Страница произведения
Войти
Зарегистрироваться
Страница произведения
Убрать выделение изменений

Принцип оправданного риска (Институт экстремальных проблем-2)


Жанр:
Опубликован:
02.02.2015 — 21.09.2018
Читателей:
1
Аннотация:
Сказка закончилась, но жизнь продолжается. Она бывает похожа на сказку, но, к сожалению, чаще всего не очень добрую.
 
↓ Содержание ↓
 
 
 

Принцип оправданного риска (Институт экстремальных проблем-2)


Металлические двери появились в городе в начале девяностых годов. Где-то жильцы, объединившись, ставили сваренную из металлических листов общую дверь на входе в подъезд, а в каких-то домах, в основном новых, где соседи почти не знали друг друга, каждый отгораживал такой дверью свою квартиру, иногда — секцию на несколько квартир, а в подъезд мог зайти кто угодно. Со временем практически нигде не осталось обычных деревянных дверей, за которыми прожило свою жизнь не одно поколение, и, чтобы попасть к кому-нибудь, нужно было преодолеть иной раз по три преграды: в подъезд, в секцию, в квартиру, что, впрочем, не спасало от квартирных краж. Замки становились все хитроумнее, а двери — мощнее, их уже не мастерили на задворках гаражей вечно похмельные умельцы из тронутого ржавчиной листа, правдами и неправдами раздобытого на соседнем заводе, их производили в специальных цехах; готовое изделие больше не красили охрой или суриком, его облагораживали эмалью, искусственной кожей, ламинатом и даже дорогими породами дерева, но суть оставалась та же — отгородиться от всего мира, не пустить к себе никого.

Металлические двери... Квартирные и офисные, современные сейф-двери, преграждающие путь в жилище состоятельных людей, и старенькие корявые, поставленные одинокими пенсионерами, замки — от громадных гаражных до невидимых электронных, задвижки, ключи, сломанные, оставленные в квартире, потерянные или украденные из разрезанной в трамвае сумки... Замки и двери — вечная головная боль медиков, пожарных, милиции и спасателей, но одновременно и "хлеб" последних. Три четверти всех вызовов, даже больше, — это двери.

Подобные мысли почти всегда приходили к Медведеву, когда его группа выезжала по вызову на очередную дверь. Точно так же было и в тот хмурый зимний день. С утра его группа выезжала на ДТП с опрокинувшимся пустым автобусом, обошедшееся, к счастью, без жертв и разлива топлива. Вызов отработали быстро, четко, по давно отработанной схеме, но не успели отъехать с места аварии, как поступил сигнал от диспетчера — в паре километров от них водитель не удержал машину на скользкой дороге и оказался в кювете.

Вверх дном, напоминая небольшого кита, выброшенного на берег, лежал раритетный "Мерседес", от одного взгляда на который у Меньшикова и Зорина, разбиравшихся в этих вопросах, глаза полезли на лоб — стоила такая машина в несколько раз дороже современного автомобиля представительского класса. Около машины в одной рубашке топтался парень лет двадцати с небольшим. Рядом с ним в надетом на легкую блузку мужском пиджаке дрожала от холода девушка примерно такого же возраста. "Помогите! — еле смог выговорить парень. — Отец, если узнает, убьет!"

Перевернуть "Мерседес" и вытащить его на дорогу было делом техники. Окоченевших молодых людей отпоили горячим чаем и выяснили, что отец парня готовил эту машину для ралли и последующей выставки старых автомобилей в Германии и строго-настрого запретил сыну не то что садиться за руль, но даже прикасаться к машине. Однако все запреты были забыты, когда появилась возможность щегольнуть перед девушкой необычным автомобилем и умением с ним управляться. "Мерседес" был цел, только на правом крыле оказалось несколько глубоких царапин и приличная вмятина на крыше.

— Я мог бы вызвать "техничку" из автосервиса, где отцу помогали реставрировать машину, но тогда он узнает обо всем, когда ему пришлют счет за работу! — парень в отчаянии смотрел на спасателей.

— Мы ведь тоже не бесплатно работаем по таким вызовам, — буркнул Серёдкин, доставая книжку квитанций и протягивая ее командиру.

— Я знаю! Я заплачу! Могу прямо сейчас! Без всяких формальностей! Если не хватит — возьмите в залог документы, часы...

— Платить будешь через банк, — остановил его Медведев, проигнорировав протянутый ему швейцарский хронометр, дорогой даже на вид. — По квитанции, ни на копейку больше.

— А ремонт? Вы ведь можете сделать ремонт! У вас, я знаю, есть мастерские!

— Откуда такие сведения? — поинтересовался Меньшиков.

— Одноклассник у вас работает, он рассказывал, — признался парень.

— Кто это? Я его знаю? — Вадим внимательно посмотрел на него.

— Вряд ли, хотя... Юрик работает на складе, возможно, вы его и видели — он без ноги, с костылем ходит.

— Скрябин, что ли? — Сашка не поверил услышанному.

— Он! — обрадовался парень. — Вы его знаете? Спросите тогда у него про Димку Зуева — это я — обманул ли он хоть раз кого-либо?

— Поможем, командир? — спросил Меньшиков.

Медведев усмехнулся:

— Куда ж мы денемся... Записывай телефон, — он продиктовал номер Павла Устюгова. — С ним договариваться будешь сам, можешь Егора на подмогу позвать, если дело туго пойдет — к Павлу особый подход нужен, он свою работу ценит.

— Спасибо! Спасибо! — срывавшимся голосом стал благодарить Вадима одноклассник Егора, заталкивая в карман рубашки квитанцию. На сумму он даже не взглянул. — Я займу, я заплачу, сколько понадобится, только бы отец ничего не узнал, он через три дня вернется.

— Да что ты все о деньгах?! — спасатели первый раз услышали голос девушки. Та пришла в себя и недовольно смотрела на своего кавалера. — Такой же, как и твой папаша!

Она выскочила из машины спасателей и кинулась на середину дороги, желая остановить первую попавшуюся машину. Зуев подхватил свой пиджак и бросился за ней.

— Поехали, — скомандовал Медведев, — наше дело сделано, пусть сам теперь разбирается со своими проблемами.

Он связался с диспетчерской и сообщил, что группа готова к дальнейшей работе.

— Пока ничего нет, все спокойно, — услышал в ответ Вадим. — Возвращайтесь на базу и отдыхайте.

— Когда все хорошо — это тоже плохо, — уныло заметил Гена. — Нам бы дверку в квартиру хозяина этого "мерса" открыть, когда его отпрыск ключи потеряет, да с перекодировкой замков и охранной системы...

— Размечтался, — хмыкнул Петрович, — так он от своих излишков тысяч десять тебе и приготовил! Такой скорее задавится, чем лишнюю копейку заплатит, это его сынок счет деньгам не знает, потому что не заработал в жизни ни гроша.

Серёдкин обиженно замолк, потому что возня с дорогими дверями и мудреными замками считалась очень выгодной, несмотря на то, что расценки института на подобные работы были существенно ниже, чем в среднем по городу. Такие вызовы ценились, потому что сорок процентов от полученных денег шло в премиальный фонд группы.

— А я о другом думаю, — нарушил молчание Сашка, — этот... ну, одноклассник Егора... вернее, отец его... Это ж какие деньги должны быть, чтобы иметь такую тачку чисто для развлечения?! Не меньше, чем у Рябова, а то больше!

— Тебе не все ли равно? — удивился Денис. — Охота считать деньги в чужом кармане?

— Да не в этом дело! У Егора родители еле концы с концами сводят, и, насколько я знаю, никаких богатеев среди родителей его одноклассников не было, все примерно одного уровня.

— Надул он нас, что ли? — забеспокоился Генка. — Эх, надо было брать деньги, когда он предлагал, а то жди теперь — то ли оплатит, то ли не оплатит.

— Наличкой я никогда брать не буду и никому не позволю, — нахмурился Медведев. — Мне этот парнишка бессовестным не показался, просто что у него каждый день перед глазами? Одни только деньги и то, что вокруг них. Вот он и считает, что деньги могут все. А Павел — тот на них не клюнет, если сама машина его заинтересует, то он ею займется, но не из выгоды, а чисто для расширения кругозора.

— Да, тачка прикольная. Я бы сам не отказался в такой покопаться, — мечтательно вздохнул Денис.

— А покататься? — ядовито поинтересовался Генка. — И чтобы телка с ногами от зубов рядом сидела и от восторга повизгивала...

Он хотел еще поехидничать по этому поводу, но его прервал командир:

— Затихни, у нас вызов.

Медведев, узнав, где произошло ЧП, не теряя времени, скомандовал Илье: "Едем к Трем зубьям" и только после этого начал уточнять у диспетчера, что произошло.

— Звонок от "Скорой", бригада не может попасть в квартиру, — сообщил ребятам Вадим после разговора с диспетчерской. — Возможно, вызывавший потерял сознание.

— Бригада какая? Кардиологическая? — насторожившись, спросил Роман.

— Не спросил, — коротко ответил Медведев, стараясь отогнать появившееся у него нехорошее предчувствие.

Вызов поступил из четырнадцатиэтажной башни, соседней с той, где была доставшаяся от бабушки квартира, в которой теперь со своим семейством жил Илья. Около дома стало ясно, что предчувствие не обманывало Медведева — кроме машины "Скорой" Вадим увидел у подъезда машину наряда милиции.

— Подвезло... — вздохнул Генка. На медицинской машине он увидел надпись "Психиатрическая", наличие милиции еще сильнее испортило ему настроение.

— Не дрейфь, справимся, — бросил ему Новоселов, — и не такое видали.

— Ну, конечно, Петрович у нас многоопытный, он в любых ситуациях, как рыба в воде, особенно, если с бывшими коллегами пообщаться можно, — продолжал ворчать Серёдкин, вытаскивая из машины оборудование.

На этаже было людно, и глаза ело от табачного дыма. У закрытой металлической двери в квартиру стояли два дюжих фельдшера и три вооруженных милиционера. Поодаль топтались несколько соседей, чьи лица показалась Медведеву знакомыми, но их имен он не знал, как не знал и жильцов той квартиры, дверь в которую предстояло открыть.

Хозяин квартиры, молодой мужчина, в необычное время вернулся с работы, запер в квартире жену и дочку, которые собирались в поликлинику, и, сначала позвонив "02", а затем, увидев подъехавший наряд милиции и "Скорую", которую по мобильному телефону успела вызвать его жена, из окна заявил, что он взял свою семью в заложники, ему должны предоставить наркотики, миллион долларов и вертолет, иначе он всех уничтожит.

Пока спасатели выясняли детали произошедшего, подоспел вызванный оперативниками участковый, на помощь которого рассчитывали при переговорах. "Наркоман", — коротко охарактеризовал он жильца квартиры и через дверь попытался уговорить того не делать глупостей и выпустить из квартиры жену и дочку. Через несколько минут Илья, оставшийся внизу, сообщил, что мужчина, схватив ребенка, уселся на подоконник, и добавил к предыдущим требованиям обещание сначала бросить вниз девочку, а затем самому выпрыгнуть из окна пятого этажа, если его запросы не будут выполнены в кратчайшие сроки.

Медведев распределил обязанности:

— Денис, Гена, вы занимаетесь дверью, Петрович — подключайся к переговорам, Роман, ты действуешь по своему профилю, а ты, Саша, берешь на себя наружные работы. Пошли к соседям этажом выше; из их окна надо вывеситься так, чтобы этот придурочный козел тебя не увидел. Когда мы войдем в квартиру, ты ныряешь к окну, хватаешь ребенка, а придурка вталкиваешь внутрь.

Пока участковый с соседского балкона убеждал наркомана отпустить девочку и закрыть окно, Денис обследовал дверь.

— Сейчас сделаем, — пообещал Зорин, — только бы задвижка не была закрыта.

Его работа казалась самой простой, замки были примитивными, и Генка больше мешал, чем помогал Денису, главная задача которого состояла в том, чтобы открыть дверь по-возможности бесшумно. Медведев, Меньшиков и один из милиционеров поднялись на шестой этаж. На звонок в дверь никто не отозвался. Вадим собрался нажать кнопку еще раз, но Сашка перехватил его руку:

— Командир, давай здесь время тратить не будем, я с седьмого этажа спущусь, троса и на большее хватит.

Соседей с седьмого этажа пришлось долго уговаривать для того, чтобы они согласились открыть наглухо запечатанное на зиму окно, да и в свою квартиру пенсионеры впустили спасателей и милиционера лишь тогда, когда Медведев сказал, что он внук Галины Николаевны, жившей в семидесятой квартире в соседнем доме. Пожилая женщина какое-то время недоверчиво разглядывала Вадима и признала его, когда тот уже был готов развернуться и идти на восьмой этаж.

Пока спасатели готовились к экстренному спуску, Петрович согнал с балкона милиционеров и постарался вызвать наркомана на разговор, обсуждая с ним различные варианты разрешения ситуации. Тот, обратив внимание на рабочий комбинезон спасателя, пришел было ненадолго в себя, но просветление оказалось слишком кратковременным, и через пару минут Новоселов услышал новые требования: автомат с обоймой, заряженной серебряными пулями, бронированный автомобиль и... фисташковое мороженое. При этом наркоман устроился на самом краю подоконника, а оцепеневшего от страха ребенка стал держать на вытянутых руках.

— Если через десять минут ничего из этого не будет — я ее отпущу.

— Надо вызывать подкрепление, — решили милиционеры. — Тут работа для спецназа.

— Времени нет! — отрезал Новоселов и связался с Медведевым: — Ситуация обостряется, нужно брать ублюдка!

Не прошло и минуты, как дверь была открыта. Денис сработал на "пятерку", ни один из замков ни скрежетнул, ни щелкнул, но край двери задел оставленные в прихожей санки, и они с грохотом упали. Парень, стоявший на подоконнике, повернул голову на раздавшийся шум, разжал руки и через долю секунды занес ногу, собираясь шагнуть с подоконника.

В то же мгновение Меньшиков, до этого висевший над окном, с силой оттолкнулся от стены и бросился вниз. Он чудом успел поймать девочку, одновременно мощным ударом ноги втолкнуть наркомана в комнату и полетел дальше. Петрович помертвел, представив, как они падают на асфальт, но Сашка повис вниз головой на уровне третьего этажа, крепко прижимая ребенка к себе.

Милиционеры, спасатели и медики ринулись в открытую дверь и резко остановились — на пороге комнаты в луже крови лежала молодая женщина, из глазницы которой торчала рукоятка кухонного ножа. Она была мертва...

— Бесы у нее в глазах, бесы! Ведьма она, сатанинское отродье! — раздался вопль корчившегося на полу наркомана. Он начал биться головой о батарею, разбивая себе в кровь лицо и повторяя при этом: — Она кровь из меня по ночам пила, мозг выедала!

Его скрутили, надели наручники и выволокли из квартиры. Один из фельдшеров "Скорой" последовал за ним, второй остался в комнате.

— А потом будут говорить о пытках в милиции, — вслед оперативникам пробормотал потрясенный произошедшим участковый.

— Господи, как женщины могут жить с такими... — Денис не договорил, спасателя била нервная дрожь от увиденной картины, хотя он всегда думал, что после увиденного среди обломков "Атланта" уже ничто не может его потрясти.

— Не только жить, но и рожать от них, — с горечью добавил Роман, глядя на лежавшую на полу женщину. Когда один из медиков со "Скорой" перевернул еще теплое тело в тщетной попытке обнаружить признаки жизни, стало заметно, что находилась она на последних сроках беременности.

— Ребенок жив! — вдруг раздался его удивленный возглас.

Решение было принято в один миг, и, когда в комнате, перебравшись через подоконник, оказался Меньшиков, державший одной рукой девочку, Роман делал кесарево сечение погибшей женщине, стремясь таким образом спасти ребенка. Кроме медиков и командира, вытягивавшего трос с висевшим на нем спасателем, в комнате никого больше не было, а на полу Сашка увидел вскрытое мертвое тело, из которого врач, стоя на коленях, голыми руками вытаскивал то, что показалось спасателю куском окровавленного мяса. Он зажмурился сам и закрыл рукой глаза девочки, чтобы она не видела творившийся в ее доме ужас. Вадим тоже на секунду отвел взгляд от страшной картины и коротко спросил у Калинина:

— Справляешься?

Врач кивнул, не отвлекаясь на разговоры.

Девочку из рук Сашки выхватили медики подъехавшей еще одной "Скорой", сам он без сил съехал спиной по стене уже в подъезде. Участковый, молодой парень, по виду ровесник или ненамного старше Меньшикова, сел рядом с ним:

— Слушай, а может, это... не надо было его останавливать, когда он с подоконника шагнул?

Спасатель в ответ молча пожал плечами.

— Ты что, клоун, вытворяешь?! — Петровича раздирало негодование. — У тебя у самого ребенку три месяца!.. Ты об этом подумал?! Да я лучше собственными руками тебя прикончу, чтобы никто больше не мучился!..

— Ладно, батя, не шуми, — непослушными губами постарался улыбнуться Меньшиков. — Все ведь обошлось.

"Батя", — такое обращение обезоружило Новоселова.

— Батя, — ворчливо повторил он, пряча улыбку, обнял Сашку за плечи и прижал к себе: — А если бы ты башкой прямо в асфальт?.. Чтоб мы без тебя делали, непуть?.. Ты что, закрепился плохо?! Командир должен все за всеми проверять?!

— Должен, — негромко сказал Медведев, забираясь в машину, — сегодня я лишний раз в этом убедился.

— Я закрепился как следует! — строптиво возразил Меньшиков. — Я специально оставил запас троса — для большей свободы действий.

Вадим пристально посмотрел на него:

— Ты мог предупредить?! Я ведь уже представил, как твои мозги с асфальта собирать придется...

— Некогда было, извини, командир, — покаялся Сашка. — В следующий раз...

— Типун тебе на язык! — от души пожелал зятю Петрович.

— Ладно, проехали, все позади, — Медведев устало откинулся на спинку сидения и прикрыл глаза. — Вовремя я Свету в отпуск прогнал...

— О сегодняшнем ей лучше не знать, — согласился с ним Новоселов.

— Все равно узнает из новостей, — заметил Илья, — или от Наили. Она, как увидела из окна нашу машину, выскочила во двор в одном халатике. Я еле прогнал ее, пришлось объяснять, зачем приехали.

— Да и я вряд ли смогу скрыть, что произошло, — покачал головой Вадим, — Света поймет, что я не в своей тарелке, начнет расспрашивать... Я, конечно, постараюсь...

— Нет, все-таки хорошо, что Света сегодня не на работе, — настаивал на своем Новоселов, — приедем сейчас на базу, приведем себя в порядок, к концу смены, глядишь, и придем немного в себя. А сейчас, если бы попались мы ей на глаза, Свете самой бы плохо стало: на Ромку страшно смотреть — весь в крови, Шурик — в гроб краше кладут, да и меня до сих пор потряхивает.

— Ты ускорился? — спросил Медведев у Сашки.

Тот в ответ молча кивнул. Если бы не Светины занятия, на которых спасатели, правда не все, научились использовать скрытые возможности организма, он, скорее всего, не успел бы поймать девочку.

— Рома, у нас же есть в аптечке глюкоза! — вспомнил Денис. — Сделай Шурику укол.

— А спирт у нас там есть? — поинтересовался Сашка. — Мне сейчас не глюкоза нужна, а стакан спирта — чтобы вырубиться и обо всем забыть.

— Мне тоже, — пробормотал Роман. — Никогда не думал, что придется вот так, на полу, как мясник, чуть ли не кухонным ножом... Не знаю, не нужно было, наверное, мне вмешиваться...

— Но ты же спас ребенка! — не согласился с ним Денис. — Твои коллеги стояли и только глазами хлопали, когда ты...

— Сделал, что мог, — оборвал его врач. — Вот только не знаю, сколько ночей все это будет сниться.

— Не одному тебе, — вздохнул Меньшиков.

Медведев промолчал, но про себя подумал, что и ему несколько ночей будет сниться произошедшее, причем кошмар будет усугубляться ощущением полнейшей беспомощности, неспособности и неумения что-либо сделать.



* * *


Очень часто, выдираясь из липкой паутины кошмарного сна, Вадим просыпается посреди ночи, но боится окончательно очнуться и даже пошевелиться из опасения обнаружить себя полупарализованным и прикованным к больничной койке в изолированном от мира боксе. В ушах звенит от тишины, на сомкнутые веки давит тьма, но так страшно открыть глаза, увидеть под потолком табло с часами и понять, что выздоровление было только сном. Сердце колотится как бешеное, хочется крикнуть, чтобы позвать на помощь, но кричать нельзя...

Спасением сквозь барабанящий в голове пульс доносится грохот первого трамвая, подпрыгивающего на стрелках перед тем, как повернуть за угол. Кого-то подобные звуки, раздающиеся в предрассветной тишине большого города, могут раздражать, лишая сна и покоя, но Медведева они, наоборот, успокаивают.

Вадим облегченно переводит дух и поворачивается на бок. Сердце успокоилось, и он слышит тихое дыхание спящей рядом Светланы, но снова боится шевельнуться, только теперь — из боязни разбудить ее. Впрочем, Света нередко чувствует сквозь сон, что Вадим не спит, и просыпается сама:

— Димка, ты дома, — она знает, какие кошмары могут терзать мужа, и успокаивает его одним лишь прикосновением руки, — все хорошо, все в порядке.

— Все хорошо, — повторяет Вадим и пододвигается поближе к Светлане, чтобы обнять ее.

Больше в эту ночь кошмаров не будет ни во сне, ни наяву. Их вытеснят сладкие грезы вперемешку с такими же безоблачными воспоминаниями: свадьба, помолодевшие от радости родители, Света, в свадебном наряде поразившая своей красотой даже тех, кто ее давно знал, двухнедельная поездка в Чехию, так полюбившуюся Светлане и мгновенно очаровавшую Вадима, затем — радостные хлопоты по обустройству совместного дома и венец всему — Светина беременность, событие, которое до такой степени переполнило Медведева счастьем, что он стал стесняться его. Сбылись все мечты: он здоров и вернулся на любимую работу, Света рядом с ним, через несколько месяцев у них родится малышка, беременность протекает без осложнений, а сама Светлана переживает лишь из-за того, что стала полнеть, и мечтает, чтобы у дочки не оказалось никаких необычных способностей. Тут мысли Вадима обязательно отвлекутся на Антона Усова: тот всегда переживал из-за своей "глухоты", и лабиринт не только исцелил его от рака, но и исполнил страстное желание — пробудил в нем экстрасенсорные способности, сделав телепатом, причем настолько сильным, что Антон практически не мог находиться среди людей; так человек с тонким слухом или с повышенной чувствительностью к шуму не может выдержать рев стадионных трибун, до отказа заполненных футбольными болельщиками. Света искала способ, как ему помочь, но пока что Антон уже несколько месяцев жил вместе с Юлькой и маленьким Мишкой в старом доме Рябовых в полузаброшенной Рудянке, где их регулярно навещали друзья и родные, но не более двух человек одновременно — одно лишь присутствие большего количества даже самых близких людей причиняло Усову с трудом переносимые муки. Однако Антон не терял надежды научиться контролировать неожиданно обретенные способности и никогда не жаловался на свое состояние, постоянно приговаривая: "За что боролся, на то и напоролся!"

Медведев будет дремать почти до самого сигнала будильника и обязательно отключит его за пять минут до того момента, как это электронное устройство начнет чирикать на манер ополоумевшего воробья. Он ни за что не уступит никому и ничему привилегию будить любимую поцелуем, о чем всегда мечтал, а до этого момента больше всего на свете боится потревожить ее сон. "Спи, моя радость, — Вадим готов петь для нее колыбельную, — впереди у нас еще будут бессонные ночи, когда у малышки начнут резаться зубки. А пока все спокойно, запасайся силами и энергией для себя, делись ими с малюткой, чтобы она развивалась как следует".

Вадим так дорожит ночной тишиной и покоем для Светланы, что отказался от старого механического будильника, найденного в кладовке.

— Димка, он так громко тикает, что ты, если проснешься, то сразу поймешь, что находишься дома.

Медведев, лишь только услышал звуки, которые издавал будильник, сразу сунул его под подушку, чтобы заглушить их.

— С ним же невозможно находиться в одном помещении! Я-то засну, а тебе он спать не даст! — Вадим прислушался и кинул сверху еще одну подушку. — Ты не должна страдать из-за того, что рядом с тобой псих ненормальный, который не может спать спокойно.

— Псих ненормальный?! Дим, ты, по-моему, переборщил, — рассмеялась Света. — Психи разве бывают нормальными?

— Бывают, — ничуть не обиделся Вадим, — это обычные психи, их полно, а такой индивид, как я, — редкость. И потом — это не я придумал, это Ира меня как-то так назвала.

— С ней я спорить не стану, — Света задумчиво оглядела мужа с головы до ног, — наверное, ты заслужил такое определение. Ну-ка, признавайся, что натворил.

— Это я авансом, можно сказать, заработал, — уклончиво ответил Медведев, не решаясь рассказать Светлане об обстоятельствах, при которых он получил такую характеристику.

— Кстати, мы не были у Иры уже две недели, — вдруг к облегчению Вадима вспомнила Света, — в субботу ты не работаешь, давай съездим к ней.

— Давай! — с энтузиазмом подхватил Медведев.

Он всегда поддерживал подобные предложения, а порой и сам проявлял инициативу, предлагая навестить Ирину, маленькую Свету и Алешку, но в этот раз Светлане пришлось поехать в гости одной.

Раннее утро субботы. Медведев без всякого будильника открыл глаза в обычное время и с удовлетворенным вздохом перевернулся на другой бок — как здорово, что можно еще спокойно подремать или просто полежать, дожидаясь, пока не проснется Света. Тогда можно будет, прижав ее к себе, зарыться лицом в ароматные волосы, найти губами ухо, а потом... Потом, что подскажет фантазия и пробудившееся желание. Вадим не сдержал сладкий зевок, от которого едва не вывихнулась челюсть, и прислушался. Нет, Светлана еще спит, и поэтому он вставать не будет, хотя полный мочевой пузырь и пустой желудок настаивают, чтобы хозяин удовлетворил их требования. С последним договориться проще, а вот первый не согласен терпеть — сказывались полкастрюли выпитого вечером компота.

Медведев полежал минут десять в надежде снова заснуть, но природный будильник не позволил игнорировать себя. Низменное желание избавить организм от излишков жидкости превозмогло все. Вадим осторожно выбрался из-под одеяла и на цыпочках вышел из комнаты, с удовлетворением заметив, что Света не проснулась, но тут из кармана висевшей в прихожей куртки дурным голосом взвыл служебный телефон, и все старания не шуметь пошли прахом. Одним прыжком Медведев оказался около вешалки, выхватил мобильник и кинулся с ним на кухню, закрывая за собой все двери, но было уже поздно — через несколько секунд на пороге кухни появилась встревоженная Светлана. Звонок ранним утром на служебный телефон спасателя мог означать лишь одно — где-то произошла крупная авария или какое-то другое происшествие, с которым не может справиться ни дежурная группа, ни та, у которой учебный день. Тех спасателей, у кого выходной день, вызывали только в чрезвычайных ситуациях.

— На что поедешь? — лишних вопросов Светлана в таких, к счастью нечастых, случаях не задавала.

Абсолютно голый, в одних лишь наручных часах, Медведев стоял на кухне почти по стойке "смирно". Он только что закончил короткий разговор с Черепановым, который лично позвонил командиру первой группы. Рядовых спасателей оповещал о происшествии диспетчер института.

— Грунт поплыл.

— На Белореченской?

Догадаться, где это произошло, было совсем не сложно, потому что улица уже больше месяца напоминала камчатскую Долину гейзеров. Под ней проходил водовод от районной ТЭЦ, обеспечивавшей горячей водой и отоплением большой жилой массив, детскую больницу и зоопарк. Трубы возрастом за два десятка лет где-то, возможно не в одном месте, дали течь еще до новогодних праздников, но пока стояла затяжная декабрьская оттепель, об аварии почти не говорили, хотя жители жаловались, куда только могли, на то, что из кранов идет еле теплая горячая вода, а батареи скорее охлаждают помещение, чем нагревают его. А после Нового года похолодало и стало видно, как из каждого люка на тротуарах и проезжей части, из каждой трещины в асфальте поднимается столб пара. В иные дни парило так сильно, что видимость на Белореченской падала до пары метров и приходилось перекрывать движение. Автобусы-то можно было пустить в объезд, а вот троллейбусы, которые в основном и обеспечивали связь района с остальными частями города, привязаны к своим проводам и объехать опасный участок не могут. Проблема осложнялась еще и тем, что рядом с зоопарком располагался троллейбусный парк, один из двух в городе, и иногда машины просто не могли выехать из него, поэтому перебои с этим видом транспорта почувствовали все.

— Да. И дом поехал. Двенадцатый, где гастроном.

Собирался Медведев по-армейски быстро. Чайник только-только успел вскипеть, а Вадим к этому моменту успел не только умыться, но и натянуть комбинезон от рабочей формы, один комплект которой хранился дома специально для таких случаев. Светлана действовала в схожем темпе — на тарелке уже появились бутерброды, в кружке исходил паром кофе.

— Поешь, — скомандовала она, выглянув в прихожую.

— Некогда, — Медведев схватил куртку, но не успел надеть, потому что Света отобрала ее и подтолкнула мужа к кухне.

— Тебя подхватят на Московской?

— Нет, Зверев будет через двадцать минут на Чайковского, у "Дома книги".

— От нас до книжного всего десять минут на машине. Пробок сейчас нет. Так что садись и ешь, а не трать время на споры со мной!

Вадим послушно присел на кухонный диванчик, сгреб с тарелки сразу два бутерброда, сложил их сэндвичем и откусил сразу не меньше половины.

— Не торопись, у тебя еще есть время!

Командные интонации Светлана смягчила ласковым прикосновением к волосам мужа. Медведев промычал что-то с набитым ртом, чувствуя совершенно неуместное сейчас возбуждение, но организм просто не мог реагировать по-иному, когда рядом находилась любимая женщина в не скрывавшем ничего полупрозрачно-кружевном ночном одеянии. "Сейчас бы не давиться колбасой, а заняться кое-чем другим, — мелькнула мысль. — Прямо тут, на кухне!"

— Не в сухомятку!

Воздушные замки, не успев построиться, развеялись от нового строгого замечания. К тому же все соблазнительные округлости и ложбинки скрыл длинный плотный халат. Вадим отхлебнул кофе и сокрушенно подумал, что его мечты и планы почему-то никогда не выдерживают столкновения с реальностью, а нежная и ласковая жена командует им, как суровый прапор новобранцем. И попробуй не послушайся! Обязательно произойдет что-нибудь такое, что рано или поздно заставит согласиться с ее правотой.

— Машину оставлю у книжного, — бросил Медведев, надевая куртку. — Забери ее, когда получится.

Должен же он как мужчина сказать последнее слово!

Все, прощальный поцелуй у двери, шаг через порог, и все посторонние мысли улетучиваются из головы, теперь остается работа, только работа, ничего, кроме работы.



* * *


— Ириша, я сегодня одна приехала, — с этими словами Светлана переступила порог квартиры Томских.

— Да, я уже слышала в новостях про Белореченскую, — сразу после приветственного поцелуя ответила Ирина.

— Так и сказали, что майора Медведева в субботу с утра пораньше вытащили из-под одеяла? — рассмеялась Света. — Я, наверное, какой-то другой канал включила, там этого не говорили!

— Нет, я таких подробностей тоже не слышала, но, зная Вадима, подумала, что он в любом случае кинется к институтским. Знаешь, как их, оказывается, называют? Экстремальщики!

— Надо же, не слышала! — удивилась Светлана. — Ну, ладно, хоть не экстремистами, и на том спасибо! Да, Вадим, скорее всего, и сам поехал бы на Белореченскую, но ему Черепанов позвонил, сказал про общий сбор.

Обсуждаемую тему пришлось на некоторое время оставить, потому что, как только Света прошла из прихожей в комнату, раздался радостный визг Ириной дочки, которая, узнав гостью, тут же стала проситься к ней на руки. Кто ж мог отказать малышке в этом? Уж только не Светлана!

— Какой зубастик! — восхитилась она, увидев четыре полностью прорезавшихся зубика.

— Ба! Атя! — радостно подтвердила Светлашка. — У-у! Атя!

— Да какие же мы разговорчивые стали! Какие большие!!!

— Почти десять кило! — похвасталась Ирина и тут же предупредила подругу: — Так что ты особо-то ее на руках не таскай, не надо тебе никакие тяжести поднимать. Да и эта мелочь пускай на своих двоих привыкает ходить.

— Вы уже пошли? — поразилась Света. — Не рановато ли?

— Мы на полтора месяца опережаем график, по общему уровню уже на девятый тянем. Все бабушки считают, что это от мяса. Правда, бульдожка? — поинтересовалась Ира у дочки.

— Мя!!! — требовательно закричала Светлашка и начала оглядываться по сторонам в поисках любимой еды. — Мя! — повторила она, нахмурившись.

— Мясо для нас — это все, мы его три раза в день можем употреблять во всех видах. Недавно дали ей куриную ножку, так ты, Светик, не представляешь, как она вцепилась в нее всеми своими зубами! Точно, как бульдожка! Даже заурчала от удовольствия!

— Мя!!! — дочка прервала маму.

— Мя будет потом, сейчас ты будешь есть кашу.

— Мя... — малышка явно расстроилась и отвернулась от мамы.

— Не любишь кашу? Мяско любишь? — Света начала тормошить свою тезку, стремясь, чтобы та снова улыбнулась.

— Мя! — подтвердила девчушка и с надеждой посмотрела на Светлану, вдруг она накормит чем-нибудь повкуснее обещанной мамой каши.

— Кашу и творог мы без особого энтузиазма, но едим, а вот овощи этому поросенку скормить — проблема из проблем.

— Бульдожка, ты что это в поросенка у мамы превратилась?

— Потому что, — вздохнула Ирина, — она овощным пюре плюется. И в меня, и в одну бабушку, и в другую, и вообще в любого, кто отваживается на это мероприятие. А на кухне потом нужно производить генеральную уборку. Поэтому и поросенок! Не думала, что ребенка, никогда не страдавшего отсутствием аппетита, так сложно накормить.

— Ах ты, поросеночек ты наш! — у Светы рассказ подруги вызвал неудержимый смех. — Плотоядный!!! Ириш, ты помнишь, как в мультике корова говорила: "Фигушки, я плотоядная!!!"

Ирина, кивнув, улыбнулась, дочка ее тоже перестала хмуриться и, глядя на маму, начала смеяться.

— Маленькая моя, какая же ты хорошенькая! — Светлане хотелось исцеловать всю малышку, а та, радостно попискивая, вовсе не возражала против этого.

— Неужели на Белореченской все так серьезно, что вызвали и выходные группы? — озабоченно поинтересовалась Ирина, когда взаимные восторги двух Светлан слегка утихли.

— Наверное, раз дом разрушаться начал. По пустякам Черепанов в семь утра звонить бы не стал, но ни Димка ничего толком не сказал, ни по телевизору никакой внятной информации. А в Интернете — ты сама понимаешь... Вплоть до землетрясения и нашествия зомби!

Ира, соглашаясь с подругой, неодобрительно покачала головой и включила телевизор. Щелкая пультом, она пролистала несколько местных каналов, пока не остановилась на одном, увидев заставку "Экстренный выпуск новостей. Прямое включение". Пока это прямое включение включалось, Ира успела налить чай и подогреть кашу для дочки.

— В семь утра, говоришь, из-под одеяла вытащил, — усмехнулась она, нарезая пирог. — Могу представить...

— Все было не так, а гораздо хуже! — Светлана попыталась придать голосу трагические интонации, но сквозь них, несмотря на все усилия, пробился смех: — С горшка сдернул!

— Ну-у, это еще ничего, — хмыкнула Ирина. — Вот если бы в другой ответственный момент...

— Если бы Николай Кронидович позвонил минут на десять позже, то так оно и получилось бы, — с Ирой Света могла, не стесняясь, обсуждать самые интимные вещи. — Не с горшка, а с меня. Димка в расчете на выходной и, соответственно, большой секс голышом спал...

— Чтоб ни секунды лишней не тратить, — в тон продолжила Ирина и сунула ложку с овсянкой в рот дочке, которая сморщилась, но проглотила кашу.

Света с улыбкой кивнула.

— Проснулся, значит, но меня не будит, ждет, когда я с боку на бок крутиться начну, то есть вроде бы уже не сплю. Тогда он меня к себе поближе подгребет, разденет, а там уж по полной программе... Раньше десяти из кровати не вылезли бы!

— А тут такой облом... — в рот малышке отправилась еще одна порция.

— И не говори! Димка пошлепал в туалет, и вот тут-то его Черепанов на полпути и перехватил. Представь: стоит мой бравый майор в чем мама родила на кухне и рапортует начальству, что через двадцать минут будет на месте происшествия в полной боевой готовности. И готовность-то у него уже в наличии! Полная и боевая! Только к кое-чему другому!!!

Подруги расхохотались.

— И быть бы он хотел совсем в другом месте!!! — сквозь смех пробормотала Ира, по Светиному рассказу живо представившая себе описанную картину, и тут же возмущенно вскрикнула: — Ну что за свиненок!!!

Светлашка, до этого спокойно сидевшая на коленях у мамы, выплюнула кашу, причем сумела сделать это так ловко, что еда попала и на маму, и на диван, и на пол, и даже на телевизор.

— Кошмар! И вот так через раз! Ну что с ней делать? Одним мясом кормить? Свинотавр!

Совместными усилиями Ира со Светой навели порядок, и, пока они занимались уборкой, неподвижная заставка на телеэкране наконец-то сменилась картинкой, на которой сквозь пелену тумана просвечивала стандартная панельная пятиэтажка. Камера придвинулась ближе, и в кадре проявились мельтешащие вокруг дома люди.

— Вроде бы все цело, — Ирина пристально разглядывала изображение. — Может, это другой дом?

— Нет, все правильно, тот, к которому магазин пристроен.

Светлана мельком взглянула на пятиэтажку и стала разглядывать институтские "Уралы", стоявшие около здания. Человеческие лица разглядеть было нельзя, но Медведева она узнала сразу по мощной фигуре и энергичным жестам. Слова, поглощаемые разными шумами, до микрофона не долетали, но можно было не сомневаться в том, что команды тоже были достаточно энергичными. Ира тоже обратила на спасателя внимание и решила уточнить:

— Вадим?

— А то кто же! — не без гордости ответила Света.

— Ишь ты, как распоряжается! — одобрила действия Медведева Ирина. — А Кронидыч где?

Светлана показала пультом в противоположный угол экрана, где на фоне группы людей выделялась высокая худая фигура первого заместителя директора института. Камера приблизилась к ним, и стало возможно узнать не только Черепанова, но и мэра города Бронникова, и его пресс-секретаря, и начальника городского управления внутренних дел. Остальных ни Ирина, ни Светлана в лицо не знали, но можно было предположить, что это еще какие-то чиновники из городской администрации.

Мэр вел себя довольно странно. Вместо традиционной для него пламенной речи на тему преодоления временных трудностей, он сначала едва ли не отшатнулся от подсунутого ему под нос микрофона, но потом все-таки выдавил из себя, что на аварийном объекте сосредоточены вся имеющаяся в наличии техника и квалифицированные специалисты, что ситуация находится под его личным контролем, что будут предприняты все необходимые меры, и замолк. Его пресс-секретарь и вовсе не произнес ни слова, что вообще не лезло ни в какие рамки, в первую очередь, с точки зрения профессиональных обязанностей.

Журналист произнес несколько ничего не значащих фраз, затем пошушукался с кем-то за кадром и радостно сообщил:

— У нас есть возможность узнать о том, что происходит, из первых, так сказать, рук. Мы пригласили к микрофону командира одного из спасательных подразделений Института экстремальных проблем — Медведева Владимира Дмитриевича.

Мелькнула заставка: "Эксклюзивное интервью".

Камера сдвинулась вправо, и на экране появилось лицо Вадима, выражавшее плохо скрытое, мягко говоря, неудовольствие оттого, что его оторвали от работы, поставили перед камерой, да еще и переврали имя.

— Владимир, извините, Вадим Дмитриевич, — поправился ведущий экстренного выпуска новостей, — не могли бы вы рассказать аудитории нашего телеканала о том, как идут спасательные работы.

— Спасательные работы, как таковые, не проводятся, необходимости в них нет. Никто из жильцов дома и работников магазина не пострадал, обрушения конструкций не происходило, — Медведев тщательно подбирал слова, стремясь не спровоцировать новые вопросы и поскорее вернуться к работе. — Так как дом находится в аварийном состоянии, было принято решение эвакуировать его жильцов. Наша служба помогает им. Также проводится обследование состояния грунта, заключение по его результатам соответствующие подразделения вынесут позднее. Какое будет принято решение по самому строению, решит специальная вневедомственная комиссия, если окажется, что нужна наша помощь, мы окажем ее с применением всех технических средств, которые имеются в распоряжении нашего института.

— Хорошо излагает!!! — похвалила Медведева Ирина.

— Очень аккуратно, ни к чему не придерешься, — кивнула Света.

Что еще хотел сказать Вадим, подруги не расслышали, потому что все заглушил радостный вопль Ириной дочки:

— Дя!!!

— Да, дядя. Дядя Дима. — Ира еле удержала на коленях рванувшуюся к телевизору малышку.

— Дя!!! — вопль повторился и стал требовательно-возмущенным — почему ее не пускают к дяде Диме.

— Надо же, узнала! — удивилась Светлана. — Никогда ведь не видела его в такой одежде и, главное, в каске. Мама дядю Диму не узнала, а Света узнала.

— Дя!!! — Светлашка продолжала тянуться к телевизору, громко требуя подать ей дядю Диму.

— Я скоро оглохну, — поморщилась Ирина, — а соседи начнут вызывать милицию.

— Дядя Дима в телевизоре. — Светлана забрала Ирину дочку к себе и тихим спокойным голосом начала ей рассказывать, что дядю Диму сегодня вызвали на работу, поэтому он не приехал, но через неделю или даже раньше, как только у него будет выходной, приедет обязательно. Светлашка притихла, внимательно слушая свою тезку.

— Света, ты делаешь чудеса!

Ира, наслаждаясь наступившей тишиной, взглянула на экран. Медведева на нем уже не было.

— Ну вот, из-за тебя, мелочь громкоголосая, все просмотрели и прослушали! — Ирина вздохнула. — Испугала дядю Диму своими воплями, он и сбежал, на всякий случай, от тебя подальше!

Присмотревшись, можно было разглядеть Вадима, как он вместе с Денисом и еще одним спасателем — не только Ирина, но и Светлана не поняла, кто это — переносил от аварийного дома к стоявшему поблизости "Камазу" огромный и, видимо, тяжелый ящик. Потом камера показала изломанные края асфальта, корреспондента, которого не пустили за ограждение, снаружи шагами пытавшегося измерить размеры провала, откуда клубами поднимался пар, а следом шов между двумя панелями на третьем этаже, в верхней части намного шире, чем внизу. Других повреждений на самом доме видно не было, но вот пристрой, где находился магазин, заметно перекосило, большие стекла витрин треснули и частично вылетели из рам, их осколки вперемешку с кусками асфальта валялись на земле и растирались колесами машин в мелкую крошку.

— По-моему, дом будут разбирать, — предположила Ирина, — если он сам по себе сейчас не рассыплется.

— Скорей всего, — кивнула Светлана и вздохнула: — Димку наверняка включат в состав комиссии, которая будет это решать. Опять будет без выходных с утра до ночи на работе сидеть, пока свою часть заключения не напишет. Есть уже такой нерадостный опыт.

На экране вновь появились Медведев и вся его группа в полном сборе. Не было только Антона и Сергея. Ира, видимо, отметила это для себя, и лицо ее приобрело печальное выражение. Светлашка почувствовала, как изменилось мамино настроение, и встревоженно притихла.

— Ира, — Светлана ласково коснулась руки подруги, но в эту же секунду ее перебил резкий звук дверного звонка.

— Кого там еще принесло? — буркнула под нос хозяйка и пошла открывать дверь.

Принесло соседа, который забыл дома ключи и зашел к Ирине за запасными. Иван Федорович долго благодарил Иру, сокрушался по поводу своей забывчивости, поинтересовался, как Светлашка и порадовался, что мама с дочкой не ушли гулять:

— Пришлось бы куковать на лестнице, ждать свою бабку, когда она из гостей приедет. — Старик заглянул в комнату и поздоровался с гостьей. — Про Белореченскую смотрите? Вот ведь дела какие — живешь себе, живешь, а потом вдруг раз — и дома нет! И никто вроде не виноват!

Иван Федорович махнул рукой и заторопился к себе домой.

— Не виноват... — Светлана проводила Ириного соседа задумчивым взглядом. — Я тебе еще не рассказывала, но не далее как в понедельник Вадим с Николаем Кронидовичем и твоим начальником весь день проторчали в городской администрации, сначала в комитетах по ЖКХ и по строительству, а потом и у самого мэра. Димка после всех этих заседаний приехал домой вообще никакой, легче, говорит, сутки на сплошных выездах отдежурить, чем по кабинетам ходить, к тому же без какого-либо результата. Разговор шел именно о Белореченской, о том, что нужно срочно менять эти дырявые трубы, иначе рано или поздно произойдет размытие грунта и его провалы.

— Оно и произошло, — кивнула Ирина.

— Да, потому что мэр — у него же выборы на носу — наотрез отказался посреди зимы оставлять район без горячей воды, потому что избиратели этого не поймут, ну, и так далее, и тому подобное. Так все и оставили, никакие доводы не помогли, даже то, что Иван Валентинович точно указал место возможного провала. Его слова и вовсе не приняли всерьез, мол, эти прогнозы не основаны на научных данных, а на всякое там лозоходство и прочую экстрасенсорику может обращать внимание только желтая пресса.

— Представляю, как Демидов оскорбился.

— Еще бы! Он ведь с Сашей и Денисом весь район со своими рамками буквально по сантиметру исследовал. И ведь угадал же!

— Угадал, говоришь? — со скептической усмешкой переспросила Ира. — А ведь тут гадать ничего не нужно. Дефицитную проволоку на непонятно что переводить и ноги топтать тоже не нужно. — Она сняла с книжной полки рулон карт, развернула одну из них прямо на полу, а рядом, чтобы удобнее было сравнивать, положила схему городского транспорта, выполненную в том же масштабе, и прокомментировала свои действия: — Берутся две карты города — современная и довоенного выпуска, на которой находим речку Макаровку и смотрим, как она протекала, пока ее, по образцу московской Неглинки, не загнали под землю. Вот, Светик, смотри: Макаровский ключ в городском парке, он превращается в Макаровский ручей, на нем запруда, это у нас получается парковый пруд, потом ручей идет по, вернее, под Титова, дальше, на перекрестке Восточной и Танкистов с ним сливается Сосновский ручей. Так, это уже Макаровка пошла... Восточная, Байкальская, Московская... А тут Березовая роща, на месте которой построили зоопарк. Вот! Макаровка пересекается с Белореченской в том самом месте, где двенадцатый дом!

— Нет, Ириш, до меня все-таки не доходит, почему грунт просел именно там, — Светлана с большим интересом разглядывала старую карту, на которой контуры города выглядели совсем не так, как в наши дни.

— Грунт там и так слабый из-за Макаровки, — терпеливо стала объяснять Ирина, одновременно отбирая у дочки схему транспорта, которую та решила попробовать одновременно на вкус и на прочность. — Ее опустили под землю в середине тридцатых, когда стали перестраивать центр и восточную часть города. Прикинь, сколько тем трубам лет, какая на них нагрузка — водоток там идет не постоянный, а с естественными сезонными, и не только, пиками! Конечно, там давно от таких перепадов все, даже если это чугун, разъело, течет, грунт постоянно переувлажнен, а сейчас и кипяток добавился... Одно на другое — и вот вам результат! Гранитный монолит такое, может быть, и выдержит, а в районе Белореченской, — Ира развернула еще одну карту, — ну да, там глинистые и песчаные грунты. А Демидов, при всем моем уважении к нему, если бы к Павлу подошел, мог все это за полчаса выяснить и оперировать в мэрии ссылками на документы, а не на свои догадки!

— Наверное, он ничего не слышал о Макаровке, — предположила Светлана. — Я тоже не знала про эту речку, правда, о Макаровском ключе читала, что до революции из него воду брали, она считалась самой вкусной, но даже не предполагала, что находится-то этот ключ совсем рядом с нами.

— Да, Светик, тот самый загаженный родник в парке — это знаменитый когда-то Макаровский ключ, вот только вода в нем сейчас не выдерживает никакой критики ни по химсоставу, ни по микробиологии.

— А почему так?

— Света! Ну, ты спросила! До революции этот район, где сейчас парк, находился на краю города, почти сливался с лесом, да и сам город что из себя представлял — ни промышленности, ни транспорта, площадь и население, не помню, раз в шесть меньше, чем сейчас. Большинство родников — это верхний слой грунтовых вод, куда с поверхности попадает вся грязь.

— Но он же в парке, а не на обочине дороги!

— Ну а парк — в самом центре города и, кстати, рядом с электромеханическим заводом, который окружающую среду никак не оздоравливает.

— Ну вот, — расстроилась Светлана, — мы там всю жизнь гуляли, а теперь, по твоим словам выходит, что туда можно заходить только в костюме химзащиты. Прямо фильм ужасов какой-то: на детской площадке и аттракционах все в противогазах!

— Нет, Светик, не все так мрачно, — улыбнулась Ирина. — Во-первых, завод работает на треть от прежней мощности, гальванический цех вообще прикрыли, во-вторых, их вынудили поставить очистные сооружения. А Макаровский ключ попал в программу "Родники России", его будут восстанавливать, но не для питья, конечно.

— Знаешь, Ира, все-таки твое призвание — это преподавать. Ты все так здорово объяснила, коротко и ясно! Если бы ты была в мэрии в понедельник...

— То Бронников тут же проникся бы и лег на рельсы! Вернее, на дырявую трубу! А так как дырок там много, то всю городскую администрацию на этот несчастный водовод уложил бы! — рассмеялась Ирина. — Нет, Светик, Бронникова ничем не прошибешь, фамилию свою он оправдывает. А сейчас понятно, как он себя чувствует. Если где-то всплывет, что его предупреждали, причем с указанием конкретного места провала, то скандал будет на всю вселенную, и со своего насиженного кресла он полетит. Так что нет ничего удивительного в том, что не только мэр, но и все остальные во главе с его пресс-секретарем молчат, как рыбы в пироге.

Светлана улыбнулась:

— Вадим точно так же говорит, а больше я ни от кого такого выражения не слышала, наверное, это ваше фамильное.

Ира пожала плечами, и тут же из телевизора раздался грохот. Картинка сначала задрожала, потом поехала куда-то вбок, а затем изображение на экране заволокло белой пеленой.

Провал, появившийся ночью рядом с двенадцатым домом, на глазах стал постепенно увеличиваться, асфальт прогнулся далеко за лентами ограждения и начал трескаться. Показались расположенные под землей канализационные и водопроводные трубы и чуть ниже под ними — труба большего диаметра, в которую почти семьдесят лет назад упрятали Макаровку. Трубы медленно гнулись, растягивались, а затем начали рваться. Изношенный горячий водовод, до этого сочивший воду тонкими ручейками, лопнул первым, превратив воздух в плотный белый туман и сведя тем самым видимость почти к нулю. Затем не выдержал бетон канализационного коллектора, и его содержимое, подхваченное потоком горячей воды, смешиваясь с размокшей глинистой почвой, стало быстро заполнять трещину, которая стала увеличиваться на глазах и устремилась к соседнему дому. Дольше всех продержался холодный водовод, но и он в конце концов не выдержал, лопнул и из провала забил многометровый фонтан, обдавший окружающих смесью нечистот и жидкой глины.

— ...!!! Ну и дерьмо!!! — взвыл Меньшиков, которому досталось больше всех.

Стоявший рядом Петрович, в другой раз не упустивший бы возможность повоспитывать зятя, сам пробормотал сквозь зубы что-то не очень литературное.

На экране телевизора ничего не было видно, только смутные контуры строений и машин, одна из которых, кренясь, плавно двигалась в направлении провала, стремясь нырнуть в него. Размытая туманом фигура метнулась к "Камазу" аварийной службы горводопровода, через мгновение мотор взревел, и машина сначала остановилась, а после нехотя начала пятиться, изо всех сил сопротивляясь течению, но тут остатки асфальта не выдержали, и "Камаз" провалился почти до середины кабины в глинистую жижу.

— Закрывай задвижку!!! — орал кто-то в тумане. — Закрывай, мать твою!!!

— Почему объект до сих пор не обесточен?! — доносилось с другой стороны.

— Зоря! Фриц! Отгоните машины! — рявкнул Медведев.

— Четырнадцатый дом — к эвакуации! — голос Черепанова перекрыл все остальные шумы.

На этом прямая трансляция прервалась, передача пошла из студии, где так называемые эксперты начали обсуждать, как, почему, сколько можно, кто виноват и что делать.

— Ну вот, как всегда, — саркастично прокомментировала увиденное Ирина. — Сначала нужно обострить ситуацию до предела и только потом... Теперь каждый будет предлагать единственно правильный способ решения проблемы.

— Димка сегодня дома не появится, — вздохнула Светлана, — хоть бы завтра к вечеру освободился. Нет, куда там! У него же завтра сутки, значит, только в понедельник. И не утром, а ближе к вечеру...

— А во вторник — снова на работу, — Ира обняла подругу. — Хоть один-то полноценный выходной в неделю получается?

— Один — получается. Иногда, — снова вздохнула Светлана и добавила: — С самого Нового года в таком графике и работает, даже если нет общего, как сегодня, сбора. Но к тебе приедем обязательно, может, посреди недели, пока я в отпуске.

— Да уж не таскай его по гостям, пусть отоспится.

Света улыбнулась:

— Ну-у, Димка весь день спать не будет, я не дам, да он и сам давно хочет вас навестить, соскучился. Постоянно спрашивает: "Ира звонила? А ты ей? Как у нее дела? Как Светлашка? Как Лешка?"

Ира тоже улыбнулась. Ей было приятно чувствовать неподдельную заботу Медведева. Вадим опекал их, как мог, у него с Максимом даже установилось негласное соперничество — кто первый предложит свою помощь Ире, хотя у обоих, мягко говоря, был ненормированный график работы. В хозяйственных вопросах вне конкуренции был Павел, хотя Денис Зорин "наступал ему на пятки", а в решении транспортных проблем, крупных покупок и поездок на дачу Вадим с Максимом стремились опередить друг друга. Заняться с Лешкой спортом, учить его водить машину, взять на рыбалку, в лес за грибами или посидеть со Светлашкой, когда Ира, например, отправится в парикмахерскую — они ни в чем не хотели уступить друг другу. В желании помочь Ирине с малышкой дело доходило до того, что Светлана в шутку обижалась на мужчин, потому что ей тоже хотелось понянчиться с Ириной дочкой.

— У тебя скоро у самой такая же родится, так что всего будет вдоволь: и кормлений, и купаний, и прогулок, — постоянно повторял Максим, отбирая у нее племянницу, — а мне больше не с кем поводиться.

Он говорил это со смехом, но Светлана видела глубоко запрятанную боль в таких же синих, как у Вадима и Ирины, глазах и особо не протестовала, отдавая девочку, а лишь наблюдала, с какой нежностью грубоватый на первый взгляд Максим обращается с малюткой. Он счастливо улыбался, когда маленькие пальчики теребили его ухо, дергали за волосы, старались оторвать пуговицу от рубашки или гораздо более заманчивый предмет — погон от формы.

Вадим тоже позволял Светлашке делать с собой все. Не раз бывало, когда он рисовал для Ириной дочки героев только что прочитанной сказки, та, в свою очередь, разукрашивала его фломастером — рисовать на бумаге малышке казалось совсем не интересным.

— А у нее есть способности! — восторженно говорил Медведев, разглядывая разноцветные завитки и полосы на руке или щеке. — В семь месяцев так уметь сочетать цвета — это что-то! Маленькая, — он расплывался в улыбке, — ты будешь моей лучшей ученицей!

— Будет, будет, — добродушно ворчала Ирина, забирая дочку. — Отдай мне ребенка, а то она скоро родную мать признавать перестанет — столько нянек свалилось на ее голову, что от такого изобилия она и у взрослого пойдет кругом. А сам пойди и умойся, чтоб народ не пугать.

Но почти всегда кто-нибудь тут же перехватывал Светлашку из маминых рук: дедушка, тетя Маша, отдававшая племяннице всю нерастраченную любовь и нежность, дяди, прабабушка и та или другая бабушка. Валентина Михайловна, лишь только увидела внучку, как две капли воды походившую на новорожденного Сергея, мгновенно забыла о былой неприязни к Ирине и категорическом нежелании переступить порог "того дома". Почти все свое свободное время она отдавала Светлашке, а что касается неимоверного количества связанных ею чепчиков, кофточек, пинеток и прочих детских вещичек, которых девчушка не сносила бы и за несколько лет, то Ира порой хваталась за голову в попытках найти для них место и предупреждала Свету с Вадимом, чтобы те не слишком увлекались покупками для своей малышки.

Впрочем, если не считать мамы, то больше всех с маленькой Светой нянчился Алешка. Он ходил на молочную кухню, кормил ее овощным пюре, с чем никто другой справиться не мог, рассказывал сказки и до того ловко менял ей памперсы, что Вадим, вспоминая себя в таком возрасте и свое отношение к сестре Ленке, с изумлением глядел на Лешку и не раз заявлял Ирине, что возьмет того "напрокат" в няньки, когда Светлана родит их малышку. Сама Светлана, сильно располневшая во время беременности и утратившая былую подвижность, тоже в шутку говорила Ирине:

— У тебя нянек хоть отбавляй, а у нас под боком помощников нет, так что придется поделиться.

— Это у него отцовское. Сергей часто рассказывал, как он сам с Лешкой возился, когда тот совсем маленьким был, — Ира вздыхала, а синие глаза наполнялись слезами. — Он очень ждал дочку, да так ее и не увидел.

Светлана молча обнимала подругу, а Вадим, не зная, что сказать, сбегал на балкон или на кухню, якобы по делу. Женские слезы он видеть не мог, а Ирины — тем более.

— Мама, не переживай так, у тебя молоко пропадет, — беспокоился Лешка. — Как Светлашку тогда кормить будешь?

Когда малышка в шесть месяцев наотрез отказалась от грудного молока и этот аргумент уже не мог сработать, в ход пошел другой, и последний, довод:

— Мама, ты сама говорила: "Пока тело не нашли — он живой!" Папе бы совсем не понравилось, что ты из-за него плачешь.

Ирина вроде успокаивалась, вытирала глаза и даже улыбалась, но стоило ее взгляду остановиться на фотографии Сергея или еще на чем-то, что напоминало о нем, как все уговоры шли насмарку.

— Ириша, хватит так расстраиваться, — по очереди увещевали ее родственники. — Ты только дочке хуже сделаешь и себе, если на нервной почве болячки всякие начнутся.

— Выходи на работу, хотя бы на полставки в учебный центр, не в лабораторию. Среди ребят тебе полегче будет, станешь гонять этих гавриков, отвлечешься, — советовал Вадим, а Ирины родители и братья вторили ему, — Светлашка без присмотра не останется.

Ирина страшно сердилась, когда слышала такие рекомендации:

— Что еще посоветуете? — Слезы моментально высыхали, и она становилась похожа на прежнюю "мадам Гексоген". — Может, еще в интернат отдать? Я ведь в свое время только по монастырям не ездила, чтобы ребенка родить, а уж через все круги медицинского ада прошла от и до, сама буду с ней заниматься.

Родные вспоминали ее первое неудачное замужество, то, как она переживала из-за отсутствия детей, и пристыжено замолкали.

Едва ли не больше всех сокрушалась Ирина бабушка:

— Бедная девочка! С первым — даже вспоминать его не хочется — почти десять лет маялась; с Сережей — золотой парень встретился — опять не повезло, всего год прожили. Что с ним случилось, куда пропал — ничего не понятно, — Наталья Платоновна очень любила внучку, а в правнучке так просто души не чаяла.

Шло время, раны рубцевались, Ирина постепенно перестала впадать в депрессию от мелочей, вроде увиденной в шкафу рубашки Сергея, дочка быстро росла и даже ее многочисленные шалости и проказы больше радовали, чем огорчали.



* * *


Отпуск закончился, Светлана вышла на работу и в первый же день напугала Порошина, водрузив после обеденного перерыва на свой стол рядом с монитором муляж лысой головы, выглядевший настолько натурально, что человек с не очень хорошим зрением легко мог решить, что за столом кто-то старается спрятаться. Так как многие спасатели, подражая начальнику, а кое-то и экономя деньги на парикмахерской, стриглись "под Черепанова", то Виктор Елисеевич, увидев выбритый до блеска затылок, решил, что к Свете заглянул Меньшиков, и укоризненно покачал головой:

— Что ж ты, Саша, такие хорошие волосы — и под корень? Не жалко?

Светлана, еле сдерживая смех, двумя руками повернула голову освежеванным лицом к Порошину:

— А это не Саша, это Гоша!

Кадровик, увидев, как запросто она сворачивает голову мужчине с ободранной с половины лица кожей, на мгновение застыл на полпути к своему столу, а затем обрел дар речи:

— Тьфу ты, черт! Света, зачем тебе эта пакость? Насмотришься на нее днем, так ночью же кошмары сниться начнут!

— Ой, Виктор Елисеевич, — смутилась Светлана, вовсе не собиравшаяся пугать Порошина, — в клинике другой, нормального размера, нет. Гошу Шарипов дал мне на время. Я его сейчас уберу.

Она не стала говорить, что дело не только в размере. В отделении нейротравмы были еще "Яша", полностью лишенный кожи, и "Паша", у которого не было половины черепной коробки. То есть она изначально была и откидывалась как крышка, обнажая мозг, но крепление давно сломалось, и половинка лежала неизвестно где, если и вовсе не была выброшена за ненадобностью. Светлане с радостью отдали бы все три пылившихся без дела учебных пособия, но она предпочла "Гошу", на котором к тому же кем-то были размечены зоны и точки для иглорефлексотерапии.

— Да ладно уж, оставь, — махнул рукою кадровик, вблизи разглядевший точки и линии, нарисованные на гладком черепе, — не для баловства же, наверное, взяла. Точечный массаж осваивать будешь?

— И его тоже, — кивнула Света, не хотевшая пока рассказывать о своих планах.

Она все-таки убрала муляж со всеобщего обозрения, переставив его на выкатную тумбу письменного стола. На новом месте "Гошу" можно было углядеть, только если пройти через весь кабинет и втиснуться между подоконником и тумбочкой, на которой стоял чайник, от Порошина его почти полностью загораживал монитор, а посетителям отдела кадров "Гошу" не было видно за рабочим креслом Светланы.

Несколько дней Виктор Елисеевич с интересом наблюдал, как Света своей косметикой разукрашивала синтетическую лысину, сверяясь с растрепанным анатомическим атласом. Результат, похоже, не удовлетворял ее, потому что метки с нескрываемым огорчением стирались и рисовались снова. Анатомический атлас сменила толстая книга с иероглифами на обложке. Ее Светлана изучала, обложившись словарями, а затем позвала на помощь Худякова.

— Олег, я никак не могу понять, как мне связать меридиан тройного обогревателя с переднеспинным экстраординарным меридианом.

— А в чем проблема? Они же оба идут по центру брюшины.

— И меридиан перикарда там же идет, а если затронуть его, то я боюсь, что могут возникнуть проблемы с сердцем. Антону это нужно?

— Это никому не нужно, — пробормотал врач. — Только я не въезжаю, зачем тебе их связывать.

— Я хочу собрать избыток энергии в те точки тройного обогревателя, что находятся в области уха, и потом из этого меридиана сбросить его золотым проводником в переднеспинный меридиан. Такой принудительный отток должен снизить ментальную чувствительность до приемлемого уровня и Антону можно будет уехать из Рудянки. Вот здесь можно связать точки на ухе и за ним, видишь, какая сеточка получается, — Светлана обвела розовым косметическим карандашом несколько точек на "Гоше" и соединила их между собой. — Главное здесь — не трогать глазную точку, которая находится в центре мочки, отвод энергии от нее ухудшит зрение.

Худяков повертел муляж, весь в пятнах губной помады и подводки для глаз, внимательно изучил картинку в атласе, почеркался на ней карандашом и пожал плечами:

— Ты бы лучше проконсультировалась с кем-нибудь из специалистов. Я твою идею понял, но как это сделать, чтобы и зрение не ухудшить, и сердце не пострадало... Нет, не знаю.

— А с кем? Анна Александровна уехала, а у Шарипова я уже всех достала своими вопросами. Я думала, может, ты кого знаешь по старой работе или учебе, кто иголками занимается. Проблема еще и в том, что я же не могу прямо сказать, для чего мне это нужно.

— Знаешь, я так с ходу и не соображу, с кем можно поговорить, — озадачился Олег.

— Ой, я же тебя не тороплю, мол, выдай мне немедленно список: имена, фамилии, телефоны...

— Адреса, явки, пароли! — из-за широкой спины Худякова выглянул Меньшиков. — Прикольный макияж! — оценил он раскраску "Гоши" и рассмеялся: — К чему готовимся? Новый Год вроде прошел, до следующего еще далеко!

Громкий смех заставил Порошина выглянуть из-за газеты, за которой он дремал. Тихие голоса Светланы и Олега не мешали ему, а вот Сашка разбудил сразу. Кадровик недовольно покосился на спасателя:

— Что у вас сегодня? Медицина? Уже закончили или просто перерыв?

— Зачет сдал, теперь свободен, как ветер, — отрапортовал Меньшиков, вытягиваясь в струнку.

— Ну молодец, молодец. Давай и дальше старайся.

Порошин вновь загородился газетой, но Сашка все равно почувствовал себя не слишком уютно.

— Пошли к нам, — показал он головой на дверь, — расскажешь, к какому бразильскому карнавалу вы тут готовитесь.

Света помедлила долю секунды и без лишних слов вручила "Гошу" Меньшикову. Олег подхватил со стола книги и направился к двери.

— Виктор Елисеевич, — Светлана заглянула за развернутую газету, — я буду на первом этаже, у ребят.

В ответ раздалось неразборчивое сонное бурчание. Сашка картинно приложил палец к губам и распахнул дверь перед Светой, которая выскочила в коридор, еле сдерживая смех.

Ирину сильно озадачил звонок Саши Суворова, который начал интересоваться методами определения цианидов.

— Этих методик полным-полно, для разных объектов и разных концентраций. Неужели ты сам не можешь ничего найти? У нас же был Лурье, куда он девался? — удивилась она. — И кому это цианиды вдруг потребовались? Может, этих заказчиков лучше в СЭС отправить? У нас ведь и стандартов на циан никаких нет.

— Совсем-совсем? — заметно огорчился Саша и приглушенно сказал кому-то в сторону: — Нет у нас цианида.

— Так! — Ирина поняла, что дело не чисто. — Выкладывай, кому что понадобилось! Денис решил похимичить?

Судя по тому, как Саша замялся, Ирина поняла, что угадала правильно:

— Дай-ка мне Зорина!

— Ща-ас что-то будет! — другой Саша, Меньшиков, рассмеялся, увидев, с каким обреченным видом Денис берет протянутую ему телефонную трубку.

— Вы разве не знаете Иру? — пожала плечами Светлана. — Нужно было просто спросить, есть или нет!

— Мы тут думаем, как помочь Антону, — Денис попробовал объясниться с Ириной.

— Травануть его цианистым калием, чтобы больше не мучился? — мрачно хмыкнула Ирина и устроила спасателю короткий, но свирепый допрос, в ходе которого выяснила, что Зорин собрался гальваническим способом получить стопроцентное золото, для чего ему и понадобился реактив.

— Денис, я была о тебе много лучшего мнения, — сухо констатировала Ирина. — Мне бы очень хотелось знать, что ты вообще задумал, но это не телефонный разговор.

— Ириша, — Светлана отобрала у несчастного Зорина телефон, — мы действительно нашли способ, как помочь Антону, но только теоретически, а как практически это сделать, пока не знаем. Нам нужна твоя консультация.

— Много я по телефону вас наконсультирую!

— А ты приезжай к нам! — телефон, как эстафетная палочка, перешел к Меньшикову.

— Мне ребенка сегодня не с кем оставить, — отказалась Ирина.

— А ты вместе с ней!

— Может, лучше вы ко мне, — предложила Ирина. — Насколько я поняла, у вас сегодня учебный день, вот как закончите в шесть, так и приезжайте. На консультацию и пирог.

— А нас много: Светлана, Олег, Денис, нас двое, — засомневался Меньшиков и услышал в ответ смешок:

— Значит, на пироги! И командира своего обязательно прихватите!

Вадим, как ни хотелось ему лишний раз навестить Ирину, приехать не смог, потому что погряз в бумагах.

— Вот так всегда! — с досадой сказала Светлана сначала мужу, а потом и Ире.

— Ну что поделать, Светик, — улыбнулась Ирина, — работа есть работа.

Света только вздохнула, но не стала при всех жаловаться подруге, что больше общается с мужем на работе, чем дома, когда вечерами Вадим иногда засыпает от усталости то сидя в душевой кабине, то над тарелкой с недожеванным куском во рту.

Ирина всех усадила за стол и, пока гости расправлялись с пирогами, расспрашивала их о том, что они задумали.

— Если не вдаваться в подробности, — объяснила Светлана, — мы соберем излишек энергии вот в этих точках, которые связаны с меридианом тройного обогревателя, — она показала схему в анатомическом атласе, потому что "Гошу" они с собой не привезли, — его свяжем с переднеспинным меридианом.

— Для лучшего отвода возьмем разные сплавы, — перехватил инициативу Денис, — с разным сопротивлением и свяжем точки не одной проволочкой, как хотели сначала, а сделаем косичку из полусотни волосков, они ведь чем тоньше, тем лучше их гибкость.

— Денис с Сашей еще предложили "заизолировать" меридиан перикарда, повысив его электросопротивление титановой кнопкой, для того, чтобы не вызвать сбоев в работе сердца, — добавил Олег. — И это нужно сделать в первую очередь, а потом уже все остальное.

— И поможет? — Вопрос был задан Ирой не без сомнения. Про сплавы с разным сопротивлением все было понятно, про гибкость золотой проволоки разного сечения — тоже, изоляция какого-то меридиана с натяжкой, но проходила, однако общая картина как-то не сформировывалась. Впрочем, Ирина не могла не доверять подруге, ведь она построила тот никак не укладывавшийся в обычные представления о реальности лабиринт, который вылечил Вадима и Антона. — Я в смысле и сердца, и Антошкиной телепатии.

— Поможет! — Светлана была в этом уверена, Олег кивком подтвердил, что согласен с ней. — Все дело в том, что обычное ювелирное золото не подойдет.

— У него низкая пробность и механические свойства, — объяснил Денис.

— А зубное?

— Тоже не совсем то, что надо, в него медь входит, — покачала головой Света, — да и где его столько взять... Оптимально было бы девяносто процентов золота и примерно по пять — серебра и палладия. Сплавить чистые металлы в нужном соотношении мастер сможет уже в процессе работы.

— Палладий, как я понимаю, вы хотите добыть из автомобильных катализаторов, — Денис кивнул, — серебро, — Ирина внимательно посмотрела на чуть смутившегося Сашу Суворова, — я тоже знаю, откуда. А вот из чего же вы хотели получать чистое золото? Тем более, в таких количествах?

— Старые радиодетали, — небрежно бросил Меньшиков, — там и золото, и серебро есть. Фриц знает одну свалку, куда это добро десятилетиями свозили.

— Я бы простенькую гальваническую ванну склепал, — начал объяснять Денис, — чтобы сначала снять золото с контактов, а потом высадить его. Но для этого нужен цианистый калий или натрий, — со вздохом добавил он.

— Денис, ты как маленький! Нет! Много хуже! — поразилась Ирина. — Даже если бы у меня и были эти реактивы, то я их тебе не дала бы! Во-первых, потому что это яд!

— Знаю! — буркнул Зорин.

— Знает он! А ты знаешь, что хранят такие вещи под замком, в специальных условиях и отчетность по ним строже, чем по драгметаллам? Знаток нашелся! Я бы таких знатоков!..

С сердитым ворчанием Ирина ушла в другую комнату и через пару минут вернулась с небольшим пакетиком, из которого вытряхнула на стол обрывки золотой цепочки и широкое обручальное кольцо.

— Саша, — обратилась она к Суворову, — растворишь это в царской водке, а потом... Ну, в общем, я найду тебе методику, как высадить золото из раствора. Никакой экзотики, только серная кислота и перекись водорода. А с радиодеталей вы нужное количество золота будете снимать до морковкина заговенья.

— Ира! — Светлана решительно отодвинула золото назад. — Мы у тебя ничего не возьмем!

— Света, это лом. Я узнавала в скупке, его принимают за копейки, разбогатеть никак не получится. Чинить еще дороже, — предупредила она следующий вопрос, складывая украшения в тот же пакетик и отдавая его Саше.

— Ну а кольцо? Оно же целое! Зачем же его сдавать-то? — чуть нахмурился Меньшиков.

— Это от брака с Игорем осталось, — спокойно объяснила Ирина. — Сколько лет валяется уже, пусть кому-то доброму послужит.

— У меня тоже кое-что найдется: две сережки непарных есть, еще что-то лежит попусту, — тихо сказала Светлана, почувствовавшая себя очень неловко из-за того, что такая идея не пришла ей в голову.

Уж у нее-то всяких побрякушек столько, что можно обвешаться с головы до пят, и многое из этого она никогда носить не будет — не тот размер, потому что руки и у бабушки, и у мамы были намного крупнее, устарел дизайн, что-то просто не в ее вкусе. Какие-то вещи, конечно, дороги как память, но вот давно сломанные часы в золотом корпусе на дутом золотом браслете нужно обязательно отдать Денису.

— Спасибо, Ириш, и от нас, и от Антона.

— Ну все, хватит, — оборвала ее Ирина. — Кому еще пирога?



* * *


К Усовым в Рудянку поехали Светлана, Олег и Вадим. Медведев понимал, что толку там от него не много, потому что обсуждаться будут по большей части медицинские проблемы, наоборот, его присутствие — это лишняя нагрузка для Антона, но Свету одну в неблизкую поездку отпустить не мог. Он даже не хотел заходить в дом, решив остаться в машине, но Антон только рассмеялся:

— Командир, мне что один метр, что пять, что пятьдесят — все равно, не меньше пятисот нужно, чтобы я тебя не услышал.

— Однако! — лишь одно мог сказать на это Медведев.

— Только не нужно вспоминать таблицу умножения, — добавил Антон. — А то почти все, наверное, чтобы у меня мозги не сплавились, начинают: "Дважды два — четыре, пятью пять — двадцать пять"! И пошло по кругу, как заевшая пластинка, а так мне еще хуже. Давайте лучше обедать и объяснять, что будете со мной делать.

Ему подробно все рассказали и даже показали, потому что и "Гошу" для наглядности захватили с собой, и пару пусеток, изготовленных по спецзаказу Ильи его знакомым, тем самым, который когда-то переделывал подвеску для Светланы.

— Будешь ходить, как панк, гот, — усмехнулся Олег, — или не знаю кто. Мне не от кого информацию на эту тему получить, потому что старшая моя такими вещами не увлекается, а младшие еще не доросли.

Антон равнодушно отнесся к некоторой экзотичности своего будущего облика. Его волновало одно:

— Работать смогу?

Худяков догадался, что вопрос относится именно к нему.

— Дорогуша, медкомиссии твой пирсинг по барабану. Они посмотрят анализы, кардиограмму и рентген.

— Не сказал бы, — скептически вставил Медведев. — Как вспомню...

— Ты — отдельный случай, — оборвал его врач, — причем особой тяжести, поэтому к тебе и отношение особое. У Антона не думаю, что найдут, к чему прикопаться.

— А полгода сплошных больничных? С перерывами на отпуск? — усомнился Антон. — Они ни у кого из медкомиссии подозрений не вызовут?

— Не вызовут, — с нажимом сказал Олег. — Я с вами так наловчился в ведении двойной бухгалтерии, что дальше некуда.

— Не ты один, — заметил Медведев. — Все больничные и отпуска, если ты не знаешь, идут через Свету.

— Я все прекрасно знаю, — кивнул Худяков, — потому что эта схема была отработана на тебе. А я с тех пор продвинулся намного дальше, особенно в том, что касается взлома баз данных. Кстати, подправить файл намного проще, чем переписывать медкарту от руки, так что, Антон, тебе беспокоиться не о чем, главное — чтобы все получилось, как задумано.

— Получится, — твердо сказала Светлана.

— Когда? — односложно спросил Антон.

— В любой день, у нас все готово, — Олег со Светланой переглянулись, и врач добавил, глядя на Усова: — Наверное, лучше ночью, когда народу никого нет, не в смысле, что кто-то может помешать, а чтобы тебе было полегче.

— Да уж потерплю как-нибудь, — поморщился Антон, которому было невмоготу, что друзья с ним обращаются, как с драгоценной фарфоровой вазой. — Юлька, за сколько мы сможем собраться?

— Так, чтобы совсем? — Юля в легкой панике оглядела комнату: — Если начнем сейчас, то к вечеру. Но ехать ночью... Тоша, ты хочешь прямо сегодня?

— Да. Чего тянуть? Собирай Мишку и, по минимуму, самое необходимое. Отвезем вас домой, а потом я поеду в клинику. Машину и все остальное сможем забрать отсюда и через неделю, и позже.

— Нет, ну как без...

— Юля, дома и одеял с подушками полно, и посуды, и шмотья, — остановил ее Антон. — Машину запру в сарае, никуда она не денется, а если денется — туда этой рухляди и дорога. Возьми Мишкины игрушки, все телефоны, ноут не забудь — и поехали. Как раз часам к семи доберемся, а в девять я буду в клинике.

Светлана предложила Юльке свою помощь, и в четыре руки они собрались довольно быстро. Антон с Олегом и Вадимом отключили насос, слили из труб воду, выгребли из печки золу и уголья и выбросили их во двор. Последним отключили электричество и закрыли ставни.

До города ехали долго, застревая в традиционных пробках. Антону становилось все тяжелее переносить давление чужих мыслей на свой мозг, и он сидел, закрыв глаза и стиснув, как от боли, зубы. Мишка сначала радовался поездке в большой, почти как автобус, машине, но потом устал и начал капризничать.

— Покорми его, — посоветовал Антон, уловив на фоне все возраставшего ментального шума желание сынишки не столько утолить голод или жажду, сколько почувствовать себя в безопасности у маминой груди. — Иначе не успокоится.

Малыш действительно не хотел успокаиваться, и сгоравшей от смущения Юле пришлось прямо в машине кормить его грудью. Вадим, сидевший за рулем, в зеркале заднего вида краем глаза увидел картину, веками вдохновлявшую художников, и чуть заметно улыбнулся, строя далеко идущие планы: "Эту девочку я смущать не буду, с Ирой, что называется, пролетел, ну а Света от меня никуда не денется. Все "возьму на карандаш"!"

После кормления малыш крепко заснул и спал беспробудно до самого дома, где сонного Мишку оставили с бабушкой, а Юлька поехала в клинику вместе с Антоном, несмотря на то, что он почти всю дорогу от Рудянки до города уговаривал ее не ездить с ним. Но обычно тихая и покладистая Юля не стала слушать никаких доводов ни Антона, ни Олега, ни Светланы:

— Я знаю, что помочь ничем не смогу, но мешать вам я тоже не буду, просто посижу в коридоре, подожду, пока вы все сделаете.

— Юля, ждать придется долго. Я вообще хочу оставить Антона в клинике до утра, а может, и на весь день, — Олег в последний раз попробовал убедить ее, но не добился успеха.

— Если так, то утром я уеду домой, но до этого я должна убедиться, что все в порядке.

Антон, сдаваясь, махнул рукой, Олег тоже кивнул головой, прекращая затянувшиеся уговоры, а Вадим лишь вздохнул, думая про себя, что такие споры лучше всего прекращать в самом начале, потому что тогда свои позиции удается сдать с наименьшим для мужского самолюбия уроном.

К клинике подъехали уже почти в десять часов вечера. В коридорах отделения сочетанной травмы было пустынно, только Андрей Рябов встретил приехавшую компанию в дверях перевязочной.

— У меня все готово, — доложил он, здороваясь. — Саша приехал и тоже ждет вас.

Худяков одобрительно кивнул и начал командовать:

— Антон — в туалет и в душ, Света — переодеваться, а ты принеси Антону... Нет, сам он не справится... Короче, голову готовишь по обычной процедуре, и посмотри живот, думаю, там тоже нужна обработка. Только без йода!

— Я помню. Сейчас все сделаем.

— Ну, все, давай, — Вадим легонько ткнул кулаком в плечо Антона, которого Юлька держала за руку.

— Тоша, может, я помогу тебе, — предложила она.

Усов слабо улыбнулся:

— Не нужно, сам справлюсь. Все будет в порядке.

— Конечно, — согласился с ним Медведев и предложил Юле, наконец-то отпустившей руку мужа, которого Андрей повел в душ: — Давай устроимся где-нибудь поудобнее, а то на этих стульях...

— Нет, я никуда не пойду! — Юлька решительно села на ближайший к двери перевязочной стул и приготовилась ждать хоть до утра.

Вадим устроился рядом с ней, пожалев, что не захватил с собой ничего почитать. Он-то рассчитывал расположиться на довольно удобных диванчиках в холле, может быть, даже тихонько включить телевизор, но раз Юля решила ждать мужа в коридоре, то он не мог оставить ее одну.

Минут через пять мимо них прошла Светлана, уже переодевшаяся в голубоватый сестринский костюм.

— Что же вы тут сели? На этом пластике, на проходе, на сквозняке! Идите в холл или к Андрею в комнату, чай себе сделайте, в буфет сходите!

— Нет, я здесь буду! — категорически заявила Юлька, а Медведев лишь развел руками.

— Вадим! — Светлана выразительно посмотрела на мужа и показала глазами на дверь лифта.

— Понял! — через долю секунды до него дошло, что хотела сказать Света.

Инструкция была примерно следующей: "Спустись на первый этаж, возьми в буфете какой-нибудь выпечки и накорми Юлю. Назад вернешься на служебном лифте, чтобы нам не нужно было открывать дверь в отделение".

Глянув на часы, Вадим заторопился, потому что буфет работал до одиннадцати. Медведев успел и вернулся с пакетом пирожков в тот самый момент, когда Антон в одной больничной рубашке и одноразовых шлепанцах в сопровождении Андрея возвращался в перевязочную.

— Ой, Тоша! — Юля даже всхлипнула, увидев наголо обритую голову мужа.

— Ничего, обрасту, — усмехнулся Антон, проведя ладонью по макушке, — полгода можно в парикмахерскую не ходить.

Юля выдавила из себя улыбку, но когда ее муж скрылся за дверью перевязочной, губы ее задрожали.

— Чего ты?! — перепугался Вадим.

— Мне не волос жалко! — Юлька не сдержала слез. — Просто... Когда болел... То тоже так было... Все выпали...

Медведев осторожно обнял ее.

— Ну тут же все не так! Антон поправился... А сейчас ему эти... как их там... пусеты вставят, и вообще все будет в порядке!

Юля еще какое-то время повсхлипывала, уткнувшись в широкую грудь Медведева, но потом успокоилась и даже согласилась немного подкрепиться.

В перевязочной Антона ждали Олег, Светлана и Сашка.

— Скидывай рубаху и ложись, — Олег показал на один из столов. — Снимем для контроля кардиограмму и начнем.

