Острова. Шаанджита

— Увы, побеседовать как следует нам не удалось.

— Это опять какая-то хитрость? Гиз, послушай, я устала уже от всей этой скрытности и попыток меня использовать, и не могу больше...

Он накрыл мою руку своей, и я замолкла. В комнате, кроме нас, никого не было. Мамаша Адель и Долорес ушли, первая — недовольно хмуря брови, а вторая — подмигнув на прощание. Отношение их к Ильгизару разнилось очень сильно. Молодая обитательница "веселого дома" строила глазки мужчине, симпатичному и, сдается мне, весьма не бедному, растрачивала обаяние в отчаянной попытке завлечь его в свои сети. А вот хозяйка ее симпатий не разделяла. Она не любила друга Александра так же открыто, как и благоволила к нему самому. Гиза подобное положение вещей устраивало, он при встрече с госпожой Формари отвешивал той церемонный поклон, ловил неприязненный взгляд и усмехался — будто над шуткой, понятной ему одному.

И в этот раз моя благодетельница не желала оставлять нас наедине, но сдавшись под моим умоляющим взглядом, ушла. И мы, разговаривая, сидели на постели, низкой, едва ли выше моего колена, и широкой. Данный факт смущал меня — еще бы, в этой кровати бывал лишь Алекс, — и нисколечко не волновал Ильгизара.

— Кристин, я понимаю, у тебя полно причин мне не верить, о доверии и вовсе не говорю. Но. Я здесь и готов отвечать на твои вопросы — настолько честно, насколько смогу.

Я криво усмехнулась и отняла руку. Тыльная сторона ладони все еще помнила чужое тепло.

— Хочешь сказать, ты за этим пришел — отвечать на мои вопросы? Только лишь потому, что обещал?

Гиз стиснул пальцы, сгребая лежащее под ними покрывало, совсем как Алекс, отпустил, наблюдая, как расправляются медленно складки и заломы. Если бы он сказал "да", я не поверила бы ни единому его слову.

— Нет. Ты мне нужна, а тебе нужна информация об этом мире, и я готов платить твою цену. Я могу рассказать и показать многое, то, чего не расскажет Александр, и уж тем более твои подруги. Взамен я хочу быть рядом с тобой.

— Э-э... дорогой Гиз, мне такое внимание льстит, как и любой девушке, но у меня уже есть любимый мужчина... и это не ты.

Он тихо засмеялся, и я почувствовала себя не в своей тарелке.

— Милая Кристин, хоть ты весьма соблазнительна, но покушаться на это тело я решусь лишь с твоего согласия. Либо — в научных целях.

— Вот это меня и пугает, — пробормотала я, отчетливо представляя себя на разделочном столе под прицелом светильников и любопытных глаз.

— Не бойся. Я всего лишь хочу наблюдать за тобой и за теми изменениями, которые произойдут. Что? Только не говори, что не чувствуешь их. Знак отозвался. И ты говорила на языке Древних, тогда, в полубреду.

Я скривила недоверчивую гримасску. Конечно, с языками у меня всегда было неплохо, они давались "на ура", стоит вспомнить хотя бы то, как быстро выучила сперато, но этот "язык древних"... не знаю, не знаю. Внезапно вспомнилось светлое лицо настоятельницы и ее вздох: "шаанджита". Я скривилась еще больше. На героиню я явно не тянула. Но все эти люди, чего-то от меня желающие, видимо, думали по-другому.

— А зачем тебе это нужно?

— Мне велели приглядывать за тобой.

— Кто?

— А вот этого сказать не могу, извини.

— Иначе тебе придется меня убить?

— Что-то вроде того.

Усмешка вновь появилась на его лице.

— И что же мы будем делать?

— Я научу тебя ходить через Хранителей. Хочешь?

Еще бы я не хотела!

