— Я не думал, что мне пришлют такого слабого ученика, — сказал старик, когда Иван пришёл в себя. Он лежал на жесткой деревянной тахте, без бушлата и сапог; штанины были закатаны, а обмороженные ноги обмотаны шерстяными тряпками, и их жгло, вероятно, от какой-то едкой мази. От маленькой печи-каменки веяло спасительным теплом.

— Вы кто? — спросил солдат.

— Иван, — коротко ответил старик. У него была густая, поседевшая борода, а на плечи было накинуто какое-то старинное пальто.

— И я Иван, — ответил Быков и поправился: — Ваня.

Дед протянул парню горячую кружку с мутной жидкостью, тот жадно отпил из неё и закашлялся — это была какая-то жуткая смесь из кедровой настойки, отвара из трав и мёда. Старик проговорил:

— Я Савельев, Иван Филиппыч. Я здесь тружусь уже без малого сорок лет.

Комната была обставлена бедно. Маленький, грубо смастеренный стол, пара стульев, сундук, на стене старые тикающие часы и календарь. С другой стороны — ряд полок с банками и корытцами, мешки на втором деревянном топчане, рыболовные снасти и ружьё, рядом с которым стоял Ванин АК-74. На потолке торчал фонарь, но следов электропроводки заметно не было. Никаких больше электроприборов и других признаков цивилизации.

— Вы лесник? — предположил солдат.

— Лежи, — старик оставил вопрос без ответа. — Встанешь через полчаса. Похлёбка в котелке, я пойду.

Старик поднялся, взял из угла топор и вышел из избы. Ваня остался один, погрузившись в думы.

"Что будет, если ищейки выйдут на мой след? — подумал Иван. — Вдруг дед всё расскажет? Надо было его хотя бы предупредить. Хотя, тут всё равно, похоже, ничего от меня не зависит. Пропаду, так пропаду".

В комнате было слышно только тиканье часов.

Полежал минут пять. К удивлению, есть хотелось не так сильно, как вчера — возможно, Ваня просыпался не в первый раз, и дед уже кормил его, но солдат ничего не помнил. А вот в туалет уже сходить не мешало бы.

Иван снял тряпки — ступни и лодыжки покраснели и были в волдырях, но он их чувствовал и мог ходить. Расправил штанины, сунул ноги в валенки, стоявшие у порога и вышел из комнаты. В сенях оказалось две двери, открыв одну из них, дезертир увидел, как старик колит дрова на небольшой очищенной от снега площадке. Услышав скрип двери, дед обернулся и буркнул:

— В доме сиди. Да ты ещё тряпки снял! Мне тебя чего, заново выхаживать?

К Ване подбежал пёс, понюхал руки и дружелюбно помахал хвостом.

— Иван Филиппович, мне это... по нужде.

— В сенях вторая дверь, там за крытым двором туалет, разберёшься. Потом, раз встал, поешь и ложки будешь крутить.

Ивана спасла весенняя оттепель. Подумай он бежать хотя бы неделей раньше — замёрз бы по дороге, в глухом сибирском лесу.

С собой были АК-74 и половина буханки хлеба — остаток от унесённого провианта. Сбежать солдат решил уже давно — ещё после новогодней ночи, когда сослуживцы заперли его в подсобке. До этого всё шло если не нормально, то, по крайней мере, без ежедневных унижений. С нового года вся рота словно ополчилась на невысокого, худого Быкова — он стал постоянным объектом насмешек, а то и рукоприкладства.

Иван не строил никаких планов, не готовился к побегу — всё произошло стихийно, будто некие силы предопределили течение событий, — и автомат, и забытый кем-то пакет с провизией, и неприметная дыра в заборе. Ушёл тихо, без шума — казалось, иначе и быть не должно.

Сначала солдат радовался — воздух свободы опьянил его. Побег из танковой части казался долгожданным окончанием всего, что с ним случилось за эти девять месяцев. Теперь всё это позади, думал утром Иван, и упрямо шёл через сугробы.

