер Эйвери был нашим наставником, он помог нам настроиться на амулеты, а затем вместе с нами стал проверять в пределах поместья, как они работают. Последнюю проверку мы делали вдвоём с Тедом — сели на мётлы и разлетелись в разные стороны от поместья, определяя расстояние по карте окрестностей, которую взяли у Малфоя. В доказательство успеха Тед привёз мне крупный булыжник, надёжно упакованный в Эгиду, и я признал эту часть подготовки выполненной. Теперь осталось только дождаться контейнеров.

Если концентратор, по утверждению Октавии, был типовым артефактом, то что из себя представлял флюгер, она не знала. Это был какой-то приёмник, но было неизвестно, как он регулировал откачку силы и отправлял краденую магию получателю. Моих знаний в артефакторике здесь явно не хватало, и я воспользовался случаем, чтобы попросить Эйвери-старшего об исследовании некоего неординарного артефакта, который появится у меня в недалёком будущем.

— У вас в академии наверняка для этого больше возможностей, да и безопасность на высоте, — пояснил я свою просьбу.

Сухонький маг с не по возрасту живыми глазами так и просиял, услышав мою просьбу. Он был из тех, кого хлебом не корми, только дай что-нибудь поисследовать.

— Разумеется, мистер Поттер! — воскликнул он. — Артефакторика не по моему профилю, но у нас там достаточно хороших специалистов! Когда, говорите, у вас появится этот артефакт?

— Если не произойдёт ничего неожиданного, то к весенним каникулам.

— Я подгадаю следующую поездку в Англию к этому сроку. — Эйвери-старший внимательно посмотрел на меня, по-птичьи наклонив голову набок. — Мистер Поттер, простите моё любопытство, но кем вы собираетесь стать после окончания Хогвартса?

Его взгляд посерьёзнел, заставив меня почувствовать, что вопрос далеко не праздный.

— Мистер Эйвери, кем бы я не собирался стать... Сами видите, что творится у нас в доброй старой Британии. Власть некомпетентна, законы бредовые, образование ниже всякой критики, террористические группировки если и притихли в последние годы, это наверняка временное затишье. Тёмный Лорд исчез из-за глупой случайности, и наиболее причастные к этой истории лица уверены, что скоро он снова появится. Мистер Эйвери, в таких обстоятельствах человек с моими средствами и положением не может отстраниться от политики. Он не имеет на это морального права.

Мой ответ заметно опечалил пожилого мага.

— Очень жаль, мистер Поттер. Я понимаю ваше желание стать политиком, но очень жаль. Я, признаться, собирался предложить вам другое.

— Стать учёным? — понял я. — Разве что потом, когда я разгребу все эти авгиевы конюшни нашего социального устройства.

— Не совсем, мистер Поттер. Это в продолжение нашего разговора о воздушных замках, помните? Ваш род имеет уникальную способность к работе с магией пространства, вам сразу дано такое, на что у других уходят десятилетия. Как известно, умелые маги способны расслоить небольшие участки пространства на магловскую и маговскую территорию, а затем использовать магический слой реальности для размещения своих жилищ и других сооружений. Больших областей магического слоя в мире очень мало — у нас в Британии, например, это Хогсмид и Годрикова лощина. И оба эти участка были когда-то выделены из реальности представителями рода Певереллов, продолжением которого являются Поттеры. Больше никому из британских родов это не под силу.

— Вы имеете в виду, что стремительное развитие магловского мира вынуждает нас к скорейшему обособлению?

— Именно. Если мы хотим сохранить себя и свой мир, нам нужны большие и безопасные территории. Наше Министерство под Лондоном — пороховая бочка, которая может взорваться в любую секунду. Его требуется как можно скорее эвакуировать туда, где оно не будет на виду у маглов. Нам нужны свои промышленные районы, тогда наше общество перестанет страдать от безработицы и паразитировать на маглах из-за того, что нам негде развернуть собственное производство. Ведь девяносто процентов нашего бытового потребления — чистейший грабёж магловского населения! Это притом, что нас вот-вот раскроют и уж точно не поблагодарят за это.

— Всё так печально? — встревожился я.

— Ещё печальнее. Полгода назад это еще не было так очевидно, но теперь Академия считает, что всей Европе нужно что-то предпринимать, и немедленно.

Я сомневался, что одно только расслоение реальности будет выходом из положения, но был согласен с тем, что в случае непредвиденного поворота событий нужно иметь куда отступить.

— Я бы занялся изучением этого хоть сейчас, но, мистер Эйвери, если в моём роду и сохранились пособия по магии пространства, в моём детском сейфе их нет, а в наследство я вступлю только после совершеннолетия.

— Я предполагал, что у вас могут возникнуть подобные трудности, и на всякий случай прихватил кое-какие книги из академии. Идёмте, я передам их вам.

Мы поднялись в гостевую комнату Эйвери-старшего, и он достал из багажной сумки несколько книг.

— Вот, возьмите. Если у вас появятся вопросы, пишите опекуну, он перешлёт их мне. И — успехов вам, мистер Поттер.

22.

Весь день накануне Рождества прошёл за рассылкой подарков и поздравлений. Открытки я отправил по совиной почте в Косом переулке, оставив на Хедвиг только несколько подарков, иначе моя сова не выдержала бы. Я начал понимать, для чего существуют личные совятни. Хорошо еще, что большинство подарков предназначалось моим друзьям и их родителям, оставшимся на каникулы у Малфоев, поэтому своевременная доставка этих подарков была поручена малфоевским домовикам.

Рождество — праздник семейный. Мы так и встретили его, родственной компанией в четыре семьи, поскольку сюзеренские отношения приравниваются к некровным родственным. Даже маленького Гелиоса вынесли ненадолго в гостиную, чтобы он поприсутствовал при взаимных поздравлениях. Зато со следующего дня и до Нового года нам предстояла неделя обязательных светских мероприятий, которыми невозможно было пренебречь. Приёмы у Келли и Гастингсов, рождественский бал у Монтегю, семейный ужин у Гросмонтов, куда были приглашены только Нотты и я, вечер у Малфоев с Гринграссами и Булстроудами, где меня поставили кавалером Дафны — без умысла, потому что Драко сопровождал Асторию, Тед уже был помолвлен, а Грег не был ровней Гринграссам. И два раута у членов Визенгамота.

Светская жизнь начиналась с послеобеденного времени, но и утреннее время можно было назвать свободным только условно, по крайней мере, у меня. Сразу же после завтрака тётя Нарцисса брала программу и список гостей сегодняшнего выезда, уводила меня в малую гостиную и начинала натаскивать на предстоящее мероприятие. Она коротенько рассказывала по списку, кто есть кто и в каких он отношениях с остальными гостями, говорила, с кем я должен обходиться просто любезно, с кем — с уважительной любезностью, а с кем — с прохладной, и показывала, как это должно выглядеть. Затем она давала мне просмотреть программу и указывала, какие танцы я должен танцевать, а какие пропускать, потому что я их еще не доучил, кого и как приглашать, о чём говорить во время танца, куда и под каким предлогом уходить от нежелательных приглашений. И напоследок она очерчивала круг бесед в той или иной компании, особо отмечая желательные и нежелательные темы. Через пару часов, когда вываленные на меня сведения начинали сыпаться у меня из ушей, Нарцисса сдавала меня учителю танцев до самого обеда.

Кто там говорит о скучных светских приёмах? Вы не умеете развлекать себя, господа. Одно только наблюдение за тем, кто как с кем заговорил и кто как на кого посмотрел, уже предоставляет бездну интересных сведений. А если вы ещё и новичок, которому важно не перепутать фигуры танцев и не оттоптать партнёрше ноги... если вы ещё и хотите произвести впечатление на присутствующих, да не какое-нибудь, а благоприятное... если вы понимаете, что именно здесь зарождаются министерские законы и залегают те подводные пять шестых айсберга, надводная часть которого высовывается в светскую прессу...

Нет, скучать вы не будете.

Вы ощущаете себя лишним и ненужным в светском обществе, насквозь прогнившем, фальшивом и лицемерном? Попробуйте стать маклером, ремесленником, лакеем наконец — поищите себя там. А это, возможно, не ваше.

Каждый вечер я уставал как обозная лошадь на марше, но тем не менее ложился спать с ощущением плодотворно прожитого дня. Люциус не говорил ничего, хотя одобрительно посматривал на меня, Нарцисса начинала следующее утро со мной с разбора вчерашнего выезда и с удовлетворением отмечала, что я справляюсь даже лучше, чем она надеялась. Остаток каникул пролетел, словно 'Хогвартс-экспресс', и новый семестр возник передо мной внезапно, как стенка перед бладжером. Я впечатался в него с непередаваемым облегчением, к которому примешивался оттенок разочарования — так мало было достигнуто за эти дни и так много осталось.

Светская пресса — разумеется, продажная, другой она и не бывает — написала о нас с Драко как о перспективных молодых людях. Малфой-старший позаботился о том, чтобы его сына упоминали наравне со мной, я — о том, чтобы достаточно внимания уделяли и Нотту. Даже о Греге с Винсом черкнули несколько одобрительных строк, добавив им толику уважения в глазах слизеринцев. Отношение к нам на Слизерине снова изменилось — если поначалу нами пренебрегали, потом не замечали, потом признали равными, то теперь наша компания стала престижной. Наше внимание и одобрение стало расцениваться как повод для гордости на нашем факультете и как повод для злобных сплетен — на чужих.

Драко дулся на меня ровно до того момента, пока я не втолковал ему, что заложил его не я, а Дафна, что нужно уметь вовремя признавать свои ошибки и что при его положении в обществе ему понадобится союзница, а не кухонно-постельная бабёнка. Самцовость у Драко никогда не была на первом месте, а сам он только что повращался в кругах, где гораздо лучше смотрелась бы утонченная Астория, а не прямолинейная простоватая Панси. До него дошло, что младшая мисс Гринграсс намного больше удовлетворяет его самолюбию, и он мгновенно поменял своё отношение к обеим девчонкам. Ни о какой любви, разумеется, и речь не шла, потому что единственной настоящей любовью Драко был он сам.

Во время каникул Гриффиндор потерял двести очков. Если перед рождественскими праздниками он устойчиво делил последнее место с Хаффлпаффом, то теперь стал единоличным лидером. Как это получилось, я узнал, когда забирал Живоглота от Филча, которому оставлял кота на каникулы. Кот сдружился с завхозом и вместе с миссис Норрис помогал ему следить за порядком в школе. А порядок у нас нарушал рыжий выводок Уизлей, оставшийся в школе на каникулы.

Живоглот навёл завхоза на потайную комнату, где близнецы устроили мастерскую и склад компонентов для своих вредилок. Филч вместе с котом и с миссис Норрис подкараулил там близнецов и поймал их с поличным. Старый сквиб не сумел бы задержать пакостников, если бы Живоглот не обезоружил их, когда они вытащили волшебные палочки. Филч послал миссис Норрис за подмогой, а они с котом остались сторожить рыжих, чтобы сдать их преподавателю прямо на месте преступления. Хитрая кошка привела не кого-нибудь, а Снейпа, который снял с близнецов по сотне баллов и конфисковал их вредильные разработки.

— Одних навозных бомб было целых два ящика, — жаловался мне Филч, пока мы пили чай с магловскими карамельками. Героический кошак величиной с небольшую рысь тем временем возлежал на кровати завхоза, а рядом с ним пристроилась миссис Норрис, изменив своему обыкновению сидеть во время чаепития у меня на коленях. О кошки, вы тоже женщины...

Вечером накануне занятий Морис, наш староста, собрал нас в гостиной, чтобы объявить об изменениях школьного распорядка в этом семестре. Он сообщил, что школьный квиддичный турнир отменён, а его результаты за прошлое полугодие аннулированы. Кроме того, ученикам запретили посещать Хогсмид, а в программу ЗоТИ добавили изучение защиты от дементоров.

Шум после его сообщения начался неимоверный. Громче всего возмущались наши квиддичисты, убеждённые, что именно они станут победителями турнира. В обиде были и другие ученики, потому что Хогсмид был единственной отдушиной у старшекурсников, который год запертых в четырёх стенах. В разгар всеобщего возмущения в факультетскую гостиную явился Снейп, к которому кинулись за объяснениями, и сообщил, что этими нововведениями мы обязаны родителям близняшек Патил.

Согласно учению индусов о перевоплощении душ, уничтожение души дементором являлось тягчайшим и ничем не оправданным преступлением против человека. Отец сестёр Патил, узнав от них подробности происшествия на стадионе, вскоре после начала каникул затребовал из Хогвартса выписку об успеваемости дочерей для их перевода в другую школу, поскольку не хотел рисковать ни их жизнью, ни их посмертной судьбой. Дамблдор отказал ему, и тогда возмущённый отец пригрозил, что напишет жалобу на школьные порядки в Международную Конфедерацию Магов.

Угроза была реальной. В Конфедерации и без того не одобряли использование Британией дементоров для охраны и казни преступников, но Министерство до сих пор отговаривалось, что это — внутреннее дело страны. Нападение дементоров на детей наверняка оказалось бы последней каплей в отношении мировой общественности к Британии, и её могли выкинуть из всех международных организаций и подвергнуть бойкоту.

Дамблдор настоял на личной встрече с отцом близняшек. Что он там говорил и какие методы убеждения применял, осталось неизвестным, но Патил отозвал своё требование, девочки остались в Хогвартсе, а школьные нововведения были прямым следствием этого разговора. Каппы и загрыбасты были задвинуты в дальний угол, а занятия по ЗоТИ в этом полугодии начались с изучения патронуса.

Несмотря на то, что профессору Люпину выдавали приличную зарплату, он ходил на занятия в той же заплатанной мантии и с тем же потрёпанным портфелем, напоминая тем самым, что нищета — состояние души, а не кошелька. На первом занятии он велел нам отодвинуть столы к боковым стенам, а стулья расставить у задней стены. Грифы потащили свои столы, я попросил наших отойти и стал переносить мебель нашего ряда Левиозой. Люпин только приподнял брови, когда столы и стулья слизеринцев в считанные секунды разлетелись по указанным местам, повинуясь движениям моей палочки. Закончив с перестановкой, мы уселись вдоль задней стены, а профессор начал урок.

— Итак, ребята... — заговорил он, — заклинание, которое мы будем разучивать, относится к заклинаниям высшей магии. Это материал шестого курса, но директор распорядился начать его раньше, чтобы вы могли спастись при случайной встрече с дементорами. Это заклинание вызова патронуса, предназначенное для защиты от них и образующее экран между колдуном и дементором. Патронус — это квинтэссенция светлой силы, проекция всех тех чувств, которыми кормятся дементоры: счастья, надежды, радости жизни и тому подобного. В отличие от человека, патронус не чувствует отчаяния, поэтому дементор не может нанести ему вред.

— Это типа покорми дементора, чтобы он тебя не съел? — с глумливым смешком высунулся с места Томас Дин.

— Нет, не так. — Люпин ответил ему добродушной улыбкой, показывая, что оценил шутку. — Эмоциональный заряд патронуса слишком концентрирован, он не кормит дементора, а обжигает. Поэтому он может отогнать дементора, хотя не может его уничтожить.

— А что может уничтожить дементора? — полюбопытствовал Финниган.

— Только самые мощные заклинания огненной магии, способные испепелить не только плоть дементора, но и его магический каркас. Никто из вас не справится с такими заклинаниями, поэтому их можно не брать в расчёт.

— А как выглядит патронус? — спросила очень серьёзно настроенная Парвати.

— У каждого колдуна он свой и обычно совпадает с его анимагической формой, хотя бывают и исключения. Создают его с помощью заклинания Экспекто патронум, но чтобы оно получилось, при его произнесении нужно сосредоточиться на каком-нибудь счастливом воспоминании. Сейчас мы с вами разучим произношение заклинания и необходимое движение палочкой, а затем каждый из вас попытается вызвать патронуса. Не огорчайтесь, если патронус получится у вас не сразу — для его вызова требуется глубокое сосредоточение. И помните, чем счастливее ваше воспоминание, тем сильнее получится ваш патронус.

Несколько минут мы отрабатывали выполнение заклинания, затем Люпин стал вызывать учеников на середину класса, указывая на каждого волшебной палочкой. Где он обзавёлся такой привычкой, я не представлял — даже у маглов не принято поигрывать пистолетом в руке и указывать на собеседников дулом. Начал он с гриффиндорцев, те поочерёдно выходили и пытались вызвать патронуса. У некоторых появлялось аморфное серебристое облачко, профессор хвалил их и говорил, что они на пути к успеху.

— Сосредоточьтесь на ощущении счастья, — напомнил Люпин перед тем, как перейти от грифов к нам. — Воскресите тот момент в памяти, проживите его заново!

То ли напоминание помогло, то ли слизеринцы вообще способны к сосредоточению больше грифов, но у Панси и Дафны сразу же получились яркие серебристые облачка, в которых прорисовывалась пока еще неразборчивая форма. Всех удивила Милли, которая, глянув на переживавшего за неё Винса, сразу же вызвала толстенького и серебристого, очень симпатичного сурка.

— Отлично, мисс Булстроуд, отлично! — обрадовался профессор, видимо, до сих пор сомневавшийся, можно ли детей нашего возраста вообще научить патронусу. — Теперь вы, мистер Крэбб. — Люпин еще с первого занятия запомнил поправку Винса и с тех пор обращался официально ко всем слизеринцам. Кроме меня.

Винс, счастливый за свою Милли и воодушевлённый её успехом, вышел на середину класса и остановился, сосредотачиваясь. Со стороны грифов донеслись смешки — Крэбб любил дурачить их, кося при них под тупого вышибалу. Несколько секунд спустя он взмахнул палочкой — и перед ним предстал могучий круторогий зубр. Все залюбовались великолепным животным, включая его создателя.

— Очень хорошо, — морщинка недоумения прорезала лоб профессора, но тут же исчезла, и он обратился к своим любимым гриффиндорцам: — Видите, это же совсем нетрудно! С этим справился даже мистер Крэбб.

Грифы захихикали громче. Винс едва заметно пожал плечами, и зубр исчез.

— Мистер Гойл, прошу вас, — Люпин ткнул палочкой в сторону Грега.

Где-то с полминуты Грег потратил на сосредоточение и с первой попытки вызвал трёхметровую ядовитую змею, в которой специалист с лёгкостью опознал бы чёрную мамбу. Класс испуганно притих, а Люпин немедленно объявил:

— Ребята, не пугайтесь, это всего лишь патронус, он не кусается. Идите на место, мистер Гойл.

За Грегом настала очередь Драко, вызвавшего гибкого и изящного хорька, затем Теда, чьим патронусом оказалась ласточка. Затем Забини вызвал нечто небольшое и змеевидное, а меня профессор оставил напоследок.

— Гарри, давай, только ты остался, — кивнул он мне, когда Блейз сел на место.

Я вышел на середину класса и сосредоточился на своих воспоминаниях. У меня имелись серьёзные сомнения в успехе заклинания, но я должен был попытаться. Как там говорил Люпин — радость жизни? Мне нравилось жить. Мне нравилось изучать окружающую среду, в том числе и социальную, нравилось ощущать её сопротивление, воздействовать на неё и менять её в благоприятную для себя сторону. Мне было знакомо чувство удовлетворённости хорошо сделанным делом, оно не было для меня ни редким, ни особенным. Скорее уж естественным, потянет ли оно на радость?

Надежда? Для меня это была просчитанная вероятность, которую я стремился увеличить в свою пользу и в которой я с удовлетворением относился к положительному исходу и с пониманием к отрицательному. Ни радости, ни отчаяния — нет, ничего такого не было, и я не был уверен, что хотел бы испытывать эти чувства. Было в них для меня нечто неразумное, животное.

Счастье... Насколько я про него слышал, это такое короткое и яркое ощущение, вызываемое чем-то приятным и неожиданным. Чем-то вроде подарка, к примеру, но я никогда не брал подарки в расчёт. Всё, что было необходимо, я приобретал себе сам, а подарки были роскошью, без которой можно обойтись. Я не понимал, как можно радоваться тому, что не является необходимым.

Пожалуй, только Тед умел дарить необходимое. То, чем я обязательно обзавёлся бы сам, если бы он не опередил меня.

Или, может, любовь? Но не считать же любовью тот отголосок теплоты во мне, когда Теду удавалось раскрутить меня на какую-нибудь мелкую заботу о нём и он поглядывал на меня с видом абсолютного довольства жизнью. Это всего лишь взаимная шутка, наша с ним игра на двоих. Нет, здесь я вообще пас...

— Гарри?

Я вынырнул из размышлений — меня окликал Люпин.

— Гарри, пять минут прошло, — ну да, у него урок и план урока.

— Сейчас, профессор.

Я воспроизвёл росчерк палочкой и произнес заклинание вызова патронуса.

Ничего. Ни легчайшего намёка на серебристое облачко, говорящего, что я на пути к успеху.

— Гарри, тщательнее выбери воспоминание, оно должно быть очень радостным. Представь себя там, в этом воспоминании, как будто это происходит с тобой прямо сейчас. Воскреси все те чувства, которые ты испытывал тогда.

Я порылся в своей памяти и добросовестно воспроизвёл эпизод, когда я получил обратно чёрный блокнот. Мда... Я извлёк на поверхность другое воспоминание — как Визенгамот лишил Дамблдора опекунства надо мной.

— Экспекто патронум!

Ничего.

Люпин, похоже, растерялся. Он не ожидал от меня провала после того, что показали мои друзья. Я оглянулся на слизеринцев — те смотрели на меня выжидательно и недоумевающе. Грифы тоже пребывали в недоумении, они даже не злорадствовали, считая мою неудачу розыгрышем.

Вспомнив первый попавшийся эпизод с прошлых летних каникул, я снова повторил попытку.

Ничего.

— Боюсь, что у меня нет настолько радостных воспоминаний, сэр, — я глянул на Люпина, на лице которого проступала смесь разочарования и жалости.

— Не огорчайся, Гарри. Это не последнее наше упражнение над патронусом. Возможно, сегодня у тебя неподходящий настрой, а в следующий раз у тебя обязательно получится. Главное — подыскать воспоминание, если оно сработает однажды, ты сможешь обращаться к нему каждый раз. Садись пока. — Люпин оглядел гриффиндорскую половину класса. — У кого еще не получилось — теперь вы видели, как ваши сокурсники вызывают патронуса, и это, надеюсь, прибавит вам уверенности. Давайте попытаемся ещё раз.

Не знаю, получилось ли у Люпина обмануть себя, но меня он не обманул. Патронус был для меня роскошью наподобие подарка — вещью приятной, но не необходимой. Дементоры и так разбегались от меня, и я не видел смысла рвать пупок, чтобы научиться создавать красивую, но бесполезную игрушку. Может, именно отсутствие необходимости и не позволяло мне работать над этим заклинанием всерьёз... Хотя, скорее всего, проблема заключалась в том, что прошлые события вспоминались мною только как перечень фактов, без малейшей эмоциональной окраски. Было — и было, незачем переживать, если всё уже позади.

Вскоре выяснилось, что наша компания — за исключением, разумеется, меня — оказалась единственной в Хогвартсе, кто сумел с первой попытки вызвать полноценного патронуса. Видимо, регулярные тренировки в стихийной магии очень способствовали дисциплине нашего разума. Драко самодовольно драл нос и поглядывал на меня свысока, в кои веки превзойдя меня в чём-то, кроме квиддича. Тед, напротив, глядел на меня, как на больного, и постоянно заводил разговоры, в которых окольными и весьма извилистыми путями старался подвести меня к главному вопросу — что со мной не так и как мне помочь. Он не успокоился, пока я не напомнил, что характер у меня весьма уравновешенный, а с точки зрения вызова патронуса — это палка о двух концах. Вопрос, как мне помочь, увял у него сам собой, когда я разъяснил ему все плюсы уравновешенного характера по сравнению с мелкими неудобствами вроде невозможности вызвать патронуса, заметив при этом, что диких дементоров у нас не наблюдается, что все они при Министерстве и законопослушных граждан не трогают.

Недели через три все ученики с третьего курса по седьмой научились вызывать хоть какое-то подобие патронуса. Кроме меня. О том, что патронус мне не нужен, точно знала только Октавия, но у неё были веские причины молчать. Для прочих учеников моя неспособность вызвать его была грандиозной сплетней, давно желанной слабиной Мальчика-Который-Выжил, о которую можно было почесать языки. Вокруг меня разрасталась куча домыслов, все они крутились вокруг Слизерина, тёмной магии, Тёмного Лорда и тому подобного. Если кто и задавал им направление, в них не было ничего такого, до чего сплетники не додумались бы сами.

Этим сплетням поспособствовал и Люпин, на каждом уроке уделявший мне усиленное внимание вместо того, чтобы оставить меня в покое. Когда наконец даже Уизли-младший сумел вызвать свой патронус — мелкого псёнка дёрганой лаючей породы, вызывающей непреодолимое желание пнуть эту тварь подальше — а я снова не справился с вызовом, профессор ЗоТИ сокрушённо воскликнул:

— Ну что же ты, Гарри! Неужели в тебе нет ничего светлого?!

Независимо от того, что имел в виду Люпин, его слова прозвучали даже не двусмысленно. Нужно было попытаться опровергнуть их, пусть это было заведомо бесполезно.

— Профессор, вы хотели сказать — ничего радостного?

— Радость — это светлое чувство, Гарри. Мне, как другу твоего отца, больно думать, как он был бы разочарован тобой. У него был такой великолепный, мощный патронус!

— Не вводите людей в заблуждение, профессор, — холодно отрезал я. — Вы не были другом моего отца.

— Гарри, не говори о том, чего ты не знаешь! — чуть жёстче, чем обычно, произнёс Люпин.

— А что тут знать? — я пожал плечами. — Если бы вы были другом моего отца, вы позаботились бы, чтобы у его сына появилось хоть одно счастливое воспоминание, а не записывали бы его публично в злодеи.

Люпин спал с лица и осёкся, но слово уже вылетело, а его, как известно, не поймаешь. К вечеру весь Гриффиндор только и говорил, что сам профессор ЗоТИ признал меня тёмным магом. Это они еще не знали, что он оборотень. Уизли-младший громко и не стесняясь объявлял везде по поводу и без повода, что давным-давно считал меня подозрительным. Все вдруг резко вспомнили, что я змееуст. Дамблдор ходил довольный и лучился такой всеобъемлющей добротой, что её, казалось, можно было резать ножом. Значит, дело было дрянь.

Справедливости ради нужно сказать, что против меня был настроен далеко не весь Хогвартс. В глазах слизеринцев неспособность вызвать патронуса была небольшой и вполне простительной слабостью. Равенкловцы насторожились, но они были достаточно умны, чтобы не путать свет и радость. Травлю поддерживали только грифы и небольшая часть трусливых барсуков, но мои враги были голосистыми, а остальные молчали.

Грифам мало было чернить меня на всех углах, и они подстроили мне публичный скандал. В тот вечер я спустился в Большой Зал, когда большинство учеников уже сидело за столом. Судя по тому, как целенаправленно вылезли мне наперерез трое Уизли с Джорданом, толкая перед собой Лонгботтома, они уже несколько дней подкарауливали удобный момент для столкновения.

Я остановился. Грифы тоже остановились и выпихнули Невилла вперёд.

— Ну говори же, говори! — громким шёпотом скомандовал ему один из близнецов.

— П-поттер... — пробормотал красный от неловкости Невилл, глядя на меня.

— Лонгботтом, — я слегка кивнул ему, сделав вид, что считаю это приветствием.

— Невилл, давай же... — прошипел у него за спиной Рональд.

— П-поттер... т-ты — т-тёмный, — еле слышно пробормотал тот.

— Громче, Невилл! — подсказали ему из-за спины.

— Поттер, ты — тёмный! — объявил он срывающимся фальцетом.

В зале наступила абсолютная тишина. Ученики ловили каждое слово скандала, преподаватели почему-то и не думали прекращать его. Похоже, провокация подразумевала, что я выйду из себя, начну сыпать угрозами и вообще поведу себя так, что ни у кого не останется сомнений в моей принадлежности к злым силам.

— Ты про то, что я брюнет? — невозмутимо уточнил я. — Это не новость, Лонгботтом, это и без тебя видно.

— Т-ты... т-ты не в этом смысле... — голос Невилла завял на полуфразе.

— Скажи про патронуса, — снова подсказали ему.

— Т-ты не м-можешь в-вызвать п-патронуса, з-значит, ты т-тёмный, — повторил Невилл, покрываясь испариной. Выглядел он так жалко и так был похож на откормленного переросшего кролика — кстати, своего патронуса — что во мне шевельнулось нечто вроде сочувствия.

— Ты тоже много чего не можешь, Лонгботтом. Могу я на основании этого считать тебя мировым злом?

— М-меня?

— Ну не меня же... Сам подумай, Лонгботтом — за два с половиной года учёбы ты еще ни разу не сварил нормальное зелье. Значит, ты ничем не лучше дементоров — я не слышал, чтобы они умели варить зелье. А трансфигурация? Ты не можешь превратить даже чашку в ложку, значит, ты хуже Мордреда, потому что он наверняка это умел.

— Поттер, ты это нарочно! — высунулся из-за спины Невилла Уизли-младший.

— А вы, конечно, остановили меня совершенно случайно, — в тон ему ответил я.

— Невилл, не слушай, эти тёмные кому хочешь мозги заморочат, — заторопился один из близнецов. — Это из-за таких, как он, твои родители в Мунго, неужели ты это так оставишь?!

Невилл вздрогнул и поднял на меня взгляд, в котором засветилась решимость.

— Это из-за таких, как ты, мои родители в Мунго! — громко и чётко произнёс он на весь зал. — Это вы, тёмные, сделали с ними такое, что их нельзя вылечить!

Что на это ответить, я не знал. Я привык обращаться к здравому смыслу оппонентов, а он явно гулял где-то не здесь. Вдруг сбоку раздался стук упавшего стула — и передо мной выскочила девчоночья фигурка с пышными тёмно-каштановыми кудрями.

— Лонгботтом, ты идиот!!! — срывающимся голосом прокричала она. — Твоих ро...

Я схватил Ромильду за плечо и резко развернул к себе, вынудив её подавиться последним словом. Девчонка, смертельно бледная, уставилась на меня в упор расширенными, блестящими от слёз глазами. Не отводя от неё взгляда, я сделал отрицательное движение головой. Она, чуть помешкав, едва заметно кивнула.

Я только стиснул пальцы на её плече, потому что нельзя было ни отпустить её, ни привлечь к себе для утешения. Ромильда застыла, словно в оцепенении, а я перевёл взгляд на Невилла.

— Ты дважды идиот, Лонгботтом, если ты забыл, что твои родители в Мунго, а мои мертвы по вине одного и того же человека. Ты трижды идиот, если ты не умеешь говорить 'нет' подонкам.

Я отодвинул плечом ближайшего Уизли и пошёл к нашему столу, не отпуская Ромильду. Слизеринцы подвинулись, пропуская нас к свободным стульям. Я усадил девчонку рядом и запросил у домовиков ужин для нас обоих. Слёзы она сдержала, но ни к чему не притронулась.

Не уверен, что на её плече не осталось синяков. Ничего, синяки проходят.

23.

Я остановил Ромильду сам не зная почему, подчинившись вспышке интуиции. Мне вдруг стало очевидно, что нельзя позволить ей договорить фразу. За ужином я прокрутил ситуацию в уме и понял, что побудило меня к этому. Девчонка накинулась на Лонгботтома с такой убеждённостью, как если бы она, папина дочка, знала об его родителях нечто особенное, и знала наверняка.

Грифы поначалу опешили, а когда они опомнились, я уже сидел за слизеринским столом и они опоздали прицепиться ко мне. Провокаторам пришлось вернуться за свой стол, захватив с собой растерянного Невилла. Погеройствовать публично у них не получилось, эту схватку я выиграл. Я покосился на преподавателей — Дамблдор с постным видом сосредоточенно разглядывал пальцы на своей правой руке, МакГонаголл рядом с ним сидела с выпученными глазами, раскрасневшаяся и очень прямая, словно проглотила гарпун. Люпин глядел ребёнком, у которого отняли игрушку, Флитвик, традиционно ни во что не вмешивавшийся, осуждающе посматривал на гриффиндорский стол, профессор Спраут шепталась с мадам Помфри. В целом все они выглядели если не разочарованными, то шокированными, только Снейп ухмылялся с нескрываемым злорадством.

Закончив есть, я вопросительно посмотрел на Ромильду и дождался ответного взгляда. Она вступилась за меня, и я был обязан поддержать её, хотя бы проводив до общежития. Ромильда верно истолковала моё внимание и вышла из-за стола. Я пошёл рядом с девчонкой, Тед — с другой стороны от неё, показывая тем самым, что она под нашей защитой.

Ромильда дошла с нами до общежития, не глядя ни на кого и не проронив ни слова. В гостиной она, не оглядываясь, ускорила шаг и почти бегом скрылась у себя в комнате. Мы с Ноттом проводили её взглядами.

— Меня ты просто так не отпустил бы, — с едва уловимым упрёком заметил Тед. — Обязательно спросил бы: 'Помощь нужна?'

— Ты не девчонка, — сдержанно ответил я. — С тобой можно не бояться, что ты меня не так поймёшь.

Тед понимающе наклонил голову. Сегодня его Диана была занята по учёбе, и он пошёл со мной в нашу комнату, чтобы тоже почитать что-нибудь. До отбоя оставалось меньше часа, когда к нам явился Живоглот и стал мяукать, подзывая меня куда-то. Я пошёл за котом, и тот привёл меня к комнате Ромильды.

У её двери он повернулся и пристально уставился мне в глаза, пытаясь что-то передать. Сосредоточившись, я кое-как уловил образы мисочки с мясом и тарелки с чем-то наподобие каши. Живоглот снова мявкнул и посмотрел на дверь, затем на меня.

Точно, Ромильда сегодня не ужинала. Вот что пытался донести до меня кошак.

— Зови, — кивнул ему я.

Дверь сама приоткрылась перед котом — будучи полукнизлом, он использовал для этого собственную магию. Живоглот протиснулся внутрь и вскоре появился с Ромильдой, зарёванное личико которой не оставляло никаких сомнений в том, как она провела это время. Даже её пышные волосы потускнели и жалко свисали на плечи.

— Идём к нам, чаю попьём, — не дожидаясь ответа, я предложил ей руку.

Она безропотно подчинилась, и я привёл её в нашу комнату. Тед, уже в длинном домашнем халате поверх такой же длинной ночнушки, при виде Ромильды соскочил с кровати, где валялся с книгой, и предложил девчонке стул, улыбнувшись при этом так заразительно, что она ответила ему неуверенной улыбкой.

Пока он разыскивал свои шлёпанцы на полу и очищал стол от книг, я спросил у Ромильды, чем она желает поужинать. Девчонка сказала, что ей всё равно, поэтому пришлось вытягивать из неё, что из еды она любит и что она предпочитает именно сейчас. Тед, в свою очередь, дотошно и обстоятельно сообщил мне, чем бы он сегодня полакомился на ночь, вызвав у Ромильды ещё одну невольную улыбку. Я изложил наши пожелания Фиби, и вскоре мы уже сидели за чаем.