Начали мы здесь же, с теории. Для практики нужных нам дубов рядом не наблюдалось, да и не пустил бы меня никто до них. Мол, юна и наивна. А теория оказалась простой, как две копейки. Чтобы телепортироваться в нужное место — обязательно к другому Хранителю, а как же без него — нужно ясно представлять себе это место и иметь знак. И если со вторым у меня было все в порядке — при всем желании с отметиной островов я расстаться бы не смогла — то первое вызывало сомнения. И пусть даже в полубреду я видела их, могучие остатки древности, но Акулий-то не один! Островов несколько десятков, и, не зная точного расположения Хранителей, путешествие через них превращается в русскую рулетку. С той поправкой, что "выстрелить" может любой из двух сотен вариантов.

И все же Гиз многое рассказал за те часы, что мы провели, уединившись в моей комнате. Заглянула Салия, притащив долгожданный обед. Из-за плеча выглядывала Долорес и кто-то еще из девушек, им было любопытно, но, не углядев ничего предосудительного, они в разочаровании удалились.

— Как ты думаешь, она меня найдет?

Ильгизар после недолгого молчания уточнил:

— Хелен?

Я кивнула.

— Если ты ничего не приукрасила, рассказывая о ней и ее людях, то — да.

Я потеребила салфетку, в уголке которой было затейливо вышито "А.Ф.".

— Так может, мне стоит обратиться к леди... к госпоже настоятельнице? Попроситься пожить у них, хотя бы на время. Мужчинам ход туда заказан.

— Именно так. И, при случае, я ничем помочь не смогу.

— Боишься упустить меня из-под контроля?

Он усмехнулся, глянув на меня исподлобья.

— Ты догадлива, — сказал он, и непонятно было, в шутку это или всерьез.

— Угу. Бывают иногда прозрения, — мрачно ответила я, думая тем временем о Хелен.

Если эта женщина захочет меня найти, она сделает это — наверняка. Так может, не пугаться этого желания, а пойти ей навстречу? Вот только в Витуум я не хочу, по крайней мере, сейчас. Гиз, скорее всего, может помочь — и с охраной, и с остальным.

Я глянула на гостя. Сидит, потягивая легкое вино из бокала, изучает меня с молчаливым спокойствием. Действительно, ему-то что волноваться? Это я порой ощущаю себя загнанным в угол кроликом, а он сыт, одет, защищен, и физически, и социально. К тому же, владеет информацией, а это во все времена было ценностью.

— Кстати, Гиз, а в каком случае ты сможешь рассказать мне все? Ну, совсем все, не взирая на запреты твоего "начальства".

Жесткие губы его согнула усмешка, я поняла, что фиг он мне что ответит. Вздохнула.

— У нас говорят: меньше знаешь, крепче спишь. Похоже, сны у меня будут младенческие. Хотя, для младенца я чересчур популярна. Не к добру это.

— А у нас говорят, что тот, кто слишком мало думает о себе — дурак.

— А если слишком много?

— Мертвец, — поведал он с улыбочкой.

Раздался стук в дверь, и тут же в комнату заглянула Салия. Девчушка, окинув глазками комнаты, рассказала, что в дом явилась одна из святых заступниц, но не та, что приходила ранее, а другая, и очень хочет, прямо таки жаждет видеть меня.

— Она что-то передала?

— Никак нет.

Я отослала ее махом руки, буркнув, что спущусь.

— Интересно, чего хотят от тебя сестры. Расскажешь?

— Может быть, — ответила я, раздумывая меж тем, куда девать Гиза. Оставлять его в комнате одного не хотелось, а давать слушать разговор с монахиней... впрочем, не думаю, что она выскажет что-то важнее приглашения от настоятельницы.

Еще, спускаясь вниз вместе с мужчиной, я думала, куда пригласить гостью. "Приличная" зеленая гостиная наверняка занята, голоса с той стороны и смех слышны на пол дома, а красная может показаться ей логовом разврата или чем-то вроде того. Но мучительно решать не пришлось, женщина в сером вывалила на меня все, что называется, прямо с порога:

— Здравствуй, сестра. Настоятельница хочет видеть тебя, и чем скорее, тем лучше. Ей было видение.

Я ожидала продолжения, но его не последовало.

— Хорошо, я навещу ее завтра.

— Лучше сделать это сейчас, — спокойно, но настойчиво ответила монахиня.

