Чаганов: Накануне

Чаганов: Накануне.

Глава 1.

Железнодорожная станция 'Плесецк'.

1 августа 1937 года. 17:00.

— А вы хто такие, чой-то здеся делаете?— Выглядываю в вагонное окно: местный начальник милиции, сержант РКМ (в петлицах золотая полоска на голубом фоне, на ней одинокая серебрянная звёздочка) задержал парня и девушку возле нашего агитационного вагона.— Тут у меня, понимаешь, рижимная тилитория!

'Два пути, десяток домов по обе стороны от них, стрелка, водокачка, одноэтажный сарайчик вместо вокзала,... а дальше, насколько хватает глаз— сплошые леса, холмы и болота'.

Девушка в тяжёлых сапогах в широкополой шляпе с поднятым наверх накамарником, большим заплечным мешком и геологическим молотком встревоженно оглядывается по сторонам, не видит ничего кроме козы, неподалёку жующей пучок травы, и фыркает, похожий звук доносится и из соседнего купе, где едут мои пиарщики.

— Мы— геологи,— заторопился парень, одётый так же как и его напарница, заметив как заиграли желваки на скулах сержанта.— закончили свой участок по берегу Онеги и направляемся в Архангельск на базу экспедиции. Вот наши документы.

— Ку-ха-ренко и Сар-сад-кис.— Читает по слогам милиционер.

— Сарсадских.— Стирает пот с лица девушка, опустив рюкзак на землю.

'Что-то знакомое'.

* * *

— Не пойму, ну что ты тянешь?— Оля решительным движением открывает дверь в мой кабинет на Лубянке.— Сто раз уже обсудили каждую деталь!... Кабинет как показывают регулярные проверки, 'чист', но на всякий случай открываю форточку и с площади в комнату врываются звуки большого города: грохот трамвая, бибиканье клаксонов, людской гул. Подруга встаёт рядом.

— Не нравится мне твоя идея,— наклоняюсь к широкому подоконнику и подпираю голову руками.— заставить профессора Шмелёва признать авторство тубазида, а если он гордый? Предаст нашу попытку огласке?

— Не посмеет,— Оля тоже облокотилась на подоконник, коит на меня глазами.— если что пригрожу дать ход делу его учителя— профессора Плетнёва.

— Запугивать уважаемого человека?...

— А ты что предлагаешь?— Выпрямляется Оля.

— Тут я получил материалы из Ленинграда,— в прыжке сажусь на подоконник, наши глаза снова на одном уровне.— я тебе рассказывал, НИИ-9 передаёт мне свою тематику. Так вот, в составе института обнаружилась любопытная спецлаборатория: медицинская, досталась им от института экспериментальной медицины вместе с начальником, неким Григорием Календаровым. Остап Бендер рядом с ним— ребёнок. Занимался от изучения ядов, до уничтожения живой силы противника ультра короткими волнами. Сейчас сидит во Внутренней тюрьме и добивается направления в моё СКБ. Написал письмо товарищу Ворошилову...

На столе зазвонил телефон внутренней связи.

-Чаганов слушает.

— Товарищ Чаганов, быстро к маршалу!— Голос комдива Хмельницкого, секретаря Ворошилова, не перепутаешь с каким другим.

— Я к шефу, бери дело Календарова, оно на столе, и подумай как его можно использовать. Прохвост палку лучше понимает.

Сквозь строй завистливых взглядов посетителей, ожидающих приёма в 'предбаннике' наркома, проникаю в заветный кабинет.

— Хорошо, Сергей Миронович, сделаю.— Ворошилов молча кивает на стул.

Осматриваю бывший кабинет Ежова, ничего не изменилось, как будто новый хозяин принципиально отказывается обживаться на новом месте.

— Вот что, Алексей,— маршал кладёт трубку на рычаг.— как ты знаешь, 12 октября выборы в Верховный Совет. Некоторые бывшие товарищи, которых мы выдвигали в кандидаты в депутаты от наркомата, не оправдали наших надежд... ну ты слыхал о Люшкове, Фриновском, других. Короче, ЦК утвердил твою кандидатуру... в Совет Союза по Приморскому избирательному округу Северной области.

'Северная область... сейчас объединяет будущие— Архангельскую, Вологодскую области и Ненецкий национальный округ. Избирательный округ Приморский, то есть речь идёт в основном об Архангельской области, где проживает большинство населения'.

-ЦК партии волнуется, что молодой первый секретарь Конторин может проиграть выборы, в области сильны позиции староверов, православной церкви, кое-где затаились бывшие белогвардейцы, поэтому решил выставить тебя, как известного в стране человека на выборы в Архангельске.