Застольную беседу поддерживал в основном Тед, а я только кивал и поддакивал в нужных местах. Слизеринцы еще в первую неделю узнавали, где находится кухня и как туда попасть, но о заклинании стазиса на кладовках Ромильда услышала впервые. А о том, на кого нужно сослаться домовикам, чтобы они принесли что-нибудь кроме обычного школьного меню — короткий взгляд в мою сторону: 'ты же не против, сюзерен?' — и подавно.

В конце концов наш разговор сбился на сегодняшнее происшествие. Не мог не сбиться — в своём кругу незачем было делать вид, что ничего не случилось. Мы единодушно сошлись на том, что грифы неспроста обнаглели и что их наверняка подстрекает директор. Ромильда злилась на Лонгботтома, мы с Тедом уговаривали её быть снисходительнее к этому тюфяку, каждый шаг которого контролируется директорскими прихвостнями. А если у неё это не получается, то хотя бы сдержаннее.

— Из-за какой-то пустячной провокации ты чуть было не выдала своего отца, — напомнил я. — Бери пример с Нотта, он вмешиваться не стал.

Ромильда прошила Теда взглядом, в котором открыто читалось, что он мог бы и вмешаться.

— Приказа не было, — ответил ей Тед, и тут мои слова дошли до девчонки полностью.

— Откуда ты знаешь? — вскинулась она, испуганно уставившись на меня.

— Я не знаю — я догадываюсь. По-моему, ты хотела озвучить какую-то непопулярную версию о Лонгботтомах. Учитывая работу твоего отца...

Она поняла мой намёк и понурилась.

— Это была такая наглая клевета, Гарри... я просто не смогла выдержать. Мне казалось важнее всего доказать этому Лонгботтому, что он лжёт.

— Он не лжёт, а заблуждается, и кое-кто здорово поработал над этим. Ромильда, пожалуйста, будь осмотрительнее. Помнишь одно из главных правил Слизерина — хладнокровие, хладнокровие и ещё раз хладнокровие?

— Змеи хладнокровны, — с подкупающе-милой улыбочкой напомнил Тед.

Ромильда тоже заулыбалась. Главное она поняла — её здесь ценят и за неё беспокоятся.

В конце января гоблины изготовили контейнеры и прислали их с гринготской совой. Я был извещён о посылке заранее и попросил Фиби подождать в хогвартской совятне и проследить, чтобы заказ не попал в чужие руки. Снег к этому времени почти растаял, но я решил ничего не предпринимать до дня рождения Теда. Даже если всё предусмотрено, мало ли как оно обернётся — не хотелось портить другу праздник.

Амулеты для передачи силы, сделанные для нас Эйвери-старшим, позволяли нам до некоторой степени поддерживать связь друг с другом. Переговариваться по ним было нельзя, но подать сигнал было можно. Теперь захват артефактов мог обойтись и без Октавии, поэтому я с ней расплатился по договору и сказал, что считаю наше совместное дело завершённым. Поскольку я привык держать слово, я всё-таки спросил девчонку, хочет ли она участвовать в операции. Октавия по-прежнему хотела увидеть всё своими глазами, и тогда я согласовал с ней время ночной вылазки.

По своему обыкновению я ничего не рассказал Октавии про Теда, а Теду про Октавию. Только заранее предупредил друга, когда мне понадобится его помощь — чтобы в тот вечер он не засиживался допоздна с Дианой в Выручай-комнате. Перед вылазкой я сказал, что сегодня ему наконец пригодится умение ставить Эгиду, которую он разучивал с осени. Также мы договорились о сигнале через амулет, который я подам, когда от Теда потребуется применить щит.

Пол-первого ночи хогвартские коридоры были пустынны, но я всё равно не выпускал из внимания ментальную карту, пока мы с Тедом шли под плащом-невидимкой к рунному залу. Можно было бы перенестись туда с домовичкой, но я предпочёл поберечь Фиби. Домовики быстро устают от телепортации тяжестей, а ей сегодня предстояло еще достаточно работы.

В рунном зале я сразу же пошёл откупоривать тайник с концентратором, а Тед тем временем осматривался. Смотреть было особо не на что — полусферический зал с идеально гладким каменным потолком, такой же ровный каменный пол с гептаграммой в центре. Всякие завитушки и украшения только мешали бы прохождению магии.

— Тед, — подозвал я Нотта, когда тайник открылся. — Видишь эту штуковину в ямке? По моему сигналу от амулета ты запакуешь её в Эгиду, а затем Левиозой поместишь в контейнер. Ничего необычного, именно эту процедуру ты отрабатывал с декабря.

Тед с любопытством уставился на концентратор, а я тем временем вынул из своей безразмерной сумки контейнер и поставил рядом с тайником.

— Вот он, этот контейнер. Он еще не настроен на владельца, поэтому пользоваться им может любой. Сейчас открой его до нужного размера, затем закрой.

Пока Тед проверял свою способность управляться с контейнером, я вызвал заранее проинструктированную Фиби.

— С тобой будет Фиби. Когда ты заберёшь эту вещь, Фиби перенесёт тебя прямо в нашу комнату. Там убери контейнер в свой сундук, ложись спать и жди меня. На тот маловероятный случай, если кто-то вдруг явится к тебе до меня — всё отрицай и делай вид, что только что проснулся. Здесь ничего не бойся, кроме меня в этот зал никто попасть не может. Всё понятно?

— Да, сюзерен, — безмятежно улыбнулся Тед. Хорошо еще, что он не знает всей подоплёки дела и ему не из-за чего нервничать.

Я прикинул время на разговор с Октавией и на полёт до Хогсмида. Девчонка должна уже быть на Астрономической башне, я предупредил её, что отправлюсь один, если она опоздает.

— Сигнал придёт примерно минут через десять-пятнадцать, — сказал я, вынимая метлу. — Можешь начинать ждать его уже через пять минут.

— Понятно. — Тед скользнул взглядом по метле, явно прикидывая, куда на ней можно успеть за пять минут. Я вышел в коридор и запечатал за собой дверь магией Хогвартса.

Накинув плащ-невидимку, я оседлал метлу и понёсся по хогвартским коридорам, как ужас, летящий на крыльях ночи. Айртон Сенна сдох бы от зависти, если бы мог увидеть, как я прохожу повороты. Не прошло и двух минут, как я уже был на верхней площадке Астрономической башни, где меня дожидалась Октавия.

В Октавии мне нравилось не всё, и особенно это относилось к её стремлению подмять и покорить, не считаясь ни с чем. Девчонка в свои одиннадцать уже неплохо умела интриговать, ссорить и завлекать — я вполне сознавал, что прошлые трения между мной, Россетом и Диасом были исключительно её достижением. В дальнейшем она благоразумно решила оставить эту игру — и я догадывался, почему. Что мне в ней безусловно нравилось, так это умение чувствовать ситуацию и вести себя соответственно. Сейчас, например, от Октавии требовалось без лишних слов сесть на метлу позади меня и держаться за меня покрепче. Именно это она и сделала.

Мы пролетели над хогвартским двором на высоте Астрономической башни, и на этот раз дементоры не учуяли нас. Ледяной встречный ветер вынуждал Октавию плотно прижиматься ко мне не только из-за боязни свалиться. Я чувствовал спиной, как под тёплой зимней мантией стучит её сердце. Храбрая девчонка, жалко, что её отец отказался обменяться портретами.

Когда мы подлетали к Хогсмиду, я прямо с метлы подобрал на берегу озера пару камешков. Посёлок патрулировали несколько дементоров, благодаря Дозорному зелью их тёмные фигуры можно было различить на улицах. Я выждал, когда они отойдут подальше от 'Кабаньей головы', и на большой высоте подлетел к таверне.

— Ты чувствуешь канал утечки? — спросил я у Октавии.

— Нет еще, — ответила она. — Встань между таверной и Хогвартсом.

Когда она наконец сказала, что обнаружила канал, я подал сигнал Теду. Связной медальон заледенел у меня под пальцами — Тед подал ответный сигнал.

— Следи за утечкой, — сказал я девчонке. — Сообщишь, когда она исчезнет.

Прошла бесконечно длинная минута, и Октавия наконец сказала, что канал исчез. Я трансфигурировал один из камешков в воробья и запустил эту птичку к флюгеру. Когда воробей благополучно долетел туда и закружился над крышей, я вынул контейнер, открыл до нужного размера и установил перед собой на метле, придерживая одной рукой. Другой рукой я вытащил палочку и последовательно выполнил заклинания:

— Эгида магика. Секо металлум, — и быстро, пока срезанный со штыря флюгер не успел упасть: — Вингардиум левиоза.

Золотой феникс остановился в воздухе на полпути к крыше, и я переправил его в контейнер. Убрав контейнер в сумку, я бросил прощальный взгляд на опустевший штырь. Нет, здесь определённо кое-чего не хватало.

— Ира йовис!

Белая молния ударила с зимнего неба в штырь и разнесла его, а заодно и полкрыши таверны. Я развернул метлу и на предельной скорости помчался обратно в Хогвартс.

— Зачем ты это сделал? — пробормотала судорожно цепляющаяся за меня Октавия.

— Пусть думают, что само взорвалось.

— Всё равно догадаются...

— Может, не сразу...

Когда мы прибыли на верхушку Астрономической башни, я прямо на метле понёсся вниз по лестнице, а затем по коридорам, пока не остановился у входа в общежитие Равенкло. Октавия слезла с метлы на подкашивающиеся ноги, я подал ей руку, чтобы она оперлась, пока не придёт в себя.

— Ну ты и лихач, Поттер... — выдохнула она.

Я удостоверился, что в равенкловской гостиной никого нет, и заставил дверь общежития открыться.

— Иди скорее, путь свободен, — кивнул я девчонке на дверь. — И не забывай защищать память.

Мне не хотелось, чтобы Октавия видела Фиби, поэтому я доставил девчонку к общежитию на метле. Как только дверь закрылась за ней, я вызвал домовичку, и та перенесла меня в спальню. Тед лежал под одеялом, прилежно изображая спящего, пришлось окликнуть его, чтобы он открыл глаза.

— Тед?

— Это ты, сюзерен? — он поднял голову с подушки.

— Давай контейнер.

Тед встал и передал мне контейнер. Я заглянул внутрь, чтобы убедиться, что концентратор там и надёжно упакован.

— Всё в порядке. Ложись спать, я скоро вернусь. — Я глянул на ментальную карту и увидел, что Плакса Миртл находится в своём туалете. Этот путь был перекрыт, зато зельеварни были пустынными. — Фиби, в преподавательскую зельеварню.

Я подал руку домовичке, и она перенесла меня ко входу в Тайную комнату из зельеварен. Там я бегом добежал до лаборатории Салазара, где выложил оба контейнера, и снова вызвал Фиби. Переместить меня прямо сюда для домовички было невозможно, поскольку Тайная комната располагалась в ином пространстве, но переместиться ко мне и забрать меня отсюда она уже могла. Не прошло и пяти минут, как я снова оказался в нашей спальне.

— Спасибо, Фиби, свободна, — отпустив домовичку, я стал укладываться спать. Тед сел на постели, обхватив руками колени, и сосредоточенно наблюдал за каждым моим движением, словно я делал невесть что — с расспросами он не лез никогда, но подобным образом давал понять, что совсем непрочь получить разъяснения.

— Не спится? — спросил я, ложась в постель.

— Дозорное зелье еще действует.

— Пройдёт... — я глянул на магочасы над дверью, — через семнадцать минут.

Нотт раздражённо фыркнул, превозмогая в себе классическое дамблдоровское 'ты ничего не хочешь мне сказать?'. С поручением он справился и теперь считал, что заслуживает хоть какой-то откровенности.

— Сейчас очень важно, чтобы ты знал как можно меньше, — всё-таки сказал я. — Пока неизвестно, до каких небес дойдёт переполох, который, возможно, уже начался, и какие методы будут применены для разбирательства. Утром мы проснёмся пораньше и как следует позанимаемся перед уроком Флитвика. Нужно будет повторять заклинания, пока мы не подготовимся к уроку.

Он понял мой намёк — нам было не впервой маскировать применение своих палочек. Министерские буферные чары на палочках для Приори Инкантем содержали сведения о пятидесяти последних выполненных заклинаниях. Уяснив, что ему еще рано знать подробности этой авантюры, Тед успокоился и улёгся спать.

В шесть утра я растолкал его, и мы в течение часа заполняли буферы своих палочек смесью бытовых заклинаний и изученных на последних занятиях у Флитвика. Как оказалось, вовремя, потому что когда мы спустились на завтрак, у входа в Большой Зал нас встретила команда авроров, проверявшая палочки учеников на последние выполненные заклинания. Разумеется, наши палочки оказались вне подозрений. Тед с искренним недоумением спросил уже сидевших за столом, что случилось — ему не верилось, что пропажа вещи из тайника в рунном зале была обнаружена так быстро и вызвала такие последствия. Но никто ничего не знал.

За завтраком я как бы между делом посмотрел на преподавательский стол. Все там выглядели обеспокоенными и подозрительно оглядывали зал. Я не сказал бы, что какая-то часть этих взглядов доставалась лично мне — в глазах преподавателей я был примерным учеником, давно уже не попадавшимся ни на чём предосудительном и не нарывавшимся на отработки даже у Снейпа. Посматривали и на наш стол, поскольку слизеринцы традиционно считались злонамеренными личностями, но гораздо больше внимания доставалось гриффиндорскому столу, за которым сидели самые отъявленные хулиганы.

Только Дамблдор, с выражением лица, не имеющим ничего общего с привычным стариковским рассеянным добродушием, упорно сверлил меня взглядом из-под очков-половинок. Прятать глаза от директора я не стал — напротив, непонимающе задержал на нём взгляд, словно гадая, чем я удостоился такой неприязни. Заодно и проверил, на месте ли моё заклинание рассеянности, которое было трудно обнаружить, но довольно-таки легко снять. Теперь, когда Дамблдор лишился магической подпитки Хогвартса, с легилименцией у него должно быть не ахти как, да и не только с ней.

По состоянию палочек были задержаны близнецы Уизли и несколько старшекурсников с Равенкло. Впрочем, последних почти сразу же отпустили, как только Флитвик подтвердил, что вчера эти ученики занимались у него на факультативе. Занятия на сегодня отменили, близнецов увели на дальнейшее расследование, остальным ученикам было велено разойтись по общежитиям и никуда не выходить, а старостам — задержаться на собрание, а затем проконтролировать выполнение этого приказа.

— Кто-нибудь знает, что произошло? — воззвал Драко, когда все наши вернулись с завтрака и разбрелись по гостиной. — Я умираю от любопытства!

От любопытства умирал не он один. Все кинулись наперебой строить гипотезы, большинство которых сводилось к тому, что в Хогвартс снова пробрался Блэк. Вскоре с собрания вернулся Морис, и слизеринцы налетели на него с расспросами.

— Тише, сейчас всё расскажу! — Морис поднял руки вверх, призывая к тишине. Все мгновенно замолкли. — Этой ночью в Хогсмиде было совершено нападение на 'Кабанью голову'. Когда хозяин, Аберфорт Дамблдор, услышал взрыв на крыше своей таверны и выбежал на улицу, на него напал огромный чёрный пёс, который чуть не загрыз его. Аберфорт мог бы погибнуть, если бы к таверне не подтянулись дементоры, но пёс учуял их издали и убежал. Дементоры погнались за псом и скоро потеряли его из вида, животных они чуют плохо. На шум выглянули соседи Аберфорта, они подобрали его и вызвали помощь. Сейчас он в Святом Мунго. Директор считает, что этот пёс — не кто иной, как Блэк в анимагической форме.

— А при чём тут Хогвартс? — поинтересовался кто-то из старшекурсников.

— Директор допускает, что в Хогвартсе у Блэка есть сообщники. Узнав о нападении на брата, он сразу же вызвал авроров для проверки ученических палочек, потому что крыша 'Кабаньей головы' была разбита очень мощным заклинанием. У Блэка своей палочки нет, её отобрали перед Азкабаном и сейчас она хранится в Министерстве.

— Тогда уж и преподавателей надо проверять, — снизошёл до комментария Уолтер Бойд.

— Как они между собой разберутся, нас не касается, — ответил Морис. — А пока пусть никто никуда не выходит — лишние проблемы нам ни к чему. Дамблдор вне себя из-за брата, он в ярости и выглядит очень опасным, поэтому лучше не искушайте судьбу.

Слизеринцы — не грифы, никому и в голову не пришло бы искушать судьбу. Поначалу наши впечатлились, но сведений было слишком мало, и довольно скоро всем надоело обсуждать происшествие. Кое-кто остался в гостиной, но большинство разбрелось по комнатам. Ушли к себе и мы с Ноттом.

Едва за нами закрылась дверь, как Тед остановился и испытующе посмотрел на меня.

— Блэк, значит?

Я медленно повёл головой в жесте отрицания.

— Совпадение. Весьма удачное, но всего лишь совпадение.

24.

Не успели мы с Тедом прочитать и по десятку страниц, как в нашу дверь постучали. Это был Морис, сказавший, что в гостиной нас ожидает декан. Как оказалось, Снейп вызывал слизеринцев поочерёдно и спрашивал каждого, не заметил ли кто вчера чего-нибудь подозрительного. Судя по тому, что декан вёл допрос спустя рукава, он и не надеялся ничего найти. Когда ученики были опрошены по отдельности, он созвал в гостиную весь факультет и объявил, чтобы сегодня никто не ходил никуда, кроме как поесть в Большой зал, потому что малейшее подозрение может обернуться очень тяжёлыми последствиями. Напоследок Снейп добавил, что если у кого-то здесь хранится что-то запрещённое, пусть приберут это подальше, чтобы не попадалось на глаза.

Он выдержал многозначительную паузу и обвёл учеников взглядом, на мгновение цепко задержавшимся на мне. Я, собственно, и не считал школьную тумбочку самым безопасным местом в мире, поэтому ничего запретного в своей комнате не держал, если не считать таковым плащ-невидимку, еще на первом курсе возвращённый мне Дамблдором. Тед, насколько мне было известно, тоже. Если я иногда и почитывал здесь запретные книги, для их хранения существовала Тайная комната. Более того, с недавних пор я стал накладывать сторожевое заклинание на сундучок с вещами — не столько для того, чтобы ничего не стащили, сколько для того, чтобы ничего не подкинули. Кто знает, как далеко зайдут некоторые личности, которым хочется выдать меня за нового Тёмного Лорда...

Тем не менее у нас было несколько ценных вещиц, которые под предлогом подозрительности могли прилипнуть к загребущим ручонкам авроров. Кое-какие книги, тот же плащ-невидимка хотя бы. Уверен, Дамблдор воспользуется любым предлогом, чтобы изъять его у бывшего Избранного хотя бы для того, чтобы передать новому, а плащ был нужен мне самому. К тому же это не что-нибудь, а фамильный артефакт, которым обязан дорожить любой родовой маг, уважающий себя и своих предков.

Поэтому, как только за Снейпом закрылась дверь общежития, мы с Тедом собрали всё своё ценномагическое и я с помощью Фиби переправил эти вещи в Тайную комнату. Может, и обойдётся, но зачем рисковать?

За обедом близнецы Уизли уже сидели за своим столом. Чужого преступления им не приписали — да и Дамблдор не позволил бы обвинить своих сторонников. Сам он выглядел подавленным и сильно полинялым, его роскошная седая борода словно бы уменьшилась и поредела, а её цвет из благородно-серебристого превратился в грязно-серый. Оно и понятно, ведь внушительность мага во многом зависит от мощи его ауры, а наш директор после отъёма краденой магии должен был существенно потерять в силе. Благостно-отеческое выражение лица директора исчезло бесследно, да и было с чего — из перекормленной кошки, давно пресытившейся поеданием мышей и лениво поигрывающей ими, он вдруг превратился в такую же мышь, и не самую большую. И эта серая мышь с недоброй подозрительностью поглядывала в мою сторону.

Авроры шныряли по Хогвартсу весь день, но до повального обыска общежитий у них не дошло. Видимо, домыслов Дамблдора, что, возможно, кто-то из здешних был сообщником Сириуса Блэка, оказалось мало для того, чтобы перетряхивать пожитки трёх сотен заведомо невиновных учеников, а чтобы указать пальцем на кого-то конкретно, у директора не было фактов. Во время ужина я заметил, как директор, выходя из-за стола, со строгой и постной миной распорядился о чём-то Снейпу. Тот недовольно поморщился, но кивнул.

Разгадка этого приказа выяснилась уже через полчаса после ужина, когда Снейп пришёл в общежитие и позвал меня в зельеварни. Там он привёл меня в кабинет — тот самый, где я выкладывал воспоминания в думосброс — и вопреки своему обыкновению вспомнил о правилах хорошего тона.

— Садитесь, мистер Поттер, — предложил он, сохраняя привычное выражение лица, заставлявшее подозревать, не висит ли на его длинном носу капля дерьма.

— Благодарю вас, сэр, — я сел в указанное кресло и выжидательно посмотрел на декана. Мне следовало бы добавить что-нибудь вроде 'чем обязан вашему вниманию', но в мои намерения не входило облегчать ему задачу.

— Мистер Поттер, ваши утренние ответы меня полностью устроили, но директор настаивает на том, чтобы я задал вам ещё несколько вопросов, — сходу сдал он мне Дамблдора.

— Я вас слушаю, сэр, — ровным голосом ответил я.

— Напомните для начала, что вы ответили мне утром.

— Если у вас такая короткая память... — я слегка повёл плечами. — Когда мы с Ноттом пошли на завтрак, у входа в Большой зал обнаружились авроры, которые проверили наши палочки. Затем мы оставались в гостиной, пока Морис не сообщил, что в Хогсмиде было совершено нападение на 'Кабанью голову', в результате которого пострадала крыша таверны. На месте преступления был замечен Сириус Блэк в анимагической форме, который сильно покусал владельца таверны. Вот, собственно, и всё.

— Поттер, вы имеете какое-либо отношение к этому событию? — спросил напрямик Снейп. Не думаю, что он ожидал услышать правду, но по моей реакции он надеялся увидеть, насколько я правдив. Тоже метод, я и сам им не пренебрёг бы.

— Не больше, чем наш уважаемый директор, — ответил я чистейшую правду. Снейп, разумеется, не понял подоплёки моего ответа, но всё равно хмыкнул.

— Вы в курсе, насколько пострадала таверна?

— Морис сказал, что там что-то с крышей.

— Вас не удивляет, что напали именно на крышу, а не на что-то другое?

— Если подумать... — я изобразил глубокую задумчивость. — Там какая-то золотая штуковина была, вроде петуха. С виду она дорогая, а Блэку в его положении могут понадобиться деньги.

— Хммм... — Снейп заинтересованно глянул на меня и машинально потёр свой нос. Брезгливое выражение исчезло с его лица, словно этим движением он стёр невидимую каплю дерьма, заставлявшую его морщиться. — Не ожидал я от вас такого предположения, Поттер... Я думал, вы скажете, что понятия не имеете.

— Есть очевидные вещи, профессор, отрицать которые не только глупо, но и подозрительно — как, например, то, что вы говорите со мной по приказу директора. Золотой петух на таверне был, заметная такая блестяшка, я видел её во время прогулок по Хогсмиду. Если он цельный, это несколько фунтов золота, не меньше.

— Золотой феникс, — поправил меня декан.

— Возможно, — покладисто согласился я. — Издали не разберёшь.

— То есть, вы считаете, что нападение произвёл Блэк из-за денег?

— Я только ответил на вопрос, почему кто-либо — неважно даже, Блэк или не Блэк — мог напасть именно на крышу, — я усмехнулся. — Если петух вдруг окажется позолоченным, злоумышленник будет жестоко разочарован.

— Вы сомневаетесь, что это был Блэк?

— В подозреваемые он, несомненно, попадает.

— Как по-вашему, могут у него быть сообщники в Хогвартсе?

— Не могу утверждать наверняка, но это вряд ли. Даже его бывший друг Люпин — непохоже, чтобы он рвался на помощь Блэку.

— А лично вы, Поттер — вы точно еще не успели познакомиться с Блэком? — Снейп подозрительно сощурился на меня в ожидании ответа.

— Увы, профессор... хотя у меня нашлось бы что сказать ему. Всё недосуг как-то... По слухам, за Блэком гоняется наш новый Избранный в компании Грейнджер и младшего Уизли, — в этом месте декан слегка приподнял бровь — он ничего не знал о закулисной возне грифов. — Спросите у них, насколько они преуспели.

— Откуда у вас такая осведомленность, Поттер?

— Профессор, не тратьте дорогое время на выяснение ненужных вещей, — мой тон получился чуть более небрежным, чем следовало бы. — Дамблдор знает это напрямик, без вас.

Глаза Снейпа расширились. Так получилось, что я невзначай зацепил одну из самых больных струнок в самолюбивой душе декана, упустив из вида общеизвестное правило — чем пренебрежительнее человек относится к окружающим, тем менее он терпим к такому же отношению в свой адрес. Снейп считал, что его окружают одни ничтожества. Он не только не скрывал, но и всячески подчёркивал, что считает ничтожеством меня. Казалось бы, это только справедливо, что и я считаю его ничтожеством, но Снейп от этого так взбеленился, что полностью утратил самообладание. В порыве ярости он ударил по мне легилименцией, чтобы силой вырвать тайну, в которой я так непочтительно отказал ему.

Моё Элузио он порвал как бумагу, но оно и не предназначалось для открытого противостояния. Зато дальше его встретила моя новая защита Куспидиа муро, специально разработанная, чтобы нанести вторженцу как можно больший вред. Я поставил её в прошлом году после ментального нападения Дамблдора и, откровенно говоря, надеялся, что он нарвётся ещё раз. Но старик с тех пор осторожничал, а теперь на неё налетел Снейп, словно конница на копья.

Вгорячах он атаковал мою память втрое дольше, чем следовало для безвредного отступления. Когда он отпрянул наконец, его глаза покраснели от полопавшихся сосудов, а из носа текла кровь.

— Вы, Поттер... — прошипел декан.

— Профессор, не знаю, как у вас с окклюменцией, но легилимент из вас так себе, — холодно сказал я, потому что счёл его нападение подлым. — Шарить в головах у беззащитных грязнокровок — это ваш потолок, а ко мне вы лучше и не лезьте.

Я и не шевельнулся, чтобы подлечить Снейпа, догадываясь, что это взбесит его снова. Сам он заметил, что с ним что-то не в порядке, только когда кровь из носа стала капать ему на мантию. Снейп раздражённо махнул палочкой, наложив на себя заклинания лечения и очистки, затем опять прошипел:

— Вы, Поттер, совсем страх потеряли. Погодите, нарвётесь вы у меня....

— Ну почему же, профессор, я опасаюсь вас, насколько вы того заслуживаете. Спиной к вам я не повернулся бы — но я не трепещу перед вами, здесь вы правы. Я ни перед кем не трепещу, профессор.

Снейп тем временем стал если не успокаиваться, то овладевать собой.

— Не помню, кому ещё удавалось так вывести меня из себя, — огрызнулся он. — Какая же вы несносная маленькая дрянь!

Я промолчал. В конце концов, обзываться — это плебейство.

— Вы даже не пытаетесь опровергнуть мои слова, Поттер, — продолжил он с нескрываемым злорадством.

— Я не мешаю вам заблуждаться на мой счёт, сэр. Если вы видите во мне только мальчонку-недоростка, которого считаете вправе попрекать отцом и называть несносной дрянью, это исключительно ваша личная проблема.

— А кого ещё я должен в вас видеть? — пренебрежительно фыркнул Снейп. — Уж не Избранного ли?

— Это уж вы сами разбирайтесь, сэр, а меня ваше мнение обо мне вполне устраивает. Почему я должен вправлять мозги человеку, всё удовольствие которого состоит в том, чтобы отрываться на зависимых от него детях? Есть этому хоть одна причина? Нет, профессор.

Снейп побелел от бешенства, но он уже вспомнил о самоконтроле и потому сдержался. Только его пальцы впились в подлокотники кресла.

— Не знаю, почему я до сих пор не убил вас, Поттер, — сквозь зубы процедил он. — Разве только потому, что Люциус всегда отзывается о вас с непонятным для меня уважением.

Я хмыкнул и пожал плечами.

— На то он и Малфой, чтобы быть дальновиднее.

Как ни странно, Снейп ничего на это не ответил. Установилось молчание, в течение которого он сверлил меня взглядом. Я тоже размышлял, и тоже о своём собеседнике. Опекун рассказал мне кое-что о своём бывшем подчинённом, чтобы я лучше понимал декана. Мать Снейпа, девица из некогда сильного, но ныне захудалого магического рода Принсов, вышла замуж вопреки воле родителей. По любви. За магла. За серость и пьяницу. В свои сопливые шестнадцать она вообразила, что разбирается в жизни, в парнях и в любви гораздо лучше, чем её родители. Что заслужила, то и получила — муж глумился над ней, бил её и сына, пропил всё, что мог, и свёл её в могилу гораздо раньше естественного для магов срока. И породила эту вот личность, приученную обходиться со слабыми по законам подворотни, на которых она воспитывалась.

— Я не понимаю вас, Поттер, — хмуро выговорил наконец декан. Означало ли это, что сейчас он честно пытался понять меня?

Я отрицательно покачал головой.

— Не меня вы не понимаете, профессор. В вашей картине мира вы безоговорочно подчиняетесь стоящему над вами Дамблдору. За это вы пренебрегаете равными вам преподавателями, а ученики безоговорочно трепещут перед вами. Вы не понимаете того, как я, будучи учеником, смею не трепетать перед вами и этим нарушать вашу картину мира. Поэтому я для вас — гадкая соринка в отлаженном механизме. Или, если вам так понятнее, игла дикобраза в котле с кипящим успокоительным зельем.

— Но вы и есть ученик, Поттер! Как вы смеете строить из себя непонятно что?

— Это потому что вы мыслите только сегодняшним днем, профессор. Мне осталось три с половиной года до совершеннолетия и четыре с половиной до выпуска, если к тому времени я еще останусь в Хогвартсе. Четыре года — это совсем немного.

Снейп постепенно успокаивался. Чем больше я загружал его рассудок, тем меньше в нём оставалось места для эмоций.

— Поттер, даже когда вы станете взрослым, вам всё равно понадобится умение подчиняться, — аргументировал он.

— Кому, профессор? Если учесть мой будущий титул и размеры моего наследства, я такую персону вот так сразу и не припомню.

— А Дамблдор?!

Я сам не ожидал, что у меня может возникнуть эмоция, близкая к неуправляемой. В данном случае — смех. Разумеется, это было не лошадиное ржание, но уголки моих губ невольно приподнялись в улыбке — до сих пор я улыбался только по собственной воле, когда считал это уместным. Если когда-нибудь, не приведи Мерлин, у меня появятся подобные эмоциональные реакции, управление ими может оказаться серьёзной проблемой. Всё-таки другие люди учатся этому с пелёнок.

— Что вы лыбитесь, Поттер? — проворчал Снейп, исчерпавший на сегодня запас своей злобности.

— Вы, оказывается, настолько учитель, сэр... Страшнее директора для вас зверя нет.

Снейп задумчиво хмыкнул вместо того, чтобы огрызнуться. Похоже, с ним можно было общаться после того, как он перебесится. Интересно, на кого он наорал перед тем, когда мы с ним разговаривали нормально?

— Станешь тут с вами учителем... — мрачно констатировал он. — Как ни противно мне признавать, Поттер, но это вы верно подметили. Почти пятнадцать лет школы, тупых учеников, в которых не вдолбишь элементарщину, каждый год одни и те же азы, одно и то же равнодушие к моим усилиям — всё это даёт отпечаток. Всё как в песок, беспросвет полный... И, главное, деваться некуда.

— Вас держит Дамблдор. С нищетой вы справились бы. Клятвой вы теперь не связаны... или связаны?

— Нет.

— ...но есть вещи, которые связывают не хуже клятвы, так? Угроза Азкабана, например.

— Вы опять правы, Поттер.

— Я понимаю, что бывают тяжести, с наскока неподъёмные. Но если не раскачивать камень преткновения, можно всю жизнь проторчать перед ним.

— Смотря какой камень, Поттер. Бывают и такие, которые можно раскачивать всю жизнь и не добиться успеха.

— По крайней мере, вы раскачивали бы камень, а не смотрели бы на него и не злились, что он лежит у вас на дороге. От пустопорожнего созерцания препятствий очень портится характер, сэр.

Снейп понял намёк, но не разозлился, а невесело рассмеялся.

— Возможно, Люциус знал, что говорил... — он заметил мой взгляд, брошенный на магочасы. — Да, скоро отбой. Идите, Поттер.

Я попрощался с ним и пошёл к двери. Когда я взялся за дверную ручку, Снейп вдруг окликнул меня:

— Поттер!

Я оглянулся.

— Вы всё-таки повернулись ко мне спиной.

— Я контролирую пространство вокруг себя, сэр.

На следующий день авроры не появились в школе — по слухам, они присоединились к своим напарникам в Хогсмиде. Вчерашние события утратили новизну и сенсационность, тем более, что относились они не к Хогвартсу. Уроки возобновились, хотя и с некоторыми изменениями. До обеда у нас по расписанию была арифмантика, а послеобеденную историю магии заменили пропущенной накануне трансфигурацией. Грифы шушукались, на слизеринской половине класса, как обычно на уроках МакГонаголл, царила тишина. Мы с Тедом неспешно вникали в простенькую трансфигурацию каменного обломка в вазу.

С самого начала урока я заметил, что МакГонаголл как-то странно поглядывает на нас. Не истолковав внимание Мак-кошки в точности, я на всякий случай запомнил её поведение, чтобы знать на будущее, если за ним что-то последует. На первом часу занятий не произошло ничего, но на втором профессор подошла вплотную к Нотту и стала наблюдать за каждым его движением. Кто-то, может, занервничал бы и сбился, но не Тед — он и сам по себе был очень собран, и моя аура способствовала его спокойствию. Он чётко проделал необходимые действия и превратил камень в небольшую изящную вазу, свидетельствовавшую об его хорошем вкусе.

— Вы неправильно держите палочку, Нотт, — изрекла МакГонаголл, когда он закончил трансфигурацию камня.

Это было явной ложью. Я сам видел, что Тед выполнил заклинание без ошибок, да и безукоризненно получившаяся ваза демонстрировала это.

— Простите, профессор, возможно, я не доглядел, — смиренно согласился он. Еще на первом курсе я втолковал Теду, как нужно вести себя в случае преподавательских провокаций — под предлогом, чтобы он не создавал мне проблем, но на самом деле для его же безопасности. Тед воспринял это как свой вассальный долг и всегда вёл себя на занятиях так, чтобы исключить малейшие придирки.

— Вам следовало бы слушать мои объяснения внимательнее, — строго сказала МакГонаголл, сделав на его вазу Фините инкантатем. — Повторите ещё раз.

Тед еще раз, подчёркнуто безупречно, трансфигурировал камень в вазу.

— Я же сказала — вы неправильно держите палочку!

— Простите, профессор, не могли бы вы показать мне, в чём моя ошибка? — вежливо попросил Тед.

Ошибки у Теда и на этот раз не было, поэтому показывать ему было нечего.

— Вы должны были слушать меня вместе со всеми! — МакГонаголл снова отменила его заклинание. — А сейчас проделайте трансфигурацию ещё раз, правильно!

Весь класс уже понял, что происходит что-то не то, и следил за ними, затаив дыхание. Тед скосил на меня взгляд, прочитал в моих глазах предостережение и утвердительно опустил веки. Мак-кошка это заметила.