Антон стянул через голову рубаху, шагнул к столу и вдруг остановился:

— Я вообще ничего не буду слышать?

— Нет, я не буду ломать твою энергетику, только приглушу, вернее, снижу чувствительность. Но если ты хочешь совсем...

— Нет, — поспешно ответил Антон, — лучше пускай немного останется, мало ли, вдруг пригодится.

— Хозяйственный ты, — усмехнулся Меньшиков, — прямо, как Петрович, по совместительству — мой тесть.

— А то! — усмехнулся Усов. — Но у меня еще есть резервы для развития.

— Кончайте, — коротко бросил Худяков, — потом прикалываться будете.

Света невольно залюбовалась фигурой Антона, не искусственно накачанной на специальных тренажерах, а вылепившейся сама по себе от постоянной физической нагрузки на свежем воздухе. "Нужно будет Димку на него "натравить". Обязательно скажу ему, пусть нарисует Антона!" — подумала она, прикрепляя к нему электроды кардиографа. Усов лежал спокойно, не стесняясь перед Светланой своей наготы, но когда она набросила на него сложенную вдвое легкую нетканую простыню, едва заметно кивнул головой, благодаря за заботу.

— Здоров! Хоть в космос отправляй! — оценил полученную кардиограмму Худяков и начал освобождать Усова от электродов.

Андрей подтянул поближе столик с лотком, в котором лежали простерилизованные иглы и "заглушки", как назвал изготовленные по рисункам Вадима пусеты Меньшиков. Светлана оглядела их отстраненным взглядом, сосредотачиваясь на предстоящих манипуляциях, но Олег остановил ее.

— Салфетку! Размер — третий! — скомандовал он Андрею, и Рябов метнулся к зеленоватой стопке спецбелья, схватил один пакет и, разрывая на ходу упаковку, протянул требуемое врачу.

— Приподнимись, — это было сказано уже Усову. Тот послушался, и Худяков подложил под него пухлую, похожую на очень плоскую подушку салфетку. — Это, объяснил он, — на случай аварийной ситуации. Не хочу тебя пугать, но сейчас тебе на пару минут будет очень хреново.

— Ничего, потерплю, — пожал тот плечами.

Помня свою болезнь, Антон собирался перетерпеть любую боль, тем более кратковременную, но к тому, что произошло через минуту-другую, он готов не был. Сначала почувствовал укол в нижней части живота, довольно болезненный, однако вполне терпимый.

— Это что, все? — удивился Усов, приподняв голову и увидев, как на его теле появился плоский металлический кружок сероватого цвета, похожий на обычную одежную кнопку.

— Нет, — коротко ответил Олег и сильным, но осторожным толчком уложил Антона назад.

Снова что-то кольнуло чуть ниже пупка, а потом чьи-то когти вонзились в его внутренности и рывком выдернули их наружу, заодно вывернув наизнанку все тело и чуть не сдернув его со стола. Это не было ни болью, ни огнем Лабиринта, разум вообще отказывался давать какое-либо определение этим ощущениям.

— Придержи его! — донеслось из другой вселенной, и невероятная тяжесть, навалившись на тело, сжала его до размера горошины.

Антон еле сдержал непроизвольный крик, превратив его в хриплый выдох, но тут процесс пошел в обратную сторону, оставив после себя легкую ноющую боль в нижней части живота.

— Живой? — донеслось издалека. — Живой! Моргает!

Перед глазами все расплывалось, но было видно, что Олег чрезвычайно чем-то доволен.

— ЭКГ для контроля, — распорядился врач и через какое-то время, пока Антон наслаждался наступившим чувством невесомости, не замечая, что его опять подключают к кардиографу, удовлетворенно отметил: — Без изменений.

Усову дали несколько минут полежать и прийти в себя, Светлана тоже, по-видимому, отдыхала, сидя в кресле неподалеку, но вскоре Худяков растормошил их:

— Хватит спать! Давайте закончим и тогда уже будем расслабляться. Антон, одевайся и пересаживайся к окну.

Врач кинул ему рубаху, Усов сел, надевая ее, и обнаружил, что на животе у него появились две золотистые металлические бусины: одна над самой кнопкой, а другая — примерно на три сантиметра выше темной поросли, курчавившейся на лобке. Кожу вокруг них при прикосновении к металлу чуть саднило, но каких-либо других неудобств не ощущалось. Другое открытие оказалось гораздо более неприятным — салфетку на стол положили не зря; сырости он не чувствовал, но светло-зеленый цвет ткани превратился в грязно-болотный. Смутившись, Антон поверх рубахи накинул еще и простыню, внимательно проверив, нет ли и на ней влажных пятен.

— Садись, — Худяков пододвинул кресло, похожее на стоматологическое.

— Прямо так? — Антон чувствовал себя неловко из-за произошедшего, но общий фон мыслей людей, находившихся в комнате, успокоил его — никто не обратил на мокрую салфетку, которую Андрей тут же убрал со стола и кинул в мусор, особого внимания, как если бы он, например, расчихался или закашлялся, а не потерял на какое-то время контроль над собой.

Врач кивнул и добавил:

— Такой боли больше не будет, будут ощущения примерно, как когда уши прокалывают.

Действительно, было не столько больно, сколько неприятно, причем не тогда, когда делали сам прокол, а когда пусеты закрепляли, навинчивая с двух сторон шарики размером с маленькую горошину. Антон терпеливо ждал окончания процедуры, думая по большей части о том, чтобы с ним снова не произошла мелкая, но постыдная, по его мнению, неприятность, и как-то не заметил, что перестал воспринимать мысли находившихся рядом с ним людей. Он вспомнил, что почувствовал, как "отдаляется" Вадим, но предположил, что командир вышел покурить на улицу, совершенно забыв, что Медведев теперь не курит. Юльку тоже не было "слышно", но Антон подумал, что она заснула, устав за долгий суматошный день. Самого его тоже стало неудержимо клонить в сон, несмотря на неудобную с низко опущенной головой позу, от которой начала болеть шея, неприятные ощущения и боязнь снова опозориться.

Наверное, он все-таки отключился, потому что почти подскочил от громкого голоса Худякова:

— Ну вот и все! Антон, ты что, спишь?

— Прикемарил на посту, — ухмыльнулся Меньшиков.

— Ага, — согласился Усов, с трудом подавив зевок.

— Глянь, какой красавЕц ты стал, — Сашка сунул другу зеркало.

Антон посмотрел на себя и чуть поморщился, потому что выглядел он и вправду довольно своеобразно: симметрично с двух сторон голова чуть выше ушей была утыкана золотистыми бусинами, несколько бусин помельче, соединенных между собой полоской желтого металла, уместились и на самих ушах. Кожа вокруг бусин была красной и припухшей, что тоже не добавляло красоты.

— Через неделю все заживет, а пока придется потерпеть. Спать на спине, голову не мыть, кожу обрабатывать перекисью, — бросил Олег, снимая перчатки.

— Тоша, что ты слышишь? — задала главный вопрос Светлана, и Антон вдруг понял, что из его головы исчез привычный нескончаемый гул чужих мыслей.

— Ничего... — он ошеломленно огляделся по сторонам. — Совсем ничего. Как раньше. А я думал, что...

— Теперь сосредоточься, — попросила Света. — Будто я говорю шепотом в другом конце перевязочной, а ты прислушиваешься.

Антон нахмурился. "Если фиксировать еще три точки, то ты не услышишь ничего", — донеслось до него едва слышно.

— Не надо, пусть так останется, — поспешил он ответить Светлане, вызвав радость с ее стороны и удивленный взгляд Меньшикова.



* * *


Медкомиссию для допуска к работе Антон проходил дольше, чем пообещал Олег, но несравнимо с тем, сколько выворачивали наизнанку Медведева, выздоровление которого повергло в шоковое состояние и медиков, и многих других. Неожиданное появление Вадима на костылях — колено он все же повредил очень сильно, и Олег, поддержанный Светланой, велел ему не выпендриваться и не нагружать ногу — вызвало много разговоров, которые Худяков с Федотовым старались пресекать на корню. Андрей молчал и вообще предпочитал не выходить из отделения, чтобы избежать расспросов, зато Оксана поступила по-другому. Она производила столько "белого шума", в котором тонули реальные события, рассказывая фантастически многословные небылицы, что от нее просто сбегали, уже не в состоянии слышать фамилию Медведев в разных сочетаниях.

Самым сложным для Худякова казалось объяснение с Кленовым, но завотделением, видимо, и сам обо всем — или почти обо всем — догадался, потому что лишь заметил с нескрываемым сожалением, что эксклюзивные методики обычно не воспроизводятся.

Усов вышел на работу первого апреля и тут же попал на "сутки". Почти год прошел с его прошедшего дежурства, и по дороге Антон слегка нервничал, думая, как справится с работой, но, стоило перешагнуть порог их "кубрика", как волнение исчезло, тем более, что все искренне обрадовались его появлению.

Антон натянул рабочий комбинезон, поверх него "разгрузку", набитую всякой всячиной, вытащил из шкафчика каску и брезентовый мешок с альпинистской амуницией. Рядом, слева, был шкафчик Зорина, который уже оделся и ушел принимать и грузить в машину, около которой хлопотал Илья, оборудование: дыхательные аппараты, слесарный и гидравлический инструмент, прочее снаряжение, чаще всего самодельное, не проходившее ни по каким ведомостям и потому особо ценившееся. А справа был шкафчик Сергея Томского, с его вещами и снаряжением, которое ребята регулярно проверяли и поддерживали в рабочем состоянии. Это стало для первой группы своеобразным ритуалом, гарантировавшим, что очередное дежурство пройдет благополучно, без серьезных травм и потерь, как для спасателей, так и для пострадавших.

Одевшись, Антон отправился к оперативному дежурному и, расписавшись в журнале о готовности к работе, получил и затолкал в "разгрузку" еще и рацию. До начала смены оставалось минут десять, делать было пока нечего, и он вернулся в кубрик, где натолкнулся на Середкина.

Толком не проснувшийся во время поездки в служебном автобусе, помятый и небритый спасатель торопливо натягивал на себя заляпанный непонятно чем рабочий комбинезон.

— Привет, Тоха. С выходом! — поздоровался он с Антоном, сунул ноги в растоптанные берцы и, не тратя времени на завязывание шнурков, трусцой зашаркал к дежурному, заодно прихватив с собой каску и сумку с разнообразным "железом".

После отметки в журнале Середкин кинул в машину свои вещи и побрел назад, с облегчением поглядывая на часы, — сегодня он не опоздал. Начальство, в лице заместителей и помощников директора института, количество которых постоянно увеличивалось, донимало подчиненных бесконечными построениями и проверками, служебной дисциплины в том числе. Депремировать, и существенно, вплоть до голого оклада, теперь могли за все, и опоздание на работу — вне зависимости от того, учебный ли это день или "сутки", больше трех раз за месяц — стояло на втором месте после появления на территории института в нетрезвом виде. За последнее лишали премии после одного единственного "залета", после двух — на месяц переводили во вспомогательные подразделения, то есть на уборку территории, ну а после трех — увольняли. "Драконовские" меры распространялись на всех работников института, а не только на сотрудников оперативно-спасательного подразделения и гаража, и ходили упорные слухи, что на обеих проходных поставят новые, высотой метра два, турникеты, оборудованные алкотестерами.

Сначала введенные строгости не восприняли всерьез, но когда двое ребят из группы Артема Рябинина получили за февраль по окладу дворника, а сам Артем схлопотал выговор "с занесением" и лишился половины премии, то многие ощутили над собой дамоклов меч. Черепанов пригрозил, что не будет никого выгораживать перед новым помощником директора по кадрам, потому что "некоторые по-хорошему не понимают", зато Порошин, чего от него никто не ожидал, каждый раз безоговорочно вставал на защиту проштрафившихся спасателей перед руководством любого уровня, но сам проводил такие воспитательные беседы, что, например, Середкин, вызванный "на ковер" в отдел кадров после двух опозданий подряд, еле живым выполз в коридор после такой беседы, попросил пристрелить его, однако опаздывать с тех пор перестал.

Девять утра. Пошел отсчет времени суточного дежурства. Оно может быть относительно спокойным — пара замков и "жестянка", или же один вызов будет следовать за другим так, что Медведеву придется разбивать группу, отправляя на "дверку" Зорина с Меньшиковым на "Ниве" последнего.

Каких только вызовов ни случалось: пожары, затопления, провалы грунта, взрывы бытового газа и взрывы на производстве, падения с высоты, обрушения жилых домов и заводских конструкций, ДТП, сбежавшие лошади, крокодилы, коты, забравшиеся на деревья и боящиеся спуститься вниз, захлопнувшиеся квартирные и балконные двери, утечки химически агрессивных и ядовитых веществ, люди, застрявшие в дымоходах, вентиляционных шахтах, мусоропроводах и канализационных трубах. Все проблемы, с которыми не справлялись милиция, "Скорая" или пожарные, ложились на плечи спасателей.

В ожидании вызова Середкин и Роман Калинин кемарили, Казан, лежа у входа, тоже дремал, Петрович вполголоса воспитывал Сашку, Денис увлеченно возился с какой-то автомобильной деталью, взглядом предлагая всем желающим присоединиться к нему. Антон, неприкаянно ходивший из угла в угол, покачал головой, хотя в другое время не стал бы отказываться. Он с нетерпением ждал вызова, сложного, тяжелого, такого, чтобы на деле продемонстрировать всем, что не утратил приобретенных до болезни навыков. Переаттестацию Антон, конечно, прошел, подтвердив свой полученный перед болезнью "третий класс", иначе его просто не допустили бы к работе.

— Расслабься, — Вадим по-отечески потрепал его по плечу, — не сиди в напряге, за всю смену может ничего не произойти.

Усов покачал головой, чуть виновато улыбнулся, словно извиняясь за то, что не собирается послушаться командира, и пошел к Илье, чтобы не нарушать чуть сонную атмосферу их кубрика.

"Газель" была на треть забита мешками, сумками и ящиками со снаряжением спасателей. Никто не знает, каким будет следующий вызов, что может пригодиться, и поэтому машина грузится, "как на войну", всем, что может пригодиться.

— В "Урале" места было чуток побольше, — усмехнулся Антон, наблюдая за попытками Ильи уложить медицинскую укладку Романа на слесарный ящик Новоселова так, чтобы тяжелый чемодан не свалился при крутом повороте или резком торможении.

— То была машина, а это — так, игрушка! — кивнул спасатель, с усилием заталкивая мешок с тросами и веревками в просвет между сиденьем и чемоданом.

Старый армейский "Урал", числившийся за группой Медведева, не стали восстанавливать после того, как его завалило обломками взорванного торгового центра, решив, что машину повредило слишком сильно. Другой причиной стало стремление к экономии ГСМ, которых тяжелый бронированный автомобиль потреблял намного больше, чем заменившая его "Газель". Списанный "Урал" уже почти два года стоял на задворках института, но ни у кого не поднималась рука разрезать его на металлолом, потому что все помнили, как бронированный кузов спас жизни четырех спасателей.

К новой машине привыкали долго, по сравнению со старой в ней было тесно и, если можно так сказать, неуютно. "Газель" казалась слишком легким, несерьезным средством передвижения, особенно когда, спеша на вызов, Илья несся по вечно забитым городским улицам с максимально возможной скоростью и, особо не задумываясь, нарушал правила дорожного движения. Мигалки и сирена плохо помогали разгонять с пути мешавшие спасателям легковушки, в целях самосохранения уступавшие дорогу тяжелому армейскому автомобилю, который, подобно танку, мог запросто раздавить в лепешку изделие хоть импортного, хоть отечественного автопрома — и не заметить этого. А в "Газели" во время таких экстремальных поездок спасателям оставалось что есть сил упираться во что-нибудь руками и ногами, одновременно прикидывая, как уцелеть, если Илья в кого-то или во что-то врежется.

Антон помог товарищу переложить в дальний конец кузова дыхательные аппараты, которые Денис, несмотря на протесты Ильи, оставил сразу около двери.

— За последние полгода мы ни разу ими не пользовались, — ворчал спасатель, перекладывая оборудование и одновременно выгоняя из машины Кузю, который решил поточить когти об обивку водительского сиденья, — а под ногами они вечно мешаются! Так же, как и Зоринские кошаки! Лучше все закрыть, а то снова кто-нибудь из них заберется внутрь, заснет, а потом окажется, что он с нами уехал на вызов. Сколько раз уже такое было! Однажды потеряли Кузю где-то в центре, Денька два дня искал его, а на третий этот кошак сам объявился в институте.

Антон подхватил недовольного изгнанием из "Газели" кота под меховое брюхо:

— Не лезь, Кузьма, куда не надо. Пошли лучше к хозяину, а то опять потеряешься.

Отдав кота Зорину, Антон взглянул на часы. Половина десятого. Всего полчаса прошло, а ему казалось, что дежурство началось часа два назад. Раньше никогда не бывало так, что в ожидании вызова он не знал, куда себя девать, занятие находилось всегда, в крайнем случае можно было почитать что-нибудь или подремать, как, например, уже начавший сладко похрапывать Середкин. Новоселов наконец-то оставил в покое Сашку и клевал носом, загородившись газетой от Медведева, который тоже боролся с дремотой, заполняя журнал регистрации "Инструктажа по охране труда и технике безопасности при производстве работ на высоте".

Истошный писк командирской рации мгновенно разбудил всех.

— Ну все, началось... — пробормотал сквозь зевок Середкин, но не двинулся с места, прислушиваясь, как Медведев повторяет записываемый адрес.

— Солнечная, дом двенадцать, корпус два, квартира шесть. Пропал ребенок, мальчик, возраст пять лет. Вызов принят, — Вадим подтвердил полученную информацию и скомандовал: — Группа, на выезд!

Сна и расслабленности как не бывало. Медведев еще не успел нажать на рации кнопку отбоя, а по коридору уже грохотали ботинки спасателей, за ними волчьим наметом летел Казан. Когда через минуту командир подбежал к машине, двигатель работал, спасатели сидели на местах. Тут же вспыхнули мигалки, и, взвыв сиреной, "Газель" рванула к воротам.

— Что там? — спросил Меньшиков.

— Пять лет мальчик, ушел гулять и пропал, — кратко объяснил Медведев и добавил: — Милиция уже работает, решили нас подключить.

— Ну, это как всегда! — брюзгливо фыркнул Середкин. — Без нас они просто жить не могут!

— Гулять? — недоверчиво переспросил Зорин. — С утра пораньше? Это, часом, не первоапрельский розыгрыш?

— Родители сказали, что ребенок ушел гулять еще вчера днем, утром спохватились...

Сашка, не выдержав, перебил Вадима:

— Бли-ин, ну и родители! Такого мелкого всю ночь дома нет, а им и пофиг!

— Да можно предположить, какие... — бросил Петрович. — Алкашня, наверное.

Антон не хотел прислушиваться ни к чьим мыслям, но брезгливое отвращение Новоселова, замешанное на многолетнем опыте, пробивалось сквозь защиту. Промелькнули призраки загаженных квартир, опухшие синюшные рожи, кучи какого-то тряпья и чумазые голодные дети, до которых родителям нет никакого дела. По следам эмоций Петровича ворвалась чья-то холодная злоба, Антон далеко не сразу понял, что "услышал" Генку. Давно, казалось бы, очерствевший от виденного им во время службы в армии и на нынешней работе, на которой тоже хватало и грязи, и крови, Середкин представлял себя в роли "санитара", с чистой совестью сворачивавшего шеи ублюдкам, бросающим детей без присмотра. В его сознании отчетливо всплыли картинки намного страшнее тех, что вспомнились Новоселову, — толпа людей вокруг открытого люка, многочасовые поиски, безжизненное тельце малыша, выловленное из канализационного коллектора у очистных сооружений за пределами города, и неопрятная женщина неопределяемого возраста в морге, мать погибшего ребенка, с тупым равнодушием разглядывающая на опознании его труп.

Гена встретился глазами с Усовым и резко отвернулся к окну. Антон забеспокоился: "Понял, что я его "прочитал"?" — но Середкин ничего не сказал, а мысли его переключились на обыденное — он хотел пива, "Балтику", хотя бы одну банку, потому что чувствовал он себя хреново: жгло желудок, болела голова и давило сердце. Если бы не риск опоздать на служебный автобус, то Генка еще рядом с домом успел бы выпить банку "девятки", никто не узнает и заметит, главное, не дышать в лицо коллегам. Ничего страшного, конечно, не произойдет, но как-то не хотелось ему выслушивать замечания командира и ощущать даже спиной осуждающий взгляд Новоселова и ехидную усмешку Меньшикова. Большое начальство в лице Черепанова в последнее время на первый этаж заглядывает не часто, но вот Светлана запросто может зайти или по делу, или просто так, а перед ней стыдно, как ни перед кем другим. За работу же Генка не переживал, потому как знал по личному опыту, что после пары банок "девятки" он работает ничуть не хуже, чем будучи кристально трезвым.

Медведев по дороге по телефону расспрашивал о подробностях кого-то из районного УВД. Он знал, по работе, многих, многие знали его, а теперь, благодаря Максиму, у него завязались кое с кем и приятельские, почти дружеские отношения. Похоже, Вадиму очень не нравилось то, что он слышал, потому что по мере приближения к Солнечной командир хмурился все больше и больше.

Меньшиков, глядя на него, мрачно заметил:

— Пора одеваться. Очередной заплыв по канализации нам обеспечен.

Антон оглянулся и выхватил глазами из кучи оборудования три дыхательных аппарата, которые сам же вместе с Ильей убрал в конец машины: "Сглазили!!! Не нужно было их трогать! Пусть бы лежали как лежали!"

— Подожди, — остановил Сашку Петрович. — Пока командир не дал команду...

— Если пацан провалился в канализацию, — сердито буркнул Середкин, — то можно уже не спешить. Тело найдем у ближайшей решетки. Командир, — обратился он к Медведеву, — схема местной сети у нас есть? Или только общегородская?

— Да твою же ж!!! — не вытерпел Денис. — Опять!!! Третий раз за полгода! Руки бы отрубить тем, кто ворует крышки и сдает их в металлолом!

— А что делать с теми, кто их принимает? — поддержал его Сашка и уставился на Новоселова: — Милиции фиолетово, что скупка краденого идет в открытую? Или не пойман — не вор? По такому принципу?

Тот лишь устало покачал головой:

— Сегодня с подачи, скажем, участкового, закроют такой пункт приема, а завтра его хозяин получит в районной администрации новую лицензию на своего брата, свата или вообще бабушку и откроется в ста метрах от прежней точки. С кого начнем? В смысле, руки рубить?

— С самого верха! — предложил Денис.

— А твои ручонки туда дотянутся? — язвительно и зло спросил Середкин. — Не боишься, что оборвут их на полпути, а то и раньше? Могут ведь и вместе с головой!

— А ты чего волнуешься? — начал заводиться Денис. — Тебе-то точно ничего не...

— Тихо! — цыкнул на них Медведев. — Сутки закончатся, тогда будете разборки устраивать!

"Газель" остановилась у двенадцатого дома. Ко второму корпусу подъехать было невозможно из-за тянувшейся через весь микрорайон траншеи, на дне которой виднелись полузасыпанные грунтом и, в большей степени, мусором трубы. Около переброшенного через траншею деревянного щита, изображавшего с некоторой натяжкой мост, спасателей поджидали две молодые женщины в милицейской форме: сержант-кинолог с рыжим сеттером на поводке и лейтенант — инспектор по делам несовершеннолетних.

Медведев выглядел разочарованным. "Что, это все?" — явственно читалось на лице командира, однако разочарование почти сразу же сменилось неприязнью и раздражением, когда лейтенант начала распоряжаться его спасателями, точнее сказать, попыталась это сделать. Середкин и Меньшиков тут же ощетинились, как два ежа, Илья по-блатному длинно сплюнул и с пренебрежением оглядел инспектора с головы до ног, Денис фыркнул, как рассерженный кот, и полез в машину за оборудованием. Новоселов промолчал, но неодобрения действиями лейтенанта скрывать не стал, демонстративно закурив, когда та обратилась к нему. "Прекратили цирк!" — вполголоса скомандовал Медведев, но особой строгости в его голосе не было, гораздо жестче он отказался следовать плану инспектора по обходу жилых домов. "Нас не за тем сюда вызвали, чтобы мы по квартирам ходили, — категорически заявил командир группы спасателей. — Это ваша работа, а у нас своя есть!"

Лейтенант настаивала на своем, Медведев с ней не соглашался и все больше злился оттого, что поиски ребенка до сих пор не начались. От дальнейшего развития конфликта спасло появление местного участкового, лицо которого показалось Вадиму смутно знакомым.

— Зверев, — представился младший лейтенант, и Медведев через пару мгновений вспомнил парнишку, которого два года назад на Собачьих камнях чуть не придавило козырьком подъезда рухнувшей пятиэтажки.

Перевод из УВД окраинного района на работу в центр города можно было бы считать хорошим продвижением по карьерной лестнице, если бы Николаю не достался участок, по всем показателям мало отличавшийся от Собачьих камней. Микрорайон был зажат между заводом безалкогольных напитков, давно пошедшим ко дну водочно-пивного моря, автопарком штаба округа и железной дорогой. Предшественник Зверева был уволен, когда раскрылось, что он, случайно обнаружив в гаражах труп, перетащил его в зону ответственности линейного отдела. Два сотрудника транспортной милиции, совершавшие обход территории, не обрадовались такому подарку и отнесли его назад, подальше от путей к заводскому забору, где участковый нашел его во второй раз. Почти сутки тело перетаскивали с места на место, пока жители микрорайона случайно не засекли процесс и не вызвали наряд милиции, который приехал в аккурат к выяснению отношений между участковым и его коллегами из линейного отдела.

Николай без лишних церемоний отогнал инспектора и кинолога от машины и на ветровом стекле развернул перед спасателями подробный план района. Медведев уже знал в общих чертах, что представляет его территория, но Зверев подробно описывал подвалы, закоулки, проходы и щели между гаражами и заборами, куда мог пролезть только ребенок. Работа предстояла огромная.

— Открытых люков на придомовой территории нет, — под конец сообщил участковый. — Сам только что все проверил.

— А там? — Медведев кивнул в сторону полуразрушенного заводского забора, изначально выстроенного из бетонных блоков, а теперь имевшего такой вид, будто по нему палила крупнокалиберная артиллерия.

Зверев пожал плечами:

— Туда я еще не дошел. Там в одиночку... Как бы уже меня с собакой искать не пришлось...

— Кстати, с собакой по мальчику еще не работали? — Вадим взглянул на сеттера, который с интересом тянулся носом к Казану, но туго натянутый поводок не давал никакой возможности завязать знакомство.

— Вас ждали! — неприязненно ответила инспектор.

— Мы с Лордом только подъехали, — примирительно улыбнулась девушка-кинолог.

— Что-нибудь из вещей мальчика есть? — Середкин перестал сверлить инспектора злобно-недовольным взглядом и начал настраиваться на работу.

— Пойдемте вместе, — предложила сержант, — посмотрим, что понравится вашему красавцу.

— Да мы с чего угодно запах запомним! — гордо заявил Генка. — За пять секунд — и на всю жизнь! Он свою первую хозяйку через семь лет за пятьдесят метров узнал!

— Молодец какой! — восхитилась кинолог.

Казан, почувствовав похвалу, довольно улыбнулся, вывалив из пасти длинный язык, розовый, как докторская колбаса из натурального мяса, но почти сразу же сердито обнажил клыки, услышав неприязненный женский голос:

— А почему ваша собака без намордника? — спохватилась инспектор.

— Намордник?! — Генка злобно, не хуже, чем Казан, оскалился: — Мы всю жизнь без намордников обходились! И дальше обойдемся!

Он едва сдержался, чтобы не продолжить: "Тебе, девочка, самой намордник нужен!!!" — но невысказанное ясно читалось по его глазам.

Квартира, где жил пропавший мальчик, примерно соответствовала тому, что ожидал увидеть Новоселов. Женщина, на вид лет сорока, оплывшая, с желтизной старого синяка на щеке, одетая в застиранный бесформенный халат, открыла дверь после пятого или шестого звонка и, увидев людей в форме, с ходу запричитала на весь подъезд:

— Пропал!!! Пропал!!! Мишенька!!! Ушел гулять, мальчик мой, и пропал!!! Украли! Украли на органы!.. Продадут!..

— А ну, быстро замолчала!!! — Петрович аккуратно отодвинул Зверева и втолкнул женщину в захламленный темный коридор. — Мне твое вытье до одного места! Что есть из вещей ребенка, чтобы взять запах? Попробуем найти его с собаками!

Николай удивленно моргнул, почувствовав в спасателе коллегу с прочно въевшимися профессиональными навыками. Похоже, и мать пропавшего мальчика почувствовала, что немолодой спасатель церемониться с ней не собирается, и затихла, решив не тратить силы перед неблагодарной аудиторией. Инспектор изобразила осуждающее возмущение, но ничего не сказала. Новоселов кивнул и отодвинулся на шаг назад, уступая место и инициативу участковому.

— Принесите, пожалуйста, что-нибудь из одежды Миши или его любимую игрушку, — попросил женщину Зверев.

Она кинулась куда-то вглубь квартиры, оставив спасателей и сотрудников милиции одних. Антон не без гадливости оглядел освещенную часть коридора: щелястый дощатый пол, липкий даже на глаз, стены, по моде тридцатилетней давности оклеенные пожелтевшей и потрескавшейся от старости клеенкой, закопченный потолок в бурых потеках и почти не прозрачный от грязи плафон, с ввернутой в него с одинокой лампочкой. Усова передернуло от отвращения, когда из-под кучи сваленной на полу обуви, шевеля усами, выполз и по-хозяйски неторопливо проследовал в сторону кухни жирный рыжий таракан. Антон невольно подумал, что в трубе канализационного коллектора ему было бы не так противно находится, как в этой загаженной квартире, ментальный фон обитателей которой вполне соответствовал обстановке.

— Отвык? — коротко поинтересовался Петрович. — А ведь бывает и хуже...

— Все нормально, — помотал головой Антон, — просто тараканов и пауков я на дух не переношу. Мерзость!..

Лорд, на которого ползло насекомое, брезгливо отдернул лапу и в панике обернулся на хозяйку; пес явно хотел сбежать из темной вонючей норы на улицу.

— Аристократ! — усмехнулся Середкин.

Казан сидел с безразличным видом, терпеливо дожидаясь команды к началу работы, но, когда через несколько минут ему сунули под нос детский свитерок, чихнул и обиженно отвернулся. Кинолог забрала одежку и протянула Лорду, который начал старательно обнюхивать ее.

— Что-то ваш хваленый пес работать не собирается, — недовольным тоном заметила инспектор.

— Казан по перегару не работает! — Генка понял, в чем дело. — Искать! — отдал он команду.

Казан еще раз чихнул и начал рыться в куче сваленной на полу обуви, пока не нашел стоптанный тапочек. Пес несколько раз ткнулся в него носом, потом сел, выжидательно глядя на хозяина.

— Хорошо, Казан, молодец! То, что надо! — похвалил его Гена. — Пошли работать!

Середкин вывел Казана из квартиры и приглашающе махнул рукой Лорду и его хозяйке. Сеттер, не дожидаясь команды, так дернул поводок в нескрываемом желании присоединиться к "старшему товарищу", что чуть не опрокинул кинолога.

Во дворе, безлюдном в будний день, собаки не смогли взять след.

— Слишком много времени прошло, все затоптано, — расстроилась сержант.

— Было бы сухо, так Казан без проблем нашел бы запах и через сутки, — буркнул Середкин и отстегнул поводок. — Ищи сам!

Пес покрутился на месте, вернулся к подъезду и тщательно обнюхал сначала дверь, а вслед за тем — стоявшую рядом ободранную скамейку. После этого Казан изучил еще одну подъездную дверь и расслабленной рысцой потрусил к гаражному массиву, закоулки которого прочесывали Меньшиков с Зориным. Середкин неторопливо проследовал за своим псом, не обращая внимания на раздавшееся за спиной шипение инспектора: "Работнички!.."

Вообще-то Генка нацелился на продуктовый магазинчик, переделанный из пары квартир на первом этаже соседнего дома. Там наверняка была вожделенная "Балтика", "девятка", из холодильника. "Заскочить бы за парой банок, да и выпить их тут же, за гаражами, — промелькнула мысль. — Весь день ведь опять не жрать из-за поисков! Я бы эту мамашку-алкоголичку!.. Отобрать у нее пацана, когда найдем!" Но спешить в магазин Середкин не стал, не желая попасть с купленным пивом на глаза командиру. Меньшикова с Зориным он в расчет не брал.

— Где вы там пропали?! — нетерпеливо бросил Медведев показавшимся из подъезда Антону, Петровичу и участковому. — Начнем с завода, автопарк оставим напоследок, он худо-бедно охраняется, и ориентировку на пацана я тамошнему руководству скинул.

— Обещали помочь? — оживился приунывший было Зверев.

Вадим кивнул:

— Даже обрадовались, что им какое-то занятие нашлось. Будут держать в курсе дела, — добавил он и позвал Меньшикова: — Александр! Идешь с нами на завод!

Сашка, как бы извиняясь за решение командира, пожал плечами и оставил Дениса в компании Середкина, лениво следившего за собаками. Лорда сержант-кинолог по каким-то своим соображениям с поводка спускать не стала и следовала за ним повсюду, куда бы сеттер ни совал свой нос. Денис подумал о том, что здесь очень пригодилась бы Данка, миниатюрная пестрая спаниэлька с великолепным чутьем, но тратить время на то, чтобы ехать за ней назад в институт, ему никто бы не позволил. Однако Лорд, выглядевший крупным псом из-за своей роскошной шерсти, без труда протискивался в такие щели, куда едва пролезла бы кошка.

Казан, нигде не задерживаясь, пробежал половину гаражного ряда и оставил далеко за собой сеттера, но вдруг остановился около пожарного щита. Пес сел и отрывисто гавкнул, подзывая хозяина. К щиту, на котором не было ничего, кроме помятого конусообразного ведра, в незапамятные времена покрашенного красной краской, но почти не изменившего свой цвет из-за ржавчины, и обрывка какого-то объявления, Зорин, Середкин и Лорд со своей хозяйкой подбежали почти одновременно. Казан гавкнул еще раз и начал скрести передними лапами ящик с песком, а сеттер обнюхал его стенку и, громко заскулив, безуспешно попытался поддеть носом придавленный большим обломком бетонного блока лист фанеры, которым вместо крышки был закрыт ящик.

— Ой, неужели мальчик там?! — испугалась кинолог.

"Только бы живой!" — пронеслось в голове Дениса, накануне прочитавшего в Интернете про очередного маньяка-педофила, которого никак не может поймать милиция; на форуме предлагали создать добровольные дружины по его выслеживанию и отлову и, конечно же, следить за собственными детьми.

Середкин, нахмурившись, молча пожал плечами и, убирая кусок бетона, одновременно скинул фанеру на землю.

Пусто.

Лишь несколько окурков валяются на поверхности, а в углу из-под песка виднеется темный комок, который тут же начал выкапывать запрыгнувший в ящик Казан. Лорд, которому наконец-то отстегнули поводок, решил помочь, но Казан справился и без него. Комок оказался детской варежкой, которую Середкин тут же забрал у своего пса.

— Молодец, Казан, хорошо! — похвалил он собаку. — Ищи дальше!

Казан спрыгнул на землю и отряхнулся от песка, а Генка передал варежку кинологу, которая обнаружила внутри несколько аккуратно разглаженных фантиков.

— Детские сокровища, — вздохнула девушка. — Надо бы спросить у мамаши, ее ребенка эта варежка или чья другая.

— Можно, конечно, — пожал плечами Денис, — но Казан никогда не ошибается.

— Вы так о нем говорите, будто это ваша собственная собака, — поджала губы инспектор, незаметно подошедшая сзади, — даже не просто собака, а друг.

— Конечно, друг! — Денис удивленно взглянул на недовольно-брезгливое лицо женщины. — Он полноправный член нашей группы, только зарплату получает не деньгами на карточку, а собачьим кормом в миску.

— Ладно, кончай его захваливать, — перебил спасателя Середкин, — работать нужно. Вот радость-то — варежку нашли! Она, может, в этом ящике не один день валялась, а сам пацан где? Казан, работать!

Пес, сердито косившийся на инспектора, с которой они явно чувствовали взаимную неприязнь, что-то проворчал, встряхнулся и неторопливо потрусил вдоль гаражей, не забывая время от времени задирать лапу, отмечая свой путь. Лорд вопросительно посмотрел на свою хозяйку, но не получил команды присоединиться к Казану. Сеттер махнул хвостом, как бы говоря, что в любой момент готов продолжить поиск, и сел у ног девушки.

— Света, что нашел Лорд? — инспектор демонстративно решила игнорировать спасателей.

— Это не Лорд, а Казан варежку нашел, — кинолог не захотела быть несправедливой, — похоже, это варежка пропавшего мальчика. Татьяна Анатольевна, пожалуйста, покажите варежку матери, может, она ее узнает, — попросила сержант.

— Света... — повторил вполголоса Денис и начал заинтересованно разглядывать довольно симпатичную девушку, "вычитая" из ее облика мешковатую, не по размеру, серую форму. Результат показался ему вполне удовлетворительным, и, застенчиво улыбнувшись, спасатель похвалил Лорда, не отваживаясь на комплимент его хозяйке: — А ваш пес тоже очень умный и очень красивый.

— Да вроде бы ничего, — пожала плечами кинолог. — Мне он случайно достался, пока не знаю, что у нас получится.

— Все получится, вы сработаетесь, я не сомневаюсь, — еще шире улыбнулся Денис.

— Ну вот, нашел и время, и место, и объект. Кончай, Зоря, глазки строить, работать нужно, — вполголоса буркнул Генка и громко добавил: — Продолжим, может?

Денис недовольно покосился на него, но ничего не сказал.

Найденную варежку отдали инспектору и продолжили поиски, к которым вскоре попытались присоединиться несколько вышедших во двор подростков разного возраста. Середкин начал гнать их, Денис — не частый случай — поддержал его, потому что мальчишки лезли к собакам, отвлекая их от дела. Казану очень не понравилось, что его стали не просто смело, а даже нахально теребить за уши, что позволялось лишь избранным; пес стряхнул с себя детские руки и уселся на землю, сердито глядя на ребят. Он не рычал, не оскаливал клыки, но прижатые к голове уши придали ему злобный облик в степени, достаточной для того, чтобы его оставили в покое.

Зато Лорду теперь доставалось за двоих. Молодой пес разрывался между желанием поиграть и службой — сначала нужно сделать порученную ему работу и лишь потом, с чувством выполненного долга, развлекаться и отдыхать. С другой стороны, игры у подростков были довольно жестокими, причинявшими ему боль, но Лорд не умел защищаться, тем более нападать на детей, и к тому же он был в наморднике. Сеттер несколько раз умоляюще взглянул на хозяйку, занятую телефонным разговором с инспектором, и, не получив от нее никакой помощи, решил сбежать. Денис сначала рассмеялся, увидев, как он пробирается в узкую щель между двумя железными стенками, в которую не сможет проникнуть никто из детей, но разозлился не меньше Казана, когда подростки начали тыкать сеттера палками, подобранными тут же, около гаражей.

— Пошли вон отсюда!!! — гаркнул он, услышав собачий визг, и сам поднял с земли палку, когда-то давно бывшую дверным наличником.

— Что, не поняли?! — присоединился к нему Генка. — Ремнем объяснить?

— Что вы делаете? — вскрикнула кинолог, обращаясь непонятно к кому.

Подростки отбежали на безопасное, по их мнению, расстояние и обложили лишивших их развлечения взрослых таким матом, что Середкин аж поперхнулся от неожиданности и возмущения.

— Шпана!.. — процедил он сквозь зубы. — Драть бы их — да некому!

— И как бы нельзя! — бросил Денис, вместе с кинологом выманивавший сеттера из его ненадежного убежища.

Лорд скулил и повизгивал, но самостоятельно выбраться наружу не мог, потому что застрял и не мог ни развернуться между двумя металлическими стенками, ни пробраться к выходу с противоположной стороны. В общем, все это могло бы показаться смешным, если бы не выглядело так грустно, однако собаку нужно было вызволять. Чертыхаясь вполголоса, Денис забрался на гараж и, улегшись на живот на самый край гаражной крыши, опустил вниз руку. Не достал.

— Подстрахуй меня, — попросил он Середкина.

— Что, Дениска, руки коротки? — беззлобно хохотнул Генка и полез на гараж, провожаемый внимательным взглядом Казана.

Зорин еще больше сполз вниз и всем телом свесился с края крыши, а Середкин держал его за ноги, но даже так Денис не мог схватить Лорда за ошейник, не хватало сантиметров пятнадцать-двадцать.

— Чуток отпусти меня, — попросил он Середкина.

— Куда?! — фыркнул спасатель, и так еле удерживавший Зорина. — Еще "чуток", — передразнил он Дениса, — и тебя придется, как морковку, отсюда выдергивать. Вертолет институтский специально для этого дела вызовем. Сначала тебя, а потом этого аристократа. А может, наоборот...

Зорин попробовал сильнее изогнуться, чтобы все-таки дотянуться до Лорда, но продвинулся едва ли на пять сантиметров.

— Лапу! Лорд, дай лапу! — внезапно осенило его.

Кинолог всплеснула руками:

— Нет, не так! Он не поймет! Лорд, поздоровайся с Денисом!

Казан, видимо, решил помочь с "переводом". Он всунул морду в щель между гаражами и глухо заворчал, а затем отрывисто гавкнул. Наверное, на собачьем языке это что-то означало, а может быть, сеттер услышал знакомую команду, но каким-то образом он смог извернуться и поднять вверх правую лапу, за которую и ухватился спасатель.

— Тащи! — скомандовал он Середкину.

— Тянем-потянем, — заржал Генка, — вытянуть не можем! Или сможем? Не-е, не сможем, а смогем! Репка с гарниром!

Середкин уперся ногами в край крыши соседнего гаража и, громко хекнув, изо всех сил рванул на себя Зорина. Лорд пронзительно взвизгнул.

— Осторожнее! — еще пронзительнее вскрикнула кинолог.

— Могу так оставить! — огрызнулся Середкин, но дальше старался бережнее вытягивать "улов".

Когда Лорда вытащили из ловушки, в которой он оказался, Денис вместе с хозяйкой сеттера обнаружили, что левый глаз у пса почти не открывается из-за надорванного палкой века, а правый бок до крови ободран чем-то острым.

— Вот черт! — расстроился Денис. — Это, наверное, когда я его вверх тащил!

— Нет, вряд ли, — покачала головой кинолог. — Но для нас работа закончилась, мне придется увезти Лорда, пока кто-нибудь из этих малолетних бандитов не покалечил его окончательно!

— Я помогу! — Зорин подхватил раненого пса на руки и оглянулся: — Где ваша машина?

— Да мы с Татьяной Анатольевной своим ходом, на трамвае приехали, — смутилась Светлана. — Нам машину никогда не дали бы, у нас в райотделе всего один уазик на ходу, даже наряд по вызову то пешком, если близко, отправляется, то на автобусе.

— Во, дожились! — фыркнул Середкин.

— У нас ведь есть "Газель"! — махнул рукой в сторону улицы Денис.

Он обрадовался, что может продолжить знакомство, но Генка остановил его:

— Зоря, ты что, совсем сдурел? Думаешь, Димыч тебе разрешит свалить с объекта ради какой-то собаки?

— А вот я сейчас позвоню ему и спрошу! Командира спрошу, что можно, а что нельзя, а не тебя! — огрызнулся Зорин.

— Ой, не надо! Мы сами! — почти испуганно начала отказываться кинолог. — Лорд не так уж сильно поранился, если бы не грязь, то он мог бы еще поработать. Не надо вашего командира по всяким пустякам беспокоить!

— Ну не такой уж это пустяк, — не согласился Денис. — Наш командир — нормальный мужик, он поймет.

Из кармана Середкина вдруг раздалось какое-то буханье, сопровождаемое словами: "Сова, открывай! Медведь пришел!"

— Легок на помине, — усмехнулся спасатель, доставая мобильный телефон.

— Юморист!.. — фыркнул Зорин. — Сейчас все умрут от восторга!

Медведев интересовался, как идут поиски в гаражном массиве, и Генка в нескольких словах, но очень точно обрисовал ситуацию, не забыв упомянуть о происшествии с Лордом и о том, что Денис предлагает свою помощь.

— Передай ему трубку, — распорядился Вадим.

Что именно он говорил Денису, Светлане слышно не было, но она видела, как лицо спасателя, сначала расстроенное и виноватое, осветилось радостной улыбкой.

— Все, Димыч договорился! — удовлетворенно заявил он, отдавая телефон Генке. — Светлана, пойдемте на автобазу, оттуда сейчас уходит машина на почтамт, они вас с Лордом отвезут, куда скажете.

Зорин снова взял сеттера на руки и, рисуясь перед девушкой, небрежно бросил через плечо Середкину:

— Я сейчас вернусь! Тогда продолжим!

Генка остался один. Инспектор обещала, что будет обходить гаражи и сараи вместе со спасателями, но во дворе больше не появлялась. Погода, и с утра-то не радовавшая весенним теплом, решила напомнить о том, что совсем недавно была зима, сначала сыпанула холодным дождем, а после этого, не удовлетворившись результатами своих усилий, извлекла из своих запасов ледяную крупу и щедро приправила ею осадки.

Середкин подтянул повыше воротник куртки и подумал, что зря отстегнул капюшон и что стоит взять из "Газели" каску, а по пути завернуть в тот самый магазин, который привлек его внимание. Подозвав Казана свистом, Генка с деловым видом направился в сторону институтской машины, но резко свернул в сторону, не доходя до нее. В дневное время в магазинчике было безлюдно, полусонная продавщица, как две капли воды похожая на мать пропавшего мальчика, с таким же, может быть, чуть более ярким синяком на лице, не глядя на покупателя, приняла у него деньги и сунула взамен две банки пива. Расталкивая их по внутренним карманам рабочей куртки, Середкин — вот везуха! — обнаружил за порванной подкладкой скомканный стольник.

— Дай-ка мне, красавица, еще две "девятки"! — непроизвольно вырвалось у него.

"Красавица" так толком и не проснулась, выставив на прилавок еще две банки. Середкин и их разложил по карманам и, выждав пару минут, отнюдь не ласковым тоном поинтересовался:

— А сдачу?

"На, алкаш, подавись!" — четко обозначилось на лице мгновенно проснувшейся продавщицы, со злобой грохнувшей о прилавок несколькими монетами.

Генка не торопясь пересчитал их, сгреб в карман и удовлетворенно буркнул:

— То-то же! — и изо всех сил хлопнул дверью, выходя из магазина.

По подсчетам, мелочи хватило бы еще на одну банку "Балтики", но он решил не "шиковать". Одну банку Генка тут же, рядом с магазином, только лишь спрятался за угол дома, вылил в себя, почти не ощущая вкуса. Желудок сразу успокоился, хотя не возражал бы против чего-нибудь более существенного, например, хорошего куска мяса, отпустило сердце и голову, сознание подернулось легкой расслабляющей дымкой, и даже погода не казалась столь гадкой, как десять минут назад, несмотря на то, что дождь окончательно превратился в ледяную крупу.

В "Газели" было тепло и тихо. Казан встряхнулся, окатив машину веером брызг, и без приглашения запрыгнул внутрь, всем видом показывая: "Хороший хозяин в такую погоду..." Генка устроился так, чтобы сразу не было заметно, что в машине кто-то есть, но сам он мог видеть окрестности, и открыл вторую банку. Казан, глядя на хозяина, выразительно лязгнул зубами.

— Жрать хочешь? — с грубоватой лаской поинтересовался Середкин. — У-у-у, крокодил ненасытный!

У них в машине всегда был пакет с сухим кормом для собак, и только сегодня Денис принес новую упаковку. В старой корма оставалось не много, и Генка не стал разыскивать миску, а надорвав полупустой пакет, поставил его на пол. Казан тут же всунул морду внутрь и аппетитно захрустел шариками корма.

— А ничего, под пиво пойдет, — пробормотал Середкин, прихвативший из-под самого собачьего носа несколько шариков для дегустации. — Получше, чем котлеты в иной столовке.

Минут через десять, когда вторая банка была выпита, а остальные припрятаны на дно сумки, появился явно довольный собой Денис.

— Ну чего? — поинтересовался Генка, когда спасатель заглянул в машину.

— Чего, чего... — изо всех сил стараясь, чтобы голос звучал равнодушно, пожал плечами Денис. — Уехали.

— Телефон-то попросил? У этой... Как ее? Светы?

— Конечно, — Денис кивнул. — Как сутки кончатся, позвоню, узнаю, как пес.

— И как Света, — ухмыльнулся Середкин. — Давай, Дениска, лови момент, а то любительницы собак попадаются еще реже кошатниц! Да еще чтобы Светой звали!..

— Отвали! Достал уже! — раздражаясь, фыркнул Денис. — И вообще, чего сидишь? Работать нужно!

— Ладно, пошли работать, — Генка спорить с ним не стал, но и не удержался от насмешливого: — Как скажешь, начальник! Давай, командуй!

Прошел час, другой, третий, но поиски мальчика среди гаражей и полуразвалившихся сараев так и не дали никакого результата. Казан несколько раз останавливался, внимательно обнюхивая какую-нибудь дверь, и двигался дальше, не обнаруживая, видимо, ничего достойного не только его, но и хозяйского внимания.

— Димыч, у вас что-нибудь есть? — Середкин связался с Медведевым. — Ничего? И мы эти гаражи уже на два раза прошерстили, — доложил он командиру. — Никаких следов. Похоже, что пацана вчера-позавчера тут вообще не было, где-то в другом месте гулял.

Выслушав Вадима, Генка вздохнул:

— У наших тоже ничего нового, Димыч нас туда зовет. Пошли, Денька, им на помощь. Может, Казан на заводе что учует.

Территория бывшего завода походила на поле битвы: закопченные корпуса чернели провалами окон, в которых не было ни одного целого стекла, а кое-где и рам, проходы между ними были завалены металлическими балками, кусками бетонных плит и грудами битого кирпича. Середкин, глядя на стеклянное крошево под ногами, остановил Казана метрах в двадцати от спасателей, проверявших очередное строение.

— Мы сюда не сунемся! — крикнул он Медведеву. — Тут сплошное стекло, пес в момент без лап останется!

— Здесь довольно чисто! — Вадим махнул рукой, подзывая их к себе. — Вдвоем перенесите Казана на руках, он сможет работать, не порежется.

— Да ладно, чего там вдвоем делать? Я сам! — Денис отодвинул Середкина и сгреб в охапку пса.

Казан то ли фыркнул, то ли чихнул, но не сопротивлялся, пока Зорин нес его до неплохо сохранившегося трехэтажного здания, наоборот, всем своим видом пес показывал, что совсем не возражает против того, чтобы его носили на руках. Оказавшись на земле, он негромко гавкнул и потянулся передними лапами к Денису — возьми, мол, меня снова на руки.

Спасатель рассмеялся:

— Нет уж, хватит, я пожизненно в носильщики не нанимался! Желающие — в очередь! Я — крайний, с дальнего конца, — уточнил он.

Середкин, всю дорогу морщившийся от противного хруста под ногами, усмехнулся, но не шутке товарища. Его интересовало другое.

— Илюха! Здешние руины — не твоя работа? Никогда в здешнем интерьере не снимался?

Илья снисходительно улыбнулся:

— После меня не остается ничего, даже руин. Я работаю со знаком качества.

Меньшиков тут же широко расставил ноги и развел в стороны руки, старательно изображая похожий на четырехлучевую морскую звезду советский Знак качества:

— Извините, лучше не можем!

— Ну все, посмеялись — и хватит, — Медведев одним лишь взглядом остановил общее веселье, — часа через два начнет смеркаться, и много мы наработаем в потемках даже с фонарями.

Через два часа пасмурный день перешел в сумерки, а следов пропавшего мальчика так и не нашли, не помог и чуткий нос Казана. Примерно треть заводской территории еще не была обследована, когда с Вадимом связался Черепанов. Николай Кронидович предложил направить им на помощь группу Марата Кузьминых, у которой подошел к концу учебный день, что часто практиковалось в институте.

— Мы тут сами справимся, — отказался Медведев, наблюдая, как его ребята, уставшие, голодные и промерзшие, мотают головами. — Марат пусть лучше в институте на подхвате будет, мало что может произойти в городе.

— Если что — звони, — недовольно буркнул Черепанов, — и вообще, держи меня в курсе.

— Командир, — Антон тронул Медведева за плечо, — а если мне попробовать... Вдруг услышу мальчика...

Вадим недоверчиво взглянул на него:

— Тебя же заблокировали. Что ты сможешь сделать с этими своими кнопками?

— Долго ли их вытащить, — пожал плечами Антон, — не намертво же пришили. Только не потерять бы ничего, чтобы назад потом вставить.

— Ну, не знаю... — нахмурился Вадим. — Что ты услышишь? Нас услышишь, а мальчика вряд ли. Если он, предположим, провалился в подвал, ушибся, потерял сознание, если его вообще здесь нет, ты не услышишь ничего ни в том, ни в другом случае. И что тогда? Поиски не свернем и так же будем продолжать заглядывать в каждый угол, зато время на твои эксперименты потеряем. До кучи, с тобой, если тебе плохо станет, что делать?

— Да не помру я от головной боли! — возмутился Антон. — Хреновое, конечно, состояние, но пережить его можно, вы лучше не обо мне, а о малыше об этом подумайте! Я его отфильтрую от вас, только встаньте одной кучкой и займитесь таблицей умножения. Полчаса — больше мне не нужно! Вдруг получится?

Зверев, ничего не понимая, удивленно посмотрел сначала на Медведева, потом на Усова, но ни с какими вопросами лезть к спасателям не стал, рассчитывая, что странный диалог прояснится сам собой.

— А я вообще-то здесь на что? — не менее возмущенно поинтересовался Роман. — Я как бы врач, если кто забыл! Ставить кнопки назад не возьмусь, а снять их так, чтобы ничего не повредить, смогу. И первую помощь оказать смогу!

— Тогда дуй за своим ящиком, — принял решение Медведев, — попробуем. Пока ты ходишь, мы смотрим подвал, что у нас под ногами.

Роман вернулся через десять минут и первым делом извлек из чемодана с красным крестом на крышке большой стеклянный бюкс и упаковку стерильных перчаток.

— Держи, сюда все сложим, а потом простерилизуем, — врач отдал банку Антону и усадил его на подвернувшийся поблизости ящик. — В каком порядке Светлана ставила пусеты и скобки? С чего начнем?

— С ушей, — Антон вспомнил долгую процедуру, во время которой чуть не заснул. — Может, все снимать и не придется, я скажу, когда хватит.

Вот чего ему совсем не хотелось, так это снимать большие кнопки с живота — слишком уж неприятные воспоминания связаны с их установкой, и дело было вовсе не в болезненных ощущениях, гораздо страшнее казалась перспектива возможной утраты контроля над собой, случись она не в процедурном кабинете, а у всех на глазах. Антон очень надеялся, что те кнопки трогать не придется, и Роман, к счастью, не успел дойти до них.

— Все, — останавливая врача, еле слышно выдохнул спасатель, на которого внезапно обрушился полузабытый громоподобный рев, — дальше не надо.

Ментальное давление на мозг нарастало не постепенно, как можно было бы предположить, а ударило внезапно и сильно, как кувалдой, оглушив и даже ослепив на несколько мгновений. Антон хотел встать, но упал на колени и застыл так. Роман схватил его за плечо, опасаясь, что парень вот-вот, теряя сознание, упадет ничком, однако спасатель выпрямился и уверенным движением убрал руку врача. Медведев, почти как наседка, загоняющая своих цыплят в сарай, погнал группу в угол просторного пустого помещения, бывшего когда-то актовым залом. "Ни о чем не думать! — шепотом скомандовал он. — Или повторять таблицу умножения!"

Сложно не думать о "белой обезьяне", но еще сложнее не думать ни о чем. Перед мысленным взором крутится не какой-то одиночный примат-альбинос; когда не нужно, вспоминается все подряд, вплоть до старых номеров телефонов, адресов одноклассников и экзаменационных билетов, в голову лезет разная чепуха, вроде невыброшенного мусора и перегоревшей в подъезде лампочки. Медведев даже зажмурился на несколько секунд, желая вместе со зрением "выключить" и мысли, усыпить их темнотой, но на черном фоне, словно в издевку, во всех деталях проявилась последняя страница обложки тетради в клеточку. Да, да, та самая — из плотной мелованной бумаги нежно-голубого цвета, с таблицей умножения и чернильным пятном, к которому были пририсованы щупальца, превратившие безобразную кляксу во вполне симпатичного осьминога. Вадим попытался "стереть" картинку, но когда осьминог растаял, мозг начал усердно вспоминать, что же еще было на обложке, кажется, меры длины и площади. "Да твою ж за ногу!.. — Медведев открыл глаза и едва ли не с ненавистью уставился на ободранную стену. — Дважды два — четыре! Дважды два — четыре. Дважды два — четыре..."

Антон несколько минут простоял на месте, закрыв глаза и будто прислушиваясь к шороху ледяной крупы, бившей по жестяным подоконникам и навесам. Спасатели даже затаили дыхание, чтобы не мешать товарищу; Николай, так и не понявший, что происходит, недоуменно крутил головой, но никто не собирался ничего объяснять, наоборот, все старательно не замечали вопросительных взглядов Зверева. Только Медведев чуть заметно качнул головой, как бы говоря: "Не сейчас..."

Роман заметно нервничал. Он старался как можно аккуратнее снимать с Антона кнопки, но почти на всех остались следы крови. Врач забрал бюкс и теперь обеспокоено разглядывал то его содержимое, то красные потеки, особенно обильные на правой щеке спасателя. Рука автоматически потянулась к флакону с перекисью и тюбику с медицинским клеем.

— Потом, — не открывая глаз, бросил Антон, предугадав действия Калинина,— и намажешь, и заклеишь, — и, когда Роман замер в нерешительности, повторил громко и почти сердито: — Потом!

Странными, неуверенными и неровными шагами спасатель вышел из помещения и осторожно, словно незрячий, нащупывая ступеньки и держась одной рукой за остатки перил, начал спускаться по лестнице. Меньшиков, забыв обо всем, кинулся было за другом, но был остановлен железной рукой командира. "Не мешай!" — приказал взглядом Медведев. Казана, который потрусил следом, Вадим останавливать не стал.

Потекли полчаса томительного ожидания, усугубленного вынужденным бездельем и еще тем, что приходилось старательно контролировать мысли. Никто так и не выбрался из того угла, куда их загнал командир. Сашка прямо на грязном полу уселся в позу лотоса и, судя по всему, погрузился в медитацию, Илья после некоторого колебания последовал его примеру. Новоселов с Середкиным, будто сговорившись, одновременно вытащили сигареты, Денис тоже закурил и, похоже, нырнул в глубины своего подсознания, во всяком случае, его взгляд стал совершенно отсутствующим, если не остекленелым. Окинув троицу курильщиков укоризненным взглядом, Роман, обладавший счастливой и, возможно, профессиональной способностью мгновенно засыпать на несколько минут в любое время и в любом месте, задремал в обнимку со своим неподъемным чемоданом. Николай Зверев, догадавшись, что никто, во всяком случае, пока не собирается ему ничего объяснять, тоже закурил, стараясь загнать поглубже мечты о душном опорнике и кружке горячего и сладкого до приторности чая. Они хоть сколько-то согревали его, но промозглая сырость с каждой минутой все настойчивее забиралась под форму, и участковый не без зависти разглядывал комбинезоны спасателей, защищавшие и от влаги, и от холода.

Антон шел по темным закоулкам заводской территории, ведомый едва ощутимым чувством страха. Нет, пожалуй, не столько страха или боязни, сколько нежелания чего-то очень неприятного, точнее спасатель понять не мог. Он был почти стопроцентно уверен, что "услышал" пропавшего мальчика, но очень слабый ментальный сигнал не давал возможности сориентироваться, где именно искать ребенка. Кроме этого, Антона сбивал с толку еще один сигнал, отделившийся от того сумбурного грохочущего мыслями и эмоциями клубка, каким представала группа спасателей, медленно приближавшийся, но до сих пор державшийся на некотором расстоянии. Самое странное, что Антон не никак мог понять, кто следит за ним, ни на кого из ребят размытый образ похож не был, не улавливались никакие более или менее отчетливые мысли. Внимание непроизвольно рассредоточивалось, и Антон тревожился из-за того, что все это отвлекало от поисков мальчика.

Спасатель замедлил и без того небыстрый шаг, ловя необычный сигнал, а затем и вовсе остановился и сосредоточился, стремясь усилить и приблизить его, и вдруг окружающий мир потускнел, расплылся, потеряв четкость, словно окутался плотным туманом, но туманом необычным, насыщенным разнообразными запахами и звуками. Мгновенный страх — что-то произошло с глазами — тут же прошел, потому что в ладонь ткнулся влажный собачий нос. Это для Казана, ориентировавшегося, как все собаки, во внешнем мире не столько с помощью зрения, сколько на нюх и на слух, мокрый асфальт имел один запах, сухой, под навесом, совсем другой, разбитые ящики слабо пахли человеком и гораздо сильнее мышами, кошками и деревом разных пород. И отчего-то туман основательно приванивал рыбой, чем-то вроде селедки или кильки.

"Зачем ты здесь?" — подумал спасатель, рассеянно гладя пса по голове и одновременно стараясь восстановить сбившийся ментальный след, по которому шел в поисках мальчика. Резкая головная боль, чуть ослабевшая, когда Антон вышел из здания, при появлении Казана почти исчезла, превратившись в неприятный, но вполне терпимый зуд где-то глубоко под черепом.

В ответ на мысленный вопрос пришли отчетливое желание помочь и ощущение неправильности того, что резко пахнущий свежей кровью человек находится в одиночестве. Ладонь очень осторожно, не причиняя ни малейшей боли, сжали острыми зубами и потянули назад. Антона совсем не удивил этот безмолвный диалог, а тем более действия Казана, он все воспринял как что-то совершенно естественное и передал псу успокаивающую мысль: "Все в порядке. Я ищу малыша".

Спасатель тут же почувствовал сложную смесь огорчения, смущения, даже, можно сказать, обиды из-за того, что не справился со своей работой, и в первый момент не понял, что это эмоции не его, а здорового лохматого пса, стоящего рядом и внимательно глядящего на человека. На Антона опять обрушился водопад запахов, странных, непонятных, не соотносящихся для человеческого обоняния с реальными объектами окружающего мира, кроме не просто затхлого, а какого-то грязного водочно-перегарного духа квартиры, где они побывали. На этом тошнотворном фоне слабо проступил ручеек молочного запаха. Антон догадался, что именно таким представляется Казану пропавший мальчик.

"Запах старый, очень старый. Свежего нигде не нашел", — эту по-человечески четкую мысль, сопровождающуюся смутным образом ступенек и темного узкого пространства, Антон уловил с легкостью и догадался, что след малыша оборвался еще в подъезде. Нисколько не смущаясь необычным способом общения с собакой, он попробовал добавить пойманное им чувство боязни к запаху мальчика, словно дополняя черно-белый рисунок несколькими цветными штрихами. Казан был явно озадачен получившейся конструкцией; Антону показалось, что пес с разных сторон рассматривает странный предмет, обнюхивает его, осторожно трогает лапой, пробует на зуб и никак не может понять, что это такое.

"Пойдем со мной, — спасатель сделал пару шагов в прежнем направлении, — я что-то слышу. Может быть, и запах там появится". Казан тут же сорвался с места, в несколько прыжков оказался метров на десять впереди и остановился, внимательно изучая потрескавшийся асфальт. Потом отбежал еще примерно на столько же и снова начал принюхиваться. После этого он сел и стал ждать Антона. Если бы пес был человеком, то наверняка пожал бы недоуменно плечами: "Рыбой пахнет, мальчиком — нет. Противно. Везде эта рыба. Не люблю..."

Антон постарался "отключиться" от Казана и сосредоточился, ловя прежний сигнал, который не исчез, как опасался спасатель, а наоборот, стал чуть более отчетливым, и вроде бы направление на его источник совпадало с тем, куда шли они с псом.

Чем дальше, тем сильнее спасателями овладевало беспокойство, несмотря на то, что они изо всех сил старались контролировать свои мысли и эмоции. Полчаса, по ощущениям, были на исходе, Антон не давал о себе знать, и все думали уже не столько о пропавшем мальчике, сколько о своем товарище.

Мысли у всех были примерно одни и те же: Усову стало плохо, он потерял сознание, в поисках мальчика сам заблудился в лабиринтах полуразрушенных строений заброшенного предприятия, хуже того — провалился в какую-нибудь яму, разбился, в общем, произошло что-то, из-за чего он не может связаться с группой.

Середкин, кроме всего, злился на Казана. "Скотина лохматая! Куда смылся? Совсем слушаться перестал, что хочет, то и делает! Теперь на поиски Тохи с ним нужно отправляться, а он какую-нибудь сучку, небось, учуял и к ней сбежал! Ну, тварь, ты у меня получишь! — все больше и больше разъярялся он, уже не пытаясь сдерживаться. — И ни Димыч, ни Светлана тебя не спасут! Отпинаю, как только найду!!!"

Зорин, наверное, единственный из всех, за Антона особо не беспокоился, потому что был уверен в том, что Казан отправился вслед за ним и, случись что, прибежит назад за помощью.

Меньшиков, хоть и думал примерно так же, но не беспокоиться не мог. Он уже не сидел неподвижно на полу, а ходил из угла в угол, нервно поглядывал на телефон и думал — позвонить другу или не отвлекать его звонком от поисков.

Медведева, видимо, раздирали те же сомнения. Телефон в правой руке, рация — в левой, гипнотизирующий взгляд на оба устройства попеременно и одна единственная мысль в голове: "Больше! Никаких!! Экспериментов!!! Антон, где ты там, отзовись!" Взглянув на часы, Вадим обнаружил, что полчаса истекли, но решил подождать еще пять минут и лишь тогда начинать искать Усова.

Громкий писк рации электрическим током ударил по напряженным нервам.

— Что? — у Медведева перехватило горло.

— Командир, — сквозь треск раздался голос Антона, — мы нашли мальчика, возвращаемся. Пацан цел, но с температурой. Наверное, простыл.

— Где ты?

— Да совсем недалеко от вас, походим к трансформаторной будке, что у разбитого газгольдера, — Усов назвал ближайшую самую приметную деталь пейзажа. — Пусть Роман нас встретит, все ко мне не кидайтесь, а то у меня башка лопнет, я на расстоянии слышу, как вы орете.

Усов отключился, а Медведев тут же отдал команду:

— Калинин, Меньшиков! Быстро к Усову! Он с малышом у газгольдера, мальчишка, по его словам, целехонек, но, похоже, болен.

Сашка уже летел вниз по лестнице, Роман немного отставал от него, но только из-за того, что ему потребовалась доля секунды, чтобы подхватить свой медицинский чемодан, который к тому же своим немалым весом притормаживал врача.

Вадим только покачал головой, глядя им вслед:

— Собираем свои манатки, — он внимательно осмотрел помещение, не осталось ли в каком углу что из снаряжения, и добавил: — Встречаемся у машины. Я — к Антону.

Откровенно говоря, то, что Медведев решил тоже пойти навстречу Усову, было из разряда лишних телодвижений: медицинскую помощь, при необходимости, Роман как специалист оказал бы лучше командира, с любой другой проблемой Сашка тоже справился бы не хуже, да и лишняя ментальная нагрузка была Антону ни к чему, но Вадим не мог и, пожалуй что, не хотел справиться с импульсом, погнавшим его к огромному круглому сосуду, в боку которого зияла дыра.

На подходе к газгольдеру Медведева встретил Казан. Вадима насторожило, что пес не кинулся к нему, как обычно, виляя хвостом и демонстрируя свою симпатию другими сугубо собачьими способами, а молча приблизился, коротко ткнулся носом в руку и тут же с озабоченным видом потрусил назад.

— Ну, что тут у вас? — почти крикнул не знающий что и думать Медведев, не дойдя, наверное, с десяток шагов до кучи разбитых ящиков, где пристроились спасатели с мальчиком, к которому тут же подбежал Казан.

Малыш, закутанный с головы до пят, как в кокон, в форменную куртку, сидел на медицинском чемодане и, хлюпая носом, доедал батончик гематогена, а Антон слабо отбивался от двойного натиска Калинина и Меньшикова. Сашка пытался надеть на друга свою куртку и своими действиями явно мешал Роману, который хотел оттереть лицо и шею Усова от уже почти засохших кровавых потеков.

— П-порядок, командир, — еле выговорил Антон, которого колотила крупная дрожь. — Мальчик найден... Без травм и видимых повреждений... Только горячий, как печка.

— Порядок... — вполголоса пробормотал Медведев, глядя, как Усов, оттолкнув Меньшикова, с трудом встал с ящика. — Вижу, какой порядок! Ты ж до машины не дойдешь!

— Глюкозу с инсулином и калием я уже вколол, — сообщил Роман, — сейчас подействуют. Худякову позвонил, он готов встретить нас в клинике, со Светланой, сказал, свяжется сам.

— Ладно, — кивнул Вадим, прикидывая, на работе ли еще Света или уже поехала домой. Нет, раз группа на сутках и к тому же до сих пор не приехала с вызова, то, конечно, она будет ждать и уедет домой только на последнем служебном автобусе — такая у них была договоренность. — Пошли. Роман, когда дойдем, поставь Антону снотворное, или что там у тебя есть, в твоих закромах. Пусть спит, пока будем добираться до дома.

— Найдем чего-нибудь, — Калинин покосился на свой чемодан, — только не пойму зачем, Антон и так еле на ногах стоит.

— Затем, чтобы он нас не слышал, — еле сдержался, чтобы не взорваться, Медведев, такое раздражение вызвало непонимание врачом, казалось бы, очевидных вещей. — Если бы не сутки, а внеплановый выезд, то я бы вообще всех отправил добираться до института своими ногами.

Через пятнадцать минут к "Газели", стоявшей с включенным мотором, подошла следующая процессия: впереди — трусИвший с понурым видом Казан, за ним — постоянно оглядывавшийся назад Меньшиков с медицинским чемоданом Калинина и сам врач с мальчиком на руках и замыкающим — командир, практически тащивший на себе Антона, у которого и без снотворного заплетались ноги.

— Больше я на такую авантюру никогда не соглашусь, — сердито ворчал Медведев, помогая Усову забраться в машину, которая тут же тронулась с места, — ни на какие эксперименты. Будем работать по-старинке, с собаками, без всяких доморощенных экстрасенсов.

Это был камень в огород начальника подразделения экологической безопасности Демидова и "влюбленного" в него Дениса.

— И телепатов, — чуть мягче добавил Вадим, глядя, как Роман, на минуту отвлекшийся от найденного мальчика, которого тут же перехватил Середкин, колет Антона какими-то препаратами.

— Командир, не ругайся, — сонно пробормотал спасатель. — Казан ничего не мог сделать, потому что пацан опрокинул на себя банку с рассолом от селедки. Тут ни одна собака ничего, кроме рыбы, не учует.

— А ты, да, конечно, учуял и вместо собаки поработал, — усмехнулся Медведев. — Ладно, хорошо, что все так закончилось, а если бы ты парня не нашел?

— Так ведь нашел же! — обиделся за друга Меньшиков. — Мы бы еще часа три, если не больше, по этим руинам ползали. Тоха, мы без тебя...

— Ну и ползали бы! Первый раз, что ли? — оборвал его Петрович. — А Антону теперь сколько дней отлеживаться нужно, чтобы в себя прийти? Такие мысли в твою дурную голову не приходят?

— А правда, — Денис встал на Сашкину сторону, — мы тут до утра бы ползали. И нам не здорово, и мальцу совсем худо было бы. Тошка, слышь, ты классно придумал!

— Оставьте Антона в покое, — Роман сгреб в небольшую пластиковую коробку пустые ампулы и использованные шприцы, чтобы потом отчитаться за них, — совсем забыли, что он сейчас слышит нас всех одновременно? — Врач прикоснулся пальцем к своему виску. — А вы еще и в реале орете друг на друга в полный голос. Потом отношения выяснить нельзя?

Все разом замолчали.

— А с мальцом-то что будем делать? Домой отведем или повезем в клинику? — осторожным шепотом поинтересовался Денис, который тщательно обследовал лапы Казана, не порезался ли тот стеклом. Пес, нехотя подчиняясь командам, подавал ему то одну, то другую лапу и, казалось, о чем-то сосредоточенно думал.

Мальчуган, уплетавший, сидя на коленях Середкина, чипсы, услышав слова Зорина, вдруг разревелся:

— Не хочу домой! Не хочу!!!

— Не реви, Мишаня, ты ж мужик, — после секундного замешательства начал успокаивать ребенка Генка, — сказал, не хочу домой, значит, так и сделаем! Поедем-ка лучше к нам на работу.

— С дядей Антоном поедем? К нему? — спросил сквозь слезы мальчик и вытянул шею, чтобы разглядеть сидевшего сзади спасателя.

— Ну, конечно!

— А там машины есть? — успокаиваясь, но все еще всхлипывая, поинтересовался малыш.

— Есть!

— А собачки?

— И машины есть, и собачки, — умилился Генка. — Только сначала мы заедем с тобой в больничку, там доктор тебя полечит, а уже потом пойдем собачек смотреть.

— Завтра? — уже в полусне спросил мальчик.

— Сегодня, конечно, уже поздно, они все спят. И еще кот у нас есть. Большой, красивый, пушистый, Кузей зовут. Ты его гладишь, а он мурчит, ты гладишь, а он мурчит... — ворковал он над разомлевшим в тепле малышом, не обращая внимания на удивленные взгляды спасателей, которые не ожидали от своего товарища таких "телячьих нежностей".

— Ну и дела, — передернул плечами Денис, — дите домой не хочет.

— Значит, дом такой, — хмуро бросил Петрович.

— Бьют его дома? Да? — ужаснулся Зорин.

— Хуже, — тихо, но твердо ответил начавший было задремывать после укола Антон. — Издеваются. Так, что, по-моему, лучше бы били.

— ...! — охнул Денис, припомнив прочитанное накануне про маньяка-педофила. — Неужели?..

— Примерно, — кивнул Антон, уловив его мысли.

— Давить таких надо! — раздался ненавидящий шепот Генки, без всякой телепатии догадавшегося, о чем идет речь. — Голыми руками душил бы сук!

— Если будет соответствующее заключение медиков, а оно будет, — поделился своими соображениями Новоселов, — сделаем ходатайство в прокуратуру, пускай дело возбуждают.

— Да, конечно, — кивнул Медведев и обратился к участковому: — Николай, куда тебя подкинуть? До райотдела? С этой мадамой-инспектрисой сам свяжешься?

— Да, конечно, вы уж поезжайте к себе, везите мальца в больницу, — кивнул Зверев, — а я по горячим следам сразу и отчитаюсь. Вы мне только объясните, пожалуйста, как мальчика-то нашли, что такое ваш сотрудник сделал?

— Расскажу обязательно, но только не сейчас, — пообещал Вадим и оглянулся на заснувшего Антона, — мы еще не раз, я думаю, по этому делу пересечемся, пока будем бумаги писать. Не стесняйся напомнить, если забуду, — улыбнулся он одним уголком рта.



* * *


Усову вернули на место все кнопки и пусеты, и почти сутки Худяков продержал его в клинике, пока не убедился в том, что Антон чувствует удовлетворительно, а его ментальная восприимчивость вернулась к прежнему уровню. Теперь ему нужно было очень сосредоточиваться для того, чтобы уловить мысли окружающих, сильнее, чем до снятия кнопок. Светлана, правда, опасалась каких-то последствий, но сама не могла сказать чего именно.

— Антон, ты пойми, это же не вставная челюсть и даже не контактные линзы, — сказала она Усову, когда они вместе шли от клиники до их родного корпуса, — захотел — вынул, передумал — назад вставил.

— А что такое может произойти? — удивился Антон. — Мы ничего не потеряли, Роман все аккуратно снял, ничего не поломал, даже не погнул.

— Не в этом дело, мы все сделали с запасом, — озабоченно вздохнула Светлана, — может нарушиться циркуляция энергии, ее баланс, и тогда — или придется дополнительно тебя дырявить, или, если это не поможет, вообще придумывать что-то другое.

— Но может и не нарушиться? — улыбнулся Антон, успокаивая ее.

— Может, — пожала плечами Света и попросила: — Но ты больше так не делай.

Медведев же, как только увидел Усова, категорически заявил, что больше не даст разрешения ни на что подобное. Антон с ним спорить не стал, предполагая, что в чрезвычайной ситуации командир не то чтобы забудет о своих словах, но, в силу необходимости, согласится использовать его способности.

Но пока ничего экстраординарного не происходило, книжки Усова и других спасателей заполнялись привычными и почти не запоминавшимися выездами на замки и дорожные аварии. Вызовов меньше не стало, но все они были мелкими, несерьезными с точки зрения большинства, только Денис радовался от души, когда приходилось снимать с дерева очередного кота. Обычно домашний питомец, испуганный незнакомой обстановкой, наотрез отказывался, несмотря на все уговоры своих хозяев, в недобрый час вынесших его на прогулку, спускаться вниз, и тогда Зорину приходилось карабкаться на дерево и силой отдирать от ветки вцепившегося в нее когтями кота. Кошки почему-то в такой ситуации не оказывались.

Самым заметным происшествием стала разгерметизировавшаяся цистерна с какой-то органической дрянью с совершенно непроизносимым названием, вонявшей гнилым чесноком и еще чем-то таким же мерзким. Но и с ней группа Медведева справилась без особых проблем, получив оперативную и обстоятельную консультацию подразделения экологической безопасности, сотрудники которого приехали на место происшествия всего лишь через пятнадцать минут после спасателей. Образовавшуюся трещину заклеили специальным пластырем, цистерну забрал хозяин содержимого, а грунт перед тем, как снять бульдозером и увезти на полигон для токсичных отходов, обработали пеной, которая и сама-то по себе воняла не лучше того соединения, которое должна была нейтрализовать, но когда эти запахи смешались, то получился такой букет, что на диспетчерскую института обрушился шквал звонков перепуганных жителей привокзального района.

Впрочем, и это происшествие скоро почти забылось, дежурства проходили, в основном, в борьбе со сном, и это затишье настораживало всех, потому что по всем законам мироздания должно было смениться небывалым катаклизмом.

Но подразделение института, занимавшееся прогнозированием чрезвычайных происшествий, не могло пообещать ничего, кроме летней жары, засухи и ставших давно привычными лесных пожаров. Им верили, потому что прогнозы, за редким исключением, оказывались на удивление точными, но все подразделения и службы института готовились к любому развитию ситуации, в том числе и намного худшему, чем то, что было обещано.

Из-за предсказанной жары, которая наступила еще в мае, Светлана довольно тяжело переносила последние месяцы беременности. Солнце жарило без передышки, дожди шли очень редко, в городе было нечем дышать из-за бензинового смога, и семейство Устюговых, не слушая никаких возражений, увезло ее на дачу. За городом та же жара воспринималась совсем по-другому: среди соснового бора не было липкой духоты, горячий сухой воздух был наполнен запахами смолы, подсохшей на солнцепеке травы и поспевающей земляники. Ложиться в больницу заранее Светлана отказалась наотрез, альтернативой даче Устюговых было только Песчаное, но туда поехать она тоже не захотела. Вадим страшно переживал, не находя себе места и воображая разные страсти:

— Светлашенька, а вдруг с тобой что случится? Роды раньше срока начнутся или еще что?

Что именно, он не знал, но пугался всякой мелочи, и почти каждый день происходил один и тот же, лишь с небольшими вариациями, разговор:

— Дим, успокойся, пожалуйста. Что со мной может произойти? В самом крайнем случае вызовут "Скорую" или Максим, Маша или Ира на машине увезут. Маша сама врач, уж разберемся как-нибудь, что делать.

— А я, что — вообще ни при чем? Я тебе не нужен? — Вадим начинал обижаться.

— Нужен, очень нужен, — Светлана нежно обнимала его, и все обиды моментально проходили. — Я без тебя не смогу, ты же прекрасно знаешь это.

— Рожать будем вместе! — Медведев был категоричен. — К твоему сведению, нас учили роды принимать. Жаль, на практике мне эти знания применить не пришлось, а то я бы тебя врачам не отдал.

Ирина улыбалась:

— Нужно было на мне потренироваться.

А Светлана насмешливо смотрела на мужа:

— Нет, Ириша, это к лучшему, что без него обошлось. Ты только посмотри на него — медведь неуклюжий — вчера мыл посуду и две чашки грохнул.

— Это у меня на нервной почве, я за тебя переживаю, — оправдывался Вадим.

— А ты на нервной почве в обморок не свалишься, когда Света рожать будет? — ехидно интересовалась Ирина. — Такое, говорят, часто бывает.

На ее подначки Вадим никогда не обижался, к тому же он был рад, что Ирина начала приходить в себя после исчезновения — он даже в мыслях не говорил "гибели" — Сергея.

Ирина, две Светы — большая и маленькая — Алешка, Ирина бабушка и Ирин старший брат Павел перебрались на дачу. Ирины родители и Максим с женой приезжали пока только на выходные, а Вадим, если не дежурил, каждый вечер. Сначала он заезжал в магазин, набирал продукты по списку, врученному ему накануне и откорректированному в течение дня, и лишь затем отправлялся в Белый Лог. Когда Вадим был занят на работе, эта обязанность перепоручалась Павлу.

Светлана с Ириной и малышкой проводили почти весь день на огромном балконе второго этажа, над которым Максим с Павлом натянули большой тент. В его тени стояли манеж для Светлашки и два шезлонга, в которых расположились молодые женщины. Голенькая Светлашка возилась в манеже с игрушками, мама с тетей два дня завистливо поглядывали на нее, а на третий сами поснимали с себя все, повесив на двери, ведущей на балкон, предупреждающую записку: "Не входить! Мы голые!"

Вадим, когда узнал об этом вечером, конечно же, всполошился:

— Света, а тебе можно так? Ребенку это не повредит?

— Я же не на солнце сижу, а в тени, — успокаивала его Светлана. — Такой рассеянный ультрафиолет даже полезен для нас. Это намного лучше, чем ходить в консультацию на кварц.

— Тебя продует, ты простынешь, — Медведев не отставал.

— Ага, сарафан и тем более раздельный купальник отлично защищают от сквозняка! — съехидничал Максим, но не убедил Вадима ни в чем.

— Димыч, уймись! — На помощь пришла Ирина. — Гораздо проще простыть на сквозняке, предварительно распарившись в одежде. Поднимись наверх и проверь, там никаких сквозняков нет. К тому же вечером, когда становится прохладнее, мы раздетые не сидим.

Под общим натиском Вадим сдался, поднялся на балкон, поискал там сквозняки и, не обнаружив ничего, успокоился.

Света, действительно, не выходила на открытое солнце, а Ирина через пару дней решила загореть основательно. С утра и ближе к вечеру она или вытаскивала шезлонг из тени, или, если Алешка с дядей Пашей уходили в лес или на карьер, просто садилась на широкие перила балкона и поджаривала себя. Один раз Медведев, приехав раньше обычного, застал ее за этим занятием. Услышав шум подъезжающей машины, Ира спрыгнула с перил, но Вадим успел разглядеть ее. Ирина уже неплохо загорела, и сейчас в лучах вечернего солнца ее изящная фигура, которую ничуть не испортили беременность и роды, отливала темным золотом, напоминая старинную статуэтку. С этого дня Медведев начал осаждать ее самыми настоящими мольбами позировать ему:

— Ира, ты же сама когда-то уговаривала меня снова начать рисовать. Я рисую помаленьку, но мне нужна натура.

