Влюбленные в море

— А дальше вы всему свидетелем были.

Рассказала она и об отце, о том, как боялась его совсем маленькой — сильно, и так же сильно любила, куда как больше, чем мать. Как начала возражать и спорить, сначала из упрямства природного, а после все больше входя во вкус, как приучилась иметь на все свой собственный взгляд.

— Я не могу о нем забыть. Выкинуть из памяти и жить, будто бы сирота. Не могу. Это мой якорь и порт, который манит всегда.

— Но что корабль без якоря? Щепка в море. Они нам нужны, якоря эти, без них человек теряется и места себе не находит. Оттого все дела дурные — когда нет за спиной дома и людей, которые любят и ждут.

— Любят... если бы так! — воскликнула горько Лючита.

Повертела в пальцах пустую чашечку. Кофе кончился, в скромной каюте доктора вновь запахло лекарствами и притираниями.

— Он забыл про меня и видеть не хочет.

— Разве может отец забыть дочь? Тем более, такую. Если судить по рассказам вашим, вы — плоть от плоти, и кровь у вас одна. Отец ваш человек достойный. Не бойтесь, он примет и, возможно, даже поймет.

— Если бы так.

Девушка качнула лишь головой, полная грусти. Но от беседы с сеньором Бри стало все же легче, будто поделилась той ношей, что тащила всю жизнь на загривке.

На обед собиралась тщательно: белая с красным рубашка, красный колет, любимая шляпа с пером. Сабля и пистолеты на месте, под штаниной спрятался, прилепившись к ноге, нож-наваха. Глянула с удовольствием в зеркало. Молода, хороша и опасна. Улыбнулась, пытаясь унять волнение.

Замешкалась у дверей, вспоминая совет доктора не ходить на встречу одной, и, при всем своем сумасбродстве, решила ему последовать. Унати, вечного охранника, на месте не было, чего и следовало ожидать — его вахту отпустили на берег. Братцу говорить не хотелось, а Уберто, которому могла бы довериться, как раз оказался занят делами с ним. Девушка отчаялась уж найти себе спутника и начала спускаться по сходням, когда столкнулась нос к носу с мистером Хоуком-старшим.

— О! Малкольм! Какими судьбами? Где вы пропадали все это время? — выпалила удивленная Чита и замолчала смущенно, понимая, что отчитываться перед ней он не обязан.

— Осматривался, так сказать, — уклончиво ответил мужчина. — А Даррена вы не видели, случаем?

— Нет, к сожалению.

— К сожалению? — прищурил один глаз сеньор, и девушка подумала с досадой, что и этот туда же пошел.

— Он же вам нужен, — пояснила она.

— Э! Не так уж и нужен. Вижу, вы направляетесь в город, сеньорита Фелиция.

Чита кивнула и осмотрела придирчиво, оценивая на предмет благонадежности.

— Мистер Хоук, а вы умеете хранить семейные тайны? — поинтересовалась так вкрадчиво, что тот хекнул и горделиво выпрямился, напрягая мышцы.

— Э! Сколько я их похоронил... — неопределенно ответил он. — А что требуется?

— Составить компанию одной маленькой, но очень опасной сеньорите.

В общем зале "Синеглазой рыбы" воцарилась атмосфера сонливости: хозяин протирает кружки, пышногрудая служанка, подоткнув подол, вымывает полы в углу. За дальним столиком сидят, обсуждая что-то, двое матросов с Кантары. Лючита морщится, когда они, завидев капитана, бурно ее приветствуют. Кивает коротко, но присоединяться не спешит, и они, заметив спутника девушки, благоразумно углубляются в разговоры о жизни.

Час проходит впустую. Местное пиво вовсе не так плохо, но от волнения кажется, будто горчит. Истории Малькольма Чита слушает вполуха, и если в другое время завалила бы кучей вопросов, то сейчас тревожные мысли в голове довлеют, заставляя не отрывать взгляда от двери. Посланник, кем бы он ни был, являться не спешит.

— Он не придет...

Неожиданно понимает, что приходить он и не собирался. Тревога захлестывает, девушка срывается с места, подлетает к хозяину.

