Игры по чужим правилам

— Катерине уже дают лекарства, — вздохнула мама, — станется, что она тебя даже не узнает.

— Значит, я ее ничем не смогу расстроить.

Мамуля колебалась, не желая нарушать уставленный порядок.

— Пожалуйста. — Я жалобно хлопнула глазами. Вероятно, в моем лице отражалась такая нечеловеческая тоска, что она сдалась.

— Господи, не могу поверить, что я поддаюсь на твои уговоры! — проворчала маман и, стащив с плеч белый халат с именным бейджиком, протянула мне. — Заложишь отцу, превращусь в злую мачеху!

— Главное, не заставляй драить полы, — легко согласилась я, протискивая руки в узкие рукава халата.

От одежды пахло резковатыми духами "Шанель N5" и лекарством от кашля. В кармане лежала горсть "барбарисок". Учитывая, что, назло моему дородному папане, родительница круглогодично сидела на строгой диете, то припрятанные леденцы считались страшной контрабандой. Ехидно изогнув брови, я продемонстрировала конфеты, завернутые в шуршащие фантики.

— Расскажешь папе, лишу наследства! — Пойманная с поличным матушка не церемонилась.

— Что ты! — уверила я, нахально пересыпая леденцы в кармашек рюкзака. — Но, раз пошла такая пьянка, может, купишь домой сахарницу? А то очень грустно хлебать пустой чай.

— Верни конфеты на место, иначе отец узнает, что ты не с первого раза сдала логику! — заявила она.

Людей, по части шантажа равных профессиональному психиатру, конечно же, не нашлось бы. Лично меня мама всегда укладывала на две лопатки.

— Уговорила, — сдалась я, сунув обратно в карман пару конфет.

— И, Саш, — голос матери неожиданно изменился, из него исчезла напускная строгость, — не задавай подруге вопросов, почему она порезала руки. Как бы оно глупо ни звучало, но, похоже, Катерина пыталась совершить самоубийство из-за парня, с которым рассталась.

Мама невольно покосилась на мою повязку, выглядывающую из-под рукава халата. Чтобы избежать ненужных расспросов, я соврала, будто порезалась об упавшее в институтской раздевалке зеркало. Конечно, байка получилась нескладная (да и раны, вообще, не заживали), однако родители предпочли поверить — этакая обоюдная семейная ложь. Впрочем, зеркало действительно падало, а я тем вечером, в самом деле, ради парня умерла на несколько часов и возродилась, как бессмертная птица феникс.

— У тебя пять минут, — дала последнее наставление родительница.

От вида знакомой палаты, в которой мне самой пришлось провести несколько мучительных недель после аварии, по спине побежали мурашки. Катерина лежала на узкой пружинной койке и обреченно рассматривала унылый пейзаж за окном. С трудом я отвела глаза от перевязанных рук, покоившихся поверх белой простыни, и тихонечко проскрипела:

— К вам гости!

Спустя несколько секунд, подруга заторможено повернула голову. Дымные глаза оставались пустыми и смотрели мимо меня. Катерина молчала, вероятно, пытаясь выудить из одурманенной лекарствами памяти, кто именно из знакомых неловко переминался на пороге. Желудок завязался в тугой узел, и во рту появилась горечь.

Мама оказалась права, не стоило приезжать. Видеть близкого человека в подобном состоянии, являлось настоящей пыткой, а я была слабая, очень слабая.

— Привет. — Подойдя, я присела на самый краешек кровати.

— Ты вернулась, — наконец, узнавая меня, невнятно пробормотала Катя.

— Да. — Я запнулась, а в горле снова запершило. — Вернулась.

— Мне не нравилось, кем ты была. Нелюдем.

Глаза закололо от слез, но едва ли подруга сейчас замечала чужие переживания. Она находилась в своем собственном мире, навеянном успокоительными пилюлями. Наверное, в том мире, как в грустной песне американского рокера, никогда не умирали хрупкие бабочки.

