Мини-вбоквел о последнем путешествии Густавуса Принца в Индию

http://www.litsovet.ru/files/3215/sounds/Ormona_Vse_chto_ty_khocheshq__Tekhnologija.mp3

(Август 1946 года, Индостан. POV Густавуса Принца, старшего брата Эйлин Принц)

Помимо урегулирования дел, которые, находясь на смертном одре, передал мне отец, я собирался провести некоторое время в этих легендарных краях. До сих пор бывать в Азии мне не доводилось, несмотря на мою тягу к путешествиям и естествоиспытаниям, и я, очевидно, навыдумывал себе о ней слишком много сказочного и романтического. Так смотрим мы, островитяне из Европы, на таинственный Восток, довольствуясь призмою мифов и домыслов. И я говорю не только о британских волшебных семьях, окончательно оторванных от реальности: даже простаки со своими материалистическими или же, напротив, религиозными взглядами крайне легко поддаются обаянию экзотики.

Надо сказать, в дублинском порту почти перед самым отплытием со мной приключилась нелепая история. Она оставила осадок, и я морщусь, когда вспоминаю эти моменты, поскольку мне совестно за собственную несдержанность.

Люблю путешествовать магловским способом: воистину, только так и есть шанс повидать мир и узнать цену жизни. Ради этого всегда приходится переодеваться по магловской моде, но это всего лишь дело привычки и наблюдательности, и тогда маг не будет выглядеть посмешищем среди простаков. Однако я привыкнуть к своим новым ботинкам не успел и, ступив на сходни, поскользнулся на подгнившей доске, которая размокла после недавнего ливня. Вспоминая сейчас тот момент, не могу отделаться от ощущения, будто что-то подсекло меня сзади под икры — леской или проволокой. Я потерял равновесие, не успел собраться и неудачно хлопнулся прямо на зад. От боли в глазах почернело, а затем броском светящейся, словно молния, змеи тьму раскололо на части. Мне показалось, что змея эта впилась в мой несчастный, отбитый копчик и пронзила ядовитыми клыками нижние позвонки один за другим. Первое, что мне удалось увидеть после, была наклейка на чьем-то чемодане — лотос и змеящаяся над ним надпись "Кундалини".

— Могу ли я вам помочь, сэр? — наклонившись ко мне и бесцеремонно ухватив за локоть, спросила незнакомая молодая женщина — похоже, хозяйка того чемодана.

И вот здесь что-то нашло на меня. Я никогда не был нетерпимым к людям, тем более к дамам, и ручаюсь, что последовавшая за этим вспышка неприятно изумила бы всю мою семью. Это был неконтролируемый и как будто чужой приступ ярости: магловская тварь посмела прикасаться ко мне, да еще и с уничижительной жалостью! Клянусь, я много вращался в обществе не-магов, и такие мысли никогда прежде не приходили мне в голову. По крайней мере, не приходили всерьез: я, как любит говорить Лорайн, "склонен слишком много раздумывать", поэтому всегда отчетливо воображаю себе в той или иной ситуации, что подумал бы на моем месте мистер такой-то или миссис такая-то. Но в ту секунду эта магла всерьез сравнялась для меня с каким-то отвратительным насекомым, которое хотелось раздавить.

— Пошла прочь! — рявкнул я и услышал это так, будто находился не в своем теле, а стоял рядом, напротив этой женщины.

Она вспыхнула. Гневно сверкнули темные персидские глаза — они напомнили мне кого-то, но я никак не мог вспомнить, кого. Судя по манерам и одежде, магла была из обеспеченной, возможно, даже знатной семьи и явно не привыкла к подобному обхождению. Свидетелями моего — не ее — унижения было множество пассажиров, и поделом мне. Все они так же безмолвно, как она, обходили меня, и больше никто не предложил помощи. Поднялся я с трудом, но сам. Болел крестец, боль поднималась по хребту почти до самой поясницы, и мне казалось, что нижняя часть моего туловища неустойчива и вибрирует. Кое-как восстановив равновесие, я добрался до своей каюты, заперся там и еще до отбытия из Дон-Лэри сумел залечить ушиб мазью и заклинаниями. Позвоночник всё равно побаливал, но я решил, что через пару дней остатки травмы исцелятся сами собой. А вот перед дамой необходимо было извиниться: никто из Принцев не мог бы упрекнуть себя в неучтивости, тем паче в отношении женщины. Отец был бы разочарован моим неподобающим выпадом. Это слишком не по-джентльменски.