— Здравствуйте, почтенный. Вам что-нибудь для Лючиты Фелис передавали?

Он трясет головой, явно не понимая, чем так рассержена эта красивая, но хмурая сеньорита.

— А для Марии Лючиты Альтанеро де Контильяк?

Он продолжает трясти головой, и Чита говорит совсем уже зло:

— А если хорошенько подумать?

— Н-нет... а! — вскрикивает, когда девушка направляет на него пистолет и начинает бормотать, — хотя, приходил сеньор, говорил, что если будет шуметь тут юная сеньорита, то сказать ей, чтоб шла к синему дому на гончарной улице, недалеко тут, от дверей налево, прямо и в первый проулок направо. Ай, не стреляйте, сеньорита, я тут не при чем!

— Э! А при чем тут ты? — спрашивает Малкольм, выныривая из-за спины Лючиты.

— Не при чем!

— Дурак, — бросает сердито хозяину девушка и отходит прочь, делая знак матросам, что все в порядке, она пошутила. Неудачно так, но пошутила.

— Э! Не знаю, что вы тут делаете, но мне все это не нравится, — заключает мужчина.

— Мне тоже не нравится, но... нам нужно туда.

— Не думаете ли вы, что все это ловушка? Э! Сеньорита Фелиция! — выкрикивает уже в спину девушке, а она ступает на улицу, стремительная и злая.

Из-за дверей слышится возглас:

— Вы?!

Сеньор, встреченный ею на пороге таверны со странным названием, удивлен не меньше самой сеньориты. Невысокий, плотненький и холеный, с выбритым начисто лицом, он производит впечатление франта, которому в подобной дыре явно не место.

— Чито? Перра и пута, девка в штанах...

Пощечина будто выстрел — звонкая, резкая и беспощадная. Сеньор багровеет, хватаясь за шпагу, девушка тянет из-за пояса пистолет. Из дверей вылетает и верещит нервный хозяин.

— Сеньоры, сеньоры! И сеньориты тоже! Не здесь, умоляю, только не здесь! Немножечко дальше, о, Санта Мария, за что мне такое? Каждый день ходят и пьют, и дерутся, и убивают друг друга. О!

Сеньор с сеньоритой обмениваются злобными взглядами, причина прихода сюда забыта, всплывает давняя вражда, приправленная ядом оскорбления.

— Э! И правда, уважим хозяина, — произносит миролюбиво Малкольм, оборачивается к лощеному незнакомцу и добавляет совсем другим тоном, — сеньор, вы недостойны называться мужчиной. Вы оскорбили человека, которого я уважаю, мало того — прекрасную сеньориту, созданную лишь для восхищения, но никак не для слов, вами сказанных. Я требую дуэли.

— И она будет! — охотно откликается тот. — Не смею быть с вами знакомым...

— Малкольм Винсент Хоук к вашим услугам.

— Отлично. Каэтано Сьетекабельо. Приступим?

— Постойте, сеньоры, — вмешивается Лючита, — Малкольм, у вас не будет дуэли, простите. Я сама пристрелю этого гада!

— Сеньорита Фелиция, не стоит так горячиться, я...

— Сеньоры, прошу вас, только не здесь!

— Мистер Хоук, я знаю, что делаю.

— Да-да, Чито знает, что делает...

— Молчите, сеньор, пока я не пристрелила вас без всяких дуэлей!

— Сеньорита, сеньоры, умоляю, не здесь!

— Ррр! Исчезни!

Лючита направляет на хозяина дуло пистолета, тот, вскрикнув, прячется в доме. Уже оттуда слышатся его причитания. Дверь с пинка отворяется, бедный мужчина едва успевает посторониться, и на улицу вываливаются не пьяные еще, но уже в приподнятом состоянии духа, матросы.

— Кэп, вам помочь?

На шумную компанию у таверны оглядываются прохожие.

— Пойдемте отсюда, — велит Чита и первой шагает прочь по улице.

Проулок по правую руку кажется очень удобным, через десяток шагов он изгибается, скрывая путницу от посторонних взглядов.