— Ян говорил ужасные вещи о тебе, обо всех, и я верила. Верила, хотя ты моя единственная настоящая подруга, — Катюша скривила горестную гримасу. — Он подарил мне подвеску. Очень красивую, с жемчужиной. Помнишь, подвеску с черной жемчужиной?

— Ты, главное, не волнуйся, — прошептала я и осторожно сжала ледяные пальчики подруги, — иначе меня отсюда выставят.

Она растерянно оглядела палату и, перескакивая с темы на тему, жалобно попросила:

— А ты привезешь сюда розового кролика? Он остался один дома. Наверное, ему одиноко.

— Кролика? — переспросила я, припоминая ядовито-розовую плюшевую игрушку с огромными ушами. — Без проблем.

Вдруг Катя оживилась, и в ее взгляде вспыхнул безумный огонек.

— Я тебе забыла кое-что показать!

Судя по изменившемуся настроению подруги, мы затронули одну из запрещенных тем.

— Потом, — спохватилась я, но девушка уже раскрывала ворот простенькой ночной сорочки. Кожу на груди Катерины, как раз под ключицами, обезображивала неумелая татуировка. Я смотрела на солнце с похожими на изогнутые кинжалы лучами и боялась дышать. Горло сдавил спазм.

— Что скажешь? — Катя смотрела на меня огромными сумасшедшими глазами с неестественно расширенным зрачком.

— Красиво, — оцепенело выдавила я, прижимая ко рту ладонь...

Кажется, придти в себя мне удалось только в коридоре. Судорожно глотая ртом воздух, я привалилась спиной к холодной стене и сосредоточилась на том, чтобы справиться с острым приступом тошноты.

— Александра, ты как здесь очутилась? — перекатом пронесся в тишине басовитый оклик.

С диковатым видом я оглянулась. Рыжеволосый, импозантный отец в докторском халате, накинутом поверх костюма, стоял в окружении ватаги молодых людей. Похоже, на попечение папули снова прислали практикантов из медицинского института, и теперь бедолага, толком не придумав, чем занять юных гениев, проводил экскурсию по отделению. Студенты изучали меня жадными взглядами, вероятно, нафантазировав, что накрыли сбежавшую пациентку.

— Мне нужно идти, — хрипло прошептала я и, прижав руку к саднящей груди, закашлялась. Больше не получилось выдавить ни слова — на меня опять напала болезненная немота.

На ходу стянув мамин халат, я бросила его на один из стульев, жавшихся к крашеной стене, и выбежала из здания. За спиной с треском захлопнулась дверь.

Дорога до дома подруги прошла, как в густом тумане. Улицы смешивались в серые монолиты, без цветных оттенков. Звуки города превратились в сплошной гул, так что безмолвие подъезда практически оглушило.

Запасной ключ от Катиной квартиры хранился у соседки по лестничной клетке, милой старушки, живущей с маленькой визгливой собачкой. Прежде чем выдать связку, бабушка попыталась устроить мне допрос с пристрастием, но, туговатая на оба уха, так и не сумела разобрать шипящего шепота.

В единственной комнате царили порядок и умиротворение. О том, что хозяйка не появлялась несколько дней, свидетельствовали лишь пыль на телевизоре да высохшая земля в кадке с пальмой. Пухлый розовый кролик сидел на кровати, косил пластмассовыми глазами и выглядел по-детски довольным существованием в спальне с ярко-желтым половиком на полу.

Тут мой взгляд упал на компьютерный стол, где рядом с монитором стояла старенькая настольная лампа. С понуро склоненного венчика плафона на длинной серебристой цепочке спускалась уродливая подвеска с крупной искусственной жемчужиной, о которой в бреду рассказывала Катя. Всего короткая секунда понадобилась, чтобы узнать украшение, когда-то доставленное мне с курьером.

Не в состоянии отвести глаз от безвкусной побрякушки, полная смутных догадок, я сделала шаг по направлению к столу и споткнулась о палас. Край отогнулся и приоткрыл кусочек рисунка, нанесенного белой краской прямо на вытертый линолеум. Резко дернув за уголок, я отодвинула половик. Под ним была начертана пятиконечная звезда, и каждую вершину увенчивали символы в виде солнца с кривыми лучами. Пол усеивали капли черного воска и размазанные бурые кляксы засохший крови. Следы страшного ритуала заставили меня оцепенеть.