— Рисуй свою Свету и мою мелкую, если хочешь, — отмахивалась от него Ирина. — Ко мне не приставай.

— Их я нарисую, это само собой разумеется. Я тебя хочу.

— По крайней мере — откровенно, — хором сказали, переглянувшись, Ира со Светой. В глазах у обеих плясали чертики.

Вадим потерял дар речи, а потом завопил:

— Да я же не ЭТО имел в виду! Я же без всякой задней мысли!

— Конечно, тут, скорее, о передней говорить нужно... — Ирина ехидно разглядывала растерявшегося Медведева.

Тот в полном отчаянии посмотрел на жену; Светлана еле сдерживала смех.

— Девчонки, я давно хочу нарисовать вас вместе. Вы такие разные и, в то же время, одинаковые, это будет здорово. Соглашайтесь!

— Димка, ну какая из меня сейчас натура? — Светлана погладила себя по животу и похлопала по бедрам. — Я такая коровушка стала, просто ужас! А ты меня хочешь выставить на всеобщее обозрение.

Вадим опустился перед ней на колени и осторожно прижался головой к ее животу.

— Ты прекрасна. Для мужчины не может быть ничего прекраснее женщины, когда она носит его ребенка, — он смотрел на нее влюбленными глазами. — С тебя сейчас нужно писать богиню любви и материнства, писать красками, маслом, чтобы передать все оттенки твоей красоты.

Ирина смотрела на них и вспоминала, как когда-то Сергей говорил ей похожие слова, правда, он собирался не рисовать ее, а фотографировать. Ира отказалась тогда наотрез, а Сергей расстроился из-за ее отказа, но постарался, чтобы она этого не заметила и не расстроилась сама. "Какой же ты добрый, Сережка!" — комок подступил к горлу, а глаза увлажнились. Она никогда не думала о нем в прошедшем времени.

Поколебавшись, Ирина решила не обижать Вадима своим отказом, хотя и чувствовала некоторую неловкость.

Медведев страшно обрадовался:

— Начнем прямо сейчас! Две Светланы и Ирина. Я уже представляю, как вас рисовать. Ты, Света, будешь держать на коленях Светлашку, а Ира будет рядом с вами. Я хочу передать контраст цвета — белая кожа и смуглая, светлые волосы и темные. Ты, Ира, будешь... э-э-э... Купидон.

— Ой, чего-то я на Купидона мастью не похожа, — Ирина скептически усмехнулась. — И крыльев нет, и пол не тот.

— Не в деталях дело! Быстро раздевайтесь, я пошел за бумагой и карандашами, — Вадим прогрохотал вниз по лестнице и кинулся к машине.

— Твой Сережка с камерой не расставался, а Димка теперь не только альпинистское снаряжение всюду таскает, но еще и этюдник, — заметила ему вслед Светлана. — По-моему, графика и пастель ему лучше удаются, акварелями своими он сам недоволен, а тут — маслом надумал.

— Сколько я знаю, акварель гораздо более сложная техника, чем масло, — задумчиво сказала Ирина и призналась: — Светик, знаешь, мне как-то не по себе... Вот так взять и раздеться перед твоим мужем...

— Ира, он же художник и к тому же твой родственник. Отнесись к этому проще.

— Ты понимаешь, если бы Вадим был совсем посторонний человек, мне, наверное, было бы легче...

— Даю тебе честное слово, он на тебя будет смотреть как на модель, не более того, — Света улыбнулась. — И потом, я же рядом, и, если он начнет приставать к тебе, то сразу получит!

Когда Медведев снова поднялся на второй этаж, Ирина и Света хохотали до слез. Ира, увидев Вадима, замолчала и немного испуганно глянула на него. Светлана была права: Медведев очень цепким пристальным взглядом посмотрел на нее, потом на жену и начал распоряжаться: "Света, пересядь сюда, поверни корпус, левую руку опусти. Ира, встань рядом, обними ее за плечи. Нет, присядь на подлокотник". После этого он посадил маленькую Светлашку на колени жене, осмотрел еще раз всех вместе и принялся рисовать. Ирино смущение куда-то ушло, и она пристально разглядывала Вадима. Сейчас он выглядел совсем иначе: другой взгляд, незнакомое Ирине выражение лица, даже голос изменился.

Эта ипостась Медведева настолько отличалась от хорошо знакомой, что Ира решилась на небольшой эксперимент, можно даже сказать, провокацию. Сделав вид, что следует указаниям художника, она устроилась на подлокотнике в позе практически за гранью приличия и стала внимательно наблюдать за Вадимом, ожидая его реакцию. Медведев озадаченно взглянул на нее, а потом с легкой досадой отложил карандаш, молча подошел к Ирине и, обращаясь с ней словно с куклой, усадил так, как хотелось ему.

"На фиг такие эксперименты!!!" — пронеслось в Ириной голове. Когда руки Вадима прикоснулись к ее обнаженному телу, внутри будто что-то взорвалось, обдав жгучей волной желания, которая, не желая затихать, долго бродила по телу, вспыхивая жаром то в груди, то внизу живота. Можно сказать, что эксперимент, дав совсем не тот результат, который предполагался, провалился полностью. "Нет, отрицательный результат — тоже результат, — про себя усмехнулась Ирина и облегченно перевела дух: — Все к лучшему. Димыч не понял, Света не заметила". Больше никаких экспериментов ни над Медведевым, ни над собой Ира проводить не стала и на следующий день наотрез отказалась позировать Вадиму, чем ввела его в полное недоумение.

— Рассмотрел меня? Ничего нового для себя не увидел? Вот и рисуй по памяти! — довольно резко ответила она на доводы о том, что рисунок не закончен и для его завершения нужно еще хотя бы два, а лучше — три сеанса.

— Что я не то сделал? — допытывался у Светланы Медведев, потому что не рискнул приставать с расспросами к Ире. — Что-то сказал не так? Чем-то оскорбил? Не так посмотрел? На что она разозлилась?

— Не знаю, Димка. Наверное, Ира все-таки стесняется тебя или того, что этот рисунок увидит кто-то еще.

— Ну и зря! — обиженно буркнул Вадим. — Фигура у нее — многие позавидуют!

— Я тоже, — вздохнула Света.

— Что тоже?

— Завидую.

— Чему? — Вадим недоверчиво разглядывал Светлану, подозревая, что она разыгрывает его.

— Ириной фигуре! Ты, наверное, не заметил — ни одной растяжки, талия, бедра, грудь — как у двадцатилетней девушки! А я...

— Зайка, ну ты чего! — Вадим осторожно обнял любимую. — Родишь и вернешься к прежним размерам.

— А если не вернусь? — мрачно спросила Света.

— Ну не вернешься, так не вернешься, — пожал плечами Медведев. — Что в этом страшного? Была девушка, девочка, можно сказать, такая тонкая, хрупкая, почти прозрачная, а будешь женщина. Статная, фигуристая... — улыбнулся он, подбирая слова. — Какой будешь, такой я и буду тебя любить. И рисовать буду!!!



* * *


В самом конце июля Светлана родила дочку, которую по общему согласию решили назвать Ирой.

— Ну что, папаша, поздравляю с дочкой! Богатырь-девица! — одобрительно сказала врач, давая подержать новорожденную свежеиспеченному отцу. — А мамочка у нас — умница! Ни одного разрыва!

К этому моменту, хотя роды были недолгими и, по словам врачей, легкими, Вадим уже плохо воспринимал окружающую обстановку. Он запомнил только тепло маленького тельца, лежащего у него на руках, и синие глаза, требовательно уставившиеся на него. Кажется, потом он целовал Светлану, что-то говорил ей и врачам, наверное, слова благодарности и немного пришел в себя только, когда его довольно бесцеремонно выставили в коридор.

Медведев, придерживаясь за стену, вышел на лестницу и уселся на верхнюю ступеньку, потому что ноги не держали его. В голове не было ни одной связной мысли, кроме одной: "Наконец-то!!!" Вадим прикрыл глаза и совсем отключился бы от реальности, но почувствовал, что кто-то тормошит его.

— Вадим, что ты тут сидишь? — до него не сразу дошло, что это Маша Устюгова пытается помочь ему встать. — Тебе плохо? — встревожилась она.

Медведев лихорадочно замотал головой, не в состоянии сказать ничего членораздельного, и с трудом поднялся на ноги.

— Поздравляю! — Маша крепко обняла его и поцеловала. — Вы молодцы, ребята! Потрудились на славу — такую красавицу родили! Мо-лод-цы! — с явным удовольствием и гордостью, по слогам повторила она и мягко потянула Вадима за собой. — А теперь всем нужно отдохнуть: и Свете, и тебе. Пойдем отсюда, пойдем... Еще, не дай бог, простынешь, сидя на полу...

Более или менее очнулся Вадим уже на крыльце роддома, когда попал в медвежьи объятия Максима, не привыкшего тратить лишних слов. Устюгов утащил его к ближайшей скамейке, чуть скрытой кустами от всеобщего обозрения, и протянул родственнику уже открытый коньяк.

— За новорожденную! — торжественно провозгласил он и приказал: — До дна!!!

Медведев молча кивнул и практически одним глотком опустошил стеклянную фляжку, не почувствовав ни запаха, ни вкуса, ни крепости напитка, словно выпил простой воды.

Устюгов, проглотив свою порцию, одобрительно ухмыльнулся:

— А теперь — за мамочку! Тоже до дна!!!

В руке Вадима оказалась еще одна плоская бутылочка, по стенкам которой через пару секунд стекали одинокие янтарные капли. Теперь Медведев уже почувствовал вкус напитка и чуть поморщился, когда коньяк обжигающе подействовал на пустой желудок. Не отставший от него Максим, настороженно взглянув на брата, почти насильно затолкал ему в рот половинку яблока и клинышек плавленого сырка.

— Жуй давай! — скомандовал он и ворчливо-ласково прибавил: — Язвенник... А теперь, папаша, за здоровье твоих...

— Да что ж вы тут устроили?! — сломал идиллию возмущенный женский голос. — Как бомжи!!! На лавке!

— В антисанитарных условиях! — радостно подхватил Максим и обнял подошедшую жену. — Марьюшка, душа моя, не ругайся! Это исключительно в терапевтических целях! Для снятия стресса!

— А ну, быстро домой! — распорядилась Маша. — Сейчас Ириша за вами на машине приедет! И не хулиганить по дороге! Слышите, вы, стрессонеустойчивые?!

Стрессонеустойчивые, подгоняемые негодующими взглядами, поспешно устранили устроенный ими беспорядок и, вполне довольные собой и своими действиями, покинули больничный парк, на выходе из которого их подобрала подъехавшая на своей машине Ирина.

Вадим, как в тумане, выслушал ее поздравления, кажется, даже ответил на какие-то вопросы и отключился на полуслове.

— Макс, ну ты удумал! — Ирино внимание перекинулось на брата. — Неужели нельзя было до дома дотерпеть?

— Низ-зя! — мотнул головой Максим.

— Сколько? — лаконично спросила Ира.

— У-у, Марья!.. Уже сообщила! — вздохнул Устюгов и решил, что чистосердечное признание уменьшит вину и снизит накал женского негодования: — Две по двести... Двести пятьдесят... — засомневался он, но решил остановиться на первом варианте показаний: — Не-е, все-таки двести...

— Нет, ну разве можно с вами какие-то дела делать? Вечером его родители приезжают, а вы...

— А что мы... — пробормотал Максим, ежась под укоризненным взглядом сестры, — сегодня такое событие... Не каждый же день... Не поймут, что ли, что мы на радостях? Димыч, слышь, — толкнул он Медведева в бок, — поймут же?

Вадим, не открывая глаз, что-то промычал, а Ирина одернула брата:

— Да уж не тормоши его сейчас, пусть спит. Сутки, потом внеплановый выезд, потом Света... Столько времени толком не есть и не спать — без всякого коньяка отрубиться можно! Вот приедем, тогда... — вздохнула она.

Максим тоже вздохнул, коротко и резко, трезвея на глазах.

Вот опять, как год назад, он радуется чужому, ну, пусть, не совсем чужому, но все-таки не своему счастью.

Радуется.

Искренне, от всей души.

И знает, что позже придет горькое чувство обиды на судьбу за то, что счастье опять словно дразнит, оно вот тут, рядом, но не его. Не его...



* * *


Те две недели, что родители Медведева пробыли у них со Светланой в гостях, Вадим ощущал себя немного, если можно так сказать, лишним. Нет, понятно, что всеобщее внимание было сосредоточено на малышке, однако временами он чувствовал себя настолько отодвинутым в сторону, что уже через неделю начал жалеть о том, что взял отпуск, и мечтать о том, чтобы уехали и отец, и, особенно, мама, которая, конечно же, очень много помогала, но и очень много, как привыкла на работе и дома, командовала. Катюшка, которая приехала с ними, должна была остаться на даче Устюговых, куда чуть позднее хотела перебраться и Светлана с малышкой.

Сестра Вадима, хотя поначалу и собиралась, приехать не смогла из-за Вовки, которому подошла очередь проходить очередной курс реабилитации после многочисленных операций, на этот раз — в клинике в Китае. Брать с собой еще и дочку было довольно проблематично, в том числе и по финансовым соображениям, поэтому оставленная с бабушкой и дедом Катя приехала в гости к дяде Диме, тете Свете и, далеко не в последнюю очередь, к Васе Рябову, с которым познакомилась на свадьбе Вадима.

Тогда чувствовала себя почти принцессой в новом платье небесно-голубого цвета, отделанном нежными кружевами. Слегка огорчало лишь то, что ее платье было коротким, всего лишь до колена, а не в пол, как у взрослых девушек. Еще немного портил настроение брат Вовка, которого мама с бабушкой поручили держать за руку и не отпускать от себя ни на шаг. Катюшка крепко сжимала Вовкину ладошку в своей и утешалась тем, что, кроме этой нагрузки, у нее появился самый настоящий кавалер, одетый не как брат в брюки с белой рубашкой, а в серый костюм-тройку с галстуком-бабочкой.

Вася Рябов — это именно он стал Катиным кавалером — при знакомстве поцеловал ей, как взрослой, руку; окружающие, наблюдая эту сцену, застыли от изумления. Катюшка восприняла это внешне невозмутимо, как должный знак внимания, хотя в душе у нее в этот миг бушевала целая буря чувств.

Васенька же просто-напросто влюбился в Катю с первого взгляда, и ее имя стало для него обозначением всего самого прекрасного, что только может быть на свете. "Катя!" — восторженно говорил он, когда видел что-то, что ему особенно нравилось, и улыбался необыкновенно счастливой улыбкой. Он нарисовал Катин портрет в довольно условной, скажем так, манере, но у каждого, кто видел светло-оранжевый немного неровный круг на голубом фоне, возникало ощущение тепла и радости, идущее от этого рисунка.

Год назад Катя пообещала, что приедет, когда у дяди Димы с тетей Светой родится ребеночек, и Вася с нетерпением ждал того дня, когда снова увидит ее и сможет подарить свою картину.

Но пока Медведевы оставались в городе, Алла Николаевна распоряжалась всем и всеми, кроме Ирины, которая единственная смела возражать ей, молодой папа только урывками видел дочку, Светлане тоже было слегка не до него, и лишь Катюшка с дедом не давали Вадиму окончательно впасть в уныние.

— Про послеродовую депрессию у молодых мам знают все, а вот про похожее состояние у отцов не пишет, по-моему, никто, — посмеялась над ним Ира, когда вместе с Максимом заехала за Аллой Николаевной и Дмитрием Алексеевичем, чтобы отвезти их на вокзал, и девочками, которых решили отправить на дачу. — Ничего, уже завтра, если не сегодня, у тебя весь депрессняк пройдет, и будешь еще жалеть, что бабушка уехала.

— Да уж как-нибудь справимся, — слегка обиделся Вадим, который с плохо скрываемым нетерпением ждал той минуты, когда они со Светланой и малышкой останутся одни.

— А я разве говорила, что не справитесь? — Ирина широко раскрыла глаза в наигранном недоумении. — Конечно, справитесь, тем более что Катюху я у вас сегодня же заберу.

Катя против такого варианта нисколько не возражала; они со Светлашкой уже нашли общий язык и вдвоем увлеченно переодевали из одного наряда в другой привезенную в подарок Иринке куклу, которая была намного больше новорожденной и лишь слегка уступала ростом Свете-маленькой. Но кукла была мгновенно забыта, стоило лишь Ире позвать девочек. Катя стойко выдержала бабушкины объятия и поцелуи, чмокнула деда и, схватив Светлашку за руку, устремилась к входной двери, вся в мыслях о даче, о лесе, о грибах и о Васе.

Максим подхватил сумки и чемоданы, дверь захлопнулась, и наконец-то Вадим со Светланой остались одни.

— Как тихо! — удивился Вадим.

— Устал? — Света ласково погладила его по щеке.

— Да с чего бы? Хотя моя мама кого хочешь утомит, — усмехнулся Медведев, — но ты не волнуйся — свой долг она, как ей кажется, выполнила, и вряд ли мы скоро ее увидим. Папа-то еще до конца года приедет не раз и, может, даже не два, а мама будет контролировать и воспитывать нас исключительно по телефону.

Вадим подхватил Светлану на руки и отнес в комнату.

— Отдохни, — он бережно опустил ее на диван и набросил сверху легкий льняной плед, — ты-то точно устала, по глазам вижу. Поспи, пока все тихо и спокойно.

Света слабо воспротивилась его заботе:

— Иринку уже кормить пора, а потом неплохо бы и на улицу выйти. Жара вроде спала.

— Я сейчас принесу ее сюда, и ты лежа ее покормишь, — предложил Медведев. — Обязательно, что ли, для этого вставать?

— Неси, — улыбнулась Светлана.

Дочка спала, причем так крепко, что совершенно не прореагировала на то, что ее вынули из кроватки и куда-то понесли. Не проснулась она и тогда, когда папа осторожно положил ее рядом с мамой.

— Спит, маленькая моя! — растрогался Вадим. — Может, не стоит ее будить? Когда захочет кушать, сама проснется. Ира ведь так и делала, не по часам кормила, а по потребности. И Маша, кстати, как врач против этого никогда не возражала.

Света не стала спорить с мужем и вскоре сама задремала, прижав дочку к себе. Вадим счастливо улыбался и думал, что впереди еще две недели отпуска, которые он проведет дома, с семьей, ведь теперь у него есть настоящая семья: жена и дочка. Его дочка, про которую все хором говорили, что она папина копия.

Медведев сидел и просто смотрел на мирно спящих маму с дочкой, напрочь забыв, что хотел рисовать их. Он умиленно любовался ими и наслаждался тишиной и покоем, стараясь не думать о том, что вся эта благодать может испариться в один момент, стоит только чему-нибудь загореться, взорваться или обрушиться.

Вадим знал, что Николай Кронидович ни за что не вызовет его из отпуска, но знал и то, что сам не сможет усидеть дома в случае чрезвычайной ситуации. И знал, что Светлана поймет его.



* * *


В начале сентября Медведев, едва ли не первый раз в жизни отгуляв весь отпуск полностью, вышел на работу. Он перетерпел и искренние, каких было абсолютное большинство, и стандартно-вежливые поздравления и пожелания, обычные в таких обстоятельствах шутки, традиционно проставился, намекнув, что день рождения в этом году отмечать не будет, и на этом "закрыл тему".

Наступили рабочие будни, ритм которых, даже с непременными и, можно сказать, запланированными сбоями, стал давно привычен Медведеву: сутки, отсыпной, учебный день, выходной перед сутками — и так по кругу. Вадим быстро разобрался со всеми проблемами, накопившимися за прошедший месяц, про себя отметив, что за время его отпуска никакой бюрократической катастрофы не произошло, причем в первую очередь благодаря Середкину, который, замещая командира, вовремя разбирался со всеми бумагами, а не копил их как обычно. "А чего еще делать-то было? — фыркнул Генка, старательно пряча довольную улыбку, расплывавшуюся на его физиономии. — Я за этот месяц выспался, как никогда в жизни".

Август действительно выдался необычно спокойным. Город, жители которого в большинстве своем традиционно разъехались на каникулы и в отпуска, обезлюдел, общественный транспорт ходил полупустым, хронические пробки исчезли. Аварии стали редкостью, а звонки в диспетчерскую института поступали практически по одному поводу: дачники решили проведать городскую квартиру, но не взяли с собой ключи от нее. Середкин, не слишком вдаваясь в подробности, рассказал о некоторых вызовах.

Самым не то чтобы серьезным, но запомнившимся случаем среди подобных выездов стал забытый в квартире утюг. Хозяйка вспомнила о нем, вернее, поинтересовалась — выключил его муж, когда заезжал домой вместе с сыном, или не выключил — через два дня безмятежного отдыха, когда супруг ни с того ни с сего предъявил ей претензию, что не мог найти ни одной поглаженной рубашки и ему пришлось самому взять в руки сей предмет мелкой бытовой техники. Муж задумался и без особой уверенности ответил, что выключил, и потребовал подтверждения от сына. Женщина, мягко говоря, не обрадовалась тому, что ее благоверный понадеялся на ребенка, а тот, двенадцатилетний подросток, заявил, что не нанимался караулить утюги.

Скандал, подогреваемый естественными страхами, что может произойти от оставленного без присмотра утюга, вспыхнул в один момент и тлел всю дорогу до дома. Жена пилила мужа за то, что он хуже ребенка, потому что ничего без нее найти не может, а все рубашки висят на плечиках в новом шкафу-купе, и вообще — зачем ему понадобилась свежевыглаженная рубашка для поездки на дачу, когда там он ходит исключительно в майке-алкоголичке, а то и без нее, и не является ли хозяйка соседней дачи причиной стремления модничать на фоне грядок, густо заросших сорняками, которые кто-то обещает выполоть уже давным-давно, но дальше разговоров дело не идет.

Муж вяло огрызался, что ему и голову не пришло разыскивать свои рубашки по десяти шкафам, и вообще, не помолчала ли бы его благоверная, а то он отвлекается на ее попреки, что запросто может привести к тому, что они попадут в аварию. Сын, по опыту зная, что родители будут перетягивать его каждый на свою сторону, участия в выяснении отношений не принимал, заблаговременно заткнув уши плеером.

Уже на подъезде к дому на притухшие уголья скандала выплеснулась хорошая порция бензина, когда муж потребовал дать ему ключи, мотивируя это тем, что он не будет, как некоторые, дожидаться лифта, а затем полчаса колупаться в десяти замках. Что же оказалось? Жена ключи не взяла, так как думала, что они, как заведено, лежат в "бардачке", где их, естественно, не оказалось. У сына, из ушей которого бесцеремонно выдернули гарнитуру, тоже не было с собой ключей.

Минут десять, прошедших с момента звонка в диспетчерскую института до приезда спасателей, стороны обменивались ожесточенными попреками, одновременно с тревогой разглядывая свои окна — не видно ли копоти на рамах.

Меньшиков давно выбрал для себя оптимальный порядок действий в подобных ситуациях: попасть на балкон, одним, точно рассчитанным движением вскрыть пластиковый стеклопакет, а если в квартире стоят простые деревянные рамы, то тут или лезть в форточку, благо в старых домах ее размеры позволяют проделать такой трюк, или осторожно вытащить из рамы стекло, затем попасть в квартиру и открыть ее дверь изнутри.

Сашка быстро оценил обстановку. Квартира, куда нужно попасть, находится на третьем этаже, балкон на втором застеклен, рамы снаружи зарешечены довольно частой фигурной решеткой, вскарабкаться по которой, по мнению спасателя, не смог бы только ленивый. Пользуясь отсутствием Медведева и Новоселова, Сашка не стал цеплять страховку, и подсаженный Антоном, мгновенно забрался, словно взлетел, до нужного этажа, сдвинул вбок пластиковую раму и через пару секунд уже открывал балконную дверь.

"Братья-акробатья!" — хмыкнул Середкин, наблюдая за работой ребят.

Хозяин квартиры растерянно оглянулся на жену — до чего же, оказывается, просто попасть к ним на третий этаж и открыть оборудованные, как утверждала реклама, несокрушимой противовзломной системой стеклопакеты. Если это так легко смог сделать приехавший по вызову спасатель, то так же легко это сделает и любой другой, обладающий маломальской физической подготовкой. Впрочем, растерянное выражение мгновенно исчезло, когда мужчина увидел, что его жена, не отводя глаз и облизывая и кусая губы, смотрит на молодого спасателя, и происходит это совершенно не оттого, что переживает за него. Муж знал этот взгляд, которым она, распаляя себя, раздевала стройного симпатичного парня. А женщина явно уже представляла себя в его объятиях, и даже рывок за руку и злобное шипение: "Ну ты и шлюха!" — не привели ее в чувство.

Оттолкнув мужа, хозяйка бросилась в свою квартиру, и почти в тот самый момент, когда за ней с грохотом захлопнулась дверь подъезда, на балконе появился Меньшиков с утюгом в руке:

— Порядок! Ламинат только потемнел! Вы его не выключили, — он потряс утюгом, — но он сам отключился! Что-то внутри перегорело, новый покупать придется!

Хозяин утюга и квартиры плюнул со смешанным чувством облегчения и досады — пожара, к счастью, не произошло, но на мечтах о беззаботном отдыхе можно было поставить большой жирный крест. "На охрану нужно ставить, на охрану!" — с сердитым ворчанием мужчина подписал квитанцию и акт выполненных работ по обеспечению доступа в жилое помещение, заранее заполненные Середкиным, и направился к подъезду.

— Шурик! — крикнул Денис. — Срочная эвакуация!

Меньшиков от неожиданности чуть не выронил утюг:

— Кого?

— Себя! — с трудом сдерживая смех, поддержал товарища Антон.

Сашка в полном недоумении сначала вытаращился на ребят, потом заглянул внутрь комнаты, подозревая, что его разыгрывают, и тут в открытую им квартирную дверь ворвалась хозяйка.

Одного взгляда на нее было достаточно, чтобы Меньшиков сиганул через перила...

— Срочная эвакуация! — снова и снова начинал хохотать Антон, падая грудью на руль, стоило ему в очередной раз вспомнить испуг на Сашкином лице, когда тот увидел хозяйку квартиры.

— Ты, слушай, машину веди! — сквозь смех уговаривал его Середкин. — Досмеешься до аварии!

Денис на заднем сиденье судорожно обнимал сумку с инструментом и рыдал настоящими слезами, сквозь которые время от времени пробивались обрывки фраз:

— На тебя женщина ТАК смотрела, а ты... Ты!.. Она на тебя... Она тебя...

Меньшиков же в ответ на подколки ребят натянуто улыбался. Задним числом он понимал, что нужно было не обращать внимания на не контролировавшую себя женщину, спокойно пройти мимо нее и покинуть квартиру по-человечески, а не прыгать с третьего этажа как перепуганная обезьяна, но... Что произошло, то произошло.

— Срочная эвакуация! — несколько раз повторил со смехом Середкин, но Медведев, не оценив юмора, даже не улыбнулся и, более того, сделал жестокий выговор за несоблюдение правил техники безопасности и пообещал в ближайшее время устроить всей группе внеочередной инструктаж с последующей проверкой знаний.

С Меньшиковым состоялся отдельный разговор.

— Иди-ка сюда, родной, — появившись на пороге их кубрика, командир оглядел спасателя не обещавшим ничего хорошего взором, при этом не замечая, что в точности копирует манеру Черепанова разговаривать с проштрафившимися сотрудниками.

В другой обстановке Сашка обязательно подколол бы Вадима по этому поводу, но сейчас уж больно мрачное выражение лица было у того. Меньшиков ответил своему непосредственному начальнику по-швейковски невинным и теплым взглядом, чем, видимо, разозлил его еще больше.

В кабинете Меньшикову пришлось ловить увесистый сборник нормативных правовых актов, связанных с работой аварийно-спасательных служб.

— Быстро нашел третью статью закона! — еле сдерживаясь, буркнул Медведев. — Читай, что там написано!

— Чё читать! Я и так помню! — фыркнул Сашка и, чуть прикрыв глаза, забубнил: — Основными принципами деятельности аварийно-спасательных служб, аварийно-спасательных формирований и спасателей являются...

Когда он дошел до принципа оправданного риска, Вадим оборвал его:

— Так! Помнишь, значит! А вот это ты тоже помнишь? — И с такой силой ткнул пальцем в строчку, что чуть не прорвал бумагу.

— Спасатель должен иметь навыки безопасных приемов выполнения самых различных работ... — послушно прочитал Меньшиков.

— Бе-зо-пас-ных, — по слогам повторил Медведев. — А ты что делаешь? Без страховки на третий этаж лезешь — это безопасный прием? Что молчишь? Я тебя спрашиваю или сам с собой разговариваю?

— Димыч, да там такой третий этаж, что...

— Третий! — рявкнул Медведев. — Этого достаточно! Еще одно нарушение — самое мелкое — и о премии за месяц можешь забыть!

После полученного нагоняя Сашка до самого конца смены выглядел как нашкодивший кот, по заслугам наказанный хозяином. Сходство усиливалось тем, как свирепо командир сверкал глазами на подчиненного и, похоже, едва удерживался от того, чтобы не запустить в него первым попавшимся под руку тяжелым предметом.

— Научил на свою голову! — буркнул сердито Вадим в ответ на расспросы Светланы и пожаловался: — В отпуск хоть не ходи! Абсолютно распустились за месяц!

А через пару недель Медведев вернулся домой мрачнее тучи после самого обычного учебного дня.

— Опять Санька что-то натворил? — всплеснула руками Света.

— Хуже!

— Быстро говори, что случилось! — еще больше испугалась Светлана.

— Меня отправляют учиться, — совершенно убитым голосом сообщил Вадим и рухнул на диван. — Мне скоро пятый десяток пойдет! Какой из меня, к черту, студент!!!

— Когда? На сколько? Куда? — последовала череда закономерных вопросов, но вместо ответов на них раздались раздраженные стенания и невнятные восклицания, из которых было невозможно понять что-либо, кроме того, что "Кронидыч подложил свинью".

Иринка будто почувствовала папино настроение и решила поддержать его. По-своему. Или же, наоборот, отвлечь внимание отца от его собственных проблем. Малышка была очень спокойным ребенком, о каких-то своих желаниях или проблемах она сообщала негромким кряхтением и попискиванием, на которые моментально реагировали родители или бабушка Вера, навещавшая Медведевых почти каждый день. В общем, для крика особых причин-то и не было, но тут Вадим со Светланой в полной мере оценили состояние легких и голосовых связок своей дочери.

Рев раздался внезапно, без каких-либо предупредительно-подготовительных мероприятий. Иринка, всего лишь мгновение назад безмятежно копошившаяся в большом кресле, нежно обнимая большого плюшевого медведя и заодно пытаясь оторвать ни в чем не повинному зверю ухо, вдруг заорала так, словно напоролась на что-то острое. Папа, лексика сетований которого к тому времени неустойчиво балансировала на грани приличной и ненормативной, норовя скатиться к последней, тут же замолк и кинулся к ребенку, выполнив из положения "лежа на диване" прыжок через полкомнаты, при этом чуть не сбив с ног маму, тоже бросившуюся к дочке. Света едва увернулась, не желая принимать участие в сложном акробатическом трюке, и перепуганный отец первым схватил малышку на руки, одновременно обследуя ее на "наличие колото-резаных травм". Светлане достался медведь, которого заподозрили в том, что в глубине его мехового живота до поры до времени пряталась игла, острая проволока или что-нибудь в этом роде.

— Ни царапины! Вообще ничего нет! — Вадим, не доверяя себе и результатам своего осмотра, передал орущую дочку маме. — Посмотри сама!

— Я тоже не нашла ничего острого или колючего! — Светлана отдала игрушку мужу. — Проверь, может, я что-то пропустила!

Но и повторное обследование не выявило никакого "криминала", правда, на руках у мамы Иринка на секунду замолчала, оценивая плоды своих усилий, и для закрепления результата решила продолжить.

— Димка, она же не от боли кричит, смотри, какое личико спокойное! — вдруг сообразила Света.

— Да что же...

Вадима прервал звонок в дверь. Он в сердцах швырнул медведя на диван и выскочил в коридор, сопровождаемый воплем дочки, совершенно определенно недовольной тем, что она не может дотянуться до игрушки.

— У вас что, уже зубы режутся? — Максим зажал уши и начал сползать по стенке, будто теряя сознание от акустического удара.

— Брось, — поморщилась приехавшая с ним Ирина. — Какие зубы? В три месяца?

— Если бы зубы! — нервно дернулся Вадим. — А то ведь непонятно что! Кричит — и все!

— Разберемся!

Максим вручил Вадиму рюкзак с картошкой и сумку с другими овощами и просочился мимо него в комнату, опередив сестру, которая замешкалась, прикидывая, не нагрузить ли хозяина дома еще и яблоками.

Иринка голосила на весь дом и рвалась к медведю так, что Света с трудом ее удерживала, но, стоило Максиму переступить порог комнаты, как малышка тут же замолчала. Разом, словно нажали на кнопку "Mute".

— Актриса! — восхитился Устюгов, глядя на ангельски спокойного ребенка, по внешнему виду которого сложно было предположить, что он только что орал во весь голос, лишь щеки немного покраснели и волосы увлажнились от испарины.

— Да уж, — пораженно глядя на дочку, покачала головой Светлана, — тут был такой концерт! И кто бы знал из-за чего... С медведем вроде все в порядке, ничего острого, чтобы уколоться, из него не торчит ...

— Вот из этого, что ли? — Максим за заднюю лапу подхватил с дивана подозреваемого, произвел быстрый, но тщательный досмотр и по его завершении пожал плечами: — Тоже не знаю в чем дело. Медведь как медведь, мягкий и пушистый в пределах нормы, только чумазый слегка.

— Еще бы ему таким не быть, — вздохнула Светлана, — мы же с ним ни на секунду не расстаемся: спать, есть, гулять — все нужно вместе.

Иринка в подтверждение маминых слов протянула ручки к игрушке. Требовательно, но молча, при этом взгляд ребенка был многообещающим — мол, я не устала и снова могу продемонстрировать свои вокальные способности. Максим не стал искушать судьбу и отдал медведя, в которого малышка тут же вцепилась мертвой хваткой и обслюнявила от избытка чувств.

Ирина улыбнулась, забирая у Светы неразлучную парочку.

— Купите второго точно такого же медведя, — посоветовала она, — пока один будет в няньках, другой будет в стирке, потом поменяются ролями — и так по кругу.

— Хорошая идея, — одобрил Вадим, — но есть одно "но", причем большое — этого медведя отец вроде как из Питера привез.

— Из Питера? — Ира самодовольно усмехнулась. — Легко! Через Интернет найдем, кто их продает, закажем с доставкой к Инге, а потом — вообще без проблем сюда привезти!

— Все! Туши свет, бросай гранату! — Максим изобразил на лице ужас и потянул Вадима на кухню, откуда тот, оставив неразгруженными рюкзак и сумку, только что пришел. — Ирка сейчас развернет бурную деятельность! Димыч, мы лишние на этом празднике жизни, пойдем отсюда подальше. — Понизив голос, он с заговорщицким видом добавил: — У меня в рюкзаке "Праздрой", четыре бутылки, не банки, заметь.

Через минуту пиво было выкопано из-под картошки.

— Холодное, не нагрелось, — удовлетворенно отметил Максим, выставляя бутылки на стол.

— Надо же, — удивился Вадим, изучив этикетку, — родного производства! Пльзень, не Мухосранск какой-нибудь. Где это ты такую редкость раздобыл?

— Через спутник, напрямую с запада, — ухмыльнулся Устюгов, — места надо знать!

Под пиво с копченым сыром Медведев рассказал о коварном замысле Черепанова направить его учиться в московскую академию Государственной противопожарной службы.

Но Максим нисколько не проникся трагизмом ситуации, а наоборот, поощряюще похлопал Вадима по плечу:

— Во! Будешь у нас дипломированным пожарником!

Более того, он тут же поделился новостью с сестрой, крикнув через всю квартиру:

— Ирка, слышишь, Димыча в студенты отдают!

Ирина, как и ее брат, оценила услышанную новость вполне положительно и тут же засыпала Вадима кучей вопросов, на большинство из которых он не смог вразумительно ответить.

— Не помню... Кажется, техносферная безопасность или что-то типа того... Вроде около ВДНХ... Да не знаю я!.. — сердито буркнул, утомившись от ее расспросов, Медведев. — Думаешь, я Кронидыча расспрашивал? Мне вообще это сильно интересно, если оно мне нужно, как...

— Только обойдись без рыбок и зонтиков! — хохотнул Максим и решил утешить родственника: — Я же выучился! Теперь могу диплом на стенку в опорнике присобачить — глядите, граждане, этот мент Юридическую академию окончил, а не какую-то там драную "вышку"!

— А мне куда посоветуешь диплом прицепить? На каску? Или на спину? — саркастично поинтересовался Вадим.

— У тебя, кстати, — невинно разглядывая его, заметила Ирина, — кабинет имеется. И если оттуда выгрести все то, что там обычно, мягко выражаясь, складировано, то для диплома местечко найдется.

— Нет, ты, оказывается, ничего не понимаешь! — решил обидеться Медведев. — Уж ты-то вроде должна знать, что у меня за работа! Что я не кабинетная крыса!

— Макс, ты как дипломированный юрист можешь засвидетельствовать, что я ничего подобного не говорила? — тут уже возмутилась Ира.

— Всегда готов! — сообщил Максим. — Только не обзывайся!

Медведев неласково покосился на него, но ничего не сказал.

— Не отказывайся, Дим. Был бы диплом, а как его использовать, куда повесить — уж как-нибудь придумаем. — Улыбнувшись, Светлана обняла мужа, и все его обиды на судьбу, на начальника и на ничего не понимающих родственников тут же прошли.

— Ладно, так и быть, уговорили, — с преувеличенно тяжелым вздохом согласился Вадим.



* * *


Черепанов обрадовался тому, что Медведева не пришлось долго убеждать в необходимости получить профильное образование и в конце концов направлять на учебу в приказном порядке. Николай Кронидович не без оснований догадывался, что Вадим согласился учиться под влиянием уговоров, в первую очередь, Светланы и поддержавшей ее Ирины. Он вообще-то изначально думал обратиться к ним за содействием, потому что знал о неподатливости материала, который подлежал обработке, но подруги и родственницы справились сами.

Прошло не так уж много времени, и Черепанов обратился теперь уже к Медведеву с просьбой помочь ему:

— Вадим, зайди ко мне, если не занят.

— Уже иду, Николай Кронидович!

Медведев с великой радостью оторвался от составления графика обучения сотрудников, но по мере приближения к кабинету начальника задумался о том, что же от него нужно начальнику, потому что уж очень необычные, мягкие интонации прозвучали в его голосе. Да и то, что Черепанов обратился к нему по имени... Неприятностями вроде пресловутой учебы это вроде бы не грозило, но слегка настораживало.

Еще больше насторожило Медведева то, что начальник начал откуда-то издалека, что было ему совсем не свойственно. Подробно расспросив о дочке, о Светлане, Николай Кронидович поинтересовался здоровьем родителей, а потом перешел к другим родственникам. Особенно он интересовался Ириной и ее дочкой.

— Почти полтора года! — удивился или сделал вид, что удивился, Черепанов. — Время-то как летит! Это что же, девочка после Нового года уже в ясли пойдет? А в какие?

Вадим, который к этому времени сидел, как на иголках, лишь пожал плечами, потому что Ира этот вопрос вообще не обсуждала, во всяком случае, при нем, и вопросительно уставился на начальника. "Темнит Кронидыч, — мелькнуло в голове, — ой, темнит! Что ему нужно-то?.."

— У нас, жаль, ничего своего такого рода нет, но если нужно посодействовать, то лично у меня есть контакты в штабе округа, у них хорошие детские учреждения, — Черепанов проигнорировал недоуменные взгляды Медведева и продолжил ходить вокруг да около.

Наконец Вадима осенило.

— Николай Кронидович, вы хотите, чтобы Ирина вышла на работу? А вы сами с ней на эту тему не говорили? Или Демидова если попросить? Или Порошина?

И вот тут-то выяснилось, что Черепанову неловко и перед Вадимом, и перед Ириной, и перед Демидовым, который не справляется с возложенными на него обязанностями по обучению оперативного состава методикам по выявлению техногенных загрязнений.

Насчет Демидова Медведев еще мог предположить, что тот, будучи в своем роде натурой творческой и потому ранимой, решит, что его знания и теоретические разработки никому в институте не нужны, догадается, что, по мнению руководства, с обязанностями преподавателя учебного центра он не справляется, и, естественно, обидится. Но, как оказалось, Иван Валентинович сам предложил Ирину себе на замену и даже попробовал поговорить с ней об этом.

— Кажется, я примерно знаю, что ему было сказано, — поежился Вадим.

— Ничего особенного, — слегка удивился Черепанов, — просто Ирина Вячеславовна отказалась.

— Категорически?

— Категорически, — кивнул Николай Кронидович и заговорщицки понизил голос: — Ты бы попробовал, что называется, по-родственному поговорить. В домашней обстановке, за чашкой чая, Светлану к этому делу подключи. Ты понимаешь, у Ирины же талант преподавателя! Тот курс химической, назовем ее так, техники безопасности, что она вам читала, врезался ведь в память, как никакой другой. Среди ночи любого разбуди — по всем вопросам без запинки ответит!

Медведев с содроганием вспомнил, с какого раза он сам сдал Ире зачет, как сдавал его Денис и другие спасатели, и с трудом подавил тяжелый вздох — долго, очень долго снилось ему среди прочих, привычных уже, кошмаров, что сдает он этот проклятый экзамен и никак не может сдать, потому что вопросы в билете он видит первый раз в жизни, часть из них с какой-то стати написаны на немецком языке, и вообще почему-то сидит он перед Ириной совершенно голый и думает лишь о том, как бы стащить у нее со стола папку с бумагами, чтобы заслониться ею. Давнишний сон вспомнился во всех деталях, вплоть до того, что на фоне тоскливого ужаса от ощущения того, что он совершенно ничего не знает и зачет снова не сдаст, особого смущения от своей наготы Вадим не испытывал, гораздо больше волновало, что суровая экзаменаторша заметит его ничем не прикрытое, в буквальном смысле слова, желание заняться с ней отнюдь не сдачей зачета.

"Наверное, я мазохист. Купить что ли наручники и плетку? И что-нибудь черно-кожаное Светлаше", — не без сарказма подумал Медведев, но почему-то вдруг представил себе вместо обожаемой жены Ирину, затянутую с ног до головы в блестящую кожу, перечеркнутую в самых неожиданных местах полурасстегнутыми молниями, и почувствовал, что впору уже наяву, а не во сне хватать со стола начальника первую попавшуюся папку.

— А вы сами с ней не говорили? — внезапно осипшим голосом спросил Вадим, надеясь, что по его лицу не заметно, о чем он сейчас думает.

В ответ он услышал то, чего никак не мог предположить. Николай Кронидович признался, что чувствует себя косвенно виновным в том, что произошло с Сергеем. Оказывается, Томский хотел использовать накопившиеся в таком количестве отгулы, что вкупе с майскими праздниками и выходными у него получился бы почти полноценный отпуск. Середкин, что можно было предположить, отказался отпустить Сергея, сославшись на то, что у него нет на это полномочий, и отправил его к начальнику подразделения.

— Я тоже не разрешил, — хмуро сказал Черепанов, — не то чтобы совсем, а попросил его взять эти дни в конце месяца. Оперативная, видите ли, обстановка! Производственная, мать ее, необходимость! Если бы тогда я отпустил Сергея, то... В общем, не знаю я, как с Ириной Вячеславовной разговаривать. Тоже на производственную необходимость ссылаться, что ли? Что она мне ответит? Что из-за нее она мужа потеряла, а теперь и ей нужно ради этого же бросать все, ломать свои планы?

— А Ира знает об этом? Ну, что вы Сергея тогда не отпустили?

— Не знаю, — покачал головой Черепанов. — Нужно было, конечно, давно с ней поговорить, рассказать все, как оно было, повиниться, но тогда не получилось, а сейчас уже и поздно, пожалуй. Так с этим и уйду на тот свет.

— Серега не погиб, — тихо, но твердо заявил Медведев, которого неприятно поразили последние слова начальника, — он жив, Света в этом уверена. Он обязательно найдется. А с Ирой я попробую поговорить, но не думаю, что у меня это получится лучше, чем получилось бы у вас, потому что никогда и никого — тем более, вас — она в случившемся не винила и винить не будет.

— Попробуй, поговори, — подытожил разговор Николай Кронидович, — у тебя получится.

Пользуясь тем, что начальник отвлекся на телефонный звонок, Вадим боком выбрался из-за стола и, неестественно изогнувшись, вышел в приемную. На его удачу там никого не было. Стащив из шкафа пачку старых газет, он стыдливо прикрыл ими низ живота и таким образом добрался до своего кабинета.

Организм, взбудораженный реакцией на тот самый сон, никак не хотел успокаиваться, несмотря даже на оставивший тяжелое впечатление конец разговора с Черепановым. Чтобы прийти в себя, Медведев прибегнул к проверенному способу, когда-то давно придуманному для него Светланой, — взял бумагу, карандаш и позволил руке жить собственной жизнью, а сам бездумно уставился на монитор, где плавали, меняя расцветку, разноцветные загогулины.

Примерно через полчаса, выйдя из своеобразного транса, Вадим обнаружил, что подсознание сыграло с ним злую шутку.

Обычно в таких случаях из-под карандаша появлялись простые и сложные геометрические фигуры, иногда прихотливые орнаменты из переплетенных ветвей и листьев, в которых не без труда угадывались человеческие лица и фигуры, порой — силуэты птиц и зверей. Вадим почти всегда показывал их Свете, и она истолковывала рисунки, очень точно угадывая причину их появления. Но этот набросок Медведев не стал бы показывать никому — это была первая мысль при виде того, что он нарисовал. На листе бумаги возникла прорисованная во всех деталях женская фигура, из одежды на которой красовались только длинные, по локоть, перчатки и ботфорты на головокружительных иглоподобных каблуках. Лицо и волосы получились довольно схематично, но кто бы мог усомниться — это была Ирина.

Вадим дернулся уничтожить рисунок, но рука остановилась на полпути, потому что вдруг показалось, что он причинит физическую боль Ире, даже если сомнет лист бумаги, а уж если порвет — тем более. Да и с художественной точки зрения то, что получилось, выглядело очень даже не плохо. Фигура не была статична, казалось, она мгновение назад замерла, остановившись, что левая рука только что легла на бедро, а правая все еще продолжает движение вперед в стремлении дотянуться до чего-то видимого только изображенной женщине. Вадим сделал несколько штрихов — и волосы упали на щеку, обозначив легкий наклон головы, от чего фигура еще больше ожила.

Медведев внимательно оглядел полученное и решил доработать рисунок. В правой руке появился поводок, логично заканчивающийся ошейником. Ошейник же оказался именно там, где ему и положено быть — на шее, а именно на шее восторженно таращившегося на нагое женское тело автора данного произведения, голого, стоящего на четвереньках, с высунутым по-собачьи длинным языком, с которого текла слюна, и гипертрофированным членом. Мелькнула мысль, не пририсовать ли еще и хвост, но Медведев отбросил ее: "И так понятно, что кобель — он и есть кобель!"

Изобразив себя, словно покаявшись, в таком довольно неприглядном виде, Вадим успокоился, чувство вины и перед Светой, и перед Ириной отпустило его, и он даже подумал, что, может быть, когда-нибудь покажет этот рисунок Ире.

Чувство вины почти прошло, но для того, чтобы привести себя в относительно нормальное состояние, пришлось спуститься на первый этаж и хорошенько промерзнуть под холодным душем. В пустой, к счастью, душевой, коченея под ледяными струями, а затем и в служебном автобусе по дороге домой Медведев все никак не мог выбросить из головы мысли об Ирине — а как, например, она бы прореагировала, если бы он и в самом деле вздумал, конечно, не воплотить свой сон наяву, а начать... Нет, "приставать" тут как-то не очень подходило, это было слишком мелко, безвкусно и бесцветно; всплывшее из глубин памяти "домогаться" — при той же сути — эту самую суть прикрывало фиговым листком некоторой если не благопристойности, то, по крайней мере, обходительности. Скорее всего, усмехнулся про себя Вадим, Ира просто сказала бы, как она умеет, что-нибудь такое, что все упало бы сразу и надолго, что сейчас, кстати сказать, совсем не помешало бы, потому что довольно таки игривые размышления, сопровождавшиеся понятно какими зрительными образами, привели к тому, что эффект от низкотемпературной терапии практически сошел на нет.

В качестве последнего средства, которое теоретически должно было подействовать не хуже холодного душа, Медведев начал думать о проблемах разного калибра, что, как обычно, дамокловым мечом висели над ним. Помогло это лишь частично, потому что попытка набросать в уме расписание занятий для своей группы привела к тому, что Вадим вспомнил о поручении Черепанова и все мысли снова сбились на Ирину.

Избавиться от этого наваждения можно было лишь одним способом.

"Не отвлекайся, зайка, я сам чего-нибудь поем", — чмокнув в щеку засевшую в Интернете Светлану и заглянув в кроватку к спящей Иринке, Вадим достал из стенного шкафа папку со своими рисунками, находившимися в разной степени завершенности. Разложив их на диване и частично полу в большой комнате, он поразился количеству недоделок.

В самом низу папки лежали три почти готовых рисунка, которые Медведев начал еще в клинике, когда отлеживался после последней операции по снятию с костей титановых пластин и скобок. Замысел был один — рождающаяся из пены морской Афродита, модель тоже одна — Светлана, но сюжет и техника различались. Придирчивый критик мог бы упрекнуть автора в копировании шедевров мировой живописи, но Вадим не видел ничего зазорного в подражании Джорджоне и Боттичелли.

Нежный рисунок пастелью изображал девушку, лежащую на кромке прибоя в расслабленной полудремоте. Капли воды бриллиантами сверкали на обнаженной коже, подчеркивая непревзойденную красоту пенорожденной.

Цветными карандашами, теми, что из своих запасов принесла Ирина, Вадим нарисовал большую раковину, которая породила редкостную жемчужину, ожившую волей богов и собирающуюся покинуть перламутровое лоно. Откидывая руками за спину волну длинных, почти до колена, волос, Светлана балансировала на одной ноге, намереваясь сделать первый шаг на сушу. Рисунок вышел живее любой мгновенной фотографии, и Андрей, когда увидел его, полыхнул настолько жарким смущением, что Медведев решил больше не конфузить парня и спрятал начатое, но так и доделал впоследствии задуманное.

Ничуть не хуже получилось подражание Альфонсу Мухе, его работам в любимом Медведевым стиле модерн. Синяя гуашь дала насыщенный фон для белого кружева пены, изысканной рамкой обрамлявшего совершенное тело девушки, а превратившиеся в жемчужины капли, скатываясь по нему, образовали подобие ожерелья. Этот вариант создавался дома, с натуры, и Света подолгу позировала Вадиму с одной лишь ниткой жемчужных бус, которые по его просьбе надевала то на шею в несколько рядов, то как поясок, косо спускавшийся на бедро и придававший сексуальность абсолютной наготе, спокойной и невозмутимой до этого. Медведев так и не решил, какой вариант лучше — чувственный или холодно-академический, а потом узнал о болезни Антона, и ему стало не до рисунка.

Последней начатой, но тоже так и не завершенной работой была задуманная им картина, изображавшая Светлану, Ирину и ее маленькую дочку, та самая, которую он рисовал на даче. Фигура Светы с малышкой на коленях была написана полностью, она переливалась нежными красками на фоне темной древесины интерьера, освещая его, а вот Иру-Купидона он набросал лишь схематично, тщательно выписав только лицо с чуть лукавой улыбкой. Формы же шаловливого бога любви были лишены каких-либо отчетливых признаков пола, их закрывали крыло и колчан со стрелами, и единственно некоторая округлость ягодиц заставляла задуматься — мальчик-подросток только что приземлился на подлокотник кресла или все-таки девушка.

Вадим удовлетворенно полюбовался несомненно удавшейся работой и решил во что бы то ни стало доделать ее, пусть даже Ирина и не согласится, как летом, позировать ему. А ведь тогда, вдруг подумалось Медведеву, Ира сидела перед ним абсолютно обнаженной, но он не испытывал к ней никакого физического влечения. Даже когда прикасался к ее голому телу, заставляя сесть по-другому, так, как хотелось бы ему, ничего не дрогнуло ни в прямом, ни в переносном смысле, да в общем-то и сейчас, машинально набрасывая на листе бумаги фигуру крылатого существа, наделенного всеми признаками женского пола, Вадим не чувствовал никакого возбуждения, кроме того, что можно назвать творческим зудом.

Последний раз покормив Иринку около одиннадцати вечера, Света решила проверить, чем занят муж. Вадим, когда она заглянула в большую комнату, самозабвенно рылся в коробке с сангиной, придирчиво разглядывая то один коричневый мелок, то другой, подбирая нужный по оттенку.

— Ты поел? — поинтересовалась Светлана, подозревая, что ни до кухни, ни куда-либо еще муж просто-напросто не дошел, потому что сидел он в той самой одежде, в которой пришел с работы, сняв только обувь и теплую куртку.

— М-м-м...

Ответом были неопределенное мычание и дерганье плечом, долженствующие означать, что душа в сопровождении муз воспарила к высотам вдохновения и низменные потребности тела внимания не заслуживают. Одна из муз, стрекозиными крылышками больше похожая на фею, но по-античному полностью раздетая, уже появилась на листе бумаги, и чертами лица, особенно озорной улыбкой, она напоминала Иру.

Света проснулась в три ночи, обнаружила, что муж до сих пор не ложился, и отправилась на его поиски. В большой комнате горела настольная лампа, а за столом, подперев голову кулаком, сидя спал уставший художник.

— Дим! У тебя же завтра сутки!!!

— Угу, — не просыпаясь, согласился Вадим.

Кое-как Светлана чуть растолкала его и увела в спальню. По дороге Медведев, не открывая глаз, стаскивал с себя одежду и бросал ее где придется. Стриптиз завершился, когда он, наполовину сняв один носок, сквозь сон попросил Свету ничего не убирать и ввинтился головой в подушку.

Когда утром Вадим уехал на работу, Светлана решила навести порядок после вчерашнего приступа вдохновения. В комнате, конечно, был полный разгром. На диване, на полу, на подоконнике были разложены виденные уже не раз старые рисунки Медведева, а на столе среди бумаг обнаружилась недопитая кружка кофе, подсохший кусок батона и огрызок полукопченой колбасы, шкурка от которой валялась на полу.

"Поросенок!" — вздохнула Света, обозревая поле битвы и прикидывая, с чего начать уборку.

Около кружки лежал замеченный вечером набросок голенькой музы-эльфийки, у которой в руках возник лук, а рядом с ней появилась еще одна, со смущенно-испуганным личиком, очень похожая на Антошкину Юлю. На ней была одна лишь коротенькая, примерно до середины бедра, маечка, которую эльфийка стыдливо натягивала вниз, не обращая внимания на то, что от этого ее круглая попка оказывается у всех на виду. Лук этой музы валялся на земле, будучи брошенным туда, наверное, после первого же выстрела.

Кроме этой стеснительной эльфийки Вадим нарисовал еще двух. Одна — большеглазая восточная гурия целилась в сильно шаржированную фигуру самого художника, прячущегося от налетчиц под опрокинутым мольбертом, копьем остро заточенного карандаша, а вторая — с пером, воткнутым в волосы, заложив в полушпагате крутой вираж, раскручивала лассо. Нужно ли говорить, что ни лоскутка одежды на них не было, исключение Вадим сделал только для Юльки. Света не смогла удержаться от смеха, настолько забавно выглядели Наиля и Наташка Меньшикова в изображении Медведева, но ни капли не обидно, несмотря на некоторые преувеличения.

Ну а руководила атакой, конечно же, Светлана, указующий перст которой был направлен на незадачливого художника, начинавшего — и не раз — рисовать портреты тех, кого изобразил сегодня, но ни одного так и не закончившего. Вадим не наделил ее крыльями, усадив вместо этого на крылатого коня и превратив в валькирию, за плечами которой плащом развевались длинные волосы.

"Поросенок!" — еще раз вздохнула Света, обнаружив, что угол бумажного листа "украшает" жирное пятно и вдруг застыла, потому что на глаза ей попалось нечто совершенно новое.

В приглушенно-благородных тонах сангины и сепии на листе плотной бумаги была нарисована Афина Паллада, в длинном классическом хитоне, со всеми положенными ей атрибутами, в том числе и совой, странным образом похожей на Дениса. Из-под шлема виднелось Ирино лицо — строгое, даже властное, лицо девы-воительницы и одновременно богини мудрости. Внимание приковывали к себе глаза: внимательные, подмечающие любую мелочь и прозревающие глубинную суть вещей, чуть печальные — наглядная иллюстрация знаменитого высказывания царя Соломона — от увиденного и, в то же время, насмешливо-ироничные. Скрупулезно прорисованные детали целомудренного одеяния и оружия, интерьера храма, тонущего в сумраке заднего плана, кардинально отличали эту работу от прежних рисунков Вадима, обычно изображавшего фон очень схематично и уж вовсе не затруднявшего себя прорисовкой драпировок и вообще какой-либо одежды. Но в то же время не чувствовалось и ученической старательности в дорических завитках капителей колонн и складках ткани, как не чувствовалось и привычной, чуть утрированной эротичности, обычно наполнявшей работы Медведева.

Светлана смотрела на рисунок и не могла понять, что же именно вызывает такое сильное впечатление — вроде бы ничего особенного ни с точки зрения сюжета, ни с точки зрения композиции. Света не хотела вспоминать и применять профессиональные искусствоведческие и другие научные термины, это было ни к чему, портрет Иры был великолепен и колдовским образом притягивал взор. И это происходило потому, что Вадим чутко уловил и талантливо отобразил в этой работе глубинную сущность Ириного характера, поднявшись на качественно новую ступень в своем мастерстве.



* * *


После суточного дежурства Медведев был, как выжатый лимон. Светлана редко видела его уставшим до такой степени.

— Много вызовов было? Все сложные? — поинтересовалась она, когда Вадим немного отдохнул и вызвался помочь ей с уборкой "своих художеств".

— Ни одного! Но ты не представляешь, до чего было тяжело! — Медведев даже потряс головой, будто отгоняя неприятные воспоминания о дежурстве. — И не знаю, почему так. Иногда — ну нет вызовов и нет, сидим, ждем, ящик смотрим, спим, в конце концов... А как вчера — хуже некуда! Нервы из-за чего-то на взводе, и чем дальше, тем поганее, все в напряге, даже Роман не спал.

Света удивленно приподняла брови, потому что молодой врач отличался завидной способностью засыпать, если для него нет никакого дела, в любой обстановке и в любом положении — чуть ли не стоя — хотя бы на несколько минут.

— Днем как-то еще ничего было: то заглянет кто, то сами или в столовку бегали дежурные талоны оприходовать, или на склад, или в гараж, а ближе к ночи так накатило — хоть вой!

Вадим вспомнил, как сидел и ждал чего-то, как не отвлекали его ни мерцание старого телевизора, ни пара свежих журналов, купленных специально для "суток", хотя далеко не всегда удавалось что-то прочитать. В это дежурство вызовов не было, времени на все хватило бы с избытком, но чтение не шло по другой причине. В "Науке и жизни" он не смог осилить даже заголовки, что уж говорить о кроссворде, который они всей группой еще ни разу не смогли решить полностью без помощи Интернета, а "Эхо планеты" вдруг вызвало раздражение яркой глянцевой обложкой. Поочередно наваливались тоска, апатия, они переходили в непонятную злобу, которая, отхлынув, оставила полную опустошенность. На уши и рассудок давила тишина, потому что не было не только шуток или споров, но даже обычных для дежурства рабочих разговоров, все сидели молча и тоже ждали. Мигала поставленная на подзарядку рация, которая могла в любой момент разразиться истошным писком, и Медведев уже был готов взмолиться высшим силам, чтобы это наконец произошло. Чтобы поступил вызов, любой, пусть даже ложный, лишь бы ушло это выматывающее ожидание, чтобы, сломав противоестественную тишину, в унисон с сиреной взвыл двигатель машины, чтобы можно было помчаться по полупустым улицам уснувшего города, разгоняя темноту фарами "Газели". И уже на месте, отбросив дурные мысли и переживания, работать. Ругая коммунальщиков, которые в очередной раз решили переложить на службу спасения свою работу, пилить дерево, упавшее на трамвайные пути, и заодно чинить провода, порванные этим деревом, или, зная, что товарищ надежно страхует тебя, скользить вниз по крепкому тросу, чтобы, протиснувшись в окно, открыть дверь квартиры забывчивому или загулявшему жильцу или, орудуя тяжелым резаком или гидроразжимом, вскрывать искореженный автомобиль, чтобы дать доступ Роману или врачам "Скорой" к водителю, если тот жив, или судмедэксперту, если помощь медиков уже не нужна.

— Так и маялись почти до самого утра, а около семи — как кто-то кнопку нажал — все прошло.

— Ну вот, — неодобрительно покачала головой Светлана, — как остались вы без моего присмотра, так сразу...

Медведев не дал ей договорить:

— Нет уж, не выдумывай, никто и никогда не позволит тебе с нами "сутки" дежурить! Я первый буду против! Как муж и как командир группы! — Заметив, что жена обиделась на его резкий тон, он тут же привлек ее к себе: — Зайка, не торопись на работу, пусть Иринка хотя бы до двух лет дома с тобой побудет, а лучше — все три года с ней сиди.

— Ладно, там видно будет, — холодно ответила Света.

Она решила не спорить с Вадимом, хотя у нее по этому вопросу было несколько иное мнение. Как ни любила Света полугодовалую Иринку, но заниматься дочкой и домашним хозяйством еще два с половиной года казалось чем-то немыслимым, уже сейчас очень тянуло на работу. Хотелось возобновить занятия с ребятами, придумать для них что-нибудь новенькое, что помогло бы справляться с такими состояниями, как на прошедшем дежурстве, хотелось пообщаться с другими спасателями, узнать о новых перлах дяди Яндекса, послушать рассказы Порошина о его "боевой молодости". А еще Света соскучилась по Казану и часто представляла, как заберет его из вольера на прогулку в парк, пес будет носиться вокруг нее кругами, а потом сядет у ног и будет пытаться рассказать ей что-то о своей собачьей жизни.

Окончательно она оттаяла, когда Вадим показал ей Афину и сказал, что это подарок для Ирины на Новый год, до которого оставалось не так уж много времени — всего месяц. Он очень обрадовался, когда Светлана одобрила и его идею, и сам рисунок.

— Замечательно, Дим! — она искренне, словно видела в первый раз, восхитилась его работой.

— Ты считаешь, что Ире понравится?

— В чем ты сомневаешься?

— Ну-у, мало ли... — Вадим замялся.

— Димка, Ире всегда нравились все твои рисунки, и этот она оценит по достоинству, не сомневайся! — заверила его Света и тут же с улыбкой поинтересовалась: — А нападение муз на несчастного художника ты кому подаришь?

Медведев пришел в ужас:

— Никому!!! Меня сначала убьют эти самые музы, а потом — их мужья! Я даже показывать это никому не буду! Это для того, чтобы меня грызла совесть за то, что я хотел сделать, но так и не сделал.

Светлана рассмеялась:

— Меньшиковы тебя точно убивать не станут, Наиля тоже далеко не зашуганная восточная женщина. — Вадим удивленно взглянул на жену, но она не стала раскрывать никакие женские секреты. — А вот Ире этот рисунок показать все равно придется.

— Зачем? — вздрогнул Медведев.

— Затем, чтобы она подсказала, как убрать с него пятна от колбасы, чтобы не повредить ни бумагу, ни краску!

— Я свинья! — покаялся Вадим. — Я все порчу, пачкаю, ломаю, разбрасываю...

— Это свежее дополнение к объединенному списку?

— Угу, — кивнул Медведев и вернулся к прежней теме: — Ты считаешь, что Ире это можно показать? Что она не обидится?

— Да на что обижаться? — изумилась Светлана. — Если бы это была карикатура, то с натяжкой еще можно было бы найти повод, а тут — нормальный рисунок, чувством юмора Ира не обделена. Придираться к тому, что ты изобразил ее более фигуристой, чем на самом деле, она точно не будет, потому что, скажу тебе по секрету, Ира всегда переживала, что у нее небольшая грудь, а когда оказалось, что у нее мало молока, то...

— Ну и любите же вы, женщины, делать изо всего трагедию!

— Только мы? — насмешливо прищурилась Света.

— Не только, — Вадим покладисто согласился. — Если ты считаешь, что я ничего не исказил, а даже польстил слегка, то можешь показать эту мазню Ире.

— А мне ты польстил, — вздохнула Светлана, — очень сильно. Нарисовал газель вместо коровушки.

— Зая, ну что комплексы?! — Вадим обхватил жену, поставил перед зеркальной дверцей шкафа и несколькими отработанными движениями раздел ее, словно снял оболочку с экзотического плода. — Смотри, какая ты красивая! У тебя и раньше была чудесная грудь, а теперь она стала еще лучше! — Он ладонями осторожно приподнял тяжелые от наполнявшего их молока полушария. — Они прекрасны... Не только они, ты прекрасна с головы до ног! Подумаешь, талия стала больше на несколько сантиметров, попка потяжелела — мне так нравится ничуть не меньше, чем раньше.

Руки Вадима прошлись, ласково поглаживая, по всему телу Светы, и все могло бы закончиться, чем обычно заканчивалось в таких случаях, но в соседней комнате вдруг запищала дочка, и мама, даже не одеваясь, кинулась к ней, бросив папу в одиночестве.

Иринка проголодалась и очень обрадовалась, когда прямо перед ней оказалась полностью готовая к использованию мамина грудь, не пришлось дергать молнию или пуговицы, требуя предоставить доступ к источнику пищи. Малышка тут же присосалась к груди, занявшись насыщением и закрыв глаза, чтобы ничто не отвлекало ее от этого процесса.

Вадим на цыпочках прокрался в комнату, зажимая под мышкой папку с бумагой и держа наготове коробку с карандашами; раз не получилось заняться любовью, он займется рисованием. Усевшись прямо на пол, Медведев занялся воспроизведением классического сюжета, веками вдохновлявшего художников, и, пока Света кормила дочку, которая, опустошив одну мамину грудь, потянулась к другой, сделал несколько набросков. Иринка наелась и заснула, Светлана еще долго сидела неподвижно, держа ее на руках и следя за тем, как муж заканчивает рисунок.



* * *


Несмотря на все опасения, Ирина довольно легко согласилась с доводами Черепанова в изложении Медведева, не понадобилась даже помощь Максима, которого Вадим решил подключить к выполнению поручения.

— Да не будет Ирка отбрыкиваться, — заявил Устюгов, когда услышал о просьбе Черепанова, — пофыркает маленько для приличия, поломается и согласится. Она, конечно, ни за что не признается, но ей уже осточертело сидеть дома.

Свою роль сыграло и вмешательство Веры Дмитриевны, которая сразу же сказала, что будет заниматься с внучкой, сколько нужно и когда нужно, в чем, в общем-то, никто и не сомневался.

С нового года Ирина вышла на работу, поставив одно условие, с которым никто не стал спорить, — свободный график:

— Два дня в неделю по четыре часа, с утра, — предложила она. — Кроме пятницы.

Черепанов с Порошиным, не сговариваясь, одновременно кивнули:

— Любые дни, любое время, как вам удобно. Учебные дни для групп всегда можно передвинуть. Если хотите, для занятий можно объединить по две группы.

Ирина задумалась на секунду:

— Пожалуй, не стоит. Здесь ведь не столько теория, сколько практика, а показывать принцип работы лучше, когда полтора десятка ребят не будут толкаться вокруг одного анализатора.

— Как скажете, как скажете, — начальник подразделения и кадровик уподобились китайским болванчикам, соглашаясь со всем, что скажет Ирина.

Но без теории все же не обошлось, и первое занятие полностью было посвящено общим принципам работы анализаторов воздуха, а также освежению в памяти основ техники безопасности.

Медведев внимательно оглядел свою группу, собравшуюся в небольшой аудитории учебного центра едва ли не за полчаса до начала учебы, и не смог ни к чему придраться — рабочая форма постирана-поглажена, обувь вычищена, физиономии выбриты почти до зеркального блеска. На столе преподавателя в большом мерном цилиндре, позаимствованном в лаборатории, — большой букет роз. Это явно произвело впечатление на Иру, как и тот грохот, с которым, приветствуя ее, вскочили спасатели, становясь по стойке "смирно". Широкие улыбки при этом не предусмотрены никакими регламентами, но и сам Медведев не смог удержаться, отдавая по всей форме рапорт, который закончил совсем не уставным: "Добро пожаловать!"

Это же приветствие кто-то из ребят мелом написал на доске.

Ирина с улыбкой кивнула, здороваясь с группой, и внимательно оглядела собравшихся, задержав взгляд на Саше Суворове и Сереже Шестакове, которые заняли самый дальний стол и сейчас, похоже, хотели спрятаться под него.

"А эти кадры что здесь делают?" — безмолвный вопрос был задан Медведеву, а не "кадрам", которые умоляюще смотрели одновременно на командира и преподавательницу, рискуя заработать косоглазие.

"Ир, не гони своих пацанов, пусть учатся", — просительно улыбнулся Вадим.

"А работать кто за них будет?" — Ирина выразительно посмотрела в сторону корпуса подразделения экологической безопасности, видневшегося из окна.

Лихорадочные кивки головами означали: "Мы все сделаем! Отработаем!"

"Ну, смотрите!" — скептическое движение плечом было с общим облегчением истолковано как разрешение, и занятие пошло своим чередом.

Как всегда, обстоятельнее всех к делу подошел Антон, приготовивший для записей толстую тетрадь и несколько разноцветных ручек и карандашей. Этого он, видимо, посчитал недостаточным, потому что Медведев заметил на столе еще и телефон, включенный в режим диктофона. Сашка тоже раскрыл принесенный блокнот, но, похоже, не столько записывал то, что говорила Ирина, сколько рисовал в нем какие-то рожицы. Денис тоже обложился ручками и прилежно записывал каждое Ирино слово, чуть не высунув от усердия язык, Новоселов тоже старался не отстать от Зорина, а Середкин, по своему обыкновению рассчитывая на конспекты Антона, сонно черкался на листе бумаги, покрывая его корявыми кругами и линиями.

Слушая громкий, с металлическими нотками, голос Ирины и пытаясь успеть хоть что-то записать за ней, Медведев не без усмешки вспомнил, как славно можно было подремать под разглагольствования Демидова, который все время сбивался с темы занятия на свои любимые паранормальные явления и геопатогенные зоны. С интересом его слушали только Зорин с Меньшиковым, но последний — больше из развлечения, чем всерьез. Остальные кемарили, а Середкин так и вовсе откровенно спал, подложив под голову свернутую куртку, но Демидов, увлекшись, обычно не замечал ничего.

С Ириной этот номер не прошел бы никогда, потому что от ее внимания не ускользало ничего, даже ручка, прокатившаяся по столешнице и упавшая на пол.

— Анализаторы воздуха предназначены для контроля за состоянием почвы, воды и воздуха в случаях чрезвычайных ситуаций при химических и экологических авариях, мониторинга обстановки на пожаро— и взрывоопасных объектах. С помощью индикаторных трубок в воздухе можно определять аммиак, ацетилен, сероводород, оксиды азота и серы, всевозможные углеводороды и, кроме того, боевые отравляющие вещества, а именно — иприт, фосген, хлорциан, зарин и некоторые другие. Перечислять все не буду, а то, я смотрю, некоторые уже заснули под такую колыбельную! — Ира повысила голос, заметив, что устроившийся в углу Илья клюет носом. Спасатель вздрогнул и выпрямился, а она насмешливо добавила: — С добрым утром!

Вадим бросил на товарища выразительный взгляд, тот в ответ виновато развел руками и полез подбирать свалившуюся ручку. Медведев же удовлетворенно улыбнулся — Ира совсем не изменилась, дрессировать спасателей она будет со всей энергией, а потом придирчиво принимать зачет.

Ирина терпеливо выждала, пока Илья выберется из-под стола, и продолжила:

— Существуют и другие виды анализаторов, и работают они на иных принципах, не используя одноразовые трубки. В частности, в анализаторе ртути определяемый элемент концентрируется на золотой спирали, образуя при этом амальгаму, которая далее при нагреве разлагается. Таким способом мы можем определить очень малые содержания ртути, ничего при этом не выбрасываем и не загрязняем окружающую среду.

— Безотходная технология! А прибор снова готов к работе, — влез со своим комментарием Меньшиков.

— Правильно, — удовлетворенно кивнула Ирина. — Отжигаем спираль и делаем следующий замер. Этот же анализатор можно использовать и для анализа воды и почв, но об этом поговорим после перерыва.

Курильщики потянулись к выходу, а Ирина подошла к Саше с Сережей.

— Как я понимаю, вы не отказались от идеи стать спасателями, — нескрываемое огорчение послышалось в ее голосе. — Не радуйтесь раньше времени, я пока что не собираюсь выходить на работу, договоренность была только о лекциях в учебном центре.

— Мы знаем, Ирина Владиславовна, мы пока... Нам Вадим Дмитриевич и Николай Кронидович разрешили в учебные дни приходить на занятия, — наперебой стали объяснять Саша с Сережей. — И Иван Валентинович не возражает, чтобы мы вечером работали в лаборатории, он нам план на неделю дает, а уж когда мы что делаем, его не волнует.

— Та-ак, уже и Николая Кронидовича подключили, — вздохнула Ирина. — Все согласны, все довольны, кроме, естественно, меня.

— А в чем дело? — к разговору подключился Медведев. — Боишься, что некому будет работать у тебя в лаборатории? Так замену себе они вроде бы нашли.

— И почему я узнаю об этом в последнюю очередь и вдобавок от тебя, Вадим Дмитриевич, а не от непосредственно заинтересованных лиц?

— Я думал, ты знаешь, — пожал плечами Медведев, прикидывая на всякий случай возможные пути для отступления, если сейчас на него обрушатся громы небесные.

— Конечно, знаете! — обрадовался Саша.

— Что я знаю?

— Не что, а кого, — Сережа рискнул внести поправку.

— Ясика!

— Кого?! — Ирина не сразу сообразила, что речь идет о Суворове-самом-младшем.

У потомственного геолога Василия Александровича Суворова, тезки наоборот великого полководца, Суворова-старшего, как в сказке, было три сына. Первенец, Алексей, ровесник Ирины, не захотел продолжать династию, потому что с самого детства решил стать летчиком, учился в Иркутске, потом как военный кочевал по всей стране, дома почти не появлялся и никакой приставкой к фамилии, чтобы знакомые и друзья семьи без труда могли различать, о каком Суворове идет речь, не обзавелся. Саша был младше брата на тринадцать лет, приставка "младший" появилась, когда он поступил в Горную академию. А когда первокурсником той же академии стал третий сын Василия Александровича, Ярослав, то он автоматически стал Суворовым-самым-младшим.

Суворов-младший решил ковать железо, пока горячо, и схватился за телефон:

— Яська, бросай все и дуй ко мне на работу! — распорядился он, не спрашивая, где брат сейчас находится и чем занят. — Ирина Владиславовна хочет на тебя посмотреть!

Ясика, как звали его дома, Ирина последний раз видела несколько лет назад, когда он заканчивал школу. В ее памяти Суворов-самый-младший остался миловидным, таким же улыбчивым, как брат, мальчишкой с умилительно оттопыренными ушами и круглыми щеками, переживавшим из-за своего невысокого роста. Поэтому, когда после окончания занятий Саша подвел к ней здоровенного детину на полголовы выше себя, она в первый момент не узнала Суворова-самого-младшего.

— Ясик? — неуверенно спросила Ирина, с трудом отыскивая знакомые черты. — Не может быть...

— Он самый! — радостно сообщил Саша, толкая локтем в бок донельзя смущенного Ясика, который тщетно пытался отпихнуть брата.

— Ярослав, — осмелился поправить Ирину Суворов-самый-младший и, испугавшись собственной храбрости, отступил на шаг назад.

— Ну, здравствуй, здравствуй, Ярослав, — Ирина быстро справилась с удивлением и поманила его к себе. — Значит, это тебя Александр решил в свои преемники определить.

— Да я как бы сам, — еще больше смутился Суворов-самый-младший. — У вас в лаборатории и вообще в институте так прикольно!

— Прикольно? — переспросила Ирина, и глаза ее опасно прищурились. — Никогда бы не подумала... Расскажешь, в чем прикол?

Суворов-самый-младший вздрогнул от братского пинка и стал лихорадочно соображать, что бы такое сказать, по возможности, невинное:

— Ну-у, тут... Оборудование классное!

— Оборудование, значит, — кивнула Ирина, насмешливо рассматривая ребят: — Только я что-то не поняла, классное оно или прикольное.

— А чего нам тут сидеть? — встрепенулся Сережа, решив, что разговор начинает приобретать нехороший характер. — Пошли лучше в лабораторию, там поговорим. И чаю попьем.

— С тортиком! — поддакнул сладкоежка Саша.

Ирина кивнула, соглашаясь, и усмехнулась про себя — незамысловатая хитрость ребят не рассердила ее, а уж в стенах созданной ею лаборатории, стоило только переступить порог, она почувствовала себя совсем как дома.

Сколько времени и сил было потрачено то, чтобы наилучшим образом распорядиться выделенной площадью в сто с лишним квадратных метров! Это поначалу такое помещение казалось более чем достаточным для размещения и аналитических приборов, и вспомогательного оборудования, и современной лабораторной мебели, однако по мере того, как составлялся проект, свободное место, как шагреневая кожа, катастрофически сокращалось. Но ведь совершенно невозможно было отказаться, например, от последней модели спектрометра, который мог определять почти все элементы таблицы Менделеева, тем более что — уникальный случай! — в деньгах на оснащение лаборатории и всего подразделения Демидов ограничен не был. Ирина улыбнулась, вспомнив, каким восторгом горели глаза начальника, когда он рассказывал, какое потрясающее оборудование предлагают японские и немецкие фирмы. И просторное помещение в итоге было разделено на "закутки и захабчики" стеклянными, по настоянию Ирины, перегородками и стало казаться тесным, но функциональным и, благодаря обилию зелени, вполне уютным.

Иван Валентинович встретил ее поцелуями и комплиментами, до такой степени высокопарными и витиеватыми, что, подобно Остапу, запутался и не смог довести их до конца, а Ира заподозрила, уж не был ли начальник подразделения экологической безопасности инициатором и организатором предстоящего чаепития, во время которого он смог бы завести разговор о выходе на работу.

От этого разговора Ирина не то чтобы совсем уклонилась, но перевела его на обсуждение обыденных производственных проблем и одновременно начала дотошно расспрашивать Суворова-самого-младшего о его планах на будущее и о том, что он знает о работе в лаборатории, что умеет и как собирается совместить работу с учебой.

— На вечерний переведусь, — эту проблему Ясик не считал достойной длительного обсуждения. — Если после третьего курса, то год не теряется. А диплом здесь делать — это круто!

— Я Ярославу уже и тему для диплома по экологическому мониторингу подобрал, — Демидову Сашин брат понравился с первого взгляда, и теперь он старался "презентовать" парня его непосредственной начальнице, словно сам нашел специалиста после долгих поисков. — Для начала это будет курсовая, ну и практику этим летом можно у нас пройти.

— Во время практики я все освою, — кивнул Ясик, — а то в школе — имелась в виду Горная академия — лабораторный практикум сейчас ни о чем!

— Конечно, стоило Ирине Владиславовне оттуда уйти... — откровенным подхалимажем перебил его Саша, но был остановлен грозным взглядом.

— Только титровать научили и взвешивать, — сообщил младший брат. — Теорию, конечно, мы сдавали, так что представление об аналитике у меня есть, — гордо добавил он.

— То есть ты готов через полгода приступить к работе. Что ж, это — вариант, — задумчиво подытожила Ирина. — Я подумаю, может, и мне...

Она не договорила, потому что Демидов задохнулся от радости:

— Хотя бы на полставки!

— Зачем? Уж если выходить, то на полную, — усмехнулась Ира, прекрасно зная, какие в подразделении и лаборатории бывают авралы и как сложно, а иной раз и невозможно оставить работу на половине и спокойно уйти домой. — Но это будет возможно лишь в том случае, если я найду, куда пристроить ребенка.

Осчастливленный Иван Валентинович кивал, соглашаясь на все условия, и почти не слушал ее, мечтая о том дне, когда сможет переложить на Ирину все заботы о лаборатории, а сам вплотную займется своей книгой о геопатогенных зонах региона.



* * *


Обучение благополучно закончилось, зачет спасатели сдали без особых проблем, но пока не происходило ничего, что потребовало бы применения новых знаний. Все шло своим чередом: конец зимы-начало весны — устранение ледовых заторов и борьба с паводком, лето — поиск заблудившихся собирателей черемши, грибов и ягод. Прошедшая зима была снежной, да и наступившим летом дождей было более чем достаточно, поэтому торфяники и леса не горели, и спасатели в основном выезжали на дорожные аварии и замки.

Пожаров не было, зато на подтопления спасатели выезжали постоянно. Земля в низинах, еще по весне залитых талыми водами, не впитывала дождевую влагу, которая собиралась в довольно большие и местами глубокие озера. Когда поля превращались в заливные луга, а дороги — в реки, это грозило только потерей урожая и времени и бензина на поиск объезда, серьезные проблемы начинались, если под слоем воды оказывались улицы небольших городов и поселков. Возведенные в авральном порядке временные дамбы не всегда справлялись со своей задачей, несмотря не то, что их постоянно укрепляли и наращивали. Положение не превращалось в катастрофическое только потому, что не было прорывов плотин на крупных водохранилищах, как пару лет назад на Липовском, и уровень воды повышался не быстро. Учебные дни у спасателей, что случалось уже не раз, заменили дежурствами, но не суточными, а по принципу — как получится, как дело будет сделано.

Светлозерск начал строиться на берегу озера Светлое еще в семнадцатом веке старообрядцами, которых с обжитых мест согнала церковная реформа патриарха Никона. Окрестности озера были на редкость красивы в любое время года, само озеро славилось обилием рыбы, леса — тем, чем они и должны славиться, и село очень быстро доросло до размеров небольшого городка, впоследствии ставшего райцентром. Озеро, прославившее Светлозерск, в последние годы, после перекрытия ручья, вытекавшего из него, доставляло ему и немало забот, потому что часто выходило из берегов, подтапливая сам город и его пригороды.

Группа Медведева направлялась в Светлозерск, озадаченная предстоящей эвакуацией обитателей страусиной фермы.

— Бли-и-н! Какую дрянь только не разводят! — возмутился Середкин, когда командир ознакомил спасателей с полученным заданием. — На кой ляд они нужны? Особенно нам? Что мы будем с ними делать?

— Хозяин фермы обещал помочь, — бросил Вадим и добавил: — На месте разберемся.

Медведев хмурился всю дорогу. Новенький "КамАЗ", еще не обкатанный как следует, натужно, даже на не искушенный в этом отношении слух Вадима, завывал мотором, и мрачное лицо сидевшего за рулем Ильи подтверждало опасения командира, что с машиной что-то неладно.

— Вот "Урал" наш был — машина так машина. Настоящая... А это... Уж лучше б на "Газели" поехали, — бормотал он еле слышно себе под нос, но Вадим прекрасно слышал недовольное ворчание спасателя, и его настроение от этого отнюдь не улучшалось.

— Денька, ты чего такой смурной? — поинтересовался вдруг Меньшиков, до этого сидевший в полудреме. — Страусов не любишь?

— Не-а, — буркнул Денис и еще больше насупился.