Краем глаза девушка видит движение, дергается, уходя вниз и в сторону. Удар приходится в плечо — вместо затылка. Что-то тупое, тяжелое, Лючита вскрикивает, морщится: рука рабочая, правая, пистолет едва не падает. Успевает отпрянуть, когда хватают сзади, стремясь не повредить, но обездвижить.

Пинается, но получает тычок под ребра, в отчаянии спускает курок, пуля уходит в землю, рикошетит, никого не задевая. Накидывают на голову мешок, и тут, из-за душного плена, слышится знакомое:

— Э! Какого черта тут творится?!

Звук выстрела, чей-то вскрик, звон металла. Ее пытаются тащить, но вскоре бросают, защищая собственную жизнь. Девушка стаскивает пыльное покрывало, перекатывается, утыкаясь спиною в стену. Нападающих пятеро, один валяется у противоположной стены, подвывая и хватаясь за бок. В рядах сторонников Читы тоже потери: один из матросов ранен и бой продолжать не может. Лючита всматривается в сереющее лицо и понимает, что продолжить бой он не сможет, наверное, никогда.

Второй пистолет заряжен, и она пускает его в ход. Мужчина вскрикивает и валится неловко на мостовую, зажимая царапину на бедре. К девушке, незаслуженно забытой поначалу, оборачивается противник.

Чита уже на ногах, любимая сабля поет в ладони и жаждет крови. Делает выпад, метя в шею, он легко отбивает. В руках у него огромный тесак, и орудует владелец им виртуозно. Вскоре Лючита уходит в защиту, закрываясь и парируя удары, приберегая силы в надежде на брешь для контрудара. Возможность предоставляется, когда противник делает неверный шаг, взмахивает рукой, чтобы сохранить равновесие, и девушка бьет в живот. Тот изворачивается, и удар соскальзывает, цепляет кончиком ребра. Но это мужчину только лишь злит. Он наступает, дикий и злой, лицо кривит гримаса ярости, это уже не задание, а личная месть, и Чита прижимается к стене, отмахиваясь саблей, экономно, умело, но все же не столь умело, как он.

Помощь приходит, когда не ожидает. И человек-то... не тот, от которого следовало бы ожидать. Сеньор Сьетекабельо бьет в незащищенный бок, и мужчина падает под ударом, не успев ничего поставить против.

— Спасибо, — слетает с раскрасневшихся губ девушки.

Сеньор только кивает и отворачивается тут же, чтобы встретиться с новым противником.

— Всех не убивать! — следует едва ли не запоздалое пожелание Читы, потому как сторонники ее заканчивают, тесня нападающих и задавливая массой.

Последний сдается, моля пощадить. Мольбу его принимают.

Девушка встречается взглядом с человеком, имевшим когда-то над нею власть, пусть и в пределах насущных дел, но — капитаном.

— Вы хороший боец, сеньор Сьетекабельо, — признает неохотно Лючита.

— Ты тоже, Чита, очень неплохой, — не более охотно признает это бывший капитан Блистательного.

Вытирает шпагу клочком чьей-то рубахи, во взгляде нет уже той снисходительности и злости, которая сверкала в глазах при столкновении у таверны. Но нет и приязни. Да и неоткуда ей быть.

— Э! Надо выяснить, кто их послал, — высказывается мистер Хоук, подходя к пленному.

Ни допрос, ни угрозы ничего не дают. Мужчины не знают, кто их послал.

"Какой-то сеньор, неприметный такой, одет просто, в дорожное. Велел захватить, желательно невредимой, указанную сеньориту: среднего роста, темноволосую и темноглазую, ходит в штанах, при себе всегда сабля и пистолеты. Денег дал. Потом обещал найти"

Так надежда на вести из дома обернулась досадой и грустью. Проясняться ситуация никак не желала.

— Братец опять недоволен будет, — пробормотала Лючита, строя сконфуженную гримаску.

Глава 10

Энрике показался загруженным донельзя, но Читу это не остановило. Прошествовав к столу, она села на свободный стул и поведала новость:

— Я продала Гранд мистеру Хоуку.

— Старшему или младшему? А, впрочем, какая разница! Ожидаемо, ожидаемо...

Братец вновь погрузился в раздумья, словно забыв о присутствии в каюте сестры.