— Ты знаешь, что любопытство погубило кучу народа? — прозвучал за спиной холодный голос Яна, и я резко оглянулась.

Стажер, как будто, возник из воздуха и теперь загораживал выход. От его нехорошего взгляда исподлобья становилось по-настоящему страшно. Сглотнув, я кое-как справилась с нервной немотой и хрипловато прошептала:

— Ведь они не убивали себя?

Ян кривовато усмехнулся и ответил вопросом на вопрос:

— Прозрела?

— Зачем это все? — Я развела руками.

— Ты заметила, что современным барышням ужасно не хватает страшных тайн и мистики? — Полюбопытствовал он. — Дурочки жаждут, чтобы их напугали, а магия так сильно щекочет нервы. Я делал их счастливыми. — Ян цокнул языком и развел руками. — Правда, впечатлениями они уже ни с кем не поделятся — ритуалы требуют крови.

Похоже, убийца и не подозревал, что одна из жертв выжила.

— Откуда тебе известно об обрядах? Ты же не ведьмак!

— Ну, теперь для тебя не секрет, что такая ошибка исправима.

В одно мгновение раздробленные кусочки мозаики встали на свои места. Ян точно бы протянул правду на раскрытой ладони.

— И сколько раз ты пытался исправить эту ошибку? Дважды?

В мгновение ока стажер бросился в мою сторону. С силой оттолкнув противника, я рванула в прихожую, но уже у входной двери он настиг меня и жестко дернул за волосы. От боли на глаза выступили. Я выгнулась и упала на колени. Хотелось кричать, но вместо визга вырвались лишь сдавленные сипы. Заставляя запрокинуть голову, парень грубо намотал на кулак мою длинную косу.

— Может, я и не ведьмак в полной мере, но кое-каким фокусам обучен! — с ненавистью процедил Ян. — Жаль, что меня увидела Шапокляк из соседней квартиры — у тебя был шанс умереть без боли!

Зрачок льдистых глаз резко сократился до крошечной точки, а потом расширился, съедая прозрачно-голубую радужку...

* * *

В малой гостиной Гнезда было очень тихо. В разожженном камине плясал огонь, и запах виски смешивался с уютным ароматом горящих поленьев. Темные окна царапали голые ветви сирени, и чудилось, что поздний вечер стучался в комнату.

На журнальном столике, подобно стрелке компаса, вращался ритуальный кинжал. Приглушенный свет ночников отражался от клинка, лучом скользил по наточенным кромкам и собирался ослепительным пучком на острие. Молодые Вестичи, сидевшие вокруг стола, как загипнотизированные, следили за движением оружия. Несмотря на то, что все трое считали игру "правда-ложь" страшной глупостью, забава затянула их. Трое участников всю свою жизнь виртуозно лгали миру, близким и, зачастую, самим себе, а потому с азартом заставляли друг друга откровенничать.

Наконец, кинжал замер, указав в сторону растянувшегося на диване Зака.

— Терзай, — кивнул он кузине.

Хитро прищурившись, Кошка постучала наманикюренным пальчиком по подбородку, словно бы действительно задумалась.

— Ты раскаиваешься, что оживил суккуба, — изогнув брови, заявила она.

— Правда, — легко согласился блондин и продемонстрировал печать инквизиции на внешней стороне кисти, означавшую, что он отпущен на поруки. — Завтра пройдет заседание Совета, и мне грозит лишение дара от года до пяти, так что оно того не стоило.

Вся семья понимала, что ведьмак всего лишь куражился, но в душе до смерти боялся лишиться Силы хотя бы на короткую минуту.

— Оно или она? — со значением переспросила Лиза.

