Острова. Шаанджита

— Конечно, конечно...

Комнату он выдал маленькую и узкую, но это не страшно — для чего нужно много места там, где собираешься лишь спать? А вот дешевизна ее играла на руку. Я отдала хозяину пару крупных синих монет и заказала ужин. Витора же решила определить в странноприимный дом при валорском монастыре, закономерно посчитав, что приглашать приходящего врача будет слишком дорого. Остаток дня убила на то, чтобы разыскать этот дом, находящийся в другой части города, и сдать туда мальчишку.

А затем пошла осматриваться. Центр действительно оказался центром — просторным, светлым, красивым. Площади, мощеные вычурной плиткой, деревья, растущие так, что современным флористам и не снились подобные формы, диковинные цветы, фонтаны, странные статуи, назначения которых я так и не поняла. Все это давало ясное ощущение другого мира, и дело тут не в уровне развития, а в путях его. Здесь слишком многое отдавалось на откуп природе. А она на радостях спешила служить человеку. Гармония? Рай? Ох, сомневаюсь... ведь не даром такой лишь центр — окраины гораздо понятней, проще. Это ли не отход от таинства, почти что магии, природы, живого развития, и стремление к упорядочиванию и логическому контролю за всем происходящим.

После заката солнца особо темнее не стало, только свет с дневного поменялся на мягкий зеленоватый. Я заметила с удивлением, что светятся разнокалиберные, размером от кулака до головы человека, шары, установленные на столбах и домах, и даже в фонтанах!

На меня, с открытым ртом осматривающую чудо, местные жители косились со смесью снисхождения и превосходства. Ну да, конечно, я, дурочка деревенская, первый раз в город попала, и уже им очарована, и мечтаю о красивой жизни: большом доме, хорошей работе и богатом муже. И шмотках с цацками. Угу, угу. Конечно.

Хотя наряд на городской поменять не мешало бы. Домотканые штаны и рубаха хороши были в лесу, но не здесь.

Я присмотрелась к местным модницам. Многообразие форм, цветов, тканей. Вычурность и пафос. Или простота и незаметность. Все как всегда. И везде.

Мимо продефилировала красотка в платье, лишь на две ладони ниже попы. На нее, конечно, оглядывались, но никто не спешил объявлять ведьмой или хотя бы порицать за испорченность нравов. Значит, все-таки не средневековье. И то ладно.

Решив, что на сегодня прогулок хватит, и костюмом займусь завтра, я направилась в свой район. До нужного дома оставалось минут десять неспешной ходьбы, а вокруг "расцвели" боевой раскраской и причудливыми прическами местные девочки в коротких платьях.

"Ну да, улица Веселая", — с усмешкой подумала я.

Девочки смотрели на меня, кто как на соперницу, кто просто свысока, но активных действий не предпринимали. Дальше улица делала изгиб, и до, и после поворота шла глухая стена. Зеленых фонарей тут не повесили, и впервые за вечер я попала в по-настоящему темное место. И, конечно же, моя невезучесть поспешила проявить себя.

Выдыхая винные пары, дорогу преградил мужчина. Одной рукой он держался за стену, а другой — за початую бутылку. От неожиданности я вздрогнула и попыталась отпрянуть, но он отпустил стену и инстинктивно лапнул меня за талию, подтягивая к себе.

— Э, Лот, смотри, хороша или нет? На ощупь вроде как ничего... — проговорил он в темноту.

— Да какая разница, — ответил второй, подступая ближе. — Сколько стоишь, красавица?

— Вы ошибаетесь... господа, — сказала я по-русски, едва не рыча от злости и омерзения и пытаясь выскользнуть из объятий.

— Иноземочка, — просмаковал первый.

— Я приличная девушка, — поспешила добавить я на местном.

От их хохота с нотками довольства и похоти меня затошнило.

— Ага. Так же как я — витолог пятой ступени. Не, ну чего, мы тебе не нравимся что ли?

"Господи, вот ничего не меняется — ни люди, ни их желания!" — в отчаянии подумала я. Пятка моя меж тем с силой ударила по ступне мужчины. Тот охнул, а я, вывернувшись из-под его руки, припустила прочь.