— Ты просто не умеешь их готовить! — со смехом вынес свой вердикт Сашка.

— Очень смешно. Ха-ха-ха, — выдавил из себя Денис и хотел было притвориться, что дремлет, но тут влез Генка со своими предположениями:

— Дениска, наверное, со своей Светкой поссорился! Что, опять не дала? — ехидно спросил он.

— Да пошел ты! — вяло огрызнулся Зорин, демонстративно перебрался в дальний угол кузова и уже оттуда со злостью добавил: — Не твое собачье дело!

— Мое!!! — заржал Середкин. — Все собачьи дела — мои! Правда, Казан? — обратился он к лежавшему у него в ногах псу.

Казан приподнял голову и снова опустил ее на лапы, уронив из пасти тонкую нитку слюны. Его в машине, как всегда, укачало, а в новом "КамАЗе" мутило особенно сильно, потому что запахи свежей краски, новой резины и пластика были резкими до боли.

— А твое — кошачье! — Генка не отставал от Дениса. — Ты свою Светку по-собачьи не облизывай, а, как кошак, зубами за загривок, где поймал, там и отодрал!

Рассвирепевший Зорин начал выбираться из своего угла, Середкин довольно оскалился в предвкушении большого скандала, переходяшего в драку, но Медведев рыкнул на них, придушив конфликт в зародыше:

— Сейчас обоих из машины выкину!!!

Казан, явно страдавший от громких звуков, переполз к Антону и пристроил морду ему на ноги. Спасатель ласково потрепал пса по лохматому загривку.

— Может, не стоило его брать? — ни к кому конкретно не обращаясь, спросил Сашка. — Из машины, в любом случае, лучше не выпускать, а то мало ли, что этим индюкам-переросткам в голову придет. Я когда-то читал, что страус пинком даже льва насмерть прибить может, а тут — овчарка.

— Да ладно тебе, — Антон обиделся за пса, с которым очень сдружился после совместных поисков мальчика на полуразрушенном заводе. — Дурак он, что ли, под страусиные пинки подставляться? Спорнем, что Казан будет единственным, кого ни разу не клюнут?

— Нет уж, — отказываясь от заведомо проигрышного спора, замотал головой Меньшиков.

— Э-эх, — с сожалением вздохнул Середкин, — тут бы броник не помешал.

— Всегда "бы" мешает, — усмехнулся Антон, — все беды только от него.

В Светлозерске уже работала группа Артура Галямшина, они совместно с представителями городского УВД на лодках патрулировали подтопленные участки улиц. В районах, где уровень воды пока что позволял передвигаться пешком, спасатели института вместе с участковыми проводили обход домов, уговаривая людей эвакуироваться, потому что прогноз не обещал улучшения погоды, зависший над областью малоподвижный циклон собирался поливать ее дождем еще неделю. Однако мало кто из жителей соглашался перебраться на время к родственникам, жившим в тех районах Светлозерска, которым затопление не грозило, и уж совсем никто не соблазнился перспективой переждать ненастье и его последствия в городском пункте временного пребывания, созданном в одной из школ.

— А вам туда! — Артур, узнав о страусах, махнул рукой куда-то в сторону от озера. — Сейчас я вам провожатого организую!

Через минуту в кабину "КамАЗа" подсел сержант милиции, и вскоре машина затормозила, а вернее сказать, пришвартовалась — столько воды было вокруг — у ворот фермерского хозяйства.

Есть расхожее выражение — как мокрая курица. Стоит так сказать про кого-то, и сразу перед глазами предстает жалкое существо, уродливое и несчастное. Так вот, мокрый страус выглядит еще хуже. Пышные черно-белые перья, которые шли на плюмажи, веера и другие украшения, из-за чего этих птиц едва не уничтожили, превратились в жалкие сосульки, прилипшие к телу, что в сочетании с голыми голенастыми ногами и длинной и опять же голой шеей производило удручающее впечатление. Редкий пух на голове от влаги склеился в панковский ирокез, топорщившийся над огромными выпученными глазами и клювом, приоткрытым в подобии улыбки. В довершении всего, взгляд страуса казался взглядом существа совершенно безумного, отнюдь не безмозглого, очень хитрого, но притом абсолютно не адекватного.

При этом страус — а это был самец — не собирался никого подпускать к своему гарему. Он медленно расхаживал взад-вперед перед десятком мокрых страусих невзрачной коричневатой окраски, которые толпились в дальнем углу двора, где слой воды был чуть поменьше, иногда застывал, поджав, как цапля, одну ногу, но моментально с хриплым курлыканьем срывался с места наводить порядок, стоило кому-то из страусих хотя бы пошевелиться.

Появившихся во дворе людей страус осмотрел очень внимательно, явно подозревая, что это они виноваты в том, что земля покрыта почти полуметровым слоем воды, а теперь замышляют что-то недоброе против него самого и его самок. Каким-то образом определив главного среди приехавших, страус уставился на командира спасателей сверху вниз и хрипло зашипел, встряхивая при этом мокрыми крыльями, брызги с которых полетели во все стороны. Медведев взглянул на клюв, нависавший в тридцати сантиметрах над его головой, и подумал, что стоило бы надеть каску, а страус изогнул шею и заглянул человеку в глаза, снова зашипев при этом.

— Припадочный... — пробормотал ошарашенный таким поведением Середкин.

Страус, словно в подтверждение данной ему характеристики, запрокинул голову назад, пытаясь дотянуться затылком до собственной спины, и издал глухой стон.

— Это он вас на поединок вызывает, — объяснил фермер.

За спиной командира раздалось придушенное хихиканье Меньшикова, которое он безуспешно постарался замаскировать кашлем, и еще чье-то радостное хрюканье.

— Этого мне еще не хватало, — буркнул Медведев, прикидывая, на какое расстояние страус сможет дотянуться клювом, если выбросит его, подобно змее, в броске на всю длину шеи.

Как таких "птичек" загонять в кузов "КамАЗа", особенно если те начнут сопротивляться, Вадим представлял не очень хорошо, а когда подумал о том, что они наверняка загадят машину пометом, ему стало совсем не по себе. Начиная злиться, Медведев сбросил куртку и обмотал ею левую руку, рассчитывая таким образом обороняться от страусиного клюва.

Фермер, увидев эти манипуляции, виновато вздохнул:

— Стасик не клюется. Он лягается.

— Стасик!!! — зашелся в кашле Меньшиков.

Медведев свирепо покосился на него и взглядом, не сулившим ничего хорошего, пообещал Сашке "разбор полетов" по возвращении с вызова.

— Я сейчас попробую отвлечь его, а вы набросьте ему на голову мешок, — предложил фермер и показал страусу пучок каких-то колосьев, к которому тот заинтересованно потянулся клювом.

Генка схватил предложенный мешок и попробовал зайти сбоку, но задуманный план осуществить не удалось. Краем глаза, хотя Медведев и отвлекал его с другой стороны, страус засек движение спасателя и шарахнулся от него, чуть не сбив с ног своего хозяина. После этого страус застыл, выжидая, что будут делать противники.

— Цыпа-цыпа-цыпа, — поманил его Денис, выуживая из кармана куртки сухарь с изюмом. Угощение было принято с благосклонностью, но на расстоянии вытянутой шеи, близко угощавшего не подпустили.

— Цыпа-цыпа-цыпа...

Сухарей больше не было. Страус, обманувшись в своих ожиданиях, обдал людей фонтаном брызг и отбежал в другой конец двора. Командир спасателей и фермер переглянулись и предприняли еще одну попытку усмирить строптивую птицу, которая закончилась примерно тем же, с той лишь разницей, что Середкин, запнувшись за что-то, невидимое под слоем мутной воды, не удержался на ногах и рухнул в лужу.

— ...! На ... эта ... коррида! — ругань полетела в страуса вместе с мокрым мешком.

Страус, с интересом прислушиваясь к громким звукам, в этот момент опустил голову, и впитавшая в себя воду грубая ткань тяжелым грузом упала прямо на нее, ослепив и вогнав в ступор птицу, которую фермер тут же спеленал чем-то вроде рыболовной сети.

Казан, запертый в кабине "КамАЗа", то рычал, то надрывался от лая, наблюдая за представлением, и, похоже, обещал страусу порвать его на набивку для подушки.

Упакованного страуса в машину тащили, обмениваясь впечатлениями, Илья, Денис, Антон и Сашка:

— Тяжелый, собака! Сто кило, не меньше!

— Если не больше! Прикинь, такой лапой своей двинет!

— А неплохо его упаковали, хоть сейчас в духовку!

— Вонючий-то какой, зараза! А ты — в духовку!

— Если он в кузове нагадит, я им же пол и подотру!

Середкин, мокрый с головы до пят, шел следом и зло матерился вполголоса.

Вадим проводил процессию хмурым взглядом и обернулся к фермеру, указывая на кучку страусих:

— Что, с этими такой же цирк будет?

— Нет, что вы, девочки у меня смирные, — замотал головой фермер, стараясь убедить спасателя в том, что остальные птицы хлопот не доставят.

Медведев не поверил ему и оказался прав в своих худших предчувствиях. Страусихи стояли спокойно до тех пор, пока к ним не приближался человек с мешком. Они смотрели на него и квохтали, переглядываясь, словно спрашивали друг друга: "Там еда? Там еда?" Самая любопытная или, может, голодная попалась на удочку. Она с простодушной отвагой сунула клюв в мешок, от которого заманчиво пахло комбикормом, и тут же поплатилась за это, потому что ей немедленно замотали мешковиной голову и, не церемонясь, куда-то потащили. Товарки возмущенно заголосили вслед, недовольные подобным обращением, и перестали подпускать к себе даже хозяина.

Верховодила ими страусиха с оперением, темнее, чем у других. Она отличалась от остальных и заметно меньшими размерами, и подвижностью, и пронзительным, совсем не мелодичным голосом. Первой срываясь с места при каждом подозрительном движении, она хриплыми воплями будоражила остальных птиц, которые начинали метаться по всему двору. Пока никто из них не сбежал с фермы — можно представить, что будет, если ополоумевшие птицы начнут носиться по залитым водой улицам пригорода Светлозерска — Медведев отдал команду загнать "КамАЗ" во двор и закрыть ворота.

Казан, чуть не опрокинув Илью, выскочил из кабины, по брюхо погрузившись в воду. Но это не смутило пса, и он с громким лаем бросился к главной возмутительнице спокойствия.

— Куда?! — взвыл Генка. — Назад, скотина!!!

Казан, как это часто бывало, не прореагировал на крики Середкина, который с досадой плюнул вслед своенравному псу. А тот, буквально вынырнув из воды прямо перед носом, вернее клювом, мелкой страусихи, видимо, испугал ее своим неожиданным появлением настолько, что она села в лужу, сбив с ног Зорина, наконец-то догнавшего ее. Лихорадочно нащупывая оброненный мешок, Денис не без труда выбрался из-под мокрых перьев и обнаружил, что птица не собирается сбегать от него. Более того, она удобно, по ее мнению, устроилась на ногах спасателя, основательно придавив их. Денис дернулся, пытаясь встать, но страусиха обиженно взглянула на него, курлыкнула и уложила голову на плечо Зорина, который еще раз попытался спихнуть ее с себя. Птица не сдвинулась с места и длинной шеей обвила, как обняла, человека за плечи, чуть не опрокинув его обратно в лужу.

Казан, наблюдавший над ними, глухо заворчал, усматривая в действиях пернатой особы угрозу для человека, но не успел перейти к каким-либо активным действиям, потому что Денис вывернулся из жарких объятий и, не обращая внимания на недовольные взгляды и курлыканье, набросил таки побывавший в луже мешок на страусиную голову. После этого птица затихла и, уже не сопротивляясь, дала спеленать себя и уволочь в машину.

— Вот так с ними и надо! — заржал Середкин вслед тащившим страусиху Денису и Илье. — В мешок — и всего-то делов! Девка больше не ломается и не брыкается!

— Эх, Денька, — присоединился к нему Меньшиков, не забывший обидные насмешки Зорина, — она на тебя так смотрела, так обнимала! Ловил бы момент! А ты... Мешок! Мокрый!! На голову!!!

— Да, Зоря, пролетел ты в очередной раз! Какая красотка-то, ноги — прямо от шеи растут! Глаза — как блюдца! Ну, просто модель! А то, что любит быть сверху, это поправимо, — продолжал издеваться над Денисом Генка. — Нет, ты только представь: пуганул ее чем-нибудь, она сразу голову к земле, а ты подходишь сзади, там все натурально, пушисто, все в перьях, никакой тебе эпиляции! Или ты, Зоря, наоборот, любишь, чтобы все было лысо, гладко и скользко?

— Как у лягушки? — хохотнул Меньшиков.

— Понесло, — неодобрительно хмыкнул Илья, бросая косые взгляды на коллег.

— Придурки, — буркнул Денис, решивший не обращать внимания на похабщину.

— Хватит.

Медведев остановил веселье одним словом. Сказано это было не громко, но так веско, что не только спасатели вытянулись почти по стойке смирно. Казан, сопровождавший к машине Илью и Дениса с их ношей и время от времени порыкивавший для острастки, насторожив уши, застыл на месте. Встревоженно гомонившие страусы, которых Антон с командиром, а также фермером и его женой без особого успеха пытались загнать в угол двора, вытянули до предела шеи и начали озираться по сторонам в поисках источника звука, более всего походившего на раскаты грома приближающейся грозы.

Этот ступор, к сожалению спасателей, продлился лишь до того, как на голове одной из птиц оказался мешок. Ее сноровисто увязали в сетку, но остальные, прорвав "оцепление", снова разбежались по двору. На их поимку, мобилизовав все наличные ресурсы и силы, потратили почти час, и в конце концов из ворот фермы выехал "КамАЗ", в кузове которого копошились мокрые и грязные кучи перьев, которые, брезгливо морща нос, бдительно караулил мокрый, как ни отряхивался, и грязный Казан. Пес исправно нес службу, несмотря на то, что из-за концентрированного страусиного духа его в машине мутило сильнее, чем обычно.

Спасатели были не менее мокрыми и грязными. Никого из них в процессе поимки не пнули и не клюнули, но искупаться в мутной жиже пришлось, не исключая командира, всем, некоторым — не по разу, и на обратном пути все мысли ребят были исключительно о горячем душе. О том, что нужно будет чистить машину перед тем, как поставить ее в гараж, думать никому не хотелось.

Только к вечеру спасатели избавились от беспокойного груза, доставив его на птицефабрику, не пострадавшую от непогоды.

— Если нас еще раз вызовут эвакуировать какой-нибудь курятник, я прихвачу с собой огнемет. Проще потушить пожар, чем гоняться за ненормальными индюками, — подытожил вызов Середкин.

С ним никто спорить не стал.



* * *


Обе бабушки и прабабушка в один голос возмутились тем, что могли возникнуть какие-то сомнения, с кем оставлять Светлашку, когда мама в начале осени выйдет на работу. Вопрос о яслях закрыли в самом начале, можно сказать, задавили в зародыше. "До трех лет — ни в коем случае!" — таким было общее убеждение, поддержанное, может, не столь категорично и Машей.

Свою помощь предложила и Светлана:

— Привози к нам. В любой день, в любое время!

— Тебе своей мало? — удивилась Ирина, потому что наследница Медведевых отличалась очень деятельным характером и за ней был нужен, как говорится, глаз да глаз.

Иринке все нужно было рассмотреть, попробовать на прочность, изучить, как оно устроено изнутри. В основном это касалось игрушек, которые к годовалому возрасту исследовательницы оказались либо выпотрошены, либо разобраны на составные части. Как только она стала передвигаться самостоятельно, родители то и дело теряли ребенка в своей собственной квартире, обнаруживая дочку в самых неожиданных местах: в шкафу, под столом или под кроватью, за диваном или в кладовке. Иринка проникала везде, легко справляясь с любыми запорами. "Замки — это наследственное, от папы", — вздыхала Света, глядя на очередную настежь раскрытую дверцу и ворох вещей, которые до этого аккуратно лежали на полках или в ящиках, а теперь в беспорядке громоздились на полу. Папа лишь улыбался, потому что дочка ничего не рвала и не пачкала, даже если ей в руки попадались краски. Если же перед малышкой оказывался замок, закрытый на ключ, она застывала столбиком и подолгу стояла так молча, пока кто-нибудь из родителей не сдавался. "Посмотри, ты все это уже видела, здесь нет ничего нового", — Иринке демонстрировалось содержимое шкафа, которое она разглядывала так внимательно, словно проводила инвентаризацию.

— Ириш, совсем наоборот! — возразила Света. — Девчонки, когда вдвоем, так хорошо друг с другом играют, что можно практически не следить за ними. Честно, я в это время отдыхаю!

В общем, этот вопрос решился довольно легко, Ирину беспокоило лишь то, как дочка отнесется к ее отсутствию не на несколько часов время от времени, к чему она уже привыкла, а каждый день, с утра до вечера, не будет ли плакать, скучая по маме, не почувствует ли себя брошенной и ненужной.

Двухлетняя кроха, выслушав мамины объяснения насчет работы, с серьезным видом кивнула головой, соглашаясь оставаться с бабушкой Верой, но первую неделю Ирина едва ли не каждый час звонила домой и интересовалась у своей мамы, как там Светлашка. Вера Дмитриевна потеряла терпение уже на второй день: "Ира, успокойся! Займись, в конце концов, своей работой и меня перестань дергать! Света не доставляет и одной десятой доли того беспокойства, что бывало из-за тебя, когда ты была маленькой! Если ты мне не доверяешь, то бросай работу и сиди с ребенком дома!"

Возвращаясь после работы, Ира обнаруживала, что, благодаря маминой заботе, делать ей практически нечего: Светлашку вовремя кормили, водили гулять, укладывали спать, Лешка после лицея накормлен обедом и усажен за уроки. Более того, ее ждет готовый ужин, даже постиранное в выходные белье переглажено и лежит аккуратной стопкой, ожидая, когда его уберут на место. Вечер можно посвятить тому, чтобы помочь, если понадобится, Лешке с домашним заданием, почитать Светлашке книжку или просто отдохнуть.

Но эту спокойную и почти беспроблемную жизнь Ирина с радостью поменяла бы на ту круговерть забот, с которой она когда-то справлялась только при помощи и поддержке Сергея.

Прошло почти два с половиной года после его исчезновения, но никаких следов Томского так и не обнаружили ни спасатели, за это время проверившие в Дегтярке каждую песчинку, ни экстрасенсы, которых привозил туда Демидов, ни милиция. Один раз, когда Светлашке было уже полтора года, Ирину вызвали на опознание, но обнаруженное в осушенном Дегтярском болоте тело не принадлежало Сергею. Максим во время этой тягостной процедуры очень переживал за сестру, однако она отнеслась ко всему с поразительным хладнокровием. Минут десять Ирина внимательно рассматривала мумифицированное торфяником тело, попросила работника морга перевернуть его и в итоге отрицательно покачала головой:

— Нет, это не Сергей.

— Вы уверены? — переспросил следователь, пораженный ее выдержкой.

— Да, я уверена.

В голосе миниатюрной женщины прозвенел такой ледяной металл, что больше вопросов ей не задавали, лишь дали подписать протокол, который Ирина изучила с тщательностью, достойной прокурорской проверки.

— Ирка, ну ты даешь... — дал свою оценку Максим.

— Макс, я могла бы через две секунды сказать, что это не Сережка, но это выглядело бы не серьезно и вызвало бы дополнительные вопросы. Я знаю, что от формальностей никуда не денешься, и буду отыгрывать свою роль как положено.

На будущее Максим все же договорился со следователем, что следующую подобную находку сначала покажут ему, но никаких новостей от его коллег не было, дело периодически продлевали и, как не без оснований подозревал Устюгов, готовились закрыть.

Больше жизнь сюрпризов не преподносила, если не считать появления в институте еще одного сотрудника. Братья Суворовы несколько дней переглядывались с загадочными улыбками, но секрет свой хранили стойко, несмотря на наводящие вопросы Ирины Владиславовны, которую Суворов-самый-младший слегка побаивался. Это была, скорее, дань семейной традиции, почти что игра, а вот Людмилу, которая работала лаборанткой у Демидова еще до прихода последнего в Институт экстремальных проблем, Ярослав опасался всерьез — слишком уж откровенную охоту она открыла на младшего брата, не преуспев в аналогичном предприятии со старшим и его другом. Стоило только услышать слащавое "Славик" — и Суворов-самый-младший, работавший пока что на полставки, тут же находил себе дело вне стен аналитической лаборатории. Обычно он искал убежища у прибористов, крепко сдружившись с Костей Ершовым, а в последнее время все чаще сбегал в лабораторию экологии водных растений, где лаборанткой работала племянница Демидова — Аня, очень даже не возражавшая против таких визитов. Также она не возражала и против предложения перейти работать в аналитическую лабораторию, потому что, кроме взаимных симпатий с новым сотрудником аналитической лаборатории, при той же зарплате у нее на час сократился бы рабочий день и прибавилась неделя к отпуску.

Суворов-самый-младший, которого Аня звала Яриком, фасоня перед ней, в одиночку таскал на плече баллоны с газами, но длилось это до тех пор, пока парень случайно не попался со своей ношей на глаза Ирине Владиславовне. Нарушение правил техники безопасности не прошло даром никому, на учебу в городской центр повышения квалификации были отправлены оба Суворова, Шестаков и Костя Ершов.

Саша с Сережей попробовали отбиться от обучения, но безуспешно, потому что Ирина не стала дискутировать с ними на эту тему, а "натравила" на них Медведева.

— У вас обязательно должны быть удостоверения для работы с газовыми баллонами, — поддержал он Ирину.

— Так у нас есть! — Сережа продемонстрировал синие "корочки". — И даже не просроченные.

Вадим изучил записи в удостоверении, подтверждающем право работы с "сосудами, находящимися под давлением":

— Будут просроченными. Уже через три месяца.

— Вот через три месяца и пойдем на эти курсы, — предложил Саша.

— Через три месяца у вас, может, других забот выше крыши будет, — усмехнулся Медведев.

Ребята, не веря тому, что только что услышали, переглянулись:

— Вадим Дмитриевич!

— Точных сроков не знаю, но приказ на вас уже готовится. После Нового года пройдете медкомиссию, ну а там, если со стороны медиков претензий не будет, распрощаетесь со своими пробирками. Если не передумаете, конечно.

Медведева тут же обожгли недоуменно-возмущенные взгляды.

"Не передумают!" — улыбнулся он про себя.

— Не передумают, — вздохнула Ирина, когда Вадим пересказал ей этот разговор. — Они ж во сне видят, как будут с твоими дежурить. Но имей в виду, — она погрозила Медведеву пальцем, — Ясика ты не получишь никогда!

А загадочность улыбок братьев в один из дней достигла своего максимума, и Ирина не выдержала:

— Так! Колитесь! Что задумали?

— Завтра, Ирина Владиславовна! — Саша даже зажмурился. — Можно завтра?

— Ох, обошлись бы вы без сюрпризов, — Ирина с подозрением посмотрела на ребят. — Приятных в последнее время я что-то не припомню.

— Что вы! — братья почти обиделись. — Все нормально! Просто... Ну, завтра — уже наверняка!

Сережа сделал вид, что ничего не знает, но Ирина не поверила его кристально честному взгляду. Она решила отложить эту проблему назавтра и забыла о ней, потому что и других забот было предостаточно. С утра никаких неожиданностей не случилось, а вскоре после обеденного перерыва раздался стук в застекленную перегородку, отделявшую ее кабинет от общего зала лаборатории.

— Есть кто дома? — спросил кто-то смутно знакомым голосом.

Ирина отвлеклась от составления служебной записки и...

Если Ясика она узнала не сразу, потому что тот очень сильно изменился, то на Алексея она в полном недоумении смотрела не меньше минуты, потому что никак не ожидала увидеть старшего из братьев Суворовых.

Он выглядел почти так же, как десять лет назад, все так же был потрясающе красив, разве только из взгляда пропала неизменная улыбка, а около рта появились жесткие складки, нисколько не портившие его. Но настороженность сразу же сменилась улыбкой, стоило Ирине признать его и вспомнить старое прозвище:

— Лекс! Ты здесь откуда взялся?

— Да вот, работаю здесь, — Алексей пожал плечами.

Ира вскочила с кресла:

— Кем? Где именно? Давно? Почему?.. Где эти паршивцы? — посыпался град вопросов, адресованных не только старому знакомому, можно сказать, другу детства, но и братьям, наблюдавшим за происходившим из относительно безопасного места за стеклянным шкафом с химической посудой. — Да я вас за такие сюрпризы!!!

Но последние слова сопровождались улыбкой, и "паршивцы" выбрались из своего убежища:

— Чай мы уже ставим!

Старший из братьев Суворовых был в буквальном смысле загнан в угол между сейфом и письменным столом и сбивчиво отвечал на вопросы Ирины, одновременно разглядывая ее:

— Да по специальности я устроился, вертолеты ваши буду в порядке содержать... Обидно — такая техника, а в никуда не годном состоянии! Сегодня первый день, как вышел... Да к вам, как на "почтовый ящик", устраиваешься... Три месяца то одна анкета, то другая, то вообще не пойми какая хрень! У родителей живу, где ж еще? Какое жилье? Ты что, смеешься? Я ж по здоровью в отставку ушел, мне никакое жилье не положено... А ты? Слушай, ты классно выглядишь! Ну, я, в общем-то, знаю... Но хотел бы от тебя услышать...

На столе за короткое время материализовались заранее купленный Сашей торт и конфеты, нарезался тонкими кружками лимон, появились чашки.

Алексей попробовал было отказаться:

— Слушайте, давайте в другой раз. Мне неудобно — в первый же день пошел на обед и пропал с концами.

— У тебя есть оправдание, — предложил Саша, — заблудился. Первый рабочий день; на территории института, а она не маленькая, еще не ориентируешься.

Алексей чуть не онемел от такого заявления:

— Я?.. Заблудился?..

— Прекрасная у тебя фантазия, однако, — усмехнулась Ирина, пристально глядя на Сашу, — нужно будет предупредить Вадима Дмитриевича о твоих креативных способностях.

Суворов-младший, услышав это, замотал головой.

— Понятно. Хочешь, чтобы он самостоятельно их обнаружил? Ну-ну... — неодобрительно протянула Ирина.

Алексей с интересом рассматривал брата, словно прикидывая, как можно в мирных целях применить обнаружившиеся у того способности, когда в лабораторию заглянула Аня. Она сначала смутилась и под предлогом занятости начала отказываться от чая, но, стоило Алексею улыбнуться, как девушка забыла о том, что у нее много работы, и присоединилась к компании. Через несколько минут она уже кокетничала с новым сотрудником, не обращая внимания на недовольный вид своего Ярика, на который тут же заметила появившаяся в лаборатории Людмила.

— Славик! Я на тебя обижусь! — поджав губы, она пододвинула к столу свободный табурет и пошла в атаку. — Во-первых, ты не принес мне со склада кислоту, во-вторых, не достал бумагу, в-третьих...

Старший из братьев понял, что нужно спасать самого младшего, и улыбнулся, нагловато, но обаятельно:

— В-третьих, он не предложил тебе чаю. Салага! Кто и чему тебя учит? Дай чистую чашку! Я сам поухаживаю за дамой.

Последние слова были сказаны с едва уловимой иронией, переходящей в издевку, которую Людмила явно не уловила, потому что, услышав их, расплылась в довольной улыбке.

— Если, конечно, хозяйка не против, — добавил Алексей.

Хозяйка не возражала, с интересом наблюдая за развитием ситуации.

Алексей улыбнулся, пристально посмотрел в глаза охотнице, в одночасье превратившейся в добычу, а затем прошелся по ее фигуре раздевающим взглядом, который Людмиле оскорбительным не показался. Она, будто бы устраиваясь удобнее на высоком лабораторном табурете, изогнулась так, чтобы продемонстрировать все свои вполне весомые достоинства, и смерила худенькую Аню победным взглядом: "Куда ты лезешь, малявка?" Прежняя жертва, к откровенной радости последней, была, конечно же, если и не забыта, то задвинута куда-то в очень-очень дальний угол.

Ира усмехнулась про себя, предчувствуя оживление институтской жизни. За Алексеем еще в школьные годы толпами бегали влюбленные в него девчонки, временами превращая жизнь парня в сущий ад. Подрались на дискотеке, не поделив его, две восьмиклассницы — виноват Суворов; одноклассница, забросив учебу, караулит почти круглосуточно у подъезда — виноват Суворов; ушла из дома из-за неразделенной любви десятиклассница — опять виноват Суворов, опять его родителей вызывают в школу и обвиняют их и Алексея во всевозможных грехах. "Что вырастет из вашего сына? Кем он станет?" — патетически вопрошала директор, всем своим видом показывая, что от молодого человека с такой внешностью она не ждет ничего хорошего.

"Интересно, кто над Лексом начальник?" — Ирина чуть не расхохоталась в голос, когда представила себе, как Черепанов на пару с Порошиным вызывают Василия Александровича и начинают жаловаться на поведение его сына. "А поводы будут!" — в этом она не сомневалась ни секунды, поглядывая поверх чашки на старого знакомого.

Людмила оказалась первой в рядах трофеев инженера-авиатехника, как и предполагала Ирина, и далеко не единственной. Он с легкостью мог обаять кого угодно, чем и пользовался в производственных и личных целях, в основном, в отделе снабжения и поликлинике. Порошин, сравнивая его с Медведевым, только недоуменно качал головой, потому что командир первой группы — до известных всем событий — казался сама скромность и невинность в сравнении с новым сотрудником, но никаких претензий последнему Виктор Елисеевич предъявить не мог, потому что "пострадавших" не было, никто на него не жаловался.

Однако очень скоро сам Алексей почувствовал себя ценной дичью, на которую объявлена загонная охота. С ним заигрывала, отпуская двусмысленные шуточки, грозный главбух Анна Соломоновна, даже секретарь Раиса Николаевна, перед которой трепетали не только директор, но и Черепанов, кокетливо улыбалась старшему из братьев Суворовых и при каждом удобном случае угощала его домашним печеньем и своим весьма объемистым обаянием. В ангар, где Алексей методично перебирал начинку винтокрылых машин, постоянно заглядывали сотрудницы разных подразделений, в том числе и тех, которые не имели никакого отношения ни к авиатехнике, ни к закупке комплектующих и расходных материалов для нее, и под разными предлогами старались задержаться как можно дольше, хотя обстановка там была отнюдь не романтической — одна вонь, именно вонь, а не запах, смазочных масел, керосина и других нефтепродуктов, как правило, вынуждала к бегству непривычного человека. Но гостьи держались стойко и не уходили, когда все темы для разговора были исчерпаны, а Алексей возвращался к оставленной работе. По их мнению, стоило перетерпеть нефтяные испарения, ведь что бы ни делал техник — монтировал в вертолет какие-то блоки, прокручивал лопасти винта или вытирал ветошью запачканные смазкой руки — все это выглядело до невозможности эротично.

Алексея караулили около ангара, столовой, поликлиники, вызывая его усмешки: "Меня не провожают только в туалет!" Кто-то обнаружил, что в любую погоду он занимается по утрам замысловатой восточной гимнастикой в дальнем углу парка, и очень скоро там стала собираться группа поклонниц, которым не лень было приезжать на работу на полтора часа раньше, лишь бы насладиться лицезрением предмета своего обожания. Там, и правда, было на что посмотреть — поджарое гибкое тело не бугрилось искусственно накачанными мускулами и демонстрировало свои возможности, чередуя плавные и медленные движения со настолько быстрыми и резкими, что их с трудом улавливал глаз наблюдателя, и замирая по окончании в замысловатом положении, каждый раз новом. Иногда в руках оказывался длинный, метра полтора, шест, который использовался и в качестве имитации оружия, и в качестве гимнастического снаряда. Затаив дыхание, девушки смотрели, как, с силой воткнув шест в рыхлую землю, Алексей застывал в горизонтальном положении, словно земное притяжение не действовало на него. И снова статичная поза сменялась своеобразным подобием танца, гипнотически действовавшего на тех, кто его видел.

— Девочки, а ведь он похож на эльфа! — озарило однажды кого-то.

Приоритет этого открытия оспаривали многие, но никто не возражал против такого сравнения, и прозвище прочно закрепилось за старшим из братьев Суворовых, причем не только среди женской части коллектива. Когда и как Алексей о нем узнал, неизвестно, но отнесся к нему скорее благосклонно и начал методично культивировать те черты, которые дали повод называть его так. Прежде всего, он решил отпустить волосы, такие же светло-русые, как и у его братьев, но казавшиеся платиновыми из-за обильной седины, и напустил столько ледяной надменности в манеру общаться с поклонницами, что казалось странным, как они не покрываются инеем. Но холодные взгляды и высокомерные улыбки не отпугивали никого. Даже казарменный юмор, никак не соответствовавший образу, но применявшийся в качестве последнего средства обороны, не помогал, ряды охотниц не редели, а множились.

Спасался от них Алексей чаще всего у Ирины, которая могла без лишних церемоний выгнать любую из девиц. Стоило только ему заглянуть в лабораторию, как и Людмила тут же загружалась срочной работой. Перечить начальнице она не решалась и, злобно зыркая в сторону стеклянной загородки, где у Ирины был небольшой кабинет, вымещала обиду на всех, кто попадался на глаза. Ярослав в таких случаях сбегал к Ане, ну а Саша с Сережей лишь посмеивались над расстроенными чувствами Людмилы, которая мечтала отомстить им всем, и вот в один прекрасный день наконец представился походящий, по ее мнению, случай.

Дистиллированную воду гнали в столитровую пластиковую бочку, а уже из нее разливали по двадцатилитровым стеклянным бутылям, в которых в лабораторию привозили кислоты. Бутыль ставилась на высокую, метра полтора, полку около мойки, и в нее опускался сифон, сделанный из полипропиленовых трубок и силиконового шланга с зажимом на конце. Намного удобнее были бутыли специальной формы, у которых внизу, чуть выше дна, было отверстие, заканчивающееся горловиной, такой же, как сверху, но немного меньшего диаметра. В нижнюю горловину забивалась резиновая пробка со вставленным в нее шлангом, куда вода поступала самотеком, и не нужно было каждый раз предварительно наполнять сифон. Ребята, заменив бутыль, заполняли сифон попросту, захватив трубку губами и втягивая в себя воздух и, под конец, дистиллированную воду. Ирина, когда заставала их за этим занятием, всегда ругалась: "Опять все обслюнявили!"

Бутылей с нижней горловиной было всего две, причем у одной пробка держалась плохо, временами вылетая под давлением воды, поэтому ее никогда не заполняли больше, чем на половину, пометив стеклографом критический уровень.

— Сашечка, — Людмила как-то подозвала Суворова-младшего, — тебе не кажется, что эту бутыль стоит помыть? Тут, по-моему, не только водоросли скоро заведутся, а как бы не лягушки!

Саша внимательно изучил зеленые пятнышки на стекле. Он не посчитал их сколько-нибудь подозрительными, но спорить с Людмилой не стал, утащил бутыль в мойку и тщательно вымыл ее изнутри. Сомнительные крапинки никуда не исчезли, и тогда Саша, чтобы к нему больше не приставали, отдраил с содой и наружную поверхность, не обратив при этом внимания, что стер черту, выше которой воду наливать не следовало. Людмила же сразу заметила, что синяя полоска с бутыли пропала, но ничего об этом не сказала ни Саше, ни кому-либо другому.

Через день исчезновение отметки заметил Сережа в тот самый момент, когда Людмила попросила принести ей воду, и у него тут же созрел план.

— Санек, пора бы нашего малька окрестить, — обратился он к другу и подставил пустую бутыль под кран бочки с дистиллятом.

Саша кивнул, особо не вдумываясь в то, что сказал Шестаков, и потянулся за стеклографом:

— Погоди! Нужно черкнуть уровень, а то я...

— Не нужно, — перебила его Людмила и повторила с нажимом: — Не нужно!

— А...

И тут до Саши дошло, что задумал Сережа и с ходу подхватила Людмила.

— Яська! — тут же позвал он младшего брата, который был занят тем, что показывал Ане новый компьютер. — Подь сюда! Воду разлить нужно!

Ярослав с видимой неохотой оторвался от своего занятия и, прихватив пару пустых бутылей, направился в закуток, громко называвшийся дистилляторной.

— Оставь их на мойке! — шуганула его оттуда лаборантка. — Здесь и так уже не повернуться от этой стеклотары!

Суворов-самый-младший недовольно дернул плечом, но послушался. Бочком он протиснулся к бочке и подставил под кран ближайшую пустую бутыль, ту самую, со стертой меткой. Когда она наполнилась примерно на половину объема, Ярослав хотел подставить другую, но Саша остановил его:

— Лей полную!

— Да, — поддержала его Людмила, — зачем десять раз туда-сюда бегать?

Ярослав, не увидев указатель уровня, не стал с ними спорить и налил бутыль почти доверху.

— Ты мне ее поставь прямо сейчас, — распорядилась Людмила, — а остальные потом заполнишь.

За всеми манипуляциями с бутылью внимательно следили три пары глаз, но ничего не произошло, даже когда ее подняли сначала на стол, а затем — на полку около мойки. Пробка держалась плотно и выскакивать не собиралась. Разочарованный в своих ожиданиях Сережа проверил аналогичную бутыль и убедился, что принесли они именно ту, что хотели.

Это подтвердилось и реакцией Ирины, которая, увидев бутыль заполненной доверху, хотела уже сделать ребятам выговор, но Саша с Сережей за спиной Суворова-самого-младшего изобразили такую забавную пантомиму, умоляя ее молчать, что она поддалась на их уговоры, не совсем, правда, уразумев, что затеяли друзья.

Подходило время обеденного перерыва, а пробка держалась, как приклеенная. Людмила время от времени брала воду для своей работы, очень осторожно подходя сбоку, чтобы не попасть под струю воды, если пробку все-таки выбьет, и израсходовала уже примерно треть, еще немного — и задуманная каверза не удастся в принципе.

Мимо бутыли не по разу прошли все, в том числе Иван Валентинович с Костей Ершовым, решившие обсудить с Ириной график поверки измерительного оборудования непосредственно в помещении, где это оборудование располагалось. Пробка стояла насмерть, и Шестаков уже махнул рукой на задуманную проделку и почти забыл о ней, озадаченный перспективой снятия манометров с газовых баллонов и препирательств о сроках проведения поверки с городским центром стандартизации и метрологии. Он на секунду приостановился прямо перед бутылью и...

И в этот момент пробка вылетела, и тугая струя воды ударила прямо в грудь Сереже. Саша, стоявший чуть сбоку, постарался рукой зажать отверстие, но сделал это так неудачно, что брызги веером полетели ему прямо в глаза и как следует вымочили работавшую рядом Людмилу. Суворов-младший зажмурился и от неожиданности даже присел, а мгновенно вымокший Шестаков остолбенел от подобного коварства пробки.

Суворов-самый-младший, на которого не попало ни капли, шарахнулся в сторону, опрокинув высокий деревянный табурет и едва не сбив с ног Аню.

"Ярик!" — в испуге чуть слышно пискнула она, отскакивая прямо в объятия старшего из братьев Суворовых, заглянувшего в лабораторию с намерением пойти на обед вместе с Ириной. "Извините!" — получилось у нее уже совсем беззвучно.

Ирина, только что появившаяся в общем зале почти под ручку с начальником подразделения, оторопев, что на нее было совсем не похоже, застыла, явно раздираемая противоположными желаниями рассердиться и расхохотаться, — настолько забавным было зрелище. С приоткрытым от растерянности ртом она сама выглядела достаточно комично, и тут в наступившей тишине случилось то, чего никто не ожидал. Демидов начал ржать. Интеллигентнейший, застенчивый, вечно витающий в облаках Иван Валентинович уронил очки, не глядя плюхнулся на ближайший стул и стал не смеяться, не хохотать, а утробно ржать — как загулявший моряк в портовом кабаке, услышавший какой-нибудь непотребный анекдот.

Через секунду хохотали уже все, кроме Людмилы, которая, смертельно обидевшись на весь белый свет, бросилась в туалет приводить в порядок размокшую косметику.



* * *


Февраль заканчивался пятницей, и эта пятница была для Сережи Шестакова и Саши Суворова последним днем работы в лаборатории подразделения экологической безопасности, в понедельник их получал в свое распоряжение Медведев.

— Ну что, кадеты, — Вадим заглянул в лабораторию сразу после обеденного перерыва, — в понедельник узнаете, где раки зимуют. Игрушки с пряниками закончились, начинается работа.

"Кадеты", застигнутые за нарезанием торта, вытянулись в струнку и прилежно изобразили поедание начальника глазами. Медведев, стараясь не рассмеяться, чтобы не испортить представление, сделал особо зверское лицо, но продолжения пантомимы не последовало.

— Вадим Дмитриевич, мне кажется, ты несколько превышаешь свои полномочия. Пока что этими сотрудниками командую я, — категорическим тоном заявила Ирина, никому не дав в полной мере продемонстрировать свои актерские способности. — Лучше садись, вместе с нами чайку попей, — гораздо мягче добавила она.

— Да, Вадим Дмитриевич, присоединяйтесь! — хором пригласили своего командира Саша с Сережей.

— Спасибо, — коротко улыбнулся Медведев и развел руками: — Я бы с удовольствием, да некогда, дел — выше крыши. Только на минутку к вам заглянул, хочу проверить, чем вы тут занимаетесь.

Он преувеличенно сурово посмотрел на присутствующих, что не могло не вызвать ответные улыбки. Но тут взгляд Медведева упал на старшего из братьев Суворовых, сидевшего за столом рядом с Ириной, и построжел уже не в шутку.

Вадим сам не мог понять причину своего неприязненного отношения к Алексею Суворову. По работе они никак не взаимодействовали; Денис интересовался вертолетами, как и любыми машинами, но не в ущерб основной деятельности. Меньшиков, Медведев знал это от самого Сашки, довольно тесно общался с авиатехником на почве увлечения йогой и другими восточными оздоровительными системами, но тоже делал это в свое личное время, часто задерживаясь после "суток".

Ревновать к тому, что Эльф отобрал у него пальму первенства в том, что касается отношений с противоположным полом... Нет, если бы Вадиму сказали что-нибудь в этом роде, он лишь посмеялся бы, хотя, конечно, в свое время подобная репутация льстила его мужскому самолюбию.

Пожалуй, дело все-таки было в отношениях между Ириной и Лексом, несмотря на то, что в этих отношениях никто не нашел бы ничего предосудительного ни с какой точки зрения. Ну что с того, что они вместе ходят обедать? Что Алексей в их столовой ведет себя, как в дорогом ресторане, галантно ухаживая за своей дамой, чем вызывает бешеную зависть к Ирине большей части женского коллектива института? Это вообще без всяких натяжек объяснялось вполне естественным желанием поесть спокойно, не тратя лишних сил на настырных поклонниц.

Но что-то неприятно царапало Медведева, когда он видел Иру, беззаботно болтающую со старшим из братьев Суворовых, смеющуюся вместе с ним над нелепым объявлением, увиденным в бесплатной рекламной газете, или фотографией, скачанной из Интернета. Вот и сейчас Вадим недовольно покосился на красавца авиатехника и с трудом подавил желание принять-таки участие в чаепитии и, нахально втиснувшись между Лексом и Ириной, по-родственному дерзнуть приобнять ее.

Он покачал головой, снова отказываясь от чая, резко развернулся и уже вышел в коридор, когда услышал вдогонку:

— А Иринкины вещи ты мне не принес?

— Они... Они у меня в машине, — по лицу Вадима было понятно, что он напрочь забыл о сумке, которую собрала загрипповавшая Светлана, когда решила отправить дочку подальше от инфекции на все выходные на дачу к Ириным родителям. — Я думал их тебе в конце дня отдать, что они тут у тебя лежать будут. У вас и так тесно, зачем...

— Слушай, не выкручивайся, — оборвала его Ирина. — Скажи просто, что забыл. Я ведь понимаю, что ты не просто так в свой выходной на работе торчишь.

— Ира, какая же ты мудрая женщина! — искренне восхитился Медведев. — В пять я буду ждать тебя у твоей машины.

— В четыре! Сегодня же пятница! И с вещами! — с усмешкой уточнила Ира. — Я заберу вечером девчонок и отвезу вместе с бабушкой к своим. В семь мы уже будем на даче, оттуда позвоню Свете.

— С вещами, в четыре, у твоей машины, — кивнул Вадим, виновато глядя на троюродную сестру. — Так точно, товарищ командир!

Ирина проводила взглядом высокую фигуру командира первой группы: "Все бегом, все сам... Могу поспорить с кем угодно и на что угодно, что на обед сегодня не ходил. И утром вряд ли что-то ел, если ничего с вечера не осталось... Похудел... И заметно... Самый настоящий "лось пожарный", как Лешка говорит. Вдруг снова язва открылась? Неужели Светлана ничего не замечает? Или считает, что все в рамках нормы?"

Еще раз в этот день Вадим столкнулся с Лексом, когда принес сумку с дочкиными вещами. Медведев подошел на стоянку как раз в тот момент, когда старший из братьев Суворовых под Ириным руководством укладывал в багажник ее машины пакеты с продуктами. Решив проигнорировать неожиданного помощника, Вадим без лишних слов отодвинул один из пакетов и поставил рядом с ним свою сумку.

— Вот, — буркнул он, недовольно косясь на иронично усмехавшегося Лекса, — вещей здесь, по-моему, не на два дня, а на два месяца. Не понимаю, зачем столько.

— Света решила, что часть неплохо бы оставить на даче, чтобы не возить каждый раз туда-сюда. Сейчас еще и мои мама с бабушкой добавят, надеюсь, они помнят, что у меня не грузовик, — Ира всего несколькими словами, сопровождавшимися чуть усталой улыбкой, развеяла его сомнения.

Медведев пожал плечами, даже и не думая оспаривать решение жены, и, будучи не в состоянии придумать какой-либо предлог, чтобы остаться с Ириной на стоянке, сказать что-то доброе о ребятах, которых он "переманил" к себе, направился к выходу.

Ире он тоже хотел сказать что-нибудь, что подняло бы ей настроение, потому что видел, как она расстроена их уходом и, может быть, еще чем-то. А при авиатехнике Вадим ни о чем, как ему казалось, личном говорить не хотел. Он ожег Эльфа неласковым взглядом, получив в ответ волну надменного холода, и ушел, оглядываясь назад через каждые пять шагов. Закончилось "отступление" тем, что Вадим запнулся за выбоину в бетоне, едва не упав, и стал после этого смотреть под ноги, а не на Иру.

Алексей с легким недоумением посмотрел ему вслед и вдруг предложил:

— Давай, я отвезу тебя с девчонками в Сухой Лог, — и, предупреждая ее вопрос, он тут же добавил: — Завтра мне по-любому нужно будет сюда приехать, так что сбегу сегодня пораньше, все равно настроение нерабочее.

— У меня тоже, — вздохнула Ира, кивком принимая его предложение, — и рада за ребят, что они добились своего, и, знаешь, немного досадно, что столько в них было вложено, а в итоге получилось, что все впустую.

— Яську, чтобы не сбежал по следам братца, прикую к прибору, — пошутил Лекс, — ты только скажи, к какому лучше. Аргоновой сваркой приварю!

— Если только аргоновой... — невесело улыбнулась Ирина и поймала в зеркале взгляд водителя: — Скажи честно, тебя что-то могло остановить, когда ты решил пойти в летное училище? Родители ведь не смогли!

— Да они особо и не препятствовали, это дед сильно возмущался, что я династию продолжать не хочу. А я уперся, что и без меня есть кому геологией заниматься, мне она нафиг не нужна, — улыбка на лице Алексея пропала, как выцвела. — Не знаю, как ты, а я в детстве очень переживал, что почти не вижу родителей из-за их работы — то они в Монголии, то в Иране, то в Афганистане, но даже если не заграницей, то полгода у них полевой сезон со всеми вытекающими. Одноклассники в летние каникулы хотя бы на месяц уезжали отдыхать вместе с родителями, пусть даже в какой-нибудь местный дом отдыха или на турбазу, а у меня все было известно раз и навсегда — три смены от звонка до звонка в нашей "Искорке", будь она неладна! Я ведь и тебе завидовал, дико, в младших классах чуть не до слез, когда ты после каникул рассказывала, как вы с мамой ездили, например, в Ленинград или в Москву или всей семьей на море!

— Мама с отцом "в поле" почти не ездила, только по молодости, пока Пашка не родился, — чуть виновато ответила Ирина, не ожидавшая такой эмоциональной вспышки от друга детства, и тут же рассердилась: — А вообще, Лекс, не травил бы душу! У меня у самой ребенок на бабушек брошен! Я ведь уже сейчас иногда со страхом думаю, что когда-нибудь Светлашка выскажет мне примерно то же самое, что ты сейчас сказал! Типа, тебе, мама, работа была важнее, чем семья!

— Ладно, Ира, проехали, — примирительно улыбнулся Алексей, — не накручивай себя. Тут не знаешь, что завтра будет, а ты на десяток лет вперед забежала.

Ирина улыбнулась в ответ, и оставшуюся дорогу до дома ее родителей они старательно избегали тем, которые могли бы оказаться болезненными для кого-либо из них. А потом инициативу в разговоре перехватила мама, тем более что Ирина почти всю дорогу была занята не в меру расшалившимися дочкой и племянницей. Она только изредка поглядывала на точеный профиль Лекса и каждый раз непроизвольно думала: "Ведь красив же, черт! До безобразия! Хоть сейчас на экран! А отношения, если и заводит, то обычно с самыми невзрачными девчонками института, которые к нему и подойти-то боятся! И с каждой месяц, не больше, а потом его с другой видят. Перебирает... Кого-то ищет? Или просто развлекается?"

Вопрос, который она, скорее всего, не решилась бы задать Лексу никогда, задала ее мама:

— Алеша, что никак не женишься? Неужели никто тебе не нравится? Пора бы уже родителей внуками порадовать!

Алексей ожидаемо для Ирины отшутился:

— Молодой еще! Вот когда эти невесты подрастут, — он обернулся и подмигнул девчонкам, — тогда и поговорим.

Светлашка на его слова не обратила никакого внимания, зато Иринка оценивающе посмотрела на Лекса и очень серьезно пообещала детским голоском, совсем не соответствовавшим интонации:

— Поговорим.

Уже на обратном пути Алексей, видимо, вспомнив эти слова, улыбнулся:

— Забавная девчушка. И на тебя здорово походит.

— На своего отца, — поправила его Ирина, — но порода, действительно, наша — Данилиных.

— Твоя тоже на отца похожа?

Ира молча кивнула, ожидая дальнейших расспросов, но Лекс перевел разговор на разные пустяки и очень быстро довез ее до дома.

— Ну, вот и приехали, сударыня, — улыбнулся он, — позвольте откланяться.

— Не позволю, сударь, — в тон ему ответила Ирина, — окажите честь этому дому, откушайте чаю с яблочным пирогом.

Алексей не удержался и коротко хохотнул, испортив светский диалог:

— Спасибо, Ириш, с удовольствием, но не сегодня, — он искоса бросил взор на окна ее квартиры и повторил: — Как-нибудь в другой раз.

Ирина проводила его взглядом и осмотрела свои окна; слабо светилось окно кухни, а в Лешкиной комнате горела настольная лампа, яркий блик которой просвечивал сквозь тюль. "Занимаются, — мелькнула одобрительная мысль. — Или Ксюша уже ушла? Нет, если Леша пошел ее провожать, он свет бы не оставил. Сидят, готовятся... Поели что-нибудь, или Ксюша опять отказалась?"

Сквозь квартирную дверь доносилась довольно громкое уханье ритмичной музыки, смешанное с приглушенными визгами.

"Та-ак... Занимаются... — Благодушие развеялось почти без следа. — Интересно, чем? — Ирина тут же сама ответила на свой вопрос: — Телевизором..."

Когда дверь открылась, в мешанине звуков можно стало опознать "Болеро" Равеля, к которому добавлялись вопли то ли каких-то мультипликационных героев, то ли компьютерных монстров, уничтожаемых особо зверскими способами. На звук открывшейся двери никто не прореагировал, ни телевизор, ни музыку не приглушил, что окончательно стерло радужный настрой и впрыснуло в кровь неплохую порцию адреналина. Нет, она не собиралась врываться в Лешкину комнату разъяренной фурией и устраивать скандал, но пара-тройка не слишком приятных минут, а также придирчивая проверка знаний по тригонометрии была тому гарантирована.

Дверь в комнату была закрыта едва ли на половину, и Ирина, проходя мимо, практически одновременно услышала прерывистые стоны, различимые даже на фоне царившей там какофонии, и увидела на полу два переплетенных нагих тела. Оцепенев и ничего не соображая, Ирина несколько мгновений стояла в коридоре, глядя на Лешку с Ксюшей, которые не замечали ничего вокруг себя, а потом на подгибающихся ногах, держась за стенку, добрела до кухни. Там она опустилась на табурет и замерла. В голове была пустота, потому что все мысли в смятении куда-то разбежались. Звуки, доносившиеся до нее, воссоздавали перед глазами только что увиденную картину. Короткий вскрик почти совпал с последними аккордами музыки, а через мгновение зазвучала знакомая Ирине индийская мелодия, которую Светлана использовала на сеансах психологической разгрузки спасателей. Звуки ситара и еще каких-то инструментов сливались со звоном колокольчиков и расслабляли тело, вызывая блаженную истому.

"Нет, каков?! Как он смог уговорить девочку на это?! Все продумал, поганец!!! Тут тебе и музыка, и... Неужели напоил ее?! Чем? — В голове мелькали картины, одна ужаснее другой. — Или что похуже? Чем-то обкурились оба и... — Она принюхалась, но не ощутила никаких подозрительных запахов. — Нет, не может быть... Господи, какой негодяй! Как теперь смотреть в глаза девочке? А ее родителям? Немедленно перевести в другую школу! Мерзавец!!! — Ирининому возмущению не было предела, к тому же она осознала перспективу объяснений с Ксюшиными родителями. — Стыд-то какой! Дай бог, чтобы они не заявили в милицию!.. А если бы Лекс не отказался от чая?! И все это увидел?!"

Поток панических мыслей был прерван счастливым смехом, донесшимся из комнаты, затем раздалось шлепанье босых ног по полу, и через секунду Ирина, сидевшая напротив открытой кухонной двери, увидела абсолютно счастливого и абсолютно голого Лешку, несшего на руках такую же счастливую и голую Ксюшу. Они, судя по всему, были совершенно довольны друг другом и упоенно целовались, поэтому Ирину заметили не сразу, а только когда Лешка, не найдя выключатель ванной на ощупь, повернул голову в сторону кухни.

— Ой!

Ксюша мгновенно соскочила на пол, а Лешка шагнул вперед, загородив собой девушку, и без малейшего испуга или хотя бы замешательства впился взглядом в Ирину, ожидая от нее каких-то слов или действий. "Ну, что скажете, милый друг маменька?" — она словно прочитала по ехидным зеленым глазам не высказанное вслух.

"Наглец!!!" — Ирина поняла, что ни в коем случае нельзя поддаваться на эту чистой воды провокацию, но чувство, очень близкое к бешенству, так просто прогнать не получалось. Она с холодным недоумением, стараясь успокоиться, разглядывала не слишком смущенную ее присутствием парочку. "Хоть бы прикрылся, тварь бесстыжая!" — молча смерив Лешку ледяным, нарочито оценивающим взглядом зрелой женщины, который парень выдержал на удивление спокойно, Ирина не могла не отметить, что перед ней стоит не подросток и даже не юноша, а вполне сформировавшийся молодой мужчина, до слез, до боли похожий на своего отца. Наверное, эта боль проступила в ее взгляде, потому что Лешка вздрогнул и опустил глаза, из которых пропал даже намек на вызов.

— Мама...

Потом Ирина поражалась, как ей удалось справиться с собой. Спокойно, словно ничего не произошло, она поднялась с табуретки, открыла холодильник и как бы между прочим бросила через плечо:

— Приведите себя в порядок и приходите ужинать. Я борщ ставлю разогревать.

Дважды ей повторять не пришлось.

— Иногда бывает полезно прийти домой не вовремя. Можно узнать что-нибудь новенькое! — К моменту появления на кухне Лешки и Ксюши Ирина почти успокоилась, но не смогла, как ни хотела, удержаться от язвительного замечания.

Пока ребята усаживались, на столе, как по волшебству, появились тарелки с борщом, от которого шел непередаваемый запах, сметана, мелко нарезанная зелень.

— Ешьте! — последовала короткая команда, но никого и не надо было особо уговаривать. — Скажи-ка мне, кавалер галантный, чем ты угощал гостью? Если чипсами, то я сама тебя выпорю, дядю Максима привлекать не стану, сама справлюсь.

— Мы чай пили, — Ксюша опередила Лешку, от услышанного едва не подавившегося непрожеванным куском мяса. — С пирогом. Я ни у кого такого вкусного пирога с яблоками не ела. И борща тоже.

— И это так вы готовитесь к контрольной? — Ирина пропустила комплименты мимо ушей. — По какому предмету, позвольте узнать? Судя по тому, что мне довелось увидеть, вы изучали топологию или что-то вроде этого. Я-то, по наивности, думала, что такого предмета в школьной программе нет.

Ксюша, изобразив смущение, опустила ресницы, Лешка же, наоборот, перестал сосредоточенно разглядывать кружева из петрушки, плававшие в его тарелке.

— Ма, ты ведь не будешь ругаться...

Ирина не могла понять выражение его глаз: вроде бы просительное, чуть ли не умоляющее, и в то же время — довольно хитрое и едва ли не ехидное. Ксюша все так же сидела, опустив глаза, но уголки ее губ подрагивали от с трудом скрываемой улыбки.

— Это почему же я не буду ругаться? — саркастически спросила Ирина.

— Потому что ты добрая, — Лешкины глаза стали поистине младенчески невинными.

— Добрая?! Да просто у меня зла на вас на всех не хватает! — Ирина в сердцах хлопнула ладонью по столу. — И сил у меня тоже ни на что не хватает, даже на то, чтобы устроить вам хорошую выволочку!

Лешка ухмыльнулся, слегка толкнув Ксюшу плечом:

— Значит, нам здорово повезло!

Ксюша стрельнула глазами на него, потом на Ирину, снова скромно опустила их и улыбнулась. Ее улыбка ясно говорила о том, что испуг и смущение исчезли без следа, а вызваны они были исключительно тем, что "родительница" явилась домой раньше положенного срока.

"Это у них не в первый раз, — догадалась Ирина. — Причем, похоже, далеко не в первый... И что теперь делать? Орать? Бить посуду? Отвесить пару оплеух? Будто-то бы это поможет!"

Она тяжело вздохнула и, смирившись с неизбежным, устало поинтересовалась:

— Вы хоть предохраняетесь?

Лешка молча кивнул, а Ксюша улыбнулась так радостно, будто лишь она знала ответ на столь каверзный вопрос:

— Конечно! Папа нам целую коробку презервативов купил!

— Твой... папа... знает?! — Ирина еле смогла выговорить эти слова, хотя думала, что ее уже ничто не сможет потрясти. — И давно он узнал?..

— Еще летом, — невозмутимо ответила девушка.

Допытываться, как Олег узнал обо всем и, тем более, как на это прореагировал, Ирина не стала, честно говоря, ей было не до того. Она лишь спросила:

— И мама твоя тоже все знает?

Вот тут в Ксюшиных глазах полыхнула паника.

— Нет! Что вы!

— Ну да, конечно, мамы всегда узнают обо всем в последнюю очередь, — пробормотала еле слышно Ирина, подумав про себя, что вообще-то с Олегом ей, наверное, будет проще, чем с Розой, говорить на эту тему, если вдруг придется...



* * *


"А ведь придется, — мрачно думала Ирина, тщетно пытаясь заснуть. — Рано или поздно, но придется. А о чем говорить? О свадьбе? Рановато. Заводить ребенка или даже жить вместе они вроде как, во всяком случае, пока не собираются. Может, рассосется само собой? Ой, вряд ли! Если все это длится уже полгода, и в курсе этих отношений не только Олег, но и бабушка..."

Она вскочила и едва ли не бегом кинулась на кухню в поисках чего-нибудь успокаивающего — слишком много всего обрушилось на нее, до предела взбудоражив нервы. То, что обнаружила, не вовремя вернувшись домой, теперь казалось маленьким кончиком нитки, торчавшей из огромного клубка проблем.

— Выкладывай, — скомандовала Ирина, когда они с Лешкой отвезли Ксюшу домой и вернулись к себе.

— Что? — осторожно спросил Лешка, обоснованно подозревая, что грозовые тучи сгустились-таки над его головой.

— Все, — хмуро бросила Ирина, пристально разглядывая парня.

Тот слегка пожал плечами — что говорить, если их с Ксюшей застали в самый, вежливо говоря, неподходящий момент... Что еще непонятного? Какие нужны подробности?

Подготовку к контрольной учительница математики Тамара Николаевна решила провести нетрадиционно — не тратить два урока на повторное объяснение, как решать аналогичные задачи, а раздать прошлогодние билеты с вариантами заданий для самостоятельной работы.

— Кто прорешает все, за исход контрольной может не беспокоиться, — сказала учительница и... отпустила всех по домам. — Идите, готовьтесь, то, что сделаете, сдадите вместе с контрольной, в спорных вопросах домашнюю работу буду рассматривать как черновик.

Обрадованные — на два часа раньше уйти домой! — ученики мгновенно испарились из класса.

— Пошли к нам, — Лешка подхватил Ксюшину сумку, — мама Ира сегодня после работы везет мелких на дачу и раньше девяти не вернется. А если еще в пробке застрянет...

— Пошли, у нас, наоборот, самая мелкая дома вся в соплях, и мама с ней на больничном, — согласилась Ксюша, но тут же хитро улыбнулась: — Но зато есть беляши и чак-чак.

Беляши тети Розы были очень большим, под стать своим размерам, соблазном, но у Лешки нашлись контрдоводы:

— А у нас — пицца и яблочный пирог, — выложил он свои козыри. — И никаких соплей.

— Совсем? — разочарованно протянула Ксюша. — Ну-у, так не интересно. Математика без соплей — не катит.

— Интересно будет, — Лешка понизил голос, — и не только интересно...

Родители обеих сторон были поставлены в известность о контрольной и дали согласие на совместную подготовку. Ксюша схитрила и забрала себе нечетные варианты, которые считались более легкими, и расправилась с ними всего за два часа с небольшими перерывами на "попить водички".

— Пицца вроде не такая уж соленая, — пробормотал Лешка, не отвлекаясь от работы.

— Нет, мне жарко, — чуть капризно заявила Ксюша, — у вас батареи нереально горячие!

— Разденься, если жарко, — пожал плечами парень, глянув на пушистый, даже по виду теплый джемпер.

Через несколько минут он заметил, что девушка сняла не только свитер, но и джинсы, однако тут же забыл об этом, запутавшись в хитросплетениях тригонометрических функций.

— Я все! — раздался торжествующий Ксюшин возглас. — А ты еще долго?

— М-м-м, — Лешка, не желая отвлекаться от решения, что-то промычал в ответ.

— Значит долго... То есть я должна сидеть и ждать, пока ты кончишь!

— Включи ноут или видак, — буркнул Лешка, озадаченно глядя на лист бумаги с решением задачи.

Он расправился со всеми синусами и тангенсами, лихо посокращав их по разные стороны знака равенства, но в результате у него почему-то получилось, что три равно семи. Проверив решение с начала, Лешка не нашел никаких ошибок и, дойдя до конца, получил точно такой же результат.

— Лешик! Ты скоро? На чем застрял?

— Да ну, фигня какая-то!

Лешка начал решать задачу в третий раз, а Ксюша подошла сзади и заглянула через плечо:

— И чего у тебя не получается?

Лешка молча ткнул ручкой в полученный результат.

— Думай, голова, думай! Шапку купим! — пропела Ксюша и взъерошила и без того растрепанные Лешкины волосы. Потом она немного помассировала ему шею и взялась за спину, закатав повыше подол рубашки.

— Хорошо, — вздохнул Лешка.

— Хорошо, говоришь, — промурлыкала Ксюша и по-кошачьи потерлась всем телом о его спину.

Вот тут-то парень и обнаружил, что девушка радикально решила вопрос с теплой одеждой, точнее, с одеждой вообще: кроме задранной до подбородка футболки, на ней не было ничего, и всеми своими соблазнительными местечками Ксюша терлась о его голую спину.

— Ксю, не мешай! Я и так уже плохо соображаю, а ты меня отвлекаешь!

— Я тебе массаж делаю, кровообращение в твоей думалке стимулирую!

— Ты мне в другом месте его стимулируешь! — Лешка почувствовал, как джинсы начинают давить в паху.

— Правда? Я сейчас проверю! — и через секунду шаловливые пальчики, расстегнув молнию, по-хозяйски оценивали результат стимуляции.

— Ксюня, перестань, пожалуйста, у меня еще две задачи не тронуты! — взмолился Лешка, понимая, что с математикой на сегодня покончено.

— Ты зачем сюда синус влепил? — Ксюша отвлеклась от своего занятия. — Косинус тут нужен! Ко-си-нус!!! Эх ты, математик! Решай по новой!

После подсказки решение стало очевидным, не таким простым с виду, как его, и более длинным, но зато приводившим к правильному результату.

— Давай сюда свой вариант! — Ксюша отобрала листок с нерешенными задачами и быстро расправилась с ними, удовлетворенно заметив: — Всего и делов! А ты еще возишься?

— Угу.

Лешка с трудом вернулся с тригонометрии и не хотел отвлекаться, хотя Ксюша перешла к уже откровенному хулиганству. Скинув футболку, она сначала прошлась взад вперед по комнате, потом присела на краешек стола, а когда ее оттуда согнали, включила возбуждающую, по ее мнению, музыку и устроилась полулежа на компьютерном кресле.

— Я хочу кекс!

— Подожди...

— Хорошо, подожду, но потом ты будешь меня любить так, как я захочу!

— Буду, — машинально ответил Лешка.

— И когда же это будет? — фыркнула Ксюша. — Похоже, сегодня мне придется заняться самообслуживанием.

Лешка демонстративно отвернулся от нее.

— Ну что, закончил? — через несколько минут Ксюше надоело ждать, когда внимание друга с математики переключится на нее.

— Нет еще...

— Сейчас закончишь!

Ксюша нырнула под стол, одним махом стянула с парня джинсы вместе с трусами, и Лешка почувствовал прикосновения уже не пальцев, а губ и языка.

— Ксюня!!!

Математика отошла далеко на задний план...

— Ну а все-таки? — Лешкино молчание Ирину не устроило. — Так, нечего, значит, сказать. Прелестно! А если бы я приехала не одна? Если бы что-то не получилось с дачей, и я привезла бы Светлашку домой, а не оставила у родителей? Если бы я и Иринку к нам решила привезти? По-твоему, девчонкам было бы полезно лицезреть вашу акробатику? Как я должна была объяснять им увиденное?

— Можно подумать, они что-то поняли бы, — буркнул Лешка и добавил: — Сказала бы, что мы так играли.

— Интересные, однако, игры, — ядовито заметила Ирина, одновременно думая, что любых гостей теперь нужно приглашать с осторожностью и обязательно после предварительной разведки обстановки, и не удержалась, чтобы не добавить: — В голом виде. Хоть бы дверь закрыли!

Парень молчал, сочтя это лучшей тактикой.

— Только не говори мне, что больше не будете, или что-то в этом роде. Будете, — усмехнулась Ирина, — при каждом удобном случае будете. Ну, с тобой-то все более или менее понятно, а вот Ксюша... Она-то... Как она относится к тому, чем вы занимаетесь? Ей это нравится? Или она, так сказать, по дружбе уступает тебе?

— Мама! — Лешка был возмущен до глубины души. — Неужели я стал бы заставлять Ксюшу?! Я люблю ее! И она меня! Только не надо говорить, что это не любовь, что мы еще не можем отличить настоящее чувство от животных инстинктов!

— Я разве такое сказала? — удивленно спросила Ирина.

Лешка будто не слышал ее:

— Ни у меня, ни у Ксюни никого не было, и мы вместе решили, что будем... — он запнулся, подбирая слово, — принадлежать только друг другу, станем друг для друга первыми и единственными!

— И что, нельзя было потерпеть, ну, ладно, не до восемнадцати лет, а хотя бы до окончания школы?

— А зачем? — искренне удивился Лешка.

Ирина не нашлась, что сказать, лишь подумала про себя: "Вот оно — бери от жизни все. Они и берут. Здесь и сейчас".

— Нам и раньше было хорошо вместе, у нас не было никаких секретов друг от друга, никаких тайн, а теперь — тем более, потому что мы — одно целое. А ты подозреваешь, что я Ксюху чуть ли не насилую!.. — обиделся Лешка. — Ей, честно, нравится и заниматься этим, она даже описаться может от удовольствия, и совсем голой ходить, и фотки потом смотреть. Знала бы ты, мама, как она заводится от них! Сильнее, чем я!

— Какие фотки? — машинально переспросила Ирина, хотя сама уже догадалась, какие.

— Ну-у, если тебе интересно, — Лешка подключил к компьютеру свой телефон и запустил слайд-шоу.

Первые снимки — Ксюша в сарафане с корзинкой, полной грибов, в купальнике на пляже около их дачи — почти успокоили Ирину, и она даже начала винить себя в несправедливых подозрениях. Но чем дальше, тем более откровенными становились фотографии. Вот девушка стоит в одних шортах, обнаженная грудь угадывается под распущенными косами, а на следующем снимке волосы небрежным движением руки отброшены за спину. Затем — Ксюша сидит на валуне, наполовину вросшем в землю, в позе Русалочки, прикрывая наготу лишь длинными густыми волосами. А дальше — уже ничем не замаскированное девичье тело: в воде, на песчаном берегу, в траве на лесной поляне.

Обычно Лешка снимал девушку ранним утром, когда окрестности были подернуты легкой дымкой и вокруг не было посторонних глаз, но некоторые фотографии — Ирина недоумевала, когда он ухитрился их сделать, и, главное, никто не заметил, чем парочка занимается, — были сделаны среди бела дня. На одном из снимков обнаженная Ксюша стояла на фоне беседки, увитой диким виноградом, и протягивала фотографу большое краснобокое яблоко, на следующем она кокетливо, по-другому не сказать, прикрывалась сорванным виноградным листом, глаза ее при этом призывно блестели. А вот и сам фотограф, у которого отобрали телефон, голый, как Адам, в полной готовности ответить на призыв.

Ирина кинула взгляд на Лешку — тот, не испытывая ни малейшей неловкости, не сводил с экрана горящих глаз. Пока она разглядывала его, пошла следующая серия фотографий, сделанных уже не телефоном, а фотокамерой. Действие происходило дома, в Лешкиной комнате и в ванной, снимки, по мнению Ирины, стали вызывающими. Она ошеломленно смотрела на Ксюшу в откровенно эротичных, если не сказать, бесстыдных позах. В сравнении с ними, то, чем она когда-то пыталась поддразнить Вадима, казалось верхом целомудрия.

— Ты с ума сошел? — слабым голосом спросила Ирина. — Хранить такие снимки в телефоне?

— А что такого? Я хочу, чтобы они всегда были со мной, — ничуть не смутился Лешка. — Я же никому не собираюсь их показывать!

— Ты уверен, что не потеряешь телефон? Что у тебя его не вытащат из кармана в транспорте или в магазине? Или кто-нибудь из одноклассников, пока ты, например, в бассейне, не захочет поинтересоваться содержимым? Ты представляешь, что тогда может произойти? Ты-то обретешь славу среди одноклассников, сомнительную, конечно, но славу, а пострадает Ксюша, твоя любимая, как ты говоришь, девушка! Ты об этом подумал?

Парень, видимо, представил возможное развитие событий и растерянно глянул на экран, где продолжали сменять друг друга сделанные им снимки.

— Убери все из телефона, скопируй на диск и храни его дома, — Ирина устала возмущаться и удивляться. — В компьютере тоже ничего не оставляй.

Лешка, ожидавший услышать свирепый выговор, поразился еще больше, когда услышал ее следующие слова:

— Хорошие фотографии, особенно на карьере, — Ирина даже улыбнулась, — и с яблоком. Только, знаешь, там была бы уместнее кисть винограда и венок из его листьев на голове.

— Бабушка тоже так сказала, — последовало вдруг признание.

— Бабушка?!

Этого Ирина никак не ожидала. Она-то думала, что наконец дошла до того состояния, когда уже ничто не может поразить ее. Оказывается, нет.

— Угу... Баба Ната... Она сказала, что Ксюня похожа не на Еву, а на вакханку.

— А ты, значит, не змей-искуситель, в смысле, падший ангел, а... — Ирина впала в полную прострацию, представив себе, как ее бабушка наткнулась в беседке на голую парочку. "Они в этот момент еще фотографировались или уже перешли к основной процедуре? А бабуля-то! И ведь ни намека!" — пронеслось у нее в голове.

— Баба Ната сказала, что я бройлерный цыпленок.

— Да нет, — усмехнулась Ирина. — Вполне даже ничего... Бассейн пошел на пользу.

— Ма, ты даже не представляешь, какая ты классная! — вырвалось у Лешки. — Я боялся, что ты ничего не поймешь.

— Мне нужно было отлупить вас веником? Или окатить ведром холодной воды? — Ирина махнула рукой. — Запрещать, я знаю, бесполезно, но прошу тебя, как мужчину прошу, — произнесла она с нажимом, — сделай все, чтобы не произошло никаких неприятностей. Ты понимаешь, о чем я говорю.

На этом, в общем-то, разговор и закончился; Лешка, ожидавший худшего развития событий, с нескрываемым облегчением занялся чисткой телефона, а Ирина в полном изнеможении упала на кровать, но заснуть так и не смогла.



* * *


Валерьянка не оказала никакого действия. Ирина сидела на кухне и не могла прогнать мысли о ребятах. "Вот она — разница между поколениями", — Ира не могла не сравнивать их с Максимом и Машей. Те учились вместе и дружили с первого класса, точно так же полюбили друг друга, но им и в голову не пришло укреплять дружбу и любовь подобным образом. Ирина точно знала, что между ними, точно так же, естественно, как и ни с кем другим, не было интимных отношений до самой свадьбы, в чем не без своеобразной гордости признавался Максим. И потом, в его искренности усомниться было невозможно, он сохранял верность нежно любимой жене.

Старший брат? Про Павла, как и все остальные, она почти ничего не знала. Он не был таким уж скрытным по натуре, просто считал, что некоторые вещи касаются только его одного. Можно было строить любые предположения, но спрашивать о личной жизни не стоило и пытаться. Это не Максим, который с легкостью мог обсуждать самые интимные подробности своей жизни, никого при этом не обижая.

Но что сказал бы Максим, узнай он о Лешке с Ксюшей? Вот этого Ирина почему-то не могла представить, хотя прекрасно знала своего брата. С равной вероятностью, по ее мнению, он мог и отругать племянника, каковым он считал Лешку, сказав, что тот еще не дорос до таких отношений, и, наоборот, припомнив "Ромео и Джульетту" или что-нибудь в этом роде, заявить, что не видит препятствий, если Лешка с Ксюшей любят друг друга.

Нет, все-таки в шестнадцать лет... Кстати или некстати вспомнился и рассказ Медведева о медсестре Оксане. Сколько ему тогда было? Те же шестнадцать, что и Леше, вот только Оксана была в два раза старше его... Хорошо ли, когда мальчишка первый опыт приобретает со зрелой, имеющей двоих детей женщиной? Ирина невольно, вспомнив рассказы Светланы и пару фотографий, попыталась представить, каким Вадим был в шестнадцать лет. М-да... Похоже, его никто назвал бы бройлерным цыпленком.

Ирину не слишком успокаивала мысль, что шестнадцать лет для парня, может быть, и не такой уж ранний возраст для начала интимных отношений с противоположным полом, потому что она не могла не думать о Ксюше. Не рановато ли? С другой стороны, общеизвестно, что девочки развиваются быстрее мальчиков, а Лешина подружка, судя по всему, давно созрела как женщина. Перед глазами встала фотография голой девушки, стоящей по колено в воде. Какие у нее широкие бедра! Талия просто осиная, и по контрасту бедра кажутся несколько тяжеловесными, а и без того не маленькая грудь — еще больше, но именно такая фигура привлекает мужчин на уровне подсознания — это фигура плодовитой женщины, способной выносить, родить и выкормить здоровое потомство. Один из "лесных" снимков — девушка сидит на стволе поваленной березы, руки скромно сложены на коленях, глаза полуприкрыты, но вспухшая от желания обнаженная грудь, по которой змеятся косы, просто кричит о проснувшейся чувственности. "Это еще неизвестно, кто тут был инициатором попробовать, как теперь говорят, не по-детски", — мелькнула скептическая мысль.

"Ну и что лучше? — думала Ирина, уже не стараясь уснуть. — Отдать себя тому, кого любишь, и получать от этого удовольствие или шарахаться от любого невинного прикосновения, поцелуй воспринимать едва ли не как попытку изнасилования, а потом, выйдя замуж вроде бы по любви, не получать от интимных отношений никакого удовлетворения?" Она тяжело вздохнула — если бы этим все и ограничилось, а то ведь через пару лет после свадьбы дошло до того, что она, стиснув зубы, терпела набившие оскомину небрежные ласки Игоря, и чаще всего ей хотелось, чтобы он побыстрее оставил ее в покое и заснул, отвернувшись к стенке. Игоря, кстати, такое положение дел тоже вполне устраивало — жена не требовала продолжительных ласк, а молча позволяла ему удовлетворить физиологическую потребность. Ирина содрогнулась, вспомнив ночи, когда она лежала без сна, слушая храп Игоря и проклиная свое подростковое тело, неспособное ни получить удовольствие от физической любви, ни зачать ребенка.

Сергей... С ним все было по-другому. Она прекрасно понимала, что желанна ему, но долго не могла разрешить себе поверить в его любовь и усердно громоздила один барьер за другим, которые Сергей разрушал одним лишь взглядом — то удивленным, то смущенным, то настойчиво-внимательным, но всегда добрым. А она сопротивлялась изо всех сил, дело дошло до того, что она прямо призналась, что испытывает отвращение к интимным отношениям. И что? Сергей улыбнулся тогда, назвал ее ежиком и сказал, что будет ждать, пока она не оттает. Она же терялась от прикосновения его руки к своей, потому что не могла и предположить, что от такой малости по всему телу могут пробежать сладкие мурашки.

Ирина, точно во сне, ощутила прикосновение губ Сергея. На глаза навернулись слезы, а сердце заколотилось так, словно она взбежала без остановки на свой седьмой этаж. Рука машинально потянулась за новой дозой валерьянки.

— Ма, — за спиной раздался Лешкин голос, — ты чего?

— Ничего, — вздохнула Ирина, — иди спать, ночь на дворе. Контрольную не напишешь — выпорю! — пообещала она, стараясь, чтобы голос не дрожал.

Лешка фыркнул в ответ, демонстрируя, что подобные обещания он слышал уже не раз и ни разу они не стали реальностью.

— Брысь отсюда! — еле сдерживаясь, скомандовала Ирина и вдруг почувствовала легкое прикосновение.

— Ма, тебе очень папы не хватает? — почти шепотом спросил Лешка.

— Очень.

— И в этом смысле тоже?

— И в этом...

— И как ты... без этого?.. — осмелился поинтересоваться Лешка.

— А никак, — Ирина пожала плечами. — В смысле — нормально. Обхожусь. Вполне можно обойтись без "этого самого".



* * *


Понедельник, как обычно, начался с оперативки. Ничего нового, все слышанное по сотне раз — объемы, сроки, затраты, поверка, аккредитация... Ирина слушала начальника подразделения экологической безопасности Демидова едва ли в четверть уха и думала совсем не о работе.

Девчонок решили оставить на даче с бабушкой и дедом до конца недели. За городом оттепель не превращала февраль в мутную серую жижу в воздухе и под ногами, снег оставался белым и незаметно подтаивал, уменьшаясь в объеме, но главное — там не было ощущения, что тебя ежесекундно атакуют миллионы вирусов. Именно так показалось Ире, когда она приехала домой воскресным вечером; стоило выйти из машины, как тут же запершило в горле и начали слезиться глаза.

Дома было тихо, в прихожей на видном месте лежала записка: "Я пошел провожать Ксюшу". Ирина покачала головой — кто бы мог сомневаться, что ребята воспользуются ее отсутствием на полную катушку и Ксюша будет приходить домой только ночевать. Записка же оставлена с целью избежать каких-либо вопросов, которые обязательно были бы заданы, если бы парень позвонил или сбросил смс-ку. Она заглянула в Лешкину комнату, где был наведен идеальный порядок, какого там не бывало никогда. Уборке, надо полагать, предшествовал полный разгром, иначе, зачем нужно было так старательно уничтожать его следы.

Кухня выглядела так, будто туда после Ириного отъезда на дачу никто даже и не заходил. Но это особо и не удивило; она не без оснований подозревала, что ребята, поленившись разогревать рассольник и котлеты, подмели пироги, пиццу и колбасу, а ревизия холодильника подтвердила ее предположения.

"Ну да, конечно, сильно им хочется возиться с кастрюльками и тарелками, — думала Ирина, замешивая тесто для новых пирогов. — По паре пирожков зажевали — и дальше пошли своими делами заниматься. Вот только какими?" Еще два дня назад она бы наивно предположила, что Лешка с Ксюшей день напролет сидели перед компьютером, осваивая новую компьютерную игрушку или забравшись в Интернет, откуда их, особенно парня, можно извлечь лишь почти со скандалом. Сегодня же такие развлечения казались не более, чем невинными детскими игрушками, в прямом смысле этого слова. Непроизвольно Ирина представила себе, что творилось в ее отсутствие, и вздохнула, не зная, что делать. Стараться не оставлять ребят одних? Так они, раззадоренные возникшими препятствиями, начнут заниматься "этим самым", где угодно, где смогут найти более или менее укромное место. Сколько раз она натыкалась в подъездах и у себя, и у родителей на подобные парочки, которые обжимались по темным углам и не отрывались друг от друга, даже заслышав шаги на лестнице. Для кого-то риск быть застигнутым за столь интимным занятием придавал ощущениям дополнительную остроту и толкал на самые разнообразные подвиги.

"Нет уж, пусть лучше "на глазах" будут! — совсем не весело усмехнулась Ирина и оценила Лешкин выбор: — И лучше уж с приличной девочкой из приличной семьи, чем неизвестно с какой шалавой! Эта, по крайней мере, никакую заразу в дом не принесет!" Она на мгновение устыдилась таких цинично-расчетливых мыслей, но тут же рассердилась: "Да кто его знает, в каком омуте что водится! Роза, наверное, пребывает в полной уверенности, что старшая дочка у нее невинная девочка, а эта девочка!.."

Перед глазами опять встали сделанные Лешкой снимки, и вдруг ее пронзило острое сожаление: "Сережка ведь сколько раз хотел меня сфотографировать! И ведь не в таких же позах! А хотя бы и в таких! Света показывала кое-что из рисунков Вадима, они немногим скромнее, но она, видимо, уже привыкла и не слишком смущается, когда кто-то разглядывает их. Сережкиных снимков никто никогда и не увидел бы, но я всегда отказывалась. Почему? Ведь не стеснялась же перед ним совсем раздетой показаться, потому что знала — ему это нравится!" И в полной уверенности, что Сергей никогда не сделал бы так, она неожиданно подумала: "Спрятал бы камеру, да и наснимал нас обоих, что называется, в процессе. Было бы сейчас на что посмотреть, вспомнить..."

Ирина оторвала кусок уже готового теста и с досадой бросила его обратно в миску: "А я и так все помню!"

Сергей никогда не мог пройти мимо кастрюли с тестом, чтобы не отщипнуть кусочек-другой на пробу. Обязательно дегустировалась и начинка. Ира смеялась — может, с пирогами возиться и не стоит, если все ингредиенты отлично поедаются и по-отдельности. Сергей делал вид, что пугался, мотал головой и даже прятал руки за спину, а потом... Потом, если они были дома одни, начиналась никому не надоедавшая игра. Сперва он расстегивал на ней халатик, спрашивая при этом: "Я тебе не мешаю?" Ира, не отвлекаясь от готовки, отвечала, что не мешает, и Сергей продолжал свои, как он их называл, поползновения, вдумчиво исследуя то, что под халатиком надето, объявляя лишним то один предмет одежды, то другой, тут же избавляя от них жену и задавая ей снова и снова все тот же вопрос, на который следовал все тот же ответ. В конце концов, когда на ней оставался лишь мало что закрывавший фартук, Сергей удовлетворенно хмыкал: "Вот так гораздо лучше!" После этого Ире полагалось оставить все дела, развернуться с преувеличенно грозным видом, заявить, что ей все-таки кое-что мешает, избавиться от фартука и дернуть мужа за футболку или еще какой-нибудь предмет одежды. "Я все понял! Только без рук! Я сам!" — приседая в шутливом ужасе, Сергей мгновенно раздевался и...

За несколько месяцев совместной жизни они привели в почти полную негодность все кухонные стулья, а также табуретки и расшатали стол. Их подремонтировали и переселили на лоджию, где им не угрожали настолько интенсивные нагрузки, а на кухню был куплен уголок, причем при выборе новой мебели особое внимание обращали на то, насколько прочно она сделана и на ширину диванчика.

События прошедших дней и воспоминания выбили Ирину из колеи. Ночью снова была бессонница, снова голова пухла от мыслей, что делать с "детьми", а тело вело себя еще хуже, потому что ожили желания, на которые бессознательно был наложен строгий запрет. Физиология брала свое, хотелось объятий, поцелуев, ласк и всего остального, чувственность, когда-то разбуженная Сергеем, очнулась от долгой спячки и громко заявила о праве на существование. "Вот поганцы! — крутясь с боку на бок, сердилась на ребят Ирина. — Фотографируются они! Их, видите ли, эти снимки потом возбуждают! Между прочим, не только их! Хоть Лекса зови на помощь в качестве "Скорой"!" Последняя мысль была, конечно, совершенно не серьезной. Ну не воспринимала его в качестве... Да ни в каком качестве, кроме как старого приятеля, с которым можно на время вернуться в беззаботное прошлое, забыв про каждодневные проблемы! Ни он ее не грузит своими, более серьезными, чем надоедливые поклонницы, ни она никогда не будет валить на его голову свои. Тем более такие, что одолели сейчас.

Она представила себе, что рассказала другу обо всем, и его озадаченный вид. "Хм-м, что ж тут можно сделать... Ты хочешь, чтобы я нейтрализовал ее, как Людмилу? Нет, не возьмусь. С малолетками — да ни за что, это, извини, статья Уголовного кодекса, который мы должны чтить, — он шуткой смягчил бы свой отказ и сразу же без каких-либо экивоков предложил бы: — А вот для тебя — все, что угодно! Могу выступить в качестве заместительной терапии, сделаю это не без удовольствия, со всей душой и прочими более материальными частями тела!" Ирина даже рассмеялась, вообразив подобный диалог, но смех тут же перешел в слезы, которые долго не удавалось унять.

Лекс, кстати, был единственным, кто заметил, что она не в своей тарелке. Ирина, с неловкостью вспоминая ночные фантазии, отговорилась легкой простудой:

— Я для профилактики гомеопатического антигриппина наелась, а он у меня бессонницу вызывает. Хорошо, что девчонок на дачу увезли, пересидят там самую гнилую погоду, а к выходным и я оклемаюсь, и Света полностью поправится.

— Тогда я сегодня снова извозчиком поработаю, — принял решение Алексей, — а как-нибудь потом напрошусь к тебе на пироги. За харчи работать буду...

Он, потупив глаза, сокрушенно вздохнул, но состроил при этом до того комичную рожу, что Ира прыснула от смеха и до самого конца дня навязчивые мысли не преследовали ее.

С Лексом она договорилась, что чуть задержится и подойдет на стоянку к шести вечера, когда и у него закончится рабочий день. Выпроводив всех ровно в пять из лаборатории, проверив, выключены ли приборы, не течет ли где вода, перекрыт ли газ, Ирина решила проведать Сашу с Сережей, узнать, как сложился их первый рабочий день на новой работе.

Чтобы добраться от корпуса подразделения экологической безопасности до корпуса оперативно-спасательного подразделения, нужно было пересечь почти всю территорию института, и, ежась вроде бы и в теплой куртке под порывами промозглого ветра, Ира корила себя, что не додумалась навестить ребят во время обеденного перерыва, когда от столовой до их корпуса можно было дойти по крытому переходу.

В кубрике первой группы обнаружился только Зорин.

— Где все остальные? — удивилась Ирина.

— А мы сегодня сдавали зачет по металлорежущему инструменту, нас и отпустили пораньше! — отрапортовал Денис.

— Успешно?

— Еще бы! — спасатель довольно улыбнулся, уж что-что, а это оборудование он знал, как свои пять пальцев.

— Молодцом! — похвалила его Ира и поинтересовалась: — Мои где? Они-то, наверное, зачет не сдавали.

— А их командир еще до обеда в город отправил, велел из учебного центра какой-то сертификат привезти и разрешил назад не возвращаться.

— Хорошо... Хоть не сразу пацанов нагрузил, как обещал, — чуть рассеянно, думая уже о чем-то другом, кивнула Ирина и оглядела помещение: — Где вы их устроили?

— А вот! — Денис показал на два крайних шкафчика, свежей покраской заметно отличавшихся от остальных. — Мы с Тохой в угол переехали, чтобы окно не загораживать.

— И устроили себе дополнительный захабчик, — усмехнулась Ира, заглянув в указанный угол и обнаружив, что туда переехало и одно из кресел, на котором рядом с мотками троса комфортно разлегся Кузьма.

— Тут мы еще и полки сделаем, — поделился Денис своими планами, — можно и дверцы навесить, чтобы все прилично выглядело. Я у дяди Яндекса мебельный щит на складе видел, из него вообще суперски получится. Надо бы его прямо сейчас забрать, пока никто не перехватил.

Ирина почти не слушала спасателя и тем более не обратила внимания, что Зорин вышел из комнаты. Она, не отводя глаз, смотрела на шкафчик Сергея, затем со странным чувством боязни, словно там находилось что-то для нее запретное, открыла его.

Внутри все выглядело, как если бы хозяин несколько минут назад сам наводил в нем порядок, вещи и оборудование лежали именно в том порядке, как любил Томский, что Ира хорошо помнила. Она, хотя в этом не было никакой необходимости, расправила висевшую на плечиках теплую зимнюю куртку Сергея и переставила, смахнув невидимые пылинки, на несколько сантиметров почти не ношеные ботинки, купленные совершенно случайно во время поездки в Петербург. Они чуть-чуть не успели на выставку импортного оборудования и спецодежды для спасателей, приехав туда в день закрытия, практически ничего не увидели, зато попали на распродажу выставочных образцов. Ботинки, последняя разработка одной из немецких фирм, высокие, из плотной кожи, с фурнитурой для регулировки ширины голенища, глубоко рифленой толстой подошвой, со вставками из металла и новейших композитных материалов, обеспечивающих защиту стопы, голени и голеностопного сустава от любых, как было написано в рекламном проспекте, травматических повреждений — ранений, ушибов, растяжений, вывихов и даже переломов — судя по тому, как загорелись глаза Томского, когда он взял обувь в руки, стоили отданных за них денег, хотя были дороже модельных туфель в бутике на Невском проспекте.

Ботинки Сергей берег, надевал их не часто, несмотря на то, что Ирина ворчала на него по этому поводу, вот и в Дегтярку он поехал в старых берцах.

Там же, на выставке, купили и нож, ставший, наряду с ботинками, предметом доброй зависти остальных спасателей и одновременно — головоломкой, столько в него было встроено лезвий и разнообразных инструментов. Ножа в шкафчике Ира не увидела, потому что Сергей никогда с ним не расставался, и на работе, и вне работы держа его под рукой. "Как ребенок с любимой игрушкой", — смеялся он сам над собой.

Ирина прикоснулась к тонкому шерстяному джемперу, развернула, словно оценивая, не нуждается ли он в стирке, и вдруг прижалась к нему лицом. Конечно же, ей только показалось, что мягкий трикотаж хранит запах тела Сергея, но мимолетное ощущение, что вот он, рядом с ней, сейчас обнимет, прижмет к себе, и все проблемы тут же испарятся, было настолько непереносимо острым, что она всхлипнула. Всхлип перешел в протяжный вздох, оборвавшийся, когда Ирина почувствовала, как кто-то тронул ее за плечо.

— Ира, ну что ты...

Она не заметила, когда ушел Денис, и, поглощенная своими переживаниями, не слышала, как в комнате появился Вадим. Медведев осторожно обнял ее, такую маленькую и хрупкую, как девочка-подросток, желая утешить, и начал судорожно подыскивать подходящие слова, но, как это обычно бывало с ним в подобных ситуациях, ничего не пришло на ум. Тогда он просто уткнулся носом в ее макушку, погладил волосы — и вот тут его накрыло.

Разум отключился, его снесло волной неистового желания, какого Медведев никогда в жизни не испытывал и противостоять которому не мог.

Это был зов плоти в чистом, первозданном виде, незамутненном никакими привитыми воспитанием соображениями морали или приличий, каждая клетка его существа требовала эту женщину, только ее, никакую другую — и прямо сейчас. Только ее он безуспешно искал до этой секунды, в необъяснимой слепоте не замечая, что она рядом.

Нежное, дружеское объятие превратилось в исступленно страстное, руки, забираясь под одежду, лихорадочно скользили по телу, лаская его, зарывались в волосы, губы исследовали лицо в поисках других губ, пряно пахнущих какими-то ягодами, и наконец нашли искомое. На его жаркий поцелуй ответили не менее пылким порывом, женское тело, устремившись навстречу, призывно выгнулось и прижалось к вздыбившейся плоти, демонстрируя полную готовность принять мужчину и требуя немедленных действий с его стороны.

Инстинкт деспотично распоряжался мужчиной, указывая, что делать: провести ладонями вниз, чуть ослабив объятия, подхватить женщину под аккуратные упругие ягодицы, усадить на стол и уже там раздеть ее полностью, снять все, до последнего лоскутка.

"Одежда... Как она мешает! Зачем женщины носят столько одежды?"

Скрип расстегиваемой молнии его комбинезона и проникшая под белье маленькая рука, царапнувшая кожу живота и нетерпеливо спустившаяся вниз, породили лавину расплывчатых образов: перед ним на столе лежит бесценное сокровище, желанная женщина, готовая стать его добычей, он склоняется над ней и...

"Стол... Зачем стол? Есть же диван!"

Мужчина на миг отпустил раздевавшую его женщину, собираясь половчее подхватить ее на руки и унести в дальний угол своей берлоги, и тут же резкая, до остановки дыхания, боль пронзила его, зародившись в центре груди и распространившись по всему телу.

С хриплым выдохом он схватился за столешницу и замер, пережидая приступ, а когда на мгновение немного пришел в себя, то обнаружил, что женщина исчезла. Боль же, дав секундную передышку, с еще большей интенсивностью нахлынула снова, заставив упасть на колени и почти лишив сознания.

Ирина вылетела в коридор, растирая локоть, ушибленный о каменно-твердую грудь Медведева, словно вынырнула с большой глубины. Ей не хватало воздуха, перед глазами плавали круги. Безумие ослабло всего лишь на миг, но этого мига ей хватило, чтобы если не прийти в себя, то хотя бы спастись бегством.

От Вадима. От потерявшего голову мужика. Но не от себя.

И незачем врать Лешке и, главное, самой себе.

Она самка, обычная самка, которой нужен самец. А если уж быть честной до конца — именно этот самец, одновременно пугающий и возбуждающий своими размерами. Именно его она хочет и, наверное, хотела всегда, со дня их знакомства. И плевать, что он женат, причем на ее едва ли не единственной, если не считать живущую в другом городе Ингу, подруге, что она всего лишь несколько минут назад с болью и тоской вспоминала Сергея! Изо всех сил сопротивляясь вновь нахлынувшему безумию и кусая губы, чтобы не застонать, Ирина вдруг поняла, что не может избавиться от воспоминаний о сумасшедшем поцелуе, о больших горячих руках, чуть не оставивших ожоги на коже, и хочет, чтобы эти руки раздели ее, чтобы Вадим смотрел на нее, рисовал в самых непристойных позах, таких, которые никогда не придумала бы Ксюша, а она изнывала бы от возбуждения под его взглядами, извиваясь от неудовлетворенного желания, как пришедшая в охоту кошка, и кончала бы от одного лишь его прикосновения к своему телу.

Низ живота налился тяжестью и пульсировал жгучей болью, а сердце колотилось где-то в голове, заливая жаркой краской лицо, шею и грудь. Ирина стояла, судорожно вцепившись в подоконник, чтобы не упасть, потому что ноги плохо держали ее, и старалась успокоиться.

— Ира, что случилось? — Сквозь туман гормонального умопомрачения пробился встревоженный голос Зорина. — Тебе плохо? С командиром поругалась?

— Было дело, — Ирина обрадовалась, что Денис не догадался об истинной причине ее состояния.

— Вот я ему сейчас!.. — возмутился спасатель.

— Брось! Это все ерунда! Мы, можно сказать, по-родственному... — Ирина махнула рукой, останавливая спасателя, и получилось так, что ее пальцы задели его ладонь.

— Поймал! — Денис с легким смешком чуть сжал ее руку. — Он сильно тебя расстроил?

— Нет, День, я больше сама себя накрутила. Сейчас успокоюсь, и все пройдет. С Максом мы еще и не так ругаемся.

Денис счастливо улыбнулся. Ему очень нравилось, когда Ирина называла его так. У нее получалось не просто сокращение, а будто совсем новое имя — радостное и светлое — День. Он чуть наклонился к Ире и вдруг поймал исходящий от нее терпковатый запах какой-то парфюмерии. Любуясь горящим на щеках румянцем, ярким блеском больших глаз и чуть припухшими губами, Денис хотел отвести Ирину назад в их кубрик, напоить, предварительно выгнав оттуда обидевшего ее командира, чаем, проводить до лабораторного корпуса или до машины, может, даже предложить отвезти домой, но вместо этого неожиданно заговорил, спотыкаясь почти на каждом слове и едва ли не заикаясь:

— Ира, тебе, наверное, тяжело одной... Уже столько времени... Я, конечно, не... Но все-таки кое-что могу... Если тебе понадобится... Если захочешь, то... Ты только скажи, я... В любой момент...

Ирина хотела поблагодарить Дениса и сказать, что при наличии двух братьев все ее бытовые проблемы решаются раньше, чем возникают, но, взглянув на него, с изумлением и чуть ли не испугом поняла, что он имел в виду совсем другое. А Зорин, неправильно истолковав ее растерянный вид, перешел к активным действиям. От неожиданности Ира не успела увернуться...

Не то чтобы Денис совсем не умел целоваться, но его поцелуй не мог идти ни в какое сравнение с поцелуем Медведева. Прикосновения рук не возбудили никаких эмоций, а ощущение напрягшейся плоти вызвало только досаду. Через несколько секунд — поступок Зорина, как ни странно, привел ее в чувство, позволил полностью взять себя под контроль — Ирина высвободилась из объятий:

— Денис, — это прозвучало холодно и сухо, — я ничего не слышала, ты ничего не говорил. Если, конечно, хочешь, чтобы мы остались друзьями.

— Извини, — еле слышно пробормотал Денис и, обхватив голову руками, с совершенно убитым видом сел прямо на пол.

А всего в нескольких метрах от него тоже на полу, но уже в душевой, корчился от невыносимой боли Медведев, думая только об одном — чтобы никто не зашел туда и не увидел, в каком он состоянии. То, что с ним было после лабиринта, — это были цветочки, причем цветочки очень чахлые. Теперь же он понял, какими могут быть ягодки. Вадим закоченел от ледяной воды, но его состояние не изменилось ни на йоту. Держась за стену и тихо подвывая от боли, он выполз в раздевалку и свернулся клубком на широком топчане, на котором ребята иногда делали друг другу массаж. Сил не было даже на то, чтобы набросить на себя полотенце, а мысль о прикосновении к телу одежды приводила в ужас. С трудом, не разгибаясь, почти на четвереньках, Медведев добрался до сброшенного на пол комбинезона и выудил из кармана мобильный телефон. Единственным, кому он мог "сдаться", был Худяков.

"На операции", — прозвучало из динамика. Телефон выскользнул из непослушных пальцев на кафельный пол и разлетелся на части, а боль стала еще сильнее от отчаянной мысли, что помощи ждать не от кого. Кое-как Вадим дополз до аптечной укладки Романа, вытащил из противошокового набора обезболивающее, вколол его, почти не глядя куда, и рухнул в полуобмороке на пол.

Сильнодействующее средство слегка приглушило боль, и Медведев смог одеться. Сил хватило даже на то, чтобы дозвониться до Оксаны, к счастью, оказавшейся на месте. Что с ним произошло, Вадим объяснять не стал, сказал лишь, что нужна ее помощь. Как сомнамбула, не обращая внимания ни на что вокруг, но стараясь держаться прямо, он добрел до клиники, поднялся в отделение сочетанной травмы и уже там почти вывалился из лифта. Медсестра ждала его и вовремя подхватила, не дав упасть, а потом уволокла Медведева в одну из перевязочных и только там начала расспросы, в ответ на которые он молча расстегнул рабочий комбинезон, надетый прямо на голое тело.

— Ос-с-споди!!! — охнула Оксана. — Да как же ты?..

Заперев дверь на ключ, она скомандовала:

— Снимай все — и на кушетку. Нет, не ложись, а в коленно-локтевую!

Медведев безропотно подчинился. Действие препарата, который он себе ввел, ослабло, и боль вернулась, став совсем нестерпимой. Когда Оксана первый раз прикоснулась к Вадиму, он чуть не заорал.

— Сейчас, золотой мой, сейчас, — приговаривала медсестра. — Потерпи немножко, родненький, сейчас все пройдет, все будет хорошо.

Медведев стиснул зубы так, что еще немного — и они начали бы крошиться. Что с ним делала Оксана, он почти не воспринимал, но был согласен на все, лишь бы избавиться от этой муки. Укол, другой, третий на фоне общей боли Вадим не почувствовал, но чуть не потерял сознание, когда ощутил внутри себя инородный предмет. Пытка перешла в следующую стадию: одна рука истязала его снаружи, а другая долбила изнутри. Однако боль, достигнув своего пика, постепенно начала ослабевать, словно руки медсестры притягивали ее к себе, собирали в жгучий комок, который медленно остывал и уже не так терзал измученное тело.

— Ну, вот и все.

С этими словами Оксана убрала руки, и Медведев без сил рухнул на жесткую кушетку. Боль почти ушла, но осталось ощущение, что на него вылили кипяток, предварительно содрав кожу с нижней половины тела и самых интимных его частей.

— Дай попить, — с трудом садясь на самый край кушетки, попросил Вадим осипшим голосом, и через несколько секунд в его руке оказался пластиковый стаканчик с водой.

— Думал, сдохну, — признался он, с подозрением разглядывая себя, как будто ожидая, что тело снова может взбунтоваться против него.

Оксана осторожно присела рядом, по-матерински обняла его за плечи, а потом ласкающе погладила по голой спине.

— И на кого это так? — догадалась она о причине произошедшего.

— На Ирину, — не стал скрывать Медведев.

— Это на сестру-то? Ах, ты!..

— На троюродную, — попытался оправдаться Вадим. — Между нами, между прочим, даже брак бы зарегистрировали.

И подумал, вспоминая обжигающий поцелуй и послушное его желаниям гибкое тело: "А Ира ведь тоже этого хотела. Хотела!!! Так, что у меня напрочь крышу снесло!"

— Двоюродную, троюродную... — проворчала медсестра и неожиданно сопроводила свои слова такой мощной затрещиной, что Медведев, слетев с кушетки, приземлился на четвереньки в полуметре от нее. — Ты женат? Женат! Вот и нечего на сторону глядеть! Ни на кого!

— Да не было между нами ничего!

— Так уж и ничего! — фыркнула Оксана.

— Ничего!!! Меня скрутило, она сбежала. На этом все и закончилось!

"И очень жаль!" — мелькнуло где-то в подсознании.

— Закончилось, говоришь, — усмехнулась Оксана, глядя на то, как Вадим, неуклюже раскорячившись, поднимается с пола. — Золотой мой, я тебя серьезно предупреждаю: еще раз только глянешь — на кого угодно — похуже сегодняшнего будет!

— Куда уж хуже, — содрогнулся Медведев, изо всех сил прогоняя преследовавшие его крамольные мысли, и начал одеваться, болезненно морщась от прикосновения к телу грубой ткани комбинезона.

— На вот, подложи, — медсестра протянула ему квадратный кусок тонкой ткани.

— Спасибо, обойдусь.

— Ну, как знаешь.

Уже на пороге перевязочной Вадим оглянулся.

— Спасибо, — сказал только одно слово, но искренне, с чувством.

— Да чего уж там, — отмахнулась Оксана, — приходи, если что...

Когда дверь за Медведевым закрылась, она подошла к кушетке и собрала в пластиковый стаканчик то, что было щедро разлито на клеенчатой простыне.

— А чего добру пропадать-то...



* * *


Ирина с Вадимом усердно избегали общения друг с другом, стараясь, однако, чтобы их необычное поведение никому не бросалось в глаза. Денис, переживая случившееся, тоже, совсем как в прежние времена, прятался от Иры и целыми днями, даже на "сутках", если, конечно, не было вызовов, пропадал в ангаре у старшего из братьев Суворовых. Ирина там не появлялась; им с Лексом было достаточно общения во время обеденного перерыва, а если ей от друга требовалось что-то срочное, то возникшие проблемы обсуждались по телефону или авиатехник отрывался от работы и приходил в лабораторию. Кроме него и Светланы, пожалуй, никто не обратил внимания на перемену в отношениях Иры с Медведевым, но все заметили, что Эльф в ее присутствии включает свое обаяние на максимальную мощность, заставляя женскую часть коллектива института кипеть от зависти и злобы и строить однозначные предположения об их отношениях.

Светлана же, очень быстро заметив, что Вадим общается с Ириной только в случае крайней необходимости, причем не напрямую, а через нее или Максима, более того, сама Ирина почти перестала у них бывать, задала прямой вопрос:

— Дим, что у вас с Ирой произошло?

— Ничего особенного, — Медведев, похолодев, понял, что придется-таки выкручиваться, и, чувствуя себя подонком, начал сочинять на ходу: — Просто я... Просто... Ну ты же знаешь, что у меня бывают припадки идиотизма, вот я и сказал, что ей хватит изводить себя, скучая по Сергею. Хуже того, сказал, что это временами похоже на игру на публику. Не знаю, какой черт дернул меня за язык!

— Дим... — Света укоризненно покачала головой и вздохнула.

— Ну, идиот я! Идиот!!! Еще этот долбаный Эльф вокруг нее увивается!

— Димка, ты что — ревнуешь? — со Светланы сейчас можно было бы рисовать персонажей анимэ, такими круглыми стали ее глаза.

— Просто стало противно, — совершенно искренне заявил Вадим, — Ира стольким ребятам нравится, а она!..

— Ой, что-то я ничего не понимаю!

— Да просто я хочу, чтобы Ира... Чтобы она глаза раскрыла и поняла, кто есть кто, а то ведь этот выставочный кобель... Танцы с шестом устроил, как стриптизер какой-то, всех баб в конторе с ума свел! Он пустышка, красивая упаковка на гнилом товаре, а она, как и все, этого не понимает!

— Неужели ты начал кого-то сватать Ире?

— Да не сватал я никого! При всем желании не успел бы! Она меня!.. Ну, в общем, в ближайшие пару месяцев мне лучше ей на глаза не попадаться.

— А извиниться ты не пробовал?

— Ты Иру разве не знаешь? Хоть заизвиняйся, но пока она сама не остынет... Как кипящий на электроплитке чайник — кипяток через край, брызги во все стороны. Не подойти, только розетку обесточить рубильником из другого помещения и подождать, пока вода выкипит.

— Я вас мирить не буду, разбирайтесь сами, — махнула рукой Светлана к огромному облегчению Медведева, со страхом ожидавшего подробных расспросов.

Врать дальше у него не было никаких сил, короткий разговор вымотал больше, чем тяжелое суточное дежурство, а сказать правду...

Нет, он сразу решил для себя, что никогда не расскажет о случившемся никому.

А рука помимо воли тянулась к карандашу, чтобы выплеснуть на бумагу угнетавшие его чувства, и в результате глухой ночью, во время внепланового дежурства по институту, на ватмане появилась женщина — чувственная, страстная, вольготно раскинувшаяся на подушках в ожидании мужчины, чуть прикрытая прозрачной тканью, лишь подчеркивающей ее дразнящую наготу. Она не была ни Ириной, ни Светланой, ни Оксаной, под его рукой родилась химера, обобщенный образ всех женщин, которых он когда-либо знал или только желал. Их глаза, губы, руки, тела, слившись воедино, одновременно притягивали и отталкивали Медведева, пугая неправдоподобным сочетанием покорности с агрессией и рождая паническую мысль — можно ли остаться целым и невредимым после ночи любви с подобной женщиной, не станет ли жизнь ценой полученного наслаждения. Мерцающий свет собравшейся перегореть лампочки неяркими бликами отражался от лощеной бумаги и оживлял рисунок. Глаза женщины словно следили за своим создателем, впавшим в странное оцепенение и не способным оторвать от нее взгляд, а губы то улыбались призывно, то кривились в надменной насмешке, укоряя его за нерешительность.

Резкий звук заставил Медведева вздрогнуть, телефонный звонок не разрушил, но ослабил гипнотическое действие рисунка.

Второй дежурный по институту, один из сотрудников вычислительного центра, интересовался у Вадима, все ли в порядке на его участке.

— В порядке, — Медведев искусственным зевком замаскировал сорвавшийся от неожиданности голос, — тишина и покой, вторая группа так дрыхнет в своем кубрике, что стекла от храпа дребезжат.

— Лады, — ответно зевнул собеседник и отключился.

А Вадим, взглянув на свой рисунок и чувствуя, как снова попадает под его гнетущее воздействие, решился на крайние меры. Затылком ощущая холодящий кожу сквозняк, но не отводя глаз от нарисованной женщины, словно этим пригвождал ее к месту и не давал сбежать, Медведев нашарил в столе коробок спичек. По законам жанра, он должен был оказаться пустым, но, похоже, сценарист этого триллера решил отойти от заезженных штампов.

Коробок был полон, а вот спички гореть не захотели. Первая вспыхнула и тут же погасла, Вадим даже не успел поднести ее к рисунку. У второй раскрошилась головка, и голая деревяшка, возомнив себя гвоздем, процарапала картонную боковинку с коричневой шершавой намазкой почти насквозь. Медведев чертыхнулся и взял третью спичку; она сломалась примерно на середине и острым концом вонзилась ему под ноготь, заставив выругаться зло, однако пока еще цензурно. Следующая спичка зажглась, как и положено всякой приличной спичке, но большая капля крови, упавшая с пораненного пальца, погасила огонек, не дав ему разгореться. Перейдя на ненормативную лексику и первый раз за все время жалея, что бросил курить, — ведь тогда у него обязательно была бы зажигалка — Медведев ухватил сразу несколько спичек и, плотно сжав в единое целое, чиркнул ими о коробок. Полдесятка спичек, вспыхнув одновременно, изобразили бенгальский огонь, обожгли пальцы, но дали устойчивое пламя, к которому Медведев поднес рисунок, все больше и больше приобретавший над ним странную власть.

Плотный ватман горел неохотно. Лист, удерживаемый Вадимом за угол, изгибался то в одну сторону, то в другую, и от этого казалось, что нарисованная женщина, злобно сверкая глазами, пытается подняться с подушек, на которые ее бросил художник, и напасть на своего создателя. Но огонь победил бумагу, скрутив в трубку и заставив издать странный звук, похожий на короткий стон. Белый лист сначала почернел, а потом посерел, на нем напоследок проявился черный абрис исчезающего рисунка. Манящая улыбка превратилась в страдальческий оскал, нагая фигура, теперь больше похожая на скорченный скелет, содрогнулась в предсмертной судороге или же последней попытке освободиться — и бумага рассыпалась хлопьями светлого пепла, окончательно уничтожив рисунок, но одновременно поселив в душе Медведева щемящее чувство беспокойства.

С запоздалой тревогой он подумал, не достались ли той химере какие-то частицы небезразличных ему женщин, не навредил ли им хоть в малейшей степени.

С замиранием сердца Вадим нажал кнопку вызова на мобильном телефоне и успокоился лишь тогда, когда услышал такой родной голос Светланы:

— Дим? Что случилось? — сонно спросила она.

— Все в порядке, солнышко, — чуть не заорал от облегчения Медведев, — это я, дурак, по ошибке!

И еще один номер набрал он, когда-то в незапамятные времена продиктованный ему Ириной. Но набрал его не со своего телефона, а со служебного.

— Да! — довольно раздраженно и в то же время немного встревожено прозвучало в трубке.

— Извините, — как можно более невнятно пробормотал в ответ Вадим, надеясь, что Ирина не узнала его голос.

Медведев, окончательно придя в себя, ухмыльнулся — конечно, мало кому понравится, если телефонный звонок неизвестно от какого придурка будит в половине пятого утра. Но зато теперь он точно знает, что все на месте, всё в порядке, ни с кем ничего не произошло, а ему до окончания дежурства осталось перекантоваться всего лишь два с половиной часа.

Вадим открыл окно и стряхнул с газеты черные клочки недогоревшей бумаги и пепел, оставшиеся от сожженного им рисунка, а внезапно налетевший порыв ветра тут же унес их в предутреннюю тьму.



* * *


Лекс, если и подозревал Дениса, постоянно заводившего разговоры об Ирине, в нежных чувствах к ней, то ни о чем спасателя не расспрашивал, хотя у них очень быстро установились дружеские отношения. Суворов по достоинству оценил бескорыстную помощь Зорина во всем, что касалось ремонта техники, потому что и со старой работы было невпроворот, а сразу после новогодних праздников пришла новая, которую нужно было тестировать на разных режимах и решать, какое дополнительное оборудование можно на нее поставить.

Машина европейского производства с точки зрения пилотов отвечала всем современным требованиям; благодаря совершенному навигационному оборудованию вертолет мог летать в любую погоду, даже в условиях недостаточной видимости. Внутри же он был оснащен по последнему слову медтехники, представляя собой мобильное отделение реанимации на две койки. И вот медицинское оборудование, вернее, его размещение в кабине вертолета было жестоко раскритиковано врачами-реаниматологами и анестезиологами клиники института, на базе которой создавался научно-практический центр экстренной медицинской помощи. Не там, где нужно, по их мнению, были расположены аппараты искусственной вентиляции легких и кардиомониторы, неудобно сделаны крепления для систем внутривенного вливания, электрическая схема монтажа дефибрилляторов тоже вызывала сомнения.

— Все поверхности медотсека диэлектрические, — Алексей, убеждая врачей, пилотов и заодно отдел охраны труда института в том, что медоборудование никуда перемещать нельзя, а при использовании его по назначению не будут нарушены никакие правила техники безопасности, показывал толстенные папки с технической документацией на машину, разворачивал перед ними "простыни" со схемами, — разряд не должен повлиять на работу ни медицинской электроники, ни авионики. Радар у машины — узконаправленного действия, он ни на кардиомониторы не повлияет, ни на что другое. Но если я перемонтирую ИВЛ, как вы хотите, на другую сторону, то они как раз попадут под его луч и стопроцентно начнут сбоить. Не верите мне — свяжитесь с фирмой производителем, пусть они объясняют, что, как и зачем сделано.

Если пилоты прислушивались к доводам авиатехника, медики после долгих колебаний, с оговорками, но тоже согласились с его мнением, то отдел охраны труда и техники безопасности стоял насмерть.

— Твою мать!!! — выругался Алексей после очередного нашествия представителей упомянутого отдела. — Нашими нормативными документами предусмотрено то, не предусмотрено это... Серийная ведь машина, фирма их если не сотнями, то десятками-то уж точно производит, если какие-то косяки поначалу и были, то они их давно устранили!

— Потому что, во-первых, заботятся о своей репутации, — сочувствующе поддержала его Ирина. — А во-вторых, нет у них традиции, что покупатель с отверткой и дрелью полезет переделывать под себя готовую продукцию.

— Да понятно, что в Европах такое никому и в голову не придет, это наш национальный обычай, — безнадежно махнул рукой авиатехник, — потому что отечественную технику, если сразу не доработаешь, то ни фига работать не будет. Нет, ты вообще представляешь себе резиновые коврики производства нашего шинного завода на полу медотсека, напичканного современной электроникой?

— Лекс, главное — чтобы они были. Комиссия пришла, ей, что нужно, продемонстрировали, а потом...

— Суп с котом, — усмехнулся Алексей. — Пошли на обед, надеюсь, что в нашей столовке таким не кормят.

— Не дай бог, тебя Сурен услышит! — шутливо ужаснулась Ирина. — Он тебя за такие слова... Он тебя... — она затруднилась с выбором подходящей кары, — он на тебя очень сильно обидится! И перестанет печь свои пирожки с сыром! А тогда на тебя обидится весь институт!

— Ты же ему ничего не скажешь? — подмигнул Алексей.

— Могила! — сурово нахмурившись, в тон ему ответила Ира.

Решающим доводом, чтобы ничего не трогать в импортной машине, стало предупреждение фирмы-производителя о потере гарантии в случае производства каких-либо работ, кроме регламентного технического обслуживания, персоналом, не имеющим соответствующего сертификата.

Единственным, кто по-настоящему жалел об этом, был Денис, который, выслушав медиков, увидел немало возможностей для улучшения конструкции медотсека, но реализовать свои идеи, с которыми Алексей был в принципе согласен, на практике ему никто не дал.

Вертолет, который тут же прозвали "летучей неотложкой", приступил к дежурству, и редкий день обходился без вылета на ДТП. Во время аварий на и без того вечно забитых транспортом дорогах мгновенно образуются пробки и обычной машине спасателей и даже "Скорой" бывает сложно пробиться к месту происшествия, а часто дорога каждая минута, способная спасти жизнь пострадавшего, порой счет идет не на минуты — на секунды.

Всего за один месяц работы "летучей неотложки" статистика показала, что смертность в ДТП по городу и прилегающим к нему районам снизилась почти в два раза, и руководство центра экстренной медицинской помощи, поддержанное главврачом клиники, забрало в свое ведение и вторую поступившую в институт машину, отечественный Ми-8, несмотря на отчаянное сопротивление Демидова, который хотел использовать вертолет для экологического мониторинга территории области. Ивану Валентиновичу не помогло даже то, что вот-вот должен поступить приобретенный для этих целей спектрометр, который конструктивно был приспособлен именно для разведки с воздуха.

Зато Денис был счастлив, потому что у него появилась почти полная свобода для реализации своих идей. Изначально пустой салон машины — в наличии были только койки, прикрепленные к стенкам медотсека, — планировалось оснащать разнообразными медицинскими приборами непосредственно перед вылетом на место чрезвычайной ситуации. Разработчики предложили модульную систему, предполагалось, что все оборудование, которое позволяет оказывать медицинскую помощь во время полета пострадавшим от природных и техногенных бедствий можно быстро поменять за 20 минут, под каждого пациента индивидуально, с учетом его состояния и полученных травм.

Простор для творчества был и у медиков, которые приносили свои схемы расположения оборудования, зачастую не стыкуемые друг с другом, когда на одном и том же месте разные врачи хотели разместить разное оборудование. Тогда Лекс приглашал все заинтересованные стороны в пустой пока что вертолет и предлагал на месте согласовать противоречивые планы.

В перспективе милевскую машину планировалось использовать и для других целей, в том числе и для экологической съемки. Для спектрометра Демидова Денис придумал оригинальное крепление, благодаря которому прибор можно было всего за полчаса установить в вертолет, а снять еще быстрее. Иван Валентинович пришел в самый настоящий восторг от идеи спасателя, сомневаясь лишь в одном — не нарушится ли юстировка оптической системы прибора при постоянном перемещении его с места на место. Денис полагал, что разработчики оборудования, ставя в спектрометр защиту от вибрации, это предусмотрели, но стопроцентной гарантии дать не мог и предлагал проверить сохранение настроек прибора на практике.

С другой стороны на Зорина и Суворова напирал Черепанов, у которого на "отобранный" медиками вертолет были свои виды. Николай Кронидович хотел оборудовать машину сканирующим инфракрасным детектором для поиска мелких очагов лесных пожаров, скрытых кронами деревьев от визуального наблюдения, и тепловизором для съемки с воздуха очагов возгорания в условиях сильного задымления. Для этих приборов можно было изготовить крепления, аналогичные тому, что Денис придумал для спектрометра, но все они были разного размера и конструкции, и над их совместимостью предстояло немало поломать голову и Денису, и Алексею, и Павлу, которого тоже привлекли к этой работе.

Денис был готов дневать и ночевать в ангаре и мастерских. Кроме того, что его с головой увлекла сама работа, он, не осознавая этого, хотел сделать ее на таком уровне, чтобы Ирина по достоинству оценила не только результаты, но и того, кто их добился, и стала воспринимать его всерьез, а не как непутевого подростка.

Денис постоянно задавал себе вопрос — что же с ним не так? Почему девушки, с которыми удается познакомиться, — а это у него получается почти всегда тяжело и часто даже нелепо — не хотят продолжать с ним отношения? Он прилежно соблюдает все традиционные ритуалы: водит в кино, в кафе, дарит цветы и подарки, старается не разочаровать в постели, в тех редких случаях, когда до нее доходит, — и все это с нулевым коэффициентом полезного действия. "И чего им еще надо?" — задается он вопросом, когда, раздевшись догола, разглядывает себя в зеркальной двери стоящего в прихожей шкафа-купе и находит единственный, по его мнению, недостаток — явные излишки на животе и боках, все более заметные с каждым годом.

Но, кстати, сержанту Свете такая комплекция даже нравилась, она называла Дениса мягким и уютным, тискала его, как плюшевого мишку, а иногда звонко шлепала ладонью по круглому животу, спине и другим подвернувшимся ей под руку местам, но после года более или менее регулярных встреч и она предложила расстаться. Объяснение было до отвращения прагматичным — проживавшей в малосемейном ведомственном общежитии Свете был нужен мужчина с собственным жильем, жить с родителями мужа она категорически не хотела, снимать квартиру — тоже. Девушка нашла подходящую, по ее мнению, кандидатуру и прямо заявила обо всем Зорину, который жил с родителями в двухкомнатной хрущевке и заработок имел далеко не такой, чтобы можно было заикнуться об ипотеке.

Когда Илья узнал об их разрыве, он решил если не утешить друга, то хотя бы отвлечь его от переживаний. Он познакомил Дениса с одной из своих бывших подружек, работавшей на местной киностудии, с которой поддерживал отношения приятельские, но не переходящие в интимные, заранее предупредив:

— Ни о чем серьезном тут и речи быть не может.

— Профессионалка, что ли? — хмуро поинтересовался Денис, собираясь наотрез отказаться от коммерческого секса.

— Ой, слушай, брось! Стал бы я тебе такую предлагать! — фыркнул Илья и усмехнулся: — Любительница. А также естествоиспытательница, можно сказать, и большая оригиналка.

"Естествоистязательница!" — думал через несколько часов Зорин, пытаясь прийти в себя после сумасшедшей нагрузки, которой он подверг свою сердечнососудистую систему в стремлении не опозориться перед девушкой.

Вика, несмотря на предубеждение, ему сразу понравилась. Денис, зная прежние предпочтения друга, думал, что увидит девицу с внешностью супермодели и соответствующими замашками, но Илья пришел в кафе, где они договорились встретиться, с девушкой не очень приметной внешности, в очках и без следа косметики на достаточно симпатичном личике. Мешковатые джины и длинный просторный свитер крупной вязки сделали бы ее похожей на мальчишку-подростка, если бы не заплетенные в две косы длинные волосы. Из-за такой прически Вика походила школьницу, примерную девочку-отличницу, и Денис подумал, что Илья зачем-то пошутил, когда давал характеристику своей знакомой.

Пока он мялся, думал, как вести себя с Викой, которая налегала на пиво и не без интереса разглядывала нового знакомого, Илья взял дело в свои руки, и часа через два хорошо принявший "для храбрости" Денис оказался в гостях у девушки, которая настойчиво приглашала к себе и Илью, причем вместе с Наилей, клятвенно обещая, что той понравится.

Квартира Вики поразила Зорина. Точно такая же, как его, по площади и планировке хрущевская "двушка", расположенная на первом этаже, была превращена в студию, где дизайнер ликвидировал все внутриквартирные стены, а центром внимания на этом пространстве сделал огромную, слегка утопленную в пол ванну из акрила, имитировавшего дерево. Кухня была редуцирована до крохотной двухконфорочной плиты, мойки, под которую была вмонтирована стиральная машина и холодильника, и отделялась от остального помещения подобием барной стойки, больше всего похожей, по мнению Зорина, на гибрид гладильной доски с деревенским плетнем. Такую идею Денис воспринял не без интереса, так же как и зеркальный шкаф-купе во всю стену, и зеркальный потолок, и два огромных, даже с виду удобных дивана, роль журнального столика между которыми исполнял огромный, не меньше полуметра в диаметре и примерно столько же в высоту, кусок необработанного ствола. Но ничем не огороженная, находящаяся на всеобщем обозрении ванна шокировала его, а когда за высокой напольной вазой с сухими цветами и ветками, на одной из которых торчал рулон туалетной бумаги, Зорин обнаружил ничем не замаскированный так называемый "турецкий" унитаз, то его удивление достигло высшего предела и зашкалило за него.

Стоя на пороге, Денис начал соображать, как бы повежливее распрощаться с хозяйкой и сбежать от в высшей степени неортодоксальных дизайнерских изысков, но Вика слегка подтолкнула его в спину:

— Что ты стоишь? Раздевайся!

Сама она уже сняла куртку и стянула через голову свитер, а нерешительный кавалер все еще топтался у входной двери. Когда же Вика начала снимать обувь, ухватившись для устойчивости за гостя, момент для отступления был упущен.

— Оригинальный интерьер, — Денис сделал шаг вперед, как окунулся в холодную воду.

— Я сама все придумала, — просияла Вика, — рада, что тебе нравится. Это значит, ты современный человек с гибким мышлением и без предрассудков!

— Ну-у как бы...

Денис, трезвея, вспомнил слова Ильи про оригинальность и понял, что, скорее всего, необычный дизайн — это лишь начало. А девушка тут же подтвердила его догадку:

— Если нужно в туалет — это сюда. — Вика дополнительно отодвинула вазу, будто бы та загораживала сантехнический прибор, скрывая его от глаз. — Все, что естественно — это прилично и не безобразно, — добавила она, видя на лице гостя сложную смесь удивления и смущения, чуть припорошенную стремлением скрыть эти эмоции.

Для иллюстрации высказанного тезиса Вика, нисколько не смущаясь, сняла джинсы и колготки, под которыми не оказалось и намека на нижнее белье, и присела на корточки, освобождая мочевой пузырь от выпитого в кафе пива. "Двум смертям не бывать, а одной не миновать! Была-не была!" — примерно с такими мыслями Денис присоединился к ней, почему-то изо всех сил стараясь, чтобы две струйки обязательно слились в одну.

А через несколько минут он уже совершенно голым лежал на полу среди разбросанных вещей, и Вика рьяно оправдывала данную ей характеристику. Денис сначала осторожничал, потом, придя в азарт, восхищался ее изобретательностью, позднее начал недоумевать, а под конец и вовсе опасаться. Стремясь не уронить себя в глазах партнерши, он соглашался на все самые немыслимые позиции, подчерпнутые неизвестно где: Камасутра и храмовый комплекс Кхаджурахо были слабым подражанием ее фантазиям. Провозглашая себя сторонницей всего естественного, Вика была поклонницей нудизма, предпочитала сыроядение, отвергала эпиляцию и косметику, но ее сексуальные предпочтения, как посчитал Денис, были очень далеки от естественных. Сверху, снизу, сбоку, сидя, стоя, на диване, на полу, на столе, в ванне... Она стонала, рычала, визжала, кусалась, царапалась, впивалась ногтями, не глядя куда, хищно слизывала выступившую кровь, и под конец Денису стало казаться, что его спина, грудь и бока превратились в одну кровавую рану.

От продолжения сумасшедшей ночи его спасло то, что девушка, в одиночку выпившая почти две бутылки вина, окончательно опьянев, заснула мертвецким сном. Денис осторожно, чтобы не разбудить, выбрался из-под нее и сделал это очень вовремя, потому что, как только он встал с дивана, Вика напустила под себя лужу резко пахнущей мочи. После этого он просто сбежал, совершенно не думая о том, как это будет выглядеть в глазах Вики, но думая о том, как будут зубоскалить некоторые, когда увидят в раздевалке или душе его "боевые" ранения.

Дома он тщательно продезинфицировал все царапины и ссадины и решил, что больше ни с кем не хочет знакомиться, особенно, если сводней снова решит выступить Илья. Уж слишком оригинальные у него были знакомые, ему бы хотелось чего-то более спокойного, традиционного, но регулярно, а не безумной акробатики время от времени. Чтобы кто-то заснул у него на плече, уткнувшись в него носом и сладко посапывая, чтобы любимого человечка можно было обнять, прижать к себе и отпустить только утром, когда нужно вставать и собираться на работу.

Но уже утром, по дороге в институт, Денис понял, что Вику ему так просто не забыть. Он корил себя за то, что бросил опьяневшую девушку, представляя себе разные ужасы из тех, что он видел за время работы спасателем — а вдруг ей стало плохо, ее начало тошнить, и она захлебнулась, вдруг во сне свалилась с дивана и сломала себе что-нибудь. Он ведь даже не спросил ее телефон, чтобы можно было сейчас позвонить ей, а узнавать его у Ильи было неловко.

Денис мучился от этих мыслей, сомневался, не рассказать ли все Лексу, бывшему в его глазах величайшим знатоком женщин, и, занятый своими мыслями, не сразу обратил внимание на странные звуки у себя за спиной. Потом все же обернулся и вздрогнул от неожиданности, увидев в метре от себя темное лицо с кроваво-красными без зрачков глазами.

Лекс, почти черный от удушья, с покрасневшими от полопавшихся сосудов белками закатившихся глаз, теряя сознание, медленно сползал по стенке. Денис бросился к нему и не дал упасть. Разрывая на ходу ворот спецовки авиатехника, он оттащил его к снятым с "восьмерки" койкам и уложил на одну из них.

— Сейчас вызову врача! — крикнул он, выуживая телефон из кармана и лихорадочно соображая, куда лучше звонить — Зине Кузьминых в медпункт или в регистратуру.

Почему все всегда происходит по закону подлости? Медики из клиники, хотя бы один, весь месяц постоянно торчали в ангаре со своими иногда дельными, но чаще нереалистичными предложениями, а как понадобилась их помощь — никого нет!

Алексей, казалось, был без сознания, но Денис почувствовал, как ледяные пальцы крепко схватили его за руку, не давая набрать номер.

— Врач... Нет...

Голос авиатехника скорее походил на хриплое карканье, чем на человеческую речь. Денис больше догадался, чем действительно понял его просьбу позвать Ирину, и на всякий случай переспросил:

— Иру?

В ответ раздалось уже не карканье, а хрип, и Зорин, набирая знакомый номер, одновременно кинулся искать, во-первых, аптечку, во-вторых, что-нибудь теплое для Суворова, с которого свалилась разорванная куртка; в продуваемом насквозь ангаре раздетый человек закоченел бы за пару минут.

Денис в состоянии, близком к панике, метался по ангару, как будто забыв все, что знал об оказании первой помощи. С трудом найденная в самом дальнем углу аптечка оказалась с самым что ни на есть стандартным содержимым: зеленка, йод, перекись водорода в таблетках, кровоостанавливающий жгут, перевязочный пакет, разорванная упаковка ампул с аммиаком, в которой, между прочим, не было резака для этих самых ампул, активированный уголь, валидол и нитроглицерин с истекшим сроком годности. Забрав аммиак и валидол и подхватив свою рабочую куртку, Денис бросился назад к Алексею, на ходу голыми руками отламывая головку одной из ампул, которая изо всех сил сопротивлялась нажиму, словно была сделана из бронированного стекла, но в итоге сдалась и треснула точно по обозначенной линии, в отместку выплеснув не меньше половины содержимого на пальцы спасателя и заодно на телефон.

Резкий запах нашатырного спирта, шибанувший в нос с клавиш мобильника, отрезвил Дениса, и действия спасателя стали уверенными и точными, как на экзамене. Еще не успело установиться соединение, а он уже укутал авиатехника в теплую длинную куртку с эмблемой спасательной службы, немного приподнял ножной конец койки, чтобы обеспечить лучший приток крови к голове, и осторожно поднес к пугающе темному лицу вскрытую ампулу.

Ирина ответила сразу, словно ждала звонка, и не прошло и пяти минут, как она ворвалась в ангар с пакетом, в котором была аптечка, чуть ли не с мясом сорванная со стены в лаборатории и еще какие-то медикаменты.

Что произошло, Денис толком сказать не мог, так как не знал, что предшествовало обмороку Алексея, да и вообще вдруг растерялся, увидев Иру.

— Может, током долбануло?

Зорин выдвинул первое попавшееся на ум предположение и, еще не договорив, тут же понял, что сморозил глупость, потому что авиатехник минут за десять до потери сознания приступил к сортировке канистр и банок с разными смазочными маслами и растворителями, которые привезли со склада в одном большом ящике. Ни розеток, ни каких-либо электрических кабелей поблизости от того места не было и в помине. Разумнее было допустить, что Лекс надышался испарениями разлившейся органики.

Ирина, как показалось Денису, подумала о том же:

— На улицу! Немедленно!

Но ни свежий воздух, ни нашатырный спирт не привели Алексея в чувство. Дыхание было едва заметно, зато сердце колотилось так, что Ирина не могла сосчитать пульс, частота которого, по ее ощущениям, зашкаливала за полторы сотни.

— Тащи сюда кислородный баллон! Если и это не поможет, тогда придется... Что стоишь столбом?! — сорвалась она почти на крик, когда ей показалось, что друг не дышит.

Кислород помог. Прошла минута, другая, наконец Лекс вздрогнул и поднял руку, пытаясь убрать с лица мокрую марлю, которая увлажняла поступающий газ. Денис по Ириной команде тут же закрыл вентиль на баллоне и облегченно вздохнул. Он не расслышал, что она спросила у своего друга, и тем более не мог слышать, что он ей ответил; Ирине-то для этого пришлось почти прикоснуться ухом к его губам, но, узнав нужные ей сведения, она очень быстро вскрыла две ампулы и с профессионализмом опытного медработника сделала инъекции.

Устрашающая чернота постепенно уходила с лица Алексея, оставляя синеватую бледность, которая уже пугала не так сильно, но глаза до сих пор были залиты кровью. Пока Денис ставил баллон с кислородом на место, пока заваривал Алексею травяной чай из его запасов, Ира разговаривала с кем-то по телефону. Денис услышал самый конец: "Приезжай ко мне домой, мы уже едем!"

Он окончательно, особенно после того, как осмотрел совершенно целые, без следов протечек, емкости с органикой, убедился в том, что Ира знала, что произошло с Алексеем и какая помощь ему нужна. Когда они на несколько минут остались одни, Денис рискнул расспросить Ирину:

— Ира, что это было? Ведь не отравление же? А что тогда? Сердечная недостаточность?

— День, — спасатель не поверил своим ушам, когда услышал, что она назвала его так, — я не могу сказать тебе, что произошло. Лекс не просил — да, я знаю, чем вызван обморок — никому не говорить, но уверена, ему не хотелось бы, чтобы кто-то об этом узнал от меня. Спроси его сам, День, не сейчас, конечно, а потом; если он захочет тебе рассказать, то расскажет, а если нет — то уж извини.

Звонок подруги переполошил Светлану. В первый момент она не поняла, кому стало плохо, и решила, что это с Лешкой произошло что-то серьезное. А когда Ирина объяснила, кому требуется помощь, то Света, кроме всего прочего, почувствовала и любопытство. До сих пор она ни разу не видела того самого Эльфа, о котором столько слышала и от Иры, и от Меньшикова, и от Зорина, и, конечно, от мужа. Вадим о старшем из братьев Суворовых спокойно говорить не мог, раздражался, возмущался, негодовал, а Светлана никак не могла понять причин неприязни мужа к новому сотруднику, Вадим и сам не мог этого внятно объяснить, отделывать чем-нибудь вроде: "Увидишь его — сама поймешь".

Но даже если бы она и чувствовала, как Вадим, антипатию к человеку, то в помощи отказать не могла, тем более что просила ее об этом Ирина. Скинув мужу, телефон которого был недоступен, смс-ку и оставив дочку на соседку Олимпиаду Викторовну, бабу Липу, Света с полным арсеналом из игл для акупунктуры, лечебных трав и эфирных масел поехала к Ире, чуть волнуясь от предстоящей встречи.

Эльф и в самом деле был поразительно красив. Даже сейчас, когда его лицо было ссера-бледным, губы бескровно-синими, а глаза, наоборот, налитыми кровью, его внешность поражала с первого взгляда. Холодноватое выражение мгновенно исчезло при виде приехавшей гостьи, Алексей, хотя его шатнуло, вскочил с кресла и не просто поздоровался, а поклонился и галантно поцеловал Светлане руку.

— Политесы потом разводить будешь, — грубовато-добродушно остановила друга Ирина, — когда на ногах стоять сможешь.

— Упасть к ногам такой прекрасной женщины, — не согласился с ней Алексей, — это величайшее счастье, которого достоин далеко не каждый.

Светлана не удержалась от улыбки, услышав такой куртуазный комплимент, но тут снова вмешалась Ира:

— Света, только не поощряй его, а то этот кадр не остановится, пока снова не хлопнется в обморок.

— Вот так всегда, — сокрушенно вздохнул Алексей, и в самом деле почти падая без сил на диван, — берут меня за мои эльфячьи уши и стаскивают с небес на землю. Даже пластику сделал, укоротил их, а все равно некоторые находят, за что ухватиться и совершить свое черное дело.

— Лекс, ты лучше расскажи Светлане все. И что было, и что есть, — вернулась к деловому тону Ирина. — Света у нас большой специалист в восточной медицине, йоге, иголках и в традиционной медицине тоже.

— Весьма наслышан, — подтвердил сказанное Лекс. — Даже не столько от Иры, сколько от Александра.

— Я вас брошу наедине, чтобы вы могли свободнее общаться на медицинские темы. Вместе вы обязательно что-то придумаете.

Ира хотела выйти из комнаты, но Алексей попросил ее остаться. Светлана тоже кивнула, ей присутствие подруги всегда только помогало.

Алексей подробно пересказал Светлане лишь в общих чертах знакомую Ирине историю о пожаре на складе ракетного топлива, о сильнейшем отравлении, о разрушенной печени и проблемах с кровью, о том, что его вернула к жизни после выписки из госпиталя, чтобы он летальным исходом не испортил статистику, старая шаманка. Рассказал о тех травах, что она ему дала, и за которыми он раз в год отправляется на Алтай, о собранной им самим системе упражнений. Такой комплекс позволял ему поддерживать здоровье, но иногда по непонятным причинам происходили срывы, подобные сегодняшнему.

— Если сейчас сделать даже общий анализ крови, меня сразу отправят если не прямиком в морг, то уж в виварий на опыты — это как пить дать, — невесело усмехнулся Лекс. — Так что в обычную больницу мне путь заказан. Да и не помогут там ничем. Как Ира меня откачала, обычно я успеваю хоть что-то сделать сам, чтобы не отключиться, а сегодня вот не успел, схватило сразу.

— Анализы во время медкомиссии за тебя кто сдавал? — прокурорским тоном поинтересовалась молчавшая до сих пор Ирина.

— Младший, — тут же последовало чистосердечное признание.

— Кровь обязательно нужно посмотреть, причем не общий, а развернутый анализ с биохимией в придачу, — заметила Светлана. — Наверняка есть лаборатории, где это можно сделать анонимно.

— Там, знаешь, сколько сдерут? — прищурилась Ирина. — И непонятно какие цифры нарисуют. Нет уж, лучше у нас. У меня с клинической лабораторией связь налажена, девчонки оттуда постоянно за чем-нибудь к нам прибегают, вот я и попрошу их сделать анализ, не уточняя, естественно, для кого. Заранее договорюсь, а потом нацежу с тебя пробирку или сколько понадобится. Как тебе такая идея? — поинтересовалась она.

— Нормально. С меня конфеты там, коньяк или что еще, может, деньги — это тоже загодя обговори, — не стал отказываться от Ириного предложения Лекс. — Мне, главное, чтобы не засветиться.

Света задала еще несколько вопросов, внимательно выслушала ответы на них, что-то записала на листе бумаги, потом кивнула, показывая, что поняла если не все, то многое, а затем попросила Алексея раздеться.

— Как? — уточнил он.

— Совсем. И если есть цепочки, браслеты, серьги, их нужно снять. Часы тоже. Раздевайся и ложись. Расслабься и постарайся не шевелиться.

— Я вас оставлю! — Ирина сорвалась с дивана. — Пойду, чай заварю!

— Слушай, подруга, я обижусь, — Лекс приглушенно хохотнул сквозь стаскиваемый через голову свитер, — да тебе, знаешь, как завидовать будут, когда узнают, чему ты была свидетелем?

— Ириш, не уходи, — попросила Светлана, — может, твоя помощь понадобится.

Про себя морщась шутке Лекса, Ира в недоумении — какая от нее может быть в данной ситуации помощь — села обратно на диван, но тут же соскочила, вытащила из комода простыню и расстелила ее поверх пледа, а сама перебралась на кресло.

Светлана водила по телу Алексея небольшим прямоугольным прибором, который мигал разноцветными огоньками и временами пронзительно пищал. Ира видела его первый раз в жизни, а Лексу, по всей вероятности, прибор был знаком.

— Это скэнар? — уточнил он.

Света молча кивнула. Она очень внимательно наблюдала за переливами цвета на небольшом экране, и, похоже, наблюдаемая картинка ей не очень нравилась. Надолго скэнар задержался в области солнечного сплетения и селезенки, а вот район правого подреберья Светлану не заинтересовал.

Она коротко прокомментировала свои действия, наверное, больше для Ирины, с интересом наблюдавшей за прибором, чем для Алексея:

— Скэнар посылает электрические импульсы к нервным окончаниям, они, в зависимости от состояния органа, с которым связаны, с разной интенсивностью отвечают на них, и в целом создается картина энергетического баланса организма. К сожалению, очень приблизительная, но, по крайней мере, можно довольно быстро определить участки, где необходимо тонкое сканирование. Это в прямом смысле — ручная работа.

— А она скоро будет? Та, которая ручная? — Алексей, по телу которого от слабых электрических импульсов периодически пробегала малоприятная дрожь, да и общее самочувствие оставляло желать много лучшего, тем не менее, достаточно игриво улыбнулся.

— Как только получу относительно полную картину, — невозмутимо ответила Светлана, не обращая внимания на его слова и улыбки.

— Лекс, веди себя прилично! — наполовину в шутку, наполовину всерьез бросила Ирина.

— Да я же и так, как афонский монах! Лежу голый рядом с двумя обворожительными женщинами, и не то что пошевелиться нельзя, а даже и разговаривать запрещают! Хотя нет, у того чувака женщины были раздеты. Я буду только "за", если прекрасные дамы обнажатся для полного соответствия историческим фактам.

— Уймись! — тут же прозвучало Ирино коронное выражение.

— Ложись на живот, — попросила пациента Светлана.

— Опять облом! — с тяжелым вздохом Алексей перевернулся и пожаловался подушке: — Товар лицом показал — и ноль эмоций! А задницей разве можно кого-то соблазнить? Мне сейчас скажут, что можно, и даже уточнят, кого именно, но меня такой вариант почему-то не прельщает!

— Светик, теперь ты понимаешь, почему Эльф с Санькой так спелись? — спросила Ира. — Когда они на пару начинают молоть такую вот ерунду, то уши от перегрузки сворачиваются в трубочку!

— Но не отваливаются? — заинтересованно спросил Алексей.

— Вроде бы нет.

— Значит, нам есть еще над чем работать!

Ирина не удержалась и легонько щелкнула друга по затылку:

— Ты можешь хотя бы пять минут полежать спокойно?

— Все! Молчу, молчу, а то... По одному месту получу, — напоследок, немного сбившись с ритма, но зато оставшись в рамках приличий, высказался Лекс и затих.

Диагностика прибором продлилась недолго, гораздо больше времени и сил и у пациента, и у Светланы отняла "ручная работа". В какой-то момент внимательно следившей за процессом Ирине показалось, что ее друг начал терять сознание, потому что его лицо снова залила исчезнувшая ранее мертвенная бледность. Ира растерялась. Обратить Светино внимание на то, что происходит, она не решалась, потому что знала, какое глубокое сосредоточение требуется подруге для проведения диагностики, и боялась навредить и ей, и Алексею. В надежде, что Светлана и сама почувствует ухудшение его состояния, Ирина застыла в тревожном ожидании и через несколько минут с испугом заметила, что Света стала почти такой же иссиня-бледной, как Лекс.

Не зная, что предпринять, она вскочила, но тут Света, не глядя, протянула ей руку. Ире показалось, что она схватила кусок льда, который начал стремительно отнимать тепло уже у нее.

Действуя больше по наитию, чем руководствуясь разумом, Ирина сорвала с подруги блузку, разделась сама и прижалась грудью к Светиной спине. От холода у нее на миг захватило дыхание, а потом все начало таять перед глазами.

Ире показалось, что она, как кристаллик соли, растворяется в стакане воды, а рядом с ней стремительно растворяются еще два кристаллика. Мелькнула мысль о том, что воду можно выпарить, тогда кристаллики вернутся назад, но для этого нужен огонь, а где его взять... И в ответ где-то глубоко внутри родилась искра, мгновенно превратившаяся в испаривший воду лавовый поток.

В себя Ира пришла оттого, что кто-то осторожно, но довольно чувствительно хлопал ее по щекам. Вторым ощущением было — она почему-то лежит на полу, лежать жестко и холодно, потому что она наполовину голая. Следующее ощущение — к ее обнаженной груди прикасаются чьи-то руки, явно мужские. Она приоткрыла глаза и тут же зажмурилась, а потом в изумлении распахнула их, не веря тому, что увидела. Ее приводили в чувство полураздетая Светлана на пару с абсолютно раздетым Лексом, причем никто из них не обращал внимания ни на чей вид.

— Наконец-то! — облегченно вздохнула Света, когда увидела, что Ира очнулась. — Как я испугалась! Ты же сломала все свои блоки и выплеснула запредельно много энергии! Еще чуть-чуть — и у вас бы в квартире вся электроника сгорела! А ты... Я даже не знаю, что было бы с тобой! Больше не делай так!

Алексей, видимо, пришедший в себя намного раньше Ирины и уже приступивший к закрытому массажу сердца, с откровенным сожалением убрал руки с ее груди и уселся рядом на пол.

— А я так и вовсе почти до усрачки! Упал, очнулся, а вместо гипса вижу, что сбылась мечта идиота: рядом со мной сразу две очаровательные женщины неглиже — и обе без чувств! Во, думаю, как я их! И тут же понял, что это они меня... И понял, что вообще все было совсем не так, то есть вообще никак, — Лекс сокрушенно развел руками, а потом подхватил Иру и, подняв с пола, уложил на диван, от приложенного усилия чуть не рухнув рядом с ней. — Дамы, вы уж извините, я сегодня что-то не в форме, тройничок не получится. Дайте мне пару дней на реабилитацию, и я вас обеих...

— Уймись! — простонала от еле сдерживаемого хохота Ирина. — И оденься! Сейчас Лешка мою мелкую от бабушки приведет! А у нас тут балаган со стриптизом!

— Понял! Хрупкую подростковую психику травмировать не буду!

— Он сам чью хочешь психику травмирует, — усмехнулась Ира, с удивлением отмечая отличное самочувствие, которого, по идее, после обморока быть не должно.

Светлана, сама не своя от радости, что все закончилось благополучно, до этой секунды слушала их, еле сдерживая смех, а тут спохватилась, схватила свою блузку и обнаружила, что пары пуговиц на ней не хватает.

— Ой, Светик, извини! — Ира соскочила с дивана и в поисках отлетевших неизвестно куда пуговиц начала озираться по сторонам, одновременно натягивая спортивную куртку прямо на голое тело. — Это я перестаралась!

— Ириша, ты все сделала правильно, — Света почти возмутилась, услышав от подруги извинения, — у тебя времени было в обрез! Сложно мне пуговицу пришить, что ли?

— Нашел! — обнаружив на ковре пропажу, обрадовался Лекс, в процессе одевания из-за того, что отвлекся на поиски, так и не продвинувшийся дальше трусов.

Минут за десять, к тому моменту, когда раздался звонок в дверь, он успел натянуть джинсы, а дальше дело снова притормозилось. Алексей со Светланой, оставленные Ирой наедине, не обращая ни на что внимания, как два узких специалиста, наконец-то получившие возможность пообщаться друг с другом, азартно черкались в анатомическом атласе и спорили о каких-то меридианах.

Ира, метнувшись в прихожую, толкнула дверь комнаты, желая прихлопнуть ее, но та зацепилась за что-то и закрылась едва ли наполовину. Освобождать силой ее было поздно, потому что в замке негромко скрежетнул ключ и на пороге квартиры появился Лешка. Рядом с ним обнимались, целовались и пищали, восторгаясь неожиданной встречей Светлашка и Иринка, а за спиной парня виднелась плохо вписывающаяся в габариты малометражной квартиры фигура Медведева, взгляд которого сразу же упал на полуодетого Эльфа и собственную жену в полурасстегнутой блузке, настолько увлеченно обсуждавших какой-то вопрос, что ни на звонок в дверь, ни на визг девчонок они не обратили никакого внимания.



* * *


Бывают такие дни, что никаких особых неприятностей не происходит, но все идет через пень-колоду, досаждая незначительными мелочами, такими же нудными, как писк комара над ухом. Самое плохое, что к концу такого дня, когда человек уже устал отбиваться от пустяков, почти обязательно случается крупная гадость.

Начало дня ознаменовалось намертво заевшей молнией на рабочей куртке, которая не поддалась Светиным усилиям и порвалась, когда Медведев изо всех сил дернул застежку. Куртку пришлось стаскивать через голову и в спешном порядке вытаскивать из шкафа новую. То, что две пуговицы пришиты так, что болтаются практически на одной нитке, Вадим обнаружил уже на выходе из подъезда, когда застегивался, возвращаться, конечно же, не стал, но озадачился дилеммой — оставить так, как есть, или оторвать совсем и спрятать, чтобы Светлана потом пришила их как следует. Оба варианта имели свои недостатки. В первом — была вероятность, что они рано или поздно отлетят и потеряются. Второй тоже был далеко не безупречен — Медведев прекрасно знал свою способность убрать, чтобы не мешалась, какую-нибудь вещь и напрочь забыть куда именно. Кое-что исчезало бесследно, словно проваливалось в параллельную вселенную. Решив, что вероятность потери пуговиц в обоих случаях примерно одинакова, Вадим выкинул эту проблему из головы, по крайней мере, до вечера.

Служебный автобус, на котором Медведев отправился на работу, беспричинно останавливался, как собачонка, у каждого столба, и Вадим жалел, что не поехал, опасаясь пробок, на машине, и поминутно смотрел на часы, прикидывая, опоздает или нет. В институт он, однако, приехал вовремя и сразу за проходной натолкнулся на Зорина, поджидавшего командира группы для того, чтобы отпроситься для совместной работы с Алексеем Суворовым. Со стороны Дениса это был жест вежливости, потому что руководство дало ему зеленую улицу на проведение наладочных и монтажных работ с вертолетной техникой и медицинским оборудованием, о чем Медведеву еще две недели назад сообщил Черепанов. Причем Зорин при необходимости освобождался не только от учебы, но и от рядовых вызовов.

Вадим кивнул, разрешая Денису заняться вертолетами вместо медицины, а в глубине души у него шевельнулся червячок ревности — Меньшиков готов часами торчать в ангаре с летной техникой, Антон нередко захаживает к Суворову вместе с Сашкой, ну а Зорин в последнее время так просто прописался там.

"Медом там им намазано, что ли?" — с недоуменным недовольством думал Медведев, тщетно пытаясь сосредоточиться на способах оказания первой помощи при обморожениях и почти завидуя Денису, избавленному от необходимости слушать заунывный бубнеж преподавателя. Его группа, как и группа Галямшина, у которой сегодня тоже был учебный день, коллективно боролась со сном. Артур во время перерыва отпустил почти половину своей группы — обморожения в разгар весны, прямо скажем, не самая актуальная тема — когда же Меньшиков рискнул попроситься к Зорину в помощники, Вадим запретил ему уйти с занятий чисто из вредности, тем более что Сашка сказал, что пойдет не к Суворову, не к Алексею, а к Эльфу.

"А вот хрен тебе, а не Эльф!" — не без злорадства подумал Вадим и сердитым взглядом обвел спасателей своей группы, безмолвно спрашивая, не хочет ли кто-нибудь еще слинять с учебы. Видя далеко не благодушный настрой командира, никто из первой группы о своих желаниях больше не заикнулся.

Группа Марата с самого начала дежурства занималась ликвидацией последствий разрыва трубопровода на коксохимическом заводе в небольшом городке недалеко от райцентра, ситуация была достаточно сложной, и Кузьминых со своими ребятами застрял там, в лучшем случае, до конца дня. Когда пришло сообщение о ДТП, Галямшин с Медведевым одновременно чуть не бегом кинулись с опостылевшего занятия, но Вадиму пришлось вернуться на место, потому что диспетчер отдал вызов Артуру. Обреченно вздохнув — уж если не везет, то не везет — Вадим опустился на стул и изобразил на лице повышенное внимание, но преподаватель, пересчитав оставшихся в аудитории спасателей, решил закончить занятие.

Пока Медведев соображал, чем же вместо медицины занять своих бойцов, объявился Зорин и сказал, что на сегодня его помощь Суворову не требуется.

— А что так? — поинтересовался Вадим, иронично косясь на Сашку с Антоном, которые явно хотели сбежать в ангар с летной техникой.

— Леха заболел, а что мне там одному делать? — пожал плечами Денис. — Завтра, если он выйдет, продолжим.

— Завтра — выходной перед "сутками", — напомнил ему командир, — если послезавтра ты будешь никакой после своих стахановских подвигов, я тебя к работе не допущу.

— Когда это со мной такое было? — обиделся спасатель.

— Не далее, как сегодня утром, — криво усмехнулся Медведев. — На сегодня — прощается, а на завтра... В общем, я тебя предупредил.

"Блин, неужели так видно?" — вздрогнул Денис, вспоминая, как утром замазывал маминым тональным кремом ссадины и засосы, оставленные Викой на руках и шее. Царапины он еще выдал бы с натяжкой за кошачьи, но несколько отметин пришлось заклеить пластырем, потому что никакая косметика скрыть их не могла.

Никто, кроме командира, ничего вроде бы не заметил, во всяком случае, насмешек и подколок не последовало, но Зорин предпочел держаться подальше от ребят и во время обеда и после него. Илью он тоже старался обходить стороной, насколько это было возможно, так как Денису казалось, что друг уже получил полный и не слишком комплиментарный отчет о ночных похождениях незадачливого героя-любовника.

Вместо отмененной медицины Медведев загнал свою группу на спортплощадку, хотя погода не слишком располагала к пребыванию под открытым небом. Весь день шел дождь, то сходя почти на нет, то слабая морось переходила в короткий ливень. Радовало лишь одно — что дождь растопит остатки льда и снега и смоет накопившуюся за зиму грязь.

Вадим немилосердно гонял по спортплощадке молодое пополнение, Сашу с Сережей, нагружая, впрочем, и себя ничуть не меньше. В общем и целом, командир был доволен ими, и тем, с каким энтузиазмом и упорством ребята добивались своей цели стать спасателями, и желанием учиться, и умением стойко выдерживать немалую физическую нагрузку. Единственное, они пока не прошли проверку в стрессовых условиях крупного ЧП, все вызовы, доставшиеся на долю первой группы в последнее время, были уныло рутинными: замки, замки и еще раз замки. Медведев жалел, что сегодняшнее ДТП отдали Галямшину, потому что хотел посмотреть работу ребят с живыми людьми, а не с железками. Но на все воля диспетчера, как говорили в институте.

Вадим довел молодежь, и себя в том числе, до седьмого пота и уже хотел отпустить их в душевую, когда увидел, что к их корпусу подъехала забрызганная грязью по самую крышу "Газель" третьей группы.

Машина остановилась, но из нее никто не вышел. Прошло несколько минут, но группа Артура продолжала оставаться в машине, только сам Галямшин выбрался наружу и, присев на ступеньку, закурил.

Что-то произошло на вызове. Что-то непредвиденное, настолько неожиданное даже для видавших многое самого Артура и его ребят, стаж работы которых в службе спасения был не меньше пяти лет, что выбило их из колеи. Медведев осторожно, словно боясь спугнуть что-то или кого-то, подошел к "Газели". Артур заметил его и чуть заметно качнул головой, прося подождать. Глубоко затягиваясь, он докурил сигарету до самого фильтра и выбросил ее, только когда тлеющая бумага начала обжигать пальцы, дрожь которых он скрыть не мог, да и не пытался.

— Мы на Серова были, — наконец Артур поднял глаза на коллегу, — наверное, знаешь: частный сектор, от асфальта одни трещины, грязь по колено, там и "КамАЗ" хрен проедет, не то что "Газель". Но добрались... Но поздно... Хотя и раньше пожарных, гайцев и "скорой". Две "Тойоты", лоб в лоб. И всмятку.

Артур на мгновение зажмурился, потом продолжил:

— Людей, которые нас вызвали, никого не было, испугались, наверное, что машины взорвутся, потому что горели они, как картонные. В одной машине — две пацана, они погибли сразу, от такого удара никакие ремни не спасут. А в другой — семья: родители и двое детей, лет пяти, не больше. Отец, наверное, тоже сразу, а мать и дети при столкновении остались живы. Мать горела заживо и пыталась помочь детям выбраться из этих сраных детских кресел. Не успела. И они не смогли расстегнуть ремни, с которыми и взрослый вряд ли бы справился.

Последовала долгая пауза, во время которой Медведев обнаружил, что вся его группа подтянулась к машине и Галямшина слушает не он один.

— Самое страшное, что они еще были живы, когда мы подъехали, и умерли, когда Равиль начал колоть им противошоковое и вытаскивать наружу. Сначала один, а через минуту — другой. Я даже не понял, кто они — мальчики, девочки... Передали их медикам, их и то, что осталось от взрослых. А Равиль на нас весь спирт потом извел...

Артур с трудом поднялся и, ожесточенно ругаясь на татарском, пошел к крыльцу. За ним из "Газели" выбрался Равиль Менаджиев, постоянно работавший с третьей группой фельдшер, не молодой уже спасатель, выглядевший как только что с похорон близкого родственника.

— Димыч, поделись своими запасами, — попросил он командира первой группы, — мужиков отпаивать буду.

Вадим коротко кивнул, одновременно думая о том, что они со Светланой совсем недавно, на прошлой неделе, купили такое специальное кресло для Иринки. "Сегодня же выброшу его к чертовой матери!" — тут же решил он.

Равиль же добавил:

— Жаль, твоя Светлана не работает. У нее и без спирта получается привести ребят в рабочее состояние. Даже после такого, как сегодня...

"И хорошо, что не работает! — тут же подумал Медведев. — Потому что весь негатив она пропускает через себя. И хотя и говорит, что сбрасывает его потом, но что-то все равно наверняка остается. Нет, с этой работой нужно что-то решать, и решать кардинально! Или радикально? Как правильно? А, один черт! Свете нужно срочно рожать второго, а я буду промывать мозги руководству, что их эксперимент удался, психолог нужен в каждой группе. Но мужик. Только мужик!"

Роман, получив "добро" от своего командира, в сопровождении Середкина, в нецензурных выражениях комментировавшего то, что рассказал Артур, отправился потрошить заначку, а Вадим, с одной стороны, порадовался, что такой тяжелый вызов не достался его группе, но, с другой стороны, должен же "молодняк" однажды в полной мере понять, на что они подписались.

"Молодняк", видимо, представил, что за вызов достался сегодня группе Галямшина, и притих, не решаясь что-либо сказать или сделать. Медведев уже хотел вывести их из этого ступора, как в нагрудном кармане его куртки вдруг надсадно запищала рация. Все насторожились.

— На выезд! — через мгновение последовала короткая команда, и спустя пять минут "Газель" первой группы покинула территорию института.

Вызов "на дверку" никто бы не назвал технически сложным, но он отнял немало моральных сил. Дверь нужно было вскрывать в квартиру, где жил пожилой одинокий мужчина. В диспетчерскую института позвонили соседи, сообщившие, что за стенкой уже вторые сутки раздается громкий собачий скулеж, временами переходящий в вой. Дверь хозяин не открывал, на телефонные звонки тоже не отвечал.

— Звонили бы в милицию, — буркнул Середкин, недовольный тем, что подобные, как их в институте официально называли, социальные работы выполнялись сотрудниками бесплатно.

Да и кому, действительно, выписывать квитанцию об оплате, если потенциальному плательщику в подавляющем большинстве таких вызовов требовалась уже не помощь, а транспортировка в морг.

— В милицию и звонят, — пожал плечами командир, — а милиция нам работу подкидывает. Хотя в большинстве случаев и обычный слесарь из РЭУ справится.

— Ага, справится, — согласился Середкин, — а потом будет требовать плату за свою работу. А мы, как всегда, за бесплатно работаем. И даже не за "спасибо".

Около квартирной двери, сквозь которую было слышно, как внутри безостановочно скулит собака, спасателей ждал местный участковый с двумя понятыми — отловленными во дворе соседями.

— Быстро вы, — бросил он вместо приветствия, наблюдая, как тесная площадка заполняется спасателями и их оборудованием.

— Мы-то быстро, — так же не здороваясь, ответил Медведев, — зато все остальные — медленно. Соседи о чем больше суток думали?

— Материли наверняка этого деда, что он собаку успокоить не может, — пробормотал Середкин, — а мы теперь труповозкой работай.

С ворчанием он полез за инструментом, но Вадим остановил его и дал команду Сереже Шестакову вскрывать дверь.

— Суворов помогает, — добавил он и взглянул на Усова: — Антон?

Спасатель, который и без указаний командира словно бы напряженно прислушивался к звукам, доносившимся из-за двери, коротко кивнул. Это означало, он уловил, что хозяин квартиры, вопреки прогнозам Середкина, жив.

Медведев тут же повернулся к Калинину:

— Роман, идешь вторым.

Первым в квартиру мимо Сережи, который уже вполне профессионально открыл замок, протиснулся участковый, врач отстал от него на полшага. Навстречу им с визгом кинулась лохматая черная собачка. Как будто понимая, что мешать людям, которые пришли помочь хозяину, нельзя, она не стала мешаться у них под ногами и лезть под руки, а забилась в угол комнаты между составленными там кусками фанеры и картона.

Квартиры, пропитанные духом одинокой старости, спасатели видели очень часто, почти на каждом дежурстве. Какие-то подходили под определение "опрятной бедности", какие-то нельзя было сравнить ни с чем иным, как с мусорным контейнером. В нос Медведеву, как только он переступил порог вслед за участковым и Калининым, шибануло кислой вонью жилища, давно не знавшего не только ремонта, но и хорошей уборки. Однокомнатная квартира была захламлена какими-то мешками, пластиковыми пакетами, коробками и ящиками, громоздившимися в углах и на шкафах. Все это было хорошо знакомо по аналогичным вызовам. Хозяин, наверняка живший на мизерную пенсию, не мог решиться выбросить ни старую одежду и сношенную обувь, ни пожелтевшие от времени газеты и журналы; их связки выглядывали из-под дивана, обивка которого, давно утратившая первоначальный цвет и рисунок, местами виднелась из-под вытершегося почти до самой основы ковра.

Около дивана на полу, неловко подвернув под себя руку, лежал старик в заношенном, но когда-то очень не дешевом костюме. Медведев мог сказать это с полной уверенностью, потому что точно такой же костюм покупали отцу на защиту докторской диссертации. Впрочем, вся обстановка квартиры — переливы разноцветного богемского стекла, просвечивающие сквозь едва прозрачные дверцы импортной стенки, безделушки, явно привезенные из-за границы, и корешки подписных изданий в книжном шкафу -свидетельствовала о былом, по меркам тридцати-сорокалетней давности, достатке хозяина.

Роман, быстро осмотрев лежавшего на полу старика, обнаружил, что тот находится в сознании, но ни двигаться, ни говорить не может, и вызвал "Скорую".

— Черепно-мозговая травма, — сказал он диспетчеру.

— А не инсульт? — засомневался Меньшиков. — Я "вижу" гематому.

— Если травма, привезут к нам, если инсульт — то в районную. Прикинь разницу, — объяснил свое решение врач. — Внутренняя гематома может и при падении от удара о пол или мебель образоваться. На томографе смотреть надо.

Сам Роман не сидел сложа руки в ожидании приезда коллег. Пустые ампулы одна за другой вылетали из-под его пальцев, а Меньшикова как будущего коллегу-медика — Сашка решил получить специальность фельдшера и поступил в медучилище на вечернее — он приспособил в качестве стойки для капельницы, вручив ему пластиковый мешок с раствором.

Медведев с участковым в это время составляли бумаги — милицейский протокол и акт выполненных работ, Середкин гнал на улицу молодежь, чтобы та не толкалась в тесной квартире, а шла в машину, потому что им здесь делать больше нечего. Денис же незаметно для всех просочился на кухню и принес воды жавшейся в угол собаке, которая внимательно наблюдала за тем, что приехавшие люди делают с ее хозяином и временами тихонечко повизгивала, то ли одобряя их помощь, то ли поддерживая хозяина. Глядя на то, как жадно собака лакает воду, спасатель догадался, что она ни на шаг не отходила от беспомощного человека даже для того, чтобы утолить жажду.

"Скорая" приехала на удивление быстро, и толкотня в квартире стала еще сильнее. Как унесли старика, Денис не видел, потому что пытался отыскать на кухне какую-нибудь собачью еду. Но когда он нашел пакет с остатками сухого корма, собаки ни в комнате, ни вообще в квартире не оказалось, и никто не заметил, куда она исчезла. Косясь на командира и обоснованно ожидая получить от него втык за посторонние разговоры, спасатель тем не менее постарался расспросить соседей о собаке, но ничего толком не узнал, кроме клички — то ли Жулька, то ли Жунька, и того, что хозяин подобрал ее на улице несколько месяцев назад, в начале зимы.

Назад ехали, петляя по проулкам, чтобы не стоять в пробках на центральных улицах. Медведев, хотя вызов, можно сказать, закончился благополучно, хмурился, глядя в окно на мокрые стены домов, темные от влаги стволы и голые ветки деревьев и блестящий черный асфальт и не видя ничего этого. Он не мог отделаться от тягостного ощущения, что сегодня увидел свое вероятное будущее, к которому совсем недавно уверенно шел, холя и лелея одиночество, кичась им, не желая никого впускать в свою жизнь, испытывая сильнейший дискомфорт от одной мысли, что придется делить с кем-то жизненное пространство на срок больший, чем одна ночь, не пытаясь найти никого для более или менее глубоких чувств, а не ради удовлетворения физиологической потребности в сексе.