— Не переглядывайтесь с Поттером, Нотт, это вам не поможет. Работайте сами. И проведите наконец трансфигурацию в соответствии с моим объяснением.

Если человек выполняет работу правильно, а от него требуют чего-то иного, ему остаётся только сделать её неправильно. МакГонаголл рассчитывала сбить Теда на неверное выполнение, чтобы было к чему придраться, но Тед на это не попался и снова произвёл трансфигурацию с подчёркнутой безупречностью.

— Вы слушаете меня или нет, Нотт?! — возмутилась МакГонаголл, уничтожая его работу. — Или вы путаетесь в трансфигурации назло мне?

— Профессор, я внимательно слушал ваше объяснение, но по-прежнему не понимаю, в чём моя ошибка. Возможно, это какая-то мелочь, которую я упускаю из вида.

— В трансфигурации нет мелочей! — она нашла наконец, к чему прицепиться. — Мне очень жаль, что проучившись у меня почти три года, вы всё еще не поняли это! Вам отработка, Нотт — поразмыслите об этом сегодня после ужина, помогая Хагриду!

Вот оно что... Мак-кошке зачем-то понадобилось спровадить Теда сегодня вечером к нашему лесничему. Он остался с отпавшей челюстью, а взъерошенный взгляд МагГонаголл перескочил на меня. Разумеется, я не мог оставить Теда без заступничества, как она и рассчитывала.

— Простите, мэм, но как можно вникнуть в тонкости трансфигурации, таская навоз у Хагрида? — поинтересовался я, не дожидаясь повторения сцены.

— Хороший вопрос, Поттер. Можете поискать на него ответ сегодня вечером, потому что за свою дерзость вы пойдёте к Хагриду на пару с Ноттом.

Так, поправка... Мак-кошке поручили заслать на отработку нас обоих, поэтому она и начала с Теда. Достанься эта отработка только мне, я промолчал бы, но простить Нотта я ей не мог.

— Ваша услужливость директору не знает границ, мэм. Я сказал бы даже, что она даёт сто очков форы любой беспринципности.

Класс обмер. МакГонаголл сглотнула и пошла красными пятнами.

— Как вы смеете, Поттер... — прошипела она, когда к ней вернулся дар речи.

— А вы хотели устроить мне отработку ни за что? Нет уж, за дерзость так за дерзость. На что вы надеетесь — что вашей подтасовки никто не заметит или что вам побоятся сказать о ней в лицо? Чему вы детей учите — профессор... — с оттяжечкой выплюнул я последнее слово.

— Поттер, вон из класса!!!

Я стал укладывать учебные принадлежности в сумку, Тед тоже начал собирать свои.

— А вы куда, Нотт?! — снова раздался хриплый от возмущения голос МакГонаголл. — Я вас не высылала!

Руки Теда замерли. Он поднял голову к профессору.

— Вам опять нужен повод, да? — до изумления спокойно произнёс он. — Вы должны были остановить рыжее отребье, когда оно прицепилось к Поттеру в Большом зале. Пока там были вы, никто из преподавателей не имел права это сделать — а вы промолчали, мэм.

МакГонаголл остолбенела от шока, и мы с Тедом беспрепятственно покинули класс.

— А ты молодец, не позволил сбить себя на заклинании, — сказал я ему, когда мы шли по коридору к общежитию. — Не оставил ей ни щёлочки для самооправдания.

— Всё равно не выкрутился.

— И не выкрутился бы — от неё требовалось под любым предлогом отправить нас сегодня на отработку к Хагриду. Наверняка с подачи Дамблдора.

— Это связано со вчерашним происшествием? — полуутвердительно спросил Тед.

— Больше не из-за чего. У директора что-то подготовлено, иначе Мак-кошка не действовала бы так грубо и поспешно.

— У него есть причины подозревать нас?

— Только одна — ему больше некого подозревать. Будем собираться на отработку, как в поход — вещи, зелья, еда, одежда. Что-то от неё Запретным лесом попахивает.

— Нам понадобится что-нибудь из спрятанного? Твой плащ, портальные браслеты?

— Нет, обойдёмся. Мало ли, вдруг целью как раз является их отъём. Держись ближе ко мне, а я справлюсь и так.

На ужин мы пошли сразу с безразмерными сумками, которые снаружи были невелики и легко прятались в складках школьной мантии. И правильно сделали, потому что Хагрид подошёл к нашему столу и сказал, что будет ждать нас в главном холле. Пока мы шли до хижины, лесничий разъяснил задачу на сегодня — оказывается, для зельеварения требовалось заготовить цветов лунного крокуса, который расцветал во время таяния снега, обычно в начале февраля.

— Цветочек у него ма-аленький... — Хагрид свёл на ходу лапищи, чтобы показать нам пальцами-сардельками, какой величины эти цветочки. — Мне и целиком этот кустик не вырыть, не поломавши, а цветочек у него вот такусенький... — он споткнулся, увлекшись показом. — Я сразу сказал Дамблдору, помощники мне понадобятся, а он и говорит, значицца, что будут. Ночью копать его надо — не Дамблдора, а крокус этот — на растущей луне, чтоб в цветках сила была. Но вы, ребятки, и ботву у него берите, и луковицу — весь целиком, значицца, раз уж случай такой вышел. Я вам сборные корзинки выдам, у меня они как раз на такой случай припасены.

В хижине он выдал нам по корзинке, вытащив их из-под огромной грубо отёсанной деревянной лавки. В каждой было несколько отделений для трав и еще одно для инструментов, с костяной лопаточкой, костяными же ножницами и мотком тонкой верёвки. Сезон для сбора крокуса был правильный, время сбора тоже — значит, подвох заключался в чём-то ещё. Если не считать того, что с Хагридом вообще ходить по Запретному лесу опасно.

Вечер, на наше счастье, выдался ясный и безветреный. На быстро синеющем небе проступали первые крупные звёзды, над вершинами леса остро блестел восходящий серп семидневной луны. Весенние запахи были просто ошеломляющими, и если бы не вязкая почва под ногами, условия прогулки приближались бы к идеальным. Хагрид исполнял при нас роль и проводника, и гида, с энтузиазмом рассказывая обо всём, что встречалось по пути, будь то животное, растение или птица. Будучи полувеликаном, он прекрасно видел в темноте и постоянно забывал, что люди к этому неспособны. Мысль о том, как мы в полночь будем собирать цветочки, и не думала забредать в его простую голову. Впрочем, в нашем распоряжении всегда был Люмос, но это означало заявить о себе на весь лес. Поэтому когда вокруг окончательно стемнело, мы с Тедом ограничились тем, что сделали по глотку Дозорного зелья.

Лунные крокусы росли у Мордреда на куличках, и мы пришли на прогалину с ними где-то около полуночи. Их белые полузвёздочки-полуколокольчики с жёлтыми рыльцами были разбросаны по всей прогалине, а особенно кучно на её возвышенной части.

— Вот, ребятки, — с удовлетворением сказал Хагрид, по-хозяйски оглядев поляну с белыми цветами. — Вы значицца, копайте, а я, значицца, тут постою. Берите ножницы, лопатки, и собирайте цветки отдельно, травку отдельно, луковки отдельно, а то всё слипнется от грязи и потом не разберёшь.

Грязи у нас всю дорогу хватало — снег почти растаял, а земля еще и не начинала просыхать. Чавкая башмаками по чёрной жиже, мы с Тедом присели около скопления крокусов и принялись за работу. Хагрид потоптался на месте минут пять, затем ему это наскучило.

— Ребятки! — позвал он. — Мне тут, эта, надо еще яду у акромантулов взять. Тут недалеко, я быстро обернусь, за часок, а вы как раз крокусов наберёте. Ну я, эта, ладно, пошёл? Тоже дело, чего тянуть-то...

Мы с Тедом переглянулись. Не успел я ответить, как великан уже развернулся и зашагал в лес.

— Это что же — завели и бросили? — поинтересовался Тед, прислушиваясь к удаляющемуся хрусту валежника под тяжёлыми ступнями Хагрида.

— Через час узнаем, — ответил я. — А пока будем собирать крокусы.

Довольно скоро мы набрали достаточно луковиц этого растеньица, затем перестали брать листья и стали состригать только цветы. Я работал сосредоточенно, но не забывал прислушиваться к окружающему лесу, откуда в любое мгновение мог вылезти какой-нибудь неприятный сюрприз.

Сторонний сигнал пришёл не снаружи, а изнутри. Сработало сторожевое заклинание, наложенное на мой школьный сундучок с вещами.

— Что? — насторожился Тед, увидев, что мои ножницы замерли на полпути к очередному цветку.

— В мой сундук кто-то лезет. Там, в общежитии.

— Успешно?

— Нет. Но если бы я предвидел именно это, он остался бы дожидаться нас с рукой в сундуке, а так у него еще есть шанс сбежать.

— Ты можешь определить, кто это?

— Могу, но не здесь, а там, после наложения заклинания идентификации. Я начинаю догадываться, для чего нас выслали сюда.

— Но одно не исключает другого, — благоразумно напомнил Тед.

— Хагрид — не МакГонаголл, его не уговоришь причинить нам умышленный вред ради общего блага. Такие абстрактные категории не для него. Расчёт мог быть только на то, что сам он — ходячая опасность. И ожиданий он пока не обманывает — час прошёл, а его всё нет.

— Он уже идёт, слышишь?

— Где?

Я тоже прислушался. Ветки не хрустели, но определённо возникало ощущение чьего-то приближения. Хагрид не мог двигаться так тихо и аккуратно. Я поднялся с корточек и стал оглядываться. Тед последовал моему примеру.

— Кентавры... — выдохнул он, сообщив мне то, что я уже видел сам.

25.

Они перемещались между деревьями неспешно и плавно, словно ожившие тени, приближаясь с той же стороны, что и мы с Хагридом. На прогалину они не вышли, а рассыпались полукругом по её краю, затем один из них — вороной и чернобородый — взмахнул вытянутой рукой вверх. Мы услышали скрип натягиваемых луков, а по следующему его жесту весь табун выступил из леса.

Оказавшись под прицелом десятка стрел, я мгновенно выставил Эгиду, общую на себя и Теда. Вороной кентавр остановил свой отряд очередным движением руки и направился к нам.

— Вы нарушили границу наших владений, — холодно сказал он, когда между нами осталось несколько шагов.

— Не по своей воле, — ответил я, а затем добавил магического усиления в голос, чтобы меня слышали все кентавры. — Уберите луки.

— Какое право ты имеешь требовать с нас это, человек?

— Вы начали переговоры с угроз, взяв на прицел двух безоружных подростков — не разобравшись, не выяснив сначала, как и почему мы оказались здесь, — заговорил я. — Раз вы считаете язык угроз наилучшим, я тоже буду разговаривать на нём и, надеюсь, вы поймете меня правильно. Я не спрашиваю вас, какое право вы имеете нацеливать на нас стрелы, но если хоть одна из них случайно сорвётся с лука, я расценю это как нападение на нас. А поскольку этот щит под обстрелом я долго не удержу, я постараюсь покончить с вами до того, как он упадёт. Разумные существа, стреляющие в детей, не заслуживают того, чтобы жить.

Установилось напряжённое молчание, в течение которого вороной созерцал нас с Тедом. Затем он сделал своему отряду опускающее движение вытянутой рукой — и кентавры убрали луки.

— Ты дерзок, человеческий жеребёнок, — сообщил он мне.

— Чтобы отправить меня сюда, меня обвинили в дерзости. И я постарался, чтобы обвинение не оказалось напрасным.

Мы смотрели глаза в глаза — у хищников это означает враждебные намерения.

— Ты говоришь, что пришёл сюда не по своей воле. А по чьей же?

— Наш директор Дамблдор уговорил профессора МакГонаголл подвести нас с Тедом под наказание. Хагриду он велел заготовить лунный крокус и обещал помощников, — я кивнул кентавру на наши корзины. — Не удивлюсь, если он в сговоре с вами и пообещал вам что-нибудь за то, что вы пристрелите нас.

— Мы не вступаем в сговор с людьми, человечек, — с неподражаемым презрением заявил вороной. — Своим предположением ты оскорбил наш народ.

— Вы тоже оскорбили меня, нацелив на меня луки, так что мы всего лишь в расчёте.

— Принимается, — согласился кентавр после нескольких секунд размышления. Он поглядел вверх и в течение минуты созерцал усеянное звёздами небо. — Марс нынче очень яркий...

Я тоже поднял взгляд и посмотрел на звёзды.

— Если бы только Марс... Четыре конъюнкции по две в квадратурах, что означает зарождение новых возможностей в напряжённых условиях. Парад планет еще в силе и ни одного гармоничного аспекта. Плутон в конъюнкции с восходящим лунным узлом, а это знаменует судьбоносные события государственной важности. И вообще начало февраля этого года выглядит как настоящий астрологический кошмар.

— Кентавры никогда не нападают на жеребят, — произнёс вороной в пространство.

— Я заметил, — отозвался я, глядя туда же.

— Твоя аура сияет, как ночное солнце.

— Вы видите ауры, — озвучил я свою догадку.

— Да. Твою ауру видно издали. Но издали не видно, что ты жеребёнок.

Так вот почему они приближались к нам, словно к вооружённому отряду! И не усомнились ведь, когда я пригрозил разделаться с ними...

— Можешь убрать щит, мы вас не тронем, — предложил вороной.

Эгида пока не утомляла меня, но оставаться под щитом после этих слов было бы жестом недоверия и, соответственно, враждебности. Я убрал щит.

— Меня зовут Бэйн, — сказал кентавр.

— Меня — Гарри Поттер, — представился я в ответ, — а моего друга — Теодор Нотт.

— Гарри Поттер... — повторил за мной Бэйн. — Тот самый человеческий Избранный.

— Бывший Избранный, — поправил я кентавра. — Прошлой осенью меня переизбрали.

— Это невозможно.

— Для Дамблдора и не такое возможно.

— Избирает не он, а Судьба. Звёзды говорят, что ты остаёшься Избранным.

— Я всё время считал, что это вообще выдумка Дамблдора.

— Бывает и так, что сочинения выдумщика случайно совпадают с правдой. Гарри Поттер, ты готов подтвердить свой особый статус перед Судьбой?

— Мне это не нужно.

— А если это нужно не тебе? — Бэйн как-то особенно пристально посмотрел на меня, и я догадался, что он имеет в виду нечто конкретное.

— Если кому-то очень нужно, чтобы я поработал Избранным, почему бы и нет? Надеюсь, задача посильная?

— Никто не осудит тебя, если ты с ней не справишься. Но если справишься, ты приобретёшь расположение нашего табуна.

— А что от меня потребуется?

Бэйн помешкал, выбирая, с какого конца приступить к повествованию.

— Прошлым летом на наше лесное святилище набрёл один из великанов. Они живут тут по соседству, в горах, но в лес так далеко не заходят. Но этот зашёл и унёс из святилища нашу главную ценность — артефакт Око Ясновидения, с которым сверяются наши лучшие прорицатели. Святилище всегда охраняют трое наших, но они ничего не могли противопоставить великану. Великан отдал артефакт вождю Грымгу, тот хранит его у себя в пещере. Мы много раз ходили к великанам на переговоры, но Грымг отказывается вернуть артефакт. Прорицать он не умеет, но говорит, что у него никогда не было такой красивой штучки и что он её не отдаст. Нужно, чтобы ты помог вернуть артефакт и чтобы это не вызвало войны между нами и великанами. Нас и без войны мало.

Шансов против великанов у меня, конечно, никаких не было. Я покосился на Теда, который тоже посматривал на меня — причём так, словно увидел впервые. И было от чего, сегодня он узнал обо мне кое-что новенькое.

— Ты справишься, сюзерен, — сказал он, поймав мой взгляд. — У тебя получится.

— Да? — скептически хмыкнул я.

— Да. Я в тебя верю.

— Ну если ты так считаешь, тогда попытаюсь, — в конце концов, удрать от великанов у меня должно получиться. Я обернулся к Бэйну, который слышал наше коротенькое обсуждение. — Я попробую, но за результат не ручаюсь. Могу только пообещать, что постараюсь не сделать хуже.

— Тогда следуйте за нами, — распорядился Бэйн.

— Мы не можем уйти отсюда просто так. Скоро сюда за нами должен прийти Хагрид. Он нас не отпустит, потому что здесь мы под его ответственностью, а затем мне потребуется разрешение директора, который примажется к этой истории и начнёт крутить её в своих интересах. Возможно, будет лучше, если мы пойдём с вами, а кто-то из ваших останется и скажет Хагриду, что вы задержали нас за нарушение границы — а о великанах вообще упоминать не стоит. Пока в школе с этим разбираются, я успею побывать у великанов. Думаю, одного-двух дней нам хватит — а если не хватит, мы договоримся отдельно.

— Разумно, — признал Бэйн. Подозвав свой отряд, он приказал двоим кентаврам дождаться Хагрида и сказать, что мы задержаны.

— И ещё... — добавил я. — Мы тут крокусов набрали. Нужно отдать наш сбор Хагриду — жалко же, если столько растений будет погублено зря.

Бэйн одобрительно наклонил голову и дождался, пока я не упакую наши с Тедом корзины в защитные и сохраняющие заклинания. Корзины были переданы двоим оставшимся кентаврам, а мы отправились вместе с отрядом.

Разумеется, мы с Тедом передвигались по лесу гораздо медленнее, чем кентавры. Бэйн очень скоро заметил это и остановился.

— Так мы и к утру не придём, — недовольно сказал он. — Мы никогда не возим людей на себе, словно неразумные животные, но необходимость налицо.

Бэйн окинул свой отряд оценивающим взглядом, выбирая, кого из его подчинённых меньше оскорбит приказ везти нас на себе.

— Подождите! — вмешался я. — Я вас понимаю — и мне не понравилось бы, если бы ко мне относились, как к ездовому животному. Но это и не понадобится. Тед, доставай метлу.

Кентавры понеслись по лесу вскачь, а мы с Тедом помчались за ними на мётлах. Не прошло и двадцати минут, как мы были на месте. Поселение кентавров располагалось в старом сухом лесу, далеко не таком мрачном, как прочие уголки Запретного леса. Даже сейчас, в начале февраля, эта местность выглядела уютной.

— Я доверяю тебе, Избранный — тебе и твоему другу, — было первыми словами Бэйна, когда мы остановились. — Вы никому не расскажете, где находится наше стойбище.

— Мы не расскажем, — подтвердил я. Тед только согласно кивнул.

— Вы устали. Сейчас вам дадут поесть и покажут, где отдохнуть, а завтра тебя проводят к великанам.

— И меня, — вмешался Тед.

— Я пойду один.

— Как всегда, сюзерен... — с досадой проворчал Нотт, но возражать не стал.

— Тед, если что-то пойдёт не так, одному мне будет легче спастись, чем с тобой, — не претендуя на геройство, ответил я. — Жизнь длинная, еще успешь ты влипнуть в неприятности.

— Судьба хранит Избранного, — добавил Бэйн. — До тех, кто рядом с ним, ей редко бывает дело.

Что-то в этом роде я и предполагал, когда ограждал Теда от своих проблем. Это я должен беспокоиться об его безопасности, если зараза-судьба ради него и палец о палец не ударит.

Проспал я часов пять, не больше, несмотря ни на вчерашнюю усталость, ни на то, что мы легли в четвёртом часу ночи. Тед еще спал, а я потихоньку выбрался из хижины, чтобы не разбудить его. Было позднее утро, кентавры уже позавтракали и в большинстве разбрелись по лесу. Кое-кто из них оставался в стойбище — видимо, для охраны. Здесь же был и Бэйн.

— Вам с другом оставили поесть, — сказал он, когда мы обменялись утренними приветствиями. — Завтракай, и если у тебя нет других дел, мы с тобой отправимся к великанам.

— А Тед? — напомнил я.

— Я отдал распоряжение, о твоём друге позаботятся.

Минут через пятнадцать я уже нёсся на метле за Бэйном, который бодрым галопом летел через лес. Дорога в горы заняла у нас часа полтора, хотя мы двигались с приличной скоростью. В предгорьях деревья сменились кустарниками, а затем скалами почти без растительности. Кентавр пробирался между ними по едва заметной тропке, слабо вытоптанной, но достаточно широкой, чтобы по ней прошёл кто-нибудь вроде Хагрида. Наконец он остановился у гладкого вертикального валуна, на обращённой к нам поверхности которого были выбиты рукотворные изображения — то ли символы, то ли рисунки.

— Здесь граница поселения великанов, — пояснил он мне, а затем отстучал копытом по камню какую-то сложную ритмическую последовательность. — Это я сообщаю им, что явился к ним на переговоры — незваных пришлецов нигде не любят. Сейчас к нам выйдут и встретят.

— Точно встретят? — поинтересовался я после того, как в течение нескольких минут к нам никто не явился.

— Встретят, это для них развлечение, — заверил меня Бэйн. — Великаны никогда не бросают свои дела. Как только кто-нибудь из них доделает то, чем занимался, вот он и придёт.

Еще через несколько минут на тропке показался идущий к нам великан. Он был почти вдвое выше Хагрида, которого, оказывается, можно было называть полувеликаном в буквальном смысле слова.

— Бэйн, — узнал он моего провожатого и осклабился. Меня он не удостоил быть замеченным.

— Брок, — приветствовал его Бэйн. — Я пришёл поговорить с вашим вождём.

— Вождь не отдаст вам красивый шарик.

— Всё равно поговорить надо.

— Вождь не возьмёт это в обмен на шарик. — Брок кивнул на меня.

— Ты не вождь, чтобы говорить за него.

— Ладно, пошли. Только я тебе всё уже сказал. Вождь тебе по-другому не скажет.

Поселение великанов открылось перед нами за поворотом тропинки. Оно располагалось в просторной лощине, в склонах которой было выкопано несколько пещер. Кроме них, по дну лощины была раскидана пара десятков нескладных жилых сооружений из камня и дерева, крытых обрывками шкур. Между жилищами виднелись открытые очаги, тут и там валялись давно засохшие кости крупных животных. Главная площадь в посёлке тоже была, с огромным костровищем и плоскими валунами вокруг него в качестве сидений. Около костровища были в беспорядке набросаны дрова, заготовленные без топоров, только мощными великаньими руками.

Брок привёл нас с Бэйном к пещере вождя, остановился в проходе и гаркнул так, что меня чуть не снесло с метлы:

— Большой Грымг, к тебе опять кентавр пришёл!!!

Вождь, видимо, бездельничал, потому что вышел к нам сразу же. Он действительно был большим, заметно больше нашего провожатого. Если измерять его в Хагридах, наверняка получилось бы не меньше двух с половиной. И, разумеется, Грымг был самым сильным из великанов, потому что власть у них получают по праву силы.

Вышел он к нам с Оком Ясновидения в ладонях, как хвастливый ребёнок с завоёванной в драке игрушкой. Артефакт оказался полупрозрачным опалесцирующим шаром величиной с крупный грейпфрут. Бэйн провожал Око глазами, внутренне содрогаясь от мысли, что бесценное сокровище кентавров может в любое мгновение вывалиться из корявых великанских лапищ. Грымг видел это и наслаждался чувством собственника, которому завидуют.

— Ты говорил, я разобью красивый шарик, а вот он целый, — с гордостью заявил вождь. — Чтобы он был целый, я его не трогаю, как ты говорил. Я только вечером выношу его к костру, чтобы на него посмотрело всё племя.

Бэйн передёрнулся, услышав, что артефакт ежедневно подвергается угрозе упасть на камни и разбиться.

— Ты совсем не бережёшь красивый шарик, Грымг, — произнёс он с тщательно скрываемой яростью.

— Я вождь. Я радую племя красивым шариком. Племя уважает меня, — снисходительно разъяснил он кентавру вершину своей внутренней политики.

— Поговорим опять о шарике? — предложил Бэйн.

— Поговорим, — согласился вождь.

Дальше у них пошло по накатанной колее. Грымг с артефактом в руках отправился к племенному костровищу, мы с Бэйном последовали за ним. Там он положил артефакт на высокий вогнутый сверху камень, видимо, установленный специально для показа драгоценности, и уселся на соседний плоский. Бэйн подогнул копыта и присел напротив вождя на землю, слежавшуюся как камень. Я же, будучи при нём в качестве сопровождающей мухи, не торопился слезать с метлы и потому повис рядом. Прочие великаны, привлечённые нашим присутствием и красивым шариком, мало-помалу стали подходить и расаживаться вокруг костровища.

— Ты возьмёшь за красивый шарик двадцать коров? — начал Бэйн.

— Нет, — важно обронил вождь. — Двадцать коров мы быстро съедим, а шарик всегда останется с нами.

— Шарик может разбиться и ваше племя останется ни с чем, а коровы вкусные.

— Нет, я и сорок коров не возьму.

Я слушал их бесплодный торг, и в моей голове понемногу созревало решение. Когда оно окончательно сформировалось, я во время очередной паузы в переговорах тихонько подсказал его Бэйну.

— А это будет надёжно? — обеспокоенно спросил кентавр. — Если трансфигурация исчезнет, великаны объявят нам войну.

— Ритуал трансфигурации считается необратимым преобразованием. Изделие, полученное через него, не поддаётся Фините инкантатем и неизвестны случаи его самовольного возвращения в прежнюю форму.

— Грымг, а ты поменяешь красивый шарик на очень красивый шарик? — предложил Бэйн.

— Так не бывает, — глубокомысленно ответил вождь. — Никто не меняет лучшее на хорошее.

— Понадобится животное средней величины — овца, коза, собака, — быстро шепнул я Бэйну.

— Я возьму красивый шарик и овцу, — сказал он вождю. — Или красивый шарик и козу.

— Покажи мне очень красивый шарик, — потребовал Грымг.

— Со мной человеческий Избранный. Если ты дашь ему живую овцу или козу, он создаст для тебя очень красивый шарик.

— Так же, как этот? — деловито уточнил вождь, мозгов которого хватало для понимания, что шарики из ниоткуда не берутся. — Эта козявка — мастер по шарикам?

— Да.

— Но если мне новый шарик понравится меньше, я не поменяюсь. И овцу мне вернёшь. — Грымг оглядел собравшееся вокруг племя. — Эй вы! Вот ты, — он ткнул толстым пальцем в первого попавшегося великана. — Приведи из наших запасов овцу. Большую! А ты, козявка, делай шарик.

Пока ходили за овцой, я расчистил подходящую площадку, нарисовал на ней гептаграмму пятнадцати футов в диаметре и начертил в её углах необходимые руны. С помощью палочки всё получалось быстро и точно. Великанское племя наблюдало за моей работой, затаив дыхание. Когда ритуальный круг был подготовлен, я призвал булыжник размером с голову вождя, и тут как раз привели овцу. Болевые эманации в этом ритуале не требовались, поэтому я обезболил и усыпил овцу, а затем левитировал животное в центр гептаграммы. В двух футах над ним я подвесил магией трансфигурируемый булыжник.

Провозился я над булыжником около часа, но результат того стоил. У меня получился полупрозрачный шар чуть меньше головы великана, переливающийся изнутри всеми оттенками тёплых тонов от золотистого и нежно-розового до огненного и насыщенно-бордового. Шар завораживал, во всех отношениях блестяще выполняя то, для чего он был создан — быть красивым и приковывать внимание. Об его прочности я тоже не забыл, учитывая условия его эксплуатации. Око Ясновидения рядом с этой великолепной штуковиной выглядело тусклым комком затвердевшего воска.

Великаны благоговейно уставились на новую игрушку, а Бэйн стал дозываться Грымга, тоже заглядевшегося на моё изделие. Наконец ему удалось отвлечь вождя от созерцания.

— Грымг, ты согласен на обмен?

— Да, — подтвердил тот с некоторой поспешностью, потому что кентавр мешал ему любоваться новым шариком.

Я наложил Эгиду на артефакт — не хватало еще, чтобы он разбился, когда дело было уже сделано — и призвал его к себе, а затем передал Бэйну. Великанам было не до нас, поэтому на наш уход никто не обратил внимания. Мы покинули посёлок и отправились назад.

Время у великанов пролетело незаметно, а зимний день был коротким. Уже темнело, обеденное время давно прошло. С горы мы спустились на нервном возбуждении, но вскоре ощутили, насколько мы вымотались и устали. Вдобавок мы весь день ничего не ели, и я предложил Бэйну остановиться и перекусить. Едой в дорогу он не озаботился, зато у меня были припасы, взятые из Хогвартса. Рассиживаться было некогда, да и время года к этому не располагало, и, наскоро поев, мы продолжили путь.

Бэйн нёс артефакт в руках, что замедляло его бег, а я на метле приноравливался к его скорости. Помощь я не предлагал, понимая, что он не расстанется с реликвией. Когда мы наконец приблизились к местам проживания кентавров, стемнело так, что мне пришлось приложиться к Дозорному зелью. Бэйн свернул сразу к святилищу, которое по-прежнему охранялось, и водрузил Око Ясновидения на постамент. Напоследок я снял с артефакта Эгиду, и мы вернулись в стойбище.

Едва мы показались между хатками, как ко мне метнулся Тед, который извёлся за время моего отсутствия.

— Сюзерен, ты как? На тебе лица нет!

— Я вправду устал. Трудный был денёк.

— Вы сделали то, за чем ходили?

— Да. Артефакт уже в святилище.

— А за нами тут пришли. Из Хогвартса, где-то час назад.

Похоже, мои планы проспать двенадцать часов подряд накрылись медным тазом.

— Кто пришёл? Дамблдор?

— Нет, Хагрид и Грейнджер с Лонгботтомом и Уизли. Они на той поляне с крокусами. Кентавры препираются с ними и тянут время до вашего возвращения. Звёзды сказали им, что вы вернётесь скоро и с успехом.

— Не обманули звёзды, — хмыкнул я. — Могли бы добавить, чтобы нам ужин к этому времени приготовили.

— А он и готов, идём!

Тед потащил меня туда, где нас кормили. Здесь и нашёл нас Бэйн, которому тоже доложили о том, что за нами пришли из Хогвартса и не желают уходить обратно.

— Мы можем отослать их, чтобы за вами вернулись завтра утром, — сказал он, глядя, как я наворачиваю кашу.

— Зачем нам лишние проблемы? — отозвался я, подчищая миску. — Идёмте к ним. Скажите им, что в другой раз вы задержанных так легко не отпустите, а на этот раз — так и быть... Пусть опасаются, им не повредит.

Мне показалось, или на непроницаемом лице Бэйна мелькнула тень усмешки? А я был уверен, что кентаврам чувство юмора абсолютно чуждо.

Бэйн кликнул ещё одного кентавра, и мы отправились на поляну — они бегом, мы на мётлах. Прибыв на место, мы спешились и вышли из леса между Бэйном и его спутником, изображая конвоируемых. По поляне топтался Хагрид, трое дежурных кентавров и неугомонная тройка грифов с Люмосами на палочках. Бедные цветочки...

Первыми нас заметили кентавры-охранники. За ними — Грейнджер, которая со всех ног пустилась к нам. За ней подтянулись парни и Хагрид.

— Поттер, Нотт! — воскликнула девчонка. — Мы всё-таки заставили их отпустить вас!!! Поттер, ты чуть живой, что они с тобой делали?! — ужаснулась она, вглядевшись в моё лицо.

— Я объявил голодовку, чтобы нас поскорее отпустили, — на ходу сочинил я.

— Гарри, Гарри, ты уж прости, не уследил я, — стал сокрушаться обо мне Хагрид, начисто игнорируя Нотта. Видно, лесничий в какой-то мере еще считал своим меня — но не Теда.

— Ничего, всё позади. Хагрид, я не сержусь. Ты же не мог предвидеть, что так получится, — он-то как раз и мог, если бы соображал получше.

Лонгботтом протиснулся ко мне мимо Хагрида, застенчиво улыбнулся.

— Поттер, как я рад, что тебя отпустили! Я не ушёл бы без тебя, правда. Если бы они и дальше упрямились, я заночевал бы здесь.

— Холодно же, — пробормотал я первое пришедшее в голову.

— Ничего, Хагрид костёр обещал развести.

На упитанном лице Невилла крупными буквами было написано дружелюбие и тревога. За меня? Мерлин с Мордредом, он действительно явился сюда спасать меня!

— Они сломали мою палочку, — горько пожаловался он мне.

Точно, Лонгботтом был без Люмоса и всё время держался около Уизли, который сейчас ёжился и мрачно молчал рядом с ним. Я вопросительно посмотрел на охранников — с них, пожалуй, станется обидеть этого недотёпу.

— Он в суматохе уронил свою палочку, а кто-то из нас случайно наступил на неё, — пояснил мне один из них.

Я снова перевёл взгляд на Невилла.

— Не переживай, Дамблдор тебе новую сделает. У Фоукса еще много перьев.

26.

Те три часа, которые мы по февральской слякоти добирались до Хогвартса, мне и вспоминать не хочется. Это Хагриду было хоть бы что, а грифы сегодня уже проделали такой же путь до поляны. Гермиона спотыкалась на каждом шагу, Уизли поминал сквозь зубы весь дворовый лексикон, которому он научился от пяти старших братьев. Невилл тихо и терпеливо брёл за мной и Ноттом, который, отдохнувши за день, держался лучше остальных. Я вообще был никакой. До магического истощения у меня в этот день не дошло, но свой рабочий запас силы я израсходовал полностью. Кое-что ушло на щиты, остальное выпил очень красивый шарик.

В школу мы явились после отбоя, поэтому торжественная встреча нас не ожидала. Только Хагрид проводил нас до холла, чтобы к нам не придрались дежурные старосты. У себя в комнате мы с Тедом сразу же разделись до трусов, оставив на полу две кучи мокрой грязи, называемые нашей дорожной одеждой, и пошли отмываться. Видя моё жалкое состояние, Тед уступил мне санузел, а сам накинул халат и с полотенцем через руку направился в общую душевую.

Когда я вышел из ванной, весь укутанный в мягкое домашнее облачение, Бинки уже вовсю хлопотала над нашей одеждой, а Тед сидел на корточках перед моим сундуком и, не прикасаясь к нему, изучал магический след вчерашнего взлома. Я присел рядом и стал проверять сундук на посторонние заклинания, а затем произвёл идентификацию. Заклинание только подтвердило то, на что уже подумали мы с Тедом.

— Дамблдор?

— Дамблдор, — я заглянул в сундук, чтобы проверить содержимое.

— Он ничего не стащил?

— Там ничего такого и не было. Исподнее на месте, парадная мантия тоже. Тед, давай спать, я отрубаюсь. Да, если ты еще в силе, посмотри, не подбросили ли нам чего. И насчёт следилок тоже.

Следующий день был субботним, и мы с Тедом не пошли на завтрак, предпочтя отоспаться. Когда мы наконец вышли в гостиную, добрая половина факультета обступила нас с расспросами. Мы или отмалчивались, или отделывались общими словами. Как только первый интерес слизеринцев схлынул, Драко сообщил нам, что уже отправил отцу сову с вестью о нашем возвращении и что гриффиндорской троицы тоже не было на завтраке. Затем он в красках расписал, что происходило в Хогвартсе в наше отсутствие. Оказывается, Хагрид, явившийся за нами через полчаса после того, как нас увели кентавры, добрался до школы только рано утром. Он поднял на ноги преподавателей, но Дамблдор куда-то исчез, а без него никто не стал отменять занятия ради того, чтобы поскорее вернуть нас в школу. Успокаивало то, что мы у кентавров, про которых было известно, что детям они не вредят, поэтому все дожидались директора. На завтраке его не было, на обеде тоже. Кое-кто даже предполагал, что директор отправился за нами в одиночку.

