— Ты всегда не любил День Святого Валентина или тебе просто не нравится его хогвартский вариант? — после недолгой паузы, во время которой оба были погружены в свои собственные мысли, спросила девушка.
— Здесь его как-то слишком активно отмечают, — пожал плечами Поттер, понятия не имевший, устраивают ли такой же бардак маггловские школьники или нет. — Но мне он особо никогда не нравился. Бессмысленный праздник.
— Ну да, — кивнула девушка. — Это так странно.
— И не говори! Я пока сюда дошел, вынужден был наблюдать любовную сцену с участием Кровавого Барона и капризной дамочки — призрака Рэвенкло. Кошмар!
— Кровавый Барон и Серая Дама?
— Да.
— Действительно странно, но я вообще-то говорила о том, что это очень странно сидеть тут рядом с тобой и вполне нормально разговаривать.
— Можешь добавить это как ещё один пункт ненормальных явлений сегодняшнего дня, ведь... — Гарри не договорил, оставшись сидеть с открытым ртом. Прямо перед ним в воздухе зависло Нечто. Оно выглядело как картофелина с ручками, ножками и злой уродливой рожицей. В дополнение ко всему, Нечто было одето в подобие тоги, а за спиной у него двигались небольшие крылышки, благодаря которым картофелина-мутант летела, то есть в данную минуту висела в воздухе напротив шокированного парня. — Ты тоже это видишь? — спросил он у Гермионы, ткнув пальцем в сторону Нечто.
— Да, — девушка улыбнулась, глядя на написанное на лице у Поттера удивление. — Это купидон.
— Да? Я себе их как-то иначе представлял. Реальность оказалась куда более прозаичной. Жестокой, я бы даже сказал.
— Нет, на самом деле это гном, трансфигурированный в купидона. Когда я училась на втором курсе, у нас был один преподаватель... Гилдерой Локхарт, — девушка отчего-то снова покраснела, но заметив любопытный взгляд парня, тряхнула головой и продолжила. — Он и ввел эту моду на бурное празднование Дня Святого Валентина. И традиция использования гномов в качестве "посыльных любви" тоже от него пошла.
— А где сейчас этот профессор?
— Он в Больнице Святого Мунго, — Гарри хмыкнул.
— В отделение для буйно помешанных?
— Угу.
— Серьезно? — гриффиндорка кивнула. — И что с ним случилось?
— Сам себе стер память.
— Такое возможно?
— Ну, судя по его состоянию, вполне. Он пытался стереть память Рону и Невиллу, но использовал сломанную палочку Рона и как результат...
— Интересный эффект получился, да?
— Да. Хотя мне было очень неприятно узнать, что он, оказывается, был таким мерзавцем.
— А ты сама где была в это время?
— Лежала в больничном крыле. Это был тот год, когда по Хогвартсу ползал василиск, не знаю, читал ты об этом или нет.
— Читал. Э... Я рад, что ты осталась жива.
— Спасибо.
— Гайи Поттей? — проскрипел купидон, который, видимо, устал от того, что его игнорируют.
— Да, — кивнул Гарри, с любопытством глядя на этот летающий генно-модифицированный продукт. — Они и разговаривать умеют?
— Как видишь. Вообще гномы вроде как не разговаривают, во всяком случае, те, которых я видела, но этих трансфигурировал сам профессор Флитвик, а он — мастер своего дела.
— Гайи Поттей! — крикнул гном, привлекая внимание парня к своей персоне.
— Что?
— Вам музыкальная откйытка!
— Ну ладно, давай, — любезно согласился принять "открытку" Гарри и был шокирован ещё сильнее, когда похожее на картофелину существо, достало из сумки кусок пергамента и запело, безбожно коверкая слова.
Твои глаза меня хоть видят слабо,
Но зеленей они, чем чаодея жаба,
А волосы твои чейней тоски,
Чейнее классной гьифельной доски.
О, Божество, хочу, чтоб сейдце мне отдал,
Геой, что с Темным Лойдом совладал!