— И ты даже не спросишь о сумме и о том, когда эти деньги попадут к нам в руки?

— Я верю в тебя, дорогая, и в то, что ты не оставишь нас без гроша в кармане.

Лючита нахмурилась, острые локотки встали на стол, девушка заглянула в синие глаза.

— Братец, что это с тобой? Ты — да чтобы не выспросил все? Быть не может!

Тот, покусывая в грустной задумчивости перо, смотрел на девственно чистый лист бумаги.

— Кому письмо?

— Одной сеньоре, вы с ней не знакомы.

— Дела амурные? — улыбнулась Лючита, решив поддеть его немного в отместку за вечные намеки.

— Увы, но нет. Это вдова Нила Хаттингса, того самого, который был смертельно ранен в недавней вашей потасовке. Ребята говорят, трое детей осталось на Санта-Каталине.

— Я не знала.

Девушка резко поникла, смутившись своей шутки и того, как мало внимания уделяет команде. Зарылась в собственные переживания, не замечая никого вокруг. Да и людей стало много, не запомнишь уж всех, кто где жил и как. Но смущения и вины это не отменяет. Из-за нее, по сути, погиб матрос, оказавшийся не в то время и не в том месте.

— Не терзайся, — произнес Энрике, вставая рядом с девушкой и кладя ей ладони на плечи. — Такое бывает, и часто.

— Но... жена, дети...

— Семье Хаттингса мы пошлем письмо и денег. Чита, ну ты чего? — вопросил он, видя подавленное состояние сестры, — ты так наивна порой, просто до безобразия! Это жизнь, все умирают. А ты... то ты раздаешь указания с капитанского мостика, как быстрей и надежней уничтожить противника, так, чтобы не успел даже огрызнуться... думаешь, у них семей нет? То коришь себя за каждого, кто пострадал якобы из-за тебя. Да даже из-за тебя если! Это жизнь, Чита, все умирают.

— Я так не могу!

— Сходи в церковь, помолись, тебе наверняка все простят.

— Дурак ты, Энрике!

— Возможно. Только я определился в отношении к жизни, а ты... мечешься все.

Девушка вздернула голову, встала, стряхивая с плеч ладони Кортинаса.

— Ну и что! У меня хоть за кого-то сердце болит.

— А у меня не болит?!

— Не знаю, — буркнула Чита и вышла вон.

Мир встретил солнцем и ветром, яркими красками, запахами, звуками. Подумалось вдруг, что не должны в этом прекрасном мире страдать люди, но...

"Это жизнь, Чита, все умирают"

Девушка поежилась от мрачного предчувствия, что спокойствия ей ждать не придется, и выкинула тут же его, утопив камнем в море.

— Нет, братец, не смогу я ровно относиться к смертям. Пусть это так, но... всегда можно что-то, да изменить. Наверное, можно...

* * *

Кто желал похитить Лючиту, так и не выяснили. С одной стороны, не было у нее противника, пожелавшего бы преследовать девушку по всему Мар Карибе. С другой... с другой стороны, каждый обиженный и ограбленный, захваченный на абордаж мог поклясться отомстить жестоко. Тот же Джереми Джойс, обманутый и лишившийся всего. Или губернатор Дарьены, чей дом она подожгла в Картахене. Но ни один из них не знал ни полного имени ее, ни имени ее отца и тонкостей семейных отношений. Значит, кто-то, связанный с домом? Но кто? Узнать это не представлялось возможным.

Так разговоры не сделали картину яснее. Более того, благородные доны вспомнили старые распри и пожелали сразиться.

— Сеньоры, возможно, вы оставите это дурное дело? — спросила в раздражении Чита.

Но никто из мужчин ее не поддержал. И мистер Нэд, и Малкольм, и Даррен, и Уберто с Унати, и даже более чем миролюбивый врач были за дуэль сеньора Кортинаса с сеньором Сьетекабельо. Дело чести просило крови.

— А алькальд местный не будет против?

Лючита с надеждой посмотрела на мистера Хоука-старшего.

— Э! Сеньорита Фелиция, властям все равно, как решат проблемы свои эти сеньоры. Лишь бы других не трогали.