За ужином Дамблдор появился, но обнаружилось, что исчезла небезызвестная гриффиндорская троица вместе с Хагридом. О том, что они пошли выручать нас, выяснилось из записки, которую пунктуальная Гермиона отправила своему декану с прихваченной из совятни школьной совой, выпущенной, когда спасатели ушли достаточно далеко. Флитвик со Снейпом вызвались вдогонку за грифами, но Дамблдор убедил их, что всё в порядке и под контролем. Ему поверили, страсти улеглись и все мало-мальски ответственные за нас лица стали дожидаться нашего возвращения. Драко тоже прождал нас весь день, но вечером всё-таки написал отцу. Необходимость постоянно отчитываться в письмах сделала парня наблюдательным, и он не упустил ни малейшей подробности, начиная с придирок МакГонаголл на трансфигурации.

— Как по-твоему, где вчера мог пропадать Дамблдор? — поинтересовался Тед, когда все любопытные наконец отстали от нас.

— Без понятия. Хотя, возможно, моё сторожевое заклинание приложило его крепче ожидаемого. Я взял вариацию, которая настраивается на отношение к хозяину — тебя, например, оно в сундук пропустит.

До обеда еще оставалось время, поэтому Тед пошёл утешать Диану, а я вернулся в комнату, чтобы поразмыслить о вчерашних событиях — прежде мне было не до этого. Нужна была версия для Малфоя-старшего, который сегодня наверняка явится в Хогвартс, да и самому мне требовалось подытожить случившееся. Снейп так и не пришёл донимать меня расспросами. Видно, злился на меня после недавнего разговора — или остерегался, кто его знает. Кстати, несмотря на месяцы назначенных им взысканий, декан никогда еще не подставлял меня так, как эта МакГонаголл с этими её двумя отработками в Запретном лесу.

Сегодня нам было гарантировано всеобщее внимание, поэтому на обед мы пошли, когда большинство учеников уже покидало столовую. Но Большой зал оказался полным-полнёхонек. На своих местах оставались не только все ученики, но и все учителя, а за преподавательским столом сидел ещё и какой-то незнакомый субъект.

— Не расходимся, девочки и мальчики, не расходимся! — ласково пророкотал Дамблдор, увидев, что мы с Тедом идём к столу. — Сейчас мы с вами выслушаем объявление!

Он встал, демонстрируя свою особо заковыристую ярко-фиолетовую мантию, видимо, надетую к случаю. Выйдя на свободное пространство перед преподавательским столом, директор с добродушной улыбкой оглядел зал и дождался полной тишины, которая не замедлила наступить. Незнакомая личность за столом достала блокнот и самопишущее перо, выдавая свою принадлежность к прессе.

— Дорогие мои, все мы с вами знаем, что прошлой ночью у нас случилось чрезвычайное событие, — заговорил он тоном доброго глуповатого дедушки, озабоченного проказами шаловливых внуков. — Двое мальчиков-слизеринцев, отправленных на отработку к Хагриду, отстали от него в лесу. Разумеется, мальчики заблудились и наконец были задержаны кентаврами.

Последние слова Дамблдора заставили Малфоя фыркнуть от возмущения.

— Совсем заврался старик, — протянул он презрительно. — Да Поттера и дракон не задерж...

— Малфой, — предостерегающе сказал я.

Драко кинул на меня короткий взгляд и оборвал фразу. Мы с ним уже неплохо понимали друг друга с полуслова. Директор, то ли не услышавший довольно-таки громкой реплики Малфоя, то ли сделавший вид, что ничего не слышал, продолжал, как ни в чём не бывало:

— Конечно, кентавры не могли оставить мальчиков одних гулять по лесу. Детей они не обижают, но очень ревностно относятся к нарушению границ своей территории — запомните это все, кто думает, что прогулки по Запретному лесу сойдут им с рук. Поэтому кентавры оставили детишек у себя и передали Хагриду, что хотят поговорить со школьным руководством. Я согласен, что мальчики заслуживают наказания, но считаю, что они уже достаточно наказаны кентаврами, и не могу лишать их шанса самим осознать свою ошибку.

Я не без любопытства наблюдал, как работает старый лицедей. У него было чему поучиться. Дамблдор сокрушённо вздохнул и устремил отеческий взгляд на слизеринский стол, взяв ораторскую паузу, чтобы все заметили, куда он смотрит. Когда весь зал наконец воззрился на нас с Тедом, директор слегка прокашлялся, чтобы вернуть внимание к себе.

— Мальчики и девочки, все ли из вас понимают, что такое героизм? — задал он риторический вопрос. Самопишущее перо представителя прессы бодро забегало по блокноту. — Избавление от зла — это огромная радость, огромное облегчение. Все мы знаем, что радость и облегчение сами по себе — прекрасные чувства, но под их впечатлением очень легко оказаться в заблуждении и признать избавителя героем. Если младенец оказался на пути Авады и выжил, можно ли считать, что он проявил героизм? Нет, девочки и мальчики, это не героизм и даже не заслуга, несмотря на то, что благодарные люди поспешили приписать их младенцу.

Ого, Дамблдор публично отмежёвывается от собственной рекламы Мальчика-Который-Выжил. Мало того, директор вдобавок проболтался, на какие кнопочки он надавил, чтобы создать нужное ему общественное мнение, и переложил ответственность за это мнение на тех, кто доверчиво распустил уши по ветру. Всё интереснее и интереснее...

— Благодарность помешала людям замечать истинную героиню. Если мать, всю свою сознательную жизнь активно боровшаяся со злом, пожертвовала собой, чтобы её ребёнок жил, а зло было устранено — кто здесь герой, он или она? Есть только один ответ, мальчики и девочки. Вот она, скромная героиня, не требующая себе никакой славы, потому что истинная награда для неё — жизнь младенца. Материнская любовь толкнула её на героизм и спасла её ребёнка. Много ли среди вас таких, кто может оценить, на что способна материнская любовь?

Ясные голубые глаза Дамблдора вперились в зал, наблюдая за реакцией учеников на проповедь. Кто-кто, а уж я-то знал, на что способна материнская любовь — мне были доступны воспоминания прежнего Гарри, на глазах которого Петуния десять лет заботилась о Дадли. Если моя мать хотя бы вполовину была такой же самоотверженной, как её родная сестра, могу себе представить, что выросло бы из маленького Гарри.

— Я не сомневаюсь, что среди вас найдутся дети, которые ценят любовь своих родителей, — продолжил директор после очередной риторической паузы. — Я надеюсь, что таких среди вас немало — но, к сожалению, бывают дети, которые не ценят материнскую любовь и заботу. Девочки и мальчики, подумайте хорошо о том, что такие неблагодарные дети не способны оценить и материнскую жертву. Они живут, не задумываясь ни о том, кому они обязаны жизнью, ни о том, что посвятить свою жизнь делу погибшей ради них матери было бы только справедливым.

Даже самые тупые сообразили, в чей огород закатил этот валун директор. На меня отовсюду устремились взгляды, со стороны грифов донеслись злорадные смешки. Дамблдор горько вздохнул и опечаленно потупил взгляд, как по умершему.

— Я что хочу сказать, девочки и мальчики... — негромко и доверительно заговорил он, вызвав своей интонацией напряжённое внимание зала. — Ложные герои рано или поздно разоблачают себя и справедливость всегда торжествует. Но сейчас я буду говорить не о них, а о том, что у нас в Хогвартсе есть и свои скромные герои. Да, они есть, в чём мы с вами убедились вчера, только они ходят среди нас незамеченными. Все мы знаем простого и скромного мальчика Невилла Лонгботтома — может, он и не блещет талантами, но у него чистое и доброе сердце. Узнав, что его однокурсников задержали кентавры, Невилл немедленно отправился выручать их. Он убедил своих друзей пойти вместе с ним. Он уговорил Хагрида проводить их к кентаврам. Он сумел уговорить кентавров вернуть заблудившихся слизеринцев. Когда возникла необходимость, этот простой и скромный мальчик проявил необычайную решительность, незаурядные организаторские способности и высокую гражданскую ответственность, поступив, как настоящий герой!

— То есть, как опрометчивый дурак с инициативой, — процедил сквозь зубы Драко. Поскольку он был моим официально заявленным союзником, выливаемые на меня помои касались и его. — Зато сам Дамблдор шлялся неизвестно где, отлынивая от своих прямых обязанностей. Как всегда...

— Невилл, мальчик мой, подойди сюда! — Дамблдор окликнул Лонгботтома, не забыв разрешающе кивнуть своему папарацци.

Невилл, уже смущённый донельзя, был вынужден вылезти из-за стола и подойти к директору. Тот легонько развернул парня лицом к залу и встал рядом, приобняв его за плечи.

— Вот он, наш скромный герой, которого вы не замечали, — объявил Дамблдор. Журналист вылез из-за стола и, встав на колено, сделал несколько снимков директора Хогвартса с Мальчиком-Который-Спас-Своих-Однокурсников с ракурса снизу вверх. Из зала тоже послышались щелчки — Колин Криви, гриффиндорский мальчик с колдоаппаратом, сообразил, что момент заслуживает быть увековеченным. — Это только первое самоотверженное деяние Невилла, но, попомните мои слова, этот мальчик себя еще проявит. Рано об этом говорить, но... — Дамблдор смахнул с глаз воображаемую слезу умиления, — ...у Невилла непростая судьба, ему еще предстоят великие дела!

Самопишущее перо, оставшееся на преподавательском столе вместе с блокнотом, строчило как сумасшедшее. Колдоаппараты щёлкали, директор растроганно улыбался.

— Но наш герой не смог бы ничего добиться, если бы был одиноким, — продолжил он, когда щелчки колдоаппаратов смолкли. — Невилл не справился бы один, если бы не его надёжные и верные друзья. Рон, Гермиона, идите сюда!

Дамблдор замолчал, наблюдая вместе с залом, как Уизли с Грейнджер выбираются из-за стола.

— Вставайте здесь, рядом с Невиллом! — ласково сказал он, когда они подошли. — Вот Рон, казалось бы, самый обычный мальчик — но это он заметил Невилла и оценил по достоинству его выдающиеся душевные качества, став его другом. А вот Гермиона, очень умная... девочка моя, не сюда, а по другую сторону от Невилла, — поправил он Гермиону, вставшую между парнями. — Очень умная и знающая девочка, которая, познакомившись с Невиллом поближе, тоже высоко оценила его — как друга, как доброго и отзывчивого парня, готового пожертвовать собой ради других — и с тех пор всегда была рядом с ним и всячески поддерживала его.

Выстроив грифов перед собой и сдвинув их поплотнее, Дамблдор встал сзади и отечески положил руки им на плечи, как бы охватывая всех троих. Колдоаппараты снова защёлкали. Лонгботтом готов был провалиться сквозь землю от смущения, зато Уизли высоко задрал нос и расправил плечи пошире. Гермиона натянуто улыбалась, не до конца спрятав обиду и недовольство. Если она и предвидела, что ей придётся поделиться частью своих заслуг, то явно не ожидала, что у неё заберут всё.

— Самоотверженный поступок Невилла и его друзей не останется без награды, — объявил Дамблдор, когда колдоаппараты смолкли. — Наши гриффиндорцы в полной мере проявили благородство и храбрость, спасая своего однокурсника. Это истинно гриффиндорские качества, поэтому каждый из них получает по сто баллов для Гриффиндора!

Рубины посыпались в копилку красно-жёлтых, сравняв их наконец с хаффлпаффцами. Дамблдор отступил на шаг в сторону от троицы и первым демонстративно захлопал в ладоши, глядя на неё. Гриффиндорский стол взорвался радостными криками и аплодисментами, хаффлпаффцы и равенкловцы жиденько поддержали его. Наш стол безмолвствовал — слизеринцы предпочли быть не участниками, а наблюдателями этого праздника жизни.

Когда аплодисменты стихли, директор поглядел на наш стол и укоризненно покачал головой.

— Гарри, мальчик, — произнёс он, благоразумно опустив 'мой'. — Ты ведь не можешь быть настолько неблагодарным, чтобы не выйти и не пожать руку своему спасителю?

Добрые голубые глаза на мгновение блеснули откровенной угрозой. Выбор у меня был, но выйти и публично унизиться было наименьшим злом. Я вылез из-за стола и подошёл к Невиллу.

— Лонгботтом, — я отвесил ему короткий кивок, на языке этикета означавший приветствие титулованного мага простому родовому. — Я знаю, что ты действительно хотел выручить меня, и благодарю тебя за искренние и добрые намерения.

Я протянул ему руку, Невилл смущённо пожал её.

— И это всё, что ты можешь сказать Невиллу за своё спасение, Гарри? — сокрушённо спросил Дамблдор, всем своим видом демонстрируя вселенское огорчение по поводу моей испорченности.

— Если вы настаиваете, директор... — я послал Дамблдору лёгкую усмешечку, не видимую из зала, покольку я стоял лицом к преподавательскому столу. — Лонгботтом, сейчас ты позволил приписать себе заслуги Грейнджер. Что будет дальше, Лонгботтом?

Зал мгновенно затих — словно повернули выключатель. Глаза Невилла отчаянно расширились. Я отвесил ему прощальный кивок по этикету и вернулся на место.

Невилл, весь пунцовый, вдруг сделал шаг вперёд.

— Я хочу ск-казать... — промямлил он, заикаясь. — Эт-то всё Г-гермиона. Это она. Она п-позвала нас с Роном н-на в-выручку... им... — он посмотрел на меня. — Это она в-всё сделала. Хагрида разбудила... пьяного... с кентаврами говорила и всё такое... Я п-правда хотел помочь П-поттеру, но я ничего этого н-не умею. П-поттер — хороший п-парень, эт-то всё н-неправда, что т-тут о н-нём...

— Невилл, мальчик мой! — ласково прогудел Дамблдор, обрывая и без того трудно идущую речь Лонгботтома. — Я понимаю, что ты благороден и во всех видишь только доброе, но не надо умалять себя и свои заслуги только потому, что тебя ими попрекнули. Я совершил ошибку, понадеявшись на элементарную человеческую благодарность, я не должен был подвергать тебя этому, мальчик мой! Ты простишь меня, Невилл?

Хорошую ловушку поставил парню Дамблдор. Сказать 'да' — означало публично признать справедливыми и все предыдущие слова директора. Сказать 'нет' — по сути то же самое, только ещё и показать себя дрянцом. Поэтому меня не могло не удивить, как умно Лонгботтом выкрутился из положения.

— Я подумаю над этим, сэр, — с достоинством, без малейшего заикания ответил он.

Такого от тихони Невилла не ожидал никто, особенно опешивший от его ответа директор.

— Подумай, мальчик мой, подумай, — только и нашёлся он.

Гермиона возмущённо вскинулась на Невилла и открыла было рот, но вдруг её внимание привлекло что-то в дальнем конце зала. Она, так и оставшись с приоткрытым ртом, уставилась туда, а за ней и остальные участники директорского шоу. Ученики один за другим поворачивались туда же. Я тоже посмотрел и увидел там Малфоя-старшего в сопровождении нескольких членов попечительского комитета. С ними также было информационное оружие в лице Риты Скиттер, которая выглядела успешной и ухоженной. Видно, Малфой хорошо подкармливал её.

— Добрый день, леди и джентльмены! — приветствовал зал Малфой от лица своей группы, когда прибывшие подошли к преподавательскому столу. — Директор, в попечительский комитет поступили известия о неправомерном назначении отработки двоим ученикам и последующем неправомерном назначении её времени и места. По нашим сведениям, двое третьекурсников были незаслуженно назначены на отработку, а затем отправлены ночью в Запретный лес для её проведения и оставлены там без присмотра сотрудником школы. Можете вы дать нашей комиссии объяснения, как вы это допустили?

Рита Скиттер вынула блокнот и самопишущее перо, которое тут же начало строчить. На благообразной директорской физиономии отразилось нечто вроде старческого огорчения мировой несправедливостью.

— У вас ложные сведения, мистер Малфой, отработка была заслуженной. Мальчики на уроке трансфигурации сначала не справились с заданием, а затем нагрубили преподавателю. — Дамблдор оглянулся на преподавательский стол. — Минерва, разъясни мистеру Малфою, за что были наказаны мальчики.

— Мистер Нотт неверно выполнял трансфигурацию булыжника в вазу и отказался слушать мои объяснения, — взгляд МакГонаголл шарил по сторонам и по полу, выдавая нечистую совесть.

— Несколько сидевших поблизости учеников утверждают, что мистер Нотт выполнял упражнение правильно, — сообщил ей Малфой.

— Ученики еще не настолько разбираются в упражнении, чтобы судить об его правильности, — упрямо произнесла МагГонаголл.

— Что ж, я предвидел разногласия в показаниях. — Малфой извлёк из своей безразмерной сумки думосброс и поставил на преподавательский стол. — Профессор МакГонаголл, полагаю, вас не затруднит поместить сюда спорное воспоминание? С нами мистер Ранкорн, прекрасный специалист по трансфигурации. Он просмотрит действия мистера Нотта и вынесет экспертное заключение.

— Ваш специалист всё равно подкуплен, мистер Малфой! — резко сказала МакГонаголл, не спеша поделиться воспоминанием. — И как бы то ни было, слизеринцы всё равно были недопустимо грубы и заслужили свою отработку!

— Они нагрубили вам до или после назначения отработки?

— Какое это имеет значение?! — чуть ли не взвизгнула Мак-кошка. — Они всё равно её заслужили!

Лорд Малфой выразительно переглянулся с остальными членами комиссии. Рита строчила. Взгляд Дамблдора обратился в набитый учениками зал.

— Дети, вы свободны, можете идти.

Разумеется, никто и не подумал сдвинуться с места.

— Дети, можете идти! — повысил голос директор.

— Пока они не шумят, они нам не мешают, — снисходительно обронил Малфой. За столами наступила абсолютная тишина. — Мистер Хагрид, почему вы повели учеников ночью в лес?

— Дык это... — вскинулся полувеликан. — Лунный крокус, его можно собирать тока ночью, неделю в году. Профессор Снейп напомнил директору, что пора, а сам я разве соберу? — он осуждающе уставился на свои ладони. — Дамблдор аккурат в то утро мне и сказал, что помощники вечером будут. Когда после ужина Гарри с этим своим дружком ко мне пришёл, мы и пошли.

— Значит, с утра директор уже знал, что к вечеру они получат отработку? — Малфой усмехнулся с нескрываемым злорадством.

— Дык он не сказал, кто! — испуганно встрепенулся Хагрид. — Он сказал — помощники, вот я их и повёл.

— А почему вы не стали дожидаться других помощников?

— Я, эта, не подумал. Раз пришли, значицца, они.

— Как получилось, что вверенные вам ученики остались одни в лесу?

— Дык ненадолго же! Яду акромантулов надо было набрать, там они совсем рядом. Я парней, значицца, оставил на полянке крокус копать, а сам за часок и обернулся. Тока когда я вернулся, их уже кентавры забрали, прямо там, на полянке. Там двое ихних остались, они мне и сказали, что без директора парней не отдадут. Тока корзинки их мне отдали, полные. Я их — корзинки, значицца — профессору Снейпу отдал.

За слизеринским столом раздались смешки. Бестолковый полувеликан словно и не слышал директорское заявление о том, что мы сами отстали от него в лесу.

— Если Поттера с Ноттом не планировали посылать в Запретный лес, значит, мистеру Хагриду были обещаны другие помощники. Кто в тот вечер был назначен на сбор растений? — поинтересовался Малфой.

Ему ничего не ответили. Привыкшее к безнаказанности руководство школы не позаботилось ни о каких отмазках.

— Профессор МакГонаголл, вы всё еще не желаете оправдаться, продемонстрировав нам вашу правоту? — Малфой слегка кивнул на думосброс. Замдиректора не сдвинулась с места. — Что ж, я вас понимаю. На вашем месте я тоже не захотел бы позориться. Коллеги, полагаю, картина очевидна. Ученикам назначили незаслуженную отработку по предварительному сговору, чтобы отправить их на ночь в Запретный лес, подвергнув их жизни опасности. Можем мы расценивать действия руководства школы как покушение на жизни учеников?

— Нет! — воскликнула МакГонаголл, догадавшаяся, куда он клонит. — Это была воспитательная мера!

— Назначение детям смертельно опасной отработки под надуманным предлогом — это, по-вашему, воспитательная мера?

— Хагрид не должен был вести их в лес, а само наказание они давно заслужили. Эти мальчики в последнее время ведут себя недопустимо вызывающе. Нужно было напомнить им, что здесь они — такие же ученики, как и все.

— Что именно недопустимого они себе позволили?

— Про их поступки я ничего не могу сказать, но то, как они держатся, как смотрят на других... — МакГонаголл докончила фразу неприязненной гримасой.

— Наследник Поттеров и наследник Ноттов и не могут держаться, как жалкие нищеброды. Что ещё?

— Ещё... ну... разве этого не достаточно? Мальчиков нужно воспитывать.

— Можно вопрос, мисс МакГонаголл? — вмешалась в разговор Рита Скиттер. — Почему вы считаете, что знаете, как воспитывать наследных родовых магов, если у вас самой нет ни рода, ни наследников?

— Я... почему? — МакГонаголл беспомощно посмотрела на Дамблдора, которого в этот момент чрезвычайно интересовали фигурные настенные украшения под потолком Большого зала. — Директор, объясните же им, что так нельзя!

Дамблдор, изображавший из себя обиженного старенького дедушку, предпочёл отмолчаться, зато заговорил Малфой:

— Вы правы, профессор, так нельзя, и на следующем заседании министерского руководства я поставлю вопрос о соответствии директора Хогвартса занимаемой должности.

Он забрал свой думосброс и обратился к членам комиссии:

— Полагаю, мы узнали достаточно, чтобы составить протокол расследования и заключение комиссии. Если у вас нет вопросов к школьному руководству, идёмте и займёмся этим, коллеги.

Они ушли, а Рита осталась собирать сплетни. Едва комиссия скрылась в коридоре, ученики взбудораженно зашумели, обсуждая услышанное. Преподаватели один за другим выходили из-за стола, предоставив наводить порядок в зале директору с заместителем, а те были слишком обескуражены, чтобы что-то предпринять. Драко задрал свой длинный нос и поглядывал на остальных с таким видом, словно это он один разоблачил директора и его преподавательскую шайку.

И основания у Малфоя-младшего для этого были. Ведь все необходимые факты и предварительную оценку ситуации обеспечил отцу именно он.

27.

Малфой заглянул к нам в тот же день, когда попечительская комиссия закончила работу и покинула Хогвартс. Я рассказал ему всё как было, исключая моё пребывание у кентавров, и предупредил, чтобы Рита Скиттер обошлась без домыслов о них, потому что кентавры — существа обидчивые. Опекун подтвердил, что проследит за этим, ни на мгновение не усомнившись, что Рита его послушается. Широко распространённые слухи о непримиримости и неподкупности скандально известной журналистки, разумеется, были ложными. На самом деле Скиттер знала себе цену, а стоила она дорого.

И свою цену она отрабатывала, будучи не только мастером слова, но и мастером злословия. Схватку с нанятым Дамблдором папарацци Скиттер начала из проигрышного положения, потому что репутацию победителя Гриндевальда и главного противника Волдеморта было не так-то легко подмочить даже проигранной судебной тяжбой с Мальчиком-Который-Выжил. Этот небезызвестный мальчик успел поднадоесть обывателям за десятилетие его пиара, а тут им вдруг предложили нового героя, чьи родители с покалеченными мозгами лежали в клинике Святого Мунго. Волны общественного интереса заплескались вокруг юного Лонгботтома, а опекун неблагодарного бывшего героя, да еще позволивший себе неосторожную реплику о нищебродах, с трудом сохранил прежнее положение в глазах общества.

Дамблдор атаковал нас на страницах 'Пророка' серией статей о всеобщем равенстве и всеобщем благоденствии как его следствии, о недопустимости какой бы то ни было дискриминации, о тенденциозности попечительского совета Хогвартса, о непростой судьбе и высоком предназначении Мальчика-Который-Спас-Своих-Однокурсников. Малфой ответил там же информационным залпом о недопустимости уравниловки, от которой страдают в первую очередь лучшие, о забвении предков и традиций, о деградации магии, равняющейся на аутсайдеров, об удручающе низком уровне хогвартского преподавания и воспитания, при нынешнем руководстве падающем из года в год. С обеих сторон было вылито море разливанное грязи, обыватели трепетали, ужасались и с горящими глазами передавали друг другу свежайшие сплетни. Министерство громко трындело о равенстве и демократии, втихую готовя ограничивающие законы для нечеловеческих магических народов.

К Валентинову дню газетная шумиха улеглась. Скиттер сумела удержать в ней ничью, которую мы расценили как победу.

Кроме скандала в прессе, в эти дни произошло и кое-что ещё. После несогласия с директором у Лонгботтома неожиданно для всех, включая его самого, начала появляться самостоятельность. Несмотря на порицание, публично высказанное ему Гермионой после ухода попечительской комиссии, парень остался при своём мнении. Позже он поглядывал на меня так, словно хотел перекинуться словом, но его, как конвоиры, везде сопровождали Грейнджер и Уизли. Два дня спустя Невилл набрался храбрости и подошёл ко мне на перемене, оставив их в стороне. Он предложил пообщаться с глазу на глаз, и мы договорились встретиться после ужина на западной террасе замка.

Но этой встрече не суждено было состояться. За ужином Лонгботтом внезапно покрылся чирьями, за несколько минут превратившимися в жуткого вида язвы. Судя по тому, как скисли от хохота близнецы Уизли, пихая друг друга в бока и восторженно глядя то друг на друга, то на перекосившееся от боли лицо Невилла, это был один из их приколов. Близнецов вызвали к декану, а Лонгботтома отправили к мадам Помфри.

Пока Невилла лечили от последствий весёлой шутки жизнерадостных Уизли, посетителей к нему не пускали. Подробности его хвори я узнал от нашего старосты Мориса. По прикидкам близнецов, их отрава должна была действовать около суток, но эффект оказался стойким. Невилл провалялся в медпункте до самого праздника, пока Снейп пропадал в зельеварнях, подбирая противоядие, а мадам Помфри боролась за жизнь парня, потому что температура у него держалась за сорок. Дамблдор слегка пожурил хулиганов и предоставил им хрен-знает-какой-все-уже-сбились-со-счёта шанс самим осознать свои ошибки. Грейнджер ходила мрачная и огрызалась на прилипшего к ней Рональда, близнецам, как всегда, было хоть бы что. Выписали Невилла накануне Валентинова дня, сильно исхудавшего и с заметными следами болячек на коже.

Валентинов день в этом году пришёлся на понедельник. Уроки ради него отменять не стали, но Большой зал с утра был оформлен празднично. Украшали зал Флитвик и МакГонаголл, поэтому он не напоминал вывернутую наизнанку коробку дешёвых леденцов, как в прошлом году. Тем не менее, идея Локхарта с гномами-купидонами была расценена как конструктивная, и в этом году купидонов тоже создали. Розовенькие и крылатенькие, похожие на небольших пикси в шортиках с сердечками, они с почтовыми сумками через плечо в изобилии роились над столами. В каждой сумке имелся набор валентинок и самопишущее перо, так что любой ученик мог подозвать крылатого почтальона, настрочить валентинку и тут же отправить её.

Разумеется, наиболее заинтересованные ученики позаботились о валентинках заранее — у меня, например, еще утром на тумбочке обнаружилось не меньше десятка украшенных сердечками открыток. Но хватало и таких, кто дозрел до поздравлений только в день праздника, поэтому хогвартские купидоны были востребованы. Они сновали от стола к столу, разнося валентинки и создавая суетливый розовый хаос. Не успел я доесть свою порцию блинчиков с клубничным джемом, как мне натаскали целую стопку романтических посланий. Перед Малфоем, сидевшим за два места от меня, быстро росла такая же стопка, хотя он успевал смерить ревнивым взглядом и мою.

Я почти автоматически принимал одну валентинку за другой и складывал на стол рядом с собой, возвращаясь к блинчикам. Вдруг очередной купидон не пожелал улетать, а пискнул вместо этого, что нужен ответ. Распечатав только что отложенную розовую открыточку, я прочитал:

'Давай всё-таки встретимся. Очень нужно поговорить. Назначь время и место. Н.Л.'

Я поднял взгляд на гриффиндорский стол и увидел, что Лонгботтом смотрит на меня в упор. Он слегка кивнул на открытку в моей руке, я ответил таким же кивком в знак того, что понял. Взяв у купидона перо, я настрочил ответ на той же открытке:

'Место то же самое, после ужина. День и точное время выбери сам, начиная с завтрашнего дня. Пришли записку со школьной совой, без свидетелей. Надеюсь, в совятню тебя не сопровождают. П.'

Сегодняшний вечер не подходил для встречи, потому что у нас в общежитии намечалась вечеринка. У грифов наверняка тоже, незаметно уйти не получилось бы. Я запечатал открытку и отдал купидону, который мгновенно затерялся в рое таких же посыльных. Наблюдая краем глаза за Невиллом, я удостоверился, что он получил ответ и догадался не читать его прямо здесь, под любопытными взглядами соседей по столу. Быстро учится парень, одного урока с болячками ему хватило, чтобы держать свои дела в секрете от заботливых друзей.

Вечером Тед заставил меня разбирать валентинки, указав, что необходимо быть в курсе, от кого и что можно ожидать. Большинство открыток было подписано псевдонимами вроде 'Вечно влюблённая', 'Феечка', 'Чёрная лилия', 'Тайная поклонница', но благодаря идентификационному заклинанию, изученному этой осенью, я легко установил подлинные имена отправительниц. 'Чёрная лилия', кстати, оказалась страшненькой первокурсницей-негритянкой с Хаффлпаффа. Заодно я проверил валентинки прошлых лет, завалявшиеся у меня в тумбочке, и обнаружил, что самой верной моей поклонницей была Дафна Гринграсс, присылавшая их мне ежегодно, начиная с первого курса.

Когда я поделился этим фактом с Тедом, тот только пожал плечами и спустил меня на землю вопросом, уверен ли я, что она присылала валентинки только мне. Оказывается, Диана видела на днях, как старшая Гринграсс получила с совой целую упаковку романтических открыток, и не преминула сообщить об этом своему наречённому. Пока мы перекидывались шуточками по поводу моей наивности, к нам, как обычно, без стука заявился Малфой, потому что в гостиной начиналась пирушка. Он увидел мои валентинки и стал допытываться, сколько я получил их сегодня. Я долго отнекивался, но Драко не отстал от меня, даже когда мы с парнями заняли свой излюбленный угол в гостиной и пододвинули поближе один из приземистых столиков с угощениями. Случай был слишком пустяковым для утаивания, и я честно назвал Малфою количество полученных открыток.

К его глубочайшему огорчению обнаружилось, что в этот раз я обогнал по валентинкам и Теда, и его. Ладно бы только Нотта, про которого вся школа знала, что он помолвлен с Дианой Гросмонт — значит, ловить здесь было нечего — но и нашего Слизеринского Принца, который в этом году буквально купался во внимании девчонок. Правда, сам Малфой в последнее время перестал отвечать им взаимностью и начал демонстративно ухаживать за Асторией, которая не спешила прощать его.

Моё превосходство по валентинкам не оказалось неожиданным для Теда.

— Я же говорил, сюзерен, что не такой уж ты и страшный, — любезно напомнил он, когда я подивился этому вслух. — Мог бы и заметить, что первокурсницы глаз с тебя не сводят.

— Хорошие девочки любят плохих парней, — философски заключил раздосадованный Драко. — Поттер, получается, что ты ещё хуже, чем я.

— Грифы поголовно уверены, что он у нас — новый Тёмный Лорд, — ухмыльнулся Грег.

— Это грифы, они тупые. А остальные зовут его Слизеринским Канцлером, мне так Милли сказала, — подхватил беседу Винс.

Этого о себе я еще не слышал — и, похоже, не я один. Тед вскинул на Крэбба быстрый взгляд, Драко примерил прозвище на себя и надулся.

— Как-как? — заинтересовался я. — И давно?

— Милли услышала с неделю назад от своей знакомой барсучихи. А та, говорит, слышала от равенкловцев. У них занятия вместе.

Драко завистливо покосился на меня. Пусть Канцлер и не дотягивал до Принца, всё равно это был титул, свидетельствующий о положении в глазах учеников, которым ему было жалко делиться.

— У общества дурной вкус, — посетовал он с деланным расстройством, призванным скрыть настоящее. — Нет, понятно, когда принцем называют меня, такого красивого и обходительного, но ты, Поттер — и вдруг канцлер. Увы мне, народ мельчает...

— Эй, Малфой, ты мне сюзерена не порочь! — встрепенулся Тед.

— Малфой, принц и должен выглядеть представительным, а от канцлера этого не требуется, — сообщил я. — Ему допускается быть мелким и невзрачным.

Драко не стал спрашивать, каким не допускается быть канцлеру. Дураком он не был.

— Ну и ладно, не больно-то и хотелось. Канцлер всё равно подчиняется принцу, — объявил он специально для тех, кто сомневался.

— Малфой, не бери в голову, — посоветовал Грег. — Это потому что ты в последнее время был слишком холоден к своим поклонницам,

— Ну уж не холоднее Поттера! — не подумав, огрызнулся Драко.

— И вообще разница в две валентинки — у вас это, считай, ничья, — добавил Винс.

— Да? — Малфой мгновенно взбодрился.

— Конечно. — Грег кивнул с видом знатока. — Я бы на вашем с Поттером месте поостерёгся бы приворотного. Это у нас только Нотту нечего опасаться.

Тед позволил себе снисходительную улыбочку. Ему, действительно, в силу особенностей его помолвки ничего такого не грозило.

— Сейчас еще рано бояться приворотного, — сказал он. — Вот со следующего учебного года надо будет бдеть.

— А сейчас почему рано? — живо заинтересовался Малфой.

С той же снисходительной улыбочкой Тед стал объяснять:

— Все старшие девчонки Хогвартса сохнут по Уолтеру Бойду, а младшекурсницы до приворотов еще не дозрели. Грязнокровок бояться нечего, они или не слышали о приворотном зелье, или не знают, где его купить. Кто попало из магических семей его тоже не подольёт — приворотное стоит дорого и легально его не купишь, места знать надо. С совой его не закажешь, значит, приобрести его можно только на каникулах. Но в апреле у нас мало кто домой отправляется, да и смысла нет подливать зелье перед летом. А за лето его можно или как-нибудь достать, или стащить у родственников.

— Аналитик, — восхитился Грег. — Может, ты ещё и знаешь, кто конкретно может это сделать?

— Может, и знаю... — чуть помешкав, уклончиво высказался Тед. — За сюзереном присматриваю я, а Малфоя беречь — это ваша работа, парни.

Грег с Винсом нацелились вытрясти из него эти сведения, но им помешала подошедшая Милли. Парни подвинулись, освобождая ей место на диване, и мужской разговор сам собой заглох. Чуть спустя к нам подсела Диана, и мы подняли сливочное пиво за прекрасных дам. Астория продолжала игнорировать Малфоя, ему пришлось идти к ней, чтобы поздравить её персонально. Девчонка обиженно отвернулась, но позволила взять себя за руку для почтительного поцелуя — значит, её предполагаемый жених скоро будет прощён.