С особым выражением прочитав последнюю строчку, гном с видом выполненного долга сложил лист пергамента пополам, убрал обратно в висевшую у него на боку сумку и улетел в неизвестном направлении, оставив Гарри удивленно хлопать глазами ему вслед.
— Что это сейчас было? — спросил он у еле сдерживающейся от того, чтобы рассмеяться Грейнджер
— Признание в любви.
— Я заметил. От кого?
— От кого-то из твоих поклонниц. Кого-то, кого ты видишь слабо, — гриффиндорка не выдержала и все же рассмеялась, а звонкий искренний смех Гарри вторил ей.
— Мерлин, это воспоминание я точно сохраню для потомков! Жалко что этот купидон не оставил самого письма, смог бы показать его Дэну, он бы тоже посмеялся. Интересно все-таки, кто автор этого шедевра.
— Не знаю. Может кто-то из младшекурсниц?
— Может быть. Слава Богу, что большинство предпочли ограничиться простыми открытками, а не кричащими мне признания в любви и не озвучиваемыми говорящими летающими картофелинами.
— Э...
— Что случилось? Только не говори, что ты тоже приложила руку к этим шедеврам эпистолярного жанра.
— Нет, за кого ты меня принимаешь!
— Тогда в чем проблема?
— В том, что некоторые не ограничились только валентинками. Гарри, я слышала один разговор, который касался тебя, и...
— И...
— Если тебе подарят какие-нибудь сладости, лучше не ешь их, ладно? И другим не давай.
— Меня хотят отравить?
— Нет, что ты! Просто знаешь, ты очень нравишься Ромильде Вейн...
— И?
— И ей казалось, что она нравится тебе, но внезапно она обнаружила, что ты охладел к ней. И она решила, что немного приворотного зелья в конфетах помогут ей вернуть твое расположение.
— Ты серьезно?
— Конечно! Стала бы я шутить такими вещами?!
— Прости, конечно, но после поющей картофелины я ничему не удивлюсь.
— Так что ты будешь делать?
— Я? Пойду, поищу Вейн.
— Что? Зачем?
— Затем, что раз девушке так хочется вернуть мое расположение, то кто я такой, чтобы отказывать ей в такой малости, — усмехнулся Поттер.
— Тебя не обижает то, что она хотела тебя околдовать?
— Не слишком, ведь это говорит о том, насколько сильно я ей нравлюсь.
— Ты странный, Гарри.
— Как и весь сегодняшний день, Грейнджер. Но справедливости ради стоит сказать, что Вейн просто в моем вкусе, так что я не против поближе с ней познакомиться и провести вместе с ней свободное время.
— Вот как?
— Да. Но спасибо, что предупредила о её коварном, но не слишком умном плане. Я пойду. И тебе тоже не советую тут оставаться, простудишься, — Гарри улыбнулся удивленной его словам девушке, встал и зашагал прочь, тихонько напевая себе под нос: О, Божество, хочу, чтоб сейдце мне отдал геой, что с Темным Лойдом совладал!
* * *
Время шло. Один ничем не примечательный день сменялся другим, столь же тихим и обычным. Зима подходила к концу, и студенты Хогвартса настроились на весенне-романтический лад. Постепенно стали забываться события "резни в Хогсмиде", как газетчики окрестили произошедшие в магической деревне трагические события. При посильной помощи Дамблдора, чуть ли не переселившегося в Министерство Магии, ежеминутно нуждавшееся в его мудрых советах, был выбран новый Министр Магии — Руфус Скримджмер. В прошлом глава аврората и вообще человек суровый и властный, новый министр казался полной противоположностью Фаджа, однако никаких изменений в политике Министерства не произошло. Волдеморт, от которого вся магическая Британия с минуты на минуту ожидала новой акции устрашения, бездействовал, так что вскоре о нем как-то даже забыли. Одним словом, наступило затишье.