Я оглянулась на Ильгизара, и он едва заметно кивнул, иди мол. По его лицу видно было, что вопросов задать он готов много, но кто как не Гиз умеет ждать. И он, кивком отсылая меня, соглашался ждать еще и еще, до тех пор, пока я сама, тепленькая и на все готовая, не приду в его руки.

— Я провожу вас до монастыря, — предложил он.

Гостья окинула его внимательным взором и, судя по нахмуренным бровям, это намерение ей не очень понравилось.

— Полагаю, это ни к чему, господин. У дверей ждет экипаж, да и в сестринскую обитель вам хода нет, сами понимаете.

— Понимаю. И все же, позвольте вас проводить.

Ильгизар произнес это с упором, и я уставилась на него в удивлении. Он что, так печется о моей безопасности или просто хочет знать, о чем я буду говорить с монахиней по пути? Если вообще буду говорить. Или я упускаю что-то, не заметное мне, но предельно ясное ему? Я по-новому взглянула на гостью, но подозрительного не заметила. Обычное одеяние, не запоминающееся лицо. Они попререкались еще с минуту: подчеркнуто вежливо и нейтрально, после чего женщина сдалась. Лицо ее при этом перекосилось гримасой злости, лишь на миг, но этого хватило, чтобы наполниться недоверием.

— Эммм, я, пожалуй, все же отложу визит на завтра, — начала я, но Гиз прервал.

— Нет-нет, Кристин, пойдем, нехорошо заставлять людей ждать.

И, подхватив и меня, и монахиню под локоток, он выволок нас на улицу. У порога обнаружился крытый экипаж: подобие кареты с глухими шторами и мрачным кучером на козлах.

— Прошу, — проскрипела женщина, распахивая передо мной дверцу.

Я поставила ногу на подножку, надумав шагнуть внутрь, но Гиз одним движением отстранил меня.

— Только после вас, — произнес он, ласково обнимая талию гостьи.

И — все завертелось. Мужчина подхватил монашку и впихнул в распахнутый зев кареты, она исчезла в полумраке, где сразу что-то бухнуло, раздался вскрик, ругань и возня.

— Кучер, — бросил мне Ильгизар и исчез вслед за монашкой, оставив меня на мостовой смотреть на раскачивающийся, будто в припадке любви, экипаж и слушать нарастающий шум борьбы.

А кучер, что-то для себя решив, гикнул, щелкнул кнутом, лошади всхрапнули, экипаж дернулся и покатился, набирая ход. Я в последний момент успела вспрыгнуть на подножку, цепляясь за дверь, которую никто и не думал закрывать.

"Прямо как в вестерне, — подумала я. — Только пальбы не хватает".

Зря подумала: из темноты салона прилетела стрелка, звякнула о раму, совсем рядом с пальцами, и упала на мостовую. Раз — и я отдернула пальцы, едва не рухнув вслед за стрелой. Два — и из кареты вывалилось вопящее тело и повисло у меня на поясе. Три — и моя ножка в легкой туфле ударила телу куда-то под ребра, заставив разжаться руки.

"Так дело не пойдет", — решила я.

Качнулась на дверце, повисая над пляшущей мостовой, пальцы вцепились в деревянную окантовку, идущую по краю крыши. Рывком подтянулась — вот уж не ожидала от себя такого — и в два шага оказалась позади возницы. Шум за спиной стал тише, хорошо это или плохо, я понять не успела. Отчаянно захотелось крикнуть: остановите, я сойду! Но вместо этого вцепилась в волосы кучеру и дернула на себя. Тот завопил и, откинувшись назад, чувствительно приложил меня о стену кареты. Воздух вышибло из груди, ребра тоскливо заныли, но я лишь сильнее потянула за волоски на висках негодяя.

— Тормози! — велела я.

— Уаууу! — провыл в ответ возница, когда я прошлась по его лицу коготочками.

Лошади "тормозить" и не думали, случайные прохожие шарахались от экипажа в стороны, ругаясь нам вслед.