Полтора десятка шагов — и я вновь ворвалась в мир красок, звуков и чувственного обольщения. Оглянулась проверить, не бегут ли за мной, и это стало ошибкой, потому что в следующий момент я, споткнувшись, ткнулась в пышный бюст некоей дамы. Обретая равновесие и бормоча извинения, я поняла, что не только бюстом, но и всем остальным эту женщину природа одарила щедро. Рост, который сделал бы честь мужчине, богатые волосы, красивое породистое лицо, высокая грудь, талия, тонкая для такого тела, крутые бедра.

— И куда ты спешишь, милочка? — осведомилась она, придерживая меня за оба плеча — то ли чтоб не упала, то ли чтоб не думала бежать.

Девочки не слишком тяжелого поведения, выставив в ближайшее окно прелести, взглянули на меня с интересом. Женщина зыркнула в их сторону, прелести из окна попрятались, остались лишь любопытные глаза, стреляющие из-за шторы.

И тут любители женского пола нагнали меня. Дама мгновенно оценила обстановку, оттеснила меня за спину и спросила строго:

— Господа, что ж вы девочку мою обижаете?

Они замялись, встретившись с грозной силой.

— А что это девочка ваша дерется, а, госпожа Формари?

— Дерется? Вы, верно, путаете, господа, девочки у меня хорошие. Или вы невежливы были?

— Да как тут вежливым быть? Налетает, дерется... о! милостивая госпожа, а может, мы это... проучим ее? Разочек-другой.

Оба хохотнули, довольные идеей.

— Далась она вам.

— А может, понравилась. Вон, на лицо смазливая, да и сиськи вроде ничего. Темненькая. Я люблю темненьких.

Он глянул на меня так, что я невольно поежилась, но лишь выше вздернула голову.

— Клиенты мы али кто? — добавил другой с вызовом.

— Клиенты, — подтвердила госпожа Формари. — Прошу...

И повела рукой в сторону высоких окон "веселого дома".

— А эту?

— А эту нельзя, женские дни у нее. Потому и злая такая.

— Ааа, — приуныли мужчины.

Я возликовала.

— Вот вам и "а". Проходите, если желаете, а нет — так гуляйте мимо.

— Так, мы это... и гуляли...

Они пошли было дальше по улице, но потом завернули все же к парочке одиноко блуждающих дамочек. Госпожа фыркнула:

— Пьянь, рвань, а туда же.

Я тактично угукнула и попыталась освободиться от жесткой хватки ее рук. Как бы не так! Внимание сразу переключилось на меня.

— А с тобой что делать, несчастная?

— Не надо со мной ничего делать, — пробормотала я и добавила уже громче, — спасибо за помощь, сьерра.

— Сьерра, — усмехнулась она, — и где ж понахваталась-то такого? Тоже мне.

Однако видно было, что подобное обращение ей польстило. Я же, не слишком разбираясь в социальных рангах этого мира, просто не успела придумать иного.

— Пойдем, — сказала, как отрезала, она.

— Куда? — с подозрением спросила я.

— Куда-куда... — передразнила, делая круглые глаза, — в дом, конечно, куда же еще? Горячего сбитня попить, может, работу тебе предложу... ты, как я погляжу, нуждаешься.

Я скосила взгляд на окно с красным подоконником, в котором выставлены были вновь, как в витрине, округлые полушария, едва не выпрыгивающие из вырезов, белые шейки и густо накрашенные личики, и мигом вспыхнула.

— Я не шлюха!

Госпожа Формари отпустила меня, закатывая глаза.

— А где ты шлюх-то видела? Ох уж мне эти девочки молоденькие! А ну брысь!

Последнее обращено было не ко мне. В окнах вновь стало пусто, лишь занавески всколыхнулись. Женщина еще раз вздохнула, пробормотав что-то про новеньких, которым заняться нечем. Пошла в дом, в дверях уже обернувшись.

— Ну, ты идешь что ли? Да не съем я тебя!

