Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
И мы, несомненно, полетели бы, не случись следом ещё событие.
* * *
В дверь забарабанили с такой силой, что мы проснулись. Ранним утром приносящий забвение сон прерывать совершенно не хотелось.
— Неужели опять к дому подобрались? — зло проворчал Соль, выбираясь из постели, — сейчас они у меня получат!
Но это оказались не гангстеры и не поклонники сирени — на крыльце стоял Роман Борисович. Растрёпанный и серо-зелёный. Соль опешил и торопливо впустил его в дом:
— Проходите, пожалуйста, — приветствовал смущённо.
— Здравствуйте, Соль, — мёртвым голосом проговорил Роман Борисович и смолк.
— Присаживайтесь. Что-то случилось?
— Соль, — не присев, медленно заговорил доктор, — я пришёл просить вас о помощи... а какой — решать вам. Я только умоляю вас... — тут доктор зажмурился и зажал кулаком рот.
Соль помрачнел.
— Говорите, — потребовал строго.
Роман Борисович перевёл дыхание и прямо взглянул ему в глаза. Он сказал, и я вскрикнула. Сразу смешными и незначительными показались мои недавние переживания.
— Дело в том, что Тонечку... — тут он всё же не сумел сдержаться, рыдание прорвалось, но только на секунду, — Тонечка заложница, а к вам требование — исполнять определённые указания и, прежде всего, быть на связи.
Соль, молча, опустил голову. Только через несколько секунд зубы ощерились в жёсткой усмешке:
— Что может быть безумнее? Приказывать солнцу!
Потом он посмотрел на меня и тихо попросил:
— Таня, включи телефон.
Роман Борисович со всхлипом бросился к нему:
— Соль! Вы что-то можете?! Ведь они её там держат... и неизвестно, что... ведь они не отпустят её!
Соль повернул к нему голову и сказал спокойно:
— Не отвлекайте, доктор. Мне нужен контакт.
Контакт тут же подал руку бодрой мелодией. Не совсем контакт — но именно его потянул Соль как нитку и стал накручивать клубок.
Я смотрела на него — и чувствовала, как он тянет. Как напрягаются нервы и мышцы, и весь его земной организм.
Это было огромное корневище. Таких спрутов Соль, похоже, ещё не видывал. Позже я догадалась: первой мыслью его было уронить ниточный корешок в землю и кончиком сандалия аккуратно заровнять сверху. Но он посмотрел на меня...
Был некий смысл в этом его правиле. Пусть я не понимала. Соль не ломал эпоху. Соль не нарушал. Это подвластный ему мир — а значит, и его жизнь. И не только его. И не только та, что здесь. Именно тогда определилась наша судьба. Но я этого ещё не знала. Я только боялась за Тошку.
Звонок был коротким, голос абонента подчёркнуто вежливым. А под конец ласковым и даже компанейским.
— Правильно, — слышался из трубки мягкий рокот с потягивающими нотками, словно на том конце глотнули сгущёнки, — мы поймём друг друга. Вы же хотите видеть ваших девочек живыми и здоровыми. Вы только вообразите себе...
Далее следовали выразительные описания человеческих мук. Соль поспешил оборвать:
— Мы договорились, так что это излишне.
— Вот и молодцом! — так вся и засочилась через телефон сладкая улыбка, — а то и фильмец позанятней можно прокрутить. На первый раз пожалели девочку...
Соль стиснул челюсти.
— Итак, — потребовал голос, — что вы сейчас сделаете?
— Отправлюсь в указанный пункт...
Соль немного помедлил. И затем речь его зазвучала мягко:
— Я только хочу напомнить, что в эту минуту вы не по назначению используете посланный дар. Бьёте из пушки по воробьям. К сожалению, так происходило и со всеми дарами. Я мог бы много доброго совершить для человечества.
Голос перестал напоминать суфле в шоколаде и резко перешёл на 'ты':
— На пенсии будешь рассуждать о добре и зле! Положение щас у тебя не то! Делай, что говорят, понял?!
Соль снисходительно пожал плечами:
— Понял.
И абонент опять заблагоухал ванилью:
— Отлично. Прошу на выход, вас ждёт машина.
Я глянула с веранды — машина и впрямь стояла перед домом.
— Ты действительно едешь?! — кинулась я к Солю, — что же будет?!