Заккари окатил сестрицу убийственным взглядом и помахал рукой, раскручивая кинжал. Тот завертелся неутомимым волчком и, затанцевав на полированной столешнице, ударился о мобильный телефон. Сбившись с темпа, клинок замедлился и замер, выбрав жертвой Филиппа. Предчувствуя какой-нибудь гнуснейший вопрос, брюнет сложил руки на груди и исподлобья покосился на брата.

— Тебя сегодня зацепило, что она была не одна.

Красавчик, безусловно, не обманул ожиданий. Играть охота прошла, зато искренне захотелось послать его как можно дальше и, желательно, в крепких выражениях.

— Вы так и будете изъясняться местоимениями? — оживилась Кошка, конечно, не пропустившая удобного случая поехидничать. — В этом доме поставлено табу все на женские имена или исключительно на имя Александра?

— Ложь, — раздражаясь, буркнул Фил.

— На какой из вопросов? — уточнила актриса.

— На оба! — огрызнулся тот.

Враз все трое примолкли, ужасно недовольные друг другом. На удачу или на беду, ожил мобильный телефон на столике, и паузу заполнило пронзительное чириканье. Не торопясь ответить, Филипп изучал определившийся номер и от всей души просил вселенную, чтобы на другом конце провода, наконец, сбросили вызов.

— Эй, Хозяин Вестич, ты специального приглашения ждешь? — сморщившись, не выдержала Кошка и демонстративно потерла виски, будто у нее начиналась мигрень.

Устав от беспрерывного пиликанья, Заккари щелкнул пальцами, включая аппарат на громкую связь, и Филу ничего не оставалось, как коротко позвать:

— Вера?

— Филипп, слава богу, ты ответил! — взбудораженный голос госпожи Антоновой разлетелся в воцарившемся безмолвии. — Извини, что беспокою, но Саша с тобой?

— Нет. — Стараясь не глядеть на Зака, парень поспешно взял телефон в руки и, отключив динамик, приложил к уху. — Что-то случилось?

С пресной миной сводный брат крутил в руках бокал с виски и внимательно изучал, как в мелких хрустальных гранях преломлялся свет. Невооруженным глазом было заметно, что блондин внимательно прислушивается к беседе, не пропуская ни единого слова.

— Саша исчезла, — пожаловалась женщина. — У нее отключен телефон, и дома она еще не появлялась. Мы подумали, что она могла поехать на кладбище, сегодня годовщина той жуткой аварии, но уже почти ночь...

Невольно Филипп проверил время на наручных часах. Стрелки показывали половину одиннадцатого. Действительно, поздновато для прогулок по кладбищу!

— Вера, днем я видел вашу дочь в компании приятеля. Она была в полном порядке, — вымолвил парень, назло неожиданно вспыхнувшему внутри беспокойству.

— Днем она навещала подругу в нашей клинике и была далеко не в порядке, — опровергла женщина и, тяжело вздохнув, принялась прощаться: — Филипп, если вдруг она появится...

— Вы узнаете об этом первой, — заканчивая разговор, уверил тот.

— Все хорошо? — настороженно уточнила Кошка.

— Да, — откидываясь в кресле, отмахнулся он. Не догадываясь, сколь встревоженным выглядит со стороны, нервными пальцами парень провел по растрепанной шевелюре.

Через минутную замешку, наплевав на то, что поступает крайне нелогично для человека, которому нет никакого дела до бывшей подружки, ведьмак позвонил пропавшей Саше. В ухо застрекотал электронный голос, подтвердивший, что абонент Александра Антонова не доступна и, вообще-то, находится вне зоны действия проклятущей сети.

— Набери ей! — Фил немедленно протянул мобильник Заку, в комнате единственному еще не потерявшему Силу ведьмаку, и был вознагражден по-волчьи свирепым взглядом.

Выдержав напряженную паузу, блондин все-таки сломался. Вырвав телефон у брата, он быстро набрал номер, который, похоже, знал наизусть, а потом с демонстративным недовольством швырнул аппаратик на стол. Мобильник обижено звякнул о ритуальный кинжал, отскочил и замер на самом краю столешницы.