И я, отчего-то веря этой большой во всех смыслах женщине, отправилась следом. Я еще успела подумать о том, что поступаю безрассудно, вступая на территорию незнакомого притона в незнакомом городе, как вернулась забытая мной беда. Адреналин схлынул, и голову пронзила столь сильная боль, что я пошатнулась, хватаясь за косяк, а после и вовсе начала оседать, проваливаясь в теплую и вязкую темноту.

— Ох, Кристин, вот уж и не знаю, чем тут помочь можно, — вздохнула женщина, — и придумать даже не могу, кто поможет. Как ты там говоришь...

— Опухоль. Злокачественная опухоль. Она пока еще маленькая, но растет, растет... и когда она вырастет, я умру. Это как... — я закрутила головой, подбирая сравнение.

Мы сидели в углу кухни за маленьким столиком для прислуги и пили горькую настойку на травах, хотя вполне могли это делать в кабинете госпожи Формари, Адель, как она представилась кокетливо. Но здесь было тепло, чувствовалась жизнь, словом, место для задушевных бесед выбрали как нельзя лучше. Никого, кроме нас, в такой час тут уже не осталось. Мужчины предпочитали насыщаться пищей иного рода, а если бы кто и проголодался всерьез, запас "легкой" еды всегда был в подобии буфета в каждой гостиной.

— Это как... горшок с тестом на пирожки. Сначала оно маленькое, крышка закрыта, места свободного много. Но потом оно становится все больше, больше... пока не вышибет крышку напрочь и не убежит на печь.

Я замолчала, и женщина воспользовалась паузой, чтобы плеснуть в кружку еще из кувшина с узким горлышком.

— Я и так уже пьяная! — воскликнула я и замахала руками так, что хозяйка едва успела отстранить емкость.

— Вижу, что пьяна. И что? Пей, пока пьется. Завтра все равно будет плохо, пользуйся сегодняшним днем. Вернее, ночью. Мужчин развлекают те, кто хочет это делать, так что за честь свою можешь не опасаться.

Я уставилась в свою кружку. Нельзя сказать, что тема любви и секса для меня запретна, но то, с какой легкостью рассуждала об этом хозяйка дома терпимости, малость коробило. Хотя сейчас я со многим готова была согласиться — сказывался градус и количество выпитого.

И снова мы сидели, пили и разговаривали. Горькая настойка не становилась слаще, но перестала так сильно драть горло.

— А насчет проблемы твоей завтра подумаем. Поговорю с людьми разными, может, чего присоветуют. Да не буду я про тебя рассказывать, так, издалека поспрашиваю, аккуратно... ты что, мамаше Адель не веришь?

— Верю, — сказала я и пьяно кивнула.

— Вот. Это правильно.

— Ну так... я пойду?

— Это куда еще?

— К себе. Я у Пар... Патр... тьфу! И ведь не Патрик он вроде был, тут, на Веселой дальше к горе живет.

— Яков Петрус что ли?

— Да!

— Знаем такого, знаем... старый пройдоха с Гранд Леру, острова поменьше нашего. Ох, помнится, были мы молоды, он такие усы носил — шикарные! — я была в него даже чуточку влюблена. Эх, было время...

Глаза Адель заблестели, и я подумала, что женщина все еще хороша, очень даже, есть в ней и привлекательность, и какая-то внутренняя сила, которая делает живой и дарит если не вечную, то очень долгую молодость.

— Думаю, Яков не обидится, если я уведу у него постоялицу.

— То есть, как?

— То есть, так. Будешь жить здесь.

— Это еще зачем?

Наружу рвалась сквозь алкогольный дурман моя подозрительность.

— А почему бы и нет?

Она улыбнулась, и я улыбнулась в ответ. Действительно, почему бы и нет? Решила ведь познавать этот мир, пока не кончилось время.

А в борделе еще не жила.

Засыпая в комнате на чердаке, я слышала, как влетают в открытое окно стоны, вздохи и скрипы. Сны мне в ту ночь снились исключительно эротического содержания.