На следующее утро я обнаружил у себя на тумбочке записку от Лонгботтома. Видно, парень встал ни свет ни заря, чтобы потихоньку выбраться в совятню. В записке говорилось, что он будет ждать меня сегодня к восьми вечера на западной террасе. С ужина я ушёл после Невилла, удостоверившись, что сегодня с ним всё в порядке.

Когда я явился на террасу, Невилл уже был там и беспокойно бродил по ней. Увидев меня, он поспешил навстречу.

— Поттер!

— Лонгботтом, — ответил я на приветствие. — Давно ждёшь?

Он застенчиво кивнул.

— Да, я б-боялся, что не смогу вовремя...

— Незаметно отделаться от своих друзей? — подсказал я, потому что парень явно затруднялся с формулировкой.

Он снова кивнул, уже благодарно. Я проверил по ментальной карте, что за нами никто не следит.

— У тебя получилось, поблизости никого нет. Так что ты хотел?

— П-поттер... — Невилл сильно нервничал и потому заикался. — Я, м-может, не очень быстро сооб-бражаю, но я не слепой и не глухой. Вокруг м-меня что-то происходит, но я не п-понимаю, что. Я н-не знаю, как ск-казать...

— Сначала успокойся. Меня не бойся и не стесняйся, я тебя не съем. Вдохни, выдохни, на звёзды вон посмотри. Погода нынче ясная... и Марс, наверное, очень яркий, — я хмыкнул про себя: взойдёт — посмотрим.

Лонгботтом в точности последовал моему совету, и ему помогло.

— Поттер, я дружу с Роном и Гермионой, — заговорил он уже без заикания. — Может, так и надо, чтобы друзья заботились обо мне во всём, до мелочей. Не знаю, до школы я жил у бабушки, друзей у меня не было. Рон со мной сначала не дружил, только насмехался, но потом почему-то стал. Гермиона не такая, она сразу была отзывчивая, она еще в поезде мне Тревора помогала искать...

Он запнулся и уставился мимо меня в темноту, словно отыскивая там подсказку.

— Это твой фамильяр? — спросил я, пока он собирался с мыслями.

— Не совсем. Тревора мне бабушка нашла. Жаба — хороший фамильяр для гербалиста, полезный очень. Но, Поттер, она была такая огромная и противная, эта жаба. Думаю, поэтому ритуал прошёл криво. Первая половина ритуала получилась как надо, и жаба из обычной стала волшебной, но магические узы с ней у меня не установились. Я сначала не разобрался, а когда понял, побоялся бабушке сказать. Строгая у меня бабушка — нет, она хорошая, но очень строгая. Тревор теперь хоть и волшебный, но глупее нормального фамильяра и совсем меня не слушается.

— Тогда понятно, почему он от тебя убегает. Раз у вас с ним нет магических уз, твоя магия не защищает его, поэтому ему для кожи нужна вода. Твой Тревор просто ищет влажные места.

— И что мне с ним делать?

— Тебе нужно ещё раз провести вторую часть ритуала. Если бы ты ходил на руны, ты сам сумел бы провести её. Ритуалы для фамильяров — одни из простейших, мы их уже проходили в декабре.

— А можно отпустить Тревора и взять другого фамильяра? Эти жабы такие мерзкие... Я бы лучше птичку какую-нибудь взял, синицу или горлинку.

— Можно, но если ты не хочешь, чтобы твой Тревор подох, лучше сделать это где-нибудь в апреле-мае. Ведь он станет обычной жабой, а насекомые сейчас еще не летают.

— Ты поможешь мне с ритуалом? — обрадованно спросил Невилл.

Я мысленно ругнул себя — не надо было лезть с советами — но раз уж так получилось, пришлось согласиться.

— Напомнишь мне после весенних каникул. Но мы отвлеклись, ты ведь не о жабе поговорить пришёл.

— Да, я о друзьях. Рон как бы мой друг, только он всё время ругается и раздражается. Гермиона тоже друг, только она всё время пилит меня и поучает. Вроде бы они правильные вещи говорят, но, знаешь, надоедает очень. Они меня за дурака держат, поэтому... ну, они что думают, то и говорят. Я на людях теряюсь... не п-привык... а внутри я всё п-понимаю... — Лонгботтом разволновался и снова стал заикаться. — Наверное, это неправильно, что я о н-них так говорю...

— Ты скажи, в чём дело, мы разберёмся.

— Ну, проговариваются они. Получается, что Гермиона всё время жалеет, что я бестолковый и совсем не Поттер, а Рон, напротив, считает, что я хоть и бестолковый, зато не Поттер. Он тебя здорово ненавидит непонятно за что. Вы с ним вроде бы особо не сталкивались — я ничего такого не припомню.

— А Грейнджер?

— Она тебя уважает. И очень жалеет, что ты, по её словам, с пути сбился и что Слизерин на тебя плохо влияет. Она утверждает, что не доверяет тебе, но позвала же она тебя искать Блэка... и если бы не ты тогда, она бы умерла. Так вот, по этим оговоркам само напрашивается, что я у них вместо тебя, Поттер. Может, ты знаешь, для чего им это нужно? А то устал я от этих загадок...

Невилл утомлённо выдохнул и ожидающе посмотрел на меня. Я тянул с ответом, выбирая, что ему можно рассказать, если он не знаком с окклюменцией.

— Лонгботтом, мы ведь с тобой почти в один день родились. Я — тридцать первого июля, ты — тридцатого.

— Ты знаешь, когда я родился? — удивился он.

— Знаю, опекун рассказал. Видишь ли, за полгода до нашего рождения Трелони напророчила при Дамблдоре, что рождённый в конце седьмого месяца сможет победить Тёмного Лорда. Под пророчество подпали мы с тобой, но по известным только ему причинам Дамблдор заявил тогда, что это я. Предатель сообщил это Волдеморту, и в результате мои родители погибли, а я обзавёлся шрамом на лбу. Теперь Дамблдор считает, что я пошёл по плохой дорожке и поэтому не могу быть ребёнком пророчества. Значит, теперь это ты.

— Выходит, Рон с Гермионой нянчатся со мной, потому что меня напророчили?

Я пожал плечами.

— Это твои друзья, не мои. Тебе виднее. Ты спрашивал, почему они нас сравнивают — я ответил, что об этом думаю. Когда, говоришь, Уизли с тобой подружился?

— Примерно год назад.

— То есть, вскоре после того, как Дамблдора лишили опекунства надо мной и отдали это опекунство Малфоям?

Лонгботтом уставился на меня, прозревая.

— Точно... Но Гермиона и до этого хорошо ко мне относилась. Правда, столько внимания она мне не уделяла. Думаешь, она знает о пророчестве?

— Может, и не конкретно о нём, но Дамблдор наверняка убедил её присмотреть за тобой, потому что тебя ждут великие дела.

— Но я совсем не хочу быть этим... напророченным. Ну какой из меня герой?

— Ты идеально подходишь Дамблдору. Ему нужен именно такой герой, который никогда не скажет ему 'нет'.

Невилл тяжело вздохнул и надолго задумался. Я молча стоял рядом — это был не мой разговор, а его. Наконец он повернулся лицом к каменной балюстраде, облокотился на неё и, не глядя на меня, заговорил:

— Помнишь, я договаривался с тобой о встрече в первый раз? Гермиона с Роном выспросили у меня тогда, о чём я говорил с тобой. Я не думал, что от них это надо скрывать. Гермиона тогда пилила меня всю дорогу до общежития, говорила, что я наивный и что ты меня обманешь, а Рон, уже в общежитии, устроил мне целый скандал. Джордж с Фредом всё слышали и сказали ему — пусть он уймётся, потому что я никуда не пойду. Как будто меня рядом не было. Я сказал им, что им за меня это не решать и что их мои разговоры не касаются, а они только смеялись и говорили: 'Никуда ты, чудик, не пойдёшь'.

Он повернул кисть руки и показал мне видневшиеся на ней следы язв.

— Мадам Помфри обещала, что до каникул это пройдёт. Но, Поттер, я никогда не забуду, что Джордж с Фредом подлили мне эту дрянь. И никогда не забуду, для чего они её мне подлили. Представляешь, когда меня выписали, они подошли ко мне как ни в чём не бывало, похлопали по плечу — молодец, выжил — а когда я отвернулся от них, сказали, что я шуток не понимаю. Я их шуток никогда и не понимал, между нами.

Значит, близнецам Уизли всё-таки удалось докопаться до пределов терпения безответного Невилла.

— Дружные вы, гриффиндорцы, — отозвался я. — Вы как единый организм — если одна частица претендует на самостоятельность, остальные мгновенно ставят её на место.

— Надо было мне на Хаффлпафф идти. Там тоже все дружат, но между собой, а не против кого-то. Шляпа предлагала мне, а я упёрся. Из-за родителей, они оба гриффиндорцами были.

— Тоже дружили против кого-то? — вырвалось у меня.

— Да, против Того-Кого-Нельзя-Называть, — простодушно подтвердил Невилл. — Я видел их свадебную колдографию — там был весь... все свои, то есть.

— Весь Орден Феникса? — догадался я.

— Тебе о нём Дамблдор говорил?

— Нет, опекун. В Ордене был предатель — и, возможно, не один.

— Не один?! Их же было человек тридцать, не больше. Бабушка рассказывала, что на свадьбу весь Орден разместился в нашем особняке, а у нас только двадцать гостевых комнат. Свадьбу мои родители на Хеллоуин делали, с маскарадом и страшилками, чтобы интереснее было. — Невилл незаметно для себя заулыбался. — Начали за день до Хеллоуина, гуляли три дня. Готовились неделю. Там и твои родители были, и даже сам Дамблдор — он на колдографии в центре, довольный такой. Ты чего? — обеспокоенно спросил он, потому что я застыл на месте, охваченный догадкой.

— Чтобы мы с тобой родились в конце июля, нас должны были зачать на Хеллоуин.

— Ну да. Я родился ровно через девять месяцев после свадьбы, — до Невилла стало доходить моё озарение. — Или ты о себе? Но твои родители всё равно потом поженились.

— Да, конечно, — согласился я, делая себе заметку поразмыслить над истоками этого совпадения. — Ты узнал, что хотел, или у тебя есть ещё вопросы?

— Узнал, но вопросы у меня появились. Поттер, чем, по-твоему, это для меня кончится?

— Откуда мне знать, Лонгботтом. Я пошёл наперекор Дамблдору, потому что мне не понравилось, что он с моей жизнью уже сделал. Это было слишком... беспринципно.

— Но ведь в том, что случилось с твоей жизнью, виноват только Тот-Кого-Нельзя-Называть!

— Это ты сам узнал? Или тебе сказали?

— А как я ещё узнаю, если мне не скажут?

— Лонгботтом, ты всё-таки очень наивный. Люди гораздо чаще лгут, чем говорят правду.

— Но бабушка учила меня, что лгать нехорошо!

— Лучше прикинь, сколько всего от тебя утаивают друзья, если ты решился обратиться за разъяснениями ко мне. Ты же не поверил им, что я — конченое исчадие Тьмы?

Невилл помешкал, помялся, повздыхал.

— Но я ведь вижу тебя сам... Поттер, я зря тогда сказал тебе, в зале. Я сам в это не верил, но почему-то... — он беспомощно пожал плечами и снова вздохнул.

— Ясно, почему. Тебя наполовину накрутили, наполовину заставили. Сам подумай, при чём тут я? Мне тогда год с небольшим был.

— Я только вот чего не понимаю, Поттер... Ты же нормальный парень, почему ты на стороне Сам-Знаешь-Кого?

— Кто тебе сказал такую чушь? Ничего подобного, я на своей стороне.

— Все у нас так говорят. Ты же с Малфоями.

— Малфои давно уже не на стороне Волдеморта. Когда он возродится, они ему обрадуются меньше всех. Многие бывшие сторонники Лорда если теперь и примкнут к нему, то только потому, что им деваться некуда. Они были за него, только пока он был вменяемым, а войну он развязал, когда начал сходить с ума. Полностью зависеть от прихотей сумасшедшего садиста — удовольствие небольшое.

Невилл призадумался. Мои слова всё-таки нашли в нём отклик.

— Но достаточно посмотреть, каков этот ваш Малфой... — с сомнением протянул он.

— Зато Малфой-старший совсем не такой. Да, они с Нарциссой избаловали парня, но я их за это не осуждаю. Трудно воспитывать ребёнка для будущего, когда не знаешь, есть ли оно у него, это будущее. Они очень любят Драко, им хотелось побаловать его, пока он жив.

— Они хоть хорошо с тобой обращаются?

— Я доволен. Не то что те маглы, родня моей матери, которые чуть не свели меня в могилу.

Невилл подтверждающе кивнул. С Малфоями у него прояснилось, и его мысли потекли в другом направлении.

— Если кто-то из нас с тобой родился, чтобы уничтожить Того-Кого-Нельзя-Называть, почему ты не хочешь попытаться?

— Лонгботтом, это пророчество полностью не слышал никто, кроме Дамблдора. Если оно настоящее, для его исполнения нужен либо ты, либо я, и ещё Волдеморт. Дамблдор для него не нужен, и если я отвернулся от Дамблдора, это не значит, что я бегаю от пророчества. А если оно сфабрикованное, его вообще незачем брать в расчёт.

— Ты считаешь, что Дамблдор мог сочинить его? — ужаснулся Невилл.

— Я не отбрасываю никаких вероятностей, чтобы потом не удивляться.

Парень снова задумался. По крайней мере он не отрицал всё, едва услышав, а пытался соотнести с тем, что уже знал.

— И что же мне делать? — расстроенно спросил он. — Вот что бы ты сделал на моём месте?

— Лонгботтом, я как раз недавно оттуда.

— Да, верно, — он смущённо покрутил головой и усмехнулся. — Но это был ты, а я о себе спрашиваю.

— Не знаю, запасся ли Дамблдор третьим ребёнком пророчества, но тебя он постарается удержать. Подожди, может, не всё еще так плохо. Дамблдор, понятное дело, своего не упустит, но и тебе кое-что перепадёт от его славы, если ты будешь послушным. Свой герой ему нужен.

— Тогда и для тебя всё было бы не так плохо. Почему ты всё-таки отказался от руководства Дамблдора?

— После исчезновения Волдеморта Дамблдор раззвонил обо мне на всю Британию, тогда как от его молчания зависела моя жизнь. Затем он отправил меня к маглам, которые морили меня голодом и всячески издевались надо мной. За мной по его приказу следила миссис Фигг, значит, он всё знал и ничего не сделал, чтобы облегчить мою жизнь. Этих двух подстав уже достаточно, чтобы избегать его как чумы, не говоря об остальном... — я замолчал.

Невилл понял, что я не хочу больше ничего рассказывать, и не стал выспрашивать остальное.

— То есть, ты считаешь, что он способен поступить с человеком как угодно, никаких ограничений у него нет, — подытожил он вместо этого.

— Он сам не убивает, он же в светлые записался. Но подстроить ситуацию, в которой тебя убьют или ты погибнешь сам — это у него запросто.

— Твоя недавняя отработка...

— Хотя бы она.

— Мне правда нужен совет, Поттер.

— В сторону отойти у тебя пока не получится. Если начнёшь откровенничать со своими двумя друзьями, помни, что от них всё станет известно Дамблдору. Не знаю, сказала ли тебе это Грейнджер, но Дамблдор — легилимент, а как прикрыть себя от легилимента, ты должен знать сам. Не лезь туда, куда тебя подталкивают, или уж лезь с осторожностью. И вообще — живи с открытыми глазами. Время до возрождения Лорда у тебя еще есть — как минимум год, как максимум полтора. За это время постарайся разобраться, чего от тебя хотят, а там по-всякому может повернуться.

— Откуда тебе известно время его возрождения?

— По состоянию его меток. Сам знаешь, какие у Малфоев знакомства.

Он кивнул, принимая мои слова к сведению.

— Поттер, а если мне что-то покажется странным или подозрительным, я могу с тобой посоветоваться?

— Можешь. Пиши мне с совой, мы встретимся и всё обсудим. Но не пиши ничего лишнего, только договаривайся о встрече.

Невилл устало вздохнул, его нахмуренное лицо отчасти прояснилось.

— Хоть что-то стало понятно, — сказал он перед уходом. — Ничего не знать, конечно, было спокойнее, но... прятать голову под подушку хорошо, только если ей на самом деле ничего не угрожает. Ты мне очень помог, Поттер.

— Это не помощь. Я тебя ни от чего не защитил.

— Всё равно спасибо.

28.

То ли вследствие нашего разговора, то ли так совпало, но Невилл перестал бояться Снейпа. Нет, лучше варить зелья он не стал, он не понимал самого главного — что во время варки требуется магическое взаимодействие с зельем, которое насыщает продукт силой и позволяет чувствовать его малейшие изменения. Зелья по-прежнему были для Лонгботтома чуждой и мёртвой сферой деятельности, в отличие от его любимых растений. Его котлы всё так же взрывались, а его нарезки ингредиентов были всё такими же кривыми и неровными.

Зато он научился спокойно переносить вспышки ругани Снейпа. Вместо того, чтобы краснеть, бледнеть и заикаться, Невилл молча смотрел на беснующегося преподавателя, словно взрослый на ребёнка, колотящего ручонками и ножонками по полу в приступе истерики. На чужого ребёнка, которого нельзя отшлёпать, а можно только смотреть и дивиться педагогической несостоятельности его родителей.

Нетрудно догадаться, насколько такая перемена отношения задела Снейпа. Привыкнув наслаждаться ужасом бестолкового ученика, он не захотел сдавать позиции и усилил нажим на Лонгботтома. Баллы с Гриффиндора так и сыпались, но парень оставался невозмутимым, из-за чего пристрастность зельевара выглядела жалкой. Похоже, последние происшествия заставили Невилла наконец понять, что в мире существует кое-что по-настоящему опасное — и это не Снейп.

Мы с Ноттом раскусили нашего декана еще в прошлом году. Вернее, догадался Тед, а я осмыслил и подтвердил его догадку. Несмотря на выспренние речи о том, как прекрасно зельеварение и сколько усилий он тратит на обучение тупоголовых учеников, Снейп на самом деле не хотел никого обучить своему мастерству. Потратив бездну труда и времени, чтобы стать одним из лучших, он приходил на занятия с неосознанной потребностью снова и снова удостовериться, что никто из учеников не способен хоть сколько-то приблизиться к нему. Об этом неявно говорило хотя бы то, что у него никогда не было любимчиков, которым он стремился бы передать свои знания. Даже на спецкурсе для старших, куда ходили только самые прилежные и одарённые ученики, Снейп точно так же придирался и плевался ядом, словно это были неумелые первокурсники.

Считалось, что любимчики Снейпа — это слизеринцы, но с нами он всего лишь придерживал свой дурной характер. Обладая развитым инстинктом самосохранения, наш декан вполне понимал, что за нас ему придётся отвечать отнюдь не перед покладистым дедушкой Дамблдором. Но если Снейп обходился с нами не в пример лучше, чем с остальными учениками, то знаний он вкладывал в нас не больше, чем в распоследнего хаффлпаффца. Поэтому в его предмете разбирались только те из хогвартских учеников, у кого были дополнительные возможности обучения — дети из семей с традициями зельеварения, я со своими знаниями из прошлой жизни и, разумеется, Тед, а с ним и прочие слизеринцы, догадавшиеся эксплуатировать меня.

Снейп не давал нам другие знания — он ставил нам другие оценки. Это устраивало и самого Снейпа, и тех слизеринцев, кто не собирался посвящать себя зельеварению, и директора, потому что способствовало разжиганию ненависти к змеиному факультету. Недовольными были остальные факультеты — то есть, большинство, но в этом вопросе оно было бесправным. В их ненависти к слизеринцам была и доля Снейпа, причём немалая.

На нашем факультете считали, что Снейп за нас, но я воздержался бы от такого вывода.

Теперь он с нескрываемым удовлетворением внушал уже Лонгботтому, что слава — это еще не всё, намеренно упуская из вида, что слава — всё-таки больше, чем ничего. Я наблюдал за их противостоянием — и не могу сказать, что был на стороне декана.

Как только снег растаял и земля просохла, обо мне вспомнила Гермиона, за зиму не расставшаяся с намерением выследить Сириуса Блэка. Чтобы отвязаться раз и навсегда, я послал её умышленно резко, сказав, что больше не желаю быть её приманкой для беглого преступника. Девчонка возмутилась, но густо покраснела, из чего я сделал вывод, что мои слова угодили в цель.

Впрочем, девчонкой она уже не выглядела. Будучи старше почти на год, Грейнджер развилась раньше своих однокурсниц. Если бы не бесформенная школьная мантия, вечно нечёсаные лохмы и деловое выражение лица, делавшее её бесполой, Гермиона выглядела бы девушкой, и где-то даже фигуристой. Тем не менее, поклонников у неё не было — слишком заумные девицы не годятся для любви, это у парней прописано в инстинктах.

Гермиона так и не поняла, что моё обвинение было всего лишь попыткой отговориться. Устыдившись того, что я раскусил её планы, она отстала от меня, зато Невилл с Рональдом оставались в её полном распоряжении, и она пользовалась этим вовсю. Напустив на себя глубокомысленный и заговорщический вид, Грейнджер везде таскала их за собой и постоянно шепталась с ними, так что даже самому тупому ученику было очевидно, что эта троица что-то замышляет. Но школьное руководство в лице Дамблдора с МакГонаголл, видимо, было ещё тупее, потому что старательно ни о чём не догадывалось.

При случае я не отказался бы пообщаться с Блэком — в отсутствие Гермионы, разумеется — но сейчас для меня это было далеко не так значимо, как прошлой осенью. Тогда нужно было срочно укреплять магическую основу Хогвартса, поэтому Блэк мог оказаться хорошей альтернативой опасной вылазке за флюгером, но теперь, когда хеллоуинский ритуал прошёл лучше, чем рассчитывал Барон, а утечка хогвартской магии была устранена, у меня появились другие первоочередные дела.

На весенние каникулы Эйвери-старший собирался достать мне дополнительные книги по пространственно-временной магии, а заодно узнать, как я продвигаюсь в ней, и ответить на мои вопросы. Или передать их знакомым из Академии, которые смогут на них ответить.

Но, как бы забавно это ни звучало, для изучения магии пространства и времени мне катастрофически не хватало времени. Незаметно для себя я втянулся в учебную помощь слизеринским младшекурсникам, да и наши уже привыкли с любым вопросом по учёбе обращаться ко мне. Милли по-прежнему плохо давались астрономические расчёты, Драко привык, что материал для списывания всегда готов для него, и вовремя. Второкурсники давно уже сели мне на шею, первокурсники ещё стеснялись, но смелели с каждым днём. Староста Морис всё чаще спихивал на меня организационные поручения, остальное съедали школьные склоки и интриги.

Нет, мне было реально не до Блэка. Урвать бы время на самоподготовку...

А тут еще и Октавия при встрече стала вести себя с демонстративной обидой. Я не понимал, с чего бы это, ведь я по её просьбе согласился на риск её участия в вылазке, добросовестно прикрывал её и честно расплатился с ней по договору. Игнорировать её поведение было нельзя, и я обратился за консультацией к Нотту. Тед у нас парень, можно сказать, почти женатый, ему положено разбираться в девичьих заскоках — и он не подвёл. Понаблюдавши за Октавией денёк-другой, он сообщил мне экспертное решение.

— Сюзерен, я не знаю, что у тебя было с Грей, но девчонка хочет, чтобы ты признал себя виноватым, — разъяснил он.

— Но ничего же не было, — удивился я.

— Это для тебя не было, а для неё наверняка что-то было, и ты в этом 'что-то' повёл себя неправильно. Причём настолько, что она никак не перестанет на тебя злиться.

— Ох уж эти девчоночьи штучки...

— Она из Греев, сюзерен. Вам еще не раз придётся пересекаться по жизни, лучше не настраивать её против себя. Поэтому я советую тебе извиниться перед ней как можно скорее.

— Но я даже не знаю, в чём я должен извиняться.

Тед задумался, но ненадолго.

— Сделай вот что. Подойди к ней засвидетельствовать почтение, лучше с официальным лоском — ну ты знаешь, что мне тебя учить. Выбери момент, когда рядом нет преподавателей, зато есть какие-нибудь её приятельницы. Девчонки любят, когда им оказывают внимание на глазах у других девчонок. Если ты сделаешь всё как надо, Грей станет благосклоннее, и тогда ты спросишь, чем именно ты имел несчастье вызвать её недовольство. Уверен, после этого она захочет вывалить тебе на голову кучу обвинений, и тогда ты пригласишь её туда, где вы сможете пообщаться с глазу на глаз, а там она сама всё тебе скажет. Вину признавай по всем пунктам, никаких обязательств не бери. Я понятно выразился?

— Куда уж понятнее, — мы посмотрели друг другу в глаза и рассмеялись.

— Кстати, когда будешь выкручиваться... — добавил Тед напоследок. — Может, ты виноват именно в том, что ничего не было.

С объяснениями лучше было не затягивать, пока Октавия окончательно не обозлилась, и я стал целенаправленно подыскивать удобный случай. В тот же вечер я опередил девчонку на пути к её общежитию, когда она возвращалась туда с ужина в компании нескольких равенкловок. Я шагнул Октавии навстречу — осанка, выражение лица, чётко выверенный поклон — изображая из себя живую иллюстрацию к 'благородный лорд безмерно восхищён красотой и утонченностью юной леди'.

— Вы позволите засвидетельствовать вам моё глубочайшее почтение, мисс Грей? — произнёс я с оттенком шутливости, как бы скрывающим истинное восхищение.

По губам Октавии скользнула самолюбивая улыбка, в её брошенном на спутниц взгляде блеснуло торжество.

— Вы так любезны, мистер Поттер, — чуточку кокетливо ответила она, протягивая мне руку для поцелуя.

Я приложился губами к тыльной стороне её хрупкой ладошки.

— Могу ли я рассчитывать на несколько минут вашего благосклонного внимания для приватной беседы, мисс Грей?

Октавия мешкала с ответом. Как я понял, умышленно, давая возможность мне уговорить её, а глазевшим на нас девчонкам — полюбоваться её триумфом.

— Даже и не знаю, что вам ответить, мистер Поттер...

— Будет ли мне позволено воззвать к вашему великодушию, мисс Грей? Ваш отказ разобьёт мне сердце.

— Если это для вас так серьёзно, мистер Поттер... — вот ведь вредная же девчонка! — ...пожалуй, у меня найдётся несколько минут для общения с вами.

— Тогда позвольте пригласить вас на небольшую прогулку по Хогвартсу.

Октавия оставила своих подружек, и я повёл её на западную террасу. Выходить наружу она отказалась, и мы остановились в небольшом холле перед террасой.

— В чём дело, Поттер? — довольно-таки холодно спросила она.

— Это я хотел спросить, в чём дело, Грей. В последнее время ты смотришь на меня так, словно я злодейски расчленил твою любимую собачку. Я не помню за собой ничего такого, но если я чем-то перед тобой провинился — вот он я, можешь побить меня и простить. Твоя неприязнь меня, правда, огорчает.

Девчонка подавила хихиканье, изо всех сил стараясь оставаться сердитой.

— Значит, не помнишь, Поттер? А как ты объяснишь, что ты прислал валентинки чуть ли не половине школы, а мне не прислал... — её голос вздрогнул от обиды, — ...ничего!

Я с молчаливым изумлением воззрился на неё.

— Какие валентинки? — спросил я, когда у меня прорезался дар речи. — Грей, я не посылал валентинок. Ни-ко-му.

Октавия ответила мне недоверчивым взглядом.

— Врёшь.

— Грей, за такие обвинения джентльменов вызывают на дуэль. Я Поттер, как я могу рассылать валентинки кому попало, если я даже тебе её не послал? Я пошлю валентинку только своей невесте.

— Да? — всё еще недоверчиво протянула Октавия, заметно смягчившаяся от моих 'кому попало' и 'даже тебе'. — А почему тогда Мариэтта Эджкомб, Лиза Турпин и Чжоу Чанг уверяют меня, что получили от тебя валентинки?

— Это уж им лучше знать, — меня вдруг осенило: — Это что же, вся школа считает, что я разослал валентинки чуть ли не всем девочкам, кроме тебя?!

— Нет, Поттер. Мне ты валентинку тоже прислал — и постарайся это не забыть, если тебя вдруг кто спросит. Но если ты разоблачишь остальных, я совсем не против.

— Меня пока никто не спрашивает. Видно, у них совесть нечиста.

— Но если спросят, не забудь. Не могла же я сказать им правду, если они мне хвастались наперебой! И, Поттер, можешь посылать мне валентинки впредь. Я не забуду, что я не твоя невеста.

Я понял, что для Октавии это вопрос школьного престижа, и ответил согласием. Она была хорошим деловым партнёром, мне не хотелось с ней ссориться. Позже, в общежитии, я развлёк Теда рассказом об успехе своей миссии — секрет был не из тех, которые ему опасно было знать.

Слухи о том, что неприступный Гарри Поттер безответно влюблён в юную мисс Грей, разнеслись по школе со скоростью средневековой эпидемии чумы. В чём-то и я подливал в них горючего, когда с подчёркнутой любезностью раскланивался с Октавией при встрече. Девчонка наслаждалась всеобщей завистью ровесниц и драла нос похлеще Малфоя-младшего. Я был изрядно впечатлён тем, сколько на меня обиделось народа, которому я ничего не обещал. Завидев меня, стайки младшекурсниц презрительно фыркали и отворачивались, нарочито громко начиная обсуждать недостатки этой заносчивой гордячки Грей. Отношение Дафны ко мне арктически похолодало — в Хогвартсе она была чуть ли не единственной из девчонок, кто по своему положению мог бы на что-то рассчитывать. Ромильда поначалу выглядела несчастной и осунувшейся, но затем повеселела — подозреваю, что над ней сжалился Тед, посвятив её в истинное положение дел.

Другие претенденты на внимание Октавии среагировали на появление соперника с одинаковой, мягко говоря, неприязнью. До вульгарного мордобоя не доходило, на Слизерине это не принято, но Беннет Бойд — младший брат Уолтера и предполагаемый жених Октавии — со своим приятелем Дональдом Флетчером отправили в мой адрес немало на первый взгляд безобидных реплик с ядовитой начинкой. Спускать им это было нельзя, и я по возможности отвечал тем же. Митчелл Грей на правах старшего брата Октавии готов был устроить мне скандал при малейшей попытке приударить за его сестрой, но дальше раскланиваний с ней у меня не заходило. Россет глядел на меня взбесившимся оборотнем, Диас реагировал гораздо спокойнее — то ли он уже начал понимать, что такие вещи у нас на самотёк не пускают, то ли равенкловский склад мышления позволил ему вычислить подоплёку интриги, которая зацепила даже старшекурсников, обычно не обращавших внимания на амурную возню мелкоты.

Мы с Октавией не стремились опровергнуть ходящие о нас слухи. Напротив, мы не забывали давать для них ровно столько пищи, чтобы они способствовали нашей популярности, но не компрометировали нас. Соблюдать меру у нас получалось блестяще, и именно потому, что с точки зрения любовной горячки мы были безразличны друг другу. Мы были партнёрами по игре, понимавшими друг друга с полуслова — и не больше.

Пребывание у кентавров всё-таки аукнулось мне незадолго до весенних каникул. Наша слизеринско-гриффиндорская группа направлялась после лекции по гербологии на практику и уже подходила к теплицам, как вдруг над нами закружил огромный стервятник с привязанным к ноге черепом. Не успели все испугаться, как он спикировал и попытался усесться на меня.

Боевые рефлексы у меня были отработаны, поэтому я сумел увернуться — птица была крупнее меня, я точно не устоял бы на ногах. Стервятник промахнулся и закончил полёт встречей с живой изгородью, вдоль которой мы шли. Поскольку он успел замедлиться для посадки, он не поранился о сучья, а только недовольно заклекотал и уже по земле устремился ко мне. Оказавшись всеобщим центром внимания, я прикинул, как буду выглядеть, бегая от стервятника, и предпочёл остановиться. Загадочный гонец с трудом доковылял до меня, потому что ему здорово мешал череп, и подставил лапу, чтобы я забрал посылку.

Не обнаружив никаких вредных заклинаний, я отвязал череп. Чары уменьшения мгновенно слетели, и он превратился в махину пять футов на три, взгромоздившуюся посреди дорожки и расшвырявшую нас со стервятником в разные стороны. Кроме черепа, в послании оказалось голосовое письмо, какими пользовались века назад, когда большая часть волшебников была не в ладах с письменностью — и оно заговорило густым и грубым голосом вождя местных великанов:

— Человеческий Избранный, кланяется тебе вождь Грымг. Ваших буковок я не знаю, поэтому так скажу. Луну назад к нам залетел чёрный дракон с западных островов, непогодой его занесло. Хотел сожрать наших коз, но мы не дали. Мы били его всем племенем, много наших поранилось, а кто и тяжело. Я вынес им в последний раз посмотреть твой очень красивый шарик, они смотрели, и никто не умер. Человеческий Избранный, твой шарик их спас, а остальных тоже вылечил. Всё племя тебе благодарно, и я тоже. Возьми в подарок череп дракона, я сам его дубинкой по башке огрел, а он всё равно целый. На нём написано по-нашему, что добыл его я. Спасибо тебе и кентаврам, которые привели тебя к нам. Теперь мы с ними дружим. Приходи в гости, устроим пир из жирной коровы. Вождь Грымг.

Стервятник тем временем встряхнулся, взмахнул тяжёлыми крыльями и уселся на череп, протягивая ко мне лапу с прицепленной к ней морской раковиной. Значит, требовался ответ, который можно было наговорить в эту раковину. Я собрался с мыслями и заговорил:

— Уважаемый вождь Грымг, кланяется тебе Гарри Поттер. Я рад, что шарик приносит вам пользу. Спасибо за подарок, я буду хранить его, смотреть на него и помнить щедрость вождя Грымга. Прийти в гости я сейчас не могу, потому что учусь в школе и у меня каждый день занятия. Я навещу ваше племя летом, на каникулах. Долгой жизни и крепкого здоровья тебе и твоему племени. Гарри Поттер.

Посланец великаньего вождя величественно снялся с черепа и полетел в обратный путь. Я разглядел подарок получше и обнаружил на его лбу вырезанные символы наподобие пиктограмм. Пришлось поверить, что это автограф Грымга, потому что в великаньем языке я был не силён. Череп также украшали резные висюльки из кости, прицепленные к выступам на его скулах и глазницах с помощью выделанных сухожилий. Его пасть скалилась двумя рядами крупных желтоватых зубов безупречной сохранности.

Пока я разглядывал череп, грифы пребывали в остолбенении. Наши тоже были впечатлены — они ко мне уже привыкли, но и для них это было слишком. Первой подала голос Гермиона, евшая глазами меня и череп.

— Поттер, так Избранный всё-таки ты, а не Невилл?! — во всём случившемся это был самый важный для неё вопрос.

— Грейнджер... — устало вздохнул я, прикидывая, куда девать подарок. Через несколько минут начиналась практика по гербологии, с черепом нужно было срочно что-то решать. — Великаны живут в глуши. Может, до них еще не дошли последние директорские перестановки.

