Федра a la Russ

Часть I

Наталья Григорьевна

И все-таки она вышла замуж. Не то чтобы очень хотелось, но такой шанс упускать было нельзя. Гришка хоть и раздолбай где-то, но для семьи расшибется: потому и дом, и машина (и ей на свадьбу подарил хорошенький ярко-красный "Гольф"), и техника по последнему слову. И домработницу оставил — "мы будем беречь твои нежные пальчики". Марина немедленно села за руль (да... это не жигулевская классика), объездила все знакомые теплицы и украсила дом роскошной экзотической зеленью.

Все было, в общем, хорошо. Лишь легкая грусть пробегала по лицу при взгляде на Наташкин портрет в гостиной — кто ж мог предположить, что сожрет подругу коварный рак. Два года мыкался Гришка в одиночестве, знакомился с кем-то, расставался без особых раздумий, а потом пришел к ней. "Пойдем, Мариш, за меня замуж — не могу я один". Марина, конечно, слегка обалдела от такого с огромным букетом его появления, а от предложения — еще больше. "Ты что вдруг, Гриш? А ну как у меня кто-то есть?". "И что тебе этот кто-то? Тормоза проверить да гвоздички на восьмое марта принести? А квартира? Так и будешь в своей малометражке задыхаться? Выходи за меня, Мариш — все тебе будет. Мне жена нужна. В конце концов, Натаха лучшей твоей подругой была...".

Маринка размышляла недели две. На самом деле, лишь закончила длящийся третий год бестолковый роман с тем самым кем-то, продала машину, приоделась и, надравшись как следует, оплакала всю свою непутевую жизнь. А назавтра позвонила Гришке и согласилась.

Свадьба была предельно скромной и даже без свидетелей: заехали в ЗАГС, потом — в ресторан, а потом — в большой когда-то уютный дом. "Ты не смущайся, делай тут все по своему усмотрению. Только Юркину комнату не трогай — не любит он". И не трогала. Юрка — единственный сын этой когда-то успешной семьи — учился теперь в Сорбонне и дома бывал крайне редко. О женитьбе отца он узнал из отцовского же e-mail'а, глянул равнодушно на приаттаченную фотографию мачехи и углубился в дебри Сети — личная жизнь отца его давно не интересовала.

Маринка наслаждалась. Ей так хотелось буквально во всем угодить Гришеньке, что порой, убираясь в кухне или на лестнице, буквально сталкивались лбами с домработницей Аленой: "Ну что же вы, Марина Николавна, я сама!" — "Ну хорошо, хорошо. Да мне все как-то неловко..." — "Ничего, привыкните" — улыбалась понимающе Алена.

Довольно скоро Марина забеременела. Она заметно округлилась, похорошела, и Гриша любил поглаживать ее живот: "Растет наша девочка". Он непременно хотел девочку. "Наша Натуська", — с именем определились сразу и без споров.

Натуська родилась в светлый январский день, и Гришка аккуратно выложил под окном Маринкиной палаты красными розами огромное: "Спасибо за дочь!". Марина была счастлива.

Возвращение домой совпало с приездом на каникулы его старшего сына: "Гляди, Юр, сестренка у тебя!". Юра вежливо улыбнулся, чуть тронул "рукопожатием" крохотную ручку: "Ну здравствуйте, Наталья Григорьевна!". На что Наталья Григорьевна выпустила из ротика огромный пузырь и нахмурилась. "Ну будет вам, еще наиграетесь", — Марина уже переоделась и спешила накормить малышку. "Вся жизнь впереди, ла-ла ла-а-ла", — пропел счастливый папаша и унес свое сокровище в детскую, увлекая туда же и Марину.

И побежали радостные денечки — Маринка чуть свет летела к своей малышке, а та спала еще, удивляя спокойствием Алену, за небольшую доплату сразу согласившуюся еще и на роль няни. Юры как-то не было особенно заметно — все гулял по старым знакомым да сидел в Ленинке, а может, и не сидел, кто ж его знает, только проверять и не думали. Через две недели он так же тихо уехал, пожав руку отцу и потрепав за ушко сестренку: "Пока, мелочь!".