Гарри, первое время после памятной встречи с Кобдейном, сидевший как на иголках, тоже как-то незаметно для самого себя расслабился и жил, как обычный студент-шестикурсник. Ремус в школу до сих пор не вернулся. И если бы не регулярно присылаемые им письма к Сириусу, Гарри мог бы заподозрить, что Клод решил взять решение проблемы в свои руки и избавиться от оборотня, который слишком много знал. Сам Кобдейн так же не беспокоил слизеринское трио: на дополнительные занятия не вызывал, отчетов не требовал, на задания не посылал и вообще, казалось, успел забыть про своих подопечных, сидящих в далеком Хогвартсе. Ничего удивительного, что, лишенный всяческих забот, Поттер просто жил нормальной жизнью — ходил на занятия, просиживал в библиотеке за домашними заданиями, общался с друзьями, встречался с девушкой. К слову Ромильда Вейн все никак не могла поверить, что предмет её страсти ответил ей взаимностью, и для этого его не пришлось кормить конфетами с начинкой из приворотного зелья.
Был обычный пятничный вечер. Гарри удобно устроился в одной из полускрытых массивными колоннами от остальной части слизеринской гостиной ниш, и без особого энтузиазма сочинял эссе по Прорицаниям, отказаться от которых парень так и не смог. Рядышком, закинув ноги на журнальный столик, сидел Дэн, читающий очередной увесистый талмуд по продвинутым зельям. Бекка же была в самом центре гостиной, где она вместе с Дафной Гринграс, Милисентой Булсторд и Трейси Дэвис, увлеченно работала над проектом по Древним Рунам. Во всяком случае, так выглядело со стороны.
— Как это все странно, — произнес полушепотом Гарри, откидываясь на спинку дивана и откладывая в сторону порядком надоевшую домашнюю работу.
— Что именно? — Дэн нехотя оторвался от своей книги и скосил глаза на друга.
— Вот так сидеть, как самый обычный нормальный человек, делать дурацкое домашнее задание и не думать об Ордене, Кобдейне, убийствах и прочем. Короче, быть как все.
— Разве плохо?
— Нет. Просто как-то непривычно, — Гарри посмотрел на окруженную другими слизеринками Бекку. Девушка смеялась над какой-то шуткой и выглядела такой очаровательной, беззаботной и невинной. Почему-то не хотелось думать о том, что в любой момент эта идиллия может закончиться, и эта красивая, словно волшебная фея, девочка снова наденет боевую мантию и пойдет убивать абсолютно незнакомых ей людей, лишь потому, что за их жизни кто-то хорошо заплатил.
— Я знаю, о чем ты думаешь.
— И что?
— Прекрати. Все мы знаем, кто мы на самом деле. И то, что временно мы тут изображаем из себя счастливых и беззаботных подростков, ничего не значит, потому что на самом деле это лишь маска. И я, и ты, и Бекка — все мы это знаем. Так почему бы просто не расслабиться и не получать удовольствия от той передышки, что нам дарит судьба.
— Или Кобдейн.
— Ну или он.
— Ты прав.
— Я всегда прав.
— Нет.
— Да, Поттер. Просто тебе не хватает смелости это признать, — ухмыльнулся Дэн. — И кстати, что ты тут вообще делаешь?
— Не понял.
— Пятница. Вечер. Какого черта ты торчишь тут и мозолишь мне глаза видом своей унылой физиономии вместо того, чтобы обжиматься где-нибудь со своей гриффиндорской ведьмочкой? Или она уже успела тебе надоесть? Мне в самом деле казалось, что тебе больше по вкусу та миловидная ревенкловка с седьмого курса.
— Чанг?
— Да. Наверное. Я точно не помню фамилию, но ты вроде с ней заигрывал, — Гарри лишь пожал плечами, не зная, что тут можно ответит. Чанг была хорошенькой, даже красивой, хотя вечно тоскливое выражение лица девушки иногда раздражало. Он не знал, чем это объясняется. Возможно, у рейвенкловки случилось какое-то горе, от которого она все никак не могла оправиться. Как бы то ни было, вечная грусть в её глазах Гарри не привлекала — как-то само собой получилось, что он привык к тому, что девушка должна быть сильной. Бекка, Юми, Вита, Дарина, Марта — все эти девочки, с виду хрупкие и нежные, были воинами, не уступавшими своим товарищам мужского пола ни в силе, ни в ловкости, ни в смелости. По сравнению с этими валькириями все студентки Хогвартса были одинаково слабы, но, тем не менее, в той же Ромильде Вейн были, помимо внешней привлекательности, истинно гриффиндорская смелость, упрямство и азарт — огонек, привлекавший к ней заскучавшего без острых ощущений Поттера.