Мой ответ был откровенно издевательским — не думала же она, что я сам назову себя Избранным. Гермиона приняла его за чистую монету и обескураженно кивнула. Маглокровка, что с неё взять...

— Тед, — обратился я к Нотту. — Если я опоздаю на практику, предупреди мадам Спраут, что мне понадобилось срочно занести посылку в общежитие.

Тот подтверждающе кивнул, а я уменьшил череп до размеров лошадиного и понёс в общежитие, где снял с него чары и оставил на полу посреди нашей комнаты. Драконья кость является мощнейшим магическим ингредиентом, который нельзя долго хранить в уменьшенном состоянии — последствия могут быть самыми разными, от нестабильности уменьшающих чар до разрушения кости или даже до взрыва уменьшенного ингредиента, в зависимости от особенностей магии наложившего чары волшебника.

После занятий мы с Тедом рассмотрели череп во всех подробностях. Судя по размерам, при жизни это был молодой экземпляр гебридского чёрного, занесённый в Британию западным штормовым ветром и неосмотрительно решивший подкормиться великаньими козами перед обратной дорогой. Был бы это просто трофей, его можно было бы разрезать на удобные для хранения куски, чтобы в дальнейшем использовать для амулетов и в зельеварении, но это был подарок, который следовало хранить в целости.

— И куда мне его девать? — вопросил я, пока мы стояли над черепом.

Тед отнёсся к моему риторическому восклицанию с полнейшей серьёзностью.

— У тебя же есть место, куда ты убираешь всё подозрительное, — напомнил он. — Ты недавно прятал туда наши вещи на случай обыска.

Я уже подумал о Тайной комнате, но во внутренних покоях Слизерина точно так же не было места для огромного черепа, а окрестные залы и коридоры там были слишком сырыми. Стазисная кладовка Тайной комнаты располагалась очень далеко от замка, хотя за неимением выбора...

— Туда тоже не очень-то засунешь такую громадину, — рассеянно ответил я.

— Сюзерен! — вдруг осенило Нотта. — В Выручай-комнате должно быть помещение, где хогвартцы прячут свои вещи. Не может быть, чтобы за целое тысячелетие никто до такого не додумался!

— Да? — я посмотрел на Теда. — Это было бы удобно.

— Тогда пакуй череп и пошли вызывать хранилище. Я представляю, что нам надо, оно появится, будь уверен.

Я уменьшил череп, уложил его в магловский товарный пакет, наскоро сконфигурированный из листа пергамента, и мы отправились на седьмой этаж. Тед с энтузиазмом трижды пронёсся туда-сюда мимо портрета с танцующими троллями, и на противоположной стене появилась дверь.

— Я же говорил! — обрадовался он и первым потянул дверную ручку.

За дверью оказался огромный зал с колоннами, наподобие соборного. Он весь был завален грудами хлама под потолок, разделёнными путаной сеткой узких проходов. Здесь была и старая мебель, и столпотворения напольных скульптур, и сложные конструкции всевозможных шкафов, стеллажей и стоек, заставленные, заваленные и увешанные всякой дребеденью. Крупные предметы либо валялись около шкафов и вдоль проходов, либо, если это позволяла их форма, были составлены в корявые пирамиды.

— Мда... — пробормотал Тед, озирая это изобилие. Он и представить себе не мог, что искомое хранилище окажется такой свалкой. — Ну и как тут что-нибудь спрятать?

— Спрятать-то можно, а вот потом найти... Положишь — и с концами. Даже если не унесут, а переложат, уже ничего не сыщешь.

— Но сейчас ведь никто в замке не знает про Выручай-комнату? Мы с Дианой тут почти каждый вечер, и не было случая, чтобы к нам кто-то ломился.

— А как вы её используете?

Тед слегка смутился.

— Иногда как библиотеку, чаще как комнату отдыха. Пообщаться там, музыку послушать, да и мало ли что... Диана не кто-нибудь, а моя леди и наречённая, сюзерен. Но это неважно, важно другое — в школе никому нет дела до того, что эта комната часто бывает занята, верно?

Довод Нотта выглядел разумным. Если бы кто-то из преподавателей присматривал за Выручай-комнатой, он наверняка полюбопытствовал бы, кто и зачем зачастил туда.

— Череп можно завалить другими вещами, а когда понадобится, выкопать оттуда, — продолжил Тед. — Никто не найдёт его здесь до конца учёбы, а потом ты заберёшь его, сюзерен. Если он затеряется, сделаешь Акцио или Ревелио.

Он пошел между кучами хлама, выбирая, где можно незаметно пристроить предмет размером три на пять футов. Я следовал за ним, не особо вникая в его короткие реплики по поводу встречающихся вещей, потому что меня, определённо, что-то отвлекало. Какой-то сигнал или мысленный голос, взывавший к моему вниманию.

— Подожди, Тед, здесь что-то есть, — я остановился и закрыл глаза, прислушиваясь к сигналу.

— Что?

— Не мешай.

Тед замолчал, а я обнаружил магическую нить наподобие той, которая соединяла меня с телом Тома Риддла или с его дневником-артефактом. Здесь находился предмет, магически связанный со мной точно так же, как и они. Он располагался в дальнем конце склада, довольно-таки высоко над полом. Я кивнул Теду, чтобы тот следовал за мной, и направился туда.

Это оказалась сильно потрёпанная временем статуя женщины в длинном хитоне, с отбитыми руками и одной из грудей, которая была не прикрыта одеждой. Судя по состоянию сколов, она была изуродована еще до основания Хогвартса. Несколько подобных скульптур притулились на нагромождении старинных столов, расставленные тут и там на свободных от мебели поверхностях. Эта стояла на высоте в два человеческих роста, с прохода её не было видно, и я нашёл её только потому, что целенаправленно искал. Голову статуи полностью скрывала небрежно наброшенная грязная тряпка — то ли вконец застиранное холщовое полотенце, то ли заношенная портянка.

Я аккуратно снял тряпку невербальной Левиозой и увидел, что голова статуи увенчана драгоценной диадемой. Магическая нить заканчивалась на диадеме, по всей видимости, являвшейся связанным со мной артефактом. Моим хоркруксом, как называл их Том-из-дневника.

— Ничего себе! — ахнул рядом со мной Тед. — Эта диадема — и в таком месте!

— Ты видел её раньше?

— На рисунке в атласе уникальных артефактов. Это не что иное, как диадема самой Ровены Равенкло — если, конечно, это не подделка. Но и металл, и камни, похоже, настоящие.

Я проверил диадему на сторожевые и защитные заклинания, но её прежний владелец, похоже, полагал, что портянки будет достаточно.

— Акцио диадема, — призвал я артефакт.

— Точно, настоящие, — подтвердил Тед, рассмотрев диадему вблизи. — И магия на ней на редкость мощная, сразу чувствуется, что это могущественный артефакт.

— Раз это такая ценность, нечего ей здесь валяться. Для неё найдётся место поукромнее, — сказал я, засовывая диадему в свою безразмерную сумку. Понятно, что я всё равно забрал бы артефакт, в котором хранилась частица моей души, но этого не следовало знать даже Теду. Тот проводил её взглядом и ничего не сказал — от него не ускользнуло, что я нашёл её, еще не зная, что это такое.

Череп мы пристроили здесь же, между столами. Скрывающие заклинания не удержались бы на драконьей кости, поэтому мы просто замаскировали его мебелью. А после отбоя я отнёс диадему в Тайную комнату и оставил там в кабинете на верхней полке, рядом с дневником.

29.

Весенние каникулы застали меня, как сессия отъявленного 'тролльщика', за лихорадочным долистыванием академического пособия по пространственной магии. Я уже представлял, как создаются все эти кошельки и саквояжи, но еще путался в методиках их связывания с хранилищами, а работа с большими пространствами оставалась для меня тёмным лесом. Созданию многофункциональных изолированных помещений наподобие Выручай-комнаты в пособиях уделялось всего лишь несколько абзацев, из которых можно было вынести чуть больше того, что подобные творения существуют. Что же касалось обособления магических земель, в пособиях об этом не было ничего, кроме отсылок к ритуалам.

Хоть я и был захвачен каникулами врасплох, я обрадовался им как передышке. Нет, это не означало, что у Малфоев я могу расслабиться и не контролировать свои слова и жесты, но здесь по крайней мере можно было не следить за каждым углом, где меня могли поджидать с воспитательными мерами поборники Света и Справедливости.

Если некто заявляет вам, что школа — ваш второй дом, полный ваших друзей, не верьте этой бессовестной пропаганде. Лучше зорко смотрите, зачем ему это нужно.

На первом курсе я был там Мальчиком-Который-Выжил-И-Поступил-В-Слизерин. Всем это было поперёк горла, включая слизеринцев — я, видите ли, посмел не оправдать их ожидания.

На втором курсе я был там Мальчиком-Который-Выжил-И-Оказался-Змееустом. Слизеринцы отпали, зато остальные старались вдвое — я не только посмел не оправдать их ожидания, но и напугал их тем, что умею делать то, на что не способны они. Значит, уже враг, а эти болваны еще мечтают, что маглы встретят их с распростёртыми объятиями.

На третьем курсе я там — Мальчик-Который-Выжил-И-Не-Может-Вызвать-Патронуса. На этот раз я напугал стадо тем, что не умею того, что умеет оно. Вдобавок я вышел из повиновения у пастуха, и он спустил его на меня.

Кто-то на моём месте стал бы прогибаться подо всех подряд или хотя бы под пастуха. Кто-то возненавидел бы человечество. Я же просто принял это к сведению. Да, это всего лишь школа, всего лишь маленький кусочек большого мира, но это не значит, что большой мир устроен иначе. Вчерашние дети, они дрессируются, но не меняются.

Никогда не надейтесь на людскую доброту или хотя бы на снисходительность, если вы на вершине положения. Но если вы, никчёмный, валяетесь в канаве, тогда вас, возможно, кто-нибудь подберёт и отмоет — и хорошо, если из жалости, а не ради того, чтобы использовать вас или прослыть добрым.

Кто-то назовёт меня циником, и я даже знаю, кто это будет. Тот, кто обломался, пытаясь манипулировать мной.

У Малфоев нас, как обычно, встречали родственники. Отец Теда снова приехал из Европы, чтобы повидаться с сыном. Нотт-старший принадлежал к типу мужчин, которые совершенно не умеют обращаться с детьми, но Теда он по-своему любил, и неучастие в воспитании сына не мешало ему гордиться тем, каким вырос его наследник. Вместе с ним в Британию приехал и Эйвери-старший, как мы договаривались. Похвастаться мне было особо нечем, но учёный маг остался доволен моим продвижением в магии пространства. Когда я посетовал, что самые важные разделы в моих пособиях фактически отсутствуют, он обещал к лету привезти мне трактат 'Ритуалы высшей магии', на который дружно ссылались имеющиеся у меня источники.

Я передал Эйвери для идентификации контейнеры с флюгером и концентратором, предупредив, что артефакты можно считать условно-опасными, что они упакованы в Эгиду и что чем меньше народа знает о них, тем лучше. И, разумеется, чтобы без моего согласия с ними больше ничего не делали. Сухонький маг понимающе покивал и уже на следующий день отбыл с контейнерами в Европу. Школа Лорда...

Изучение диадемы Равенкло я отложил до тех пор, пока не прочитаю о ней в полном атласе редких артефактов. Я имел в виду атлас Ноттов, но в библиотеке Малфоев нашёлся такой же экземпляр. Рисунок в нём был выполнен тщательно, но больше никаких точных сведений о диадеме там не было. Говорилось расплывчато, что она, вероятно, стимулирует умственную деятельность и, возможно, позволяет видеть невидимое. Было очевидно, что эти предположения высосаны из пальца составителями альбома.

Пока мы были у Малфоев, в гости к опекуну заглянул Джонс. Он улучил минутку поболтать с нами о школьных делах, поспрашивал нас о преподавателях, о последних событиях, а под конец разговора поинтересовался, не собираемся ли мы к нему на дачу этим летом. Я ответил за всех, что мы еще не решили, но если и соберёмся, то ненадолго. За зиму я пересмотрел свои намерения насчёт магловского мира и больше не считал первоочередной задачей умение влиться в него, а с бытом маглов наша компания достаточно познакомилась в прошлый раз.

Как я заметил, Джонса чрезвычайно интересовали любые сведения о Сириусе Блэке. Он тщательно это скрывал, но по едва уловимому усилению напряжения в голосе и позе можно было догадаться, что эта тема важна для него. Я сообщил, что Блэк всё еще около Хогвартса, что на самом деле охотится он не за мной и что Дамблдор объявил об его анимагической форме. На вопрос Джонса, что же там нужно Блэку, я только пожал плечами. Сам я считал, что Сириус охотится за уизлевской крысой Коростой, высвечивавшейся на картах Хогвартса как Питер Петтигрю, но мне не хотелось проявлять излишнюю осведомленность только ради удовлетворения чьего-то любопытства.

В этот приезд мы почти не занимались боевой магией. Пару раз мы выходили на полигон, чтобы освежить навыки, и этого было достаточно. Не вели мы и светскую жизнь, потому что её сезон уже прошёл, но и не бездельничали. Все мы были наследниками своих родов, и Малфой-старший нашел нас достаточно подросшими, чтобы обучать ведению рода.

Основы мы знали и прежде, их полагалось знать каждому родовому магу, но главе рода этих знаний было недостаточно. Родовая экономика, ведение хозяйства особняка, консервация и расконсервация временно используемых жилищ, маглооталкивающие чары, установка и поддержание защиты от магического вторжения, а также многое другое, о чём мы прежде слышали только мельком, требовало от наследников углублённого изучения. Сюда входило также наследование родовой магии и способы её поддержания и усиления.

Не все маглорожденные были грязнокровками, но выяснялось это годы спустя, когда от одних маглокровок рождались сильные маги, тогда как другие ослабляли родовую кровь, производя на свет преимущественно полусквибов или сквибов. Вторых было гораздо больше, поэтому с точки зрения чистоты крови было безопаснее считать всех их грязнокровками. Надёжного способа определить, кто есть кто, не существовало, даже астрология могла прогнозировать только личные способности мага. Поэтому идея службы Контроля Крови, над которой работал Том Риддл с друзьями, и была встречена у чистокровных с таким энтузиазмом.

До недавнего времени в магически сильных родах использовался отлаженный тысячелетиями механизм вливания свежей крови. В них имелись книги-артефакты, где появлялись сведения о рождении и местонахождении несовершеннолетних маглорожденных волшебников, а также магов-сирот, проживающих у маглов. Такая книга регулярно просматривалась главой рода, для новорожденных составлялся астропрогноз, и если младенец выглядел перспективным, его похищали и вводили в род. Но после принятия закона о секретности одним из первых постановлений Министерства был запрет на похищение детей у маглов. Вместо этого всех их по достижении одиннадцатилетия стали забирать в Хогвартс, который Основатели снабдили такой же книгой.

Министерство, возникшее на рубеже семнадцатого и восемнадцатого веков, было новообразованием на теле магической Британии. Поначалу оно было вспомогательным органом при Палате Лордов, но с середины девятнадцатого века, когда магловскую Палату лордов стали ограничивать в правах, похожие политические процессы пошли и у магов. Министерство набрало силу, а деятельность Палаты Лордов постепенно сама собой заглохла. Как объяснил нам Малфой, это случилось, потому что среди высокородных магов давно не появлялось яркой политической фигуры, заинтересованной в улучшении органов власти. Свод министерских законов с самого начала полноценным законодательством не являлся — это был список постановлений и указаний в дополнение к родовым кодексам, клятвам и ритуалам, предназначенный для регулирования отношений безродных магов и расширявшийся по принципу затыкания дыр. В настоящее время Министерство было нашим исполнительным органом власти, Визенгамот — судебным, а законодательным органом оставалась Палата Лордов, в последний раз собиравшаяся более ста лет назад.

Мне стало понятно, откуда у нас такие бредовые законы. Для остальных это, похоже, и прежде само собой разумелось. У меня возник естественный вопрос, почему лорд Малфой ничего не предпринимает для восстановления деятельности Палаты Лордов, и тот нехотя объяснил, что род Малфоев недостаточно могуществен и влиятелен для этого, особенно после некоего ошибочного политического шага. Затем он перечислил нам роды, сто лет назад входившие в Палату Лордов. Поттеры и Блэки там были, Малфоев не было.

Уроки Малфоя-старшего заставили каждого из нас призадуматься о прошлом, настоящем и особенно о будущем магической Британии. Мы собирались жить долго и счастливо, а наше настоящее ставило под сомнение наше будущее. И разговоры у нас пошли другие, даже у Драко, всё еще цеплявшегося за возможность оставаться безответственным ребёнком.

Мы взрослели.

Конец апреля выдался на редкость пасмурным. Вялый дождичек принимался моросить по несколько раз на дню, словно обессилевший подневольный работник, доделывающий дневную норму из страха перед наказанием. Окрестности Хогвартса были затянуты туманом, в котором, если терпеливо глядеть в окно, иногда мелькали расплывчатые тени дементоров. Прогулки в Хогсмид были всё еще запрещены — впрочем, никто туда и не рвался, в такую-то погоду.

Репетиция Азкабана, как уныло шутил кое-кто из старшекурсников.

Я несколько раз навещал Тайную комнату Слизерина. Хотелось разобраться с диадемой, да и у Шшесса пора было снова сцеживать яд. На мой вопрос о диадеме василиск ответил, что ничего о ней не слышал. Если Салазар что-то и знал об артефакте Ровены, он не обсуждал это в присутствии своего фамильяра.

Я пытался исследовать диадему известными мне анализирующими заклинаниями, но потерпел неудачу. Здесь требовались знания не моего уровня. Заручившись страховкой Шшесса, я примерил артефакт на голову. По ощущениям что-то изменилось, но я не смог точно определить, что именно. Разве что освещение сумрачного зала стало казаться ярче и объёмнее.

Видимо, следовало поинтересоваться методами изучения подобных артефактов. Отдать диадему на исследование я не мог, поскольку она была моим хоркруксом, но можно было спросить о методах у Эйвери-старшего или даже навестить Академию, чтобы проконсультироваться у специалистов и посидеть там в библиотеке. Я снова отложил диадему до лучших времён.

В мае погода прояснилась, туман сошёл. Невилл вспомнил, что я обещал помочь ему избавиться от Тревора, и написал мне со школьной совой. Мы тайно встретились и договорились провести ритуал освобождения фамильяра в ближайшую субботу. Ритуал требовалось проводить на открытом воздухе, а вокруг школы сновала сотня дементоров, не говоря уже о том, что нас могли заметить из окон, поэтому единственным подходящим местом для ритуала был Запретный лес.

Лонгботтом поначалу ужаснулся. Пришлось напомнить, что туда не только не ходит никто, кроме Хагрида, но и не залетают дементоры. Я назначил ему встречу в субботу после завтрака у выхода к огородам, и Невилл наконец явился туда с Тревором под мышкой. Парень опоздал почти на час, но он предупреждал, что ему будет нелегко поймать свою жабу и ещё труднее отвязаться от Грейнджер. Мы укрылись под плащом-невидимкой и направились в юго-восточную часть лесного массива, где было достаточно прогалин.

В поисках подходящего места мы зашли в лес глубже, чем я ожидал. Но полянка оказалась очень удобной — сухая, светлая, достаточно просторная, чтобы расчертить на ней ритуальную пентаграмму, обросшая по краю буйным кустарником, мешавшим разглядеть, что здесь происходит. Я повязал плащ-невидимку себе на талию, чтобы не забыть его здесь, и стал готовить ритуал, а Невилл стоял в обнимку со своей жабой и осматривался вокруг. Пятна от болячек у парня сошли, но пока он оставался худощавым, и это шло ему.

— Жалко расставаться? — кивнул я на жабу.

— Нет, это чтобы Тревор не сбежал. Если он опять вырвется, я его здесь не найду.

Я срезал заклинанием траву посреди поляны и выкинул её за пределы образовавшегося круга, затем начертил на расчищенном участке пентаграмму.

— Было бы неплохо, если бы ты почитал о предстоящем ритуале — но ты ведь не читал? — обратился я к Невиллу.

— Нет, — смущённо подтвердил тот.

— Значит, так — сейчас я рисую руны, жабу кладём в центр...

— Но Тревор спокойно лежать не будет, он убежит! — перебил меня Невилл.

— У меня не убежит. Кладём, значит, в центр, а потом ты капаешь на каждую из угловых рун своей кровью. Затем ты указываешь волшебной палочкой на Тревора и произносишь ритуальную формулу, — я сообщил ему фразу, тщательно выделяя каждое слово. — Вот, собственно и всё. Учи формулу наизусть, пока я рисую руны. Ритуальный кинжал у тебя есть?

— Нет.

— Ладно, я тебе дам кинжал. Но вообще-то свой надо иметь.

Я вынул из сумки пять плоских гранитных камешков, поместил их в углы пентаграммы и вывел на них волшебной палочкой необходимые руны. Шестой камень, побольше, я установил в центре, начертил на нём руну удержания и повернулся к Лонгботтому, который сосредоточенно бормотал что-то себе под нас. Видимо, заучивал формулу.

— Клади Тревора на центральный камень, — кивнул я на пентаграмму. — Да не наступай на чертёж!

Когда Невилл благополучно справился с этим нехитрым делом, я протянул ему кинжал. Тревор сидел как влитой, пока его хозяин обходил углы пентаграммы и капал на руны кровью — с руны удержания не очень-то убежишь. Наконец Лонгботтом остановился и посмотрел на меня, машинально сунув порезанный палец в рот.

— Не надо мне тут вампира изображать, — буркнул я. — Ты что, не знаешь Санатум?

Невилл не знал, и мне пришлось залечить его палец самому. Я заставил его повторить формулу, чтобы убедиться, что он запомнил её правильно, затем скомандовал ему достать волшебную палочку и провести ритуал. Парень хоть и робел, но проделал все требуемые действия безошибочно, о чём свидетельствовали изменения, которые произошли с его жабой.

По завершении ритуала Тревор уменьшился вдвое, примерно до размеров мужского кулака. Теперь уже ничья безымянная жаба, бывший недофамильяр покинул пентаграмму и бодро поскакал в зелёные травяные заросли. Невилл проводил его взглядом и облегчённо вздохнул.

— Будем вызывать другого фамильяра? — осведомился я. — Ты кого надумал взять, синицу или горлинку?

— А можно, я пока без фамильяра останусь? — робко попросил Невилл. — Мне этот Тревор надоел за три года — ты не представляешь, как. Я как-нибудь потом, ладно?

Я пожал плечами.

— Да сколько угодно, это вообще не моё дело. Бабушка твоя знает, что ты отпускаешь свою жабу?

— Я ей после экзаменов скажу. — Лонгботтом зябко поёжился — эта перспектива его нисколько не радовала. Он шумно вздохнул, потоптался с ноги на ногу и посмотрел на меня с решимостью. — Поттер... а что там с моими родителями? В смысле, что с ними не так?

Он не спускал с меня вопрошающего взгляда. Знаю я таких людей, они долго набираются храбрости, чтобы что-нибудь спросить или сделать, но если уж осмелели, от них не отвяжешься. Тем не менее я попытался:

— Лонгботтом, назови мне хоть одну причину, по которой меня должны интересовать твои родители.

Невилл снова повздыхал и потоптался на месте — и, точно, продолжил:

— Но... эта ваша Вейн, она на что-то намекала, так?

— Наша Вейн — дочка лекаря, она читает такие книги по колдомедицине, какие Хогвартсу и не снились. Но на что бы она не намекала, я её ни о чём не расспрашивал.

— А ты можешь расспросить её?

— Могу. Но не буду. У лекарей свои профессиональные тайны, которые я уважаю.

— Но это же мои родители...

— Вот именно, это твои родители. Ты больше всех заинтересован, чтобы вылечить их, поэтому сделай что-нибудь сам.

— Но я... но я... — Невилл откровенно растерялся. — Но что я могу сделать, я же не лекарь.

— Читать умеешь? Значит, ты можешь сам почитать лекарские пособия и хотя бы проверить диагноз своих родителей.

— А его нужно проверять?

— Раз они не выздоравливают, то нужно.

— Но я вообще не разбираюсь в колдомедицине...

— В травах разбираешься? Значит, и в ней разберёшься.

— Но я даже не знаю, с чего начать...

— Начни с Круцио.

— Что?! — Невилл в ужасе отшатнулся от меня. — Это же непростительное!!!

— Если твои родители пострадали от Круцио, узнай о нём всё, а не только то, что оно бяка. Прочитай, что о нём пишут лекари.

По лицу Невилла было видно, как медленно и тяжко совершается в нём мыслительный процесс. Парень не был тупицей, он был тугодумом, а сейчас его мысли продирались по бездорожью.

— Поттер, а где взять эти книги? — породил он наконец.

— Уж точно не в Хогвартсе. Их там даже в Запретной секции нет. Но достать их можно, если постараться.

— А ты их читал?

— Мало ли, что я читал. Тебе лучше самому их прочитать.

— Так ты знаешь?! — Невилл мигом забыл о своей застенчивости. — Расскажи!

— Только при условии, что ты потом сам всё проверишь.

— Я проверю. Обязательно. Говори, Поттер!

Точно, не отвяжется. Лучше уж сразу хоть что-то рассказать.

— Если коротенько, Круцио — это ментальное заклинание, воздействующее на нервные окончания двигательных мышц и вызывающее сильнейшую боль. Ни на гладкую мускулатуру, ни на сердечную мышцу оно не действует, поэтому от него не останавливается сердце и под его влиянием не обделываются, если до этого сильно не хотели в туалет. Остаточные явления — озноб, при усиленном воздействии возможны также судороги из-за перевозбуждения нервных окончаний. От злоупотребления Круцио возможен болевой шок и смерть, но случаев сумасшествия психически здоровых людей от него не известно, хотя у психически больных состояние ухудшается. До недавнего времени Круцио не относилось к пыточным, так как не оставляло физических повреждений и потому считалось слишком мягким для пыток. Оно было разработано около полутора тысяч лет назад как средство наказания рабов и прислуги, применялось также к детям старше восьми лет.

Невилл выслушал меня, ловя каждое моё слово.

— Но если ты читаешь такие книги, значит, ты всё-таки тёмный? — с опозданием встревожился он.

— Тревожиться надо, когда ты получаешь удовольствие от чтения описаний пыток и сексуальных извращений. Но знать о них нужно — хотя бы для того, чтобы хитрые люди не строили свои афёры на твоём невежестве. Лонгботтом, если ты станешь садистом только от того, что прочитал про Круцио, значит, в глубине души ты уже был им, но тебе не давали это распробовать. Если тебя так легко сделать злодеем, тогда, конечно, лучше и не читай...

— Нет уж, я прочитаю, — на лице Невилла проступило такое упорство, какому позавидовала бы и Грейнджер. — Ведь если ты сказал правду, значит, мои родители сошли с ума не от Круцио?

— Я этого не утверждаю. Но двухчасовая пытка Круцио вряд ли свела бы их с ума, причём обоих совершенно одинаково, — эти сомнения возникли у меня еще на первом курсе, когда я по старым подшивкам составлял для себя картину событий того времени. Мои знания из прошлой жизни взбунтовались тогда против газетной версии, упирая на то, что от Круцио так легко с ума не сходят. — Газеты писали, что Беллатрикс с подручными была поймана за пыткой Лонгботтомов — а что было бы у них пытать, если бы они уже свихнулись?

— Но это значит, что она применила к моим родителям что-то другое! Что это могло быть, Поттер?

— Судя по симптомам, это было какое-то грубое легилиментное воздействие. Только учитывай, что никто из налётчиков не был легилиментом — ни у кого из них нет такой родовой способности. Полагаю, твоим родителям мог бы помочь хороший лекарь-менталист, но не здесь, не в Британии. На твоём месте я уговорил бы бабушку взять их на своё попечение, а затем тайно — подчёркиваю, тайно ото всех — вывезти на материк. В клиниках Германии, Франции и Швеции найдутся специалисты такого уровня, с ними нужно списаться и узнать, кто возьмётся за лечение.

Лонгботтом смотрел на меня так, словно я разродился каким-нибудь судьбоносным пророчеством.

— Поттер! Значит, моих родителей можно вылечить?!

— Я не знаю, насколько повреждён их рассудок, и не могу утверждать этого наверняка. Я всего лишь рассказал тебе, что я изучил бы и что сделал бы, если бы это были мои родители. Но они твои, поэтому ты можешь изучать и делать что угодно — разумеется, под свою ответственность, а я тебе ничего не советовал.

Парень вскинулся, словно хотел спросить что-то ещё, но я отрицательно покачал головой.

— Не надо. Я и так сказал слишком много.

Настаивать на продолжении разговора Невилл не стал. Хоть он и был гриффиндорцем, воспитывали его как чистокровного. Когда мы возвращались, он всю дорогу усиленно размышлял над чем-то. И я догадывался, над чем.

30.

Приближалась пора экзаменов. Хогвартская библиотека была забита учениками. Слизеринские младшекурсники не давали мне прохода, прошлогодние равенкловцы тоже стремились подловить меня в читальном зале, но в этом году я предпочитал заниматься уединённо. Тед, всё еще ответственный за подготовку Диаса, отчитался мне, что парень втянулся в учёбу и справляется сам, вдобавок обучая и своего приятеля Россета. Мне незачем было сидеть ради Диаса в библиотеке, а если у него иногда и возникали вопросы, мы договаривались о встречах по школьной почте.

Грейнджер в компании Уизли и Лонгботтома продолжала выслеживать Блэка, отрывая ради этого драгоценное время от своей зубрёжки. Не то чтобы я наблюдал за ней специально, но трудно было не замечать, как она с парнями, заговорщически оглядываясь, направляется после ужина в главный холл замка. На ментальной карте я видел, как эти трое проходят через школьный двор в сторону Дракучей ивы, а затем исчезают за пределами охранного контура Хогвартса.

В начале последней декады мая, в субботу вечером я получил записку от Невилла, где он назначал мне встречу прямо сейчас в минихолле перед совятней. Судя по взволнованному тону записки и в спешке нацарапанных 'срочно' и 'нужно', у парня случилось что-то чрезвычайное. Даже не пытаясь гадать, что бы это могло быть, я отправился туда.

— Поттер! — встрепенулся Невилл, завидев меня.

— Лонгботтом, — наклонил я голову.

— Поттер, только ты никому не говори, ладно? — торопливо заговорил Невилл. — Мне нельзя никому об этом говорить, но я боюсь, правда...

— Хорошо, не буду. Чего ты боишься?

— Как бы чего не случилось. Профессор Люпин — хороший преподаватель. И человек он хороший, он многому научил нас. Я, правда, боюсь за него.

Неужели парень наконец догадался, что Люпин — оборотень?

— А конкретнее?

— Понимаешь, после каникул мы снова стали искать Блэка. Гермиона вычитала в запретной секции заклинания, которые позволяют обнаруживать людей и животных — Гоменум Ревелио и Бисти Ревелио. Когда мы ходим по окрестностям, она использует эти заклинания, чтобы обнаружить Блэка в человечьем или в собачьем виде. Сегодня суббота, поэтому мы еще с обеда ушли далеко за Хогсмид, к южным предгорьям. И там, в одной из пещер, Гермиона нашла наконец убежище Блэка.

— Лонгботтом, не хочу тебя разочаровывать, но вы видели Блэка в той пещере в последний раз. У него собачье чутьё, он не мог не учуять вас или ваши следы.

— Нет, мы его не спугнули. Гермиона знала это, она не пошла в пещеру. Она запомнила место и сразу же поспешила к Дамблдору, но по пути нам встретился профессор Люпин. Он — специалист по ЗоТИ и мы ему доверяем, поэтому Гермиона рассказала ему о Блэке и попросила совета. А Люпин, когда всё узнал, попросил её пока не ходить к директору. Он захотел сначала сам поговорить с Блэком. Оказывается, они были близкими друзьями, и он надеется, что Блэк его послушает. Но ведь это же Блэк, Поттер! Он может убить профессора!

— Как и когда Люпин собирается встретиться с Блэком?

— Он написал записку прямо при нас и попросил положить её в укрытии Блэка. Он не запечатывал её, и мы с Гермионой её, конечно, прочитали. Там написано, что он будет ждать Блэка для разговора вечером в ближайший вторник в Визжащей хижине. Поттер, это плохое место для встречи, оттуда даже на помощь не позовёшь!

Невилл с надеждой уставился на меня. Я медлил с ответом, припоминая всё, что мне известно о Блэке. Последним доводом в пользу беглого преступника оказалось воспоминание о разумных и дружелюбных глазах собаки, намекающей, что она непрочь поесть мясного пирога.

— Знаешь, Лонгботтом, по-моему, слухи об опасности Блэка для людей сильно преувеличены. Сбежал он из Азкабана почти год назад, и с тех пор ему не приписывают ни одной новой смерти.

— А нападение на 'Кабанью голову'?

— Аберфорт выжил. Мы не знаем, что они не поделили. Полагаю, если бы Блэк хотел убить его, то давно убил бы. Блэк с Люпиным в школьные годы действительно были друзьями, и лично я считаю, что Люпину ничего не угрожает, по крайней мере, во время этого разговора.

Невилл посмотрел на меня, на пол, прошёлся взглядом по стенам, шумно вздохнул. Соображал он долго.

— Поттер, ты уверен?

— Нет, но это самая вероятная версия.

— Надо бы присмотреть...

— Не надо. Взрослые люди, сами разберутся. А если вы там будете крутиться, еще неизвестно, чем всё кончится.

— Поттер, я про тебя. Может, ты... — он договорил фразу просительным взглядом.

— Подумаю, но обещать не могу. Не бойся за Люпина — если я и надумаю присмотреть за ним, то не поэтому.

Лонгботтом успокоился, но не до конца.

— Профессор добрый, но на его месте я не стал бы доверять предателю и убийце, — продолжал настаивать он.

— В любом случае Блэку здесь нужен не Люпин. Даже если они не договорятся, зачем ему лишние трупы? Если тебя интересует моё мнение, передайте записку Блэку и не мешайте им встретиться. Возможно, это будет к лучшему.

Невилл неуверенно покивал, соглашаясь, и на том мы расстались. Хоть я и не обнадёжил его насчёт присмотра, мне самому хотелось вступить в переговоры с Блэком, а тут предоставлялся случай перехватить его на обратном пути. Кроме того, меня интересовало, что Люпину нужно от Блэка. Может, удастся что-нибудь подслушать, если они забудут о защите.

Я помнил, что наружная дверь Визжащей хижины заколочена изнутри. Видимо, Блэк пойдёт туда через подземный ход под Дракучей ивой, но мне идти по ходу вслед за Блэком было бы слишком рискованно. И у оборотня, и у анимага слух и чутьё тоньше, чем у обычных людей, они могли учуять меня даже под плащом-невидимкой. Кроме того, я не угонюсь за Блэком, если он будет в виде собаки, да и ход там слишком узкий — если что-нибудь пойдёт не так, на меня там могут натолкнуться. Нельзя было сбрасывать со счётов и гриффиндорскую троицу, которая запросто могла полезть туда только ради того, чтобы увидеть и услышать всё из первого ряда.