Но к вечеру, преодолев невысокую гряду, солдат протрезвел. Его пропажу уже, скорее всего, обнаружили, и по следу идут поисковики с овчарками. Всплыла из подсознания мысль, которую Быков старательно прятал от себя самого последние часы — он преступник теперь, и если его поймают, трибунала не избежать. К тому же Иван совершенно потерял направление и не знал, куда идёт.

Солдат остановился, отдышался. Открылось второе дыхание, он побежал быстрее, благо, снег был не глубокий, и вскоре вышел на узкую лесную тропинку. У Ивана промокли ноги, мучил голод, но солдат не торопился доедать буханку — кто знает, как долго ещё предстоит идти. Одно радовало — раз есть тропинка, значит, по ней кто-то ходит, значит, он идёт не бесцельно и обязательно куда-нибудь придет.

Когда солнце село и взошла луна, пришлось идти практически на ощупь. Сильно похолодало, солдат мёрз. Он оступался и проваливался в сугробы, но, стиснув зубы, продолжал двигаться вперёд. Остановился, только когда впереди послышался волчий вой.

"Пережду здесь", — подумал Ваня, кинул автомат в снег и привалился к ближайшей сосне. Достал из кармана промокший ломоть хлеба и откусил, затем закрыл глаза и мгновенно заснул.

* * *

Когда он проснулся, было светло и тихо. Рядом на тропинке стояла собака и обнюхивала ноги Ивана. Замёрзшими руками солдат потянулся к автомату, но потом сообразил, что это не войсковая собака-ищейка, а какая-то дворняга, помесь лайки с чем-то ещё. Увидев, что солдат проснулся, пёс отступил назад и предостерегающе гавкнул.

— Хорошая собака, хорошая, — проговорил Иван и достал из кармана кусок хлеба. На псе был старый, стёршийся ошейник, значит, это домашний пёс, не из диких. — На хлеба, на!

Дворняга недоверчиво обнюхала брошенный кусок, повернулась и побежала по тропинке в направлении, обратном тому, куда шёл вчера Быков.

— Выведи меня отсюда! — попросил у собаки солдат, попытался встать, но окоченевшие ноги его не слушались. — Стой!

Пёс на удивление послушно остановился и сел на тропинке. Иван принялся растирать конечности. Похоже, полного обморожения не было, постепенно кровь прилила, и ноги свело судорогой. Морщась от боли, солдат поднялся, сделал пару махов ногами, поднял автомат и медленно пошёл за собакой.

Спустя полчаса, казавшиеся вечностью, хвойный лес неожиданно закончился — тропинка пошла наклонно и вышла на широкое открытое поле, покрытое снегом. Подтаявший снег сверкал под светом солнца, которое поднималось на безоблачном небе. Кое-где виднелись проталины. В этом было что-то неправильное, и внезапно дезертир понял, что.

Вчера он шёл через лес дорожке в противоположном направлении, но шёл отнюдь не полчаса — часа три, не меньше, и никаких полян на его пути не попадалось.

— Погоди-ка... Как же так? — подумал Иван и остановился, прислонившись к сосне. Такое противоречие не укладывалось у солдата в голове, но выбирать не приходилось, и дезертир пошёл дальше, вслед за дворнягой.

С поля дул сильный ветер, Иван втянул голову в воротник и закашлялся. Похоже, он простыл, и серьёзно. Но это теперь неважно — главное, пёс обязательно выведет его куда-то к людям, а там, где люди, всегда можно вылечиться.

Собака обогнула сосновый молодняк и побежала вниз, в небольшую долину, расположенную между двумя холмами. Там, у замёрзшего русла ручья, стояла одинокая, наполовину заваленная сугробами избушка.

"Я спасён", — подумал Иван и попытался перейти на бег, чтобы побыстрее добраться до долгожданного конца своего пути, но оступился и, обессиленный, упал в снег.

Ложечки были более чем странные.

Во-первых, их было очень много. Маленькие, всего сантиметров десять длиной, с вытянутой ручкой и крохотным овальным ложем, они лежали в двух мешках на полу. Одного их вида хватило, чтобы понять — они предназначены не для еды. С таких ложечек разве что в детском саду кукол кормить. Во-вторых, материал, из которого они выполнены, был лёгким, но по цвету на алюминий не походил. "Неужели титановый сплав?" — подумал Ваня и спросил старика:

— А зачем так много?