Соль только подмигнул рыжим глазом и, потрепав меня по затылку, рассмеялся:
— Не грусти, Танюша! Справимся. Я солнце!
Слишком весело. А всё, что слишком — от лукавого. Потому мне оно не понравилось.
— Возьми меня с собой!
— Ну, уж нет! — немедленно рассердился Соль. А, рассердившись, возьми да обмолвись:
— Пока я жив, ты моя синяя птица в золотой клетке.
А я вспомнила чёрные дырки.
На просьбу Романа Борисовича Соль даже не оглянулся и решительно вышел в двери. Мы с доктором наблюдали, как он сел в невзрачную зеленоватую шкоду, которая тут же, подняв на нашей улице облака пыли и газа, рванула с места. И всё.
Как только Соль скрылся, оба забегали по дому, тыкаясь в углы и не зная, что делать. Потом до меня дошло, что надо включить телевизор. Припали к экрану. А там шли привычные программы. Сколько не переключай туда-сюда.
— Ерунда! — воскликнул Роман Борисович, — я должен идти, Таня. Может быть, там, на месте, что-то прояснится...
— Вы не выйдете отсюда, — сказала я.
— Почему?
— Молекулярная завеса.
— Как это?! — изумился доктор и широким шагом отправился на веранду. Дверь оказалась не заперта. Даже щель виднелась.
— Открыто! — пророкотал Роман Борисович и дёрнул дверь. С таким же успехом можно было дёргать за ногу египетский сфинкс.
В тоске ожидания мы поведали друг другу немногие подробности. Я про молекулярные изменения, а доктор — про Тошку.
— Понимаете, Таня, — то и дело ломал он себе череп сухими костлявыми пальцами, — ещё вчера я был счастливейшим человеком. И одна минута всё убила! — сжал пальцы, аж щёлкнули. — Зачем мы вышли на эту нелепую прогулку? Это я! Я предложил! Меня они даже не захватили, я им не нужен. Просто что-то укололо... Потом вижу — сижу на лавке под этим дурацким грибом... и сразу ко мне подошёл человек... — голос доктора начал накаляться и перешёл в рык, — такой неинтересный человечишка! С такой гнусной рожей! И он сказал... — Роман Борисович задохся.
На экране известный юморист травил неизвестные анекдоты.
И шкода цвета плесени неизвестно где, неизвестно куда увозила моё солнце.
— И я не поверил! — всё бормотал Роман Борисович, — я решил, просто на испуг берут... Я решил, Тоню найду... И даже — что она, может быть, дома... Что мне всё показалось... И это просто случайно со мной. Обморок. А кто-то узнал, воспользовался... Мало ли прохвостов! А потом на сотовый позвонили... и я всё не верил... и тогда Тонечка... сама... и она спокойно так сказала, только голос испуганный... что она не понимает, где... а потом мужской голос... что если через сутки...
Внезапно юмориста оборвал строгий голос диктора, и картина экрана сменилась: 'Экстренное сообщение! Только что из достоверных источников получены поразительные сведения: здание областного филиала организации Грейпфрут более не существует. Подробнее сказать о чрезвычайном событии в настоящий момент не представляется возможным. Можно лишь с уверенностью отметить, что место, прежде занимаемое многоэтажным строением, не имеет следов каких либо разрушений и внешне напоминает карьер для закладки фундамента. Абсолютно без фундамента. О людях, находившихся в здании, пока ничего не известно'.
Мы с Романом Борисовичем ошалело переглянулись и впились в экран, бормоча наперебой:
— Ничего себе!
— Как это?!
— Может, как-то связано?
— При чём здесь филиал?
Но оба уже гнули личную тему:
— Наверно, знает, что делает...
— Конечно, не просто так...
То же самое пришло на ум и выступающим по телевидению. Мрачный стиль сообщения сменился суетой передачи с места происшествия.
Перед нами простирались рука репортёра, далее безмятежная равнина, чистая, как подготовленный к решающему матчу стадион.
— Вот здесь, — удручённо вещал репортёр, — час назад стояло исчезнувшее здание. В последнее время мы перестали удивляться парадоксальным явлениям. Как-то объяснить это не берусь, но приходят на память некоторые феномены. Стоит затронуть, например, недавние события в мюзикле 'Зюйд', такую личность, как небезызвестный господин Солнцев...