Значит, подслушивать нужно было снаружи. Если в хижине не было подходящих щелей, за оставшееся до встречи время их можно было наделать, чем я и занялся в воскресенье. Я выследил Гермиону с парнями, когда они пошли относить записку, а затем на метле под плащом-невидимкой дождался, пока они не вылезут из хижины. Когда они ушли к предгорьям, я проник в хижину и проделал в нескольких местах незаметные щёлки, через которые было видно и слышно, что происходит внутри.

Когда я вернулся в слизеринскую гостиную, меня позвала Ромильда, сидевшая там на диване с Живоглотом на коленях.

— Гарри!

Я подошёл и сел рядом с ней.

— Живоглот подглядел кое-что, что его тревожит. Он настаивает, чтобы я рассказала тебе, — негромко проговорила она.

— Мр-ряу-у... — подтвердил кошак.

— Говори, — сказал я девчонке, тоже понизив голос.

— Живоглот не умеет словами, он умеет только картинками, поэтому я ничего не поняла, но, может, ты поймёшь. Он сегодня с обеда от меня не отходит и показывает одну и ту же картинку — Грейнджер в кабинете директора и разговаривает с ним, а затем лицо профессора Люпина и Дракучая ива. И напоследок — твоё лицо. Не знаю, что он имеет в виду — то ли их разговор был связан с тобой, то ли я должна предупредить о нём тебя.

Ромильда и не могла ничего понять, зато мне этого намёка хватило. Выходит, Гермиона всё-таки не утерпела и рассказала Дамблдору о предстоящей встрече Люпина с Блэком.

— Это очень ценные сведения, спасибо, — поблагодарил я Живоглота.

— Мряу, — с достоинством откликнулся тот. Ромильда переводила пытливый взгляд с меня на фамильяра, но тот уже сообщил ей всё, что мог, а я не собирался вносить ясность.

— Живоглот, последишь за директором послезавтра? Особенно после ужина, это очень важно. — Я посмотрел на Ромильду: — Во вторник. Напомнишь ему, если он перепутает, ладно?

— Мррряу, — проворчал Живоглот. В его устремлённом на меня взгляде отразилось нечто вроде 'обижаешь, хозяин'. Ромильда растерянно кивнула.

— А я могу чем-нибудь помочь? — спросила она.

— Конкретно ничем, но будь в эти дни очень внимательной, — её умением подслушивать не следовало пренебрегать. — Мало ли, вдруг ты увидишь или услышишь что-нибудь необычное... Только не вздумай ни во что ввязываться и постарайся некстати не попадаться на глаза.

Я поднялся с дивана, чтобы уйти, но Ромильда окликнула меня в спину.

— Гарри, про Люпина... ты знаешь, что в вторник полнолуние? Мы как раз сейчас фазы Луны по астрономии повторяем.

— Когда точно? — повернулся я к ней.

— Пол-четвёртого утра.

— Спасибо, учту.

Сказанное Ромильдой кое-что проясняло в выборе Люпином времени и места встречи. Он всё равно собирался провести ту ночь в Визжащей хижине и, видимо, хотел поговорить с Блэком до своего превращения, чтобы обойтись без непредусмотренной отлучки из Хогвартса. Лично для себя я никаких проблем в этой истории не предвидел. Всего-то и требовалось выследить Блэка, по возможности подслушать его разговор с Люпином и оценить степень его вменяемости, а затем перехватить его, когда он будет возвращаться в своё убежище. На метле под плащом-невидимкой я буду если не в полной безопасности, то хотя бы вне его досягаемости.

Тем не менее собирался я на вылазку тщательно. После ужина я прихватил с собой сумку с метлой и обычным набором зелий, предупредил Теда, чтобы вечером тот не пропадал из общежития, надел в туалете плащ-невидимку и незаметно покинул школу через слизеринский выход.

Темнело в конце мая поздно, а сегодняшний вечер ещё и выдался изумительно ясным. Было безветрено, солнце спускалось за горизонт, а полная луна еще не вышла из-за гор. Я уселся на метлу, добавил ещё кое-какие маскирующие заклинания и под покровом невидимости не спеша полетел к Дракучей иве. Дементоры патрулировали пока еще в дневном режиме, не приближаясь к дорогам, хотя в доступных взгляду окрестностях всегда виднелось несколько штук. Я летел напрямик, кое-где довольно-таки близко от них. Моего внутреннего огня они боялись, но если он не горел, дементоры всё равно не считали меня за еду. И, возможно, за человека тоже, потому что они не реагировали на меня никак.

К Дракучей иве они не приближались. Неподалёку была хижина Хагрида, а полувеликан, как совершеннолетний, не подчинялся ученическому распорядку дня. Ещё здесь бывал и Люпин, поэтому дементорам было запрещено появляться на этом участке. Никаких объявлений об этом не делалось, но к концу учебного года все ученики уже знали, что в тёмное время суток здесь безопасно.

Когда я вылетал сюда, Люпин был еще в Хогвартсе, он не мог опередить меня. Не исключено, что Блэк уже пробрался в Визжащую хижину, но вероятнее, что он где-нибудь поблизости и ждёт появления своего бывшего друга, а заодно проверяет, нет ли тут ловушки — насчёт последнего не знаю, но на его месте я проверил бы. Я остановил метлу неподалёку от Дракучей ивы и стал осматривать окрестности сверху. Блэка я не обнаружил, поэтому решил лететь к Визжащей хижине, как только Люпин спустится в подземный ход. Но вскоре я увидел, что сюда идёт не он, а небезызвестная тройка грифов с Грейнджер во главе. И почему я не удивлён...

Делать здесь им было нечего, значит, шли они сюда просто поглазеть. Если, конечно, у них не было задания сообщить Дамблдору о прибытии Блэка, но это вряд ли, слишком уж непринуждённо они вертели головами по сторонам. Гермиона, как всегда, выглядела деловой и ответственной. Невилл был обеспокоенным, но не напуганным. Самым беспечным выглядел Рональд, он лениво щурился и разве что не насвистывал на ходу. Троица приблизилась, миновала Дракучую иву и направилась мимо меня к хижине Хагрида. С моего места стало слышно, о чём они говорят.

— ...вместе с нами к окошку не лезь, а то Хагрид догадается, — долетел до меня поучающий голос Гермионы. — Мы с Невиллом тебе потом всё расскажем. Записывай за Хагридом, что он тебе скажет.

— Чего записывать, я и сам знаю, что это у Коросты от старости, — лениво отмахнулся Уизли. — Она у нас в семье двенадцать лет, папа её еще Перси подарил, а Перси потом мне.

— Рон, ты совсем тупой? — раздражённо поинтересовалась Грейнджер. — Это чтобы время потянуть, понял?

— А у неё точно не лишай? — спросил Невилл со скрытым отвращением в голосе. Его любовь к растениям не распространялась на животных.

— Ничего подобного! — от возмущения рыжий даже остановился и стал шарить у себя за пазухой. — Вот, смотри!

Он извлёк оттуда тощую облезлую крысу и сунул её Лонгботтому под нос. Тот отшатнулся.

— Мальчики, нашли время глядеть крысу! Мы опаздываем, — сказала Гермиона с сильным нажимом на последнее слово.

Крыса, безжизненно висевшая в руках Уизли, вдруг отчаянно задёргалась. В это же время сбоку и позади от меня послышалось хриплое сдавленное рычание. Резко оглянувшись на звук, я увидел ту самую чёрную собаку, только что вымахнувшую из зарослей крапивы за Дракучей ивой. Ощетинившаяся, она выглядела огромной.

Гриффиндорцы не видели Блэка, они всецело были заняты вырывающейся Коростой. Та извернулась и до крови цапнула рыжего за палец, тот ойкнул и выронил её. Крыса понеслась прямиком к Дракучей иве.

— Рон, чего стоишь, она нужна нам! — мгновенно спохватилась Гермиона.

Уизли со всех ног припустил за серым тельцем, мелькавшим в невысокой траве. На полпути он споткнулся и рыбкой полетел вперёд, пропахивая землю локтями и коленками. Но рыжий всё равно не успевал — крыса была почти у дерева.

Пёс мощным прыжком перелетел через Рональда, заставив того запоздало вжаться в землю, и тоже не успел. Короста, она же анимаг Питер Петтигрю, юркнула под землю и скрылась из вида. Чёрный пёс, он же беглый преступник Сириус Блэк, мгновенно достиг тайного хода и ворвался туда вслед за ней.

Уизли приподнялся, машинально баюкая локоть и не сводя глаз с отверстия, темнеющего под корнями Дракучей ивы.

— Он же съест! Он же съест мою Коросту!!! — в нём громко заговорило собственническое чувство. Обладание жалкой старой крысой непостижимым образом возвышало рыжего в собственных глазах, переводя его из категории совсем неимущих колдунишек в категорию счастливых обладателей хоть какого-то, но питомца. — Да я ему щас!!!

Он вскочил на ноги с явным намерением кинуться в погоню, но был остановлен подбежавшей и повисшей на нём Гермионой.

— Стой, Рональд Уизли!!! Ты туда не полезешь, это же Блэк!!! Невилл, чего смотришь, держи же его!

Невилл тоже подоспел и теперь топтался рядом, не решаясь ухватиться за размахивающего локтями Рона.

— Что здесь происходит? — раздался негромкий голос, одновременно и строгий, и настороженный.

Троица замерла и оглянулась. Заглядевшись на погоню за крысой, я тоже пропустил появление Люпина. За ужином было заметно, что профессор перемогается, но ему было не настолько плохо, чтобы он пренебрёг присутствием учеников в опасном месте.

— Он съест мою Коросту!!! — раненым кабаном взревел Уизли.

— Рональд, помолчи! — заткнула его Гермиона. — Профессор, у Рона крыса болеет, и мы хотели показать её Хагриду, он же умеет лечить животных...

Голос девчонки не дрогнул, но она сильно покраснела.

— У Рона есть крыса? — уточнил Люпин.

— Да, но она совсем расхворалась, поэтому он не выносит её из общежития.

— Это всё из-за твоего Живоглота! — встрял Рональд. — Профессор, анимаги крыс едят или это Блэк в Азкабане научился? Профессор, догоните его и отнимите Коросту, она у меня одна!

Люпин непонимающе посмотрел на Уизли, затем на Гермиону, как на самую разумную в этой компании.

— Короста сбежала туда, а Блэк в виде собаки кинулся за ней, — пояснила она, указывая на ход. — Неужели это Блэк? Он вёл себя, как обычная собака.

— Может, он в Азкабане есть крыс научился! — не переставал истерить Рональд. — Профессор, скорее, а то он её там съест!!!

— Сейчас я пойду туда и разберусь, а вы трое немедленно возвращайтесь в замок, — в голосе Люпина прорезались преподавательские нотки. — Гермиона, я считал, что ты благоразумнее.

— Да, профессор, уже уходим.

Она вцепилась в рукав Уизли и потащила его за собой, а Люпин привычно отыскал спрятанную поблизости палку и обездвижил Дракучую иву, затем торопливо спустился в подземный ход. Гермиона успела дотащить Рональда до тропинки, когда тот опомнился и начал упираться.

— Моя Короста!!!

Рыжий был сильнее девчонки и вырвался из её хватки, хоть и не без труда. Я рисковал опоздать к началу разговора Блэка с Люпином, поэтому мне некогда было слушать, как они пререкаются. Разогнав метлу с места в карьер, я помчался к Визжащей хижине.

На пути к ней я опередил не только Люпина, но и Блэка с крысой. Едва я успел устроиться около щели, от которой была видна дверь в подземный ход, как та едва не сорвалась с петель от удара тяжёлого тела, и в комнату ворвался огромный чёрный пёс. Если бы меня попросили нарисовать Грима, я изобразил бы его именно таким. Появление крысы я прозевал, но Блэк принюхался и уверенно кинулся к широкой приземистой кровати, раздолбанной, как и всё в этой хижине. Пёс оказался слишком велик, чтобы протиснуться под кровать, но вгорячах до него этот факт не доходил. Пару минут он с рычанием силился выцепить оттуда грызуна, шаря там не по-собачьи, лапой.

За этим занятием его и застал запыхавшийся Люпин, вбежавший в полуоторванную дверь. Какую-то секунду он созерцал шарящего под кроватью пса, затем воскликнул:

— Сириус! — и снова, что есть силы, потому что разъярённый пёс его не слышал: — Сириус!!!

Блэк попятился и мельком покосился на Люпина, не спуская глаз с тёмного пространства под кроватью, где пряталась крыса. Очертания пса поплыли, и полминуты спустя на его месте оказался высокий черноволосый человек в поношенной, ничем не примечательной магловской одежде. Его тронутые ранней сединой волосы доставали до плеч, нижнюю часть лица прикрывала короткая бородка, которой не было на розыскных листовках.

— Ремус? У тебя же есть палочка? Достань эту мордредову крысу из-под кровати, — не попросил, а именно приказал он.

— Сири, успокойся, — мягко и убеждающе сказал Люпин. Судя по интонации, ему приходилось уговаривать Блэка далеко не впервой. — Вдохни поглубже и дай себе труд подумать, зачем тебе эта крыса. Ты их ешь или у тебя развлечений мало?

— Ты просто ничего не знаешь, Рем!!! — порохом вспыхнул Блэк.

— Успокойся, я сейчас достану эту крысу, но сначала ты дашь мне слово, что ничего с ней не сделаешь. Рон очень расстроится, если с его Коростой что-нибудь случится.

— Да ты сам захочешь её убить, когда я тебе всё расскажу! Но сначала поймай эту подлую крысу, чтобы она не сбежала!

— А слово?

— Хорошо, даю, — уже сдержаннее ответил Блэк. — Не трону я его без твоего согласия. Лови же его наконец.

Люпин направил свою палочку под кровать и произнёс Акцио Короста. Крыса влетела ему в свободную руку и отчаянно затрепыхалась там.

— Держи крепче, а то он вырвется, — потребовал Блэк, пожирая крысу ненавидящим взглядом. — Рем, это же Питер. Разве ты сам не видишь?

— Питер? Ты свихнулся в Азкабане, Сириус. Извини, но Питера убил ты, а это Короста, любимица Рона Уизли.

— Тебе всегда не хватало наблюдательности, Рем, для тебя все крысы одинаковы. Если ты не умеешь различать их, посмотри же наконец — у этой крысы не хватает пальца на передней лапе.

Люпин приподнял бьющееся серое тельце до уровня глаз и долго, с полминуты, созерцал крысу. Сперва он разглядывал её недоверчиво, затем его лицо озарилось короткой вспышкой осознания, тут же сменившейся гневом и возмущением. Еще не увидев Петтигрю без анимагической формы, он всё-таки понял, кто перед ним.

— Питер... — произнёс он — и перевёл взгляд на Блэка. — Значит, ты не убивал его?

— К сожалению. Я очень хотел убить его, но он оказался хитрее. Он колданул взрывное заклинание и инсценировал собственную смерть.

— Но ты же говорил на суде, что сам виноват во всём?!

— Во всём — это в гибели Джеймса. Остальное по сравнению с этим — мелочи. Это я уговорил Джеймса втайне ото всех сделать Петтигрю Хранителем. Мы даже тебе ничего не сказали, потому что тогда все оборотни, кроме тебя, перешли на сторону Волдеморта. Помнишь, он обещал им равные права с людьми? Откровенно говоря, мы не были уверены, что ты удержишься.

— Оборотни не приняли бы меня... — машинально ответил Люпин. — Так это Питер был Хранителем?

— Да. Но это еще не всё, Ремус. Тогда времена были неспокойные и по вечерам я регулярно заглядывал к друзьям удостовериться, что у них всё в порядке. Так уж вышло, что в ту ночь я снова надумал навестить их, и начал с Питера. Несмотря на позднее время, его в укрытии не оказалось. От него я отправился к Джеймсу и увидел горящий дом, а неподалёку — Хагрида с маленьким Гарри на руках. Он сказал, что прибыл сюда по приказу Дамблдора, но опоздал. Дамблдор уже побывал здесь и передал ему ребёнка, чтобы он отнёс его в безопасное место. Я отдал Хагриду свой мотоцикл, а сам перекинулся в собаку и стал вынюхивать окрестности. Ты и не представляешь, что я обнаружил, Рем...

У Блэка перехватило горло, он со всхлипом втянул в себя воздух. Напряжённо слушавший Люпин подбодрил его кивком.

— Следы Питера были только вокруг дома, внутрь он не заходил. Насколько я понял, поджогом занимался он. Внутри, кроме следов Джеймса и его семьи, были только следы Дамблдора и ещё одного, незнакомого мне человека. В гостиную, где лежал мёртвый Джеймс, входил только Дамблдор, а тот человек, судя по следам, ждал в коридоре. Затем они поднялись наверх, где Дамблдор подходил к детской кроватке, и оба вышли оттуда наружу. Газеты врали, Рем, там не было никакой кучки пепла от Волдеморта. И ещё, Рем — Авада не вызывает пожаров и не оставляет шрамов. Вся эта газетная шумиха была проплачена, и я даже догадываюсь, кем.

Судя по выражению лица Люпина, он не догадывался. Он не слышал рассказа Батильды Бэгшот, в отличие от меня.

— И кем же? — нетерпеливо спросил он.

— Дамблдором. Это Дамблдор убил Джеймса с женой и похитил Гарри. Мне самому сначала было дико, но я не настолько безнадёжен на голову, чтобы идти против фактов. У меня было двенадцать лет на размышления, Рем.

— Не может быть! Ведь Сам-Знаешь-Кто действительно исчез в ту ночь!

— Поэтому я не убью Дамблдора сразу, а сначала выпытаю у него, как и зачем он это провернул.

— Так ты здесь не из-за Гарри! — озарило Люпина.

— И даже не из-за Питера, его я случайно увидел в Хогсмиде. Впрочем, следовало ожидать, что крыса окажется рядом с хозяином. Так теперь ты не против, если мы убьём предателя?

— Подожди... — Люпин посмотрел на мелко дрожащую крысу в своей руке. — Может, он что-нибудь расскажет или объяснит. Кроме того, живой Питер пригодится, чтобы оправдать тебя. Пусть его осудит закон.

— Ремус, с некоторых пор я не доверяю нашему правосудию. И уверен, что Дамблдор сделает всё, чтобы правда не вылезла наружу.

Вдруг они резко повернули головы к распахнутой двери, а Блэк ещё и втянул ноздрями воздух, принюхиваясь. Встревоженно переглянулись, между ними проскользнуло нечто вроде единства и взаимопонимания.

— Те самые дети, — быстро и тихо произнёс Блэк. Люпин недовольно нахмурился, не зная, сколько этим детям удалось подслушать.

— Заходите уж, — позвал он, глядя в тёмный проём, ведущий в подземный ход.

Я ожидал увидеть Грейнджер, но первым в проёме показался Уизли.

— Моя крыска, живая! — возрадовался рыжий, увидев Коросту в руке профессора. Значит, он ничего не слышал. — Профессор, вы спасли её!!!

Гермиона протолкнула Уизли вперёд и тоже вошла. Позади неё замаячила длинная фигура Невилла.

— Простите, профессор, но Рон так беспокоился за свою Коросту, что нам не удалось отговорить его, — отчеканила Гермиона тоном матёрой отличницы. — Мы не будем мешать вам, только заберём её и уйдём.

— Извините, дети, — мягко сказал Люпин, — но мы не отдадим вам... — он посмотрел на Питера в своей руке, — ...эту крысу. Идите обратно, я с вами потом поговорю.

— Нет уж, я никуда не уйду без Коросты! — вспылил Уизли, всерьёз испугавшийся за судьбу своей собственности. — Родители никогда не купят мне другого питомца!

Лицо Люпина вдруг исказилось, словно от подавляемой тошноты. Он беспокойно взглянул на Блэка.

— Сириус, у меня меньше времени, чем я предполагал. Погода нынче на редкость ясная. Что будем делать с Питером? — и торопливо добавил, увидев, как предвкушающе блеснули глаза Блэка. — Кроме убийства, конечно.

— Если ты настаиваешь на правосудии... — надо было слышать, каким тоном Блэк выплюнул последнее слово, — то Питера нужно сдать властям, причём публично, а то всё опять замнут. Детям этого не доверишь, а меня с крысой загребут быстрее, чем я раскрою рот. А потом, понятное дело, мне никто уже не даст его раскрыть, как тогда.

— Значит, надо вернуть ему человеческий вид прямо сейчас. — Люпин кивнул на замершую в дверях троицу. — Это тоже свидетели. Поможешь им проводить Питера до Хагрида, а тот отведёт его в Хогвартс. Гермиона!

— Да, профессор? — откликнулась Грейнджер.

— Проследи, чтобы Хагрид отвёл Питера к МакГонаголл или к Флитвику. И ни к кому другому, поняла? Пусть они вызовут авроров, а вы трое удостоверьтесь, что Питера забрали в аврорат.

Гермиона растерянно кивнула. Зря Люпин понадеялся, что директор у неё входит в понятие 'ни к кому другому' — она всегда ставила Дамблдора выше этого.

— А где этот Питер? — спросила она.

— Сейчас будет. — Люпин взглянул на Блэка. — Превращаем?

— Давай ты, у меня палочки нет.

— Держи. — Люпин передал ему Коросту. — Фините Аниморфус! — произнёс он, направив на грызуна палочку.

Блэк выронил крысу на пол. На её месте появился человечек, быстро увеличившийся до нормального размера. Питер Петтигрю был невысок, полноват, потрёпан, неопрятен, с намечавшейся лысинкой на макушке, окружённой тонкими бесцветными волосами. В его лице сохранялось нечто крысиное. Он часто и прерывисто дышал, его бегающие глазки стрельнули на проход за спинами гриффиндорцев и разочарованно зашустрили по хижине.

— Ну здравствуй, Питер, — с деланной приветливостью сказал ему Люпин. — Сколько лет, сколько зим...

— С-сириус... Р-рем... — дрожащим голосом пробормотал тот. — П-пощадите...

Его маленькие глазки умоляюще заметались между ними. Удостоверившись, что пощады от бывших друзей не дождёшься, Питер оглянулся на учеников.

— Рон, пожалуйста, ты же так дорожишь мной... Хочешь, я останусь твоим питомцем? Я буду самой лучшей крысой в мире, только спаси меня от этих!!!

Уизли пребывал в шоке. До него всё еще доходило, кем оказалась его Короста.

— Нет! — отшатнулся он. — Подумать только, я клал ЭТО к себе на подушку!!!

Гермиона тоже была шокирована. Это выражалось у неё в привычке закрывать рот ладонями. Наименее потрясённым выглядел Невилл, привыкший к тому, что жизнь преподносит ему неприятные сюрпризы. По лицу Люпина снова пробежала судорога.

— Это тот самый Питер, за убийство которого Сириус двенадцать лет просидел в Азкабане, — сообщил он грифам. — Все объяснения после, а сейчас нужно поскорее сдать его в аврорат. Там с ним разберутся. Рон, пойдёшь первым. Гермиона, Невилл — вы будете конвоировать Питера, пока не приведёте его к Хагриду. Все трое держите палочки наготове. Сириус, пойдёшь последним и будешь контролировать ситуацию — ты и без палочки с этим справишься. Если Питер побежит, можешь убить его.

Люпин наложил на Питера Инкарцеро, опутав его верхнюю часть тела верёвками.

— А теперь уходите скорее, — потребовал он. Блэк вгляделся в него и понимающе кивнул.

— Но... — начала Гермиона.

— А ну быстро все построились и пошли! — рявкнул на неё Блэк. — Рыжий — вперёд! Питер — марш за ним и не подходи к нему ближе, чем на десять шагов, а то я тебе живо глотку перерву! Вы двое — за Питером, и шевелите наконец копытами! Мордред, какие тормоза, за что это мне...

Всех их в считанные секунды вынесло из хижины. Люпин машинально обтер рукавом со лба проступивший пот, присел на кровать, обхватил себя руками и стал раскачиваться. Он, похоже, уже мало что соображал.

Пора было выдвигаться и мне. Несмотря на непредвиденные обстоятельства, у меня еще оставался шанс перехватить Блэка после того, как он сдаст Питера Хагриду. Если же встречи с Блэком не получится, хоть досмотрю, чем там у них закончилось. С этими мыслями я уселся на метлу и полетел обратно к Дракучей иве.

31.

Ждал я эту компанию минут десять, которые были потрачены на размышления о том, как теперь договариваться с Блэком. Я хотел сдать ему Петтигрю, но пришли трое юных дамблдоровцев и с изяществом слона в посудной лавке поломали мне всю игру. Что я предложу Блэку, если Петтигрю уже у него? По всему получалось, что предложить больше нечего, потому что Дамблдор был нужен мне самому.

Утешало одно — поломали они игру не только мне, но и директору.

С каждой минутой становилось темнее, пока из-за гор не выкатилась полная луна, такая яркая, что разом осветила окрестности. Когда я уже начал беспокоиться, не случилось ли чего в туннеле, из тайного хода высунулась рука с Люмосом на палочке, затем рыжая голова, а за ней и плечи. Свободной рукой Уизли нащупал сучок, успокаивающий Дракучую иву, и обездвижил её. Затем он выкарабкался наружу, взял палочку наизготовку и крикнул остальным в отверстие, чтобы вылезали. Следом протиснулось коренастое тело Петтигрю, которому было непросто выбраться оттуда с примотанными к телу руками. В конце концов ему это удалось, и он остановился в нескольких шагах от ивы под прицелом палочки рыжего, пока Грейнджер с Лонгботтомом, тоже с Люмосами, не вылезли из тайного хода. Последним вылез Блэк, и все они столпились неподалёку от Дракучей ивы.

Судя по тому, как грифы поглядывали на Блэка, они признали его за старшего и дожидались его указаний. Они доверяли мнению уважаемого профессора Люпина, да и во время пути по подземному ходу Грейнджер наверняка вытянула из Блэка всё, что можно и что нельзя. Кто как, а я не могу себе представить её с закрытым ртом, если она не дуется.

Но Блэк мешкал с распоряжениями. Грифы терпеливо ждали, Петтигрю шнырял глазами по сторонам в поисках лазейки. Насколько я понял по скорости обратного процесса, превращение в крысу требовало как минимум полминуты, которых у Питера не было, поэтому он не предпринимал бесполезных попыток к бегству. Наконец Блэк принял решение и заговорил.

— К Хагриду я не пойду, он горячий и бестолковый, — голос беглеца заметно похрипывал — после стольких лет молчания даже короткое общение успело надсадить его. — Ты, парень, — Блэк кивнул на Невилла, — зайдёшь внутрь и скажешь ему, что вы задержали Питера Петтигрю, которого никто не убивал и которого нужно доставить в аврорат для расследования. Убедись, что до Хагрида это дошло, и зови его наружу. Помните, что сказал вам Ремус? Ведите Питера только к МакГонаголл или Флитвику, от этого зависит очень многое. А я издали послежу, чтобы он не сбежал.

Крысообразный человечек зыркнул в его сторону и съёжился от ответного взгляда.

— Иди давай! — рыкнул на него Блек.

Троица конвоиров повела пленника к хижине Хагрида. Лонгботтом шёл в нескольких шагах перед остальными, освещая Люмосом дорогу. За ним шёл связанный Петтигрю, Грейнджер с Уизли шли последними и держали его под прицелом палочек. Оставшийся позади Блэк отступил в темноту, перекинулся там в чёрного пса и потрусил за ними сбоку и поодаль, перебегая от кустарника к кустарнику и неотрывно следя за Питером.

Я не последовал за ними, памятуя про чуткий нос Блэка. Переместившись так, чтобы перехватить Блэка, когда он будет уходить отсюда, я остановил метлу и стал наблюдать издали. Поэтому я единственный заметил кошку, со всех ног бегущую сюда от Хогвартса. Она была знакома мне еще с первого урока трансфигурации — серая с чёрными разводами и тёмными пятнами вокруг глаз, напоминающими очки. Это сама Минерва МакГонаголл углядела из окон замка своих учеников где не надо и теперь гналась за ними, пока они не ушли куда-нибудь ещё.

Когда она, немного не добежав до троицы, обратилась в человека и строго окликнула их сзади, это оказалось для них большим сюрпризом.

— Грейнджер! Лонгботтом! Уизли! Будьте добры объяснить, что вы здесь делаете и кто это с вами!

Все они, как ошпаренные, обернулись на голос. Даже Петтигрю точно так же ошалело уставился на своего бывшего декана. МакГонаголл разглядывала спеленатого верёвками человечка — и в её взгляде нарастало изумление.

— Питер? — произнесла она севшим голосом. — Питер Петтигрю? Как? Как это может быть?

— Профессор, мы вели Петтигрю к Хагриду, — затараторила опомнившаяся Гермиона. — Так нам велел профессор Люпин. Петтигрю, оказывается, анимаг, он всё это время жил у Рона в виде его крысы Коросты. А мистер Блэк помог профессору Люпину разоблачить и задержать его. Хагрид должен был отвести его к вам, но раз вы уже здесь, заберите его и вызовите авроров для расследования.

Все выжидающе уставились на МакГонаголл. По мере того, как профессор вникала в обрушившиеся на неё сведения, изумление на её лице сменялось строгой сосредоточенностью.

— Профессор, пощадите! — не выдержал наконец Петтигрю. — Не надо авроров, отведите меня к директору, он разберётся. Ведь это же его дело, а?

— Нет, мистер Петтигрю, — вскинулась Гермиона. — Профессор МакГонаголл, вызовите авроров!

— Не указывайте мне, мисс Грейнджер, — сухо сказала МакГонаголл. — Петтигрю прав, всё происходящее в Хогвартсе находится в ведении директора. Я не могу действовать через голову своего непосредственного начальства.

— Но профессор Люпин сказал, что Петтигрю нужно сразу же сдать в аврорат...

— Мисс Грейнджер, ваш декан — я, а не профессор Люпин! Разумеется, директор должен узнать о Петтигрю, а я должна доложить ему. В подобных случаях решение принимает он, а не я.

От кустарника, за которым прятался чёрный пёс, послышалось низкое приглушённое рычание. Поскольку я собирался перехватить Блэка на отходе, я оказался довольно-таки далеко от гриффиндорцев. Мне приходилось напрягаться, чтобы слышать пререкания Грейнджер с МакГонаголл, зато было видно большое собачье тело, прячущееся в тени кустарника, и рычание пса я расслышал прекрасно. Его могли бы услышать и грифы, если бы не были увлечены спором. Только Петтигрю вздрогнул и опасливо покосился в нашу сторону.

— Но что скажет профессор Люпин? — упрямо продолжала Гермиона. — Я обещала ему, что сделаю всё в точности, как он велел.

— Грейнджер! — МакГонаголл оборвала начатую фразу и обернулась, потому что все вдруг уставились за её спину с одинаковым выражением чистейшего ужаса на лицах. Я тоже посмотрел в темноту за её спиной и увидел прыгающего на неё оборотня. Она успела заметить тварь и непроизвольно отшатнуться, поэтому зубы оборотня впились ей не в шею, а в плечо.

Чудовище сшибло МакГонаголл с ног и стало рвать её зубами. Гермиона отчаянно завизжала. Лонгботтом и Уизли оцепенели, с обморочным видом глядя на происходящее. Я, признаться, тоже. Быстрее всех опомнился Блэк — огромный чёрный пёс вымахнул из-за кустарника и кинулся на оборотня. Он вцепился в загривок зверюги, заставив её отвлечься на себя, и побежал прочь.

Оборотень погнался за ним. Гермиона не переставала визжать, не отрывая глаз от своего декана. Рональд, увидев истерзанное плечо и полуоторванную руку МакГонаголл, грохнулся в обморок. Невилл, оказавшийся покрепче, бросился бежать к хижине с воплями 'Хагрид!' 'Хагрид!' Там уже открывалась дверь, потому что визг Гермионы разносился на все окрестности. Петтигрю на моих глазах перекинулся в крысу, выскользнул из верёвок, порскнул в сторону Запретного леса и исчез из вида.

Всё произошло в считанные мгновения. Не знаю, что я сделал бы, если бы находился рядом с грифами, но я был слишком далеко от них, чтобы успеть что-то предпринять.

Хагрид подбежал вместе с Невиллом, на бегу объяснявшим ему, что случилось. Он подхватил на руки бесчувственную МакГонаголл и помчался по тропинке к Хогвартсу. Гермиона, дрожа и всхлипывая, наклонилась над Уизли и стала трясти его, пытаясь привести в чувство. Едва рыжий очнулся, Грейнджер с Лонгботтомом поставили его на ноги и потащили в школу, забыв про Петтигрю.

Я поглядел в темноту, куда убежал Блэк, уводивший за собой превратившегося Люпина — оттуда не доносилось ни звука. Надеюсь, он знает, что делает, и умеет справляться по крайней мере с одним конкретным оборотнем. А всё-таки странно... Я уже знал, что Снейп варит Люпину волкогонное зелье на аконитовой основе, несколько лет назад разработанное кем-то из ведущих британских зельеваров, и полагал, что оно сохраняет оборотню рассудок во время превращения, хоть и не интересовался этим специально. Или оно только ускоряет восстановление здоровья оборотня после полнолуния?

Если бы я был участником этого кровавого происшествия, я не остался бы к нему равнодушным. Как минимум я ощутил бы боевой азарт и стремление избавить себя и других от опасности, потому что эти чувства успели встрепенуться во мне, хоть я и не успел вмешаться. Но сейчас мне оставалось только удивляться, насколько безразличным меня оставил вид полурастерзанной МакГонаголл и истерически всхлипывающей Гермионы. Ни ужаса, ни боли, ни жалости, ни сострадания — хорошо еще, что удивление и любознательность были свойствами разума, а не души, поэтому их я был способен испытывать в полной мере. Это они заставили меня усиленно размышлять над тем, как отстранённо я воспринял происшедшее по сравнению с его участниками — словно какой-то важный жизненный урок, который знали они и который я никак не мог выучить.

Разве только Нотту временами удавалось пробить мою всеобъемлющую отстранённость. Вот и сейчас, застигнув себя на ненормальном безразличии, я для сравнения подумал именно о Теде. Не зная, чем обернётся моя прогулка, я попросил его побыть в гостиной до моего возвращения — чтобы в случае чего он остался вне подозрений, но этого я ему уже не сказал — и надо было видеть, с какой готовностью он согласился. Я так редко давал ему поручения, а ему так хотелось доказать, что и он на что-то годится, но в Кодексе прямо говорилось, что главный долг вассала состоит в послушании, поэтому на словах Тед никогда не роптал. Что, впрочем, нисколько не мешало ему выказывать своё недовольство другими способами.

Всё закончилось, можно было возвращаться и освобождать Теда от несложной обязанности сидеть в гостиной. Тем не менее на обратном пути меня беспокоило некое неопределённое ощущение. Пожалуй, ближе всего оно было к незавершённости. Неспешно направляясь на метле к слизеринскому выходу из замка, я силился понять, чем оно вызвано.

МакГонаголл... нет, о ней позаботится мадам Помфри. Грифы... отделались лёгким... нет, тяжёлым испугом, но всё равно им, считай, повезло. Если вдуматься, из-за них всё так и сложилось — интересно, доползло ли это до их ущербных гриффиндорских мозгов? Петтигрю сбежал, он наверняка спрячется далеко и надолго... нет, это не моё дело. Блэк...

Блэк!

Я остановил метлу. Конечно же, Блэк и Люпин — один из них мог покалечить или даже загрызть другого. Я поставил бы на оборотня, который был не в себе, тогда как Блэк вряд ли станет убивать своего бывшего друга. Развернувшись в воздухе, я помчался мимо Хогвартса в ту сторону, куда Блэк увёл невменяемого Люпина. За Хогвартсом я остановился, чтобы вслушаться и всмотреться в окружающую местность.

