Владимир Датыщев
Чужой друг
(невыдуманная история десантника)
(независимый рассказ боцмана Бибула из "Подчиняя вселенные-2")
Хорошей девушке, или женщине посвящается, а главное — моей МАМЕ!
Человеческой может быть преданность,
Но будет она не вечно,
И дружба, глубокая верность
Не может быть человеческой
Отрывок из гимна десантников
Сигнальная ракета "Вторжение" взмыла над горизонтом, за ее тяжелой болванкой потянулся ослепительно-зеленый нейтронный хвост. Радары замерцали, теряя контрастность изображений, картинки объектов на поверхности планеты пропали, вместе с ними ослепли все турели врага, солдаты внизу потирали слезящиеся глаза, вся аппаратура — их и наша, отрубилась. Нам позволяли совершить прыжок. Тридцать секунд!
Всего три жалких десятка мигов, чтобы выпрыгнуть и устремиться к земле, перекатиться через себя и, вскочив на одно колено, поднять плазменную винтовку.
— Первый по-ошел, — заорал я, толкая сержанта вперед.
Он делает короткий шаг вперед, исчезая в проеме открытого люка, и его ракетный ранец вспыхивает антигравитационным выхлопом. Активных зарядов только два в наших маленьких заплечных сумках: первый для высадки, второй, если повезет и останемся в живых — для возвращения на транспортник. Все мы — смертники, жалкое и бестелесное живое топливо для бездонных имперских дюз, безжалостно отправляемое Императором под вспышки республиканских выстрелов.
И первый — сержант, хотя, по логике, это я должен оказаться впереди. Чтобы разведать обстановку, бросить мелкие заряды одноразового защитного барьера-полога, упасть лицом в грязь, пропуская над собой шипящие сгустки плазмы. Но законы государства тверды — офицеры не должны бросаться под огонь врага, вместо этого есть накачанные горы мышц и рефлексов, еще в материнской утробе избавленные от чувства самосохранения и совсем не знающие страха.
Сержант еще находился в воздухе, когда сработал таймер, мигая тошнотворным красным цветом готовности.
— Второй по-ошел!
Следующий боец выпрыгивает в опасную черноту под небом чужих звезд. Там ждут автоматические турели, атомные ловушки прыг-мин, километры розовых плазменных щитов и тысячи не знающих пощады кикантов.
Мы все должны достичь поверхности планеты, уложившись в те паршивые тридцать секунд, предписанных по распорядку ведения боевых действий. Ведь не успей мы, повиснув в воздухе, приземлиться, как оживут радары, и крупнокалиберные стволы пушек мгновение ока нацелятся на выхлопы оперативных ранцев. От единственного выстрела погибнет все мое звено из тринадцати человек, распадется в прах оплавленный транспортный бот, исчезнет очень ценный биомеханический робот-пилот, а вместе с ним — наша последняя надежда на эвакуацию по завершению задания.
— Последний!
Люк начинает закрываться, когда я бросаюсь в шипящее пространство, и только мысль — хорошо, что воюем на поверхности, а не на спутнике или космической базе. Хорошо, что на мне надет защитный комбинезон, а не тяжелая туша свинцового гермоскафандра.
Мы зависаем на сверхмалой высоте — всего триста метров от места высадки, в голове моей мечутся мысли.
Зачем воюем мы, братья?
Враг пришел!
Что делает враг наш, братья?
Он насилует наших женщин и детей, забирает жен и сестер наших, в громадных инкубаторах растя своих мерзких исчадий. Он жрет наши мертвые тела, упивается слабостью стариков и невинных младенцев.
Что мы должны сделать, братья?
Убить врага! Уничтожить его грязную звездную систему, залить чужой нечеловеческой кровью те серые планеты, где рождаются эти твари.
Как зовут этих людоедов, братья?
Киканты, злые охотники за нашей плотью и болью.
Уничтожим врага, братья!
Последний слуга безбожного Хаоса падет, но вначале мы освободим наши планеты, захваченные чужими.
Мы отвоевали всего четыре планеты из трех десятков захваченных врагом за последние пять лет. Интервенты были дьявольски хитры, они многие годы строили свои "научные" базы на наших спутниках и государствах империи, совершенно, что очень странно, не интересуясь владениями Республики. Они дружили с человечеством уже более трех веков, подло собирая силы для страшного удара, а слепой Император спокойно предавался утехам, не замечая готовящееся вторжение.
И настал тот страшный день.
Всего за одни космические сутки пали защиты более десяти планет и сорока искусственных спутников. На всех армейских заводах и автоматических фабриках, изготовляющих вооружение, взрывались нейтринные мины, плевались коллапсарные заряды, захлопывая пространство в маленькие черные дыры, ограниченные по времени функционирования. Корабли-матки зависали над столицами звездных систем, вокруг них вились миниатюрные истребители-камикадзе, не оставляя нашим пилотам практически никаких шансов на победу в бою. В атмосферы планет из космоса падали десантные боты, изрыгая из своих недр сотни острозубых кикантов. Едва страна преклонялась перед захватчиком, на улицы городов и больших поселков спускались объемные корабли-холодильники, отправляющие замороженные тела погибших врагов на корабль-матку, а оттуда уже кошмарная еда доставлялась в систему людоедов.
Жалкая горстка выживших людей, они рассказывали кошмарные вещи — на их глазах убивали и пожирали друзей, жен и маленьких деток, раздирая длинными когтями беззащитную плоть.
Мощные промышленные планеты готовились к бою, маленькие сельскохозяйственные системы падали на колени, моля своих мелких божков в надежде пощады и спасения от мерзких захватчиков. Но избавление не приходило. Любое государство погибало, едва к нему приближались фиолетовые звездолеты хаоситов.
Империя с трудом оправлялась от первых сокрушительных ударов, чтобы ответить на дерзкое нападение. Она атаковала, пока не слишком успешно и очень медленно, но все же отбивала свои территории, входя в пространство космоса чужих.
Люди не могли разрушать свои планеты, ведь там обитали, возможно, и в малом количестве, но уцелевшие еще граждане, присягавшие в верности императору. Бросить болванку коллапсарной бомбы являлось делом несложным, но последним, пока оставался шанс, пусть крохотный, спасти хоть сотню мирных жителей, чтобы положить полмиллиона солдат.
Но мы должны победить, загнать хаос в его первозданную дыру и забросать ее минами.
На высоте менее пяти метров над поверхностью Парагвая-5 гравитационный выхлоп иссяк, бросая меня на потрескавшийся асфальт. Ноги привычно согнулись, я перекатился через голову как раз в тот момент, когда таймер командного коммуникатора мигнул и заработал, показывая цифру 00:00003 — наша аппаратура, как и радары врага заработали.
Десантный бот вспыхнул плазменными дюзами и ворвался в небо, его бледно-черное маскировочное брюхо пропало среди густых вонючих туч армейского смога — к счастью, пушкам кикантов требовалось некоторое время на повторную наводку, нацеливание и стрельбу. Это давало нашим транспортникам некоторые весьма неслабые шансы на спасение, чтобы потом повторно, вернуться, приблизиться к поверхности, забрать живых и бросить на произвол судьбы тела навеки погибших.
Прямо перед нами лежали руины небольшого поселка. Черные остовы разрушенных одноэтажных строений слепо таращились во тьму разодранными глазами развороченных оконных проемов. Метров за двести от нас начиналась широкая бетонная улица, местами покрытая засохшими коровьими лепешками, которая тянулась вглубь, упираясь в подножие памятника фермеру-первопроходцу. А, может, это был мормон-проповедник? Издалека не рассмотреть, тем более что его отстреленная голова покоилась где-то среди развалин сельсовета, у двери которого неподвижно висел оплеванный императорский стяг.
Наше задание удивляло простотой — очистить от кикантов и захватить это селение близ столицы — Асусьена-5. Удерживать до появления подмоги, эвакуировать уцелевших жителей, произвести аннексию вражеской базы-расплодника, где растились новые пришельцы из жестокой планеты. Вот и все! Очень просто, если прочитать на бумажке... И достаточно тяжело выполнить, имея в распоряжении всего лишь дюжину бойцов, не считая меня.
К улочке мы добрались достаточно быстро, почти без препятствий. Ведь реденькое поле прыг-мин, на котором нашел свой покой сержант Приходько, совсем ненадолго задержало отряд. Иногда нужно иметь таких помощников, ведь я шел прямо за лишенным чувства самосохранения бойцом, когда он, совершенно не замечая сигналящие об опасности маячки своего комбинезона, шагнул прямо в поле мины.
Яркая вспышка — металлическая болванка с резким свистом поднимается в воздух, чтобы на миг зависнуть, красуясь. А затем вспыхивает адским пламенем, будто в замедленной съемке воспламеняя еще движущееся тело. И ворох огня стреляет во все стороны рваными короткими языками...
Сержант даже не закричал, этот выходец из сумасшедшей фанатической Украины-14, родины генетически модифицированных бойцов. Он только поднял руки, хватая себя за подбородок и затылок.
— За волю, свободу и ривнисть! — крикнул, рывком ломая себе шею, и упал в обугленной броне на влажную траву.
И лишь молчание в ответ — мы чтим погибших, но не более того.
Минуя целый ряд развороченных ковровой бомбардировкой автоматических турелей, мы ворвались в городок, где нас встретило небольшое сопротивление.
Несколько снайперов засели на крышах более сохранившихся усадеб, чем бесхозные остовы других строений, они стреляли почти невидимо, лишь короткие плевки плазмы обозначали направления, где находились убийцы. Вооруженные скорострельными крупнокалиберными пулеметами пехотинцы, даже не прячась, стояли ровной колонной посреди дороги, беспорядочно открыв по нам огонь.
Мы залегли, отстреливаясь и вжимая после каждого залпа головы в бетонные плиты. Тщедушный рядовой, вот никогда не думал, что он будет на такое способен, невзирая на бешеную стрельбу, поднялся на ноги и просил вперед импульсную гранату.
Буквально поток ошметков плоти хлынул на нас, обрызгивая закопченные стены домишек, истошный крик, поднялся, было, но опал. Наступила глухая тишина, только недалеко где-то залаял уцелевший пес, да несколько выстрелов из снайперских атомовок пронеслись над головами.
Впереди маячил дозорный пост хаоситов — они всегда строили свои укрепления на взгорьях, либо возле ратуш, главное, чтобы уровень, на котором размещался шарик плазменной бомбы-уничтожителя, размещался повыше. Таким образом покрывалась немалая территория, которую мог захватить противник. История знала немало случаев, когда полностью освобожденные города-миллионеры, вновь наполнившись радостными жителями и солдатами империи, ровнялись с землей за считанные секунды от единственного взрыва такого заряда.
Бомба — наша первичная цель, ее необходимо уничтожить.
Прикрываясь от выстрелов невидимого врага, мы свернули левее на окраину городка, там одиноко стоял разрушенный дом, растерзанная и оплавленная крыша которого разевала покореженную пасть вверх — к звездам.
На давно запустелом дворике, где еще висели длинные шнуры для сушки белья, прямо возле самого крыльца к заброшенному жилищу прижималась маленькая собачья конура. Жалкий обрывок цепи легонько позвякивал на ночном ветру, ожидая своего бывшего заключенного.
Сканер показывал присутствие двух органических существ, неистово символизируя красным мерцанием опасность.
— Внимание, тут робот! — невесело окрикнул я бойцов.
Кто-то застонал — мы не имели в запасе даже дрянной переносной гаубицы, способной пробить толстый корпус титанического киборга, ощетиненного иглами и широкими стволами пушек. Наши автоматические винтовки и атомные рапиры, видоизмененное наследие кислотных мечей загадочного Ордена, не могли причинить смертоносной махине существенного вреда.
Дверь на крыльце прямо взорвалась на мелкие пластиковые щепки, косяк покачнулся и вывалился вперед, поднимая цементную крошку. Изнутри вылетело тускло блестящее под светом двух лун тело — киборг атаковал.
Он не стрелял, мощные электронные мозги проанализировали нашу боеспособность — махина неслась в рукопашную, экономя боезапас. Начиненные нечеловеческой логикой процессоры киканта получали удовольствие от вида разорванной плоти и сонма кровяных брызг — людоеды умели помещать свою извращенную психологию в тела бездушных тварей.
Пронзенный длинным титановым крюком рядовой истошно закричал, захлебываясь пробитым горлом. Мы начали стреляясь, но плазменные сгустки наших винтовок даже не покачнули повитого силовыми коконами робота.
Второй солдат упал, его оторванная голова покатилась к маленькому огороду, где одиноко торчал слабый росток подсолнуха.
Смерть пришла за моим отрядом, но вслед за ней появилось спасение.
Маленькое черное тельце выскочило из конуры, разевая острозубую пасть — тощий пудель запрыгнул на спину киборга, смешно перебирая лапами по скользкой поверхности. Его слабая челюсть сомкнулась на единственном слабом месте чудовища — тонком проводе, который питал электронный мозг от компактного реактора на поясе.
Погибли еще четверо растерзанных бойцов, когда, поднимая сноп искр и чихая от едкого дыма, пес таки перекусил злосчастный провод.
Киборг застонал, будто живой, в его нутре что-то закоротило, габаритные лампочки мигнули несколько раз и погасли — он больше не функционировал.
— Шеф, — крикнули мне, — сзади!
Упал еще один солдат — выстрел снес ему добрую половину черепа.
Из самого центра селения показался взвод кикантов — нам грозила гибель.
Я ткнул на маленькую клавишу своего коммуникатора, вызывая бот.
— Опер вызывает базу, прием.
Короткий пакет информации ворвался на дисплей.
"База отвечает, прием. Что случилось?"
— Половина состава опергруппы мертва, подвергаемся массовому нападению противника! — крикнул я в микрофон. Прошу прислать "Ангела" и сбросить на селение "Горгону"!
"Вас понял, Опер, "Ангел" ушел. У вас сорок секунд!"
— Жду, отбой!
Десять ударов сердца, над городком взмывает ракета "Вторжение", гаснут раскаленные стволы плазменных винтовок. Приходит черед активировать ранец.
Я потрепал жмущегося к моим сапогам пса по голове, другой рукой проводя по выпершим ребрам под скомканной шерстью.
— Молодец, барбос! Возьму тебя с собой!
Где его хозяева? Покоятся в желудках людоедов, или успели спастись, забыв в спешке и суматохе своего маленького друга и охранника домашнего очага?
Жалко, дал бы ему поесть, но смертникам не полагается паек — нас бросали для короткой успешной операции, или на погибель.
Он виляет коротким черным хвостиком, беру его не руки.
— Летишь со мной, друг? — спрашиваю я, за моей спиной активируется гравитационный блок — единственный реактор, кроме атомного, способный функционировать под нейтронным полем.
Псу вырывается, бросается вон — я отдаляюсь, протягивая к нему свои ладони. Некоторое время он бежит за мной, но потом возвращается к своей конуре.
Ложится, свернувшись в клубок, печально смотрит на меня. "Где мои хозяева?", спрашивает пудель, "где мои друзья?".
Затем отворачивается и кладет мохнатую голову на лапы, закрыв глаза.
Ранец влечет меня к спасительному телу десантного бота.
Всегда хотел собаку, ведь нет друзей на двух ногах, дружба человеческая — скоротечна. Лишь пес — не изменит, он до конца останется самым верным другом.
Воздух, а вместе с ним и земля содрогается — на горизонте поднимается высокое зарево плазменной волны. Она захлестывает поселок, погребая под собой расплавленные трупы.
И маленькую конуру возле заброшенного домика.
Там покоится ДРУГ!
Ведь дружба так скоротечна,
Короче от жизни даже,
Но есть ведь и чувство вечное -
К давно ушедшим нашим.
Из пылкого заявления-проповеди генерала Буйкова перед атакой на захваченную противником Бразилию-6. Первое нападение потерпело ужасающий крах, погибли около двухсот тысяч рядовых, три отделения десантных спец-войск, четыре сотни офицеров и сам генерал, вошедший в историю как Первый Погибший. Именно он, невзирая на армейское предписание, первым ворвался в полевое укрепление кикантов, сраженный единственным выстрелом.
Воля, свобода и равенство — первые строчки девиза украинских националистов-радикалов.
Владимир Датыщев "Чужой друг"