— Боже мой! — заметался по комнате Роман Борисович. А я, наоборот, вдавилась в стул перед экраном. А потом стадион как рукой сняло. Запел Басков.
— Роман Борисович, — повернулась я к безутешному гостю, — наверно, вы раскаиваетесь, что не согласились с Солем.
— Таня, — больным голосом проговорил доктор, разом останавливаясь передо мной, — я не мог согласиться. Как же вы не понимаете?! Да и не во мне дело. Ему следовало быть аккуратней.
Я покачала головой:
— Вы заметили? Он добрый человек... то есть, солнце. Он доверчив. Ему труднее, чем нам. Он только неделю живёт в 21 веке.
— Так-то, так, — сердито пробубнил Роман Борисович, — но прежде чем отправляться на Землю, не мешало бы лучше изучить своих подопечных... Впрочем, — вздохнул он, — я говорю ерунду...
— Вот-вот, — само собой вырвалось у меня. Доктор не обратил внимания. Он всё маячил по комнате и тискал пальцами лоб.
— Странно, — пробормотал наконец. — Фокусник. Авантюрист. Вот как раньше, скажем, в моё детство, трактовали бы его действия. Глазам бы не верили. А сейчас — я не знаю, кто как — но я верю, что он солнце!
— Конечно, он солнце, Роман Борисович! Как можно сомневаться!?
— Вы — другое дело. Вам нечего сомневаться.
В возникшую тишину врезался телефонный марш. Я дёрнулась так, что подо мной подпрыгнул стул. А когда схватила мобильник, лишилась речи: на дисплее высветился Тошкин номер.
— Татка... — услышала я её растерянный голос, — это я, Тат...
— Ты где?! — заорала я, едва прорвавшись сквозь немоту.
— Я дома, — еле слышно пролепетала Тошка.
— Что с тобой?!
— Ничего, вроде. Всё на месте.
— А как ты попала...
— В окно, Татка! — прошептала Тошка заплетающимся языком. — Я, представляешь, Татка — летела. Прямо над крышами!
— А Соль?! — вскрикнула я, — где Соль?!
— Я не видала...
— Господи! Тошка! — простонала я, — сиди дома, не высовывайся. Запрись на все замки.
— Как — запрись на все замки?! — завопил у меня над ухом Роман Борисович, — а я... Тонечка! — вырвал он у меня телефон, — я сейчас приду! Но больше никому не открывай!
И, что-то прохрипев мне напоследок, доктор устремился в двери. За стёклами веранды мелькнула его лысина, а дверь, хлопнув, с размаху опять раскрылась. И я высунулась в неё, соображая, как мне быть. Бежать к Тошке, искать Соля или ждать тут. За дверью виднелась всё та же улица с аллеей каштанов, не было ни души. Я стояла на крыльце и раздумывала, и понемногу до меня стало доходить, что произошло. Нет молекулярной защиты! Может, Соль забыл впопыхах? Да нет, не забыл. Почему-либо убрал? Ему виднее же...
А потом я вспомнила про птицу в клетке. Шарахнуло страхом — но тут же отпустило: я вспомнила так же и про зажившие на моих глазах раны. Соль не умрёт! Он в трудной ситуации — но он жив. Снял завесу? Наверно, мешает. Наверно, обстоятельства хуже, чем он ожидал... Но умереть Соль не может! Нет!
И я продолжала сидеть у телевизора, жадно ловя все мелькающие новости. Порой в нём что-то играло и плясало — я не замечала ничего: ждала.
И дождалась. Сводка новостей была пёстрой, и я старательно просматривала всякие результаты тренировочных матчей, планы строительства и участие в форумах, пока диктор не объявил:
— На н-ской улице в результате потери управления автомобиль марки 'шкода' выбросило на пешеходную часть и смяло об угол дома. По счастью прохожие не пострадали. Водитель и пассажиры, находившиеся в салоне, погибли. Комиссия по расследованию приступила к работе. Опознать пока удалось только одно тело. Им оказался господин Солнцев, о котором наши зрители уже имеют некоторое представление...