Дочка росла. Училась держать головку и ползать, грызть игрушки в ожидании зубов и есть из ложечки. Скоро и памперсы не понадобились — уж больно хорош оказался горшок с забавной обезьяньей мордочкой. Маринка, казалось, утопала в счастье. Как и положено до первого годовалого юбилея каждый месяц торжественно отмечался день рождения Таточки, дом заполнялся цветами и игрушками.

А первая годовщина и вовсе стала настоящим праздником: были приглашены все друзья и немножко родственников. Ко всему — приехал на каникулы Юра, и праздник получился двойным. Гости умилялись малышкой, уважительно посматривали в сторону старшего, восхищались Маринкиными успехами в области цветоводства и озеленения.

Ближе к ночи, когда няня унесла Татусю спать, и большинство гостей разъехалось, Марина прошла со старой школьной подругой Ланой на открытую веранду, устало села в кресло и закурила.

— Все никак не бросишь?

— Да я и не пыталась. Две-три сигареты в день — разве это курение?

— Счастливая. А у меня меньше пачки никак не получается. И чего только не делала — все без толку.

— Лан, я и без сигарет счастливая — самой не верится. Кто б мог подумать...

— Да, Мариш, выпал тебе счастливый билетик. А что Гришка — не обижает?

— Нет, что ты. Иногда, правда, Наташей называет, да я уже привыкла, не огорчаюсь — тоже ведь можно его понять.

— Можно. Жаль, Натаха сына не видит — вот чем гордиться-то! А ты как с ним?

— С Юрой? Нормально. Лан, он взрослый человек, все понимает. Сестренку любит.

— А красавчик-то какой!

— Красавчик? Юра? Не замечала...

Вот с того самого вечера и стала смотреть Марина на пасынка немножко другими глазами. И ведь правда оказался Гришкин сын редким красавчиком да еще и умницей — тут же и Сорбонна к месту вспомнилась.

А как кончились каникулы, провожать в аэропорт, конечно, не поехала — так уж было заведено — но губку нижнюю, из окна рукой помахивая, таки прикусила.

Часть II

"Кумпарсита"

Однако за украшенными ангелом-Татусей буднями зимнее подзабылось, тем более, что девочка оказалась очень скорой в перемещениях и крайне любопытной. Марина с няней дежурили в детской в очередь, радуясь общению со стремительной болтушкой-Таточкой. Не выговаривая и половины алфавита, малышка отчаянно старалась донести до условно понятливых взрослых свои крошечные проблемки и новые открытия.

С началом же теплого сезона детской оказалась вся прилегающая к дому территория, включая гараж, сауну и прочие хозпостройки. Особенной любовью пользовались мамины клумбы и альпийские горки с озерцами и водопадиками — на одних можно было нарвать цветов, на других — скормить их разноцветные лепесточки рыбкам. После очередного разорения прелестной грядки петуний Марина строго-настрого запретила девочке отходить дальше гамака и персональной песочницы — в гамаке можно было хотя бы вздремнуть, пока прораб в обличье ангела возводил рядом очередной шедевр песочной архитектуры.

В один из таких густо-солнечных дней и приехал Юра — "Надолго. Придется проходить здесь практику". Марина, разомлевшая на солнце и несколько подуставшая от непрекращающейся болтовни Татуськи, вяло улыбнулась пасынку и, нехотя покинув гамак, пошла в кухню — дать новые распоряжения Алене. Но поскольку ангела-строителя нельзя было оставлять ни на минуту, попросила:

— Ты посиди с ней чуть-чуть, я мигом.

— Хорошо, — неожиданно они встретились взглядом, и стало ей почему-то страшно неловко.

— Я скоро.

Марина обнаружила вдруг выступившую над губой испарину, полыхнувшие румянцем щеки — "А красавчик-то какой!" — вспомнились слова подруги. "Господи, да что это я? Он же мне в сыновья годится".

Юра действительно годился ей в сыновья — Наташка выскочила замуж, едва окончив школу, и немедленно родила. А Маринка все мыкалась, все искала стандартного принца на белом коне. Пару раз выходила замуж, но больше года ни с одним не прожила — принцы оказывались с изрядными изъянами. Хорошо хоть детей не успела нарожать. И вот теперь счастливая жена и мать нервно грызла губы, повторяя: "Да что же это? Он же мне в сыновья...".

Кухонную кондиционерную прохладу Марина приняла как облегчение.

— Алена, приехал Юра, готовь на всех. Ну, и на вечер надо бы что-нибудь необычное придумать.

— Да что ж тут необычного, за необычным в город надо ехать.

-Хорошо, я съезжу в город, а вы тут за Татуськой присмотрите.

Она легко сбежала с крыльца, подошла к песочнице, где у кудрявого прораба появился талантливый помощник: девочка с восхищением смотрела на строгие стрельчатые башни замка, выстроенного длинными пальцами брата.

— Юрочка, ты поди переоденься, прими душ, отдохни с дороги, а я пока в город съезжу, куплю чего-нибудь к ужину.

— А как же Татуська?

— А Татуське пора отправляться спать, вон и Алена уже за ней идет.

Алена забрала, причитая, отчаянно брыкающегося ангела, Юра поднялся к себе, а Маринка выкатила из гаража "Гольф" и аккуратно выехала за ворота.

"Красавчик", — думала Маринка, выруливая на трассу. — "Красавец!" — поправляла сама себя, паркуясь у супермаркета. Она блуждала у заваленных продуктами полок и все никак не могла избавиться от наваждения чуть раскосых с лукавинкой глаз, от роскошной гривы волос, темной волной укрывающей пол-лица. "Разрешите?" — чей-то голос вывел Маринку из ступора, и она обнаружила себя стоящей посреди прохода к мясным прилавкам. "Да что это я — на ужин же надо..." — и более не отвлекаясь ни на какие мысли, быстро и сноровисто набрала целую корзину вкусностей. Притормозила на минуту у винных стеллажей, но потом решила, что мальчика из Франции уж ничем не удивишь, собрала стандартный набор белых, красных, сухих, крепленых и — не удержалась — взяла из стеклянной витринки скромный на вид "Двин".

Обратная дорога целиком ушла на раздумья о меню праздничного ужина: конечно, ничего французского, исключительно a la Russ*: блинчики с икрой, знаменитый Аленин курник, поросенок... Нет, один реверанс в сторону Европы все-таки будет: разноцветные розетки сыров под красное, а может быть, даже и фондю. С такими исключительно гастрономическими мыслями Марина подъехала к дому и принялась разгружать багажник. "Алена, помоги мне, пожалуйста, там немного", — внесла она первые пакеты в кухню. "Как дети?" — "Спят" — "Ну вот и хорошо".

За обсуждением деталей — "Может, обойдемся курником, блинами и закусками? А поросенка я завтра сделаю. Не съедим ведь, а разогретое Григорий Георгиевич не любит" — "Можно и так. Только тогда хоть парочку цыплят тапака поджарь — совсем без мяса нехорошо" — "Ну как же без мяса, а курник?" — "Курник — не то, непременно нужны шейки-бедрышки!" — хохотали от души, позабыв обо всем на свете, когда на пороге материализовался вдруг юный бог в набедренной повязке с кудрявым ангелом на плече. Ангел тер кулачками заспанные глазенки, а бог лукаво улыбался: "Здравствуйте, кормилицы — мы проснулись". Алена немедленно бросилась к Татуське, а Марина так и застыла с куриной тушкой в руках: юноша был ослепительно красив. "Извините, Марина Николаевна, я не одет, — пасынок истолковал ее молчание по-своему, — но наш ангел требовал немедленно соку". Марина словно очнулась: "Да-да, конечно, сейчас Алена...", — и, не договорив, положила в тарелку курицу и бросилась мыть руки. "Я, с вашего позволения, пойду оденусь?" — "Да-да...". Марина нашарила в ящике столешницы сигареты, вышла в сад и закурила. Руки дрожали: "Да что же это?..".

Приехал Гриша. Пришлось снова сесть за руль и загонять машину в гараж — двум авто на небольшой площадке у дома не развернуться.

— Мариш, ужин намечается персон на десять, так что вы уж придумайте что-нибудь с Аленой, ага? Я там кое-что привез — в багажнике, чтоб тебе не мотаться.

— А я — уже. Ну да ничего, лишним не будет. — Марина чмокнула мужа и пошла разбирать покупки. — Алена, поросенка все же жарим, — сказала она, входя в кухню с двумя огромными пакетами, — и варим лобстеров, будь они неладны.

Приготовление большого количества еды — "большим приемам — большие объемы!" — превращалось обычно у Марины с Аленой в целое, но довольно забавное, приключение. И когда бы они не начинали, не хватало, как правило, каких-нибудь двадцати-тридцати минут — и все из-за крохотных канапе — фирменного блюда дома. Доморощенные поварихи мечтали, что "вот подрастет Татуська — будет им в этом деле помощница".

Персон, однако, собралось не десять, как обещал Гриша, а все двадцать, и бедная Алена едва поспевала менять приборы. Но очень скоро гости начали вставать, гулять с бокалами в руках по окрестностям — настало время традиционных канапе, которые и были торжественно вынесены и выставлены на предварительно очищенные от бывшей снеди столы. Марина с Аленой вздохнули с облегчением и сбежали в кухню — от общего шума.

Марина закурила:

— Нет, Ален, что ни говори, а помощницу на такой вот случай брать надо. Ну ты посмотри — мы ж все в мыле. Хорошо еще, Татуська с отцом спокойно сидит.

— Справляемся мы, Марина Николавна, справляемся. — Алена всегда протестовала против приглашения в дом еще одной "хозяйки". — Вы б приняли душ да переоделись — вот всю усталость и снимет.

— И то верно — пойду-ка я в душ.

Освеженная, румяная, закутанная в пушистый халат Марина почти бегом бежала к гардеробной и потому таки подвернула на сырых еще купальных тапочках ногу и, если бы не оказавшийся на ее дороге Юра, наверняка упала бы, пребольно ударившись. "Ой, спасибо", — поблагодарила машинально, мгновенно вспыхнув до корней волос. "Ничего-ничего, мне даже приятно", — улыбнулся мягко, завораживающе пасынок. Сейчас, в его объятьях, она разглядела, какая ровная, гладкая кожа у этого мальчика, как нежно пульсирует голубая жилка на шее. "Спасибо" — Марина высвободилась из его рук, развернулась и пошла обратно. "Куда же вы?" — "Ах, да, мне же... Спасибо!" — она рассмеялась и отправилась в гардеробную.

Переодеваясь, никак не могла избавиться от ощущения его рук, от мягких полутонов голоса, от нежной синеватой жилки на шее. "Совсем мальчик... Но какой мальчик!..". Пробежав глазами возможные к вечеру платья, остановилась на черном, с глубоким, чуть не до попы декольте, выгодно подчеркивающем ее все еще очень красивую спину.

— О, Мариночка, ты нынче бесподобна! — Гриша тут же подхватил жену и закружил в так подходяще случившемся танго.

При всей своей кажущейся неуклюжести он прекрасно танцевал — сказывались вечера, проведенные на "бальных танцах" еще в школе, еще с Наташей. Танго было его "коньком", и Марина всегда с удовольствием танцевала с мужем. Гости, как правило, были далеки от таких сложностей, и супруги почти всегда солировали, наслаждаясь еще и восхищенными взглядами и аплодисментами.

— Именно! — Гриша подошел к поднявшему вверх большой палец сыну. — Учись!

— Учись? — Юра вскинул левую бровь. — Маэстро, — обратился он к исполняющему обязанности ди-джея соседу Сашке, — "Кумпарситу"!

— Без проблем, — с сомнением улыбнулся Сашка: он-то не первый раз на такой вечеринке и прекрасно знал, что переплюнуть Григория еще никому не удавалась.

Первые аккорды и: "Мадам, разрешите вас ангажировать?" — протянул он руку мачехе.

Маринка слегка растерялась сначала, но вызов приняла — протянула навстречу ладонь. И немедленно очутилась в таком завораживающем, таком горячем и нервном танце, что забыла о том, где она, что она и зачем она. Смело, уверенно, дерзко вел ее партнер через тайны и страсть, через встречи и расставания — жаркие объятья сменялись холодным неспешным отчуждением, головокружительные обводы — прохладными проходами. Так Маринка не танцевала никогда в жизни. Естественно, когда он на последних аккордах уронил ее спиной на колено и, едва касаясь, провел по ее губам белой розой, обозначая, прорисовывая поцелуй, публика просто взревела от восхищения.