И пусть нас не убьют.

Аннотация:

Ночь придет и утонет в твоих глазах,

А луна поменяет свой грозный лик,

Мой кровавый Принц, мир в твоих руках,

Отчего же угрюм ты и как-то сник?

За плечами твоими — пятьсот дорог,

Нам, сжигая мосты, кровью их обагрить...

Мне спасать бы тебя от мирских тревог,

Но ты болью лишь нежность сумел заменить.

Нам пристанища в жизни людской не найти,

Нас изгонят из Ада, и в Рай нас не взять,

На твоей лишь груди мне покой обрести,

Нам с тобою в могиле одной лежать...

Валери Леонгард

И пусть нас не убьют!

И на лицах нет ничего, кроме жуткой ухмылки губ,

А в руках только камни, мой свет...

Я и есть этот хладный труп?

Когда солнце уходит за тучи, когда тлеет пустая душа,

Приходи. Приходи, чтоб я понял: ты меня пробудил ото сна.

На ладонях твоих нити, судьбы... Я касаюсь губами любя.

Ты горячий, как солнце, уходишь, вновь за тучи, спасая меня.

К черту плети, удары, ужимки! Наказание мое, боль моя,

Ты кнутом проведешь меж лопаток — забывается суть бытия.

Языком вновь в открытые губы, и устами касайся ран,

Огоньки твоих глаз убивают. В них тону, ибо ты - океан.

И они будут вечно молчать, запечатай ты рты им крестом,

А на тех, кто меня угнетал,

Ангел мой, укажи — как перстом...

Сколько себя помню, людям всегда нужна была Вера. Вера в мир, спокойствие, светлое будущее или в Лазаров рок. Менялось все, а главное — мир. Неизменной оставалась Вера. Люди забыли, что есть нечто за пределами их ограниченного видения. Они свято уверовали, что есть Лазар, и он их спасет. Но как Бог, который убивает, насилует, заставляет страдать, может кого— то спасти?

"Бог милостив к тем, кто верит, к тем, кто не грешен!"

Бедняк верит, но умирает от голода, несмотря на абсолютную безгрешность. Зато убийца купается в золоте, слышав о Храме постольку — поскольку. Бог ли милостив?

"Лазар слышит наши молитвы и помогает нам".

Если мне скажут, что пришел Лазар, и отдал мешок монет сирым и убогим, то я возможно и поверю, но мировая история не помнит подобных случаев. Разумеется, вы можете оспорить мое мнение, сказав, что деньги, хоть и отданные богачом, были даром Лазаровым, ибо именно он направил чистые помыслы в голову неразумную, именно Лазар управлял богачом в момент пожертвования. Простите, но если вы способны столь изысканно идеализировать мир, то я лишь посмеюсь. Все, что мы видим — это стечение обстоятельств, случайные встречи или наши усилия. Ничего больше.

В этой жизни мне не повезло, так как я родилась не в том веке и не в том мире, увы. Я не прошу, чтобы меня жалели, ибо все, что есть— это констатация факта. Не более. Признаться, я завидовала детям королей, которые золото видели так же регулярно, как я— грязь вокруг дома. У меня не было меховых накидок, перстней с драгоценными камнями или игрушечного пони, присланного эльфами в дар отцу — королю. Взамен судьба подарила старенькое бабкино платье, рваный платок и, хвала Пропасти, сандали. Жить можно и ладно.

Родилась я, по рассказам бабки, в дождливый день. Мать моя, ведьма, мучилась часов пять, не в силах разродиться, валяясь в лесу. Откуда бежала, куда бежала — не понятно. Бабка так и сказывала. Ее, кстати, Данка звали, но простецкое "бабка" за столько лет приелось и осталось в памяти. Возвращаясь же к матери скажу, что Данка пришла к ней на помощь слишком поздно. Родить помогла, но жизнь сохранить не сумела. Печалится или радоваться подобному исходу? Не знаю. Вы не подумайте, что я совсем бесчувственной была! Конечно, когда бабка правду мне рассказа, я едва не топиться собиралась, но получив хлыстом по мягкому месту, успокоилась и даже охладела. Сейчас же я не испытываю ровно никаких чувств к этой женщине, только благодарность за способность жить. Все.