Глава 3

До чего же отношение людей зависит от того, как ты одет. Я замечала это и раньше, в своем мире, и в этом нашлось полно тому подтверждений. Если вчера, только прибыв в город с долгой дороги, я выглядела как грязная крестьянка, то сегодня... о, сегодня я вполне потянула бы на леди, сьерру по-местному, обеспеченную, но одинокую. Ибо замужние дамы не носят столь глубокие вырезы и такие высокие каблуки.

Платье цвета зеленого яблока, сшитое на барышню явно более крупную, нежели я, быстро подогнала по фигуре одна из девушек мамаши Адель. Черные перчатки выше локтя я позаимствовала у Мелиссы, а шляпу с широкими полями — у Долорес.

— Ни одна уважающая себя сьерра не выйдет из дома без шляпки и перчаток, — учила меня госпожа Формари.

Я же подумала, что до сьерры мне, как до Пекина ра... кхм, до Пекина, в общем, — особенно отсюда — и что хозяйка борделя что-то слишком старается. Когда я попросила у нее, проснувшись к обеду, что-нибудь приличное из одежды, та с энтузиазмом перерыла кучу шкафов.

— Ну-ка, повернись, — сказала женщина, и я еще раз поняла на практике, что такое "повелительное наклонение" в сперато.

Язык мой от общения со столь разношерстным народом только совершенствовался.

Я покрутилась на месте, прицокивая каблуками сантиметров в девять. Платье едва прикрывало колени, облегая бедра спереди и вспениваясь воланами сзади от попы и ниже, талия казалась тоньше, подчеркнутая поясом, грудь выставлялась на обозрение. На нее хорошо бы пошли украшения, хотя бы мой кулон на цепочке, но его-то и сережки я собиралась продать ювелиру. Иного способа добыть денег я пока не придумала, а "редкий, очень редкий металл" тут оказался в цене.

— Хороша, — подвела итог мамаша Адель. — Кристин, а ты насчет работы не передумала?

Девочки, следящие за моим перевоплощением, заулыбались, а я мотнула головой. Нет уж. Не для меня это, не для меня.

Охранник в дверях отступил, и в зал проник ранний посетитель. Взгляд его по-хозяйски и оценивающе прошелся по моей груди, скользнул к ножкам, и тогда уже, совершив обратный путь, прилип к лицу. Я наскоро попрощалась с женщинами, подмигнув напоследок охране, и поспешила выпорхнуть на улицу, пока меня еще с кем не перепутали.

Сегодня я приковывала взгляды. Отчасти потому, что была эффектно одета, а еще от того, что не получалось проскользнуть мимо — каблуки такой роскоши, как быстрый шаг, не давали. Вот и дефилировала, позволяя себя разглядывать.

"Тьфу ты, блин, прям горожанка какая, фу ты ну ты", — думала я, кляня себя за то, что поддалась уговорам госпожи Формари и ее же страсти "делать людей красивыми". К слову сказать, мамаша Адель не только содержала бордель, но и шила удивительной красоты платья и аксессуары, и вполне могла бы зарабатывать только этим, но... дарить любовь она хотела не меньше, чем красоту. Заведение больше всего походило на игорный дом, где встречались небедные мужчины, проводя время в обществе крепких напитков, азартных игр и красивых женщин. Женщины эти слыли образованными, умели петь, танцевать и музицировать, поддержать беседу и всегда — всегда — казались если не идеальными, то близкими к тому. Они бы сошли порой за благородных, не одевайся столь ярко и привлекательно, и не занимайся сексом столь длительно, бурно и разнообразно.

Вздохнув, я зацокала каблуками быстрее, думая о превратностях судьбы, которая за эти две недели как только меня не крутила, сталкивая и разводя с людьми необычными, интересными и — разными.

Остаток дня прошел в заботах. Продала ювелиру золото, выручив приличные деньги за "тонкую, удивительно тонкую работу". Забрала вещи у Патрика, который Петрус, — единожды ошибившись, я теперь каждый раз боялась назвать его не так. Навестила Витора, заслужив неодобрительный взгляд монашек и удивленный — самого мальчишки.