Когда наша "Рани Сати" отчалила, я отправился искать оскорбленную мной маглу, но вскоре узнал, что среди пассажиров ее нет. Более того: даже те, кто был свидетелем инцидента, смотрели на меня с недоумением и разводили руками, не понимая, о какой даме я толкую. И только юнга-ирландец, с которым мы почти столкнулись нижней палубе, у кают пассажиров третьего класса, когда меня уже охватило отчаяние, припомнил (со страшным акцентом, как иначе!). "Emmmm... Слушьте, а я ведь видел такую леди, мистер!" — пропел рыжий малый. Она "в сам-деле" была с большим сундуком на тележке. А потом он добавил, мол, "слушьте, сэр, да она mitch", — и махнул рукой, а когда я уточнил, что означает это его слово "сачканула", объяснил, что "кажется... emm... она сошла еще до отправления", а причины он не знает. И вообще не уверен, что это была леди. Может, и джентльмен. Чемодан, дескать, помню, а хозяина не очень: не разглядывал.

Право слово, Конфундусом их всех разом стукнуло, что ли?! Однако я не обнаружил характерного магического шлейфа, который в таких случаях ложится на всё окружающее пространство в радиусе тридцати-сорока футов от колдующего... Нет, скорее всего, в обычной суете ее просто никто не заметил — и никакой мистики и колдовства. Убедившись, что теперь загладить свою вину перед незнакомкой мне не удастся, я смирился и решил пореже бывать в публичных местах до самого прибытия. Может быть, по возвращении на родину судьба еще раз сведет нас с нею, и тогда я воспользуюсь случаем, чтобы принести свои извинения.

Мне следовало насторожиться, а не просто сетовать на неудачное начало странствия, поскольку всего через час плавания я обнаружил первые симптомы морской болезни, с которыми раньше был знаком лишь понаслышке. Меня мутило, невзирая на принятые меры — я проглотил имбирно-мятный эликсир от укачивания, наколдовал на себя стабилизирующие чары, распластался неподвижно на своей койке, пережидая самые выматывающие приступы. Всё тщетно. Я покрывался ледяным потом, руки дрожали, дрожало всё внутри от непостижимой слабости, а стоило чуть двинуть головой — и пространство ехало кругом, точно на карусели... Вскоре поднялся жар. Только ближе к ночи я смог заснуть.

Помню, что мне снилась тогда какая-то навязчивая чепуха. Любимый дог отца, переживший его всего на две недели и издохший от тоски, ходил в этом сновидении за мной по пятам и смотрел жалобным взглядом. Время от времени нет-нет да возникал откуда-то этот мальчишка, из Гонтов, в котором все мои родные, особенно женская половина нашего семейства, буквально не чаяли души. Отец не раз говорил, что он далеко пойдет, и даже, по-моему, немного гордился тем, что зерна его науки не сгинули втуне, а попали в благодатную почву. Не знаю, не знаю. Когда я, бывая дома, встречался с этим Томом... как бишь его фамилия?.. холодок змеей пробегал по моей спине. Это происходит, когда, легко одетый, спускаешься в сырой подвал поздней осенью. Наверное, то была моя личная — и односторонняя — неприязнь. Помощник отца хоть и выглядел упредительно вежливым, держался всегда с достоинством и не лебезил ни перед кем из нас. Ничего, кроме искренне уважительных поклонов и приветливых улыбок от Тома я не видел, ничем не мог попрекнуть. И вообще старался держать его на расстоянии. Не находя разумных объяснений, я догадывался, что шевеление волос на затылке при виде человека — не слишком хороший признак и уж точно не повод продолжать знакомство. Хотя я и не специалист, но убежден, что он страдает каким-то серьезным душевным недугом, и разбираться, что это за недуг, желания не возникало. Завершив обучение в Хогвартсе, Том исчез из нашей жизни, и не могу сказать, чтобы меня это как-то опечалило.