Росла я сорванцом. Бабка заработала столько упреков из-за меня от жителей ближайшей деревне, что думаю, будь я не ее месте, вышвырнула бы негодную девку прочь. А она терпела и любила, как ни странно. Меня редко кто любил, и за это я готова ей кланяться в пояс.

Какие крупные неприятности мог принести ребенок? Я ставлю вопрос не правильно, понимаю. Какие неприятности мог принести ребенок — полукровка, дочь вампира и ведьмы, в то время, когда ведьм ненавидели и, с поводом и без, ссылали на костер, а вампиров прогоняли вилами, садили на кол, оправдываясь тем, что те заняли целое Солнце. На кой черт людям было Солнце Дорина, самый холодный участок мира, я не понимаю до сих пор. Есть у вас Солнце Лазара — пользуйтесь, но нет! Зависть. Поэтому люди бесились и уничтожали и так малый контингент нечисти.

Мысль о том, что люди ненавидят всех, кто не похож на них: сильных или просто выделившихся из толпы, пришла ко мне намного позднее, поэтому пришлось пожертвовать счастливым детством.

Наверно, я лгу. С чем прощаться? Я не познала понятия "детство". Уже в пять лет бабка взялась за мое образование. Магическое. И ей было абсолютно плевать на мирские запреты. Она говорила, что мол, магия всегда пригодится и точка. Вопросы о кострах ее не очень интересовали.

Далеко мне было до прекрасных магичек с дипломами, но все же. Бабка знахаркой была и кое— что смыслила в этом. Спросите, почему ее не сожгли, как ведьму? Ответ прост: во — первых, в деревне не было целителя, и лечить всех приходилось Данке, а во— вторых, знахарок не относили ни к ведьмам, ни к магичкам. Поэтому мое утро начиналось с домашних хлопот, где— то в полдень бабка занималась со мной, а под вечер сил хватало только на то, чтобы доползти до кровати и уснуть.

Бабка старалась дать мне все науки скопом. Я не хватала звезд с небес, не подумайте, наоборот, я училась так тяжело, что можно восхвалить создателя за мою способность читать и писать. Какая магия, о чем вы? Да я едва подпалить палки могла, если на то пошло. Бабка злилась, считала себя неумелым учителем, а я злилась, что такая тупая.

Но в пять лет мне море было по колено! Мысленно я видела себя великой магичкой, а реальность являла дурную полукровку. И снова я сталкивалась с несправедливостью мира. Детское сознание еще не до конца понимало, что происходит. Оно просто воспринимало информацию.

Данка приучала меня к религии. Здесь дело шло быстро, я поняла систему. Три Солнца — Три Бога. Аарон, красное солнце, принадлежащее нечисти, Лазар, желтое солнце, отданное во владение людям и Дорин, синее или ледяное солнце, отвоеванное вампирами. Мы молились Лазару, и я оставалась довольна, думая, что этот Бог заберет все мои грехи, защитит меня и будет благосклонен.

Вера интересная штука, работающая на самовнушении. Можно было бы верить хоть в Дьявола, которого отчего— то на три Солнца не делили, оправдывая его поступки и ища у него защиты, но Дьявол — зло. А как зло может защитить? Запросто, скажу я вам.

Находились смельчаки, организовавшие Орден Люцифера и привлекающие в свои ряды людей, но таких отлавливали по одному и в переулках метелили так, что уже ни один Бог не способен был им помочь. Или же, так любимый народом вид казни — костер. Еретиками их звали, отступниками Божьими. Ах, как много пафоса и как мало смысла! Их никто не слушал, а зря. Но гениальные мысли приходят после, как говориться.

В шесть лет мне захотелось увидеть мир, но Миром деревню сложно было назвать, но я ребенком была и даже эта мелочь сгодилась мне в поисках приключений.

Стоит ли говорить, что все закончилось лучше, чем могло?

Бабка с утра ушла в лес, а я, забросив домашние дела, бросилась к деревне со всех ног. Мною двигала самая дурацкая цель в жизни — найти друзей. Конечно, для дитя она дурацкой не была и я, словно нечистый дух, ворвалась в обитель спокойствия и верования.

И на меня смотрели, как на тот самый нечистый дух, порождения Дьявола, отступницу божью. Им и в голову не пришло, что ребенок — это только ребенок, ничего больше. Шрамы на теле зажили, а рубцы оставались на душе.

Меня закидали камнями, оставив синяки, ссадины и многочисленные раны на теле. Бабка за голову хваталась, кричала и проклинала всех, но какой толк в проклятиях? Надо было сделать выводы и успокоиться. И я их сделала.

Сложно было принять такую себя. Я возненавидела свою сущность, возненавидела людей, проще говоря, мир стал одним большим куском ненависти. Обидно было до слез, но я не позволяла себе плакать. Детство было жестоко отобрано. Бог был отвергнут. Личность стала чем— то эфемерным.

К десяти годам, когда девочки начинают прихорашиваться и таскать мамину мастику для губ, я зубрила книги денно и нощно, самообразовываясь, дабы доказать всем. Что доказать и кому? Сама не знаю.

Я ведь не была красавицей по человеческим меркам. Более того, я относилась к разряду "дурнушка обыкновенная". Волосы мои были белого цвета, словно снег и зимой даже сливались с ним. В сочетании с бледной кожей, красными глазами и внешней худобой это выглядело ужасно. Я и сама понимала, что похожу на мертвяка, восставшего из могилы. Ярко— красные губы и маленький нос так же не придавали мне красоты. Смотрясь в зеркало, я видела белое пятно с тремя красными пятнами — губы и глаза. Отвратительное зрелище.

Такой подарок, как говорила бабка, мне достался от родителей. Отец подарил кожу и глаза, а матушка — волосы. Это не делало их лучше или хуже в моих глазах, просто мне было любопытно, чем они думали, когда решили оставить ребенка в чреве матери, заведомо зная, кто родится.

Дальше жизнь тянулась, как мед. Гадко и медленно. Дни превратились в сплошную серую массу. Меня перестало что— либо интересовать, кроме книг и дома. В деревню я больше не выходила. Никогда. Ко всему прочему я окончательно и бесповоротно перестала верить в Бога. С каждой прочитанной книгой в голове неустанно складывался образ некого Создателя, но отнюдь не Бога.

Смерть. Чума. Война. Голод.

Это от Бога? Не верю.

Я рано стала задумываться над подобными вещами незаметно для себя начала оправдывать Дьявола. В одном из споров с бабкой мы разругались, и мне захотелось убежать. Она верила, а я нет. Но она считала, что она права и поэтому я должна была заткнуться и слушать ее бред о святости бытия.

Слово "святость" обесценилось. Что есть "святость"? Я проштудировала литературу, которую нашла в Данкином разбитом доме, но книги полнились водой, полнились бессмысленными рассказами о Лазаре. Этого был катастрофически мало.

Подростковый возраст был ударом по психике бабки. Я начала буянить так, что местные вскричали. Дважды я сама напрашивалась на костер, проверяя себя и способности, так внезапно открывшиеся. Огонь не жег тело, а лишь слегка покалывал, и это доставило извращенное удовольствие. Я была совершеннее, чем они. Я была другой. Я урод, не принятый толпой, но я — иная. И этим нельзя было не гордиться. Побег от костра стал трюком простейшим, заключавшийся исключительно в тушении огня магией и распутывание веревок, а остальное дело делали быстро бегающие ноги.

Второй этап проявить себя начался тогда, когда я поняла, что меня опасаются. Меня боятся. У них мороз по коже щеголял, когда я проходила мимо. Они поняли, что воевать со мной бессмысленно и начали преклоняться. Неохотно, скрепя зубами от злости, но уважать начали. Если боятся, значит уважают. Иногда уважение было не столько ко мне, сколь к бабке и ее способностям, но для меня, ребенка в сущности, это приравнивалось к Великим.

Так продолжалось года два, за которые бабка окончательно поседела и мечтала от меня избавиться. Я желала того же, но идти пока было некуда. Я окончательно стала символом греха, пособничеству Дьяволу и Богоненавистничества.

Ребенок. Ну да.

Я готова была кричать о том, что люди глупы и верят невесть во что, но меня удерживало что— то внутри и я ждала. Ждала своего часа. Можно было податься в Орден Люцифера, но я принципиально избегала этого сообщества, которое могло элементарно забить голову чушью и не дать мне ожидаемого результата. Тем более того результата, о котором я еще не задумывалась.

Семнадцать лет ознаменовали год потерь. Данка скончалась.

Она умерла ночью, во сне. Я нашла ее холодное тело наутро и не могла кричать, плакать или звать на помощь. В голове образовался вакуум, твердивший, что сейчас нужно ее похоронить и становится взрослой. В один момент. Детство закончилось не начавшись. Это конец.

Хоронить же я ее не пожелала, отдав тело огню. Это было гуманнее, по моему разумению. Глубокая могила мне не под силу, а оставлять ее так это значило отдать ее на съедение лесным животным. Побрезговали бы они мертвечиной или нет, я не знаю. Что сделано, то сделано.

Я не оплакивала ее. Незачем. Со временем понимаешь, что слезы не сделают мертвому ни хуже, ни лучше. Ведь это всего лишь слезы. Вода, если угодно. И отмаливать ее я не хотела, хотя она явно бы мечтала об этом. Верующая моя. Она — да, а я... Проще поверить в Дьявола, который ее отнял у меня.

Полгода прошли относительно спокойно. В деревню я выходила за продовольствием неохотно, стараясь набирать всего и побольше заранее, а на вопросы о Данке отвечала, что бабка нынче больна. Поначалу мне охотно верили, но вскоре слух о ее смерти разлетелся, как пчелиный рой и деревня заголосила. Меня гнали, чем могли вон. Они боялись. Но еще больший страх заключался в том, что меня никто не удерживает и значит, Дитя Дьявола, а меня начали называть и так, может выплеснуть свою злость на урожай и младенцев. Подслушав подобные речи, я хохотала пару дней. Если бы я могла, от деревни и камня не осталось, а так...

Терпение их подошло к концу в середине лета. Помню, ночь жаркая стояла, и пришлось оставить окна распахнутыми. Звезды можно посчитать, так чисто было небо. Шорохи во дворе я услышала где— то на краю сна. Нужно поблагодарить отца— вампира, от которого унаследовала столь тонкий слух и чуткий нюх.

Их было пятеро. Маловато для такого большого населения. Но к чему храбриться, я бы и с тремя здоровыми мужиками не справилась. Магия не сыграет большой роли. Направленный удар на несколько человек я делать не умела, а отвлекаясь на одного, смело получу удар вилами под ребра от другого. Зачем зря тратить силы?

Мозг сработал быстрее, и я нырнула в погреб. Чувствовала ли я себя трусом? Нет, я мечтала выжить. Но, не смотря ни на что, я знала, что я лучше их. Я была одна, а они толпой. У меня была цель, а они собирались ее оборвать, забрав жизнь. Так просто отдаваться не собиралась.

Некоторые в момент опасности предпочитали читать молитвы, которые бесполезны. Или целовали кресты, иконы, восхваляли Лазара... Спасло ли их это? Помогло ли им это? О да, помогло, они обрели веру в себя, которую, конечно же, ниспослал Лазар, и выпутались из передряги, но если искренне верить в себя, то результат будет таким же. Но людям нужна Вера.