Я долго не могла понять, что же я услышала. Так и сидела, уставившись в экран. Всё тужилась осознать, а никак не получалось, и оттого где-то далеко-далеко пошёл нарастать тихий звон. Я старалась уловить его, а он то исчезал, то нарастал, а то казался тихой музыкой, или представлялась журчащая вода, может из крана, а может, по дну оврага... Там в овраге среди камешков бежит ручей, и в полдень изгибы струй блестят на солнце... Да, на солнце... При чём здесь солнце? Что же там сейчас говорил этот диктор?
Диктор смолк, и на мгновение в экране возникло неподвижное лицо Соля. Лоб вместо золотой пряди пересекала неровная полоса такого же цвета, как подаренное платье. Правый глаз был открыт, левый закрыт. И я смотрела. И всё равно не понимала. А музыка звенела, звенела! Или ручей? Ручей с Гавайских островов...
По счастью, любимая рука легла мне на плечо раньше, чем я поняла. Позади стоял Соль. Очень печальный. Все последние дни он был печальным. Но сейчас — ещё печальнее.
— Прости, — сказал он, — я раньше не успел...
И разом все гавайские ручьи повернули русла и двинули вспять. На иссохшие земли пустынь рухнула Ниагара. Я ткнулась Солю в живот, и меня заколотило в рыданиях. Соль гладил меня по голове, а я чувствовала — трясётся пол, и разъезжаются стены — и ничего не могла поделать.
Соль утешал, я плакала.
Тем сильней, чем больше утешал. Чтобы на всю жизнь выплакаться. Чтобы никогда уже не плакать.
Ниагара слишком серьёзная стихия: ухнет — так уж ухнет!
— Таня, — наконец проговорил Соль, — возьми себя в руки. Не время слёз. Время испытаний.
— Ты жив! — хлестало из меня месиво слёз и слов. И в самом деле: какие испытания?! Соль рядом!
— Меня не будет рядом, — внятно сказал Соль. Его я не могла не услышать. Куда Ниагаре до Солнца! Стены потихоньку остановились, пол замер. Слёзы пресеклись мгновенно.
Я посмотрела на Соля и переспросила:
— Что?
Соль в мрачном молчании подхватил меня под локоть и приподнял с полу. И в самом деле — рехнулась я, что ли — на полу валяться! Я торопливо поднялась, не сводя с него глаз, и опять спросила:
— Что?
Вздохнув, Соль усадил меня на диван:
— Давай немного поговорим. У нас мало времени.
И он говорил. А я жадно слушала.
— Я должен уйти.
Он очень ласково произнёс это.
— Я приношу тебе несчастья. Со мной никогда такого не было. Прежде, — в голосе прозвучала растерянность, — я всегда мог защитить тех, кого любил. Но современный мир очень отличается. И мне приходится делать выбор.
Он помолчал, потом объявил:
— Я не позволю себе истребить человечество.
— Что?! — изумилась я, — ты о чём, Соль?
— Таня, — серьёзно сказал Соль, — я нарушил правило. Ещё пара таких отступлений — и я уничтожу твой народ. А это случится, если я останусь с тобой.
— Но почему, Соль?! Мы же хотели улететь на Гавайи!
Гавайи... Как наивно это проговорилось!
— А ты думаешь, там другая жизнь? Когда я вник в эту связь, я понял, что такое дальнейшее земное пребывание. Череда погонь. Я не об этом мечтал. В кино увлекательно, в жизни — нет. Рано или поздно я заплачу твоей жизнью. Этого я не допущу. Так что исчезать надо сейчас — когда я с минимальными жертвами очистил ветку и имитировал смерть. Очень вовремя. Грядёт закон о близких террориста. А раз я снёс строение со всем штатом, значит вроде как террорист. А что мне было делать? Я же должен был вытащить оттуда твою подругу. А заодно убрать людей, которые в дальнейшем попытались бы на вас воздействовать. Случайные люди уцелели, я просто перенёс их, так же, как Антонину. Но в целом тут всё чисто. Вас не хватятся. То есть, не хватятся те, кто надавил на меня. Прочим же достаточно вести о моей смерти. Но, тем не менее, по горячим следам могут поинтересоваться. Ничего удивительного: в истории немало псевдосмертей, а я, всё-таки, необычный. Так вот — должно быть безупречно. Человечество должно убедиться, что меня нет. И это не ложь: меня и в самом деле нет. Я — плазма.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |