Острова. Шаанджита

— Помню, как в детстве любила раскладывать на паласе карту мира и ползать по ней, вслух произнося сказочные названия: Багдад, Каир, Мадагаскар и Крит, Картахена, Толедо, Аргентина и Куба, Индия, Япония и Китай... все это казалось таким вкусным, заманчивым, что я загадывала: вырасту и обязательно объезжу весь мир, побываю везде-везде, и не останется ни одной страны, которую бы я не посетила.

И улыбнулась чуточку грустно, умолчав о том, что даже загранпаспорт не удосужилась сделать. Все это в прошлом. Сейчас передо мной Акулий остров. Вытянутый, длинный, более широкий у "головы" и сужающийся к "хвосту", с четкой цепочкой гор — "хребтом". Мы, если верить карте, находимся почти по центру, ближе к широкой его части.

— А это что?

— Хранители.

Я едва не присвистнула — до того четкой показалась система их расположения. Именно система: несколько по хребту, вблизи городов, два ближе к побережью по центру острова и два — в "голове". Расстояние между соседними около трех-четырех дней пути.

— Раньше их использовали для мгновенных переходов... как ты, только в рамках этого мира.

— Кажется, это не я Хранителя использовала, а он меня... — задумчиво молвила я, — но не суть. Почему ты говоришь о переходах в прошедшем времени? Неужели не осталось никого, кто знает, как это делать?

— Я таких не знаю, увы. И даже не слышал, чтобы сейчас подобное было.

— Ох, сомневаюсь, — протянула я, нахмурив лоб. — Иначе зачем бы тогда выставляли охрану у Дарвикского Хранителя, того, через который я сюда попала? Они ждали. Да и Хелен говорила что-то об этом... подожди...

Я склонилась над картой, переползла на другой край, оттесняя Алекса. Тот смотрел за моими передвижениями с некоторым удивлением.

— Где, ты говоришь, Витуум? Ага. А Хранитель ближайший здесь. Ничего не понимаю. Совсем рядом с городом, а они ждали меня около другого. Если только... нет, даже если допустить, что они знали, на какой дуб обращать внимание, не могли же они как-то предсказать будущее или хотя бы вероятность попадания в этот мир человека, пусть даже не меня, а кого-то еще. И выставить охрану. Или могли?

Я уставилась на Алекса, но он лишь двинул плечами, показывая, что в замыслы витологов не посвящен.

Мужчина после моих передвижений по карте оказался близко, мы стояли на коленях рядом, касаясь друг друга плечами.

— Кристин...

Он дотронулся до моей руки, и я вздрогнула.

— Чтобы понять, кто и чего от тебя хотел, нужно найти хоть кого-нибудь из тех, с кем ты шла в Витуум. Хелен или Дерека, или еще кого...

— В Витуум я не пойду, — с угрозой в голосе отозвалась я.

— Почему?

— То, как настойчиво меня тащили, наводит на мысль, что мне туда не надо.

— А вдруг они помогут?

Грустная усмешка скривила губы.

— Я в это не верю.

Я выпрямилась, все так же стоя на коленях, он тоже.

Такой близкий, такой не мой. Губы, красиво очерченные — сама чувственность. До них хотелось дотронуться — сначала пальцем, потом губами своими. Рука, будто бы не моя, поднялась и застыла в нерешительности где-то на полпути. Когда он поймал мою кисть и поцеловал в раскрытую ладошку, перехватило дыхание. Я вторично вздрогнула, толпа мурашек промчалась по спине снизу вверх и обратно.

— Зря. Медицина здесь отличается от вашей, я так понимаю.

Голос его, тихо вибрирующий, нравился мне до боли.

— Алекс... мы можем не говорить сейчас ни о науке, ни о витологах вместе с их витоистами, ни о Хранителях, ни...

Я замолчала, потому что моих губ коснулись губы его. Миг — как удар током — и я потянулась навстречу, растворяясь в сладостном трепетании.

Поцелуй вышел настолько нежный, даже вежливый, но в то же время чувственный, что стиснуло горло от навернувшихся на глаза слез. Никогда еще меня не целовали столь трепетно, касаясь руками волос, шеи, плеч осторожно, будто боясь спугнуть. Я убеждала — ладонями и губами — не бойся, не спугнешь. Я храбрая, и я хочу...

Стук в дверь заставил очнуться. Мы отпрянули друг от друга, словно застуканные родителями подростки. Алекс поднялся на ноги первым, протянул руку, помогая встать мне. От ладони полыхнуло жаром, я тут же вспомнила, что меньше минуты назад эти пальцы, длинные, в мелких шрамиках, гладили мои плечи и распутывали завязки жилета. Отстранилась, в смущении отводя взгляд. Встряхнула пальцами волосы, пытаясь их уложить. Даже не глядя в зеркало, могла сказать, что сейчас дико как хороша: глаза горят, щеки красит румянец, а по губам блуждает улыбка.

Александр открыл дверь, в комнату проник Ильгизар Солл — его помощник и, в первую очередь, друг. Взглянул на товарища, на меня, снова на него и ухмыльнулся.

— А я хотел предложить пообедать всем вместе. Но, раз вы заняты, не буду мешать...

И он, ухмыляясь еще более широко и радостно, собрался уходить. Алекс остановил.

— Гиз, с чего ты решил, что мешаешь?

— Да-да, конечно, — усиленно закивала я. — Мы проголодались, так что не откажемся... от предложения.

Закончила, розовея: поняла внезапно, что мое "проголодались" можно понять двусмысленно. Александр пришел на выручку, заговорив с другом о делах. Мне они дали время подхватить сумку, и наша троица дружно отправилась в город.

Мысли блуждали совершенно шальные, в беседах участвовать получалась с трудом, я все смотрела на Алекса и думала: "я ему нравлюсь!". Все-таки, я женщина, и любовные переживания не могли не занимать голову. Однако когда Ильгизар заговорил о Хранителях, мигом переключила мозги.

— Значит, для телепортации... тьфу, для хождения через Хранителей нужен амулет трех рыб? Так-так. Други мои, кажется, я держала нечто подобное в своих руках. Когда попала сюда, — пояснила для Гиза, не уверенная, что он знает мою историю полностью, то бишь, с начала.

Мужчины глянули с удивлением и надеждой. Так хотелось ее оправдать, но пришлось лишь разочаровывать:

— Я не знаю, куда он делся. И не смотрите на меня так. Да не теряла я его! При переходе он будто... растаял.

Ильгизар глянул на меня очень странно. Первый раз, когда я увидела товарища Александра, подумала, что далекие предки его были монголами. Не Александра, конечно, а Гиза. Средний для местных рост, немногим меньше метра восьмидесяти, худощавое тело, будто скрученное из жил, бронзовый загар, острые скулы, волосы черные, жесткие, и глаза цвета крепчайшего кофе, напитка, неведомого для этого мира. Иногда он смотрел так, что мурашки пробегали по коже, но по большей части был дружелюбен и мил.

— Кристин, подумай хорошенько: где знак?

— Гиз, дорогой, не надо говорить со мной, как с дурочкой-потеряшкой, — почти ласково ответила я. — Не люблю этого.

— Хорошо, дорогая, не буду.

Ухмылка его, по-мальчишески нахальная, появилась лишь на миг и тут же была стерта с лица. Алекс уставился с неодобрением. Я ожидала, что он скажет что-нибудь, но предмет моего обожания промолчал.

— Увы. Мы имеем то, что имеем, — подытожила я. — Что-то еще о Хранителях есть?

Александр двинул плечами и предложил поговорить в харчевне, к которой мы как раз подошли. Маленькая и уютная, затерянная в переулке и оттого не столь популярная, она как нельзя лучше подходила для поглощения еды, распития напитков и разговоров по душам. Тем более что кормили тут отменно. Но об этом я узнала позже, а пока вновь прицепилась к спутникам с вопросами о дубах.

— Вряд ли я расскажу тебе что-то сверх того, что ты и так уже знаешь, — ответствовал основной мой информатор. — О них на самом-то деле не так много известно. Главная библиотека сгорела сотню лет назад, а вместе с нею большая часть томов по истории Акульего и Рыбьих вообще. В то время не до восстановления было — остров гудел как улей. А потом и восстанавливать некому стало.

— Почему?

Алекс побарабанил пальцами по столу.

— Переворот. К власти пришли другие люди, приверженцы, так сказать, механистического пути развития. Очень многое, что касалось прошлого, оказалось забыто... намеренно забыто. А потом...

Он развел руками.

— Ну да, да, — пробормотала я. — Разрушать всегда легче, чем строить. А как же вы?

— Что — мы?

— На какой стороне?

— Мы политики не касаемся. Как и она нас.

— И все же. Наука никогда не развивается без вливаний. Во всяком случае, в крупных масштабах.

Я замерла в ожидании. Александр продолжил говорить, а Гиз пробежался меж тем по залу глазами, словно проверяя, не слушает ли кто.

— Валор официально не-оппозиционный город — в отличие от Витуума. Мы платим налоги, одобряем выборную часть Совета Семи, славим герента в положенные дни. В ответ городу дано право заниматься научной деятельностью по всем возможным направлениям...

— Кроме запрещенных, — со странной усмешкой в голосе перебил Ильгизар.

Я с не меньшим интересом приготовилась слушать его, но мужчина продолжать не пожелал. И я не выдержала:

— Каких таких запрещенных?

— Кристин, на то они и запрещенные, что разговоры о них не приветствуются. Как и особые разглагольствования о политике.

Я погрызла в задумчивости мизинец на правой руке. Веселенький остров Акулий, ничего не скажешь. Выдохнула с досадой:

— Жаль, очень жаль.

Ильгизар наклонился к моему уху, от его шепота дрогнули волосы у виска.

— В любом случае, не здесь и не сейчас.

— Звучит, как обещание, — так же тихо ответила я.

Поняла, что флиртую, да еще с кем — с другом парня, который мне нравится до щекотки в пятках. И отпрянула. Ни к чему это, ни к чему.

— И о чем у вас тут разговаривать можно?

— О еде! — воскликнул Гиз, встречая взглядом большую сковороду жаркого.

— Что о ней разговаривать? — я облизнула губы, чувствуя, как рот наполняется слюной. — Есть ее надо!

Мужчины спорить не стали.

Никогда не думала, что буду так счастлива, "заглядывая в рот" ученому. Другое дело, если этот ученый — любимый мужчина, а ты сидишь на диванчике, вся красивая и почти что правильная, ловишь каждое его слово, взгляд, мах руки, а он от этого преисполняется достоинства и гордости, и плечи расправляет, и говорит заразительнее.

Но кто ж такое предполагал?

Отношения, как сказала бы давняя знакомая, дважды уже замужем, "развивались медленно, но неотвратно". Как приговор какой, угу.

А еще заинтересовал Ильгизар. Вернее, это он в меня вцепился не хуже ядовика. Расспрашивал про мой мир, причем темы для ученого выбирал странные: больше не о науке, а о социальном, политическом устройстве стран, об их армиях. Я рассказывала, что могла, иной раз с трудом подбирая слова на сперато. Если сравнивать его с эсперанто моего мира, то я бы сказала, что местный язык эволюционировал, пошел другим путем, исказив многие слова и понятия, но сохранив общие законы словообразования. Потому и давался мне легко, словно родной, но давно забытый. Термины же, будь то в науке или политике, всегда оставались терминами, которые нужно было выучить и запомнить. И так в любом языке.

Еще в лице Гиза я нашла человека, более всех знающего о Хранителях. Алекс лишь разводил руками, и говорил, что его друг в этом плане спец. Не так говорил, конечно, но суть оставалась той же.

— Значит, система... значит, перемещение... — бормотала я, вновь ползая по карте Акульего.