— Так что там с твоей Вейн?
— Она хороша, — произнес Гарри и усмехнулся, вспомнив вчерашнюю встречу с гриффиндоркой. — Но сегодня не подходящий день для свиданий.
— Э... в смысле не тот день календаря? — смутился Дэн.
— В смысле сегодня Гриффиндор продул Ревенкло в квиддич.
— И?
— И так как все "львы" — ненормальные квиддичные фанаты, у них сегодня почти что траур. А учитывая, что благодаря этой игре, Слизерин оказался на первой строке турнирной таблицы, а Гриффиндор — только на третьей, то мне, как слизеринцу, нет смысла сегодня появляться возле гриффиндрской башни.
— В смысле, грифы могут на тебя напасть? — фыркнул шатен, представивший себе сцену нападения кучки подростков на кого-то вроде Поттера.
— Нет. Просто моя подружка, как истинная болельщица своего факультета, в такой печальный для Гриффиндора день не захочет проводить вечер с представителем Слизерина, который как всегда подлостью и обманом опередил её факультет.
— Бред.
— И не говори. А главное, все это говорится и делается на полном серьезе.
— Н-да... угораздило тебя спутаться с этими ненормальными гриффидорцами. Вейн, конечно, симпотичная, но...
— Но бывают и лучше.
— Угу. Почему именно она?
— Не знаю. Захотелось. В ней есть огонек, — произнес Гарри, озвучив свои давнишние мысли.
— А в Юми он был?
— Был. И это был не огонек — огонь. Хотя почему был, он и сейчас есть. И думаю, ещё долго будет. Юми не только умная и красивая, она ещё и загадочная. Такая девушка с двойным дном себе на уме.
— У тебя странные предпочтения.
— Уж какие есть.
— При таком раскладе следующей твоей подружкой вполне может оказаться, чем Мерлин не шутит, маньячка Вита. Она тоже того, с огоньком.
— Возможно, — пожал плечами Поттер. Перед глазами всплыл образ темноволосой девушки, будто гипнотизирующей его своими большущими черными глазищами. Красивая, этого не отнимешь, неглупая и более чем загадочная особа.
— Но с Вейн как-то проще, — усмехнулся Гарри, который предпочел отделаться от полезших в голову ненужных мыслей. — И безопасней.
— Это да, — хохотнул Дэн. — Правда она умом не блещет.
— Ничего страшного, я с ней не особо часто разговариваю, ну ты понимаешь.
— Угу, Казанова чертов, — Дэн пихнул друга в бок, получил ответный тычок и поспешил укрыться от Поттера за своим фолиантом по зельям.
Снова повисла тишина. Гарри сложил пергамент с недописанным сочинением, закинул руки за голову и сквозь наполовину прикрытые веки стал наблюдать за девушками, оживленно что-то обсуждающими в самом центре гостиной. Рядом Дэн шуршал страницами своей древней книженции, шелестел пергаментом и что-то бубнил себе под нос.
— Хм, — спустя какое-то время произнес Дэн. Гарри поймал на себе его взгляд и посмотрел на друга. Тот сосредоточенно изучал какой-то листок бумаги, прикрывая его своим фолиантом, и время от времени бросал на Поттера обеспокоенные взгляды.
— Что случилось, Дэн?
— Люпин вернулся в школу.
— Что? Откуда ты знаешь? — Дэн не стал отвечать. Вместо этого он пододвинулся ближе к другу и положил массивную книгу себе на колени так, чтобы Гарри было видно. Старые пожелтевшие от времени страницы были прикрыты знакомым куском пергамента, на котором точка с надписью "Ремус Люпин" медленно брела по коридору первого этажа.