Вадим вдруг понял, хотя Света не раз говорила об этом, почему их кадровик, несмотря на возраст и здоровье, вернее, его отсутствие, не хочет уходить на пенсию, в институт приезжает первым автобусом, а уезжает — последним. Пресловутое "некому стакан воды подать" он словно бы вдруг почувствовал не умом, а чем-то другим, возможно, душой. Что же, он и в этом переломил судьбу? У него есть семья, обожаемые жена и дочка, уютный дом, куда хочется возвращаться после работы и приглашать друзей на праздники.

Зацепившись за позитив, как называла это Светлана, Вадим решил, что завтра, в свой законный выходной, он в кои веки не поедет на работу, проведёт весь день дома, отоспится вволю, в конце концов. Медведев выбрался из паутины мрачных мыслей и тут же услышал недовольное ворчание Середкина, воспитывавшего "молодняк":

— ...приходят, хотят стать героями. Насмотритесь своих блокбастеров и ждете каждый день, что настанет ваш звездный час, спасете человечество от всемирной катастрофы, а ничего не происходит — ломаются замки, теряются ключи, люди ломают себе руки-ноги, падая с диванов, застревают по пьяни в мусоропроводе... Что наша работа? Тяжелая, муторная, каждый день одно и то же. Но лучше пусть так, чем... Вам еще не приходилось говорить родителям, что их ребенка больше нет. Что ты хотел, но не успел, что если бы эти самые родители позвонили на десять минут раньше, то он был жив. А тебя будут ненавидеть за то, что ты живой, и смотреть, как на главного виновника в том, что произошло. Ты сделал свою работу, сделал все, что мог, а от тебя будут ждать, что ты будешь рвать на себе волосы и рыдать над телом.

Вадим не стал перебивать друга, вспомнившего один из давних вызовов, когда оставленные без присмотра дети не придумали ничего другого, чем затеять игру в прятки в незапертой трансформаторной будке. Меньшиков, слышавший эту проповедь Середкина не раз и не два, делал вид, что спит, до той секунды, пока Денис не уронил свою набитую инструментом сумку, произведя при этом такой грохот, что разбудил бы кого угодно.

— Твою мать! — буркнул Сашка, недовольно морщась от металлического лязга, с которым из сумки вывалились дрель.

Ворча на товарища, он стал помогать собрать с пола рассыпавшиеся сверла и вдруг нырнул головой под самое дальнее сиденье.

— А у нас заяц! — раздался оттуда его удивленный голос.

И через несколько секунд Меньшиков вытащил в проход между сиденьями черный лохматый клубок, крепко ухватив его за шкирку.

Собака всем своим видом демонстрировала подчинение. Она распласталась по полу, только кончик хвоста чуть подрагивал, и глаза просительно смотрели на людей.

— Не захотела хозяина бросить, за ним поехала, — с облегчением проговорил Денис и полез за сухим кормом для Казана, пакет которого всегда лежал в "Газели" про запас.

Середкин вскинулся было, видя такое самоуправство, но Медведев остановил его:

— Ладно тебе, не объест она нашего крокодила. Я лично ему этот пакет сосисками компенсирую.

С командиром Генка спорить не стал, хотя всю дорогу недовольно поглядывал на собаку. Из деликатности Жулька не стала есть прямо из пакета и аккуратно брала предложенный ей корм по одному шарику с ладони Дениса, каждый раз поводя хвостом, словно благодаря за угощение.

— Воспитанная, — похвалил собаку спасатель и начал прикидывать, как уговорить начальника кинологической службы, чтобы он разрешил ей пожить в "собачнике", пока хозяин находится в клинике, и не подключить ли к этому делу командира.

А Жулька, только лишь "Газель" остановилась около корпуса оперативно-спасательного подразделения и Илья открыл дверь, перемахнула через сложенные в проходе мешки и сумки с оборудованием и инструментом и выскочила наружу. Застыла на пару секунд, ориентируясь в незнакомом месте, и со всех лап бросилась прочь от машины.

— Не судьба, — хмыкнул вслед Середкин, намекая на то, что еще одним питомцем Зорину обзавестись не удалось.

Вадим почти не обратил внимания на сбежавшую собаку. Он только что обнаружил, что его телефон каким-то образом выключился, и теперь проверял, не пропустил ли чей-то важный звонок. С недоумением и даже легкой тревогой, Медведев увидел три вызова от Светланы и две ее смс-ки. Одна, обгрызенная сетью: "Поехала к Ире лечить Алексе", и вторая, вроде бы целая: "Иринка у бабы Липы. Ужин готов, меня не ждите".

"Что же могло произойти, настолько серьезное, что потребовалась не помощь жены Максима, детского врача с двадцатилетним стажем работы, а Светины знания?" — озадачился Вадим и, бросив все дела на не слишком довольного подобным поворотом событий Генку, решил не дожидаться служебного автобуса и рванул через проходную ловить машину до центра.

Последний, а честно говоря, и единственный, раз общая паника по поводу Лешки возникла, когда у парня обнаружилась нисколько не похожая на аллергию сыпь по всему телу, впоследствии оказавшаяся банальной ветрянкой. Но тогда Светлану не только не стали привлекать к лечению, наоборот, на месяц запретили какие-либо контакты даже с Ирой, чтобы инфекция не передалась Иринке, хотя все бабушки пришли к полному согласию в том, что ветрянкой нужно переболеть как можно раньше. И действительно, Светлашка перенесла болезнь очень легко, почти без температуры и зудящей сыпи, она даже завидовала Лешке, которого испятнали зеленкой намного плотнее, и требовала от мамы такой же интенсивной раскраски. А то, что брат несколько дней лежал пластом с температурой под сорок и впоследствии лез на стенку от невыносимого зуда, Светлашка практически не заметила, потому что мама расселила их по разным комнатам, и для нее ветрянка осталась веселой игрой.

"Подрался! Видимо, получил как следует и сам кого-то отделал по первое число!" — предположил Вадим уже на подъезде к дому. Это вполне объясняло нежелание обращаться в травмпункт, откуда информация пошла бы в милицию. Конечно, Максим принял бы все меры для того, чтобы замять скандал с племянником, но лучше, конечно, изначально дело до этого не доводить.

Поднимаясь по лестнице, Медведев решил, что заберет сейчас дочку от соседки, и они поедут и заберут домой маму, он на месте выяснит, что произошло, и, пользуясь случаем, постарается наладить отношения с Ирой или хотя бы прозондировать почву на предмет примирения.

Иринка никогда не возражала против того, что ее оставляли у бабы Липы. Вовсе не потому, что она так любила соседку, а из-за обитавших у нее двух котов, отпрысков Денисовой Муськи. Когда Олимпиада Викторовна открыла дверь Медведеву, он сразу увидел, что его дочь увлеченно проводит научный эксперимент — может ли взрослый и отнюдь не худой, мягко говоря, сибирский кот целиком уместиться в коробке из-под обуви или хвост в этот объем уже не впишется.

Объектом этого эксперимента, как и большинства других, при ближайшем рассмотрении оказался Тихон. Его брат Мурз, сокращенно от Мурзилки, был пошустрее, он обычно уже в самом начале игры спасался от ребенка где-нибудь в таком месте, откуда Иринке не так просто было его достать. Вот и сейчас Мурз с тревогой, но и с любопытством тоже, наблюдал за страданиями Тихона, который, судя по мученическому выражению морды, своей безропотностью решил искупить все грехи кошачьего племени: съеденную сметану, сворованную из холодильника колбасу и прямо со сковородки рыбу, обкусанные комнатные растения, раскопанную в цветочных горшках, где они произрастали, землю, подранные когтями обои и мебель, а также многие другие, что обычно приписывают котам, но в чем лично он никогда обвинялся.

А может, все дело было в поразительной лени этого кота, прекрасно понимавшего, что хозяйка не оставит его голодным, принесет его порцию туда, где Тишенька решил прилечь, и прогонит Мурза, который, даже наевшись до отвала, никогда не упустит случая стащить из чужой миски пару-тройку кусочков. Эта же лень не дает Тихону сбежать от малолетней мучительницы, хотя далеко не все ее игры нравятся коту. Для этого же нужно прилагать усилия, двигаться — и по возможности быстро, а то догонят и могут схватить за хвост! — самостоятельно, не лучше ли потерпеть, пока человеческий ребенок не устанет или не потеряет интерес к несчастному коту и тогда оставит его в покое.

Приход большого человека кот встретил еле слышным мявом, в котором чувствовалась радость предстоящего избавления, но, честно признаться, ему понравилась обувная коробка, было в ней что-то такое, основательное, защищающее от жестокого окружающего мира или хотя бы от происков брата. Папино предложение поехать за мамой Иринка после секундного колебания — кошачий хвост так и остался неупакованным, а, следовательно, эксперимент незавершенным — одобрила и, чмокнув на прощание бабу Липу, потянула отца в подъезд.

По дороге были ожидаемые Вадимом традиционные просьбы взять у дяди Дени хотя бы одного котеночка, потому что котики бабы Липы — это котики бабы Липы, а тот котеночек будет ее собственный. Папа, как всегда, выкрутился, все свалив на маму:

— Мама разрешит — тогда попрошу, если у него будут, конечно.

— Ты его начальник! — тут же вспомнила дочка. — Ты ему скажешь, он тебя послушает и родит! Можно не одного, а двух, как у бабы Липы!

— Нет, двух мама точно не разрешит!

Вадим решил не обсуждать с дочкой детали появления котят у Дениса, потому что предвидел, что это вызовет дополнительные расспросы. Вместо этого он задал интересовавший его вопрос:

— Мама не сказала, что с Алексеем произошло?

Иринка задумалась, вспоминая, и сказала только одно:

— Заболел!

Потом, мечтательно вздохнув, добавила:

— Хорошо бы ветрянкой!

— Чего ж тут хорошего? — удивился Вадим.

— Ну это же красиво, когда зеленкой!

Медведеву повезло, что в это время машина стояла у светофора, потому что иначе вполне могло бы произойти ДТП, такой смех его разобрал:

— Все, не быть больше Лехе красивым! Ветрянка у него уже прошла, а два раза ей не болеют!

— Он и так красивый! — категорично и чуть обиженно заявила дочь и всю оставшуюся дорогу до Ириного дома, не умолкая, рассказывала, как они вместе ехали на дачу, как было весело, и что вообще он ее жених.

Вадим почти не слушал Иринку, удивляясь про себя тому, как смогли найти общий язык трехлетняя малявка и шестнадцатилетний парень. Но еще больше он удивился, когда, уже нажав кнопку звонка Ириной квартиры, увидел совершенно здорового и целого, на первый взгляд, Лешку, поднимающегося по лестнице со Светлашкой на руках.

Девчонки тут же подняли визг от радости, что видят друг друга, а у Медведева непроизвольно вырвалось:

— Что случилось?

— С кем? — прозвучал в ответ резонный вопрос.

— С тобой, — ответил Вадим, подозрительно разглядывая парня, проворачивающего в замке ключ.

— Не знаю, — пожал плечами Лешка, — как бы ничего. А что?

А для чего тогда было устраивать панику и выдергивать из дома Светлану? Этот вопрос Медведев задать не успел, потому что Лешка уже открыл дверь, и глазам Вадима предстала довольно любопытная картина: Света, раскрасневшаяся, с растрепанной косой, в криво застегнутой блузке, на которой к тому же не хватало пуговиц, а рядом с ней пресловутый Эльф, полуголый, в одних джинсах. Они о чем-то бурно спорили, чуть ли не выдергивая друг у друга из рук толстый том и одновременно тыкая в раскрытую страницу каждый своим карандашом, и не обратили никакого внимания на то, что кто-то пришел.

Пока Медведев, ошарашенный открытием, какому Алексею, оказывается, понадобилась помощь, открывал рот, чтобы задать сакраментальный вопрос: "А что это вы тут делаете?" — его дочь, бросив отца, с радостным воплем кинулась в комнату. Вцепившись в маму так, словно не видела ее несколько дней, и получив ласковый поцелуй, Иринка переключила свое внимание на Лекса:

— Привет! Ты что, заболел?

— Привет, красавица! Прихворнул немножко, — улыбнулся Суворов, — но твоя мама волшебница, она меня уже вылечила.

— Поцеловала? Да? Когда я болею, меня мама всегда целует, и я выздоравливаю!

— Дядя Леша торопится с выводами, его еще нужно лечить и лечить, — покачала головой Света, обнимая дочку. — Причем другими методами, — с улыбкой добавила она.

— Я знаю! Иголками! У мамы столько всяких иголок! И белые, и желтые, и тонкие...

— Света, вообще-то мы за тобой приехали, — с трудом вклинился в разговор Вадим.

Он так и не нашел, что сказать, чтобы не выглядеть совсем уж нелепо, начав выяснять отношения со всеми присутствующими одновременно, но решил в упор не замечать антипатичного ему человека.

— Вадим, я еще не закончила, — непривычно сухо и холодно ответила Светлана, усугубив строгую интонацию тем, что назвала мужа полным именем.

Она подошла к нему, вручила дочку и, с силой толкнув зацепившуюся за сбившийся ковер дверь, закрыла ее.

— Светик, подожди! — Ирина чуть отодвинула Вадима, остолбеневшего от такого обращения с ним, с дороги и заглянула в комнату. — Вот, возьми футболку и отдай свою кофточку. Буду восстанавливать нанесенный мною урон, хотя отрывать пуговицы у меня получается намного лучше, чем пришивать их.

На минуту подруги скрылись в ванной, потом Света вышла оттуда в длинной футболке с логотипом института, а Ирина, окинув взглядом до сих пор пребывавшего в ступоре Медведева, скомандовала в своей обычной манере:

— Снимай куртку! Это у вас семейное — пуговицы терять? — она дернула за пуговицу, провисевшую на нитке с утра до конца дня, и легко оторвала ее. — Свою куртку — мне, Иринкину — на вешалку, а сами — на кухню! Будете чай пить, пока я вас штопать буду!

Вадим только моргнул, окончательно обескураженный таким обращением. Лешка, стоя за его спиной, откровенно наслаждался ситуацией и с трудом удерживался от смеха. Светлашка же на правах хозяйки начала стаскивать куртку с Иринки.

— Бабушка сегодня яблочный пирог пекла! И плюшки с изюмом! У нас целая сумка! — она потянула подружку на кухню.

— Руки!!! — повысила голос Ирина, и девчонки юркнули в ванную, а Медведеву вдруг захотелось встать по стойке смирно.

— Света меня прибьет, — заметила Ира уже после того, как пришила пуговицы и напоила всех чаем, — за то, что я пирогами испортила вам аппетит.

Она хотела накормить гостей ужином, но Медведев от него категорически отказался, Иринка тоже поддержала папу.

— Да ладно, не бери в голову, — отмахнулся Вадим, — когда мы еще домой попадем. Лучше скажи мне, что все-таки произошло? Из-за чего такой тарарам?

Неловкость, возникшая между ними в последнее время, исчезла сама собой, и он мог, как раньше, почти по-родственному, общаться с Ириной, что было единственным светлым моментом за весь день

— Тебе знакомо такое понятие как врачебная тайна? — поинтересовалась она. — Плохо человеку стало, вот и все.

— Ладно, понял. Но тогда объясни мне, как особо тупому, зачем было тащить его к себе домой, когда в двух шагах современная клиника с каким хочешь оборудованием и не самыми плохими врачами.

— Это не тот случай, — коротко ответила Ира, выразительно посмотрев на Медведева. — И не тот, — она щелкнула пальцем по горлу, чтобы исключить какие-либо сомнения и двусмысленности.

— Дело ясное, что дело темное, — махнул рукой Вадим и не стал больше расспрашивать Ирину ни о чем в надежде что-нибудь узнать от Светы.

Буквально через минуту она сама появилась на кухне.

— М-м-м, какая вкуснятина! — Светлана ухватила кусок яблочного пирога и впилась в него зубами.

Ира тут же пододвинула ей банку с медом и налила большую чашку чая. Света кивком поблагодарила ее за заботу.

— Ириш, если есть возможность, не тормоши сегодня Алексея, пусть спит. Не обещаю, что завтра будет, как новенький, но такое повториться не должно. И лучше бы ему отгул взять хотя бы на день.

— Ой, сомневаюсь, — Ира покачала головой, — если будет в состоянии двигаться, то обязательно сорвется на работу. Трудоголик несчастный...

— А иголки, я считаю, нужно полный курс провести, но не ежедневно, а через день. Могу послезавтра так же приехать к тебе, скажи только когда.

Медведев с плохо скрываемым неудовольствием слушал их диалог, чувствуя себя отодвинутым далеко в сторону, забытым, заброшенным, нелюбимым. Это ощущение не прошло, даже когда они ушли от Иры. Слушая вполуха радио, грозившее пробками по всему городу, Вадим одновременно прислушивался к тому, о чем щебетала дочка. Тиша и Леша, Леша и Тиша в разных вариантах, причем Леша — это совсем не тот Леша, о котором можно было бы подумать, а совсем другой. И, кстати, почему Леша, а не дядя Леша? Жених нашелся! Нет, конечно, детский лепет всерьез воспринимать не нужно, но за что ему судьба подсунула такое испытание? Что бы ни делал, куда бы ни пошел — везде оказывается Ирин одноклассник, все о нем беспокоятся, заботятся, да что говорить — все его любят, даже родная дочь! Уж ее-то этот Эльф чем обаял до такой степени, что все разговоры с мамой только о нем?

Обида наслоилась на все отрицательные эмоции прошедшего дня и перешла в раздражение, грозившее выплеснуться на кого попало.

— Тихо! — сердито бросил Медведев и включил приемник на максимальную громкость.

Он услышал только конец новости: "...обрушилось цунами. По данным сейсмостанций, расположенных в регионе, сила толчка в эпицентре составила девять баллов. Имеются многочисленные жертвы и разрушения".

— Где это? — заинтересовалась Света.

— Из-за вашей болтовни все прослушал! — сварливо заявил Вадим.

Но тут же в зеркале заднего вида он разглядел усталость в любимых глазах и почувствовал, что раздражение стремительно тает.

В самом деле, не накрутил ли он сам себя на пустом месте? Что ему этот Эльф? В каком месте дорогу перешел? Перетянул на себя симпатии женской части коллектива? Да бога ради, как говорится, пусть хоть всех одновременно трахает, если здоровья хватает. А ума так точно не хватает, если до сих пор не понял, что много женщин — это не от силы, а, наоборот, от слабости, когда в подсознании держишь, что если сегодня не получилось с Машей, то завтра получится с Наташей. По работе Эльф мешает, отбирая сотрудников? Так Денис на все вызовы с группой выезжает и, ни слова не говоря, на два фронта за одну зарплату пашет. Короче, не обращать внимания на мужика — и всего-то. Ну, поехала Света лечить его, а разве могла она поступить по-другому? Могла отказать кому-то в помощи? Тем более, что об этом ее попросила Ира. А с ней, кстати, отношения вроде бы наладились, так что хоть какая-то польза от Эльфа все-таки есть.

— Раз цунами, то, скорее всего, где-нибудь в Японии, Австралии, может, в Индии, в общем, в тех краях. В любом случае, нам ничего не грозит, ни в прямом, ни в переносном смысле, — после небольшой паузы совсем другим тоном добавил Медведев.



* * *


Дракон с золотой чешуей и глазами из рубинов цвета голубиной крови, дремавший глубоко под складками высочайшего на планете горного массива, вдруг проснулся, не понимая, что же разбудило его. Поток ли тепла, идущий из центра Земли, изменил привычную температуру, подтаявший ли ледник сполз в долину и нарушил сложившееся равновесие, или же беспокойные насекомые, живущие на поверхности, своей агрессивной возней потревожили хозяина недр. Он недовольно потянулся, расправил затекшие крылья и хвост и... снова свернулся клубком, надеясь досмотреть прервавшийся сон. Ему не было никакого дела до того, скорее всего, он и не подозревал, что наверху ходуном ходит земля, трескается асфальтовое и бетонное покрытие дорог, рушатся небоскребы в мегаполисах и глинобитные хижины в деревнях, гибнут населявшие их насекомые.

Другой дракон с чешуей цвета жемчуга и аквамариновыми глазами, веками спавший под двойным одеялом земной тверди и океана, вдруг тоже проснулся, уловив сквозь сон, что его собрат не спит. Он встрепенулся, хотел уже было лететь ему на помощь, но тут до него донеслась волна сонного покоя — все хорошо, все спокойно, причин для тревоги нет. Ну что ж, значит, можно снова погрузиться в чуткое забытье до тех пор, пока не возникнет угроза существованию порученной их заботам планеты. Но он не догадывался, что за сотни миллионов лет родившаяся в океане жизнь вышла на сушу, заселила ее и развилась настолько, что обрела то, что некоторые ее представители самонадеянно назвали разумом, и начали преобразовывать планету в соответствии со своими идеями. Главная угроза для планеты шла от них самих. Если бы дракон это знал, то он просто смыл бы их с поверхности земной коры, а так... Ну что такое волна пятнадцатиметровой высоты, возникшая от того, что дракон, устраиваясь поудобнее, несколько раз перевернулся с боку на бок? Не цунами, а просто смех!

В телевизоре проплывали кадры, снятые с вертолета: разорванные и перепутанные нитки железнодорожных путей, опрокинутый набок мост, почти полностью ушедший под воду, ажурная крыша стадиона, смятая, как проволочная безделушка, и валяющаяся на том, что несколько часов назад было идеально ровным футбольным полем, а теперь было рассечено глубокой трещиной, обломки дамбы, снесенной водой, и сама эта вода, смешавшаяся с океанской и затопившая многие километры. Природа одним движением уничтожила все, что было построено человеком.

— Кошмар! — поежилась Ирина. — Мало одного землетрясения в предгорьях, так еще и в океане, сначала все разрушилось, потом смыло.

"Число погибших и пропавших без вести от произошедшего землетрясения, по последним данным Главного полицейского управления страны и министерства обороны, превысило три тысячи человек. Власти страны на данный момент официально подтвердили гибель полутора тысяч человек, — бесстрастно вещал диктор. — Разрушения были отмечены и в столице. В самом городе и его пригородах полностью прекращено движение поездов и другого общественного транспорта, разрушена телебашня трехсотметровой высоты, парализована мобильная телефонная связь. Вооруженным силам дана команда оказывать пострадавшему населению любую помощь. Спасатели и медики отряда "Центроспас" МЧС готовятся вылететь на место произошедшей природной катастрофы".

— Сколько там? — переспросил Лекс, сидевший рядом с Лешкой на Ириной кухне.

Ира, сославшись на Светины рекомендации, не отпустила Лекса домой. "Тебе вообще было сказано не вставать, а ты по квартире бродишь и домой собрался. Нет уж, переночуешь у меня, а завтра утром посмотрим, на что ты будешь годен", — заявила она своим обычным непререкаемым тоном, на что Суворов только развел руками, даже не пытаясь спорить.

— Девять баллов? Это круто. На Алтае как-то около четырех тряхнуло, так некоторые посреди ночи в одних трусах из домов выбегали, — вспомнил он эпизод из времен армейской службы.

— Когда на тебя с потолка штукатурка начинает сыпаться, то это, наверное, впечатление производит такое, что и без трусов на улицу выскочишь, — передернула плечами Ирина. — Родители, по-моему, в Иране в похожую ситуацию попали, уже собирались домой улетать, в аэропорт приехали — и тут вдруг толчки. Ничего вроде бы не разрушило, кроме взлетно-посадочной полосы. Папа рассказывал, там бетонные плиты рядами шалашиком встали, как гребенка, ни одному самолету ни взлететь, ни сесть. Только через месяц смогли домой вернуться.

Ира вздохнула, но не из-за того, что вспомнила, как скучала без родителей, когда те уезжали в долгие загранкомандировки, и даже ожидание обещанных подарков ничуть не радовало, а потому что на мгновение вдруг показалось, что она кормит ужином другого мужчину, может быть, не такого красивого и общительного, но дорогого и любимого. "Федот, да не тот, — мелькнуло в голове, — совсем не тот..."

— Хорошо, что у нас никогда землетрясений не бывает, — не отвлекаясь от телевизора, где показывали разрушенный гигантской волной порт и заброшенные на несколько километров вглубь суши морские суда, не без облегчения сказал Лешка, — или очень редко, раз в сто лет.

— А уж цунами нам точно не грозит, — в тон ему добавил Лекс и поинтересовался у Ирины: — Институтских спасателей могут туда послать?

— Не знаю, — пожала она плечами, — скорее всего, нет. Во всяком случае, на моей памяти такого не было. По нашей области да в соседние — это часто посылают, а за границу... Нет, вряд ли.

Примерно так же ответил Вадим на расспросы Светланы, могут ли кого-либо из института отправить на ликвидацию последствий произошедшего стихийного бедствия:

— Руководство вполне может с москвичами за компанию в какой-нибудь штаб наведаться, возможно, с Дальнего Востока кого задействуют, они все-таки там недалеко, а мы... Да ладно, мы и без цунами как-нибудь проживем.



* * *


Говорят: если хочешь рассмешить богов, расскажи им о своих планах. Рассказывать вовсе не обязательно, можно только подумать — и планы полетят в тартарары.

Из задуманного Вадиму удалось лишь одно — он выспался. Потом, непривычно не торопясь, позавтракал в кругу семьи, и на этом выходной закончился.

Резкий звонок служебного телефона заставил Медведева подскочить на месте.

— Жду тебя в институте, — коротко сказал Черепанов после приветствия, не вдаваясь ни в какие подробности, — чем быстрее, тем лучше.

Вадим только развел руками, встретив вопросительный взгляд Светы. Она вздохнула:

— Опять та же история, что всегда...

— Папа, ты что, на работу? — возмутилась дочка.

— На работу, — кивнул папа и начал одеваться.

— Скажи дяде Дене про котеночка! — распорядилась Иринка, решив не откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня.

— А ты маму спросила? Мама разрешила котеночка?

— Какого такого котеночка? — чуть нахмурив брови, спросила Светлана.

— Ну, мама! — начала канючить Иринка, а Медведев, пользуясь моментом, сбежал, чтобы не участвовать в разборках на кошачью тему.

Мучимый разнообразными подозрениями — что могло произойти — Вадим приехал на работу, и уже на проходной начались странности. Охранник, даже не взглянув на пропуск, вызвал старшего смены, который после сугубо официального приветствия произнес:

— Мне приказано вас проводить, Вадим Дмитриевич.

Прозвучало это довольно зловеще, но, с другой стороны, обращение по имени-отчеству не говорило о том, что сам Медведев в чем-то крупно проштрафился или кто-то из его группы попал в переплет. Он пожал плечами и решил не ломать голову, гадая, что сейчас будет, а дождаться разговора с Черепановым, тем более что старший смены ни на один его вопрос ответить или не мог, или не хотел.

Практически с порога Николай Кронидович его огорошил:

— Принято решение о том, что наш институт примет участие в оказании помощи странам, пострадавшим от землетрясения и цунами. Твоя задача — подобрать группу из десяти человек. Возглавишь эту группу ты. Будете сопровождать груз гуманитарной помощи, вылет по готовности груза, но не позднее, чем завтра вечером. Непосредственно к спасательным работам вас привлекать не предполагается.

— Критерии отбора? — лаконично спросил Вадим, на ходу осмысливая неожиданную информацию.

— На твое усмотрение, желательно знание иностранного языка, — так же немногословно ответил Черепанов. — Через час список должен быть у меня на столе.

Медведев только моргнул, узнав про сроки, отведенные для подбора команды и всего остального, но тратить время на дискуссию об их нереальности не рискнул. Зато теперь Вадиму стало понятно, для чего Кронидыч распорядился "отконвоировать" его от проходной и до своего кабинета.

"Знание иностранного языка... Тут на первом месте должен стоять Илья, — лихорадочно соображал он по дороге в свой так называемый кабинет, по поводу которого так любила отпускать шпильки Ирина, — но он Наилю, которой рожать через пару недель, ни за что не оставит, хотя деньги, что за эту командировку заплатят, ему совсем не помешали бы. Нет, звоню ему в первую очередь. А вдруг?.."

Илья отказался: "Сам понимаешь, ни на кого я Илю не оставлю. А всех денег все равно не заработаешь".

Сначала список составлялся довольно споро. "Меньшиков, Усов, Зорин — у всех английский на гораздо более приличном уровне, чем у меня, — самокритично подумал Вадим, — а вот Петрович... М-да, Петрович отпадает". Середкин тоже был под вопросом, в его лингвистических способностях Медведев сильно сомневался, но однозначно забраковать друга не мог. "Так, кто у нас "с языком"? — размышлял Медведев. — Белов. Его заберу у Марата, а Нестерова — у Артема. Нужно еще четыре человека. Кого взять? Может, Романа?"

Если бы не требование к владению иностранным, Медведев составил бы список за десять минут, потому что достаточно хорошо знал не только своих ребят, но и весь коллектив оперативно-спасательного подразделения. Марат Кузьминых со своей группой был на вызове, его телефон не отвечал, Артема Рябинина было неловко тревожить в выходной, потому что Вадим знал, что тот неделю ходил на работу с температурой, а вот Галямшина вполне можно было потрясти насчет кадров.

— Возьми Менаджиева, — сразу же предложил Артур. — Ты не смотри, что ему полтинник, он молодежи сто очков вперед даст! И врача иного за пояс заткнет, потому как у него, кроме теории, еще и практика! Руки — золотые, не хуже, чем у твоего Петровича! Бери, говорю, Равиля, пока я его от сердца отрываю. С кровью отрываю!

Вадим почувствовал себя на восточном базаре, так Галямшин расхваливал своего сотрудника, и еле дождался паузы в цветастых эпитетах.

— А с языком у него как? — уточнил он.

— Хорошо у него с языком! — Артур аж причмокнул. — Нет, не хорошо, а отлично! Бери, дорогой, Равиля! Бери, говорю, откажешься — потом всю жизнь жалеть будешь!

"Менаджиев", — список пополнился еще одной фамилией, а Медведев чуть подумал и вписал в него Данилу Зверева. Всего получилось восемь человек, значит, нужно найти еще двоих. Перебрав в уме сотрудников трех групп, Вадим решил проконсультироваться с Порошиным — еще бы старому кадровику не знать анкетных данных сотрудников.

— Лешу Волкова возьми, — долго не задумываясь, посоветовал Виктор Елисеевич, когда узнал о затруднениях Вадима. — Кузьминых, конечно, встанет на дыбы, что у него двух лучших бойцов отбирают, но против приказа директора не попрет. Если что — все на меня свалишь, что это я его тебе сосватал.

— А так оно и есть, — про себя усмехнулся Медведев, Порошин же предложил следующую кандидатуру, огорошив вопросом: — Середкина-то, друга своего, почему не берешь? Он, между прочим, английским неплохо владеет, далеко за пределами стандартного вопросника Советской армии и Военно-морского флота и училищного курса.

Поймав удивленный взгляд командира первой группы, кадровик с довольным видом откинулся на спинку кресла:

— Откуда знаю? Да уж поверь, есть еще у старика каналы, по которым он информацию получает. Просто Геннадий никогда об этом не распространялся, здесь-то ему иностранный язык как бы не особо нужен.

Вадим спорить не стал, записал не без тайного облегчения Генкину фамилию, но напоследок заметил:

— И что, пройдет такой список, где больше половины — из моей группы? Обязательно же по этому поводу выскажутся и в руководстве, и в отряде!

Порошин отобрал у него листок с фамилиями и с сердитой насмешкой поинтересовался:

— Это с каких таких пор майор Медведев стал бояться шепотков за своей спиной? Вот тебе моя виза, видишь, пишу "согласовано", и все — марш к Кронидычу!

Однако прежде, чем попасть к Черепанову, список успел претерпеть некоторые изменения. Через несколько секунд после того, как Вадим вышел из отдела кадров, позвонил Роман и "обрадовал" новостью, что сломал руку, запнувшись дома за кота. Заверения Калинина, что перелом несложный, максимум, через месяц он сможет выйти на работу, Медведева мало успокоили. Но ругаться он не стал — а смысл ругаться в такой ситуации? — лишь вздохнул: "Лечись. И ходи, давай, осторожно".

Остальные из списка были, как пионеры, "всегда готовы" с разной степенью энтузиазма — от флегматичного "да, конечно" Зорина до бурной радости Середкина, готового на любую командировку, лишь бы подольше и подальше от дома. Подвел только Менаджиев:

— Беру самоотвод, — первое, что сказал Равиль, когда узнал о командировке.

— Причина? — недовольно буркнул Медведев, потому что теперь ему не хватало уже двоих.

— Грыжа, межпозвонковая, три штуки. Вам на девяносто процентов грузчиками работать придется, а я через полдня из строя выйду, — резонно объяснил отказ Менаджиев. — Возьми вместо меня Эрика, — после секундной паузы предложил он.

Энвера или, как его все звали, Эрика, племянника Артура, молодого спасателя почти двухметрового роста, Вадим знал не очень хорошо, однако под напором аргументов Равиля, кратко, но всеобъемлюще охарактеризовавшего парня самым положительным образом, быстро согласился на замену.

Вместо Романа, немного подумав, Медведев решил взять в группу Славу Шевченко, бывшего морпеха, подрабатывавшего на полставки грузчиком в хозяйстве дяди Яндекса. В какой степени Шевченко владел иностранными языками, Вадим не знал, но перебирать кандидатуры, вернувшись к Порошину, времени уже не было.

Черепанов список подписал, практически не глядя, и подытожил:

— Через два часа все должны быть здесь. Уже с вещами, потому что домой до отлета не попадете. Принимаете груз, пакуете, заполняете машины. Естественно, с нашей помощью, но, учти, вся документация — на тебе.

Медведев, услышав про бумажную работу, внутренне содрогнулся, но тут же решил по максимуму переложить "бухгалтерию" на Середкина: "Чтоб не слишком радовался отдыху от семьи". Самому Вадиму именно сейчас, когда и дома все было благополучно, и с Ирой отношения наладились, совсем не хотелось никуда ехать, бросать близких ему людей даже на неделю, но служба есть служба. Наверное, промелькнувшие мысли отразились на лице Медведева, потому что Николай Кронидович, прервавшись, несколько секунд пристально рассматривал его и только затем продолжил:

— В Толокново перегружаетесь на борт — нам обещали "Антей" — и отправляетесь. На месте поступаете в ведение Кузнецова из "Центроспаса", предполагается разгрузка — и сразу домой. При необходимости, как именно будет, не знаю, возможен повторный рейс.



* * *


Самолет долго не разгружали из-за малопонятного нежелания местных властей принимать прибывший груз. Летчиков региональной авиакомпании, предоставившей "Антей" в аренду институту, и спасателей, откомандированных ИЭПом, не выпускали с территории аэродрома бывшей военной базы, и они тихо зверели от неестественной даже для тропического климата жары, полураздетыми слоняясь без дела вокруг своего транспортника. Мобильная связь не действовала до сих пор, работал только спутниковый телефон, по которому Медведев разговаривал то с Черепановым, то с местным руководством российских спасателей, пытаясь прояснить обстановку. Для звонков домой каждому выделялось в день по две минуты, потому что батареи телефона разряжались моментально, и никто не успевал сказать ничего другого, кроме "все в порядке" и "пока задерживаемся".

Задержке был рад только Середкин, который только тем и занимался, что подсчитывал командировочные, раздражая всех вокруг своими арифметическими выкладками, и Вадиму порой приходилось в срочном порядке разряжать обстановку, предотвращая назревающий конфликт. Самому же Медведеву один лишь раз удалось вырваться из раскаленного бетонного ада, но и то не дальше корпуса, где размещалось руководство базы. Совместно с Олегом Кузнецовым, сотрудником отряда "Центроспас", занимавшимся приемом приходившей гуманитарной помощи, Вадим пытался сдать сопроводительные документы для оформления порученного ему груза, придирок к которым оказалось неимоверное количество, самое главное — не было подробно расписано, что в каком контейнере упаковано, и принимающая сторона хотела провести подробный досмотр содержимого, заявляя, что необходимо убедиться в отсутствии оружия и боеприпасов среди палаток, одеял и продовольствия. Медведев охотно соглашался с тем, что его английский был недостаточно внятным, чтобы втолковать каким-то то ли военным, то ли полицейским, то ли таможенным чинам, что никакого оружия они, в принципе, не могли с собой привезти, но лысый толстяк, который распоряжался на военной базе, как у себя на кухне, демонстративно не понимал ни Меньшикова с Усовым, пытавшихся помочь командиру, ни свободно владевшего английским языком представителя "Центроспаса", у которого к концу второго дня переговоров появился нервный тик. Правда, когда Вадим, выйдя из себя, по-русски высказал все, что думает по поводу начальника базы и его родственников обоего пола до седьмого колена, отдельно отметив их противоестественные склонности к разным домашним животным, толстяк внезапно покрылся крупными каплями пота и туманно намекнул на возможность решения проблемы.

— Сразу все понял, ...! — высказался Медведев уже под открытым небом.

— У нас тоже были проблемы при разгрузке, но вот чтобы до такой степени... — Кузнецов не без помощи Вадима — так его вымотали бесплодные переговоры — поднялся по аварийному трапу в брюхо "Антея", где расположились спасатели и летчики, и без сил опустился на тюк с армейскими палатками.

— Взятку вымогают, — негромко сказал Антон. — Это во-первых. Во-вторых, начальник базы хочет несколько палаток забрать себе, одну для личного пользования, а на остальные у него есть покупатель.

Медведев пристально посмотрел на Усова, и спасатель чуть пожал плечами, отвечая на невысказанный вопрос:

— Можно сказать, что прочитал... Это любой понял бы, если бы как следует этого борова разглядел. Тебе, командир, просто не до того было.

— Не получит, — недобро усмехнулся Кузнецов. — Не хотят принимать по-хорошему — примут по-плохому.

Если бы прием груза зависел только от него, то Кузнецов уже в день прилета, самое позднее, на следующий пригнал бы машины, все вместе разгрузили бы "Антей" и отправили институтских спасателей за новой порцией. Но местные власти ввели свои правила, по которым гуманитарная помощь поступала в их ведение, они же решали, что и в каком количестве куда отправлять, а спасатели, не только российские, помимо спасательных работ занимались еще и доставкой грузов пострадавшим.

Какие меры воздействия были приняты к начальнику военной базы и, возможно, не к нему одному, спасатели так и не узнали, но дело сдвинулось с мертвой точки. Доставленную гуманитарную помощь перегрузили из самолета в ангар, и "Антей", арендованный институтом у одной из авиакомпаний, улетел домой.

— Ну, и что дальше? — Меньшиков слегка пнул один из контейнеров. — Сидели в самолете, а теперь будем в этом сарае сидеть?

— Да, сколько еще мы тут торчать? — Антон закончил очередную инвентаризацию груза и протянул замусоленные бумаги командиру.

Медведев пожал плечами, всем видом показывая, что и ему осточертела неопределенность их положения, и вопросительно взглянул на Усова.

— Все на месте, — ответил Антон. — Один контейнер получил повреждение при разгрузке...

— Это тот, синий, который мы уронили, — перебил его Денис.

— Что в нем?

— Судя по накладной — продовольствие: тушенка, сгущенка, еще какие-то консервы.

— Пломбы целы? — с содроганием спросил Вадим, сразу начиная составлять в уме очередной акт осмотра повреждений.

— Целы, — успокоил его Антон, — там лишь приличная вмятина на стенке, Шурик ее на камеру зафиксировал.

— С этого и нужно было начинать!!! — не сдержался Медведев. — Что еще?

— Да так, по мелочи: на двух тюках швы лопнули, но не разошлись, содержимое на месте, один из ящиков с мылом чуть не развалился, но мы его по ходу дела сразу сколотили. Короче, все в транспортабельном состоянии, — подытожил Меньшиков.

— В общем, были бы машины, — кивнул Антон, — а за нами не заржавеет.

— Машины Кузнецов на завтра обещал, — поделился последними новостями Медведев. — Развезем груз по точкам — и домой.

— А на чем? — Меньшиков задал волновавший не только его вопрос.

— Пешком пойдем, — буркнул Середкин.

— Нет, действительно, домой-то как возвращаться будем? — за спиной Генки материализовался Лева Нестеров.

— И, правда, кинули нас, можно сказать, посреди пустыни и, как хочешь, так отсюда и выбирайся, — поддержал товарищей Слава Шевченко.

— Москвичи нас с собой заберут, — успокоил всех Медведев. — Послезавтра у "Центроспаса" борт прибывает, разгрузятся и нас прихватят. Полетят не прямо домой, а с посадкой и дозаправкой в Толокново.

Машины, как и было обещано Кузнецовым, пришли ранним утром, и по относительной прохладе, пока солнце еще не успело раскалить пыльную землю и воздух, спасатели с помощью местных военных довольно быстро загрузили машины с московскими и какими-то иностранными номерами.

— ...! Почему наши так не сделали? — дуэтом ругались Середкин с Шевченко. — Загрузились бы спокойно у себя на складах в точно такие же "КамАЗы", потом загнали их в "Антей", и здесь не пришлось бы перетаскивать все это добро на своем горбу.

— Правда, почему? — спросил обычно помалкивавший покладистый Эрик, перетащивший на своих широких плечах не одну тонну груза.

— У нас столько машин нет, — прохрипел Медведев, посадивший голос на погрузке. — На весь институт пять "КамАЗов", два "Урала" и старый "ЗИЛ".

— Таким способом мы бы в два-три раза меньше погрузили, — Антон взглянул на проблему с другой точки зрения. — Мы "Антей" забили по самое не могу, а по-другому наполовину воздух бы везли. Значит, еще не один рейс, дополнительные деньги за аренду.

— Ну да, деньги у нас всегда жалеют, а людей — хрена с два! — сердито высказался Генка. — За копейку удавятся, будто из своего кошелька ее отдать нужно! Жлобье!

— Майор, можно тебя на пару слов? — разгоравшуюся дискуссию прервал Кузнецов, по-свойски ухвативший Медведева под локоть.

Вадим, думая, что ему нужны сопроводительные документы на привезенную ими гуманитарную помощь, поманил к себе Антона, добровольно взявшего на себя основной груз по оформлению бумаг, за что Середкин, на которого командиром еще дома была возложена ответственность за всю "бухгалтерию", обещал товарищу "его ноги мыть и воду пить".

— Потом, потом, — Кузнецов отмахнулся от растрепанной пачки бумаг и увел командира институтских спасателей к головной машине колонны.

Назад Медведев вернулся примерно через полчаса, озадаченный и недовольный.

— В общем, так, — Вадим уже не хрипел, а сипел, — послезавтра домой мы не полетим, борт забирает для пострадавших медицина. Полетим на следующем, это примерно через неделю, а пока, чтобы мы не скучали, нам подкинули халтурку.

Пересохшее горло сдавил спазм, и только после без малого литра выпитой залпом воды Медведев почти шепотом смог продолжить:

— Короче, раз уж отлет откладывается, будем помогать развозить помощь в отдаленные пострадавшие районы. Транспортом, жильем, питанием обеспечат, с нас — только погрузка-доставка-разгрузка. Дороги разрушены, проходимы не везде, поэтому часть груза будем доставлять по воздуху.

— Всю жизнь мечтал! — прозвучало в ответ сразу от нескольких человек примерно в одних и тех же словах с незначительными вариациями, по большей части — нецензурными.

— Вот и сопроводили груз... — подытожил услышанное Денис.

— А платить как будут? — тут же задал вопрос Середкин.

— К нашим обычным командировочным пообещали доплату по расценкам Красного Креста.

— В евро? — оживился Генка.

— В долларах, — чуть охладил его восторг Вадим.

Середкин начал подсчитывать в уме, сколько он получит за неделю, сколько — за десять дней, и выйдет ли на эти деньги отправить жену с дочкой в Турцию. Получалось в обрез, но две недели "райского удовольствия" стоили того, чтобы отдать все деньги. "Райское удовольствие" предполагалось не для Людмилы со Стаськой, а для самого Генки, который уже давно мечтал об отдыхе от семьи.

— Зуб даю, что пиндосы в два раза больше за в два раза меньшую работу получают! — недовольно заявил Середкин.

— Что они вообще тут делают, я не понимаю, — поддержал его Денис. — Ходят только вокруг своей техники, пылинки с нее сдувают, сами не используют и никому не дают, зато другими командуют.

— Это не наши проблемы, — остановил его Вадим. — Нас начальник объединенного отряда попросил помочь, хотя мог бы попросту приказать. Кстати, кроме машин, нам дадут вертушку.

— Какую? Одну из тех, что "Центроспас" с собой привез? — поинтересовался Белов, не без зависти поглядывавший на современные вертолеты московских спасателей.

— Нет, машина Дальневосточного отряда. — Медведев заглянул в свой блокнот и уточнил: — Милевская четверка, как у нас дома, транспортный вариант. Расклад: Белов — пилот, Зорин — за борттехника. Он же главный по разгрузке.

— Нормально! — обрадовался Денис.

— На машину бы сперва поглядеть, — Женя Белов не разделил восторгов товарища. — Может, такая рухлядь, что от земли не оторвется.

— На тебе, боже, что нам негоже, — буркнул Середкин.

— Что они сами? На своей колымаге летать не хотят? Знают, чем это чревато? — согласился с ним Антон.

— Их пилота змея укусила, а техник руку сломал, — объяснил ситуацию Вадим, — второй пилот — Волков его фамилия — завтра полетит с нами, а сегодня покажет машину.

— Тезка? — удивился, но не сильно, спасатель из группы Марата.

— Причем полный, — усмехнулся Медведев, — придется по отчеству вас звать, чтобы не путать. Ты у нас будешь Михалыч, а дальневосточный Волков — Палыч.

— Да хоть горшком назови, только в печь не ставь, в смысле, в вертолет не загоняй. Меня в воздухе укачивает, — не без юмора прореагировал на слова командира Леша.

На то, чтобы забрать свои вещи из ангара, служившего спасателям временным пристанищем, ушло не больше получаса, а через час колонна грузовиков подъехала к базовому лагерю российских спасателей. По крайней мере, в сложившейся ситуации был один плюс — решались бытовые проблемы ребят группы Медведева, которые прилетели с расчетом на то, что в тот же день или на следующий вернутся домой, и с собой у них не было практически ничего, кроме личных вещей. Здесь же им сразу выделили большую армейскую палатку, показали, где душ и столовая.

Пятнадцать минут потребовалось на решение организационных вопросов — и вот уже Медведев как старший своей группы распределяет, кому с кем ехать. Его же Кузнецов пригласил с собой в кабину вертолета, по виду похожего на милевскую "четверку", что обещали спасателям ИЭПа, только намного современнее. Та же машина пока стояла со снятой лопастью основного винта и раскрытым брюхом, где копошились два человека. Вадим скептически покосился на раскуроченный вертолет, на котором им предстояло развозить помощь по недоступным другим видам транспорта населенным пунктам, и распорядился:

— Белов, Зорин, гляньте, чем можем помочь. Заодно оценИте, в каком состоянии машина.

— Может, я тоже посмотрю, что там, — предложил Меньшиков, немало времени проведший с Денисом и Эльфом в институтском ангаре с летной техникой.

Медведев после секундного раздумья — машина чужая, если сломается, то не в кювет, как грузовик, съедет, а с высоты на землю рухнет — согласился.



* * *


С высоты побережье казалось свалкой неправдоподобных размеров, оставшейся после ухода чудовищной волны, рожденной толчками на океанском дне. Местные военные и полицейские и прибывшие на помощь спасатели из других стран в респираторах и высоких резиновых сапогах бродили в мутной воде, тыкая щупами в дно, и продолжали поиски погибших. Несколько найденных тел, упакованных в черные пластиковые мешки, лежали на берегу в ожидании транспорта, который увезет их с солнцепека. Медведеву показалось, что он даже в кабине вертолета ощущает запах разлагающейся на жаре плоти и порадовался, что из-за телефонного разговора с Черепановым не пошел завтракать вместе со всеми. Кузнецов же, видимо, привык и к трупному смраду, и к тем картинам, что мелькали внизу, потому что без каких-либо эмоций рассказывал Вадиму о жертвах и причиненных стихией разрушениях.

Ближе к кромке воды бывшая городская набережная была покрыта пластами засохшей смеси из водорослей, песка, глины и щебенки, из-под которых виднелся иссеченный трещинами асфальт. Центральная улица города превратилась в пыльную ухабистую дорогу, а по бокам ее валялись покореженные машины, груды обломков домов и деревьев вперемешку с кучами грязи и ила. Восточная часть города пострадала не только от поземного толчка и цунами, но и от катастрофического по своим масштабам пожара, полностью уничтожившего несколько районов. Как объяснил Кузнецов, пожар начался в порту, он был спровоцирован разливом топлива с перевернутых кораблей и рыбацких шхун, а затем пламя распространилось вглубь города. Несколько часов пожарные пытались имевшимися у них средствами погасить пламя, но стихия оказалась сильнее человека, огонь затих только тогда, когда пожрал все, что могло гореть.

Дальше от побережья картина была не лучше. Полностью сгорел крупный металлургический комбинат, построенный лет сорок назад при участии Советского Союза, город, выросший вокруг него, и хранилища готовой продукции на нефтеперерабатывающем заводе, находившемся поблизости. Такое соседство было удобным для производства, но оказалось роковым, когда взбунтовалась стихия. Тушить пожар циклопических размеров никто даже и не пытался, и под днищем вертолета проплывали постапокалиптические картины из фантастического фильма: руины металлических конструкций в саже и копоти, обугленные скелеты многоэтажных офисных центров и жилых домов. О количестве жертв можно было только догадываться и смело умножать официальные цифры на десять.

В другом районе землетрясение разрушило несколько дамб, и потоки воды и жидкой грязи уничтожили засеянные поля, затопили небольшие города и поселки и дороги, ведущие к ним.

— Почти везде смесь грязи и ила, до полуметра толщиной, — показал рукой вниз Кузнецов, — машины вязнут любые, даже армейские. Поэтому максимально используем все, что летает.

Медведев и без объяснений Кузнецова обратил внимание, что вертолет под завязку забит мешками и ящиками с эмблемами "Центроспаса", и догадался, что ему не просто так решили устроить воздушную экскурсию, а использовать в качестве рабочей силы.

Полторы тонны гуманитарной помощи, состоявшей из продовольствия, питьевой воды, одеял и медикаментов, доставленная по воздуху в одно из разрушенных селений, была каплей в море человеческой беды. Пока севший на пустую рыночную площадь вертолет разгружали, к машине выстроилась очередь из женщин, закутанных с головы до ног в малопонятное тряпье. Они ловко подхватывали мешки и коробки и, как муравьи, растаскивали их в свои дома, вернее, что от них осталось. Мужчины селения следили за порядком в очереди, но никто из них к грузу даже не прикоснулся. И все это происходило в противоестественной, как показалось Медведеву, тишине. Молчали женщины, руководившие ими мужчины при необходимости также молча прогоняли тех, кто пытался пробраться к гуманитарной помощи без очереди или получить ее второй раз, дети, чумазые, лохматые, в рваной грязной одежде тоже молчали и, изо всех сил прижав к себе пакет с крупой или пару банок консервов, семенили рядом с обремененными поклажей женщинами. От всех веяло страхом и безысходностью, которые, без преувеличений, физически ощущались российскими спасателями.

Никто не проронил ни звука, когда оказалось, что привезенного груза на всех не хватает, молча выслушав слова военного или полицейского (Медведев не разобрал), что через час прилетит еще один вертолет. С обреченной покорностью они проводили машину и уселись прямо в пыль ждать следующую.

— Вашу группу поделим на две части, — сказал Кузнецов уже на обратном пути, — одна, если машина дальневосточников будет на ходу, в паре с нами развозит помощь по кишлакам вроде сегодняшнего, другая работает на наших "КамАЗах". Дадим три машины, а вы уж между собой распределите обязанности. Да, и, конечно, каждому экипажу выделим кто-то из местных в проводники, ну и в грузчики, естественно, тоже.

— Что-то я сегодня не заметил, чтобы местные хоть одну коробку в руки взяли, — заметил Медведев.

— А-а, ты про этих, — невесело усмехнулся Кузнецов, — там, в горах, традиционный, мягко говоря, уклад, женщину за человека вообще не считают. Нет, с нами, можно сказать, вполне цивилизованные кадры работают, все по-английски говорят довольно прилично, некоторые даже русский пытаются освоить.

Через некоторое время он показал вниз, где змеей извивалось глубокое ущелье:

— Вот, кстати, наш основной, с самого первого дня и до сегодняшнего, участок. Мы работаем и еще французы. Нормальные, в принципе, ребята, но... — Кузнецов чуть поморщился, махнул рукой и не стал продолжать.

Вадим на подлете к этому району обратил внимание, что безоблачное тропическое небо, еще недавно пустое, заполнилось множеством вертолетов, отечественных, судя по эмблемам на обшивке, и импортных, меньших по размеру и более изящных по форме, издалека казавшихся игрушечными.

Отвечая на вопросительный взгляд Медведева, Кузнецов объяснил:

— Здесь на склоне была железнодорожная магистраль. Когда тряхнуло, на этом участке навстречу друг другу шли два пассажирских поезда, каждый — вагонов по двадцать, а уж по сколько человек набивается в вагон — никому неизвестно. Короче, оба поезда там, на дне. Подобраться можно только с вертолета, и то, не посадив машину, а на тросах мужики спускаются. Кого находят, на тех же тросах поднимают, а там уж — по факту... Первые несколько дней живых находили, а теперь только трупы вытаскиваем. Знал бы ты, майор, как хочется эти работы поскорее завершить, все ресурсы по максимуму сюда кинули, потому и попросили вас помочь с доставкой помощи. Сюда, уж извини, твоих ребят поставить не могу, потому что нет у вашего отряда аттестации по системе ООН, будь она неладна!

Вадим кивнул, прикидывая в уме, как распределить ребят. Трое пойдут на вертушку, в том, что Денис доведет ее до ума, Медведев не сомневался, остаются семеро на три "КамАЗа". За раскладкой своеобразного пасьянса он больше не смотрел на разрушения, причиненные стихией, но, когда вертолет вернулся на базу, отметил про себя, что дорога до, как выразился Кузнецов, кишлака заняла меньше часа. "Километров сто, не больше, — прикинул Медведев, — но это по прямой. А если на машине да по разбитой горной дороге... Полдня в один конец, в лучшем случае".

В базовом лагере работа кипела. Едва ли не первым, кого встретил Медведев, оказался с ног до головы перепачканный смазкой и донельзя довольный Денис.

— Машина готова, все в лучшем виде! — отрапортовал он.

— Если заправиться, то прямо сейчас лететь можно, — поддержал товарища Женя Белов.

— Как начальство распорядится, — кивнул Вадим на Кузнецова, то тот решил по-своему.

— Сейчас полетите на нашей машине, — распорядился он, — как только ее загрузим. Ознакомитесь с ориентирами, потому что никого из местных мы в воздух не берем. Вечером на пробу сделаем облет базы сначала порожняком, потом с нагрузкой. Если все будет в порядке, завтра полетите уже с помощью.

Золотые руки Дениса, которому помогали и другие спасатели, но больше всего — Меньшиков, — могли реанимировать любой металлолом. Леша Волков, немало налетавший на машине, доставшейся дальневосточному спасательному отряду в подарок от китайцев, не узнавал ее.

— Как новая, и муха не сидела! — откровенно восхитился он результатами ремонта. — Ну, мужики, вы и кудесники!

Отремонтированный вертолет испытали на всех режимах. Тут уж Волков с Беловым показали каждый, кто на что способен, и от виражей, которые они закладывали в небе, не только у Медведева закружилась голова, а одобрительный свист и аплодисменты, вызванные мастерством пилотов, раздавались не только из российского, но и соседнего французского лагеря спасателей.

— Мама дорогая... — пробормотал Слава Шевченко. — Меня на море ни разу так не мутило.

— Рожденный плавать — летать не может, — не зло, а вполне добродушно поддел его Середкин.

— Оставлю это счастье тебе, — буркнул не нашедший сил обидеться Слава, умотавшийся за день на погрузке-разгрузке. — Слабо самому на этой таратайке полететь?

— Легко! — фыркнул Генка, тут же прикинувший, что несколько часов, если не весь день, в машине без кондиционера в жаре и пыли будут намного бОльшим злом, чем болтанка в воздухе. — Димыч, записывай меня в летчики!

— Уже, — кивнул Вадим. — Середкин, Белов, Зорин от нас, Волков от Дальнего Востока, завтра летите, а сейчас идите к Кузнецову получать наряд-задание.

Вертолет и машины загружали до поздней ночи, чтобы с рассветом покинуть базу. Максимальный груз для милевской "четверки" — полторы тонны, но на первый раз, с учетом того, что машина пережила достаточно серьезный ремонт, перестраховываясь, взяли чуть больше пятисот килограммов. Кузнецов, заметив вынужденный недогруз, отступил от своих прежних установок и отправил с экипажем представителя местных спасательных служб, который лично хотел оценить разрушения в одном из районов, по которому поступали противоречивые данные, и заодно предложил свою помощь в качестве проводника.

— Предлагаю обойтись без церемоний, зовите меня просто Мак, — на очень приличном русском, хотя и с сильным акцентом, представился немолодой смуглый мужчина в выгоревшей камуфляжной форме. — Я учился в Союзе и знаю ваш язык, — объяснил он, заметив удивленные взгляды спасателей.

Пилотам и Денису во время полета разговаривать было некогда, и с Маком больше общался Середкин, выяснивший, что Мак окончил то военное училище, в которое он сам хотел поступить после армии, но командование части дало направление в другое. В общем, тема для разговора, кроме последствий землетрясения, нашлась, Мак охотно отвечал на вопросы, но больше расспрашивал Генку, успевая при этом показывать пилотам приметные ориентиры, не всегда обозначенные на карте.

Селение, куда они прилетели, было больше и богаче того, где побывал Медведев, но землетрясение разрушило его намного сильнее, хотя, может быть, так только казалось — развалившаяся глинобитная постройка не сильно отличается от неповрежденной, а добротный дом, превратившийся в груду камней, сразу бросается в глаза. С воздуха селение казалось разворошенным муравейником, обитатели которого беспорядочно снуют вокруг развалин, не зная, что предпринять. Но когда внизу заметили вертолет с уже знакомой эмблемой спасательной службы, движение из хаотичного превратилось в строго упорядоченное, все жители потянулись к центральной площади, куда только и могла сесть винтокрылая машина.

Двигатель заглушили, и в кабину тут же ворвался многоголосый гомон толпы, собравшейся на площади. Пока Денис и Мак пробирались к выходу, кто-то из особо нетерпеливых начал стучать по обшивке и не прекратил своего занятия даже, когда распахнулось окно кабины, из которого выглянул Середкин.

— ...! — выразился Генка, увидев, что по днищу машины изо всех сил колотит своей клюкой скрюченная возрастом старуха. — Совсем ...? А ну, пошла отсюда ... ...! Старая ведьма!

Опасаясь за машину, он послал старуху в неблизкое эротическое путешествие, на что та, по интонациям и жестам догадавшись, что ей высказали далеко не цветистый в восточном стиле комплимент, разразилась чередой таких оглушительных криков, что Денис споткнулся на трапе. Кто-то из толпы попробовал приструнить старуху, но она в ответ заехала своей палкой смельчаку по спине, едва не сбив того с ног. После этого происшествия шум толпы стал еще сильнее, но почти затих, стоило Маку показаться в проеме грузового люка внизу фюзеляжа и крикнуть что-то на своем языке. После этого откуда-то показались люди в форме и начали выстраивать толпу, преобразуя ее в подобие очереди. Первой в этой очереди оказалась старуха. Она победно оглядела остальных и что-то прокаркала уже в адрес Зорина, который спрыгнул на землю и, как было решено еще по дороге, собирался приступить к разгрузке доставленной помощи. Полное отсутствие реакции со стороны спасателя, оглядывавшегося по сторонам в ожидании, что ему скажут, куда составить ящики и коробки, взбеленило старую ведьму, как совершенно правильно назвал ее Генка, до такой степени, что она запустила своей клюкой прямо в Дениса.

Палку перехватил в полете Мак, с видимым усилием переломил о колено и швырнул куски на землю. Старуха взвыла, а Мак в ответ крикнул ей что-то такое, от чего она тут же замолчала. По толпе пошли отчетливые смешки, на Мака же стали смотреть не только с почтением и некоторой боязнью, как на представителя власти, но и с явным благоговением, некоторые даже низко кланялись ему.

Больше никаких происшествий не было. Привезенный груз сложили рядом с вертолетом, и, когда последний мешок с крупой оказался на земле, тут же началась раздача продуктов. Люди в форме оперативно вскрыли все коробки и ящики, тут же подписали отданные Денисом бумаги и мгновенно распределили привезенное по количеству тех, кто пришел получать помощь. Они отмечали подходивших из очереди, ставя карандашную галочку в списке, рядом с которой каждый, получивший причитавшиеся ему банки и пакеты, оставлял отпечаток своего большого пальца.

В отдельный список включили тех, кому была нужна медицинская помощь. Старик, две беременные женщины, одна — совсем молоденькая, болезненного вида, с ней мужчина средних лет, то ли муж, то ли отец, вторая — постарше, с огромным животом, вот-вот готовая родить, тоже в сопровождении немолодого мужчины, который с равной вероятностью мог быть и мужем, и отцом, и еще один мужчина с забинтованным лицом и руками ждали в стороне, когда им разрешат садиться в вертолет.

Все шло чинно-благородно, лишь один раз в конце длинной очереди раздались крики, визг, началась толчея, и Денис, озабоченно проверявший внутренности вертолета, краем глаза увидел, как кто-то бросил через дорогу довольно большой мешок.

Мешок оказался живым существом, которое, поднявшись на ноги, крикнуло в адрес обидчиков что-то нелестное, потому что в ответ из толпы полетел камень, от которого существо довольно ловко увернулось и уселось, поджав ноги, в тени от ближайшего относительно целого каменного забора. Один из распределявших привезенную помощь в свою очередь рявкнул какое-то ругательство или угрозу, от чего небольшая фигура у забора сжалась в комок, но осталась на месте.

— Чего это? — Генка тоже обратил внимание на фигуру, в неподвижном состоянии больше всего похожую на кучу тряпья.

Мак, видимо, переадресовал вопрос местному полицейскому и, выслушав его, перевел ответ Середкину:

— Это дикари с гор, пастухи и воры. Раз в год спускаются на большую ярмарку с шерстью и шкурами, но больше воруют, чем торгуют. Тоже пришли за помощью, а кто их в списки внесет, если они чужаки. Этот или отстал от своих, или сами бросили, если больной или в наказание.

Полицейский добавил еще несколько слов с явным презрением.

— Язычники, — Мак долго вспоминал подходящее слово на русском и произнес его, как плюнул. — У них духи в каждом камне и дереве. Всевышнего не почитают! Дикари же!

Больше он не стал ничего объяснять, потому что ему подвели коня, вороного, без единой белой отметины красавца, нетерпеливо перебиравшего тонкими ногами.

— Назад возвращайтесь без меня!

Мак одним движением взлетел в седло, стегнул коня плетью и через несколько секунд скрылся в клубах поднятой копытами скакуна пыли, сквозь которую спасатель разглядел, что удар плетью достался и фигуре у забора.

В местные разборки Генка вникать не собирался, тем более что Денис попросил его помочь со смазкой чего-то, понятного исключительно ему одному, в двигателе.

— Ща, перекурю только.

Середкин на всякий случай отошел подальше от вертолета и достал сигареты. Он глубоко затянулся и даже прикрыл глаза от удовольствия первой затяжки, знакомого любому заядлому курильщику, как почувствовал, что его осторожно дернули за штанину. Генка посмотрел вниз и с удивлением обнаружил, что у его ног сидит, ковшиком протягивая руку за подаянием, девочка-подросток, босая, чумазая, с лохматыми спутанными волосами, настоящая Маугли, одетая в то, что больше всего походило на мешок с дырками для рук и головы. Ткань к тому же расползалась от ветхости, и сквозь прорехи просвечивало голое смуглое тело с красной полосой на плече, оставшейся от удара плетью. А около забора было пусто. "Вот козел!" — подумал про Мака спасатель, разом утратив всю зародившуюся к тому симпатию.

— Тебе чего?

Генка присел на корточки рядом с попрошайкой и подумал, разглядев ее лицо, что через год-другой она превратится в по-настоящему красивую женщину. Да и сейчас дикарка была очень привлекательна, несмотря на грязь и худобу. В ее лице интересным образом сочетались широкий нос и полные губы, свойственные жителям африканского континента, а большие темные глаза, выглядывавшие из-под копны вьющихся волос, были, скорее, азиатского разреза, но не настолько узкие, как, например, у тибетцев.

Попрошайка показала пальцем на пачку сигарет в руке Середкина, потом ткнула пальцем себе в грудь и поклонилась, как бы заранее благодаря.

— Детям курить вредно! — едва не брякнул Генка, тут же сообразив, что дикарка сможет обменять выпрошенные у него сигареты на что-то съедобное.

Он хотел отдать ей всю пачку, но обнаружил, что там осталась всего одна сигарета.

— ЗОря, у тебя курево есть? — крикнул Генка.

В ответ сначала раздался лязг, а затем из брюха вертолета вывалился Зорин.

— Ты свои уже все искурил, что ли? — удивился он, одновременно шаря по карманам.

— Да это не мне, а... Вот, есть тут еще один курильщик, — пошутил он, отходя на шаг в сторону, чтобы Денис разглядел, кому понадобились сигареты.

— Надо же!

Денис посмотрел на забор, на дикарку, сжавшуюся под его взглядом, на остатки очереди, откуда ее, в прямом смысле слова, выкинули, и, осуждающе качая головой, отдал ей ополовиненную пачку сигарет, потом извлек из кармана брюк целую и, чуть подумав, добавил еще и зажигалку. Дикарка, плохо веря своему счастью, крепко прижала подарок к груди левой рукой и, низко поклонившись, правой рукой коснулась Денисова ботинка, потом поднесла ее к своему лбу, затем к губам и напоследок к сердцу.

— Охренеть! — пробормотал Середкин, а попрошайка обернулась к нему и поблагодарила точно так же, как Зорина, при этом ее карие глаза сияли такой благодарной радостью, что спасателям стало неловко. Но тут же в этих глазах появился испуг, когда за вертолет заглянул кто-то из местных.

— Дениска, — вполголоса скомандовал Генка, — тащи сюда все, что у нас есть из жратвы.

Четыре сухих пайка — пилоты отдали и свои, как только узнали, кому нужно помочь, — Денис сложил в один из мешков, в которых они привезли расфасованную в килограммовые пакеты крупу. Туда же он положил два куска мыла и лоскут обтирочного материала, мятый, но чистый. Дикарка неверяще, почти с ужасом смотрела на эти сокровища и боялась даже прикоснуться к мешку.

— Ох ты ж ...! Она ж не донесет! Отберут ведь ... ... по дороге! — догадался Середкин. — Я те-бя про-во-жу, — сказал он по слогам, стукнул себя кулаком в грудь и пальцами изобразил идущего человека. — Где ты жи-вешь? Ку-да ид-ти?

Как дикарка его поняла, осталось загадкой, но она поднялась на ноги и, опасливо оглядываясь по сторонам, медленно, заметно прихрамывая, пошла в сторону от площадки, куда приземлился вертолет.

— Я с вами! — Денис догнал их в два прыжка и отобрал мешок у Генки. Дикарка испуганно шарахнулась от него, но спасатель удержал ее за плечо. — Слушай, возьми ее на руки, что ли, — предложил он товарищу. — Она ведь еле идет! И нужно было накормить ее хоть чем-нибудь!

— ...! — расстроился из-за своей недогадливости Середкин.

Рыться на ходу в мешке Денис не стал, но, пошарившись по карманам, извлек сухарь с изюмом и отдал его девочке, которую Генка уже взял на руки. По тому, как она вцепилась зубами в найденную Зориным окаменелость, стало понятно, что у нее уже давно во рту не было ни крошки.

То, куда они пришли примерно через полчаса, домом, конечно же, не было. Ничем, кроме как норой нельзя было назвать дыру, образовавшуюся под корнями большого дерева, рядом с которым бодро журчал ручей, чуть дальше превращавшийся в нечто промежуточное между большой лужей и маленьким прудом. В норе виднелись куски картона и какое-то тряпье, которое дикарка стала поправлять, как только Середкин спустил ее на землю.

— Ты тут живешь? — Денис был потрясен.

Он опустил мешок на землю и оторопело уставился на нору, на дерево, на ручей. Пока Зорин озирался, Генка успел умыться в ручье и теперь, судя по движениям губ, беззвучно матерился.

А дикарка снова поблагодарила Дениса точно так же, как у вертолета, Середкина же не успела — он схватил ее за руку и не дал поклониться.

— Ты чего это удумала — кланяться до земли каждые пять минут? Вообще никому кланяться нельзя! — он выразительно помахал пальцем перед ее лицом и недовольно сдвинул брови.

Она словно бы поняла его, потому что согласно, даже с каким-то облегчением, кивнула и что-то спросила. Спасатели переглянулись и одновременно пожали плечами, рассчитывая на то, что язык жестов универсален, и их непонимание дойдет до дикарки. Она чуть нахмурилась, снова повторила свой вопрос, сопровождая его на этот раз жестами вроде бы понятными, но очень уж не уместными применительно к обстановке. Тогда, досадуя на невероятную тупость больших белых мужчин, от которых невозможно добиться ответа на простой вопрос, она всплеснула руками и сбросила с себя мешок, который служил ей одеждой, и, встав на колени, потянулась к застежке на штанах Середкина. Он отшатнулся от ее нагой, лишь с каким-то амулетом на шее, только-только начавшей формироваться фигуры с неожиданно большой для полудетского еще тела грудью. И этот полуребенок-полудевушка жестами предлагала совершенно определенным способом отблагодарить его за помощь и только не знала, как именно он хотел бы получить ее благодарность.

Денис онемел.

Генка взревел:

— Ты что?! Ты так меня благодарить хочешь?! Меня, советского, ..., русского офицера?! Русского!!! Российского!!! — он силой поднял ее с земли и показал пальцем на маленький трехцветный флаг на футболке рядом с логотипом института. — Вот, видишь? Россия!

— Тихо, ты! — Денис решил вмешаться. — Ты ее сейчас перепугаешь до смерти!

Он отобрал у Середкина съежившуюся в испуге девочку, которая обеими руками, будто ожидая, что ее сейчас начнут бить, прикрыла голову, и бережно прижал ее к себе, осторожно гладя по волосам и голой спине.

— Все в порядке, все хорошо, — начал он успокаивать ее, больше рассчитывая на легкие прикосновения и тихие интонации голоса, чем на слова. — Маленькая моя кисанька, грязная, голодная, не бойся, никто тебя больше не обидит. Дядя не злой, он не дерется, только кричит громко.

Денис гладил её по спутанным волосам, по торчащим острым лопаткам, выступающим позвонкам и выпирающим рёбрами, а она расслаблялась от его прикосновений и всем телом тянулась за рукой, стремясь не упустить ни крошки так не привычной ей ласки.

— Кисанька хорошая, красивая, — мурлыкал Денис, а дикарка действительно ластилась к нему как кошка, прогибала спину, изо всех сил тянулась вверх, вставая на цыпочки, прижималась к большому и доброму мужчине и вполне соблазнительно оттопыривала худую попку, когда рука спасателя ненароком спускалась чуть ниже обычного.

Она осмелела настолько, что стала улыбаться ему, а потом, ощутив естественную реакцию мужского организма на близость обнаженного женского тела, с простодушным бесстыдством запустила руку между ног спасателя, оценивая его готовность принять её благодарность.

Середкин, до этого ругавшийся вполголоса, заорал на растерявшегося Дениса:

— Ты совсем ... козёл ...! Ты что делаешь, ...! Да я ж тебя сейчас ...! Все под корень оборву, ...!!!

От дикого вопля дикарка рухнула на землю, сжалась в тугой узел и закрыла голову руками, словно ждала, что сейчас на неё обрушится лавина.

— Придурок ...! — не остался в долгу Зорин, хотя по части нецензурной ругани не ему было состязаться с Середкиным. — Ты, сам ... озабоченный, зенки свои протри!

От того, что и он начал орать, дикарка сжалась ещё сильнее и начала вздрагивать всем телом.

-Ты смотри, что наделал! Она только немного успокоилась, а ты её снова до припадка перепугал!

Середкин открыл рот, чтобы высказаться в адрес Зорина по полной программе, но тут произошло то, что заставило их обоих замолчать. Тряпье в норе зашевелилось, и из-под него выполз голый малыш, мальчик примерно годовалого возраста, почти такой же худой и чумазый, как дикарка. А она, каким-то звериным чутьем услышав сквозь громкую ругань шорох, на четвереньках кинулась к ребёнку и прижала к себе изо всех сил, стараясь закрыть телом от чужих глаз.

— Офигеть...

Спасатели оторопели, но дальнейшее повергло их в ещё больший шок. Малыш присосался к дикаркиной груди, с минуту жадно чмокал, насыщаясь, а потом начал изо всех сил тискать ручонками опустевшую грудь, пытаясь выжать из неё несколько скудных капель.

-Зоря, — хриплым шопотом скомандовал Середкин, — живо открывай сгущу и разведи мальцу пожрать.

Сам он, заметив, что дикарка собралась приложить ребенка к другой груди, остановил ее, стянул через голову футболку, намочил подол в ручье и осторожным движением протер дикаркину грудь.

— Что ж ты дитенку-то грязную сиську в рот пихаешь? Хочешь, чтобы он обдристался у тебя с головы до ног?

Дикарка, испуганно застыв, вытерпела все его манипуляции и, когда Середкин, закончив с ними, кивком разрешил ей кормить ребёнка, не сразу поднесла малыша к груди. Денис развел немного сгущенки и теперь, не зная, что делать дальше, потому что никакого приспособления для кормления ребенка у них, конечно, с собой не было, смотрел во все глаза на первобытную мадонну с младенцем. Вокруг был каменный век, цивилизация осталась не в получасе небыстрой ходьбы от норы под корнями дерева, а где-то совсем в другой жизни или и вовсе на другой планете.

— Это что же — твой? — растерянно спросил он, словно его могли понять, на что дикарка, прочитав на лице спасателя недоумение, жестами объяснила, что да, это её ребёнок, она родила двоих, но девочка умерла совсем маленькой.

— ...! Сколько же ей лет? — Денис схватился за голову. — Ей бы в куклы играть, а не детей рожать!

— ...! Как ... после ...? — приличные выражения у Генки закончились, цензурными были исключительно предлоги и междометия. — Какого ... она за ... благодарила?

Дикарка уже привыкла к его крикам и только слегка вздрогнула, услышав остервенелую ругань, а вот ее малыш испугался и заплакал, но еле слышно, словно боялся привлечь к себе ненужное внимание.

— ... твою ... за ногу! — уже беззлобно, по инерции, выругался Генка, выудил из миниаптечки на поясе марлевую салфетку и, скрутив ее, дал пропитаться разведенной сгущенкой.

После этого он осторожно забрал плачущего мальчика у матери и начал кормить его из импровизированной соски. Малыш так вцепился в марлевый жгут несколькими уже прорезавшимися зубами, что чуть не проглотил его. Он звонко чмокал, насыщаясь, а дикарка огромными изумленными глазами смотрела на Середкина, превратившегося в кормящую мать. Зорин протянул ей открытую банку и ложку и показал — ешь, мол, тоже. Она, не решаясь попробовать тягучую кремовую массу, неподвижно стояла с банкой в руках, в растерянности даже не думая прикрыть свою наготу.

Денис стянул с себя футболку и протянул ей:

— Она, конечно, грязная, — смущенно сказал он, заметив белесые разводы высохшего пота, — но я ее сегодня первый раз надел. Ты чуть простирни ее — и будет, как новая. А мешок свой выброси!

Он, чтобы было понятнее, приложил футболку к ее телу, а на валявшийся на земле, где был сброшен, мешок показал пальцем и сделал движение, что выбрасывает его.

Дикарка деловито кивнула, оглянулась на пускавшего от жадности молочные пузыри малыша, потом аккуратно поставила банку на камень, рядом положила подаренную одежду, жестами показала Зорину, что хочет поблагодарить его, и сразу же перешла от "слов" к действию.

— Ну вот, опять двадцать пять! — взвыл Денис, буквально отдирая ее руки от молнии на брюках. — Не нужно мне от тебя ничего, тем более — этого! Пойми это, наконец!

Что именно дикарка поняла, неизвестно, но она повалилась к ногам Зорина и начала их целовать. Спасатель сначала отпрыгнул, а затем начал поднимать сопротивлявшуюся его усилиям дикарку, которая с горестным плачем и непонятным отчаянием в глазах так и норовила вырваться из его рук и снова прижаться лицом к тяжелым пыльным ботинкам.

Генка дикими глазами смотрел на эту сцену, но не вмешивался и даже не ругался; он был занят тем, что кормил ребенка. Малыш, возможно, никогда в жизни не наедавшийся досыта, насытившись, внезапно заснул в одну секунду, свесив головенку на бок. Генка подержал его столбиком, дожидаясь, пока мальчик срыгнет, а потом умилился до крайней степени, когда малыш обделал его.

— Мужик растет! — радостно сообщил он миру, не без насмешки разглядывая Дениса, явно утомившегося в борьбе с дикаркой, которая не падала к ногам спасателя, только если он крепко прижимал ее к себе. — Он еще всем покажет, кто здесь хрен собачий!

Вспомнив давно забытые навыки, Генка обмыл малыша в ручье и умело запеленал его в кусок обтирочной ткани, вытащив лоскут из мешка с "подарками". Дикарка настолько была ошеломлена всем увиденным, что даже перестала вырываться из рук Дениса.

— Как зовут-то мальца? И тебя? — Середкин спохватился, что они до сих пор не знают имени дикарки. Он постучал пальцем по своей груди: — Гена. — Затем показал на Зорина: — Денис.

— Ага! Денис, — Зорин кивнул и показал, вопросительно подняв брови, сначала на сладко спящего на руках Середкина малыша, а затем слегка коснулся обнаженной женской груди, страшно смутившись при этом.

— Айла, — дикарка поняла вопрос и, произнеся свое имя, показала на свою грудь, затем на сынишку и сказала: — Кан. Искандр. — После заметного колебания, тыканья пальцем в огромный валун красного гранита и неразборчивой скороговорки она добавила: — Йнул.

Услышав не слишком уж экзотические имена, Середкин обрадовался:

— Александр, значит! Сашка! Нет, Санька! И Алла, Аллочка! — расплылся он в улыбке. — Давай-ка, Аллочка, собирай свои манатки, Саньку, одевайся сама — и мы забираем тебя отсюда. Нечего молодой мамке с грудным дитем нагишом по горам бегать и в норе жить!

— Да, Айла, — Денис произнес ее имя в точности, как она сама назвала себя, — поедем с нами. На вертолете! — он загудел и изобразил крутящийся над головой винт. — Не бойся, это не страшно, мы вместе полетим.

— Живенько собирайся, а то нас уже потеряли, наверное, — добродушно ворчал Середкин, — сказали, на полчаса уйдем, а сами не меньше часа прохлаждаемся.

И как подтверждение его слов на поясе Дениса запищала рация:

— Мужики, вы куда пропали? — раздался искаженный помехами голос Белова. — Нам давно пора отсюда улетать. Ноги в руки — и чтобы через десять минут у машины были! Тут эта баба брюхатая то ли рожать, то ли помирать собралась, а нам до ближайшего врача полтора часа лету!

— Так! Быстро собирайся! Нас ждут! — скомандовал Генка, а Денис жестами изо всех сил пытался объяснить Айле, что нужно делать.

Она поняла его, но отрицательно покачала головой, отобрала у Середкина ребенка и уселась на землю в подтверждение своего нежелания куда-то идти.

— Ах, ты ж! — Генка попытался сам втолковать Айле, что они забирают ее и ребенка с собой и им нужно торопиться.

Айла затрясла головой.

— Упрямая баба! — взорвался Середкин и, схватив за руку, заставил подняться.

Айла в ответ, глядя на спасателей полными слез глазами, разразилась чередой громких криков и бурной жестикуляцией.

— По-моему, она хочет сказать, что здесь живет еще кто-то из ее племени, без него или нее она никуда не уйдет, — предположил Денис.

— Муж ее, что ли? — нахмурился Генка. — На ... такой ..., если ребенка сделал, а мать в одном мешке ходит и, чтобы дитенка прокормить, за кусок подставляется под каждый ...!

Айла стряхнула его руку и снова уселась на землю, крепко прижимая малыша к себе. По напрягшейся фигуре было понятно, что она, как есть, голая, с пустыми руками, кинется бежать прочь, спасая себя и ребенка, если мужчины попробуют добиться своего силой.

— Черт с тобой, сиди тут, жди своего ...! — плюнул Середкин. — Но я вернусь за тобой через день-два и все равно увезу!

Он отдал Айле и свою футболку, порылся по карманам, но не нашел там ничего более или менее ценного, кроме солнцезащитных очков с зеркальными стеклами, которые тоже протянул ей.

— Вот, — как-то растерянно развел он руками. А у Дениса в кармане снова запищала рация. — Пора нам. Но я вернусь за тобой!



* * *


Айла проводила их растерянным взглядом.

Она ничего не понимала. Как же так? Ей дали целый мешок еды, две пачки сигарет, которые можно сменять на что угодно, одежду для нее и Кана из диковинной мягкой ткани — и ничего не взяли взамен, отказались от ее благодарности, даже рассердились на нее. Старший разозлился до такой степени, что чуть не побил. И на младшего тоже разозлился, еще сильнее, кричал громко-громко, а почему? Если сам не хотел или не мог, то другим, кто хочет, зачем запрещать?

Но потом старший повел себя совсем странно — положил Кана себе на колени и дал ему еды! Вот так, сходу, признать ребенка своим, принять его в свой клан и при этом не принять в клан ее, но и не прогнать, отобрав Кана себе... Тогда подарки считались бы выкупом за ребенка, что вполне соответствовало обычаю, но то, что произошло... Нет, так не бывает!

Айла никак не могла совместить в своей голове несовместимое и хотела спросить совета у духов, что ей делать: оставаться на месте, продолжить искать клан матери или уйти с человеком, который сделал Кана своим сыном. Айла пыталась объяснить ему, что не может сделать ничего без одобрения духов и без благодарственной жертвы им; духи могут разгневаться, потому что она, получив так много, ничего не отдала взамен, даже себя. А больше у нее не было ничего, кроме родового амулета, который нельзя отдавать чужим. Наверное, поэтому духи молчали, не желая говорить с ней, а может, и потому, что у нее не было волшебной травы, которую шаман их клана курил, когда хотел пообщаться с духами, и один раз дал ей, чтобы она сама могла проводить умершую девочку к предкам.

Их шаман был очень сильным, он часто обходился и без травы, как совсем недавно, когда сказал, что духи разгневались и скоро начнут ломать горы и кидать их на землю. Но клан йнулов всегда соблюдал данные духами обычаи, поэтому шаману покажут безопасное место, где не пострадают ни скот, ни люди клана.

Айла переживала, что грубо нарушила одну из главных заповедей клана. Но изумившие ее такими богатыми дарами отвергли любую благодарность! А ведь от нее еще ни разу не отказался ни один мужчина, с оскорбленным самолюбием и досадой подумала она. Ни один, с тех самых пор, как сначала глава клана взял ее в свой шатер, а потом забрал себе шаман. Как они тогда ругались между собой! Оказывается, шаман хотел взять ее — нераспечатанные девушки ценятся дороже — на большую ярмарку, чтобы Айла принесла в клан свежую кровь, а глава клана не захотел ждать и сделал ее своей женщиной, как только к ней в первый раз пришли лунные дни. Хуже того, она сразу же понесла от него! С одной стороны, это был явный знак благосклонности духов, давших ей такую плодовитость, но с другой — шаман сразу сказал, что крови его брата в клане уже достаточно, поэтому ребенка отдадут другому клану, как только он чуть подрастет, взамен ребенка из того клана, чтобы хоть так получить свежую кровь.

Айла родила двоих детей. Девочка оказалась слабенькая, она плохо ела и прожила недолго, ей даже не успели дать имя, зато мальчик высасывал мать досуха, так, что даже болела спина. Он рос быстро, обещал стать здоровым и сильным, и чем ближе было время, когда его отдадут в чужой клан, тем чаще Айла думала о том, чтобы сбежать с ним в клан своей матери, которую когда-то так же обменяли на ребенка из клана, в котором выросла Айла. Кто был ее отцом, она, как и все остальные женщины горного племени, не знала, потому что ни один мужчина никогда не опускался до того, чтобы положить на свои колени девочку. Когда шаман увел клан с обжитого места, Айла, как только духи начали трясти землю, отстала в надежде, что ее и Кана посчитают погибшими и не будут искать.

Духи так и не сказали Айле ничего, хотя она принесла им щедрую жертву своим молоком — грудь после диковиной еды от прилившего молока расперло до боли — и кровью и почти всю ночь просидела на вершине красной скалы, ожидая от них ответа. Утром она собрала все свое нехитрое имущество, взяла на руки Кана и пошла с ним в ту сторону, куда улетела железная машина. А там — на все воля духов. Если они посчитают, что ей нужно жить в клане матери, Айла встретит людей из этого клана, и они не прогонят ее; если же духи решат, что Кана нужно отдать тому, кто взял мальчика в свой клан, то так тому и быть. Даже если Гена — какое странное имя, а у его клана еще более странное — раси! — прогонит ее, то сыну в его клане жить будет намного лучше, потому что у этого человека обязательно должен быть большой шатер или даже дом из камня, стада коз и овец, много детей и женщин, чтобы управляться с таким хозяйством. А она... Вдруг она тоже на что-нибудь ему пригодится! Ведь она много что умеет: пасти скот и доить его, делать из молока сыр, прясть из шерсти пряжу и ткать, умеет готовить, знает, как ублажить мужчину. Если самому Гене она в этом качестве не нужна, то ее можно предложить его гостям, ведь к такому богатому человеку должны часто приезжать гости, а гостей нужно угощать не только мясом, молоком и сладкими лепешками.



* * *


Генка всю дорогу до селения ругался. До Дениса, рысившего чуть впереди него, долетали обещания показать своему семейству, где зимуют раки, почем фунт лиха и вообще загнать под плинтус.

— Людку — только убить!.. Ее горб никакая могила не выправит!.. К станку!... Нет, на вокзал — сортиры драить! Стаську... Увезу к своей тетке в деревню, там вожжами на конюшне ... так, чтобы неделю сидеть не могла! И на грядки... С рассвета — и до рассвета! И никакого телевизора! Тетке скажу, чтобы в сарай этот ... ящик унесла... Будет артачиться — снова вожжами. И так до тех пор, пока не поумнеет! А то ведь заявы делает: школу заканчивать не хочу, не нужно это мне, замуж выйду, буду дома сидеть, а муж меня пускай содержит. ... она еще одного такого ..., как ее папаня, найдет! И шмотки из бутиков выкину на помойку! Мешок дерюжный из-под картошки на голое тело не хочешь, доченька?

Денис сильно сомневался, что Генка осуществит свои обещания хотя бы на одну десятую, но о заграничном отдыхе, судя по всему, ни Людмиле, ни Стаське мечтать больше не стоило.

У вертолета их встретил доведенный до точки кипения Белов:

— Вы там чем?..

— Потом расскажу! — перебил его Середкин.

Запрыгивая вслед за Денисом в вертолет, который уже был готов оторваться от земли, Генка хотел еще что-то добавить, но поперхнулся, услышав утробный звериный вой.

— ...! Что тут у вас?

— Вот и разбирайся что — рожает она или помирает! — бросил из-за плеча злой, как черт, Женька. — Мы уже полчаса этот концерт слушаем! Мак свалил, из местных никто даже английский не понимает, бабу эту нам в машину запихнули и тоже свалили!

— Рожает, — пробормотал Середкин, увидев, как корчится женщина, на одежде которой расплывается темное мокрое пятно. — Зоря, ты когда-нибудь "живьем" роды принимал?

Спасателей в курсе медицины учили принимать роды, но тренировались они на немецком манекене, сделанном в высшей степени натуралистично, а в реальности далеко не всем довелось столкнуться с необходимостью помогать рождению маленького человечка.

— У Муськи, — не задумываясь о возможной реакции Генки на свои слова, ответил Денис. — Последний раз она шестерых принесла, пришлось всю ночь с ней сидеть.

— Нет, ты все-таки придурок, — Середкин не стал ни орать, ни ругаться, ни даже насмехаться. Он просто подтолкнул товарища вперед со словами: — Давай, применяй свой опыт. У меня и такого нет.

От местных, которых российские спасатели забрали из селенья, помощи ждать не приходилось. Старик, усевшись поближе к пилотам, застыл как мумия, молоденькая беременная женщина, увидев воочию, что ее ждет в не столь отдаленном будущем, от страха почти потеряв сознание, полулежала, привалившись к сопровождавшему ее мужчине, забинтованный притворялся, что ничего не видит, не слышит. С роженицей остался только ее муж, но он сам был в полуобмороке.

Денис выпотрошил все аптечки в поисках перчаток, нашел одну пару подходящего ему размера и вытащил из ящика с инструментом остатки обтирочного лоскута. Спасатель от всей души надеялся, что схватки будут длиться долго и женщина родит уже на земле, в присутствии настоящего врача, которого на вертолетную площадку вызвал, объяснив ситуацию, кто-то из пилотов, но его надежды рассыпались в прах, когда, кое-как уложив корчащуюся и орущую роженицу, он увидел покрытую темными волосами макушку ребенка.

— Черт! Тужься! Черт!! Черт!!! — вспоминая занятия по медицине, он постарался как можно шире развести роженице согнутые ноги, но от ее мощного пинка отлетел к самой стенке кабины, сильно ударившись головой о какой-то выступ. — Дура! Какого ...!

Дальше, как ему вспоминалось потом, начался настоящий ад. Головка ребенка то появлялась, то почти исчезала. Женщина ни за что не хотела лежать, как ее укладывал Денис, и все время норовила встать на четвереньки, орала, похоже, не только от боли, но и на неопытного акушера.

— ...! Да оставь ты ее! — взорвался Генка, когда увидел, что начался новый раунд борьбы в партере — Денис в очередной раз пытается уложить вопящую роженицу на спину, она, пытаясь перевернуться, отбивается от него руками и ногами, а головка ребенка прорезалась уже примерно наполовину. — Хочется ей раком рожать — пусть рожает!

Середкин больше не мог пребывать в роли стороннего наблюдателя. Отпихнув мужа, от которого пользы было меньше, чем от пустого места, потому что это место, которого в вертолете было не так уж и много, он занимал своим далеко не худым телом, Генка подхватил роженицу спереди, довольно сильно толкнув ее, потому что именно в этот момент машину неслабо тряхнуло. Женщина взвыла, и буквально через несколько секунд на руки Дениса вывалилось нечто красное, сморщенное, скользкое, больше всего похожее, как подумалось спасателю, на волосатого головастика.

Снижавшийся вертолет поджидала машина медицинской службы. Винты еще крутились, когда из грузового люка Середкин с Беловым вынесли измученную женщину, крепко прижимавшую к себе три свертка. Следом из люка почти выпал перепачканный в крови и испражнениях и не менее измученный Денис.

Медведев с Кузнецовым, у которых — у каждого своей степени интенсивности — давно была наготове выволочка за срыв графика, молча переглянулись.

— Мыться! Немедленно! Машину потом все вместе в порядок приведем! — скомандовал Вадим.

Кузнецов, соглашаясь, кивнул — никакой речи не могло идти хотя бы об одном еще рейсе в этот день.

— Что поделаешь, майор, — развел он руками, — форс-мажор.

— Придется напрячься и завтра сделать три рейса с полной закладкой, — решил Медведев. — Приводите в порядок себя, машину, обедаете, потом техосмотр и загрузка на завтра.

— Сначала машину, потом себя, — поправил его Середкин, перепачканный немногим меньше, чем Денис, — потому что там по колено...

— Это решай сам, — не стал спорить Вадим. — Потом доложишь, что произошло, из-за чего такая задержка.

Официальное "доложишь" непроизвольно вырвалось у него, видимо, потому, что рядом стоял Кузнецов. Медведев внутренне поморщился от своей оговорки, но Генка, более привычный к подобным оборотам, воспринял все как должное.

— Есть! — по-военному четко ответил он Вадиму, чем заслужил едва заметный одобрительный кивок Кузнецова.

Позднее, во время погрузки утренней порции гуманитарной помощи, "доклад" превратился в эмоциональный рассказ об одинокой молодой матери, едва ли не изнасилованном ребенке, которая со своим малышом живет в норе под корнями дерева, ходит в буквальном смысле голышом, потому что мешок одеждой назвать нельзя, и просит милостыню, чтобы прокормить младенца. "Их там оставлять нельзя!" — звучало поминутно. И почти поминутно Середкин дергал проводившего техосмотр вертолета Дениса и пилотов, помогавших спасателям при погрузке, чтобы те удостоверили правдивость фантастически звучавшего рассказа. Пару раз подтвердив его слова, они потом лишь отмахивались от Генки, больше думая, как втиснуть в небольшой вертолет как можно больше привезенной из дома помощи.

— Мужики, грузите машину по максимуму, — уговаривал спасателей Леша Волков, "хозяин" машины. — Я и раньше на ней больше нормы возил, а уж теперь-то, после такого ремонта, две тонны даже не заметим. Сегодня мы всего семьсот кило привезли — это ж крохи!

— Если судить по графику, — из-под пятидесятикилограммового мешка риса бросил Медведев, — сегодня был третий, последний, рейс в этот кишлак. — Подцепленное от Кузнецова словечко с надоедливостью мухи постоянно лезло куда попало. — Больше в тот район вообще рейсов нет.

— Димыч, помоги спасти девчонку и ее мальца. Они ж пропадут там! Реально пропадут! Уговори Кузнецова, пусть хотя бы лошадь даст! Я бы за пару дней обернулся, напрямик через горы не так уж и далеко.

— Спятил? — Вадим чуть не рухнул под тяжестью очередного мешка, услышав просьбу Генки и представив его верхом. — Верблюда не хочешь?

— Верблюда не хочу, — отрезал Середкин. — С коняшкой я договорюсь, а с верблюдом только Зоря общий язык найдет. Димыч, — Генка нашел убийственный, по его мнению, аргумент, — я от премии откажусь, все расходы из моей зарплаты вычтешь, только помоги!

— Хорошо, заберешь ты эту девчонку с ее малышом, — почти сдался Медведев под напором друга, — и куда ее пристроишь? Здесь, в лагере, ей могут оказать только медицинскую помощь, а потом передать местным или, не знаю, в католическую миссию, что ли. Они вроде бы всех принимают — христиан, мусульман, буддистов.

— Попам — не отдам! — набычился Середкин.

— А кому? — устало поинтересовался Вадим. — Семью ее искать будешь? Как и, главное, когда?

— С собой заберу. Удочерю, — категорично заявил Генка.

— Совсем спятил. — Это прозвучало уже не как вопрос, а как констатация факта.

— У Фрица с Наилей дело выгорело? Выгорело! — пошел в атаку Середкин. — Что, думаешь, у меня не выйдет? Выйдет! Всех на уши поставлю, сам наизнанку вывернусь — но выйдет! Надо будет на колени встать перед Черепановым, Порошиным да хотя бы и перед последним ментом — встану!

Не очень обнадеженный ошеломленным таким натиском Медведевым, но получивший обещание, что Вадим поговорит с Кузнецовым насчет еще одного рейса в то селение, Генка, окончательно отмывшись в душе аж до скрипа, повеселел и, сидя в одних трусах на раскладушке, предавался мечтам:

— Удочерю, будут у меня сразу и дочка, и внук, а то от моей кобылы вряд ли чего путного дождешься, если и родит, то от какого-нибудь торчка. А Аллочку, если захочет, за Дениску замуж отдам. У них там дело уже почти что сладилось.

— Это как так? — проявил живейший интерес Шевченко.

— Да я там поорал немного, чисто для порядка, а Аллочка перепугалась и кинулась спасаться к нашему Дениске. Он давай ее успокаивать, гладить там по всяким местам, а она и рада ласке — к нему прижимается, в глазки заглядывает, попкой крутит. Ну и докрутила до того, что у нашего молодца пар из ушей повалил. А она тоже не дурочка, сразу в штаны ему полезла, проверить, как там с этим делом, поняла, что хорошо, и сбросила с себя одежку, мол, я тоже готова.

— Да ну тебя! — буркнул Денис и улегся на раскладушку, с головой закрывшись простыней.

Он давно на собственном опыте убедился, что спорить с Середкиным, доказывать, что все было не совсем так, вернее, совсем не так, бесполезно. Проще игнорировать его россказни, что бы он ни придумывал.

— И чего? — в нетерпении спросил Слава.

— А ничего, — усмехнулся Генка. — Я им всю малину обломал. Вот поженятся — тогда другое дело, а пока — ни-ни, хватит с меня одной шалавы, что вот-вот в подоле принесет. Вернемся — обеим дурам устрою сладкую жизнь!



* * *


Медведев, как обещал, поговорил с Кузнецовым и "выбил" для Середкина не вертолет, конечно, а диковинное транспортное средство местного производства, отдаленно напоминающее мотоцикл с коляской. В комплекте с ним шел водитель, парнишка лет шестнадцати-семнадцати на вид, гордо красовавшийся в футболке с российским гербом и эмблемой "Центроспаса" и форменной же кепке.

Генка обревизовал предложенное средство передвижения и пришел к выводу, что в короб из фанеры Айла поместится без каких-либо проблем, а что-нибудь мягкое, положенное на дно, обеспечит если не комфорт, то относительно сносные условия для неблизкой, честно говоря, поездки по разрушенным дорогам.

Ранил, как звали паренька, изъяснялся на смеси исковерканного английского и чуть более понятного русского, но Середкин довольно быстро нашел с ним общий язык, правда скорее, благодаря выразительной мимике и жестам, чем своим лингвистическим способностям.

Про себя Ранил рассказал, что он волонтер, его брат-автомеханик — тоже волонтер, они сироты, до землетрясения оба работали курьерами, развозя на байке заказы, сделанные клиентами через интернет. Оказывается, диковинное транспортное средство гордо назвалось байком, и оно было единственным уцелевшим во время стихийного бедствия имуществом братьев, которые отнеслись к произошедшему с чисто восточным фатализмом — что произошло, то произошло, сами они не пострадали, а добро еще наживут.

Медведев дал другу один день на то, чтобы забрать Айлу с малышом, пообещав впоследствии запрячь Генку по полной:

— Нагружу и буду гонять, как... — он не стал уточнять, лишь показал на маленького серого ослика, на удивление резво тащившего по дороге подобие телеги, на которой помимо возницы виднелись две женские фигуры и несколько туго набитых мешков.

— И нагрузишь, и погонишь, и раком поставишь, — Середкин был заранее согласен на все, только бы начальство не передумало, и для виду даже примирился с тем, что Айла с малышом найдут приют в католической миссии, с руководством которой тесно контактировали соседи — французские спасатели.

Он с невиданной скоростью покидал в сумку еду, несколько бутылок воды, пару футболок и едва ли не самую ценную валюту у местного населения — десятка три пачек сигарет, безжалостно разорив всех попавшихся ему на глаза курильщиков.

Поездка по разрушенным дорогам, как потом понял Генка, была лишь прелюдией тому, что началось чуть позднее, когда они свернули к каменистым осыпям предгорий. На дороге досаждала пыль, а теперь вместо мельчайшей пудры, мгновенно запорошившей глаза, лицо начали сечь мелкие камушки. Как Ранил умудрялся удержать руль и не свалиться с сиденья своего мотоцикла, для Середкина было загадкой, потому что сам он несколько раз чуть не слетел с необъезженного "скакуна" и с содроганием думал, как же Айла с сынишкой перенесут такую тяжелую дорогу. "Возьму обоих на руки и так и буду держать, пока не приедем, — решил он, — главное, забрать их из этой дыры!"

Двигатель всю дорогу надсадно ревел и исторгал сизый дым, призрачным шлейфом стелившийся за мотоциклом. Когда дорога или то, что Ранил считал дорогой, пошла вверх, рев сменился чиханием, каждый чих сопровождался облаком уже не сизого, а почти черного дыма, окутывавшего и транспорт, и его пассажиров. Генка, до этого с тоской вспоминавший о рабочей каске с пластмассовым щитком, в опущенном виде закрывавшем все лицо, начал мечтать о противогазе, а Ранил хоть бы поморщился.

Минут через пятнадцать такой езды Ранил остановился и заглушил двигатель.

— Дальше пойдем пешком, так быстрее, — объяснил он Середкину, без особого энтузиазма отнесшемуся к подобной перспективе.

Несколько километров, показавшихся ему бесконечными, не просто нужно было преодолеть на своих двоих, пришлось еще толкать впереди себя "байк", в некоторых местах еле протискивая его между валунами.

— Не заблудимся?

Генка не сразу добился того, чтобы Ранил понял вопрос, но когда до паренька дошло, что у него спрашивают, спасатель уже и сам увидел, что двигаются они в правильном направлении. Середкин увидел приметную скалу, на которую обратил его внимание Мак, когда спасатели пролетали чуть правее, и сказал об этом Ранилу.

— О! Мак!

Глаза паренька округлились от удивления, и Ранил выдал Генке интересную и неожиданную информацию. Полное имя Мака Середкин не то что не запомнил, он вряд ли смог бы прочитать его по бумажке, если только по слогам, но Ранил выговорил его без единой запинки, со всеми чинами и титулами вдобавок. То, что немолодой военный — большой человек в местной власти, Середкин подозревал и раньше, но того, что он оказался наследником престола, причем вторым в очереди, спасатель не ожидал. Хотя... В том военном училище, к которому в свое время Генку не подпустили, как он слышал из заслуживающих доверия источников, учились сыновья то ли шаха Ирана, то ли короля Афганистана и каких-то царьков из Африки.

"Кузнецов знает, кто такой Мак?" — без особого, впрочем, интереса подумал Середкин. А позднее мысли о Маке и вопросах престолонаследия в стране, некогда состоявшей из нескольких десятков постоянно воевавших между собой княжеств, вылетели у него из головы на первом же ухабе, после того, как Ранил снова завел свой мотоцикл и пригласил спасателя занять место пассажира.

На тот путь, что спасатели два дня назад проделали на вертолете за полтора часа, ушло без малого шесть часов то по дороге на мотоцикле, то по камням пешком. "Жлоб! — обливаясь потом и чувствуя, как скрипит на зубах песок, Генка толкал перед собой, кажущийся таким же тяжелым, как груженый "КамАЗ", мотоцикл и злился на Кузнецова. — На вертушке бы на обратном пути, когда порожняком летим, чАса бы крюк за детишками не занял! Как их на этом драндулете по пеклу тащить? Переждать самую жару? Тогда только к утру к нашим вернемся. ...! Керосину жалко, что ли? Зорина можно было бы оставить в лагере, а я б один с разгрузкой справился, горючку им сэкономил. Не, москвичи — они все жлобы, за копейку удавятся!"

Небольшую передышку они сделали у бившего из-под скалы родника. Вода в нем имела не слишком приятный железистый привкус, но это была вода, холодная вода, которой можно было не только утолить жажду, но и смыть корку из пыли и засохшего пота. Ранил, пока она отдыхали, гримасничая и жестикулируя, долго объяснял про какую-то подземную дорогу, но Середкин не был уверен, что правильно понял его. С равным успехом речь могла идти и о русле подземной реки, и о метро, которое Ранил видел по телевизору. Машинально кивая рассказу парнишки, Генка вытащил карту и попробовал сориентироваться, где находится. Если верить полуслепой копии, им осталось преодолеть еще один горный участок, и тогда они выйдут к тому самому ручью, около которого обитала — язык не повернулся бы сказать, что жила — Айла со своим малышом.

— Пошли, что ли.

Середкин с трудом поднялся с нагретого солнцем камня. Его не слишком ободряла мысль о том, что Айла наверняка привыкла к многочасовым переходам по гористой местности, а чтобы ей было легче идти, он заберет у нее сынишку; но все равно такой путь был тяжелым даже для него, физически крепкого сорокалетнего мужика, а ведь местами нужно тащить на себе их транспорт, потому что один Ранил с этим не справится.

— Если назад не через горы, а по дороге, сколько времени это займет? — Генка подумал, что раз уж они все равно вернутся в лагерь не раньше, чем к ночи, то стоит ли с такими мучениями сокращать путь.

— Дорога плохая, вернемся только утром, — почти без раздумий ответил Ранил.

— Утром — так утром, — согласился Середкин.

В конце концов, ну что такого — не поспит он ночь. Ничего страшного, перехватит часа полтора в дороге, пока до очередного селения будут лететь, все равно во время полета ему делать нечего. Главное другое — Айла с малышом окажутся под защитой. А все остальное — возможный выговор от Медведева за задержку, недовольные взгляды Кузнецова, не самые добродушные, возможно, подколки товарищей — все это неважно.

На берегу ручья никого не было. Исчезли все признаки того, что там кто-то обитал: картон и тряпье из-под корней дерева, непрогоревшие угольки и зола на месте небольшого костра, ветки, наломанные для него, и даже следы ног, босых и обутых в тяжелые ботинки с рифлеными подошвами, были тщательно заметены.

Генка, не доверяя ни затертой карте, ни своим глазам, еще раз внимательно оглядел окрестности. Нет, они с Ранилом не заблудились, вышли правильно. Дерево с опустевшей норой под корнями, ручей, приметный валун красноватого цвета, пыльная дорога, по которой можно дойти до селения — все осталось на месте, но нет ни Айлы, ни Кана, ни вообще каких-либо следов того, что они были здесь еще два дня назад.

— ...!!! — выругался Середкин. — Не дождалась! Нужно было в тот же день ее забрать! Угнать машину — и смотаться ночью за детишками! Небось, семейка приперлась... Сначала бросили ребенка, потом спохватились! ...! Эх, Казана бы сюда! Он мигом бы определил, куда они ушли!

Ранил наблюдал за его метаниями с виду почти так же бесстрастно, как каменное изваяние, но когда Генка сделал небольшую передышку, указал пальцем на тропинку, почти незаметную среди густой травы:

— Здесь кто-то прошел.

Собственно, это была даже не тропинка, а участок травы, на надломленных стеблях которой полупрозрачными бисеринами засох зеленоватый сок. Приглядевшись, Середкин проследил наклон поврежденных травинок; тот, кто их примял, спускался вниз, к той самой дороге, по которой сюда пришли Айла и спасатели. Прошел всего один человек, причем очень легкий, невысокий и худой Ранил поломал растения намного сильнее. Значит, сделал вывод Середкин, Айла ушла одна, с Каном, не дождавшись никого ни из своей семьи, ни кого-либо другого.

От жителей селения ни Гена, который объяснялся с ними исключительно жестами, ни Ранил, немного знавший распространенное в этой местности наречие, ничего узнать не смогли. Или им не захотели помочь, или, что спасатель вполне допускал, Айла шла через селение в темноте и, скорее всего, задворками, чтобы избежать встречи с местными жителями. Оставался, правда, еще один вариант, который Середкин рассматривать не хотел, что Айла ушла в противоположную сторону. В таком случае, найти ее было бы практически невозможно, но если же Айла ушла по дороге, условно говоря, в сторону базы спасателей, то оставалась вероятность встретить ее, догнав на полпути.

— Через горы есть еще проход, кроме того, где мы прошли? — Генка хотел отсечь все остальные варианты.

Ранил, подумав, помотал головой.

— Только один, больше нет.

— Тогда поехали, здесь делать больше нечего, — в надежде, что они догонят Айлу, начал подгонять его Середкин.

Путь назад, по так называемой дороге, был немногим лучше дороги через горы, почти половину его пришлось идти пешком, толкая впереди себя мотоцикл. Разница была только в том, что дорога шла без особого уклона и была относительно прямой и широкой, чтобы можно было обойти глубокие рытвины или, наоборот, обломки скал. Никакой "КамАЗ" или любой другой грузовик, конечно же, там не прошел бы, разве только внедорожник, да и то не очень больших габаритов.

Но движение по дороге было достаточно интенсивным в обе стороны, и самым распространенным транспортным средством оказались ослы, использовавшиеся и как тягловые, и как вьючные животные, а кое-кто передвигался на них верхом. Изредка встречались верблюды и такие же, как у Ранила, самодельные транспортные средства, только не с двигателем от мотоцикла, а на педальном ходу. Ранил на тех участках дороги, где можно было проехать, с гордым, если не сказать заносчивым, видом обгонял флегматичных бурых осликов, которые и ухом не вели, заслышав сзади или сбоку натужный рев мотора, и уж тем более не сдвигались в сторону ни на сантиметр, чтобы освободить дорогу.

Совсем неимущие шли пешком, навьючив поклажу на плечи, а женщины — так и вовсе на голову. Генка во все глаза смотрел на их фигуры, чуть покачивающиеся под немалым грузом, непонятно как удерживающимся на голове. Лишь немногие придерживали его, чаще в руках был еще какой-нибудь узел, более того — за спиной или спереди был привязан грудной ребенок, а за подол, семеня рядом, держался еще один, уже способный передвигаться самостоятельно.

Генка же высматривал невысокую худенькую девочку с ребенком на руках и вряд ли большой поклажей, но не видел никого похожего на Айлу. Время от времени он давал Ранилу знак остановиться и бросался к сидящей на обочине фигуре, но каждый раз его ждало разочарование — из-под намотанного на голову платка виднелось высохшее от старости лицо в таких глубоких морщинах, что невозможно было сразу определить, мужчина перед ним или женщина. Одна из таких старух на первый взгляд показалась Середкину похожей на ведьму из того селения, где он встретил Айлу. Генка на миг зажмурился, не доверяя собственным глазам, слезившимся от пыли и яркого солнца, но это не помогло. Старуха, когда он проморгался, стала походить на Глафирину родственницу из Рябиновки, ту самую бабку, что дала Денису картошки и домашнего вина. Решив, что это ему мерещится, Середкин хотел распрямиться, но костлявая рука, больше похожая на птичью лапу, цепко ухватила его за футболку, вынуждая наклониться еще ниже. Скрюченный палец с длинным кривым ногтем ткнул в вытканную на ней восьмиконечную звезду, а надтреснутый голос что-то прокаркал.

Генка оглянулся на Ранила.

— Она говорит, что видела женщину, на одежде которой была такая же вышивка.

— Где? Когда? — Середкин не сомневался, что речь идет об Айле, хотя среди российских спасателей было несколько женщин-медиков, которые оказывали помощь не только на территории базы, но и выезжали в полуразрушенные селения и палаточные городки, и эмблема ведомства могла быть хорошо знакома их жителям.

В ответ раздался то ли кашель, то ли смех, и перед носом спасателя оказалась черная от грязи ладонь.

— Подарок требует, — сказал Ранил, — иначе не скажет.

Но это было понятно и без перевода. Генка, ни секунды не раздумывая, достал из кармана непочатую пачку московской "Явы". Старуха вытащила из нее одну сигарету, обнюхала ее и снова протянула руку. Генка добавил еще пачку.

— Она тебя найдет, но ты ее не увидишь, — перевел Ранил.

— Где она? С ней и с Каном все в порядке?

Но сколько понукаемый Генкой Ранил ни пытался добиться от старухи более внятного ответа, подкрепляя свои попытки демонстрацией целой упаковки курева, она твердила одно и то же.

— ...! Еще одна Глафирина сестрица! Такая же полоумная, — устало выругался Середкин и потянул Ранила к "байку". — Двинули на базу, вдруг нагоним их по дороге!

Но Айла будто исчезла. Ранил расспрашивал всех встречных о ней, но никто не видел девушку в форменной футболке, которая на ней выглядела бы платьем, ни с ребенком, ни без.

— Обманула, ведьма! — Середкин был готов вернуться и растерзать старуху, но выпытать у нее правду. — У, старая ...!

"Домой" Гена с Ранилом вернулись задолго до рассвета и обнаружили, что, несмотря на глубокую ночь, база гудит, как растревоженный улей. Причина выяснилась сразу же, как только они оказались на территории.

Накануне вечером из очередного рейса не вернулась "четверка" дальневосточного отряда с тремя членами экипажа: Волковым, Беловым и Зориным. Сигнал бедствия от них не поступал, рации ребят молчали, и все терялись в догадках, что же могло произойти, надеясь на лучшее, ожидая худшего и готовясь к поисково-спасательным работам. Два легких вертолета "Центроспаса" уже совершили облет того района, куда спасатели должны были доставить гуманитарную помощь, но ничего не обнаружили в ночном мраке.

Медведева Генка обнаружил рядом с палаткой дальневосточников, где Вадим на повышенных тонах объяснялся с их командиром, обвиняя того в использовании устаревшей техники. Рядом топтался Меньшиков. По всему было видно, что он пытается что-то сказать в защиту старой машины и убитого произошедшим майора, но пока не может вставить ни слова.

— "Четверку" сняли с производства, когда я еще в школу ходил, если не раньше! У нас такая же есть, не от хорошей жизни используем это старье, но дома!.. А вы какого ... сюда эту рухлядь притащили?! Неделю чинили-чинили, на соплях что-то по-стахановски сделали, полетели! Если парни... — Медведев не договорил, явственно представив себе картину авиакатастрофы. К тому же именно в эту секунду он заметил Середкина. — Уже знаешь? — мрачно спросил Вадим.

Генка молча кивнул.

— Считай, что в рубашке родился, — буркнул Медведев.

— Командир, — влез-таки в образовавшуюся паузу обидевшийся на сопли Меньшиков, — все обойдется! Парни живы, Тоха это чувствует! А машину мы нормально сделали, она, между прочим, восемьдесят пятого года выпуска, моложе нашей, еще лет десять, как птичка, летать будет! Может, из-за какой-нибудь чепуховины сели, где ни рация, ни маяк не пробьет. Тут же горы! Сигнал десять раз отразиться может, пока совсем не заглохнет! А то, что не нашли — так в потемках что за поиски?

— Ты что мне мозги ...? — вызверился на подчиненного Вадим. — Какой восемьдесят пятый?

— Сам видел маркировку! — огрызнулся Сашка. — Она у китайцев на английском идет!

— У китайцев? — лицо Медведева выразило всю гамму далеко не положительных мыслей по отношению к продукции китайского производства.

— Ты, Вадим Дмитриевич, брезгливо-то не морщись! — нахмурился командир дальневосточников, не меньше Медведева переживавший из-за случившегося. — Вы, благодаря Черепанову, как сыр в масле катаетесь, а наше руководство больше о составлении красивых отчетов наверх заботится, чем о деле! Даже ваша старая база по нашим меркам — хоромы, а ваш институт... Про него по всей России легенды ходят! Да, подарили нам китайцы, в благодарность за помощь, машину, а мы и такой рады, потому что о новой только мечтать можем. А ты — где модуль ГЛОНАСС, должен быть, почему нет... Без него по-бедности обходимся, как Левша "без мелкоскопа".

Распорядок следующего дня пришлось перекраивать. Хотя местные власти и обещали организовать наземные поисково-спасательные работы, но возможностей у них было не так уж много, потому что все силы до сих пор были заняты ликвидацией последствий стихийного бедствия. Российские спасатели тоже не могли отступить от своего графика, но выделили для поисков пропавшей "четверки" один вертолет и две легковушки, мало чем отличавшиеся от "байка", принадлежавшего Ранилу и его брату Ласу.

День прошел в ожидании известий от поисковиков и в надежде, что ребята объявятся сами — или прилетят, устранив небольшую поломку, или доберутся до базы на попутном транспорте, или хотя бы откликнутся их рации. Переговоры между машинами, где позволяла связь, велись только на эту тему, но новостей не было. Медведев весь день выглядел мрачнее тучи и даже не стал говорить с другом о его поездке. Поскольку Генка возвратился один и злой, как черт, о результате поисков можно было не спрашивать. Вадим лишь оглядел его с облегчением — хоть этот цел и вполне жив здоров.

Из очередного рейса практически одновременно вернулись два "КамАЗа". Один, за рулем которого был брат Ранила, привез Нестерова, Усова и Меньшикова, другой вели по очереди Медведев и Шевченко, Генку, как тот ни возмущался, после бессонной ночи Вадим за руль не пустил.

— Что нового? — хмуро поинтересовался Медведев у Кузнецова, поджидавшего спасателей около площадки, где уже была припаркована пара машин, ожидавшие загрузки на завтрашний рейс.

— Пока ничего, — так же сумрачно ответил тот. — Один плюс — обломков машины не нашли. Идите, отдыхайте, завтра еще одну порцию развезете, а вечером отправим вас домой. Борт из Москвы уже вылетел, утром будет здесь.

— ...! Как же мы без пацанов вернемся?! — оторопел Слава Шевченко. — Мы, значит, домой, а Дениска с Женькой и Леха... Они-то как?..

— Не-е, мужики, это не дело! — в унисон поддержали его Лева с Генкой.

— Еще на неделю решили остаться? — хмыкнул Кузнецов. — Как хотите, но это уже будет на общественных началах, без оплаты. Думайте, волонтеры, что надумаете — скАжете сегодня перед отбоем.

Заметив в ответ недобрые взгляды, он развернулся и, недовольно сопя, ушел в штабную палатку, сделав Медведеву приглашающий жест. Вадим не двинулся с места.

— Вот ведь жлоб! — раздалось у него за спиной бурчание Середкина. — С парнями неизвестно что, а он только про деньги. Можно подумать, что он нас тут за свой счет...

— Тихо, — оборвал его Медведев. — Действительно, что делать будем?

Сашка с Антоном переглянулись.

— Командир, мы сегодня рано, бак почти полный, — начал Меньшиков.

— И что с того?

— Можно попробовать самим поискать ребят, — поддержал друга Антон.

— Только не говори мне, что ты собираешься...

— Да, командир, — Антон остановил Медведева тоном, не допускающим сомнений в правильности своих намерений. — Ждать, пока местные раскачаются, нельзя. Если бы ребята были целы, они уже объявились бы, значит, что-то произошло. Но они живы, это я точно знаю. С воздуха ничего не нашли, то есть машина может оказаться где-то в ущелье. Нужно проехать по их маршруту, Дениса я услышу четко, что бы с ним ни произошло.

— Я же еще тогда, после завода, говорил — без экспериментов, — нахмурился Вадим. — Забыл? Через дырки в голове все улетучилось? О чем Света предупреждала — тоже забыл? Мозги ведь сожжешь!..

— В этот раз будет по-другому, — перебил его Сашка. — Сработаем в паре, я буду одновременно донором энергии и акцептором того, что услышит Тоха.

— Ну да, я только транзитом пропущу через себя услышанное, — кивнул Антон.

— Вы что, уже когда-то попробовали так? — недоверчиво спросил Медведев.

— Мы теоретически рассчитали, — уверенно заявил Сашка. — Все получится.

— Слушайте вы, теоретики ...! — взорвался Вадим. — А если...

— Димыч, у нас есть еще варианты? — негромко поинтересовался Генка, задвинув Меньшикова себе за спину. — На местных рассчитывать, когда они раскачаются, только время потерять. Наши, расейские, что могут, сделают, но бросить все ресурсы на поиски парней не смогут. Так что... Но решать, конечно, тебе.

— Бак полный? — хмуро бросил Медведев.

— И три канистры в кузове, — небрежно бросил Шевченко, славящийся своей запасливостью. — Воды литров сто, батареи для фонарей, сухпай, аптечка — все есть.

— Как в Греции, — добавил Лева. — И проводник есть — Лас.

Лас, до этого неподвижно сидевший на ступеньках, ведущих в кабину "КамАЗа", вскочил и вытянулся в струнку, всем видом показывая готовность в любую минуту поехать с российскими спасателями на поиски их товарищей.

— Проводник! — белозубо улыбнулся брат Ранила.

— Я смотрю, вы уже все давно решили, а меня только поставили перед фактом, — криво усмехнулся Вадим и, взваливая на себя ответственность за уже случившееся и то, что еще не произошло, громко и жестко скомандовал: — В машину!

— Я тоже с вами! — откуда-то вдруг появился Ранил и схватился за скобу на кузове, собираясь запрыгнуть внутрь, но Лас прикрикнул на брата, видимо, веля ему остаться, потому что парнишка шарахнулся от машины, словно та была раскаленным куском металла.

Не прошло и пары минут, и "КамАЗ" на полном ходу вылетел из ворот базы российских спасателей, оставляя за собой плотный шлейф красноватой пыли. И не успела она осесть, как через те же ворота проехал бело-синий микроавтобус соседей и остановился, немного не доехав до штабной палатки, около которой сидел на земле обиженный отказом брата Ранил.

— Принимайте свою мадмуазель! — мешая французские и русские слова, весело крикнул один из французских спасателей.

Молодой черноволосый парень выскочил из машины и помог выйти из нее девочке-подростку в футболке с символикой российской службы спасения и Института экстремальных проблем. Малыш на ее руках, с любопытством оглядывавшийся по сторонам, был завернут в такую же футболку.

— Доставили в целости и сохранности!



* * *


Лева вел машину. Вадим сидел рядом и сосредоточенно изучал карту, определяя район возможного нахождения вертолета с учетом остававшегося у машины топлива. Площадь получалась немалая и, действительно, при неработающей связи, наверное, только способности Антона могли помочь найти пропавших товарищей. Лас, притулившийся у самой дверцы, время от времени давал пояснения, когда палец командира задерживался в какой-либо точке.

А в это время Сашка в кузове машины снимал с Антона заглушки и заклепки, как обозвал их Шевченко. Он раньше особо не вникал, зачем товарищ так изобильно разукрасил себя пирсингом и почему никто из руководства, особенно кадровик, не имеет по этому поводу претензий, но теперь, когда его посвятили во все детали, проникся уважением "к птенцам", к которым до этого всерьез не относился, всячески старался помочь и даже не огрызался, когда Меньшиков цыкал на него, что он больше мешает. В конце концов Слава устроился на полу, держа в руках пластиковую банку с сантиметровым слоем спирта на дне, куда Сашка складывал снятые кнопки и пусеты. Середкин в полудреме наблюдал за его стараниями и манипуляциями Меньшикова, но когда машину в очередной раз тряхнуло на ухабе, из-за чего одна из пусет вырвалась "с мясом", а из разодранного уха Антона полилась кровь, Генка замолотил кулаком в стенку водительской кабины:

— Лев, стой! Останови этот рыдван хотя бы на пять минут!

Через несколько секунд в кузов заглянул Медведев и, увидев залитого кровью Усова, мгновенно оценил ситуацию:

— Нет, вы совсем спятили — этими делами на ходу заниматься?

— Димыч, из уха всегда хлещет, даже при царапине, — попытался успокоить командира Меньшиков.

— Ты мне лекцию по медицине собрался читать? — раздраженно рявкнул Вадим, но тут же спросил совсем другим тоном, в котором не было ничего, кроме беспокойства и заботы: — Полчаса вам хватит? И вообще, не рано ли вы начали?

— Тут минут на десять работы осталось, — обиженно буркнул Сашка.

— Чем раньше, тем лучше, — морщась от почти забытого ощущения ментального давления, вызывающего резкую головную боль, ответил Антон. — Чего тянуть-то?

— Кота за яйца, — чуть слышно пробормотал Генка, выбираясь из кузова наружу, и громко добавил: — Покурю, пока стоим.

Медведев едва заметно дернул головой, разрешая перекур. Он не стал лезть с предложениями помощи, просто молча смотрел, как ловко Меньшиков управляется с мелкими "деталями". За обещанное им время Сашка, однако, свою работу не закончил, но через двадцать минут облепленный пластырем Антон втиснулся в кабину "КамАЗа" между ним и Вадимом, пересевшим за руль. Лева со спального места, где он хотел устроиться, был изгнан в кузов, и за спинами спасателей с картой угнездился Лас.

Следующие полчаса ехали в полной тишине. Медведев постоянно косился на Антона, но тот сидел с закрытыми глазами и не подавал никаких знаков, что "услышал" кого-нибудь из ребят.

— Нет, командир, пока ничего, — отвечая на вопрос, вертевшийся в голове Вадима, слегка пожал плечами Антон и добавил: — Я в порядке, Шурик меня держит.

После этих слов Усова Медведев заметил то, на что до сих пор не обращал внимания, — Сашка не просто так сидит рядом с другом, а держит его за руку, хитрым и, на первый взгляд, совершенно невозможным образом переплетя свои и его пальцы. Видимо, подкачка Антона энергией давалась ему не очень легко, потому что лицо парня было неестественно бледным и, что было совсем уж необычным, — он молчал.

— Давай, Димыч, и дальше двигаться в сторону того кишлака, куда у ребят крайний рейс был, — предложил Антон. — Там легче будет определить направление.

Медведев добавил скорость, и примерно через час они подъехали, конечно, не к самому селению, но к тому месту, откуда до него нужно было подниматься по разрушенному землетрясением горному серпантину.

— Наверх не проехать, — Вадим мгновенно оценил состояние дороги.

— И не нужно, — вместо Антона каким-то сонным голосом отозвался Сашка. — В том же направлении еще километров десять, — добавил он после небольшой паузы.

— Что с дорогой?

Медведев чуть повернул голову, и Лас тут же протянул спасателю карту.

— Двадцать километров дорога есть. Потом нет.

Но то, что можно было назвать дорогой, закончилось намного раньше; уже примерно через пятнадцать минут, когда "Камаз" проехал от силы километров пять, пошли такие ухабы и рытвины, что Вадим стал бояться за подвеску.

— Что-нибудь есть? — притормозив, спросил он, не зная, к кому же теперь обращаться — к Антону, смотревшему на дорогу остекленевшими глазами, или к Сашке, который словно бы спал, откинув голову назад.

Отозвался Меньшиков. Не открывая глаз, он ткнул пальцем в карту, которую командир пристроил на приборной панели.

— Нам нужно сюда, — все таким же странным голосом сказал Сашка.

— Кого слышишь? — Медведев даже вздрогнул от того, что призрачные ожидания наконец-то оправдались, ни на секунду не усомнившись, что Антон почувствовал пропавших ребят. — Дениса?

— Всех. Белова хорошо, Дениса плохо, Волкова непонятно.

То, что Антон сказал про Волкова, Вадима не удивило и особо не обеспокоило, это вполне естественно объяснялось тем, что летчик с Дальнего Востока и Усов общались мало, и ментальный слепок Алексея мог и не запомниться. А вот Денис вызвал беспокойство — неужели Антон плохо слышит товарища из-за того, что Зорин серьезно пострадал при аварии машины? Немного успокаивало одно — слышит, значит, живой, остальное — дело техники, нужно как можно скорее добраться до указанной точки и забрать ребят.

— Что здесь? — поинтересовался у Ласа Вадим.

Брат Ранила долго смотрел на карту, переворачивая ее то одной стороной, то другой, бормотал что-то себе под нос, но в конце концов сказал, что там, кажется, есть небольшое, всего несколько домов, селение.

— А дорога к нему есть? — в кабину заглянул Генка. — Как туда добираться-то? Это ж, вроде, в горах.

— Есть, — без особой уверенности ответил Лас, — не совсем там, но рядом. Только вернуться нужно. Вот сюда, — он ткнул пальцем в карту, — а потом, — палец поехал в сторону, — вот сюда.

— Елки-палки! — охнул заглянувший в кабину с другой стороны Лева. — Это ж полпути назад возвращаться!

Медведев озабоченно взглянул на спускавшееся к вершинам горной цепи солнце.

— Назад — так назад. Поехали в темпе, — с этими словами он забрался в кабину и спросил проводника: — Там дорога-то хоть есть?

— Проехать можно, — уклончиво ответил Лас.

Действительно, проехать по полупустынному плоскогорью можно было бы без особых затруднений, если бы не глубокие и широкие трещины, паутиной избороздившие почву. Сначала местность немного оживляли островки травы и какие-то низкорослые кустарники и небольшие группы овец и коз, которые обгладывали эту растительность. Людей, которые бы их пасли, нигде не было видно, но, видимо, присмотр за животными и не требовался. А чуть дальше какие-либо признаки жизни исчезли полностью, и пейзаж стал напоминать кадры из фантастических фильмов: в фиолетовом небе ртутной лампой висит ослепительно белое солнце и выжигает своей радиацией все живое на поверхности планеты, превращая ее в мертвую пепельно-серую пустыню, по которой гуляют небольшие пыльные смерчики, бесследно пропадающие в многочисленных трещинах.

Из-за этих трещин "КамАЗ" постоянно петлял по своеобразному лабиринту, образовавшемуся из-за землетрясения, часто двигался под прямым углом к намеченной цели, а то вовсе поворачивал назад. В лучшем случае, спасатели могли проехать по прямой около километра, а далее путь снова преграждала трещина, которую нельзя было преодолеть с разгону, как несколько раз делал Вадим, или осторожно перебраться по перекинутым через нее толстым доскам, припасенным хозяйственным Славой, и приходилось ехать вдоль нее, выискивая то место, где она сужалась до приемлемых размеров. Перебравшись через очередную трещину, Медведев останавливал машину, и то Сашка, то сам Антон указывали направление, в котором нужно двигаться дальше.

После очередной остановки Лева с Генкой и Славой не пустили Вадима за руль, при помощи психологического и физического насилия затолкав командира в кузов машины.

— Ты чо из себя семижильного строишь? На ... задницу рвешь? — шепотом орал на друга Середкин. — Кто тебя откачивать будет, если ...?

Нестеров же молча тащил Медведева в кузов, удерживая его, чтобы не вырвался, каким-то хитрым захватом. Ну а в кузове Вадим попал в медвежьи объятия Шевченко, который тут же сообщил заинтересованным лицам:

— Объект зафиксирован. Раньше, чем через два часа, не выпущу.

— Придурки, — пробормотал Медведев, действительно уставший до крайности, но не желавший никому, в том числе и себе, в этом признаться.

Но сопротивляться товарищам не было никаких сил, и стоило Вадиму оказаться на набитых чем-то относительно мягким тюках, куда его уволок Слава, как он отключился практически в ту же секунду.

Медведев пришел в себя от резкого толчка. "КамАЗ" стоял, ощутимо накренившись на правый борт, а снаружи доносились сердитые голоса Середкина и Нестерова.

На плохо гнущихся ногах Вадим выбрался из кузова и обнаружил, что наступила ночь. Единственным источником света на многие километры были фары "КамАЗа", но бесконечно длинные тени от них настолько искажали картину, что сидевший за рулем Генка не мог понять, что перед машиной — глубокая трещина, безобидная рытвина или продолговатая кочка — и резко затормозил в последний момент, когда правое переднее колесо уже провалилось в пустоту.

— Пошел отсюда!

Медведев без лишних церемоний выдернул Середкина из водительской кабины и выключил не только фары, но и подсветку приборной доски. Пока глаза привыкали к темноте, Вадим осторожно, опасаясь нарушить то странное состояние, в котором находились Антон с Сашкой, поинтересовался:

— Что там? С нашими?

— Все то же, — на этот раз ответил Антон.

— А ты?

— Так же.

"Иногда лучшие новости — это отсутствие новостей", — пронеслось в голове Медведева, а глаза уловили первые блики серебристого свечения, которое позволяло ему ориентироваться в полной темноте. Это пройденный лабиринт "подарил" Вадиму способность видеть в полной темноте, так же как сделал телепатом Антона, с той существенной разницей, что ноктолопия ничуть не мешала обычной жизни, проявляясь только в абсолютном мраке. Вот и сейчас свет от далеких звезд и далекое тускло-красное зарево на горизонте не помешали проснуться необычному дару, благодаря которому Медведев пусть в черно-белом варианте, но отчетливо видел все детали рельефа, даже те, на которые при ярком солнце глаз не обращал внимания.

— Лабиринт? — со слабой усмешкой, как показалось Вадиму, спросил Антон, уловив обрывки воспоминаний-видений, промелькнувших в сознании командира.

— Лабиринт, — кивнул тот, мгновенно поняв, что Антон имеет в виду, словно спасатель мог не только читать чужие мысли, но и передавать окружающим свои.

Середкин хотел что-то спросить, но остановился на полуслове, издав невнятное восклицание.

— Курить нельзя, — ответил на невысказанную вслух мысль Медведев, без телепатии догадавшийся, что нужно другу. — Ослепну.

Генка понял, что речь идет о ночном вИдении, а не о зрении вообще, тяжело вздохнул и спрятал сигареты в карман. Потом, не обращая внимания на их недовольное сопение, он утрамбовал Меньшикова с Усовым, боком втиснувшись в кабину, хотя мог бы с бОльшими удобствами устроиться в кузове.

И снова началось утомительное лавирование по пересеченной местности. То, что Вадим вел машину в кромешном мраке, откровенно тревожило всех, кроме Антона с Сашкой, "видевших" окрестности глазами командира. Шевченко с Нестеровым не захотели остаться в относительном комфорте кузова и предпочли выбраться на крышу "Камаза", где замкнутое пространство не давило на психику.

Лас же относился ко всему происходившему с поразительным спокойствием — герои сказаний древности и современных блокбастеров способны еще и не такое, поэтому повода для волнений нет, все идет так, как и должно идти.

Зарево на востоке постепенно становилось все сильнее, и вскоре из-за зубчатой линии горизонта выполз край огромной кровавой Луны, превратившей своим зловещим светом земное плоскогорье в красную марсианскую пустыню.

Медведев резко затормозил, потому что усиливавшееся с каждой минутой свечение мирного спутника Земли отключило его способность видеть в темноте, а в обычный режим зрение еще не перестроилось. Шевченко с Нестеровым, мужественно мерзшие в ледяной ночи высокогорья, от остановки не пострадали, потому что крепко держались за скобы на кузове, а вот Середкин приложился головой о какой-то выступ внутри кабины.

— Димыч, ты чего? — растирая стремительно растущую на лбу шишку, встревожился Генка, даже в темноте разглядев, как налились кровью глаза Медведева.

— Ерунда, пройдет, — Вадим несколько раз моргнул, потом зажмурился и с силой надавил ладонями на глаза. Через минуту он убрал руки и включил все фары, разогнав красноватый полумрак их сиянием. — Все, сейчас поедем дальше. Антон?

— На два часа левее вон тех грибов, — вместо друга ответил Сашка, показав на причудливое скальное образование, действительно походившее на компанию крепких боровиков, пробившихся из-под земли.

"КамАЗ" продолжил замысловатый путь, пробираясь по лабиринту трещин, которые по мере приближения машины к горной цепи, окаймлявшей плоскогорье, стали не такими широкими. Попетляв еще немного, спасатели въехали в ущелье, за которым, по словам Ласа, было то селение, где Антон "услышал" товарищей. Луна поднялась почти в зенит и потеряла мрачную окраску. Желтовато-белый диск давал почти солнечный свет, только более слабый, чем дневной, но достаточный, чтобы увидеть, что ущелье, в отличие от плоскогорья, наполнено жизнью — каменные стены покрывала густая растительность, в которой на разные голоса перекликались какие-то ночные птицы, потревоженные ревом двигателя.

Медведев остановил "КамАЗ" и выбрался из машины, разминая затекшую спину.

— Полчаса на отдых, — скомандовал он, вращая головой и чувствуя, как что-то противно хрустит в шее.

Кряхтя и потягиваясь, с другой стороны из кабины почти вывалился Середкин, за ним медленно, как во сне, кабину покинули Сашка с Антоном, следом выскочил Лас, а с кузова спустились Шевченко и Нестеров, промерзшие до такой степени, что не могли сказать ни слова в ответ на саркастическое замечание Вадима:

— Не знал, что у нас в конторе повальная клаустрофобия.

Далеко от машины никто отходил, опасаясь в смешанном свете луны и фар "КамАЗа" подвернуть на разбросанных по земле камнях ногу или, например, наступить на ядовитую змею. Кто курил, кто разминал затекшее от неподвижности и неудобной позы тело, все отходили от нелегкой поездки, благо место словно специально было предназначено для отдыха. В ущелье не проникал ни дневной обжигающий зной равнины, ни ночной леденящий холод полупустыни, теплый воздух был свеж и насыщен влагой, потому что недалеко от того места, где остановилась машина, негромко журчал ручей.

— Здесь кто-нибудь живет? — Вадим задрал голову, пытаясь разглядеть уходившие круто вверх стены ущелья.

— Люди — нет, — ответил Лас, — только...

Тот, кто жил в ущелье, имел совершенно непроизносимое имя, в сравнении с которым полное имя Мака, которое Генка услышал от Ранила, показалось бы короткой пренебрежительной кличкой.

— Дух больших камней, пастух облаков, страж небесных путей... Примерно так, если вкратце, — пояснил оживший на свежем воздухе Антон.

— Ты что, понимаешь эту тарабарщину? — удивился Медведев. — Это вообще по-каковски?

— Не то чтобы понимаю, — пожал плечами Антон, — но... В принципе, можно сказать, что понимаю. Просто... Ну, в общем, все люди думают одинаково, мыслям перевод не нужен.

— Круто! — восхитился Лева. — Так ты всегда всех понимаешь, кто бы на каком языке не говорил?

— Нет, — качнул головой Антон, — это слишком большой напряг. И вообще, на фиг они нужны — чужие мысли.

Чтобы путь через ущелье был безопасным, хозяина здешних мест требовалось умаслить подарком. Лас без долгих раздумий взял предложенную Середкиным пачку сигарет и полез на скалу, терявшуюся в потемках.

— Убьется, — констатировал Слава и включил мощный фонарь.

Круг света выхватил вырубленное в скале лицо или, скорее, морду, что-то среднее между человеком и змеем, с клыками, как у саблезубого тигра, и капюшоном изготовившейся к броску кобры, и небольшой уступ, на который Лас, как на полку, положил свое подношение.

— Так и знал, что здесь эти гады водятся, — пробормотал Слава.

— Красавчик, — хмыкнул Генка, разглядывая личину духа.

Потом, пользуясь тем, что к фонарю Шевченко добавились еще два, включенные Левой и Вадимом, и барельеф стал отлично виден, Середин вытащил из кармана телефон и сделал несколько снимков.

— Нельзя! Нельзя! — заметив вспышку, завопил и замахал руками Лас и, не удержав равновесие, кубарем скатился вниз.

— Ах, ты ж!.. — Лева подскочил к застрявшему в кустах проводнику. — Цел?

Лас, отделавшийся несколькими царапинами, оттолкнул Нестерова и бросился к Середкину.

— Нельзя! Нельзя! — повторял он, пытаясь отобрать у Генки телефон, а когда это у него не получилось, брат Ранила рухнул перед спасателем на колени, прижался лбом к его ботинкам и со слезами в голосе повторил: — Нельзя...

— Чего нельзя-то? — Середкин опешил до такой степени, что чуть не выронил от неожиданности мобильник. — Фотографировать? Чего вдруг так? Убудет от него, что ли? — Генка ухватил Ласа за плечо и заставил встать. — ..., да что ж вы тут в ноги-то все время валитесь?

— Будет плохо! Ой, плохо будет! — причитал Лас, умоляюще глядя на спасателя.

— Да ладно тебе, сотру я эти снимки, успокойся только, — недовольно буркнул Генка.

— Прямо сейчас удали их, — негромко сказал Вадим. — Так, чтобы Лас видел.

— Вот ведь... Смотри сюда.

Середкин сунул свой телефон под нос проводнику и удалил все последние фотографии.

— Теперь плохо не будет? — не без иронии спросил он у Ласа.

— Не будет, — ответил тот серьезно, но не очень уверенно.

— Вот и славно, — хмыкнул Генка, устраиваясь на водительском месте вместо Вадима.

Дух ущелья, видимо, удовлетворился подарком и тем, что пришельцы не заберут с собой его портрет, и не чинил препятствий. Один лишь раз передние колеса тяжелой машины провалились в незамеченное Середкиным русло, которое небольшая речушка проточила для себя в каменном дне ущелья, но на преодоление этой преграды не ушло и пятнадцати минут.

Рассвет встретил спасателей на выезде из ущелья. Всего несколько минут назад, пока они пробирались по ущелью, стояла ночь, а тут словно кто-то включил свет. Не было неторопливо разгорающейся северной зари, когда небо постепенно светлеет на востоке, потом окрашивается в нежные пастельные тона, и лишь после этого краешек дневного светила появляется из-за горизонта, завесу тьмы будто рассекли взмахом клинка, через образовавшуюся прореху солнце выскочило на волю и стремительно поднялось над горами.

Ущелье закончилось просторным полукруглым уступом, своего рода смотровой площадкой, густо заросшей зеленью. Ставшая водопадом речушка метрах в пятидесяти внизу превращалась в круглое озеро удивительно правильной формы, с покрытыми растительностью берегами, настоящий оазис среди коричнево-серой полупустыни, простиравшейся вокруг. С иссохшей глинистой почвой практически полностью сливались слепленные из этой самой глины полуразрушенная ограда и дома того самого селения, которое искали спасатели, откуда, по словам Антона, шел сигнал от ребят.

Селение, до которого было меньше километра, втиснулось узкой полоской между отвесной скалой и краем уступа, такого же, как тот, где остановился "Камаз". Оно казалось вымершим — ни движения, ни звука, террасы возделываемой земли, извивавшиеся по склону ниже домов, были давно заброшены, и редкие пятна зелени говорили о случайности их появления, а не о целенаправленном выращивании чего-либо съедобного. Самое главное — пропавшего вертолета нигде не было видно. Но, с другой стороны, не было видно и никаких обломков, которые могли бы свидетельствовать о крушении "четверки" дальневосточников.

— Ну и... — Генка спрыгнул на землю и обернулся к Антону.

— Здесь, — озабоченно прислушиваясь к чему-то, слышному лишь ему, уверенно сказал тот.

— Где?! — сердито уставился на него Середкин. — Ни души вокруг нет!

— Здесь, — повторил Антон. — Белов, Волков...

— А Денис? — встревожился Медведев.

— Не слышу, — нахмурился Антон и зажмурился, словно яркий свет отвлекал его. — Зато... Двое в крайнем доме, дальше...

— Наши? — перебил спасателя обрадовавшийся Генка.

— Нет.

Усов застыл в неподвижности. После пары минут оцепенения он, не говоря ни слова, полез на кузов "Камаза", Меньшиков, задержавшись на мгновение, поднялся за ним. С другой стороны, цепляясь за скобы, на крышу вскарабкался Медведев.

Антон стоял на коленях и очень медленно, почти незаметно для беглого взгляда, поворачивал голову то вправо, то влево, Сашка обхватывал ладонями основание шеи друга. Вадим очень хорошо помнил, как Светлана таким же образом накачивала его энергией, какое сосредоточение нужно для этой процедуры и не стал задавать никаких вопросов. Через несколько минут Антон хрипло произнес:

— Хреново... Их там много...

— Кого?

— Не пойму.

— Может, стоит подобраться ближе? — Медведев глянул вниз. — Машина, конечно, не проедет, но тропа есть, спуститься можно.

— Погоди, командир. У них оружие... Много... У всех...

— ...! — коротко и эмоционально высказался забравшийся следом за командиром Середкин. — Какое? Кто они?

Антон молча покачал головой, показывая, что не знает.

— Нужна разведка!

Генка повернулся к Вадиму, ожидая, что тот даст добро, но командир медлил с ответом, изучая селение, где так и появилось никаких признаков жизни. Зато Антон принял решение. Отбросив от себя руки Меньшикова, он мгновенно разделся и резким движением — никто не успел сказать ни слова, а тем более что-либо сделать — выдрал из себя сидевшие в нижней части живота большие кнопки.

Брызнула кровь. От болевого шока спасатель потерял сознание и упал ничком, разбив лицо о металл кузова. Сашка схватил друга и перевернул его на спину, но приводить Антона в чувство не понадобилось, он сам через секунду открыл глаза и, с трудом садясь, усмехнулся, хотя лицо его непроизвольно кривилось от боли:

— Спокуха... Не бубай, все клево...

— Эй, вы тут чего?..

Над кузовом появилась голова Шевченко. Увидев раздетого и окровавленного товарища, он от неожиданности чуть не свалился вниз, но тут же сориентировался в обстановке и сорвал с пояса аптечку.

— Потом, — отказался от помощи Антон.

— Потом, — Сашка аптечку взял, но не стал даже открывать.

Меньшиков не просто обхватил друга как прежде за шею, а прижался к нему всем телом, в мгновение ока сбросив с себя футболку. В такой позе они застыли на несколько показавшихся всем остальным вечностью минут, а потом Сашка короткими несвязными фразами начал озвучивать, что "услышал" Антон:

— Полтора десятка, все с оружием. Склад. Военная база. Все под землей, вертушка тоже. Машина... Товар... Другой покупатель.... Белов и Волков, крайний дом, подвал. Зорин машину разбил. Его не слышу.

— Точнее можно определить, кто и где? — без особой надежды поинтересовался Медведев. — Самое главное, где Денис, что с ним.

— Попробую, — отозвался Антон и минут через десять спасатели получили довольно полную картину того, что происходило в мертвом с виду селении.

Последние слова, что Дениса не слышно, Сашка выговорил настолько тихим голосом, что спасатели скорее догадались, что тот хотел сказать. Его качнуло, он чуть не упал. Антон к тому моменту, как показалось Медведеву, был почти без сознания, потому что сидеть он уже не мог, а полулежал, привалившись к Меньшикову.

— Все! Хватит!

Мысленно ругая себя последними словами за то, что не сообразил, чем может помочь, и подверг ребят такой нагрузке, Вадим схватил Сашкину шею так, будто хотел задушить парня, и почти в ту же секунду почувствовал, как энергия стремительно хлынула из него. Мгновенно исчезло жаркое тропическое утро, Медведеву показалось, что он голым выскочил из парилки на мороз, таким холодом окатило его. В первые мгновения это было почти приятное ощущение, но когда руки начали, замерзая, коченеть и потеряли чувствительность, а потом стало тяжело дышать, потому что спазмом стиснуло грудь, Вадим встревожился, хватит ли ему сил вытянуть парней. Но Меньшиков, судя по всему, контролировал процесс и остановился вовремя, не доведя командира до полуобморочного состояния.

— Димыч, отпусти, все в порядке, дальше я сам, — тихо пробормотал он, с помощью Середкина разжимая сведенные судорогой пальцы Медведева.

Вадим, довольно быстро придя в себя, ужаснулся тому, что увидел. Сашка, несмотря на все его заверения, побелел до серо-зеленого оттенка, губы посинели, под глазами, белки которых покраснели от полопавшихся сосудов, на пол-лица расползлись черные круги, из носа текла кровь. Но он был в состоянии двигаться, говорить и пытался привести в чувство Антона, которого боль скрутила в немыслимый клубок. Медведев попытался прижать кровоостанавливающую салфетку, вытащенную Генкой из аптечки, к открытым ранам внизу живота спасателя, но Меньшиков оттолкнул его руку.

— Потом. Сейчас бесполезно. Пока я не закрою меридиан, кровь не остановить.

— Что тебе нужно? — Вадим постарался прогнать мысли о наихудшем развитии событий. — Чем помочь?

— Мужики, — Слава чуть отошел от шока, полученного при виде произошедшего на его глазах, — может, лучше вниз?

Сашка согласно кивнул. Очень осторожно, держа еле живого Антона, как ребенка, на руках, Медведев спустился на крышу водительской кабины, а уже там товарища забрал себе Шевченко, которого снизу подстраховывал Нестеров. Лас, не понимая ничего из происходящего, тем не менее, догадался, что понадобится вода, много воды и с пустыми канистрами кинулся к ручью.

Меньшиков, несмотря на свой жутковатый вид, двигался довольно бодро и спустился с кузова сам, отказавшись от помощи Середкина. Оказавшись на земле, он тут же бросился к Антону, которого Слава уложил надувной матрас. То, что делал Сашка, немного походило на массаж, но очень своеобразный, Меньшиков то с силой вонзал пальцы в разные точки на теле своего друга, то неслабо колотил его кулаком, то наоборот осторожно, даже нежно, поглаживал. Антон все так же лежал, свернувшись клубком, но, как показалось остальным спасателям, которые, затаив дыхание, следили за процессом, его мышцы уже не были сведены жуткой судорогой.

— Ну что? — через какое-то время обеспокоенно поинтересовался Медведев.

— Сейчас, — не прерываясь, бросил Меньшиков, и в этот момент Антон глубоко, со всхлипом вздохнул и перевернулся на спину. Сашка удвоил свои усилия. — Уже почти норма, — с видимым облегчением сообщил он остальным.

— Норма? — с большим сомнением переспросил Медведев. — Это — норма?

— На данный момент — да, — уверенно заявил Меньшиков.

Дискуссия на эту тему прервалась в самом начале, потому что на краю селения возникло какое-то движение — шевельнулась стена одного из строений, оказавшаяся такой же по цвету, как и все вокруг, коричнево-серой циновкой, которой был завешен вход, два человека в выцветшем почти добела камуфляже выволокли наружу неподвижное тело третьего и бросили его на землю.

Этим третьим был Денис. Даже с неблизкого расстояния было заметно, что он весь покрыт засохшей кровью.

— Дениска!!! — потрясенно охнул Середкин. — Да что же эти твари с ним сделали?

Зорина несколькими пинками перевернули на спину, сопровождая свои действия руганью на местном языке, а затем выстрелили ему в голову.

— ...!!! — взвыл Середкин и рванулся с места.

Медведев еле успел остановить друга, повалив его на землю.

— Вторую пулю себе в лоб хочешь получить? — яростно прошипел он.

В ответ Вадим услышал отчаянную ругань, причем не только от Середкина, в бешенстве колотившего кулаком по камню, но и от Шевченко с Нестеровым. А тело Зорина проволокли к краю уступа и сбросили вниз, где оно, пролетев метров десять, застряло в кустарнике. Двое в камуфляже, не захотев с риском свернуть себе шею спускаться по отвесной скале, чтобы столкнуть тело в глубокую расщелину, решили оставить его, как оно упало, и скрылись в доме, откуда появились.

— Ребят нужно вытаскивать, — произнес вслух Медведев то, что думал каждый.

— Пока добежим до этих хибар, нас перестреляют за две секунды, — мрачно прокомментировал обстановку Лева.

Действительно, синяя форма спасателей резко выделялась на фоне окружающего пейзажа, а до ближайшего строения было не меньше двухсот метров открытого, без единой кочки или куста, пространства.

— Кое-что у меня есть, — Слава, не говоря больше ни слова, полез в кузов и через минуту вернулся в обнимку с большим мешком. — На всех не хватит, даже если, — он оглянулся на Сашку с Антоном, — но все-таки...

В мешке оказались защитного цвета комбинезоны непонятного назначения и происхождения, три штуки, которые более или менее подходили по размеру Гене с Левой, но были безнадежно малы как для самого Славы, так и для Вадима. Выяснять, где, каким образом и для чего Шевченко их раздобыл, Медведев, естественно, не стал, хотя в другой обстановке эти вопросы не остались бы без внимания, но спросил:

— У тебя в хозяйстве что-нибудь из оружия случайно не завалялось?

— Нет, — с неприкрытым сожалением ответил Слава. — Пара ножей есть. И еще ракетница.

— Да я их голыми руками!.. — раздался переполненный ненавистью голос Середкина.

— Голыми, да не совсем.

На лице Медведева промелькнула нехорошая усмешка, когда он вытащил из чехла нож с широким и крепким лезвием, которым можно было перерубить не слишком толстую арматуру. После этого Вадим окончательно разорил хозяйство Шевченко, реквизировав у него несколько мотков троса различной толщины.

— Эх, жаль, Сереги с нами нет, его опыт тут пригодился бы. Максим про него такое рассказывал... — пробормотал вполголоса Меньшиков, но Генка прекрасно услышал его.

— Без Сереги обойдемся! — огрызнулся он.

— Тихо! — остановил его Медведев. — Основной план: Нестеров, Шевченко и Середкин идут со мной к хате, откуда вынесли Зорина, убираем тех двоих ублюдков, вытаскиваем его наверх. Потом идем в крайнюю халупу за Беловым и Волковым, там, по словам Антона, четверо. Если все пройдет удачно, на обратную дорогу у нас шесть стволов на шестерых, хотя пилоты... — Вадим подумал, хорошо, если они смогут двигаться самостоятельно, а ведь еще кто-то должен нести Дениса.

Антон приоткрыл измученные глаза, и Сашка тут же произнес то, что его друг хотел сказать:

— А мы?

Вадим в тихом, почти ласковом голосе, как в толстом слое войлока, спрятал металл:

— А вы останетесь здесь.

Антон сидел неподвижно, выдранные с кровью кнопки до сих пор были крепко зажаты в кулаке. Незащищенный мозг мгновенно воспринял незаконченную мысль командира, смутные картинки окровавленных тел, промелькнувшие в сознании Медведева, и ретранслировал их Сашке: "Если с кем что произойдет, только вы сможете помочь..." А следом пошло то, что он "слышал" из подвала крайнего дома: толстые грубо оструганные доски над головой, через щели сыпется мелкий песок, скрученные проволокой запястья уже не болят, потому что полностью потеряли чувствительность, зато невыносимо болят голова и избитое тело и мучает безумная жажда.

Меньшиков, морщась от чужой боли, Антона и двух пилотов, оглянулся на Ласа, суетливо помогавшего Нестерову натянуть маловатый ему комбинезон, но спорить с командиром и предложить оставить Антона с проводником не рискнул, заметив, что синие глаза, как море в шторм, потемнели настолько, что превратились в почти черные.

Середкин тоже преобразился. Его движения стали экономно-плавными, в них появилась грация хищника, а ссутулившаяся сильнее, чем всегда, фигура словно напряглась перед броском на добычу. У Левы в глазах вспыхнул своеобразный азарт, он усмехнулся, но улыбка его больше походила на оскал.

"Пошли!" — без слов, одним кивком головы скомандовал Вадим, и Середкин первым, ухватившись за трос, начал спуск с уступа, за ним змеей скользнул Нестеров. Подчиняясь едва заметному движению подбородка Вадима, за ним последовал Шевченко, Медведев страховал их, придерживая трос. Убедившись, что все уже внизу, Вадим кивнул Сашке и начал стремительный спуск, больше похожий на свободное падение. Меньшикову не нужно было ничего говорить, он умело подстраховывал командира до того момента, как Медведев коснулся земли.

— Пижон! — сердито, но почти беззвучно обозвал друга Середкин, которому на секунду показалось, что трос оборвался и Вадим вот-вот ударится о твердую, как бетон, землю.

Короткими перебежками, через каждый десяток метров прижимаясь к земле в стремлении слиться в ней и каждый миг ожидая, что невидимки из селения откроют стрельбу, спасатели пересекли открытое пространство. Забег завершился благополучно, видимо, по необъяснимой беспечности за пустынными окрестностями никакого наблюдения не велось. Первый дом, где Антон "услышал" двух человек, они миновали, не проверяя, кто внутри, хотя велико было искушение ворваться внутрь и обзавестись оружием, но пока стояла главная задача — освободить пилотов и, конечно, забрать тело Дениса — не стоило идти на риск обнаружить себя и поднять ненужный шум.

Так, прячась за выступы в ограде и углы домов, не замеченные никем, спасатели добрались до нужного строения. Слава одним движением сорвал циновку, и тут начались сюрпризы — вход в дом был закрыт деревянной, крепкой даже на вид дверью. Шевченко церемониться не стал, выбил ее одним мощным ударом ноги и, оказавшись внутри, тут же мягким перекатом ушел в сторону от возможной автоматной очереди, буквально размазав по твердому земляному полу одного из обитателей этой хибары, оказавшегося у него на пути.

Следом ворвался Середкин, на долю секунды опередив Медведева, который, еще будучи в дверном проеме, услышал глухой звук удара и хруст сломавшихся шейных позвонков.

— Больше никого?

Вадим быстро, но внимательно осмотрел внутренность жилища, в котором не было ни внутренних перегородок, ни мебели, вообще ничего, лишь в центре — столб с вбитыми в него железными крючьями и следами крови на металле и дереве. И два трупа в камуфляже рядом с драной кошмой.

— Чисто сработали, — хладнокровно подвел итог Середкин.

Лева кивнул и в несколько секунд разоружил покойников, раздев их догола в поисках чего-нибудь, что могло бы пролить свет на то, кто обосновался в мертвом селении, но ничего не нашел.

— Может, стоило "языка" взять, — пробормотал Слава, — я вообще-то нечаянно своего зашиб, он сам мне под ноги сунулся.

— На ...? — отозвался Середкин. — Что здесь склад с оружием, нам Тоха и так сказал, а лезть в здешние разборки... Пусть местные сами свое дерьмо разгребают! А этому, будь он живым, — Генка остервенело пнул покойника, — я горло все равно перерезал бы. За Дениску. А была б возможность, он у меня умирал бы медленно и...

Он осекся, поймав взгляд Медведева.

— Пошли за Денисом, — тихо сказал Вадим. — А об этих не марайся.

Со двора донесся сонный голос, недовольно спросивший что-то. Лева буркнул в ответ на татарском, который немного знал, что-то неразборчивое в слабой надежде, что его примут за своего, но артистические и лингвистические способности Нестерова не удовлетворили пришельца и снаружи раздался характерный звук досылаемого в ствол патрона. Фигура Медведева размазалась, а через долю секунды на земляном полу жилища появилось еще одно тело, под которым стремительно расползалась лужа крови. Вадим вытер лезвие об одежду убитого и забрал у Славы моток троса.

— Пошли, — повернулся он к выходу, — этот был один.

Лева задержался на несколько секунд и, пополнив арсенал спасателей короткоствольным автоматом и огромным, типа мачете, ножом, аккуратно завесил циновкой вход. "В Багдаде все спокойно", — с кривой усмешкой он осмотрел результаты своих усилий и с оружием наизготовку, пятясь, последовал за своими товарищами.

Вниз спустился один Медведев, хотя Середкин тоже рвался к Денису.

— Шевченко страхует, Нестеров и Середкин следят за поверхностью, — распорядился Вадим не громко, но тоном, не допускающим никаких пререканий.

Тело Зорина было сплошь исполосовано страшными багрово-черными рубцами, а распухшее лицо, скрытое под маской запекшейся крови, походило на обветренный кусок сырого мяса.

— М-м-м... — раздался стон Середкина, когда Медведев поднял Дениса наверх. — Чем это они его? За что? — спросил он чуть ли не со слезами в голосе. — Дениска же и мухи никогда не мог обидеть, а его...

Стон перешел в сдавленное рычание. Вадим даже вздрогнул — перед ним стоял не капитан горнострелковых войск, почти десять лет назад ушедший в запас, вечно не довольный жизнью и брюзгливый, но вообще-то довольно добродушный мужик, а бешеный берсерк, готовый броситься на врага и прикончить его голыми руками.

Тело спасателя решили отнести в дом и забрать на обратном пути, когда они освободят пилотов. Вадим осторожно, словно мог причинить боль, поднял Дениса, просунув ладонь правой руки между его лопатками, и ощутил, как ходят ходуном осколки переломанных костей. А в следующий миг он почувствовал то, что полностью выходило за рамки обыденной реальности.

Медведев замер, не дыша, боясь поверить в невероятное, думая, что ему только показалось, и понял, что не ошибся — сердце Дениса бьется. Очень редко, очень слабо, так, что при беглом осмотре — а он и не заметил ничего, когда, спустившись вниз, обвязывал Зорина тросом — обнаружить это практически невозможно, но бьется. "Стазис", — мелькнуло воспоминание о том, чему Света так старательно и, оказывается, небезуспешно их учила, и на лице непроизвольно проявилась радостная улыбка, заметив которую, спасатели в растерянности переглянулись, настолько неуместной она была.

— Живой, — облегченно выдохнул Вадим.

Генка метнулся к Денису и лихорадочно начал ощупывать его.

— ...! — выругался он от полноты чувств.

Прежний план, однако, пришлось перекраивать на ходу, потому что теперь оставить, даже на пять секунд, Дениса одного они не могли. А брать его с собой освобождать пилотов, тоже было не самым лучшим решением, так же как и мелькнувшая мысль о том, чтобы вернуться к машине, передать товарища на попечение Меньшикова и Ласа и затем вернуться в селение за пилотами.

— Пока будем взад-вперед бегать, нас точно перебьют, — прищурился Лева. — И так не пойму, как этот курятник до сих пор не всполошился.

"Сглазил!" — через мгновение подумал Медведев, потому что откуда-то, как черт из табакерки, появился почти такой же мальчишка, как Ранил, не старше, и не говоря ни слова, тут же выпустил короткую автоматную очередь по спасателям, на пару минут потерявшим контроль над обстановкой. Очередь никого не задела, а второй не последовало, потому что стрелок, уронив оружие, рухнул на землю с торчащим из глазницы ножом.

Мертвая тишина, до сих пор висевшая над безлюдным селением, взорвалась очередями и хриплыми воплями. Спасатели едва успели ввалиться в хибару, где держали Зорина, и поняли, что оказались в западне. Пули с легкостью прошивали стены из необожженного кирпича, и то, что никого до сих пор не ранило, было чистой случайностью. Нападавшие, хотя и не видели спасателей, точно знали, что они находятся внутри и деваться им некуда, перебить их — дело недолгого времени.

Секундное затишье — и в тонких стенах добавилось пробоин, в разные стороны полетели щепки и глиняная крошка, но снова пули чудом никого не задели. Нестеров выставил ствол автомата в крохотное окошко, прорвав почти не прозрачную пленку, которой оно было затянуто, и вслепую выпустил длинную очередь. В ответ тут же раздались крики, видимо, он кого-то задел. Шевченко немного приоткрыл дверь, практически не целясь, опустошил магазин своего автомата — китайской копии родного калашникова — и захлопнул дверь:

— Все, ... котенку! Гранатомет волокут! Станковый!

— Сваливать отсюда надо! Здесь нас точно передавят, как мышей! — Середкин, занимавшийся перевязкой раны на голове Дениса, отвлекся на миг от своего занятия. — Димыч, Тоха ничего не говорил, никакого подвала, подземного хода или еще какой ... тут нет?

— Нет, — коротко бросил Медведев и занялся подсчетами: — Антон сказал, их полтора десятка. Минус четыре. Остается одиннадцать.

— Девять, — выглянув в окошко, поправил его Лева.

— Невелика разница, — мрачно заметил Слава. — Четверо против одиннадцати или против девяти с гранатометом.

— Будем прорываться, другого выхода нет, — решил Вадим. — Может, если попрем на них внаглую, то и получится.

"А если нет?" — он прочитал на лицах спасателей невысказанный вопрос.

— Думаю, Антон нас сейчас слышит. Пацаны, в случае чего, вернутся на базу и... — Медведев резко, отсекая черные мысли и тягостные предчувствия, оборвал себя и твердо сказал: — Прорвемся. Девять — не полсотни, пока они пукалку свою не наладили, шанс есть.

Он не договорил.

Земля под ногами загудела, но ожидаемого толчка не последовало. Гул быстро стих, но тут же нестерпимо заныли зубы и кости, легкие отказались вдыхать воздух, а сердца сбились с ритма от сжавшего их непередаваемого ужаса. Шевченко, обхватив голову руками, повалился на колени рядом с Денисом и Генкой, Лева устоял на ногах, но взгляд его остекленел от невыносимой боли, охватившей каждую клетку тела.

Снаружи слышались дикие крики. Нападавшие превратились в обезумевших животных, в панике паливших из своего оружия во все стороны, в том числе и друг в друга, не думая ни о чем, кроме желания спастись от неведомой и невидимой напасти. Медведев, вспомнив тот УЖАС, с которым ему уже довелось столкнуться, не без труда, но справился с его младшим родственником и короткими очередями, прицельно, как в тире, начал отстреливать мечущегося в разные стороны противника, отодвинув в сторону все эмоции; он делал работу, тяжелую, гадкую, но ту, которую необходимо было сделать. Через мгновение к нему присоединился Середкин, спустя пару секунд очнулись Лева со Славой и, не прошло и пяти минут, как все было кончено, только пыль и пороховая гарь висели в воздухе, раскаленном тропическим солнцем.

— Что это? — еле выговорил Нестеров, нарушая мертвую тишину, опустившуюся на селение.

— Похоже на инфразвук, — не столько вытирая тыльной стороной ладони текущую из носа кровь, сколько размазывая ее по лицу, пожал плечами Медведев.

— Голос моря, — почти одновременно с ним заплетающимся языком пробормотал Шевченко.

— Ага, моря, — оглядываясь по сторонам и прикидывая, что стоит подобрать разбросанное оружие и добить тех, кто выжил в этой бойне, ехидно фыркнул быстрее остальных пришедший в себя Середкин.

— Что бы ни было — вовремя, — подытожил Вадим и скомандовал: — Не расслабляться! Нам еще...

Негромко, как из игрушечного автомата, протрещала короткая очередь, и спасатели увидели, как Генка, наклонившийся к одному из нападавших, опустился сначала на колени, а затем рухнул ничком.

Бородача, который ранил друга, а теперь пытался навести ствол автомата на него, Медведев пристрелил сам, снеся ему полчерепа. Позднее, пока Слава с Вадимом перевязывали, пытаясь остановить кровь, Гену и укладывали рядом с Денисом на дверь, которую решили использовать как носилки, Лева, не жалея патронов, провел контрольную процедуру даже там, где она явно не требовалась.

Его же Вадим оставил с ранеными и вместе с Шевченко отправился освобождать пилотов, холодея от осознания, что вот в эту самую секунду может окончательно остановиться и без того едва бьющееся сердце Дениса или Генка умрет от потери крови. А его рядом не будет. И совсем не утешала мысль о том, что он сделал все возможное в такой ситуации, а чудес не бывает. Или все-таки бывают? Светланы здесь нет, но Сашка многому от нее научился, и если бы он не выложился до предела, подпитывая энергией Антона, то... "Нет, — подумал Медведев, — Шурика я немного подзарядил. А сейчас пусть он меня выпьет, как вампир, досуха, только бы смог поддержать ребят, пока они не попадут к медикам".

Антон подсказал правильно, Волков с Беловым нашлись в подобии тесного погреба, вырытого под крайним домом. Они тоже были зверски избиты, но смогли самостоятельно выбраться наверх по хлипкой лестнице, найденной Славой во дворе.

— Что с Денькой? — сразу же, как только его освободили от скрученного из грязной тряпки кляпа, задал вопрос Белов.

— Живой, но... Пулевое ранение в голову. Боюсь, до базы не довезем, — Медведев честно поделился своими страхами насчет состояния Зорина.

— ... ... ...! — еле шевеля разбитыми губами, многоэтажно выматерился Волков.

— И Геннадий две пули в живот получил, — хмуро добавил Слава, освобождая руки пилотов от стягивавшей их проволоки. — За четыре часа, пока назад ехать будем, помрет. Если не раньше. А быстрее не доберемся.

— ...! — у Белова тоже не нашлось цензурных выражений.

— Какого ... столько времени ехать? — чуть не заорал, насколько он мог это сделать, Волков. — За час, нет, меньше долетим!

— Машина же разбита, — полуутвердительно-полувопросительно сказал Медведев, чувствуя, как тонкий лучик надежды старается пробиться сквозь пелену мрачной безысходности, — и вообще, где она?