'Раньше было проще, выборные вопросы решались на собраниях партийного актива простым поднятием рук, а теперь демократия, понимаешь. Похоже, решило руководство испытать меня в новом качестве. Что ж, взялся за гуж, не говори что не дюж'...

-Приложу все силы чтобы оправдать ваше доверие.— Тоже встаю вслед за поднявшимся Ворошиловым.

-Вот и отлично,— нарком стучит меня по плечу.— завтра с Северного (Ярославского) вокзала отправляется твой вагон, его прицепят к поезду на Архангельск...

'Расту, у меня будет свой вагон'.

-... вагон агитационный, в нём имеется своя типография, фотомастерская, кинопередвижка. Отбери помощников, журналистов. Да ещё, после Вологды вагон перецепят к поезду-универмагу, его товарищ Киров распорядился передать тебе на время предвыборной компании...

'Сам Сергей Миронович в Киеве на пленуме ЦК КПУ, а вот заботится обо мне, звонит кому надо. Умно. Основная масса избирателей живёт вдоль железной дороги, а на встречу с таким кандидатом, который везёт с собой промышленные товары из столицы, подтянется и народ из глубинки. Охват возрастёт. Чего ещё не хватает? Правильно, нужны мастера исскуств: песни, танцы, оригинальный жанр. Плохо то, что они работают только за деньги, желательно наличные. Значит, мастеров вычёркиваем. А может всё-таки (перед глазами встала сцена с танцующим пьяным Ельциным)... нет, никаких Жжёновых или там Богословских нам не нужно'.

-Что такое?— Ворошилов приподнимает бровь, чутко уловив сомнения отразившиеся на моём лице.

-Да вот подумал, товарищ маршал, что не хлебом единым жив человек. Организовать ,что ли, в агитпоезде коллектив художественной самодеятельности, да времени мало, боюсь не успею. А наёмные артисты мне не нужны...

-Хорошая мысль, Алексей, дай мне обмозговать это дело.

-... и ещё одно, товарищ Ворошилов, разрешите взять с собой помощницу из особого отдела?

-Знаю-знаю, о ком речь,— маршал с улыбкой разглаживает усы.— пусть едет. Учти, на всё про всё даю тебе две недели и потом столько же во время выборов и сразу назад: вместо тебя твоими вопросами заняться некому.

Москва, ул. Большая Татарская, 35.

ОКБ спецотдела ГУГБ.

30 июля 1937 года, 12:15.

-Где Медведь?— Щурю глаза, заходя из тёмного тупичка, где расположился особый отдел, в залитый солнечным светом кабинет начальника.

-Захворал он,— равнодушно замечает Оля, отрываясь от раскрытой перед ней на столе папки.— а ты молодец, Чаганов, ценного кадра откопал.

На столе звонит телефон, Оля берёт трубку и снимает с микрофона чехол из плотной ткани: проверял сам с осцилографом— звукоизоляция отличная.

-Помощник начальника особого отдела Мальцева слушает... Заводи.

Высокий статный вохровец из нового пополнения заводит в комнату средних лет, бритого налысо, худого мужчину в мятом английской шерсти костюме.

-Заключённый Календаров по вашему приказанию доставлен.

-Присаживайтесь.— Оля взмахом руки отпускает конвоира и останавливает тяжёлый взгляд на присевшем на краешек стула зэке.

Календаров начинает ёрзать на месте, его совершенно безумные глаза мечутся по сторонам и и, наконец, замечают меня.

-Товарищ Чаганов,— начинает он привставать со стула, протянув руки вперёд.— спасибо вам, что откликнулись на мою просьбу...

-Сидеть!— Оля грозно стучит кулачком по столу.

Зэк весь съёжился от этого окрика, молитвенно сложив руки на груди.

-Продолжайте, гражданин Календаров,— принимаю Олину игру и добавляю в голос толику сочувствия.— какая просьба?

-Мне нельзя в лагерь,— зачастил заключённый.— я там не выживу. Я должен завершить начатое... меня оговорили, мои отнощения с Запорожцем и Ягодой были чисто служебными...

-Так тебя осудили не за это!— Оле удаётся вклиниться в его логорею.

-... в Институте Экспериментальной Медицины меня затирали, не давали работать, не хватало оборудования!— Выкрикивает он.

-Врёшь!— Оля угрожающе приближается к зэку сжимая кулачки.— Зарплата в твоей спецлаборатории была выше, чем в других, вся аппаратура закуплена в Германии и Швеции. Ты был награждён персональным автомобилем.

-Вот, всё этот чёртов 'Форд',— крупные слёзы покатились из его глаз.— мне стали завидовать, писать доносы... Теперь я не смогу выполнить того, что обещал правительству...

Подруга встаёт сзади Календарова, скрываясь из его вида.