Не известно, как долго и с каким результатом длилась бы наша борьба, но рядом на облучке возник мужчина. Я вздрогнула, косясь на его лицо, и тут же расслабилась, узнав Ильгизара. Он легонько, с ленцой даже, тюкнул возницу рукоятью кинжала в висок, отчего тот обмяк в моих руках. Гиз перехватил бесхозные вожжи, которые чудом лишь не упали, и лихо остановил лошадей. Во взгляде его читалось: и что бы ты без меня делала? Мне же подумалось отчасти справедливое "жила бы спокойно".

— Наверное, бесполезно спрашивать тебя о том, чего им надо было?

Я двинула плечами. Испуг от произошедшего накатил только сейчас, меня начало потряхивать. Гиз протянул фляжку. Я хлебнула и поморщилась, чувствуя, как жидкий огонь расползается по пищеводу.

— Подозреваю, меня хотели похитить, — произнесла я, растекаясь как подошедшее тесто.

Очень хотелось спать, но когда Ильгизар заявил, что берет пленных с собой, а вот мне не мешало бы отдохнуть дома, я решительно возразила. Опять упускать из виду возможных информаторов не хотелось.

— Как хочешь, — ответствовал он, сноровисто фиксируя руки возницы за спиной, а саму его тушку перемещая к нам в ноги.

Все наши действия привлекали слишком много внимания, я косилась на прохожих, которые, осмелев, начали стягиваться к карете, то мчавшейся без разбора дороги, то внезапно вставшей на месте. Где-то поодаль, как мне показалось, я разглядела синие шапки городской охраны и дернула за рукав Гиза. Он оглянулся быстро, накинул плащ на бессознательного возницу, и мы тронулись. Нас остановили всего раз, видно, информация о беспорядках как-то перемещалась по городу, но знак лунного пса и сейчас оказал магическое действие. Командир отряда стражи скрипнул зубами, глаза его с неприкрытой злостью сверкнули на меня, на моего спутника, сам он вытянулся, правая рука хлопнула кулаком по груди, и мы двинулись дальше.

— Не любят они нас, — хмыкнул Гиз.

— А за что вас любить? — тут же отозвалась я. — Вот ты, например. Лезешь везде, куда не просят, суешь под нос свой значок, а они слушаться должны или как минимум не мешать.

Мужчина лишь кривовато усмехнулся и подстегнул лошадей.

— Кстати, тебе идет быть злой, — произнес он через некоторое время. — В тебе просыпается красноречие, и ты выглядишь такой... фурией. Заметь, это комплимент.

— Угу. Заметила. Ценю.

Улыбка моя получилась даже вежливой, я отвернулась, показывая: меня его выпады не трогают. Заодно огляделась. Район, в который мы въехали, оказался незнакомым, я сюда не добиралась ни по делам, ни во время прогулок. Большие дома за глухими заборами, столь несвойственными центру, часть из них явно заброшена, дорога в гору, довольно крутая, так что приходится подниматься зигзагами по соседним улицам, почти безлюдным.

— Район Перферо, — пояснил мужчина, заметив, как я осматриваюсь. — Странное место. Это еще город, но тут мало кто живет. Слишком дорогие дома, которые наследники не могут содержать. Здесь были пустыри при прошлом геренте, он вознамерился построить в Валоре новую резиденцию. Многие захотели жить поближе, накупили земли, начали стройку. А потом герент умер, а Альтан Второй, нынешний Покровитель Акульего, не пожелал продолжить дело брата. Так и осталось все это, с размахом начатое, либо недостроенным, либо заброшенным. Или выкупленным, как в случае с этим домом.

Он указал кончиком хлыста на ворота, за которыми маячила пара часовых. Завидев господина Солла, они не кинулись сразу распахивать створки, а глянули на его значок, и вправду, очень красивый, черный с серебром, посмотрели в лицо, и после уже принялись открывать. И все так серьезно, без спешки, но и без промедлений.

— Они все у вас такие... мрачные? — спросила я, чуть-чуть наклоняясь к Гизу.

— Доверчивые тут не задерживаются.

— А вот интересно, что становится с такими... доверчивыми потом, после увольнения?

Конечно, мне никто не ответил, спутник лишь улыбнулся широко, и от того стало немножечко жутко.