Вертолет, с виду целый и невредимый, обнаружился в небольшой расщелине, закрытой от посторонних нависающим сверху каменным козырьком. Внутри же машина выглядела так, словно в кабине побушевал небольшой ураган — приборная доска и все, что могло быть разбито, превратилось в обломки. Волков отодвинул остановившегося в проходе Медведева и распухшими пальцами, которыми едва мог шевелить, начал вытаскивать из-под стеклянного и пластикового крошева концы кабеля в разноцветной оплетке и скручивать их, обжимая полученные соединения зубами. Белов покрутил головой по сторонам и присоединился к коллеге.

— Чем помочь? — спросил Вадим.

— Да, мужики, что нам сделать? — не остался в стороне Слава.

— Баки проверьте, слили их или что-то есть, — попросил Белов больше из желания, чтобы спасатели не путались под ногами.

Горючее было израсходовано примерно на две трети, этого количества, по заверению пилотов, в обрез хватало, чтобы долететь до базы.

— Все, выкатываем его наружу, — скомандовал минут через десять Волков, — можно лететь.

— Как? — удивился Медведев, глядя на разгромленную кабину.

— Денис сработал ювелирно, — такое парадоксальное высказывание Белова до глубины души поразило Вадима, — разбито только то, что, ну как бы, мягко говоря, неважно.

— Я на этой малышке столько налетал, — усмехнулся Леха, — что и без приборов обойдусь.

Он соединил еще какие-то провода, и вертолет ожил, что-то загудело, затрещало, из-за наполовину отодранной панели на потолке посыпались искры, завоняло горелой изоляцией, но пилот удовлетворенно кивнул, словно так и было предусмотрено заранее.

Вадим со Славой бегом кинулись к оставленным товарищам, в состоянии которых никаких изменений не произошло, потом так же бегом вместе с Левой принесли импровизированные носилки к машине, над которой все быстрее раскручивался винт.

— Летим к тому уступу, — Медведев показал, где они оставили "Камаз", — нужно забрать пацанов.

Вертолет нехотя оторвался от земли и медленно, как-то боком, словно краб, полетел к уступу. Всего через несколько минут он завис, почти касаясь шасси каменистой поверхности, в десяти метрах от машины, а затем тяжело опустился рядом с ней.

— Я вернусь с Ласом в лагерь, — решил Слава, — не дело оставлять его одного за нас отдуваться. Да и дорога такая, что в одиночку тяжело ему будет.

Медведев, пробираясь к выходу из вертолета, молча кивнул. Он все это время в уме отчетливо проговаривал, что произошло, словно составлял рапорт, но делалось это исключительно для того, чтобы Меньшиков знал, что ему предстоит сделать и был готов к предстоящей работе — только уникальные способности Сашки давали надежду спасти товарищей. Но все старания Вадима пропали даром — Антон был без сознания и не мог передать другу ничего из мыслей командира.

Меньшиков и сам выглядел не лучшим образом, казалось, парень за это время похудел килограммов на десять, если не больше, но на Антона вообще нельзя было смотреть без содрогания, потому что все капилляры на его теле полопались, слившись в сплошной кровоподтек. Кровь текла из носа, ушей, просачивалась из-под век, проступала мельчайшими каплями, как пот, сквозь кожу, Лас осторожно вытирал ее, но она появлялась снова. Сашка, озабоченно хмурясь, что-то "ворожил" над другом, но результатов его усилия пока не принесли, Антон оставался без сознания и продолжал истекать кровью.

— Что тут у вас произошло? — устало поинтересовался Вадим, которого начал плющить адреналиновый откат после боя.

— Была какая-то вспышка, Тоха дико заорал, а меня вырубило, — еле ворочая языком, ответил Меньшиков. — Когда пришел в себя, Тошка был весь в крови, а Лас... В общем, я подумал, что он спятил.

— Чего? — недоверчиво спросил Слава, рассматривая их проводника, который выглядел вполне адекватно.

— Пел и плясал, — забираясь в кабину вертолета, передернул плечами Сашка, — но потом вроде очухался, помогать стал, правда, нес какую-то пургу.

Лас разразился длинной тирадой, в которой русские и английские слова почти отсутствовали, но общий смысл, насколько уловили спасатели, сводился к тому, что хозяин здешних мест мудр и могуч и помогает тем, кто уважительно относится к нему.

— Слава, есть что-нибудь у тебя в заначке, чтобы отдариться на обратном пути? — на полном серьезе осведомился Лева.

— Найду, — без тени улыбки или насмешки кивнул спасатель, передавая Нестерову так и не пришедшего в себя Антона.

Меньшиков, который к тому времени переключил свое внимание на Дениса, посмотрел на Шевченко немного отсутствующим взглядом и вдруг распорядился:

— Летишь с нами. Мне нужен донор. Ты подходишь, Лева — нет.

Слава слегка опешил от такого категоричного заявления, но спорить не стал:

— Донор — так донор, с вами — так с вами.

— Лев, сам доведешь машину? — спросил Медведев, тоже немало ошарашенный командным тоном Сашки. — Или оставляем здесь и летим назад все вместе, а ее потом кто-нибудь из наших на базу пригонит?

— Не парься, командир, справлюсь. — Нестеров взглянул на стоявшего рядом с "Камазом" Ласа и поправился: — Справимся.

Медведев, пребывая в легком недоумении, почему Сашка решил использовать в качестве донора не его, а Славу, запрыгнул в вертолет, который в ту же секунду оторвался от земли.

— Ну что? — спросил Вадим у Меньшикова, который был занят тем, что осторожно ощупывал Дениса, определяя, какие повреждения тот получил. С Середкиным все было более или менее понятно: две пули в живот и обильное кровотечение. — Можешь вывести его из стазиса?

— Зачем? — удивился Сашка. — Денька ведь жив только из-за стазиса, иначе...

— Довезем? — коротко спросил Медведев и уточнил: — Обоих.

— Должны. Заморожу, тогда довезем. Домой, не на базу, там делать нечего. Нужна Светлана, — Сашка говорил короткими рублеными фразами, словно снова "озвучивал" Антона. — Домой. Здесь не помогут.

Славе Шевченко стало жутковато, когда Меньшиков стал забирать у него энергию, потому что этот процесс мало походил на давно известную ему процедуру сдачи крови. Потемнело в глазах, навалилась страшная слабость, звуки стали доноситься, как через толстый слой воды, искаженными до неузнаваемости, и даже когда Сашка убрал руки, это полуобморочное состояние не прошло. А Меньшиков уже брал энергию у Вадима, только не он обхватывал ладонями шею командира, теперь Медведев, как тогда, на кузове "Камаза", держал Сашку.

Больше Слава ничего не запомнил и пришел в себя от холодного, с металлическими нотками, и злого голоса Медведева, почти по слогам раз за разом повторявшего в ожившую рацию:

— Мы летим домой. Помощь не нужна, нужен борт, необязательно медицинский. У нас свои методики для таких случаев, вы только навредите.

Вадим, черный, будто не спал несколько суток, и словно бы высохший, почти как мумия, выслушивал собеседника — Кузнецова или еще кого-то из руководства базы — и снова, как автомат, повторял то же самое. Он больше не держал Меньшикова за шею, хотя, судя по Сашкиному виду, дополнительная энергия тому не помешала бы. Молодой спасатель выглядел, как говорят в народе, в гроб краше кладут, во всяком случае, он мало отличался от Зорина с Середкиным, в которых жизнь еле теплилась. Сашка стоял на коленях между ними, держа руки у основания шей товарищей, а рядом, привалившись к нему, полулежал Антон, завернутый в пропитанную кровью простыню.

Эта картина походила на кошмар, от которого сложно очнуться, да и дальнейшее Шевченко воспринимал не как явь, а как тягостный сон: было много споров с ором и руганью, кто-то хорошо знакомый — лица Слава разобрать не мог — поддерживал его, не давая упасть, к люку вертолета с разных сторон катили каталки и бежали медики, очнувшийся Сашка надрывно кричал, что ему нельзя терять контакт, и спасателей всех вместе переместили на грузовую платформу подъемника, чтобы отвезти к ожидавшему их Антею.

Не только Слава, но и многие другие в суматохе не обратили внимания на метнувшуюся к Середкину худенькую фигурку, одетую в ушитую по своему размеру спасательскую форму. А те, кто заметили, не разглядели, что девочка-подросток сорвала с шеи и вложила в неподвижную руку спасателя сорванную с шеи каменную пластинку, на которой были вырезаны черты получеловека-полузмеи.



* * *


Весть, что несколько спасателей, откомандированных для доставки гуманитарной помощи, получив тяжелые ранения, в критическом состоянии возвращаются на Родину, взорвала институт. Практически все переживали за пострадавших ребят, хотя никто не знал, что произошло, и в клинике буквально через несколько минут после получения нерадостного известия выстроилась очередь из желающих сдать кровь. Те, кто завидовал такой загранкомандировке, считая ее едва ли не увеселительной поездкой, организованной руководством для своих любимчиков, резко поменяли свою точку зрения.

— Да на фига оно нужно — грузом двести домой возвращаться?

Наиболее полная информация о случившемся была у Худякова. Именно с ним связался в первую очередь Медведев, и уже врач вызвал в клинику Свету. Чтобы она не тратила время и нервы на стояние в пробках, Олег воспользовался старыми связями, и Светлану привезли в институт на машине "Скорой помощи".

— Примерно час им еще лететь, — такими словами встретил ее Худяков на пороге своего отделения. — Переодевайся и настраивайся на большую работу.

Врач коротко пересказал, что узнал от Медведева.

— Санька их держит, но из последних сил, потому что Антона он так и "не закрыл".

Светлана, нахмурившись, кивнула, показывая, что поняла ситуацию.

— Мне лучше поехать в Толокново, чтобы перехватить Антошку как можно раньше. Для него сейчас даже пять минут могут оказаться критичны, полчаса, что на дорогу уйдут, ни в коем случае терять нельзя.

— Их будут сажать в Горелово, это в два раза ближе, — сообщил появившийся в отделении Игорь. Он схватил огромный чемодан, больше походивший своими габаритами на сундук, и почти бегом потащил его к выходу.

— Там ведь такая дорога, что они те же полчаса, если не больше, добираться будут! — ужаснулась Света.

— Я ребят оттуда на вертушке заберу, — задержавшись на мгновение на пороге, успокоил ее Федотов, — Говорухин уже на месте, а вместо Белова Суворов летит. Наши, — Игорь говорил о врачах, дежуривших на "летучей неотложке", — уже в машине, готовят оборудование к работе.

— Подожди! Я с вами! — Светлана вскочила. — Пускай всего десять минут сэкономлю, но и они не лишние!

Она схватила пакет с медицинской спецодеждой и бросилась за Федотовым.

Лифт поднял их на крышу клиники, где была оборудована вертолетная площадка. Большая, казавшаяся неуклюжей машина висела, почти касаясь поверхности, грохот оглушал непривычного человека, а потоки воздуха от вращающегося винта едва не сбивали с ног, не давая идти. Лекс не стал удивленно таращиться на Светлану, хотя и не ожидал увидеть ее вместе с врачом. Выскочив наружу, он подхватил ее на руки, крепко прижав к себе, и, только оказавшись внутри машины, осторожно отпустил, усадив на одну из коек. Вертолет тут же поднялся вверх, как подпрыгнул, и, заложив крутой вираж, полетел в сторону старого военного аэродрома. Внизу промелькнули корпуса института, парк, небольшой кусок леса — и вот уже машина зависла над асфальтовой площадкой, а затем стремительно, так, что захватило дух, опустилась вниз. Все произошло настолько быстро, что Светлана даже не успела поздороваться с Суворовым и остальными членами экипажа.

— У нас есть полчаса! — крикнул, перекрывая шум двигателя, Суворов. — Они добавили, чтобы от грозы уйти. Толокново уже ведет их.

Андрей Говорухин, первый пилот "летучей неотложки", добавил:

— Сам Егоров!

Лекс понимающе кивнул, но ни на кого другого эта фамилия не произвела впечатления, только Светлана, поспешно переодеваясь в медицинскую униформу, мельком подумала, не об Ирином ли первом муже говорят пилоты.

Приближение грозы, первой в этом году, чувствовали все, хотя по ясному небу проплывали лишь одиночные небольшие облака, и только у линии горизонта виднелась сизая хмарь. Птицы, еще совсем недавно распевавшие на разные голоса, кто призывая потенциальных партнеров, кто отгоняя соперников, притихли, только изредка в голом еще подлеске, окружавшем старую взлетно-посадочную полосу, бетон которой был изрезан многочисленными трещинами, кто-то несмело попискивал. Люди тоже чувствовали себя не лучшим образом, физически ощущая не только надвигающуюся непогоду, но и тревогу за то, как пройдет посадка.

Старый военный аэродром был передан в ведение Института Экстремальных Проблем, когда его корпуса еще строились. На его использование у руководства института были большие планы, но большие планы требовали больших денег, а денег, как обычно, на все не хватало, их направляли на действительно неотложные нужды, чаще всего медицинские, и капитальная реконструкция летного хозяйства откладывалась год за годом, тем более что вертолеты прочно "прописались" поблизости от клиники. То, что все-таки сделали за прошедшее время в Горелове, можно было назвать косметическим ремонтом, не более; ресурсов хватило едва лишь на то, чтобы залатать прохудившиеся крыши и стены ангаров, которые стали использовать в качестве складов, выкорчевать растительность, пробившуюся сквозь бетон летного поля, и, огородив территорию, наладить ее охрану.

И вот на эту разбитую взлетно-посадочную полосу с минуты на минуту должен был приземлиться тяжелый транспортный самолет, первый за многие годы. Его прилета ждали не только медики, поблизости, на всякий случай, стояли три пожарные машины, готовые, если возникнет необходимость, создать пенную подушку, заправщик, так называемая техничка и две машины милиции, присутствие которых вызвало общее недоумение, а минут через пятнадцать после вертолета с ближайшей городской подстанции до старого аэродрома добралась машина "Скорой помощи". Летчики сидели в кабине, слушали переговоры экипажа "Антея" с диспетчерской аэропорта Толокново, и своими словами пересказывали их содержание собравшимся у медицинского вертолета, потому что абсолютное большинство плохо понимало профессиональный жаргон летчиков и диспетчеров.

— Сядут с первого захода, — сообщил Суворов, — лучше бы, конечно, пару кругов сделать, топливо сжечь, но время подпирает.

— Из-за грозового фронта, — решил сумничать кто-то из охранников, которые почти в полном составе стянулись к полосе в ожидании редкого события в их монотонной службе, которая по большей части сводилась к тому, что в летнее время они гоняли грибников, проникших на огороженную территорию за знаменитыми гореловскими рыжиками и лесной клубникой.

— Из-за раненых, — сквозь зубы процедил Федотов, нервно поглядывавший на часы в томительном ожидании момента, когда он наконец сможет заняться своей работой.

— Алексей, а ничего о ребятах в переговорах нет? — спросила Светлана. — Как они там? В каком состоянии? Те врачи, что с ними летят, справляются?

— Ничего не говорили, наверное, состояние на том же уровне, ухудшения нет, — Лекс ободряюще улыбнулся. — Ничего, скоро попадут в надежные руки, все будет хорошо. — Он чуть прищурился и показал рукой в сторону корпусов института, скрытых за деревьями. — А вот, кстати, и они.

Серебристый силуэт самолета, сначала мало заметный на фоне голубого неба, быстро приближался, и через пару минут его можно было рассмотреть без особого труда.

— Точно они? — засомневался кто-то. — Как-то мимо нас летят, в сторону.

— Сейчас сделают разворот и будут снижаться, — начал объяснять Суворов, пристально глядя при этом на Светлану, словно говорил исключительно для нее. — Они идут по максимально пологой глиссаде, потому что могут ориентироваться только на курсовой маяк. Другого навигационного оборудования здесь до сих пор нет, поэтому им придется визуально заходить на посадку. Ну и плюс, конечно, Егоров их ведет. Голова у него — лучше любого компьютера, и опыт, как ни у кого другого. Но козел, каких мало, — вдруг добавил он вполголоса так, чтобы кроме Светы никто не услышал.

Светлана машинально кивнула, услышав в словах Лекса подтверждение собственной догадке насчет Ириного первого мужа; мысли в это время были заняты совсем другим. Света не сомневалась, что Гену и Дениса благополучно доставят в клинику, где они сразу попадут на операционный стол. Ее вмешательство в их состояние не требовалось, потому что снимать "заморозку", которую она впервые попробовала на Вадиме, так же, как и накладывать, теперь умели и Худяков, и Федотов, и еще несколько врачей. Стазис, в который Зорин сам погрузил себя еще до ранения в голову, снимать придется ей, Худякову или Меньшикову, но с этой процедурой можно не спешить, наоборот, Дениса лучше еще какое-то время оставить в этом состоянии, чем погружать в медикаментозную кому. Сашке нужно лишь помочь "довести" раненых до клиники, а вот с Антоном предстоит долгая и тяжелая работа. Олег, в этом она была уверена, сам будет оперировать Дениса, поэтому "закрывать" Антона ей придется одной, не рассчитывая ни на чью помощь.

Светлана лихорадочно просчитывала варианты, как можно воздействовать на зияющий меридиан, через который из Антона уходит жизненная энергия, обильное кровотечение было лишь внешним, материальным проявлением этой смертельно опасной утечки. К несчастью, она до сих пор точно не знала, что же произошло во время перестрелки, как это могло повлиять на состояние Усова. Но этого не мог сказать никто, а то, что сообщил Вадим, дошло до нее в многократном пересказе и больше путало, чем проясняло картину. Но требовать немедленную связь с мужем Света не стала, думая о том, что если он поддерживает своей энергией Сашку, то в этот процесс ни в коем случае нельзя вмешиваться посторонним, а минут через десять-пятнадцать она сама сможет взять ситуацию под контроль.

Оставляя в стороне вмешательство потусторонних сил, Света пыталась вспомнить, как инфразвук воздействует на человеческий организм, и то, что извлекалось из глубин памяти, не давало поводов для оптимизма. Попросту говоря, она боялась за жизнь Антона, боялась настолько, что почти не думала о муже, надеясь на то, что врачи "Центроспаса", сопровождавшие раненых, при необходимости окажут помощь ему и Славе Шевченко.

В "Антей" Светлана влетела первой, оставив далеко позади себя и Игоря, и двух других врачей. Она на миг прижалась к мужу, на расстоянии почувствовав опустошенность его энергетического ресурса и запредельную усталость и желая помочь, но Вадим тут же отстранился от нее, слегка даже подтолкнув к Сашке. "Со мной все в порядке, помоги Шурику", — Света без слов поняла его и обхватила ладонями шею неподвижного, как статуя, Меньшикова, стоявшего в полусогнутом положении на коленях.

Сашка очнулся от этого прикосновения, почувствовав поток хлынувшей в него энергии.

— Меня не надо. Возьми Тоху. — Едва слышный, какой-то чужой голос парня, временами пропадая, плыл, словно его запись решили воспроизвести на более низкой, чем нужно, скорости, движения, когда парень, отказываясь от помощи, качнул головой, были такими же замедленными и рваными. — Закрой его.

Светлана убрала руки только через несколько секунд, когда поверх них легли ладони Игоря.

— Держи, — она передала ему "эстафету".

Почувствовав, что энергетический поток от врача начал вливаться в молодого спасателя, Света переместилась к Антону, лежавшему головой на Сашкиных коленях, и первым делом накрыла своими ладонями его лицо, охватив до предела раздвинутыми пальцами.

Через несколько мгновений покрытое кровавым потом тело Антона вздрогнуло, на губах появилась розовая пена, но Светлана удовлетворенно кивнула и скомандовала:

— Можно забирать.

Опередив врачей с носилками, Медведев взял спасателя на руки и, осторожно ступая, понес к выходу, Света двигалась рядом, не отнимая рук от лица Антона, по телу которого пробегала мелкая дрожь. Медленно, страхуемые Суворовым и одним из врачей "Центроспаса", они спустились по трапу и сделали несколько шагов к вертолету, и вдруг неподвижное тело на руках Вадима выгнулось в жестокой судороге, а из окровавленных губ вырвался хриплый вопль.

Отчаянно вскрикнула и Светлана, почувствовав, как Антон, сопротивляясь ее воздействию, закрывается, выталкивает из себя поток передаваемой ему энергии, тот начинает обтекать его снаружи, впустую рассеиваясь в пространстве. И снова ее руки сверху накрыли чьи-то ладони, пальцы переплелись с чужими, но смутно знакомыми.

— Держу! — над ухом раздался голос пришедшего на помощь Алексея Суворова, который помог пробить устойчивый канал для передачи энергии.

Вадим отстраненно наблюдал, как двигались длинные, "музыкальные" пальцы Эльфа, переплетаясь с тонкими изящными пальчиками Светы, словно бы лаская их, более того, он обнимал женщину, всем телом прижимаясь к ее спине.

Для ревности было не время. И не место.

Нужно было спасти Антона. А все возможные разборки — оставить на потом.

— Сама! — Светлана перехватила управление потоком.

Лекс понял ее, но решился убрать руки, только когда Медведев уложил расслабившееся тело спасателя на койку внутри институтского вертолета. Больше их помощь Светлане не требовалась, и мужчины, косясь друг на друга, вернулись в чрево "Антея", чтобы помочь транспортировке энергетически и физически связанных друг с другом Середкина, Зорина и Меньшикова, который, на несколько секунд выйдя из транса, снова запретил нарушать контакт между ними. "Только в операционной", — тем же плывущим, пробирающим до нутра чужим голосом скомандовал Сашка и снова отключился от реальности.

В клинике Худяков и его отделение готовились к приему прилетевших спасателей. Заведующий отделением нейротравмы Шарипов хотел забрать Зорина к себе, но Худяков наотрез отказался отдавать ему Дениса, перечислив полученные спасателем повреждения.

— И как он еще жив? — поразился Шарипов.

— Чудом, — коротко ответил Олег.

Меньшиков передал хирургам Середкина, а Дениса держал до последнего и "отпустил" уже на пороге операционной. После этого Сашка потерял сознание и не рухнул на пол только потому, что Федотов вовремя подхватил его.

Каталку с неподвижным телом парня Медведев увидел уже в общем зале блока интенсивной терапии, когда он вяло отбивался от попыток Оксаны уложить его под капельницу. В прежние времена Вадим, особо не стесняясь в выражениях, рявкнул бы на медсестру, но сейчас сил на это не было, их остатки закончились в приемном покое, где Оксана едва ли не силой содрала с него и Шевченко грязную, заскорузлую от пота и засохшей крови одежду, вручив взамен одноразовые больничные тапки и рубахи.

— Живо раздеваетесь и поднимаетесь к нам на этаж! — скомандовала она, стаскивая с еле живого Славы футболку. — Олег Михалыч и Светочка решили вас в БлИТ на пару дней определить.

— Меня-то зачем? — попробовал возразить Медведев.

— Значит, надо! — безапелляционно заявила медсестра, не прерывая своего занятия.

Слава плохо реагировал на происходящее и не сопротивлялся, даже когда Оксана с профессионально-бесцеремонной сноровкой раздела его догола и облачила в рубаху с завязками на спине. Представив себе перспективу светить в разрезе короткого и полупрозрачного к тому же одеяния голым задом, Вадим решил стоять насмерть и попробовал взять хитростью:

— Я весь в грязи, стерильное помещение за полсекунды загажу. Мне бы под душ, — он вцепился в пояс брюк, на которые "нацелилась" Оксана, и тут же получил от нее по рукам:

— Не под душ, а под капельницу! — Медсестра протянула ему пару влажных салфеток. — Вытри, где кровь присохла, и пошли со мной. Прокапаем тебя, отлежишься, а помоешься потом. Никто твои прелести по дороге не похитит!

— Ведьма! — устало буркнул Вадим, из последних сил сопротивляясь ее напору.

Оксана не только не обиделась на его слова, а довольно рассмеялась:

— Конечно, ведьма! Была, есть и буду, если кто еще не понял!

Медведева спас зашедший за Славой, чтобы отвезти того в отделение, Андрей Рябов, который словно бы по наитию свыше принес ему одноразовую хирургическую пижаму, хоть и сделанную из почти такого же материала, что рубахи, но выглядевшую, с точки зрения Вадима, намного более прилично.

Оксана фыркнула: "Чего придумал!" — но возражать не стала, только поторопила Вадима:

— Давай в темпе, чтоб два раза лифт не гонять.

Перепалка в приемном покое отняла у Медведева остатки сил, и он сдался бы в конце концов, оказавшись на кушетке по соседству со Славой, но Оксана, увидев в дверном проеме катившего каталку Федотова, тут же переключилась на Меньшикова. Одним, точно рассчитанным движением, отработанным многолетней практикой, она отправила каталку с Сашкой в бокс и, оставив в покое Вадима, принялась снимать с парня одежду. Не прошло и минуты, как над неподвижным телом начал хлопотать Игорь, который, не спрашивая мнения Медведева, всего за несколько свободных секунд успел опрокинуть его на кушетку и ввести глюкозу с инсулином и калием. Вадим на миг зажмурился — ему показалось, что у врача не две руки, а, по крайней мере, четыре, потому что сложно было понять, как он может одновременно прикреплять датчики системы мониторинга, вводить в предплечье канюлю для внутривенного вливания и вешать на стойку в изголовье кровати пакет из плотного пластика, вмещающий не меньше литра физраствора.

Оксана, несмотря на свою полноту, тоже двигалась и действовала стремительно. Она по команде подавала врачу ампулы, предварительно вскрыв их, потом рысцой пробежала через весь зал в крайний бокс и через несколько мгновений вернулась оттуда вместе со Светланой.

— Дим!

Медведев махнул рукой, показывая, что на него отвлекаться не нужно, сейчас гораздо важнее привести в чувство Сашку. Но у Меньшикова Света надолго не задержалась, вскоре вернувшись в общий зал блока интенсивной терапии.

Она остановилась около мужа и провела руками по его лицу, шее и груди. Это была не ласка, а диагностика — быстрая, но позволяющая оценить, нужна ли экстренная помощь.

— Света, я в порядке, — мотнул головой Медведев, — занимайся Антоном, Санькой, Славой.

— Слава и без меня завтра будет, как огурчик, — Света точно так же обследовала уснувшего крепким сном Шевченко, — а Сашей займешься ты.

— Я?! Что я могу сделать?! Я же ничего не умею! — оторопел Вадим.

— Ты можешь поддержать его, поделившись энергией, у тебя это отлично получается. Твой ресурс восстановился почти полностью.

— Я не смогу восстановить канал! Там, в горах, потом в самолете Санька сам подсоединился ко мне, а я только отдавал энергию. Стоило потерять контакт, и я ничего не мог сделать!

— Дим, сейчас ты должен это сделать, — устало ответила Светлана, — и чем быстрее, тем лучше, потому что потом будет сложнее восстановить его. Ты сможешь, я знаю, у тебя все получится, а мне нужно заняться Антоном, ему очень плохо.

— Но с ним все будет в порядке?

— Если не упустить время.

Светлана вместе с Игорем и Оксаной скрылась в боксе, куда поместили Антона, а Вадим в нерешительности остановился перед койкой, на которой лежал Меньшиков. В общем зале БлИТа никого не было, помощи ждать ни от кого не приходилось.

— Парень, ты чего удумал? — Медведев присел на краешек Сашкиной койки, вглядываясь в изможденное темное лицо. — Давай, приходи в себя сам.

Что делать, Вадим не представлял. Он попробовал, как делал раньше, обхватить Меньшикова за шею, потом по очереди испробовал все подобные комбинации, которые применяла Светлана, но никакого эффекта не добился. Медведев покосился на монитор. Пульс — сорок, дыхание — шесть, температура — тридцать три и восемь, давление — семьдесят на пятьдесят. "Цифры светятся желтым, значит, это не критические значения", — с некоторым облегчением подумал Вадим, но тут же обратил внимание, что, несмотря на то что в Сашку вливали стимулирующие и питательные растворы, кривые пульса, температуры и давления медленно, но неуклонно ползут вниз.

Чертыхаясь сквозь зубы, Медведев устроился рядом с Меньшиковым и прижал его к себе, словно бы отогревая теплом своего тела. Через непродолжительное время Вадим вывернул голову так, чтобы видеть монитор. Картинка его не порадовала, потому что кривые не только упорно ползли вниз, но и приобрели оранжевый оттенок.

Ничего не изменилось и после того, как Медведев скинул с себя рубаху, которой снабдил его Андрей, и прижался голой грудью к Сашкиной спине. Не слишком приятного, но уже привычного чувства потери сил и тепла, которое было связано с тем, что парень забирал у него энергию, не возникло, зато появилось тягостное ощущение, что он прикасается к чему-то неживому, причем неживому изначально, как будто лежащий без сознания парень был, подобно творению доктора Франкенштейна, собран из частей, взятых у давно умерших людей. Сероватая, немного влажная кожа казалась чуть липкой на ощупь, прикосновение к ней вызывало труднопреодолимое желание отбросить от себя безжизненное тело, однако Вадим, стиснув зубы, терпел еще минут десять, но затем не выдержал, тем более что его усилия не дали никакого результата.

"Не могу! Ничего не могу, что бы Света про меня ни говорила! — в отчаянии думал Медведев, подходя к боксу, где лежал Антон. — Придется отвлекать ее, пусть "подключит" меня к Шурику, потому что я сам ни на что не способен!"

Порог крайнего бокса Вадим переступить не успел, потому что Оксана вытолкала его назад, в общий зал, и на корню пресекла все попытки сопротивления:

— Нельзя сейчас Светочку отвлекать! Всем навредишь: и ей, и парнишке своему!

— Я не могу ничего сделать! Я бы отдал энергию, сколько угодно, но... Там как барьер стоит, я не могу сквозь него пробиться, а Шурику все хуже и хуже!

— Ах ты, господи! — горестно охнула Оксана. — Кроме тебя ведь нет никого, кто мог бы что-то сделать.

— А ты разве не сможешь? Или тебе нужно с Антошкой заниматься?

— Сейчас ничего не могу, — вздохнула медсестра, — могу только из них все остатки в себя перетянуть, потому что я беременна. Двойней. Усек?

— Ты... Что? — не поверил своим ушам Медведев. — Врешь!

Оксана оскорбилась:

— Что значит "врешь"? Выбирай слова-то! Я еще не старуха! Или, по-твоему, если женщине за пятьдесят, то она уже ничего не может?

— Может! — пошел на попятную Вадим. — Но сейчас хоть что-то ты сделать можешь?

— Вазелин могу тебе дать! — огрызнулась Оксана. — Все лучше, чем мыло!

— Вазелин?..

До Медведева не сразу дошло, на что намекает медсестра, но потом он побагровел от ярости:

— Ты мне что предлагаешь?! Что?!

— Предлагаю способ, которым твоему мальчику помочь можно!

— Таким?..

— Да хотя бы и таким!!! — Оксана разозлилась еще больше и стала почти такого же цвета, как Вадим. — У тебя пацан погибает, а ты ломаешься, как целка, вместо того, чтобы!.. — Она задохнулась от ярости, как когда-то давно, когда в таком же боксе лежала чуть живая Светлана. — Слабак! Болтун! Тряпка!

— Что, все так плохо? — неожиданно тихо спросил Медведев. Он пропустил мимо ушей оскорбительные эпитеты, которыми его наградили, обратив внимание только на одно слово — погибает. — Но Света ничего не сказала, что Шурик...

Со всхлипом открылась дверь в тамбур с воздушным душем, и в общем зале блока интенсивной терапии появился Лекс, непонятно каким образом проникший в запертое для посторонних отделение.

— Где он? — спросил Суворов с порога и, увидев Сашку через полуоткрытую дверь бокса, рванулся к парню, не дожидаясь ответа.

— Куда?! — взревел Медведев и попробовал преградить дорогу вездесущему Эльфу, но ему помешала Оксана, со странным выражением смотревшая на Лекса:

— Не лезь! Пусть он сделает то, что ты не можешь!

— Да ты!!! — Вадиму показалось, что еще немного — и он просто убьет медсестру.

— Тихо! — Оксана изо всех своих немалых сил пихнула его на кушетку. — Две минуты помолчать можешь?

Их возню прервал Лекс, крикнув из бокса:

— Таз или ведро с горячей водой! Быстро!

К изумлению Медведева, Оксана бросилась за требуемым, не произнеся ни слова против того, что кто-то посторонний осмелился командовать ею в ее собственных владениях. А Лекс, злобно оскалившись, снова склонился над Меньшиковым и начал водить руками по его телу, словно что-то собирал с кожи. Вадим понял, что сейчас ему лучше не мешать, но встал в дверном проеме, ожидая, что, может быть, и от него понадобится какая-нибудь помощь, но почти сразу же услышал:

— В сторону!

Оттолкнув его, в бокс протиснулась Оксана, тащившая большую эмалированную кастрюлю, почти до краев налитую водой.

— Поставь сюда! — Лекс кивнул головой на табурет, стоявший рядом с койкой, и, не дожидаясь, пока кастрюля утвердится на подставке, опустил руки в исходящую паром воду.

— Холодная! Долей кипятка! — бросил он, не оглядываясь на медсестру, в полной уверенности, что та не будет ему противоречить, а сам вновь начал снимать что-то невидимое с бесчувственного тела.

Несколько движений красными, словно ошпаренными руками, и Медведеву показалось, что пальцы Эльфа потянули, а затем начали сматывать в клубок призрачную нить. Приглядевшись до рези в глазах, Вадим вдруг обнаружил, что тело Меньшикова опутано подобием прозрачной сети.

— Что за ...? — непроизвольно вырвалось у него.

— Серые тенета Тхар, — непонятно объяснил Лекс.

— Ах ты, господи! — ахнула за спиной Медведева Оксана, притащившая двухлитровую фарфоровую кружку с торчащим из нее кипятильником.

— Серые, не черные.

Эти слова немного успокоили медсестру, которая вылила кипяток в кастрюлю, наполнив ее до краев, но ничего не объяснили Вадиму.

— Нет, все-таки...

— Все вон! — вместо объяснений раздался бешеный рык, а Оксана дернула Медведева так, что он едва удержался на ногах.

— Что это?

— Потом! Потом! — отмахнулась от него медсестра. — Потом объясню.

Сокрушенно качая головой, она подхватила подмышку пустую кружку, но вдруг остановилась и внимательно осмотрела и ощупала Вадима.

— Слава богу, к тебе ничего не прилипло. Да, в принципе, оно ни к кому другому и не могло...

Облегченно вздохнув, она ушла, оставив Медведева в полной неизвестности. Что за дрянь облепила Шурика, почему он ее сначала не видел, а потом разглядел, откуда Эльф знает, как справиться с этой пакостью, что явно напугала Оксану, которая тоже сначала ее не обнаружила, и, самое главное, почему ее не заметила Света, а если заметила, то почему не посчитала опасной — ни на один из этих вопросов ответа не было.

Кроме неизвестности, Медведева мучило чувство полной беспомощности. Все заняты, все, в том числе и Эльф, делают что только можно для спасения ребят, один он оказался ни на что не способен, даже не смог стать донором. Но если у него не получилось отдать энергию Шурику, то уж Свете-то он помочь сможет, а ей поддержка точно не помешает.

Оксана гремела кастрюлями и еще чем-то металлическим в закутке, наподобие препараторской в Ириной лаборатории, на матовом стекле двери бокса, где лежал Антон, в неподвижности застыла тень Светланы и временами на нее накладывался силуэт Игоря. Вадим покосился на бокс Меньшикова. Там дергаными движениями что-то колдовал Эльф. Решив, что в случае чего, ему поможет Оксана, которая вроде бы понимает или делает вид, что понимает действия авиатехника, Медведев сделал пару шагов в сторону крайнего бокса, но его остановил непонятный звук, раздавшийся за спиной. Слабый стон, донесшийся до него в первое мгновение, тут же превратился в душераздирающий вой, слившийся с оглушительным грохотом падающей на кафельный пол кастрюли и невнятной руганью Суворова.

Одним прыжком Медведев оказался около Сашкиного бокса и едва не сломал стеклянную стену, во всяком случае, она заметно содрогнулась от мощного рывка, когда Вадим дернул дверь, едва не вырвав ее из пазов.

— Ааа... Кха... Аргх... — задыхаясь от жуткого кашля, Меньшиков бился в объятиях мокрого с головы до ног Эльфа, но уже не выл и не стонал.

С невероятным облегчением Вадим увидел открытые глаза парня и заметил, что Сашка бьется не в бессознательных конвульсиях, а вполне целенаправленно отпихивает от себя руки Лекса, который пытается удержать его.

Медведев на мгновение остановился, не зная, что делать: помочь Лексу удержать Сашку, чтобы парень не свалился с койки, или же, наоборот, освободить его из крепкого захвата. Пока он колебался, Меньшиков немыслимым образом извернулся и едва успел свесить голову с койки, как его начало рвать чем-то черным и невероятно зловонным.

— Воды! — прохрипел Суворов. — Любой!

На ходу теряя одноразовые шлепанцы, Вадим вылетел из бокса и чуть не сбил с ног Оксану, которая уже тащила пластиковую миску, до краев наполненную водой, едва ли не половина которой выплеснулась на медсестру и на самого Медведева. Пытаясь отобрать друг у друга полупустую посудину, они благополучно донесли остаток до бокса, и Вадим тут же был отправлен за следующей порцией. Когда он вернулся, Меньшиков практически полностью пришел в себя и теперь отбивался уже от Оксаны, которая крепко притиснула ожившего парня к своей необъятной груди, рискуя на радостях задушить его и тем самым свести на нет все усилия как традиционной, так и нетрадиционной медицины.

— Твою дивизию... — Вадим остолбенел от увиденного.

В боксе царили разгром и потоп, вернее, его последствия: грязные лужи на полу, с размокающими в них бумажными салфетками вперемешку с битым стеклом, мокрые полотенца и простыни на койке, мокрый и чумазый Меньшиков, еще более мокрый и грязный Лекс.

— Так! Все брысь отсюда, пока я ликвидирую свинарник! — распорядилась Оксана и передала Сашку Медведеву, можно сказать, с рук на руки. — Возьми белье и устрой своего мальчика на кушетку в общем зале. Только укутай его хорошенько, — крикнула она вдогонку Вадиму, — а то еще, не дай бог, простынет!

После этого она критически оглядела еле стоявшего на ногах Суворова, который своим изможденным видом мало отличался от Меньшикова:

— Снимай с себя все — и на свободную кушетку! Сейчас я тебя прокапаю!

— Не нужно, это не поможет, — категорически отказался от помощи Лекс и, видя, что медсестра собирается настоять на своем, повысил голос: — Я сказал — не нужно. Ты поняла меня, женщина? Я сам приду в норму!

Медведев, который, не обращая внимания на Сашкино недовольное ворчание: "Димыч, ты что меня, как ребенка..." — укладывал его на одну из свободных кушеток, ожидал взрыва негодования, но Оксана поразительно спокойно отнеслась к тому, что кто-то решил ей противоречить, и только предложила:

— Полежи тут все-таки хотя бы с полчаса, отдохни да грозу пережди. На дворе — ливень стеной, зачем тебе мокнуть?

— Да, мокнуть мне как бы и не к чему, — усмехнулся Суворов, на котором, похоже, не было ни одной сухой нитки, и, не дожидаясь больше никаких советов, открыл входную дверь.

Вадим проводил его недоуменным взглядом — каким образом Лексу всего парой слов удалось усмирить Оксану, которая подчинялась, да и то не безоговорочно, только Худякову? Если же кто-то другой начинал с ней спорить или просто соглашался не сразу, то разражалась гроза, вроде той, чьи отголоски доносились в блок интенсивной терапии даже сквозь многочисленные стены и перегородки. Загипнотизировал он ее, что ли?

— Димыч, что с нашими? — от раздумий на тему, как обращаться с женщинами, Медведева отвлек Сашка.

— Оперируют их, насколько я знаю.

Вадим удивленно уставился на Меньшикова, строптиво вертевшегося с боку на бок на узкой кушетке в попытках выбраться из того кокона, в который его замотал командир. Десять минут назад парень больше всего походил на мертвеца, а сейчас он изо всех сил сопротивлялся попыткам Медведева удержать его на месте.

— А Антон?

— Здесь. Им Света занимается, — Вадим кивнул в сторону крайнего бокса.

— Я помогу ей!

Сашка крутанулся так резко, что чуть не свалился с кушетки.

— Лежать! Блин, еле языком ворочает, а туда же! Помощник нашелся... — едва успев поймать парня, вполголоса рыкнул Медведев и придавил парня к кушетке, положив ему ладонь на грудь. — Лежи спокойно... Кому сказано?

Мгновенно возникло знакомое малоприятное ощущение оттока энергии, а Сашка стремительно начал превращаться в живого человека, беспредельно уставшего и иссушенного до крайней степени жаждой, но живого, который наконец добрался до источника с прохладной и чистой водой.

Через несколько минут у Меньшикова хватило сил, преодолев сопротивление своего командира, не только сесть, но и подняться с кушетки.

— Если Света скажет, что я не нужен, я ей под руку не полезу, — заматываясь в простыню, заявил он Медведеву.

— У нее есть, что ли, время с тобой разбираться? — попробовал остановить его Вадим, но особо в этом не преуспел так же, как и появившаяся из своего закутка Оксана.

— Светочке сейчас не до разговоров ни с тобой, ни с кем другим, — загородила она проход к крайнему боксу.

— Я и так пойму, без всяких слов, нужна Свете помощь или нет, — фыркнул Сашка и протиснулся мимо медсестры, едва не потеряв при этом свое импровизированное одеяние.

Подхватив простыню в самый последний момент, он для надежности завязал ее узлом и скрылся в боксе, где лежал Антон.

Вслед ему донеслось, причем с явно поощряющей интонацией:

— Вот ведь молодежь пошла!

А затем, уже совсем другим голосом, в своей обычной манере, как неразумному ребенку, упрямство которого давно утомило взрослых, она бросила Медведеву, собравшемуся последовать за парнем:

— Я ведь уже сказала, что тебе там делать нечего! Только мешать им будешь!

— Ладно, не буду я никому мешать, — в досаде, что не может противостоять Оксаниному напору, Вадим уселся на кушетку, еле увернувшись от ее очередного тычка, который мог бы свалить и быка. — Буду сидеть тихо, как мышь под веником, только скажи, что это за пакость к Шурику прилипла.

— Да ты все равно не поймешь! — отмахнулась от него медсестра.

— Ты объясни, а уж пойму я или нет — это не твои проблемы, — Вадим окончательно обиделся на столь явно демонстрируемое пренебрежение и решил не уступать хоть в этом вопросе.

— Твой мальчик пытался держать кого-то, кто ему не по силам, и, не знаю, где он этому научился, сплел, попросту говоря, сеть, чтобы привязать к себе того человека. Силенки-то у него есть, но опыта не хватает, вот сам в ней и запутался, когда хотел ее распустить. Понял? — нависая над Медведевым и уперев руки в боки, не без насмешки спросила Оксана.

— Понял, — кивнул Вадим и нахмурился. — И даже то понял, кто его этому научил.

И тут влез проклятый Эльф со своими шаманскими штучками!

Света потому и не заметила ничего, что ее знания светлые, темные силы она никогда не использует, а Сашка готов бездумно применить все, что покажется подходящим, пусть даже с риском для самого себя. Вообще, он знал об опасности? Эльф предупредил его или нет? Медведев был готов порвать авиатехника голыми руками, если бы тот попался сейчас на глаза, но, с другой стороны, вряд ли бы Сашка смог без этой призрачной паутины, которая чуть не задушила его, доставить ребят живыми до дома. Опять же, привести парня в чувство без помощи Эльфа было проблематично, во всяком случае, намного сложнее; на то, что всерьез, или же издеваясь, предложила Оксана, Медведев никогда бы не отважился, просто физически не смог бы это сделать. А ждать Свету, когда она закончит с Антоном, упустить драгоценное время...

Неужели все обошлось?

Вадим никогда не считал себя суеверным, но сейчас боялся о чем-либо думать, чтобы не сглазить. Обернувшись, он несколько секунд пристально разглядывал спавшего младенчески крепким сном Славу Шевченко, которого не разбудили ни громкие голоса, ни грохот валившегося на кафельный пол металла. Из крайнего бокса не доносилось ни звука, но каким-то шестым или неизвестно каким по счету чувством Медведев даже на расстоянии почувствовал, что напряжение за полупрозрачными стенами исчезло, как если бы там осталась лишь не требующая особых усилий рутинная работа.

Нет, действительно, неужели они наконец-то вернулись домой, пусть не совсем целыми и здоровыми, но вернулись? В институтской клинике сделают все, чтобы вылечить раненых, и не просто вылечить, а вернуть их в строй — уж в этом-то Медведев был уверен. И в подтверждение его мыслям, вернувшаяся в блок интенсивной терапии Оксана, заговорщицки оглядываясь по сторонам, сообщила, что Середкина уже прооперировали, Зорин до сих пор в операционной, но там дело тоже вроде благополучно продвигается.

— А друг твой, — усмехнулась она, — в какой-то камешек так вцепился, что даже под наркозом его не выпустил, так до сих пор и держит в кулаке.



* * *


Быстро уходившая на северо-восток, первая в сезоне гроза разбудила природу. Порывы ветра расчесали свалявшиеся за бесконечную зиму пряди берез, ливень промыл их и заодно растопил притаившиеся в тенистых низинах остатки снега. Вспышки молний, раскаты грома и выглянувшее затем солнце, клонившееся к горизонту, но ослепительно яркое после непогоды, заставили проснуться все вокруг: мгновенно полопались набухшие почки на ветках, кроны деревьев окутались зеленовато-розовой дымкой, стыдливо пряча морщинистую темную кору под полупрозрачной вуалью разворачивающейся листвы. Сквозь толстый слой прошлогодних листьев молодая трава пробивалась с трудом, но в тех местах, где слежавшуюся корку удалили граблями, свежая зелень бодро затягивала голую землю.

Ирина смотрела на просыпающийся парк, но не замечала происходящих на ее глазах изменений. Она то ходила от стены к стене по необычно пустынному холлу около служебных лифтов, то, облокотившись на подоконник, застывала в неподвижности, и только тонкие пальцы нервно постукивали по стеклу, выдавая ее волнение, — за толстым рифленым стеклом, отгораживавшим отделение сочетанной травмы от соседнего отделения общей травматологии, сейчас находились не безразличные ей люди.

О том, что группа спасателей возвращается из командировки не в полном составе, а некоторые из ребят находятся в тяжелом состоянии, Ирина узнала одной из первых. Они с Лексом отправились на обед, и вдруг показавшийся оглушительным, как сирена на машинах спасателей, звонок мобильного телефона принес тревожные новости и распоряжение руководства срочно готовиться к полету в качестве второго пилота на медицинском вертолете — и всем, конечно же, стало не до обеда. А часа через два Лекс ворвался к Ире в лабораторию, чуть не сбив с ног самого младшего из братьев Суворовых и лишь чудом не свалив на пол картонные коробки с новой посудой, составленные в проходе между двумя островными столами.

— Ты говорила, у тебя есть пропуск в клинику? — почти крикнул он через полкомнаты, уворачиваясь от столкновения с остолбеневшей от неожиданности Людмилой. — Для всех отделений? Всюду можешь попасть?

— Да, кроме операционных и реанимации, — с легким удивлением ответила Ирина.

— Дай на время, — прозвучало отнюдь не просительным тоном.

— Один не пройдешь, — Ира не стала допытываться, зачем Лексу нужно попасть в клинику, раз спрашивает, значит, нужно. — На входе живой человек пропуск смотрит.

— Обойти никак нельзя? Через подвал или еще как?

— Прорвемся, — усмехнулась она, выдернула из шкафа со спецодеждой темно-синий халат и скомандовала: — Одевайся и бери ящик для проб.

Подворачивая на ходу длинноватые для него рукава халата, принадлежащего младшему брату, Лекс слетел по лестнице следом за Ириной и догнал ее уже на выходе из корпуса подразделения экологической безопасности.

По дороге, косясь на клубящиеся черные тучи, в толще которых сердито ворчал гром, Лекс маловразумительно ответил на невысказанный, но повисший в воздухе вопрос:

— Мне нужно быть там. Пока летели, было не до того, чтобы глазеть по сторонам, но похоже, что Александр... В общем, я должен убедиться и, если мне не показалось, то срочно выцарапывать бойца.

— Ладно, потом расскажешь, — вздрагивая от пока что редких, но тяжелых капель дождя и переходя с быстрого шага на бег, бросила Ирина, догадываясь, что друг не хочет, пока сам не уверен, ни о чем говорить, — когда все сделаешь.

— Лады, — охотно, даже, можно сказать, благодарно согласился Лекс и тут же, пытаясь полой своего халата прикрыть Иру от начинающегося ливня, сказал, желая направить ее мысли по другому руслу: — Надо было зонтик взять.

— На сколько бы его хватило? На пять минут? Или вообще на десять секунд, до первого порыва ветра? Против урагана ни один зонтик не выстоит.

Словно бы польщенный таким повышением в звании, ветер, до этого дувший им навстречу, резко поменял направление и начал подталкивать в спину, помогая добраться до укрытия. В быстро сгущавшейся тьме Ирина с Лексом, подгоняемые его порывами, только успели добежать до служебного входа в клинику, как началось светопреставление: сразу несколько молний располосовали в разных направлениях почерневший небосвод, фонари, фотоэлементы которых решили, что наступила ночь, и включили их, мигнули и погасли, а отдельные капли слились в сплошной поток воды, хлынувший на землю.

— Вовремя вы, однако, — возвращая Ирине пропуск, усмехнулся охранник клиники.

— Ой, не говорите! — она тряхнула волосами, осыпав брызгами молодого тощего парня. — Не раньше, не позже, как я за образцами собралась. Назад пойду — придется или ждать, пока гроза закончится, или по подвалам плутать. А там так холодно, и еще темно и страшно, — чуть капризно и в то же время кокетливо добавила Ира и для усиления эффекта состроила глазки.

— Как освободитесь, подходите ко мне! Я провожу вас, когда и куда захотите, только мигните.

Охранник — наверняка из новичков, потому что никто из старых сотрудников, хотя бы немного знавших Ирину, не купился бы на столь незамысловатую уловку — охотно поддержал легкий флирт со стороны молодой привлекательной женщины в явной надежде на его переход в нечто большее.

— Обязательно! — изо всех сил сдерживая смех, Ира постаралась сделать глуповатое лицо, по-кукольному хлопая ресницами, и, завлекательно улыбнувшись охраннику, потянула за собой Алексея, который с изумлением наблюдал за спектаклем. — Это со мной, — небрежно бросила она.

Суворов махнул своим пропуском перед носом размякшего и утратившего бдительность охранника и, не дожидаясь его реакции, протиснулся через турникет вслед за Ириной.

А дальше последовал небольшой кросс по практически безлюдному коридору, за ним — вызов Ириным пропуском служебного лифта, который доставил их к дверям отделения сочетанной травмы.

— Не доходя до холла, слева, — Ирина объясняет, где находится блок интенсивной терапии, — замок электронный, откроешь моим пропуском. Пять минут — воздушный душ, включается и отключается автоматически, поэтому придется ждать. Заодно высохнешь, — улыбается Ира и предупреждает: — Глаза закрой, потому что там еще и ультрафиолетом эти пять минут облучают.

— Для дезинфекции, — Лекс кивает, показывая, что понял.

— Дверь в блок откроется сама, с задержкой секунд в пятнадцать. Ну а там уж сориентируешься.

— Все. Пошел.

Пластиковая карточка вставлена в щель запирающего устройства, почти неслышный щелчок, красный огонек сменяется зеленым — и Лекс с Ириным пропуском в руках пересекает порог отделения.

— Дождусь, — так же лаконично говорит ему в спину Ира, не зная, слышит Лекс или нет, настолько сосредоточен его взгляд.

И вот она, переживая за всех сразу, ждет его, не зная, сколько времени прошло. На часы, конечно, Ира посмотрела, тут же забыв, что увидела.

"Нужно было пойти вместе. Нужно было пойти вместе с ним, — запертой мухой под черепной коробкой билась одна навязчивая мысль. — Помочь бы я вряд ли чем смогла, но хоть узнала бы, что и как. Что же с Санькой произошло? Что Лекс увидел? На пустом месте он так психовать не станет. А я психую именно на пустом месте, потому что ничего не знаю! Если бы и в самом деле ничего серьезного ни с Санькой, ни с кем другим не было, то Лекс не стал бы там задерживаться, скорее всего, его просто-напросто выставили бы оттуда! Значит, все-таки что-то очень и очень не хорошее и, возможно, не только с пацаном..."

Когда Ире ненадолго удавалось прогнать мрачные мысли, в голову начинала лезть навеянная бушевавшей за окном непогодой ерунда про зонтики, открытую дома форточку, оставшиеся с осени на даче резиновые сапоги, размытые грядки и многое другое. Но стоило отделаться от этой чепухи, как снова наваливалось беспокойство: "Что там, за чередой закрытых дверей? Конечно, там Света, там Лекс, Вадим, кажется, тоже там. А вот это — чревато! Но, наверное, у обоих хватит мозгов отложить выяснение отношений на другое время..."

Ира сердито посмотрела на полупрозрачную стеклянную стену, словно пытаясь сокрушить ее силой взгляда, и уже подняла руку, собираясь позвонить и потребовать, чтобы ее пропустили внутрь, как замок в двери щелкнул и в проеме появился Алексей — мокрый с головы до ног, взъерошенный, весь в темно-бурых кляксах на коже и одежде, еле стоящий на ногах от усталости. Но сквозь смертельную усталость просвечивало удовлетворение от хорошо сделанной сложной работы.

— Порядок! — хриплым, будто сорванным, голосом произнес Лекс и, похоже, что одно единственное слово отобрало остатки сил, потому что он тут же сполз спиной по стенке, оставив на ней темный мокрый след, и уселся на пол.

Ира бросилась к нему:

— Порядок?! Да как же они тебя отпустили? Неужели не видели, в каком ты...

— Видели, но не разглядывали, — слабо усмехнулся Лекс, открывая налитые кровью глаза. — А я быстро-быстро, пока никто не увидел, чего мне не надо, ушел. Я от бабушки ушел, я от дедушки ушел... Слушай, там такая бабушка-медведица всем заправляет... Она обнимет, и Колобок превратится в лаваш. Сашку на радостях чуть не раздавила, а родственника твоего строила так, что смотреть приятно. Медведица с медвежатами... Ты ее знаешь?

— Не пересекались, — коротко ответила Ира; ей показалось, что друг бредит, и она обеспокоенно спросила: — Что ты сделал? Что там было?

— Да, в принципе, ничего особенного, расскажу потом, если хочешь. Но не сейчас. Давай, я посижу так маленько, и мы с тобой пойдем домой. И, кстати, Кнопка, — круто меняя тему, Алексей вдруг назвал Ирину старым школьным прозвищем, — признавайся, где ты всему этому научилась?

— Чему? — в полном недоумении спросила она.

— Ну, этому.

Ехидно улыбаясь, Лекс сложил губы бантиком и несколько раз моргнул, явно передразнивая Иру, то, как она разговаривала с охранником.

— Всем этим штучкам-дрючкам. Где ты набралась подобной пошлости? Имей в виду — тебе это не идет. — Алексей перестал улыбаться, и его лицо, на которое вновь наползла усталость, враз постарело лет на двадцать. — И больше так не делай.

— Не буду, — Ирина пожала плечами, не находя никаких оснований для проявления ревности со стороны друга, и в отместку за Кнопку, припомнив, на что тот обижался в школьные годы, насмешливо добавила: — Крошечка-хаврошечка.

— Язва, — пробормотал Лекс и закрыл глаза.

— От язвы слышу! — отпарировала Ира и добавила совсем другим голосом: — Леш, если можешь двигаться, пошли отсюда. А то в мокром да на каменном полу... Ангина, цистит, простатит, воспаление легких — тебе это надо?

— Огласите весь список, пожалуйста, — не поднимая век, попросил Алексей, — я выберу для себя что-нибудь поинтереснее.

— Да я тебе хоть всю медицинскую энциклопедию могу вслух прочитать, только не здесь.

— С выражением? — Лекс приоткрыл один глаз.

Ира кивнула.

— И с картинками? — Второй глаз тоже открылся. — Если с картинками, то я согласен, а голый текст меня не интересует, в отличие от...

— Большой мальчик, без картинок обойдешься, — Ира решила перебить наверняка заранее заготовленную двусмысленность и тут же устыдилась своей резкости: — Леш, все-таки, если тебе плохо, давай я кого-нибудь из медиков вызову.

— Не-на-до, — раздельно, по слогам произнес Алексей и взял Иру за руку. — Дойду я до своего ангара, не боись, только пошли действительно по подвалам, чтоб меньше на глаза народу попадаться.

— У тебя сменка-то есть? Найдешь, во что переодеться? — поинтересовалась Ирина, крепко сжав руку друга и помогая ему встать.

— Спецовка где-то валялась. — Лекс в сомнении дернул одним плечом, второе в ожидании лифта было задействовано в качестве опоры на стену. — К завтрашнему вечеру джинсы высохнут, а майка — тем более. Домой поеду в относительно приличном виде.

— Так ты что, на работе ночевать собрался?

Лекс молча кивнул, и Ира догадалась, что ему не хочется лишний раз волновать родителей, потому что вид у него был очень и очень не здоровый.

— Не выдумывай, — она неодобрительно покачала головой. — Поехали ко мне, если маму пугать не хочешь, приведешь себя в порядок во всех отношениях.

— Неудобно как-то, — замялся Алексей.

— Неудобно, сидя под столом, штаны через голову надевать, — категорично отрезала Ирина.

— Под столом? Да, наверное.

Согласившись с этим доводом, Лекс согласился и с Ириным предложением. По дороге из института он, чтобы не заснуть, начал рассказывать о том, чему учила его шаманка. Ира с любопытством слушала о том, что вселенная, оказывается, состоит из трех миров: верхнего, среднего и нижнего. Верхний является обиталищем богов-демиургов, средний населяют люди, то есть это наш обычный мир, а нижний принадлежит демонам. Каждый из миров делится на семь слоев, по этим слоям, переходя из одного в другой, могут, в зависимости от уровня своих знаний и мастерства, перемещаться шаманы.

— Три нижних слоя нашего мира — это души умерших, чем больше человек при жизни совершил неправедных дел, тем тяжелее его душа, тем ниже она опускается и в самом нижнем слое становится легкой добычей для демонов, устраивающих там ловушки...

— Сашка влип в такую ловушку? — ужаснулась Ира, перебив друга.

— Нет, все вовсе не так страшно, — успокоил ее Алексей. — С такой ловушкой я бы не справился, а то, что было на Саньке, мне по силам. Понимаешь, все три мира населяют духи. Они разные по силе и могут быть и добрыми, и злыми, изначально это не предопределено, один и тот же дух может помочь и может навредить. Тот дух, на которого напоролся Санька, скорее склонен помогать людям, шаманы чаще всего обращаются именно к нему, когда душу умершего нужно вызволить из лап демонов, к тому же он один из самых сильных, легко ходит между мирами. Некоторые даже считают, что это один из богов, которому скучно пребывать в безделье после того, как он сотворил свою часть вселенной.

— И что он сделал с Сашкой? И что сделал ты?

— Я так думаю, что Саньку он вообще не заметил. Тут дело в другом. Тхар часто ходит между мирами в обличье паучихи, ткет паутину и перемещается по ней вверх или вниз. Эту же паутину Тхар использует, чтобы выдернуть нижнего мира демонов ту душу, которая, по его мнению, заслуживает снисхождения. Санька, пока вез ребят домой, почувствовал, что может не удержать их, и нашел в одном из нижних слоев, где они в это время были, старые тенета Тхар и решил их использовать. Единственное, что он сделал неправильно — слишком крепко завязал ловчую нить на себе. А у нее, хотя она и не совсем живая, сработал инстинкт: то, вокруг чего она плотно намотана, — это добыча, которую нужно законсервировать до появления хозяина.

— А ты смог ее развязать? Да? — Ира, внимательно слушавшая эту фантастическую историю, остановила машину и, повернувшись к другу, с восхищением посмотрела на него.

— Не развязал, а размочил. Она горячей воды боится, от холодной становится твердой, как камень, а в горячей размокает, тогда ее можно собрать и потом растворить так, что ничего не останется.

— А кроме тебя ее никто не видел? Даже Света?

Лекс пожал плечами:

— Нужно знать, что ты хочешь увидеть. А еще лучше хотя бы раз столкнуться, так сказать, на практике.

— Ты можешь ходить между слоями? — продолжила допытываться Ира.

— Могу спуститься на один слой вниз, но, в основном, не по своей воле, меня туда затягивает...

— Это значит, если тебе плохо, как тогда, когда Света ко мне приехала, то ты проваливаешься туда, где уже нет живых? Это что, клиническая смерть? — испугалась Ира.

— Не совсем, — постарался успокоить ее Лекс. — Сознания при этом я не теряю, даже если так кажется со стороны, все вижу и слышу, только реакция... Не то чтобы ее нет совсем, но она очень замедленная, потому что время там течет с другой скоростью, поэтому Санька спустился туда вместе с мужиками, чтобы "замедлить" их и довезти живыми. В общем, не бери в голову, сегодня я к границе даже не приближался, — он решил "закрыть тему", потому что увидел ужас, переполнивший широко распахнутые синие глаза. — Кстати, Светлана, я это чувствую, может свободно ходить через слои нашего мира, возможно даже, заглядывать в верхний. Но она делает это как-то по-другому, но как именно — не пойму. Нам бы плотно пообщаться на эти темы, но при наличии твоего родственника, тире ее мужа — это нереально. Но, я понимаю, — усмехнулся Алексей, — невозможно жениться на такой женщине и не ревновать ее ко всему окружающему миру. Правда, я не понимаю другого — как при этом он может выставлять на всеобщее обозрение ее портреты? По-моему, только на двух из десятка, что висят в зимнем саду, на твоей подруге есть какая-то одежда. И что, его не смущает, что все ее видят в чем мама родила? А ее это тоже не смущает?

— Я думаю, нет, потому что это, — Ира вдруг запнулась и густо покраснела, вспомнив свой собственный опыт в качестве натурщицы для Медведева, — даже не фотография, а всего лишь рисунок, плод воображения, абстракция, что ли. Между прочим, — добавила она, — ты, наверное, не заметил, но там едва ли не пол-института висит и одетых из них — разве только Кронидыч.

— А тебя там почему нет? — с любопытством разглядывая яркий румянец, спросил Алексей. — Ни в одетом виде, ни в раздетом.

— Просто нет — и все, — отрезала Ирина. — И не будет. Ни в каком виде. Можешь считать меня замшело-старомодной.

На это Лекс ответил:

— Я считаю тебя самой лучшей.



* * *


Ира увезла Алексея к себе домой, а несколькими часами позднее Вадим уехал домой вместе со Светланой, почти силой вытащив ее из бокса, где лежал Антон.

— Ты сделала все, что могла сделать, и выложилась при этом до предела, — недовольно ворчал Медведев, помогая жене устроиться в машине так, чтобы она могла подремать по дороге. — Смотри, тебя ведь от малейшего ветерка шатает, столько сил отдала, и хочешь в БлИТе на всю ночь остаться, причем не в качестве пациента. В конце концов, там ведь Шурик есть, он вполне оклемался и, если что, поможет Тохе, а ты сейчас уже ни на что не способна. Все! — Вадим даже повысил голос, заметив, что Света хочет что-то возразить ему. — Лучше помолчи, силы сэкономишь! Ни слова не хочу слышать! Иринка пусть остается да завтра у тети Веры, а мы едем домой. Есть и спать — вот твоя программа действий на ближайшее время.

— А твоя?

— То же самое, — все еще сердито ответил Вадим, — плюс душ и мытье посуды.

— Последний пункт предлагаю заменить кое-чем другим, — Светлана решила не обижаться на резкий тон мужа и улыбнулась. — Ты не представляешь, как я по тебе соскучилась! Две недели, даже больше, без тебя — это пытка, Дим, жестокая, невыносимая пытка.

Медведев с трудом спрятал довольную улыбку — еще бы, любому мужчине после долгого, или не очень, отсутствия приятно услышать в свой адрес такие слова. Особенно, если он уверен в искренности той, что их говорит.

— Что, неужели прямо так уж и скучала? — преувеличенно недоверчивым тоном, не желая сразу сдавать позиции, поинтересовался Вадим. — И не нашлось никого, кто бы тебя развлек?

— Димка, ты это о чем? — удивление Светланы было настолько неподдельным, что Медведеву стало стыдно.

— Ладно, зая, извини. Неудачная шутка. Глупая, неудачная шутка. Когда приедем домой, можешь отлупить меня тапком.

— Я посмотрю, как ты будешь себя вести, — напустила на себя строгость Светлана, — может быть, придется опробовать новый веник.

— Интересно, мне удастся заслужить прощение прямо сейчас? — пробормотал Вадим и, увидев в зеркале заднего вида поощряющий взгляд Светланы, съехал с трассы на заросшую кустами поляну.

Все хорошо, что хорошо кончается — есть такое расхожее изречение. Жизнь возвращалась в свою колею: семья, привычные домашние хлопоты, работа — все было таким же, как до командировки. Сашка уже на следующий день как ни в чем не бывало бегал по территории института, навещая своих приятелей. Начал он, с клиники, в первую очередь забежав к Антону как раз в тот момент, когда друг воевал со сменщицей Оксаны, доказывая ей, что дойдет до туалета сам.

Усов, с обритой наголо головой, изукрашенной вернувшимися на прежнее место пусетами, щедро измазанный зеленкой и облепленный пластырем, пытался встать, а медсестра его не пускала. По комплекции она никак не дотягивала до Оксаны, поэтому силы были примерно равны и борьба шла к ничьей. Появление Меньшикова позволило обеим сторонам выйти из ситуации без урона для профессиональной чести медработника и достоинства пациента — Сашка, подхватив друга в охапку, увел его в туалет, клятвенно заверив медсестру, что при необходимости, назад принесет больного на руках.

— Я тебе покажу — больного! — от души пообещал Антон.

— Ладно, не больной, — не стал спорить Меньшиков. — Скажи, "небольной", ты вообще как?

— Нормально, — пожал плечами Антон. — Жрать все время хочу. И голову кружит, но не сильно. И никого не слышу, Света, наверное, перестаралась.

— Да, вроде, ничего лишнего не появилось, — Сашка внимательно со всех сторон оглядел друга. — Нет, здесь все как было, ничего не добавилось. А там?

Усов с недовольной гримасой задрал больничную рубаху. Кожа вокруг больших серых кнопок была красной и сильно припухшей, но кнопки, судя по их виду, были те же самые, дополнительных не появилось, так что претензии к Светлане были безосновательны, о чем Сашка тут же и заявил.

— Сегодня ее Димыч точно никуда не отпустит, а завтра, когда Света приедет, вы уж с ней экспериментируйте, как улучшить слышимость.

— С ней все в порядке? — забеспокоился Антон.

— Устала, конечно, здорово, но не до такой степени, чтобы с ног свалиться.

Хотела остаться с тобой до утра, но Димыч ее почти со скандалом домой увез.

— Правильно сделал, — согласился с действиями командира Антон, — не то, что со скандалом, конечно, а то, что увез.

К Середкину, который еще был в реанимации, Сашку не пустили, но хирург, которая его оперировала, сказала, что на следующий день Генку переведут в общую палату.

— Вот тогда, пожалуйста, — улыбнулась врач. — Только имейте в виду, что продукты ему никакие приносить нельзя, и товарищам своим это передайте.

С Денисом все обстояло далеко не так гладко: многочасовая операция, клиническая смерть, из которой Зорина вывели, только применив прямой массаж сердца, искусственная вентиляция легких и уклончивые ответы врачей о дальнейших перспективах. Если бы Худяков был на рабочем месте, то Сашка любым способом выцарапал бы из него информацию о товарище, но Олег как завотделением с утра парился на совещании у директора института, а такие мероприятия никогда быстро не заканчивались.

Лекса, которому он хотел задать немало вопросов, тоже не было на работе. Правда, Сашка дозвонился ему на мобильник, но услышал только недовольное: "Я сплю", — и короткие гудки следом.

И лаборатория в этот день работала без начальницы.

— Ирина Владиславовна вчера Алексея Васильевича на своей машине увезла. А на сегодня — отгул взяла, — с двусмысленной ухмылкой сообщила Людмила.

— И что в этом такого? Ирина Владиславовна дочку в садик с осени отдает, им кучу справок собирать нужно! На это и одного дня мало! — Аня бросилась на защиту начальницы, не обращая внимания на ехидное выражение лица старшей лаборантки.

— Я без понятия, — Суворов-самый-младший решил придерживаться версии, что ничего не знает, хотя явно что-то знал, — кто, куда, когда, зачем... Мне не докладывают.

А потом Сашка напоролся на тестя.

— Мы-то переживаем, думаем, он до сих пор на больничной койке под капельницей валяется, мать, жена, теща, дети — все извелись от беспокойства, а он по институту рассекает! Лишний раз позвонить домой не может!

И далее Новоселов высказал Сашке все, что он о нем думал раньше, с того самого момента, когда стажер оказался в группе Медведева, что думает в данную минуту и о чем придется думать в ближайшее время, если "этот остолоп" не возьмется за ум. Размышления Петровича сводились к тому, что дешевле обойдется прибить зятя собственноручно и даже отсидеть за это — за убийство в состоянии аффекта много не дадут — чем терпеть дальше этого разгильдяя.

А на следующий день "под раздачу" попал Медведев. Точно так же, как перед командировкой, он был отконвоирован с проходной прямиком в кабинет Черепанова, где получил небывалую выволочку.

Вадиму показалось, что начальник мордовал его несколько часов, тыкая носом во все, даже самые мелкие, прегрешения не только от себя, но и, как сказал Черепанов, по поручению Кузнецова. Потом в кабинет зашел Порошин, и к злому следователю добавился еще один, очень злой следователь.

Вдоволь повозив командира первой группы "фейсом об тейбл", Черепанов наконец-то сделал передышку, во время которой Порошин добил Вадима.

— Как насчет того, чтобы написать рапорт?

Медведев ждал этих слов с той секунды, как переступил порог кабинета начальника, и услышал их почти с облегчением, потому что ему уже пригрозили и трибуналом, и тюрьмой, и едва ли не пожизненным заключением. Но продолжение повергло его в ступор.

— О переводе в "Центроспас", — после мхатовской паузы добавил кадровик.

— Кузнецова ты очаровал по самое не могу, — удовлетворившись зрелищем, как Вадим ловит отвалившуюся челюсть, усмехнулся Черепанов. — По его словам, ни спать, ни есть, ни пить не может, днями напролет мечтает о таком сотруднике.

— Нет, — как недодушенный висельник, казнь которого прервали ближе к концу процесса, прохрипел Медведев. — К Кузнецову не пойду. Об увольнении рапорт напишу, о переводе — нет.

— Он еще выбирает! — пришел в восторг Черепанов. — Нет, вы только гляньте — он еще выбирает!

Порошин же был сама задушевность, но задушевность, пропитанная ядом.

— Ты бы, Вадим Дмитриевич, не торопился с ответом. Подумай, дома посоветуйся, послушай, что жена скажет. Мы же от тебя не требуем немедленно решить, что делать, но и откладывать надолго тоже не стоит.

— Все понял? — не давая Медведеву ответить кадровику, спросил Черепанов. — Чудненько. А теперь... Все-таки рапорт от тебя нужен, — усмехнулся он и внезапно рявкнул: — Да!!! С описанием всех твоих художеств! Подробно! Поминутно, с момента отлета! Все!!! Пшел вон!!!

Со Светой Вадим начал разговор, но заранее практически зная ее ответ.

— Давай подумаем, что это даст? — она подошла к делу предельно рационально, как поступила бы Ирина. — Во-первых, карьера...

— На фига она мне нужна! — Медведев тут же обозначил свое отношение к первому пункту. — Мне и место Кронидыча, вообще-то, медом не намазано!

— Во-вторых, загранкомандировки...

— Знаешь, где я их видел? Мне этой достаточно на всю оставшуюся жизнь! Одно — не положено, другое — нельзя ни в коем случае, третье — местные будут против, нужно уважать их традиции, четвертое, пятое, десятое... Как на дипломатическом приеме или минном поле, не знаешь, куда ступить, что сказать, а уж сделать что-то по своему усмотрению — все, скандал! В будущем я вообще предпочел бы не выезжать за пределы нашей области!

— Дим, не зарекайся.

— Я не зарекаюсь, я просто говорю, что не хочу. Не хочу я никаких командировок и никакого перевода!

— Может, зря? В Москве и с учебой проще, не нужно будет мотаться через полстраны на сессии.

— Света, ты что, издеваешься? — Медведев начал свирепеть. — Специально говоришь о том, от чего меня трясти начинает? Или у тебя нет ни одного нормального, действительно стОящего довода "за"? И вообще, какого лешего ты говоришь только про меня? Своего собственного мнения у тебя разве нет? Для тебя-то что лучше? А для Иринки?

— Откровенно говоря, — пожала плечами Светлана, — я не вижу ничего такого, чтобы бросить все и рвануть в столицу. Да, Москва, да, мегаполис. И что?

— Музеи, театры, магазины, — буркнул Вадим, — столичное образование, медицина опять же.

— В музеи и театры мы ходим, конечно, не каждый день, но раз в неделю — точно, — насмешливо заметила Света. — Когда последний раз мы где-то были?

Медведев задумался и вспомнил совместный поход в кино полгода назад.

— Что-то я сомневаюсь, что после переезда в Москву, ты станешь завзятым театралом.

С этим высказыванием Вадим не мог не согласиться.

— Магазинов у нас достаточно, были бы деньги, а где их потратить — найдется. На медицину, конечно, я не говорю про районную поликлинику, тоже грех жаловаться, насчет образования ничего не скажу, но, думаю, и у нас можно найти приличную школу, например, лицей, где Лешка учится.

— Так ты против переезда? — Медведев пытался скрыть радость, но у него это плохо получалось.

Светлана, не отвечая, помахала пальцем перед лицом мужа, чтобы он дал ей договорить ее, и продолжила:

— Здесь все свое, родное, дом, друзья и, извини, могилы родителей, бабушек, дедушек. Как их бросить? Я не знаю, Дим, просто не представляю. Мне кажется, что мы корнями вросли в здешнюю почву, и ехать куда-то, пусть даже в столицу, в поисках лучшей жизни...

— Не поедем! Все, решено — не поедем! — счастливо улыбаясь, Вадим перебил Светлану. — Ну ее на фиг, эту Москву! А театры и музеи от нас никуда не денутся, — добавил он и предложил: — Давай напросимся в гости к Ириной подруге, которая живет в Питере. Помнишь, я еще в клинике когда валялся, мы с тобой мечтали о такой поездке? Чего еще откладывать? Иринка подросла, меня расстреливать, вроде бы, передумали, как и выгонять с работы, так может, хотя бы две недели отпуска летом дадут, и мы все вместе поедем в Питер.

— Все вместе?

— Да, мы втроем и Ира со Светлашкой и Лехой.

— Ты знаешь, мне нравится эта идея, — улыбнулась Света. — Только, сам понимаешь, здесь все завязано на Иру, так что сначала нужно с ней об этом поговорить, когда у нее отпуск, что она планирует, а потом уже строить планы.

— Поговори с ней, зая, а я, — Вадим тяжело вздохнул, — пойду переделывать рапорт, потому что первый вариант Кронидыч завернул. На ближайшее время у меня все остальное отменяется.

Черепанов решению Медведева был рад и не пытался это скрыть, лишь поинтересовался:

— Не пожалеешь?

— Нет, — последовал уверенный ответ.

— Точно?

— Точно.

— А Светлана?

— Тоже.

— Отлично, — Черепанов кивнул, забрал у Вадима переделанный в третий раз рапорт и озадачил его новой проблемой: — На совещании у директора речь шла не только о твоих эскападах в тропиках. На высшем уровне нашего ведомства продемонстрировали недоумение, смешанное с недовольством, почему наш институт до сих пор не получил соответствующую аккредитацию, чтобы можно было привлекать сотрудников к международным спасательным работам.

После этих слов начальника у Медведева зародились нехорошие предчувствия, которые немедленно оправдались.

— Мы тут подумали и решили, — Николай Кронидович сделал паузу, словно давая Вадиму возможность перебрать в уме список возможных неприятностей, которые его ждут, и подготовиться к худшему, — что ты займешься подготовкой документов к этой самой аккредитации. Формы, образцы, как их заполнять, и необходимые документы получишь у Виктора Елисеевича, в компьютерном отделе тебе выдадут ноутбук, все работу делаешь на нем, к сети не подключаешь, к Интернету — тем более. Проблемы будем решать по мере возникновения. Вопросы есть? Тогда приступай.

Вопросов пока что не было, было ощущение, которое, наверное, испытывают приговоренные к тяжелым каторжным работам без права помилования и надежды на досрочное освобождение, потому что разного рода канцелярщина была для Медведева самым худшим наказанием из всех возможных. Однако он примерно представлял, что стоило Черепанову отстоять его перед директором и вышестоящим руководством, поэтому только молча кивнул и отправился к Порошину за обещанными документами и инструкциями.

От повседневных обязанностей Медведева никто не освободил, учеба и суточные дежурства шли по графику, и все свободное время, в том числе и в выходные, у Вадима было занято заполнением бесконечных таблиц, куда вносились сведения о сотрудниках, технике, оборудовании, помещениях и многом другом, от чего он сначала тихо зверел, а потом, смирившись с неизбежной необходимостью чайной ложкой вычерпать море, впал в состояние, близкое к депрессии.

Оно усугублялось еще и тем, что Денис никак не приходил в себя. Генка уже довольно бодро, хотя и слегка согнувшись, передвигался по коридорам клиники, а вот Зорин до сих пор оставался в коме, и Худяков, уклончиво отвечая на вопросы о его состоянии, старался не смотреть на Медведева.

— Время нужно, время, — в ответ на расспросы Светланы передразнил Олега Вадим. — Как стал начальником, так по-человечески с ним и не поговоришь.

— Может, мне попробовать? — предложила Света. — Вдруг я уговорю его, чтобы меня пустили к Денису.

— В реанимацию? — скептически хмыкнул Медведев. — Рискни, конечно, но что-то я сомневаюсь в успехе твоего предприятия.

— Я все-таки позвоню Олегу, — решила Светлана. — Нет, лучше не по телефону. Поеду завтра с тобой, заодно Антона посмотрю.

Вадим пожал плечами, но спорить не стал.

У Антона все еще не нормализовалась формула крови. Дело было даже не в низком уровне гемоглобина, не вернувшемся к прежнему уровню после обильной кровопотери, врачей в тупик поставил дисбаланс некоторых компонентов. Сначала грешили на неправильный анализ, но, когда после небольшого скандала лаборатория подтвердила первоначальные результаты, медики заподозрили, что молодой спасатель подцепил в тропиках какую-то экзотическую заразу, и решили перевести его из терапии в инфекционное отделение. Если бы Светлана приехала в институт чуть позднее или ей пришлось уговаривать Худякова чуть дольше, то Антона, несмотря на все его возражения, успели бы отправить в строгий карантин, на неопределенное время изолировав его от окружающего мира.

Олег, призванный Светой на помощь, крепко поругался с лечащим врачом Усова и под личную ответственность забрал Антона назад к себе, в травматологию.

— Пока у меня есть свободное место в реабилитации, будешь там, — распорядился он, — потом посмотрим.

— Может, домой? — Антон, делая глаза, как у кота из мультфильма про Шрека, просительно посмотрел на врача.

— Я сказал, посмотрим, — сердито бросил Худяков и добавил, косясь на Светлану: — Только без самодеятельности.

Она обезоруживающе улыбнулась:

— Исключительно с твоего разрешения и под твоим контролем.

Посещение Дениса не дало никаких результатов.

Антон постоял рядом с койкой товарища, подержал безжизненную руку, прикоснулся к не закрытому повязкой виску и слегка поморщился:

— Ничего. Совсем ничего. Но я и вас не слышу, — он развернулся к стоявшим за его спиной Светлане и Олегу, — точно так же, как Деньку. Ни на каком расстоянии, даже при прямом контакте.

— Ладно, с тобой потом разбираться будем, — врач осторожно отстранил его и пропустил к койке Светлану.

Она надолго задержалась около Зорина и пришла к неожиданному выводу:

— Денис закрыл свой стазис паролем.

Заметив непонимающий взгляд Худякова, она объяснила:

— Это состояние будет длиться до тех пор, пока не произойдет что-то, на что Денис себя запрограммировал. Или это связано с его собственным состоянием, или с внешними условиями. Если первое, то нужно ждать, пока не заживут повреждения, второе — вообще непредсказуемо, но вряд ли это связано с тем, что вокруг. — Светлана рукой показала на обстановку палаты реанимации. — Нужно как можно скорее переводить Дениса отсюда и, Олег, только не возмущайся, разрешить навещать его.

— Думаешь, на родителей среагирует? Хотя... Возможно, — врач, размышляя вслух, кивнул. — Но пока рано. Положительная динамика есть, но очень небольшая. В лучшем случае, недели через две. Да, не раньше.

— Гена мне вот чего отдал, — Антон разжал левый кулак, и Света с Олегом увидели небольшую каменную пластинку, на которой угадывались человекоподобные черты. — Говорит, такой амулет был у той девчонки с малышом; он сам не знает, как и когда камень попал к нему, но уверен, что без него загнулся бы еще по дороге на базу. Если тогда этот дух вроде как за нас был, то Деньке он и сейчас, наверное, поможет.

Ворча про заразу, Худяков завязал на шее Зорина тонкий кожаный шнурок. Немедленного чуда не произошло, находившийся без сознания спасатель в себя не пришел.

Светлана нашла на груди Дениса свободное от датчиков системы мониторинга место и полоской пластыря зафиксировала камешек на коже.

— Скажи, чтобы не убирали, — попросила она Олега. — Хуже от него не будет.

— Да, вдруг подействует, — поддержал ее Антон.

Худяков пожал плечами и, с огромным скепсисом, но все-таки согласился:

— Будем надеяться. Пусть остается.

Продолжение в файле http://samlib.ru/k/kamskih_s/inst10.shtml

 
↓ Содержание ↓
 



Иные расы и виды существ 11 списков
Ангелы (Произведений: 91)
Оборотни (Произведений: 181)
Орки, гоблины, гномы, назгулы, тролли (Произведений: 41)
Эльфы, эльфы-полукровки, дроу (Произведений: 230)
Привидения, призраки, полтергейсты, духи (Произведений: 74)
Боги, полубоги, божественные сущности (Произведений: 165)
Вампиры (Произведений: 241)
Демоны (Произведений: 265)
Драконы (Произведений: 164)
Особенная раса, вид (созданные автором) (Произведений: 122)
Редкие расы (но не авторские) (Произведений: 107)
Профессии, занятия, стили жизни 8 списков
Внутренний мир человека. Мысли и жизнь 4 списка
Миры фэнтези и фантастики: каноны, апокрифы, смешение жанров 7 списков
О взаимоотношениях 7 списков
Герои 13 списков
Земля 6 списков
Альтернативная история (Произведений: 213)
Аномальные зоны (Произведений: 73)
Городские истории (Произведений: 306)
Исторические фантазии (Произведений: 98)
Постапокалиптика (Произведений: 104)
Стилизации и этнические мотивы (Произведений: 130)
Попадалово 5 списков
Противостояние 9 списков
О чувствах 3 списка
Следующее поколение 4 списка
Детское фэнтези (Произведений: 39)
Для самых маленьких (Произведений: 34)
О животных (Произведений: 48)
Поучительные сказки, притчи (Произведений: 82)
Закрыть
Закрыть
Закрыть
↑ Вверх