— Ночью покажу, зачем. Вот тебе дрель, вот струбцина. Зажимаешь вот так и крутишь дырку ровно посередине ложа, три миллиметра толщиной. Понял?

— Да, но... зачем? — недоумевал Ваня.

Иван-старший нахмурился.

— Сказал же, всё вечером покажу, как стемнеет. Сделай ложек двадцать — двадцать пять, у меня есть в запасе.

Старик оказался на редкость молчаливым. Возможно, он настолько привык жить один, что присутствие ещё одного человека в избушке его раздражало. Вместе с тем, количество загадок вокруг с каждым часом всё увеличивалось. К примеру, разглядев перекидной календарь, Быков обнаружил, что сегодня двадцать третье, пятница, хотя он точно помнил, что бежал двадцатого марта, в субботу. Корочка с годом была прибита к стене, её разглядеть не удалось, но дизайн книжицы был настолько странным, что Ваня понял: старик выжил из ума и использует старый календарь — иначе как объяснить такую несостыковку дат? С другой стороны, если он отшельник, живёт здесь постоянно и с цивилизацией не связан, ему совсем не обязательно знать точную дату и какой сейчас в стране год.

Тарелки и другая посуда были лёгкими, и их материал казался Ивану не знакомым. Ещё больше удивляла ручная дрель — рассмотрев её, Ваня обнаружил, что все детали, включая ручку, шарниры и даже сверло, были выполнены из одного и того же тёмного материала, похожего на кремень или агат и не имеющего ничего общего с известными сплавами.

Просверлив все ложки, солдат не выдержал, вышел во двор к старику и заявил:

— Иван Филиппович. Давайте поставим все точки над "i"? Я... расскажу вам кое-что о себе, а вы мне скажете...

— Да понятно всё с тобой, — прервал его дед, махнув рукой. — Дезертир ты. Беглец! Другого и не могли прислать.

— В смысле — прислать? — оторопел Быков. — Я здесь оказался совершенно случайно.

— Это тебе так кажется, — прищурился старик. — Тебя прислали. Ложки все продырявил?

— Да, — проговорил Быков и закашлялся. — Правда, три запоролись.

— Запоролись, так запоролись. Плохо, конечно. Теперича тогда давай, разгреби старый топчан, а то мне из-за тебя негде спать будет.

Ваня уже думал идти обратно в дом, но его мучил вопрос:

— Иван Филиппович... Если за мной придут, вы меня выдадите?

Старик засмеялся, его смех напоминал кашель. Отсмеявшись, он отложил топор и проговорил задумчиво:

— Никто за тобой не придёт, будь уверен. Не получится у них прийти сюда. Здесь никого на многие километры вокруг.

— До части всего километров десять — пятнадцать, — возразил Ваня, но внезапно вспомнил вчерашнюю лесную тропинку и "пропавший" лес. — Или... нет? Где мы находимся?

Филиппыч поднял топор и махнул рукой Ване.

— Пошли в дом. Это не Сибирь, Иван, и не Земля.

Дед достал откуда-то сушёных яблок и немного разговорился.

— Я сперва думал, что на Марс попал, или вроде того. Помнишь, может, у Толстого, в "Аэлите"? Потом поразмыслил, на Марсе небо-то не должно от земного шибко отличаться, а тут такое...

— Сильно отличается?

— Увидишь, — проговорил Иван-старший.

По словам старика, остров, на котором они находились, был почти идеально круглый и достигал приблизительно двенадцать километров в поперечнике.

— Я его тогда, по первости, весь обошёл. Думал, грешным делом, сбегу куда-нибудь. А потом привык. Что делать — работа такая.

Быков ещё не до конца верил старику, но решил не спорить.

— Ну и в чём работа заключается?

Старик, не торопясь, достал с полки кувшин, изготовленный всё и из того же тёмного материала, открыл крышку на странном шарнире и налил в кружку белую жидкость. Ваня внимательно наблюдал за процессом, надеясь, что Иван Филиппович даст ответ.