Так вот, если наяву все наши собаки признавали этого юношу, ластились и лизали ему руки, то в моем горячечном сне Гефест бросался на него, чтобы защитить меня (от чего?). Но Том делал растерянное лицо и покорно отступал, огорченный враждебностью пса, чем только распалял мою злость. И так без конца...

...Клац! Клац! Холодно, всё холоднее...

Утром я смог подняться и даже самостоятельно пересечь каюту. Хребет ныл теперь повыше поясницы: словно что-то ползло, пробивалось вверх по позвоночному столбу. Подойдя к умывальнику, я бросил беглый взгляд в зеркало. Мне померещилось, будто нечто, смутная тень, преследует меня и находится прямо за спиной. Едва я ее заметил, тень стремительно ушла вниз. Я вздрогнул, почти вскрикнул от неожиданности, резко отпрыгнул в сторону. Глаза мои лихорадочно шарили по полу. Никого там не было, ни позади, ни под ногами.

Вдогонку ко вчерашним неурядицам со второй половины дня в Атлантике начался сильнейший шторм, и наш корабль бросало из стороны в сторону с таким остервенением, что я вспомнил нашумевшую историю гигантского ковчега, выстроенного маглами в самом начале века. Ковчег казался несокрушимым. Все репортеры кричали о нем на каждом углу, и слухи об этом чуде света просочились даже в нашу прессу. А теперь он гнил где-то на дне атлантических вод, похоронив вместе с собой сотни пассажиров. Моя морская болезнь усилилась, я не мог ни есть, ни пить, ни даже думать о еде или воде. Никогда не думал, что скажу это, но лучше бы я воспользовался порт-ключом.

...Клац! Клац-клац! Кругом вода... остывающая вода... Но спать, спать... надо продолжать этот сон...

Дальнейшее плавание вымотало меня окончательно. Болела вся спина, болел затылок, меня шатало из стороны в сторону, как пьяного матроса. От слабости магия едва меня слушалась. Я старался больше спать, но это не помогало. Судовой доктор, к которому мне посоветовали обратиться, развел руками:

— Тогда остается потерпеть до прибытия, мистер Принц.

И я дотерпел. С прекращением качки на берегу мне действительно полегчало, и довольно быстро, но тень невезения оставлять мое общество не спешила, в чем я убедился очень скоро. В порту Парадип [1] ко мне прицепился странный старец с огромной чалмой на голове, пыльный и сухой, как кузнечик на энтомологической булавке. Я искал носильщика, поскольку небезосновательно опасался покуда пользоваться собственной магией, но мне подвернулся этот бродяга. Он даже не был волшебником, но проницательный взгляд его сверкающих черных глаз выловил меня в толпе. Сказать, что он раздражал меня, это не сказать ничего — но, проученный горьким опытом с той дамой в ирландском порту, я сдерживался изо всех сил. Старик пытался говорить со мной на какой-то диковинной смеси ория и английского, но я понял, что он настойчиво отсылает меня в лагуну Чилика, где на одном из островов находится храм Калиджаи.

— Там тебе помогут, джи! [2]

— Лучше подскажи мне, где я могу найти рикшу? Человека, который поможет мне нести вещи. Эй, ты понимаешь, о чем я толкую?

Но он всё твердил об асуре, который "изводит" меня, и в конце концов мне пришлось прикрикнуть, чтобы он отстал: неподалеку я увидел сухопарого молодца в длинной серой рубахе, который предлагал пассажирам свою рикшу, и побоялся, что его уведут прямо из-под носа, пока я здесь теряю время с сумасшедшим. Старик отстал, но еще долго смотрел нам вслед.

На полдороги к вокзалу снова начался муссонный ливень со страшным ветром. Мой рикша упал и вывихнул ногу. Дальше мне пришлось добираться самому.

...Клац! Тук-тук-тук! Мерлин, как же холодно...

По приезде в Каттак меня встретил укрощенный джинн семейства Патил, которым я с большим трудом, но ухитрился выслать Патронус с уведомлением о своем прибытии. Правда, на это у меня ушли все силы, и аппарация с помощью джинна была как нельзя кстати, хотя происходила не так гладко, как это умеют делать наши эльфы-домовики. Выразив соболезнования по поводу кончины моего батюшки, Амрит Патил проверил меня на проклятия, но ничего, кроме сильного истощения, не нашел.

— Не самое лучшее время для путешествий, Густав, — качая головой, сказал старый деловой партнер моего отца и Калидаса Шафига. — И я не только о сезоне ливней. Джадунаи [3] совсем неуправляемы. Сейчас как никогда нужна осторожность, если ходишь по нашим улицам.

— Вы правы, Амрит. Пока я добирался до поезда, на меня трижды нападали какие-то негодяи, невзирая на ураган. Из-за них я потерял последние силы, но иначе бы меня просто зарезали на проселочной дороге.

Он сказал, что имел в виду не обычных разбойников, и вкратце объяснил мне политическую обстановку у местных маглов. В речи его не раз повторялись имена Махатмы Ганди и Мухаммада Али Джинны. Мне было слишком плохо, чтобы я смог понять всё, о чем он мне говорит, и запоминать названия каких-то магловских организаций, влияющих на обстановку в этой стране. Сводя его лекцию к примитивной трактовке, можно было сказать так: все хотели независимости — кто от нас, британцев, а кто от своих же, от индийцев, только исповедующих иную веру. Одни пытались сделать это ненасильственным путем, другие учиняли погромы. В конце зимы в Калькутте разразилась бойня из-за "матросских протестов". Так ли, иначе ли, но Индию лихорадило не меньше, чем сейчас меня, и на волшебную восточную сказку это уже не походило ни с какой стороны. Мне очень захотелось домой, и я понадеялся, что по окончании миссии во всей этой неразберихе мне удастся получить порт-ключ хотя бы до континентальной Европы.

— Чем так знаменит храм Калиджаи? — спросил я хозяина дома за обедом — он велел подать мне самые "безобидные" блюда, тогда как вся его семья преспокойно поглощала пищу такой остроты и пряности, что даже от одного запаха у меня слезились глаза и горело во рту.

По моим наблюдениям, у местных магов женщины занимают второплановые роли, и это показалось мне странным, поскольку такого же разделения в семьях их соотечественников, эмигрировавших в Британию, никогда не бывало. Впрочем, прежде я вообще не обращал внимания на эти вещи, и только теперь осознал наши отличия. Женщины в семье Патил, хотя и обедали в одной комнате с мужчинами, сидеть вынуждены были на дальнем конце стола. Когда они ели, всюду стоял звон от их многочисленных украшений, но не было слышно ни слова, а сами они избегали встречаться с нами, мужчинами, взглядом. Их глаза я смог увидеть, лишь когда задал свой вопрос о лагуне Чилика и загадочном храме. Молодые и пожилые родственницы Амрита стали молча переглядываться друг с другом и с мужской половиной стола. Я заметил и двух юных девушек в разноцветных сари, точеными фигурками и диковатым взглядом напомнивших мне мою любимую младшую сестричку, и невольно улыбнулся, еще больше мечтая о доме. Вернуться, обнять маму с сестрицами — и совсем забыть об этой поездке...

Амрит тем временем рассказал мне предание маглов, выстроивших Калиджаи много веков назад.

— Его возвели в память об одной невесте, которую выдавали замуж не по любви. По дороге на собственную свадьбу она утопилась. С тех пор ее душа взывает со дна к рыбакам из окрестных деревень, — говорил он, погружая ломтики неведомого овоща в красный соус, а затем зубами снимая их с вилки. — Неупокоенная невеста охраняет те края от вторжения злых духов. Теперь туда каждый год приходят паломники со всей Ориссы и Бенгалии. Говорят, магией Кали там могут исцелить даже одержимых, но больной должен принять собственное решение.