В платье, пусть и задранном до середины бедер, но оттого не менее узком, ползать было сложно. А рассматривать мелкие надписи издалека не позволяло зрение. Вот и ползала. Мужчины поглядывали, Алекс с интересом, Гиз — с усмешкой.

Умные мысли в мою голову приходили редко и с неохоткой, а сейчас особенно. Что-то неуловимо важное ускользало, никак не желая даваться в руки. С раздражением я подумала, что отчего бы мне было не попасть в мир "отсталый", где все бы обожали и восхищались моей персоной, или в мир магический, да чтобы проявились способности — пусть и не все да разом, но постепенно. Так ведь в книжках бывает? Попаданка я или нет?

"Попаданка", устало подтвердило нечто внутри меня. Вот и попала. Умом сильно не отличаюсь, фигура не подкачала, но тоже ничего выдающегося... хотя нет, выдающееся-то как раз есть — самомнение, приступами. Делать деньги не умею, пяткой в нос тоже вряд ли осилю. Зато имеется больная голова и клещ в шее. Тоже мне, радость.

— Кристин, что ты бормочешь?

Разворачиваясь, я едва не уткнулась головой в ноги Александру. Поглядела в задумчивости на штаны цвета корицы, в меру широкие, не то, что в некоторые эпохи, когда мужчины становились похожи на петухов с кривыми лапками. Взгляд поднялся выше, зацепился на жилете плотной ткани песочного оттенка, обласкал руки, с пальцами длинными, местами в шрамах, прошелся по рукавам рубашки, завернутой до локтей, и остановился на лице.

Светлая кожа, подбородок, по форме скорее женственный, чем грубо-мужественный, четкая линия губ, нос с горбинкой, глаза цвета весеннего неба, высокий лоб и волосы, что пытаются виться, но короткая стрижка им не дает. Лицо одухотворенное и с неизгладимой печатью интеллекта — морщинками между бровей.

Я залюбовалась губами, до которых хотелось дотронуться, и не сразу заметила, что Алекс протянул мне руку, желая помочь встать. Заметила, щеки полыхнули жаром, будто трусцой бегала. Поднялась, одергивая платье, туфли остались на другом конце карты, перебежала к ним на цыпочках, стараясь не замечать взгляда Гиза.

Позже уже он шепнул на ухо:

— Вы весьма любопытно смотрелись — Александр и Кристина... перед ним на коленях.

Глянула на него с укоризной, но в темных глазах не оказалось ни капли смущения или раскаяния. Только искорки прыгали.

— Раньше его таким я не видел, — произнес мужчина задумчиво, кивая на друга.

— Каким?

— Заинтересованным.

Я двинула плечами, повторяя жест своего возлюбленного, а у сердца возникло тепло, затопившее все тело. Он мною за-ин-те-ре-со-ван! Не просто клюнул на тело или мордашку, а по-настоящему увлекся.

А еще поняла, что когда-нибудь выпью за обедом вина — слабоалкогольные напитки из местных соков я по привычке называла вином, — так вот, выпью вина, подойду к Александру и шепну на ушко, что люблю.

Когда-нибудь. Может быть, даже скоро.

— Еще вина! — велела я, и дверь за девочкой-служанкой прикрылась, осторожно и с почтением.

Пусть это всего лишь дверь в мою комнату на чердаке, но зато какие гости за ней! Александр Невилл с другом. Такие гости стоят и осторожности, и почтения.

— И фруктов не забудь! — крикнула уже ей в спину, высунувшись за порог.

Прошествовала к диванчику и плюхнулась на него. Рука машинально перехватила с низкого столика бокал с рыжевато-красным напитком, на язык полилась ароматная влага. Подумалось, что много пью, и мама бы это не одобрила. Конечно, подобные мысли повлекли грустные воспоминания. Алекс сразу же отреагировал:

— Что случилось, дорогая?

Дорогая. Теплая волна омыла сердце. Дорогая.

— Ничего, — тихо отозвалась я.

Ничего опять не случилось. Просто мысли в моей голове. Я далеко не всегда была хорошей дочерью, не оправдывала надежды, жила не так, как следует, мало говорила, что люблю...