— Выпей молока, — дед подвинул кружку. — Тебе надо поправиться перед учёбой.

— Но Иван Филиппович! Почему вы не можете мне сказать, что нам предстоит?

— Какой ты нетерпеливый! Сказал же, вечером покажу. У тебя всегда теперь вахта будет ночью, раз в трое суток.

Ваня недоверчиво посмотрел на кружку и отпил молока. Оно показалось ему странным — слишком жирное, с кислинкой, и пахло как-то непривычно.

— Ложечки — наш главный инструмент, — пояснил дед. — Как тебе молоко?

— Вкусное, но... оно же не коровье? Я такого молока не припомню.

Дед усмехнулся уголками глаз

— А кто его знает, кто у них там его даёт. Нам без разницы.

— А откуда оно у вас?

— Потом объясню, — дед оставался немногословным.

К вечеру Ваня вышел посмотреть окрестности дома. Избушка с крытым двором и сараем стояли у замёрзшего ручья, между двумя холмами. На отшибе, дальше по ручью стояла крохотная банька. Холм справа, откуда пришёл бывший солдат, порос молодыми соснами, а пригорок слева, за ручьём, был очищен от деревьев. Спереди, насколько хватало глаз, простиралась покрытая снегом равнина, которую пересекал ручей. Странные проталины, которые Иван заметил ещё в первый день пребывания на острове, были круглой или эллиптической формы.

— Кончай смотреть. Готовиться надо, — сказал бесшумно подошедший дед. — Пора треугольник делать.

— К чему готовиться?

— К обороне. Бери в сенях лопаты. Одну втыкай в снег вон там, — Филиппыч указал на горку за ручьём, — а вторую — у тропинки, там, где ты давеча валялся.

— Зачем?! — изумился Ваня.

— Защита, — проговорил Савельев. — Третий угол я сам поставлю, тебе ещё рано. Ты смотри, черенок втыкай надёжно, чтобы не упала.

"Глупость какая-то, — подумал Иван-младший и еле сдержался, чтобы не рассмеяться. — От кого защита? Может, бредит дед? Лопаты втыкать, ложки сверлить... Хотя, кто знает. Вдруг, и вправду это не Земля? Потому и порядки другие".

Быков даже в армии не любил, когда им командывали. Приказы командиров для него были неизбежным горем. Потому и били, что своенравный. Но просьбы этого деда выполнять было намного приятнее, чем приказы "дедов" армейских. Филиппыч и вёл себя не как командир — скорее, как наставник. Ваня взял в сарае лопаты, штыковую и совковую, для снега, и отправился с ними на противоположный пригорок. Ручей был нешироким, метра три в ширину, лёд на нём казался крепким, и Иван не боясь перешёл на другой берег. Чуть выше по течению Быков заметил два толстых бревна, перекинутых через речку — по-видимому, летом старик использует их вместо мостика.

Место, куда требовалось воткнуть лопату, определилось сразу — площадка была утоптана, а сбоку виднелась дырка для черенка. К ближайшей сосне была прибита деревянная кормушка — старик, видать, пернатых подкармливает. "Интересно, а имеет значение, как ориентировать лопаточный совок? — задумался Ваня, а потом решил: — Вроде бы Филиппыч ничего не говорил, значит, без разницы".

Штыковая лопата осталась торчать на пригорке. Путь ко второму "углу", как назвал эти места Филиппыч, занял у Вани пять минут. "Интересно, куда ведёт эта тропинка? — внезапно задал себе вопрос Быков, глядя на путь, по которому пришёл позавчера. — Если не к части, то как же я тут оказался? Перенесли на другую планету, как в фильмах? А может быть, — тут по его спине пробежал холодок, — это параллельный мир, либо того хуже... ад? И, раз это не Земля, то как... как я вернусь домой?"

Иван взглянул с пригорка на горизонт. Луна, поднимавшаяся на потемневшем востоке, казалось непривычно маленькой и окрашенной в тёмно-синие тона.

1234

↓ Содержание ↓