Луна светила вовсю, и, насколько я мог видеть в её освещении, поблизости никого не было. Сначала было тихо, но после пары минут напряжённого вслушивания до меня долетел отдалённый звук, напоминавший жалобный собачий скулёж. Он раздавался со стороны прибрежного леска, за которым находился берег озера. Я поспешил на звук, который вскоре оборвался, и вдруг увидел, что туда же отовсюду стремительно летят десятки человекоподобных теней в чёрных балахонах.

Оказывается, дементоры при необходимости могут перемещаться очень быстро. Но не быстрее моего 'Нимбуса', и я опередил их на пути к цели. Блэк, уже в человечьем облике, лежал на берегу озера — залитый кровью, весь в рваных ранах, без сознания, но живой. Дементоры ненамного отстали от меня, поэтому я сначала поставил над нами Эгиду, а затем стал накладывать кровоостанавливающие заклинания на его раны. Лечить болезни я не взялся бы, но раны и магические повреждения я врачевать умею. Это входило в боевую подготовку, которую мы проходили под руководством Люциуса.

Пока я возился с Блэком, дементоры облепили купол Эгиды снаружи. Здесь была вся или почти вся азкабанская сотня, несущая стражу вокруг Хогвартса. Я не ощущал их ментального давления, но Блэк заметался и тяжело застонал, не приходя в сознание. Что ж, пусть Министерство не обижается — его стражи явно превысили свои полномочия. Я выпрямился и высвободил из-под плаща-невидимки руку с волшебной палочкой.

— Инфернус Циркум!

Вокруг забушевал огненный ад. Эгида защищала от стихийной магии, поэтому под ней жар не ощущался. Зато снаружи всё плавилось, а дементоры вспыхивали факелами, в считанные мгновения прогорая до чёрного пепла, который осыпался вниз и тут же тонул в расплавленной земле. Не прошло и минуты, как все они сгорели.

Мир стал чище, и это было хорошо. И никто не убедит меня в обратном.

Снимать Эгиду было еще нельзя, если я не хотел, чтобы мы с Блэком разделили судьбу дементоров. Водная магия давалась мне с трудом, но остужающее заклинание было одним из простейших. Я стал накладывать его вокруг нашего островка нетронутой земли, пока расплав не почернел и от него не перестал идти пар. Только после этого я снял щит и переправил Блэка Левиозой за пределы выжженного круга, а затем уселся на метлу и оттащил бесчувственное тело в глубину леска.

Там я основательно взялся за приведение пострадавшего в порядок. Заживляющие и чистящие заклинания, починка одежды, во время которой Блэк пришёл в себя и непонимающим взглядом стал следить за мелькающей в воздухе палочкой. Вспомнив, что меня скрывает плащ-невидимка, я откинул капюшон.

— Мантия Джеймса... — прохрипел Блэк.

Я опрокинул в него заживляющее зелье, затем бодрящее, затем антидементорное шоколадное собственной разработки. Затем и сам приложился к восстановителю магии — сегодня я опять здорово потратился и Тед наверняка будет смотреть на меня так, словно это я его довел до такого безобразия, а не себя.

— Дамблдор отдал её мне, — ответил я, пока поил его зельями.

— Забрал, сволочь... — пробормотал он на это. — Тогда он её забрал... может, она и спасла бы Джеймса. Старый подонок знает, как лучше убить — забравши или отдавши... Остерегайся его, Гарри... и, главное, ничему от него не верь...

— У нас с ним уже не сложились отношения, мистер Блэк. Сильно не сложились.

— Умный мальчик... — губы Блэка искривились в страшноватой пародии на улыбку. — И зови меня Сириусом, малыш...

— Сожалею, мистер Блэк, но мы не настолько хорошо знакомы. Я видел вас несколько раз в жизни, в основном на плакатах 'Их разыскивает аврорат'.

— Я твой крёстный, назначенный твоим отцом.

— Давайте не будем об этом, мистер Блэк. Дело прошлое, сейчас оно уже не имеет значения.

Зелья начали действовать, Блэк с каждой минутой чувствовал себя лучше. У него хватило сил, чтобы сесть и прислониться спиной к стволу дерева, под которым мы устроились.

— Я теперь на свободе и смогу заботиться о тебе, малыш.

— Мистер Блэк, взгляните на меня. Я сколько-нибудь похож на малыша? — я передвинулся так, чтобы лунный свет падал на моё лицо. Прошло несколько молчаливых мгновений, в которые он рассматривал меня.

— Ты и на Джеймса не похож, — заключил он наконец. — А маленький ты был вылитый Джеймс. Но сейчас — нет. Джеймс, он был такой... такой открытый, такой весёлый и добродушный. Нет, не похож...

— Я слизеринец, мистер Блэк.

— Я уже видел в Хогсмиде, что у тебя мантия слизеринская. Кто бы мог подумать, сын Джеймса — и слизеринец! — Блэк неприятно рассмеялся. — У вас там Нюнчик сейчас деканом, верно?

— Если вы о профессоре Снейпе, то да.

— Вы с ним, случайно, не друзья?

— У нас с ним сложные отношения, хотя и не настолько, как с Дамблдором.

— Ну хоть что-то... — с некоторым удовлетворением произнёс Блэк. Мне вдруг подумалось, что не о том он переживает.

— Вас ведь покусал оборотень. Могут быть последствия.

— Ничего не случится, я был в звериной форме, когда мы с ним тут грызлись. Звериная форма не поддаётся заражению ликантропией, это я еще со школы знаю. Мы вчетвером тогда гуляли вместе, вот в такие же ночи — я, Сохатый, Луни и Хвост, — он вскинул взгляд на полную луну. — То есть, Джеймс — он оленем был, Рем и Питер. Эх, хорошее было времечко...

— Питер опять сбежал. Когда оборотень напал на МакГонаголл.

— Кр-р-рыса... — почти прорычал Блэк.

— Можно подумать, вы с отцом этого не знали. Знали ведь, но считали, что это верная крыса. Только крысы не бывают верными — не та тварь.

— Тварь, — согласился он. — Но бывают твари и похуже крыс. Есть в Хогвартсе одна слащавая и лицемерная очкастая тварь, которая зажилась на свете. Ей давно пора подыхать, и я ей это устрою. Ты со мной, Гарри?

— Если вы о Дамблдоре, то я с вами. Но я не могу быть так же снисходителен к нему, как вы, с учётом всего, что он натворил.

— Снисходителен? — непонимающе переспросил Блэк.

— Именно. Вы хотите всего лишь убить его. Но если он будет убит сейчас, с ним останется вся его слава величайшего мага столетия, оплота светлых сил и победителя Гриндевальда. Даже если разоблачить Дамблдора после смерти, вступит в действие известное правило 'о мёртвых либо хорошо, либо ничего', которое не позволит людям оценить его деяния так, как они того заслуживают. Нет, я хочу разоблачить его еще при жизни, да так, что его имя станет оскорблением, за которое вызывают на дуэль. Я отниму у него всю его фальшивую славу, я публично потычу его носом в его собственную подлость и в его собственные махинации, а напоследок оставлю без магии. И уж конечно, подожду его убивать, пока он вволю не насладится своими достижениями.

Какое-то время Блэк молча вникал в мои слова.

— Слизеринец... — произнёс наконец он, и это прозвучало уважительно. — А ты справишься?

— Я уже справляюсь. Почитайте в газетах за последние полтора года, что там пишут о Дамблдоре. Его репутация уже страдает и шаг за шагом будет уничтожена. У меня хватает на это сведений, но сейчас еще не время. Нужно ещё года два, чтобы застукать Дамблдора на главной афёре его жизни. Это будет скандал века, обещаю.

По осунувшемуся лицу Блэка разлилось мечтательное выражение.

— Гарри, если ты это сделаешь, ты достойно отомстишь за своего отца. И за меня, — добавил он, подумав.

— Но для этого нужно, чтобы Дамблдор оставался живым.

— Ради этого я, так и быть, отступлюсь от него. Если у тебя ничего не получится, убить его я успею — а пока я буду болеть за тебя, Гарри.

— Договорились. Вам есть ещё зачем оставаться в окрестностях Хогвартса?

— Нет, этой ночью я отлежусь где-нибудь, а завтра уйду. Ты здорово поставил меня на ноги после этой трёпки.

— Мне пора, я должен попасть в общежитие до отбоя, чтобы не вызывать лишних подозрений. Сегодня много чего случилось.

— Да уж. Ну бывай, Гарри.

Блэк превратился в чёрного пса и тяжело потрусил к горам, а я оседлал метлу и полетел в Хогвартс.

Явившись в общежитие незадолго до отбоя, я подивился царившему там спокойствию. Слизеринцы еще не знали о случившемся, хотя после нападения Люпина на МакГонаголл прошло уже достаточно времени. Если с дементорами я разобрался быстро, то исцеление Блэка заняло у меня около получаса — этого с запасом хватало, чтобы переполох распространился на весь Хогвартс.

Но в гостиной было тихо. Кто-то зубрил перед экзаменами, кто-то общался, стайка девчонок у камина увлечённо обсуждала последний номер 'Ведьмополитена', который я узнал по яркой обложке. Тед пристроился в одиночестве с пособием по трансфигурации в руках, и только по тому, как поспешно он захлопнул методичку и устремился ко мне, можно было догадаться, что он сидел как на иголках.

— Сюзерен, — в его голосе прозвучало нескрываемое облегчение.

— Ну как тут, спокойно? — на всякий случай поинтересовался я.

Во взгляде Нотта проскользнуло нечто непредаваемое.

— Ну... не без событий, — многозначительно протянул он. — Никто ничего не заметил, если ты об этом.

О да... Не без событий. И ведь не придерёшься к формулировке.

— А конкретнее?

— Она передала мне... эту поделку, я убрал её сам-знаешь-куда. Сейчас они с Дианой в нашей комнате, потому что девчонка явно не в себе. Живоглота я почистил.

Я промолчал, но моё изумлённое 'что???' плакатными буквами отразилось в моём ответном взгляде.

— Я что-то не так сделал? — встревожился Тед. — Идём в комнату, там поговорим.

Что сами слизеринцы пока еще ничего не знали, странным не выглядело. За час-полтора до отбоя большинство наших возвращалось в общежитие, а если кое-кто и задерживался снаружи, то не в местах распространения слухов. Странным выглядело другое — МакГонаголл была доставлена в медпункт как минимум полчаса назад, а наш декан до сих пор не появился здесь и не стращает подопечных всяческими карами, если они надумают высунуть нос из общежития. Существовало не так уж много причин, которые могли бы помешать Снейпу предупредить слизеринцев об оборотне, и все они мне не нравились.

В нашей комнате выяснилось, кто такая 'она', про которую говорил Тед. Там сидели Диана с Ромильдой, тоже еще не знавшие о несчастье с МакГонаголл. Хотя за Ромильду я не поручился бы — на девчонке буквально лица не было. Она выглядела потрясённой и потускневшей, бледными были даже её губы. Диана, судя по всему, занимала Ромильду разговором, безуспешно пытаясь привести её в нормальное состояние.

Когда девчонки оглянулись на нас, на их лицах отразились облегчение и радость.

— Гарри! — ослабшим голосом воскликнула Ромильда. — Там сейчас такое случилось...

— Ты это тоже видела? — догадался я.

— Я... видела, но всё ещё хуже... я не знаю, что теперь делать... — она нервно сглотнула. — Но я должна была, он мог тебя убить... Мне пришлось украсть эту вещь. Живоглот напал на него, а я... украла.

Девчонка смотрела на меня, как на последнюю надежду, и судорожно стискивала пальцы. Я ничего не понимал.

— Давай по порядку, — попросил я. — Ты этим вечером выходила наружу?

— Ты же говорил, чтобы в эти дни я была внимательнее, особенно сегодня. Мы с Живоглотом следили за... — она кинула осторожный взгляд на Диану и замолчала.

Я понял опасения Ромильды и не стал настаивать на продолжении. Мне не хотелось привлекать наречённую Нотта к своим тайнам ради её же безопасности, но Диана выглядела надёжной. Традиционное воспитание, как говорил про неё Тед. Такая же замкнутая, как и он сам, она не завела себе здесь подруг, полностью удовлетворяясь его обществом. Всё равно она окажется втянутой в наши дела, не сейчас, так потом.

— Диана, — обратился я к ней. — Все здесь, кроме тебя, так или иначе вовлечены в некую историю, которую нужно обсудить. Хорошо подумай, хочешь ли ты её знать и сможешь ли ты скрывать её.

Диана посмотрела на Теда, надеясь прочитать ответ на его лице, но тот сам был в нерешительности. Чуть помешкав, она негромко ответила:

— Я останусь.

— Под твою ответственность, Тед, — он потверждающе кивнул. — Продолжай, Ромильда.

— Мы с Живоглотом сегодня следили за директором, — уже увереннее заговорила она. — Живоглот — весь день, я — сколько могла. Неподалёку от Большого зала есть кусок коридора, по которому проходит почти весь Хогвартс, а в нем — удобный холл. После занятий я села там с учебниками.

Этот холл я знал, он был излюбленным местом сбора межфакультетских компаний перед тем, как податься куда-то ещё. В замке существовали и другие пути, но идти этим коридором почти всегда было короче и удобнее.

— Незадолго до ужина мимо меня прошёл директор. В зельеварни. — Ромильда скромно опустила процесс выслеживания и подслушивания Дамблдора. — Наш декан был в преподавательской зельеварне и что-то варил. Директор попросил его быть мягче к Лонгботтому, потому что 'мальчик старается', и сказал, что сегодня он, ладно уж, сам занесёт зелье профессору Люпину, потому что ему известно, 'как тебе, Северус, это неприятно'.

— Так вот почему Люпин был не в себе! — озарила меня догадка. — А я-то всю голову изломал!

Все трое недоуменно уставились на меня. Что Тед с Дианой — понятно, но и Ромильда тоже. Пришлось пояснить.

— Ромильда, ты же, говоришь, сама видела, как Люпин накинулся на МакГонаголл.

Глаза девчонки, и без того большие и круглые, стали ещё больше и круглее. Она отрицательно замотала головой.

— Гарри... ты что-то путаешь. Я видела Дамблдора с артефактом управления дементорами. Я видела, как он насылает на кого-то всех дементоров Хогвартса, и подумала, что на тебя. Потому что Живоглот так тащил меня наружу — обычно, если ему что-то надо, он просто зовёт за собой, а тут он схватил меня зубами за край мантии и потащил. Я поняла, что нужно спешить, и побежала бегом, а он показывал мне дорогу. Мы выбежали из главных ворот и забежали в рощицу направо, по краю озера. Там был директор, он с помощью артефакта управлял дементорами. Когда я увидела, что он делает, я так и подумала, что он хочет тебя убить. Он же ненавидит тебя, Гарри!

Ромильда задохнулась и нервно всхлипнула, поедая меня глазами.

— Когда я увидела, как директор стоит среди деревьев и смотрит на дементоров с этой штукой в руках, а они толпятся вокруг чего-то — там, на берегу — я подумала, что мы с Живоглотом опоздали. 'Живоглотик', — шепчу, — 'миленький, сделай хоть что-нибудь!' И тогда он прыгнул сзади на голову директора и стал драть его лицо когтями, а я вытащила у него артефакт через Акцио и убежала. Я не представляла, куда мне девать артефакт — ведь искать же будут — а здесь Тед в гостиной сидел. Я вызвала его в коридор и попросила спрятать эту вещь. Теперь сижу и не знаю... — её голос оборвался.

— Дамблдор тебя видел?

— Нет, но Живоглот...

— Официально это мой фамильяр. Я с этим сам разберусь, а тебя там не было, понятно?

Ромильда торопливо закивала. Я посмотрел на Теда.

— Ты артефакт на тот склад отнёс?

— Нет, только не на тот проходной двор. — Нотт, как обычно, сопроводил своё категорическое отрицание благожелательной улыбочкой. — Я вызвал другое помещение, где бываем только мы с Дианой. Если ты считаешь то место ненадёжным, я отдам артефакт тебе. У тебя ведь свои заначки.

— Так и придётся, но позже. Сейчас нельзя, чтобы кого-то из нас застигли на подозрительной прогулке.

Тед кивнул и продолжил отчёт:

— Когда я возвращался в общежитие, по пути мне встретился Живоглот. Вся его грудь была усеяна мелкими красными брызгами, а передние лапы перемазаны кровью. Я испугался, что он ранен, и осмотрел его, но кот был цел. Это была чужая кровь, я почистил её заклинанием. Подумал было, что он на крыс охотился, но крови было слишком много.

Всё, что знали они, я услышал. Настала моя очередь рассказывать.

— А теперь послушайте, что сегодня видел я. Эта история связана с Сириусом Блэком...

32.

Не вдаваясь в подробности, я уложился с рассказом в несколько минут. Про встречу с Блэком я хотел вообще умолчать, но Ромильда спросила, кто же тогда был там, на берегу. Пришлось ответить, что это был Блэк и что он спасся. Умная девчонка, дальше расспрашивать она не стала. Во время рассказа я начал чистить надзорный буфер палочки и успел сделать десятка полтора экзаменационных заклинаний, когда к нам в дверь постучали. В комнату просунулась голова старшекурсника, сказавшего, что декан собирает всех в гостиной. Надо было глянуть по ментальной карте, где Снейп пропадал эти полчаса — возможно, это что-нибудь прояснило бы — но мне было не до этого.

В гостиной я сразу же оказался под прицелом пронизывающего взгляда Снейпа. Впрочем, при виде нас с Тедом, выходящих с девочками из своей комнаты, что-то в декане неуловимо расслабилось. На собрании слизеринцы наконец узнали, что сегодняшнее полнолуние не обошлось для Люпина без последствий и что сейчас он бегает по окрестностям Хогвартса в невменяемом состоянии. Декан сообщил, что от его нападения час назад уже пострадала профессор МакГонаголл, которую в тяжелейшем состоянии срочно отправили в Мунго. Кроме того, на директора напало какое-то опасное животное, которое в кровь изодрало ему лицо и руки. Мадам Помфри уже вылечила Дамблдора и сейчас он принимает меры по защите школы и Хогсмида от оборотня. Разумеется, никто и носа не должен высовывать из общежития, пока этого не разрешит руководство школы.

— А как же зелье, которое вы варите Люпину? — высунулся с вопросом не кто иной, как Драко, который побаивался оборотня и давно уже вытянул из Снейпа уверения, что благодаря волкогонному зелью преподаватель ЗоТИ в полнолуние совершенно безопасен.

— Малфой, это не вашего ума дело! — весьма резко ответил Снейп. — Все по комнатам — и спать! Утром дождитесь меня, а до тех пор из общежития не выходите.

Не удивительно, что декан так огрызнулся на Малфоя. Первое, на что упадёт подозрение — а правильно ли он сварил это зелье? А если учесть, что у них с Люпином нечто вроде холодной войны...

— А вы, Поттер, останьтесь! — прилетело мне в спину.

Я оглянулся на декана, кивнул Теду, чтобы тот не ждал меня.

— Я вас слушаю, сэр.

— Где вы были этим вечером, Поттер? — спросил он, когда все разошлись по комнатам.

Отмазку я подготовил, но начинать с неё было нельзя. Это выглядело бы подозрительным.

— Уж точно не с Люпином, — с хорошо разыгранным раздражением отозвался я. — Профессор, на случай, если вы не знали — далеко не все события в мире происходят с моим участием.

— Кто-нибудь может подтвердить, где вы были?

— Профессор, я не мог предвидеть, что Люпин сегодня озвереет, а то бы я обязательно об этом позаботился. Я готовился к экзаменам в одной из малых гостиных на втором этаже — могу показать, где. Я заперся там на Коллопортус, потому что иначе невозможно — все меня одолевают со своими 'объясни' да 'расскажи'. Мне нужно и самому хоть иногда учиться, а не только других учить.

— Значит, вечером вас никто нигде не видел? — вкрадчиво спросил Снейп.

Мне было известно не хуже него, что лучшая защита — это нападение.

— Профессор, вы сами прекрасно понимаете, что это не доказательство. Уверен, не одного меня этим вечером никто нигде не видел. Я у вас что — дежурная причина, на которую можно смело валить всё, что происходит в Хогвартсе? Или вам нужен козёл отпущения, на которого вы свалите свой фокус с зельем?

Снейп аж побелел от бешенства.

— Как вы смеете, Поттер... — прошипел он. — Я никогда специально не испортил бы...

Он не закончил фразу, сообразив, что оправдывается перед учеником, но я угадал ход его мыслей. Снейп никогда не позволил бы себе ничего такого, что поставило бы под сомнение его мастерство зельевара. Он слишком самолюбив для этого.

— Профессор, у меня к вам встречный вопрос, — вставил я, пока он злобно пожирал меня взглядом. — На собрании вы сказали, что МакГонаголл была покусана оборотнем час назад. Почему вы предупредили нас о Люпине только сейчас? Вы хотели, чтобы кто-то из нас нарвался на оборотня, или потратили этот час, чтобы спрятать концы в воду?

Чего я не ожидал, так это того, что мои слова подействуют на Снейпа отрезвляюще. Он как-то разом опомнился и настороженно посмотрел на меня.

— Ладно, идите спать, Поттер. После поговорим.

Спать я лёг только после того, как заполнил надзорный буфер своей палочки всякой чепухой. Если завтра в Хогвартсе начнётся всеобщая проверка палочек, Инфернус Циркум и Эгида Магика вызовут вопросы у кого угодно.

Но нет, наутро наши палочки не проверяли. Зато по Хогвартсу разнёсся слух, что Блэк задействовал какой-то мощный боевой артефакт, который пожёг всех дементоров. Во время завтрака мы узнали, что директор обратился в аврорат еще вчера, сразу же после того, как его вылечила мадам Помфри. Бригада авроров явилась немедленно и стала прочёсывать окрестности в поисках оборотня, пока не обнаружила его около Хогсмида. Люпина с трудом изловили и отправили в аврорат, где он пришёл в себя уже в камере предварительного заключения.

Грейнджер сидела за завтраком серая и понурая. Уизли, напротив, чувствовал себя превосходно в сомнительной роли героя дня. Ему не успели запретить болтать о вчерашнем происшествии, и теперь он в который раз взахлёб пересказывал, как его крыса Короста превратилась в человека у него на глазах. Дамблдор с досадой и осуждением поглядывал на него со своего стола. Неужели директор надеялся хоть что-то сохранить в тайне, имея дело с таким треплом, как Рональд?

Чтобы ученики не болтались по Хогвартсу, уроки Люпина и МакГонаголл заменили другими предметами. После обеда в школе появилась комиссия попечительского совета во главе с Малфоем-старшим, которого, как обычно, известил Драко. За неимением Блэка с Люпином они наряду с аврорами стали расспрашивать о несчастном случае гриффиндорскую троицу, которую ради этого вызвали с урока гербалистики, а также Хагрида, от которого мало чего добились.

После занятий авроры вызвали и меня — как я и ожидал, Дамблдор заподозрил моего Живоглота. Разумеется, я отрицал, что его подрал именно мой кот. Поскольку кошка была одним из трёх разрешённых в школе питомцев, в хогвартских общежитиях проживало не меньше двух десятков кошек и котов, и некоторые из них почти не уступали в размерах Живоглоту. Выспросив у авроров, где это случилось — ага, ночью в лесу — я напомнил им, что кошки не разбираются в служебной иерархии людей, поэтому нельзя обвинять животное в том, что оно не проявило уважения к директору. Наверное, Дамблдор чем-то раздразнил этого кота, или кот охотился и принял его седую бороду за крысу — и вообще нормальный человек не станет предъявлять претензии, если он ночью лазит по кустам и на него там наскочит кошка. Авроры, к этому времени уже выяснившие, что оборотень проживал в школе с разрешения директора, не слишком-то отстаивали интересы Дамблдора. Мы посмеялись и разошлись. Возможно, меня не отпустили бы так легко, но директор почему-то умолчал о пропаже артефакта. Это настораживало.

К вечеру, по слухам, МакГонаголл была еще жива. Авроры покинули Хогвартс незадолго до ужина, вскоре после них отбыла и попечительская комиссия. Только Малфой-старший задержался у Снейпа, а затем зашёл в общежитие навестить Драко и меня. Пообщавщись с нашей компанией, он позвал меня в комнату Драко для разговора с глазу на глаз.

— Я уже привык, Гарри, что тебе всегда есть что добавить к хогвартским событиям, — дружелюбно усмехнулся он, когда мы уселись.

— Дядя Люциус, а что вы уже выяснили? — поинтересовался я. — Мне не помешало бы сначала узнать, к чему добавлять.

— Трое гриффиндорцев рассказали комиссии, что вчера вечером они пошли к Хагриду спросить, чем лечить крысу младшего Уизли. По пути на них набросился Блэк в анимагической форме — как выяснилось позже, из-за этой крысы, которая оказалась Питером Петтигрю. Они ходили в Визжащую хижину, где Блэк с Люпином поймали эту крысу и заставили превратиться в человека, а затем они вместе с Блэком конвоировали Петтигрю к Хагриду. На полпути к избушке лесника их догнала и остановила МакГонаголл. Пока они разговаривали, на неё напал Люпин, потому что она стояла ближе всех к Дракучей иве. Блэк в собачьем виде оттащил Люпина от МакГонаголл, а тут подоспел Хагрид и унёс её в Хогвартс. Это если коротко и по сути.

— Почти точно, если не считать, что дня за два до этого Грейнджер разыскала Блэка и передала ему записку от Люпина, — подтвердил я. — Об этой встрече, кстати, знали не только грифы, но и Дамблдор. Грейнджер донесла ему, несмотря на то, что Люпин просил никому ничего не говорить.

Малфой задумчиво хмыкнул.

— Значит, при желании Дамблдор мог предотвратить это несчастье?

— С грифами всё вышло случайно. Неслучайность была только одна — если Люпин не забыл выпить зелье, оно почему-то не подействовало на него. Полагаю, у Снейпа могут возникнуть проблемы с авроратом.

— Я только что разговаривал со Снейпом. Он обижен на весь мир и очень жалуется на тебя.

— Жалуется? С чего бы?

— Сам он считает, что никогда никому не жалуется, но я-то его знаю. Сегодня он мне уши прожужжал, что всё зло — от Поттера. Говорит, что с зельем — это твои штучки, потому что больше некому. — Малфой замолчал, но его невысказанный вопрос повис в воздухе.

— Он сам передал зелье Люпину?

— Не знаю, но он рассказал мне, что как только услышал о МакГонаголл, сразу же побежал проверять, выпил ли Люпин его зелье. Флакон из-под зелья он нашёл в ассистентской ЗоТИ. Там на дне и на стенках еще оставались капли, которых хватило для анализа. Зелье оказалось испорченным и туда был добавлен эликсир, вызывающий агрессию.

Вот, значит, каким было неотложное дело слизеринского декана.

— Во всём нужно искать причину, — напомнил я. — Зачем мне подставлять Снейпа? Мне это ни к чему.

— Он так не считает. Он, напротив, уверен, что ты готов на всё, лишь бы сжить его со света.

— Слишком много он о себе мнит! — вырвалось у меня. — Лучше бы вспомнил, кто вчера вызвался отнести его зелье Люпину.

— И кто же?

— Спросите у него сами.

— Нет, так не пойдёт. — Малфой посмотрел на меня осуждающе. — Если ты это уже знаешь, почему я должен бегать ради этого к Снейпу?

— Я этого не видел собственными глазами — мне сказали, что это был Дамблдор. Возможно, Снейп в конце концов отнёс зелье сам, раз он не сообщил вам об этом. Да и ему не помешает вспомнить, кому он это доверил, а то привык обсирать всех подряд — мужик, а хуже склочной бабы.

— Зато зельевар превосходный, — усмешка опекуна тем не менее подтвердила, что в целом он солидарен со мной.

— Это еще как сказать... — проворчал я. — Умение ладить с людьми входит в профпригодность. Самое подходящее применение такому профи, как ваш Снейп — подсунуть его врагам, чтобы они с ним мучились.

— Надо же, он сумел допечь даже такого выдержанного парня, как ты, — не успевшая исчезнуть усмешка Малфоя стала чуть шире.

— Да при чём здесь это? Лучше прикиньте, какая теперь у слизеринцев репутация из-за этой ехидны. Снейп утверждает, что защищает нас, но если бы он ежедневно не настраивал против нашего факультета все остальные, нас и защищать было бы не от кого. Дамблдор знал, что делал, когда поставил его деканом Слизерина.

Малфой мгновенно посерьёзнел.

— Драко мне тоже что-то такое писал... — пробормотал он скорее себе, чем мне. Взгляд опекуна стал отстранённым, в нём, казалось, замелькали просчитываемые варианты. — Я подумаю над этим.

В оставшуюся неделю мая в Хогвартсе было не до экзаменов всем, начиная с директора. МакГонаголл лежала в больнице, Люпин сидел в министерской темнице в ожидании приговора. Снейп и Дамблдор находились под следствием: первый — по подозрению в умышленной порче аконитового зелья, второй — за приём оборотня на связанную с детьми работу и за его проживание в опасной близости от детей. Остальных преподавателей едва хватало, чтобы поддерживать хотя бы видимость учебного процесса.

Попечительский совет прилагал все усилия, чтобы школа нормально завершила этот учебный год, но в магической Британии было не так уж много волшебников, которые хотели и могли принять у учеников экзамены. Дамблдор, наконец-то полетевший с директорской должности, только потому и удержался в школе на положении временно исполняющего директорские обязанности с ограниченным правом приёма на работу. Теперь он был обязан предъявлять кандидатуры сотрудников на утверждение попечительскому совету. От срока в Азкабане бывший директор Хогвартса отвертелся, зато газеты раздули хогвартский скандал до небес.

Новые преподаватели пока что не были найдены, и Малфой по старому знакомству уговорил принять экзамен по трансфигурации некоего Альберта Ранкорна, одного из министерских сотрудников, которым я снимал метки — того самого, который был приглашён на экспертизу назначения отработки нам с Ноттом. Принять экзамен по ЗоТИ согласилась сама Амелия Боунс, член Визенгамота и глава отдела магического правопорядка.

В июне началась сессия, пролетевшая как один час. Из-за упадка дисциплины и волнений сдавали плохо, даже те предметы, которые преподавались на должном уровне. После сессии независимые экзаменаторы признали подготовку учеников по экзаменуемым предметам неудовлетворительной — полезность танца ананасов и превращения мышей в табакерки была поставлена под сомнение, а по ЗоТИ большинство учеников не знало вообще ничего, кроме заклинания Патронуса и образа жизни японских капп.

Пока мы сдавали экзамены, в Министерстве продолжалось разбирательство ховартских событий. В нашумевшей истории с зельем вину Снейпа доказать не удалось. Впрочем, и невиновность тоже, потому что Снейп был вынужден помалкивать о результатах анализа остатков зелья. Из-за отсутствия свидетелей невозможно было установить, когда и кем было испорчено зелье, поэтому факт об его умышленной порче говорил не в пользу декана. На суде пришли к заключению, что во время варки была допущена ошибка, и Снейп был лишён права варить сложные зелья, с разрешением пересдачи аттестации через год.

Порченое зелье не сочли смягчающим обстоятельством для Люпина. В глазах правосудия приём аконитового зелья считался всего лишь мерой, облегчающей самочувствие оборотня, поэтому Люпин был осуждён со всей строгостью за несоблюдение безопасности во время полнолуния и посажен в Азкабан на два года. В чём-то для него это было к лучшему, потому что происшествие в Хогвартсе позволило Министерству ввести закон об ограничении прав оборотней, по которому места их проживания были объявлены резервациями, а самим оборотням предписывалось пройти поголовную регистрацию в течение лета. Трудно сказать, что за это оборотни сделали бы с Люпином, если бы он остался на свободе.

Дамблдор так и не заикнулся о потере пульта управления дементорами — и я догадался, почему, когда узнал от опекуна об итоге расследования утраты государственного имущества в количестве сотни дементоров. Старый прохиндей начал бояться. Не так давно он утратил ещё один взятый в Министерстве артефакт — хроноворот, безнадёжно испорченный Гермионой. Потеря второго казённого раритета за год могла аукнуться директору весьма неприятными последствиями, и он свалил утрату на Блэка. Поскольку эксперты сочли, что дементоры были сожжены боевым артефактом Блэка, Дамблдор убедил их, что пульт управления тоже рассыпался в прах под влиянием этого артефакта. Непотопляемому старцу поверили — а что ещё им оставалось?

Несмотря на то, что Петтигрю оказался жив и был объявлен в розыск, без его показаний гибель маглов и предательство Поттеров всё еще висели на Блэке. Сам Блэк бесследно исчез. С его оправданием никто не заморачивался по одной простой причине — это никому не было нужно. Виновные в его неправомерном осуждении не стремились выставить свою небрежность и злоупотребления напоказ, а заинтересованных в его оправдании не было. Родовые маги тогда еще отвернулись от сопляка, демонстративно и со скандалом отрекшегося от рода ради своих прихотей, поэтому связи и знакомства Блэка ограничивались Орденом Феникса, при содействии главы которого он на двенадцать лет был упрятан в Азкабан. Похоже, сама судьба сочла его недостойным свободы, которой он так домогался в школе.

Про МакГонаголл ничего не сообщали, но мы кое-что узнали о ней от Ромильды. К началу каникул декан Гриффиндора всё еще лежала в Мунго. Её раны, щедро политые слюной оборотня, не поддавались лечащим заклинаниям и заживали плохо. Благодаря своим анимагическим способностям МакГонаголл получила только лёгкую форму ликантропии, но полнолуние ей было предписано пережидать в анимагическом виде. В руке пострадавшей был перекушен какой-то важный нерв, поэтому она оставалась неподвижной. К концу лета врачи надеялись частично излечить руку, хотя было очевидно, что прежняя подвижность уже не вернётся к ней. Поскольку это была правая, палочковая рука, сейчас МакГонаголл была неспособна к колдовству, а в будущем она если и сможет колдовать, то только самые простые заклинания.

В совокупности это означало, что преподавать она уже не будет. Как лицо, ответственное за безопасность в Хогвартсе, Дамблдор был признан косвенно виновным в ранении МакГонаголл. Ему присудили выплатить ей десять тысяч галеонов в возмещение ущерба. Вдобавок ей, как пострадавшей на государственной службе, присудили небольшую пенсию — это мы узнали за два дня до каникул, из газет.

Живоглоту я строго-настрого наказал не высовываться. Он и сам это понимал, поэтому вёл скрытный образ жизни. Даже в нашей гостиной, где кот был в полной безопасности, он появлялся только изредка. Ромильда обещала взять его на каникулы к своей тётке, которая разводила книзлов.

Накануне каникул, когда Тед отправился в Выручай-комнату попрощаться с Дианой, а я упаковывал вещи к отъезду, рядом со мной обнаружился Живоглот. В зубах он держал палочку — довольно-таки длинную, чёрную и блестящую, затейливого вида, с белой фигурной рукоятью, чем-то похожую на указку. Палочка выглядела характерно, и я вспомнил, где её видел.

Кот положил её на пол, издал выразительное 'ммрряу' и подтолкнул её мордой ко мне.

Палочку Дамблдора.