-Видите ли, Григорий Семёнович,— делаю равнодушное лицо.— я ничем не могу вам помочь, ваша тематика никак не пересекается с моей.

-Обязательно пересекается!— Исступлённо кричит Календаров.

-Откуда вам известно над чем работает СКБ товарища Чаганова?— Из-за спины арестованного раздаётся зловещий голос Оли.

-Я, я... не знаю... слышал в камере от неизвестных лиц, что отбирают радиоинженеров.— сникает он.— я— физик и математик, экстерном закончил физико-математический и медицинский факультеты СреднеАзиатского Университета.

-Тоже экстерном?...— Быстро перелистываю папку с его личным делом.

-Нет очно...— неуверенно возражает Календаров.

-... просто у вас тут в бумагах написано, что вы два года обучались в СреднеАзиатском Коммунистическом Университете (САКУ), а медицинский и физико-математический— в САГУ, СреднеАзиатском Государственном университете.

-Обстановка в Туркестане тогда была напряжённая,— 'специалист широкого профиля' ничуть не смущён, его лицо принимает мечтательное выражение.— вы молодёжь этого не видели, а нам старым большевикам приходилось ездить с продотрядами по кишлакам, участвовать в походе на Бухару. Порой не было времени выспаться как следует, не то что бумажки правильно оформлять. Будь жив сейчас товарищ Фрунзе, он бы подтвердил мои слова. Знаете, это он направил меня на учёбу.

-Ну хорошо,— захлопываю папку и вопросительно гляжу на Олю поверх головы 'Остапа Бендера', она кивает головой.— Григорий Семёнович, забудем на время об этом периоде вашей жизни. Доводилось заниматься лекарствами?

-А как же,— живо откликается Календаров.— как никак был Учёным Секретарём института экспериментальной медицины.

-Отлично, присаживайтесь к столу и пишите обо всём что вам известно о работах ВИЭМ в этой области.

Оля под локоток подводит его к столу, пододвигает бумагу и карандаш, сама садится напротив, неотрывно смотрит ему в глаза.

-Да я собственно...— отстраняется он от стола.

-Забыли? Ничего, я напомню...— Оля кладёт перед Календаровым несколько исписанных мелким почерком листов.— пишите: 'Я такой-то, такой-то обнаружил в библиотеке ВИЭМ рукопись профессора Ненцкого о лекарствах, сделал её копию, а оригинал сжёг'...

-Позвольте...— заключённый поворачивается ко мне.— я не понимаю.

-Пишите, Григорий Семёнович,— успокаивающе киваю я.— профессор уже умер, ему всё равно а вам, я думаю, не всё равно где провести ближайшие пять лет: в Сибири с топором на лесосеке или заведующим библиотекой здесь у меня в Москве?

-Да-да, конечно, я готов.— Календаров хватается за карандаш.

'Быстро пишет и, на мой взгляд, грамотно, что не так уж часто встречается ныне. Куда его в лагерь или оставить у себя? Лучше, пожалуй, оставить: дураков с инициативой следует держать поближе и под контролем'.

-Число, подпись.— Оля забирает последний лист и поднимает голову.— Теперь сядьте поудобнее, опустите плечи, положите руки на колени ладонями вверх, закройте глаза.

Календаров послушно выполняет её команды, поданные глубоким низким голосом.

'Не забудьте рядом поставить стакан с водой, которую вы хотите зарядить'. Подруга, будто подслушав мои мысли, показывает кулак.

-Сейчас я буду считать до десяти... Ваши руки становятся тёплыми, веки— свинцовыми... Раз, два... На счёт пять вы заснёте... Три... Четыре.— Оля бесшумно заходит за спину и кладёт руки ему на голову.— ... а на счёт десять вы очнётесь и забудете всё, что происходило в этом кабинете.

По лицу арестантанта расплылась счастливая улыбка.

-Десять!— Мы с подругой уставились на Календарова.

'Смятение в глазах, пытается понять где он, что с ним... Неужели гипноз, всё-таки, работает? Сомнительно,... строгих научных доказательств его существования нет, поэтому столько проходимцев подвизается на этом поприще. Тогда наложение рук? Наши с Олей акупунктурные точки на голове так хорошо работают потому, что их действие тысячекратно усилено нейронным программированием, которому мы подверглись. Суперпозиция этих воздействий? Не уверен'...

-Сидоров!— В комнату заглядывает вохровец.— Увести.

-Гражданин начальник,— 'Бендер' заламывает руки, опять впадая в своё привычное истеричное состояние.— возьмите меня к себе в библиотеку...

Переглядываемся с подругой, она заметно расстроена.

-Почему в библиотеку?— Мысли лихорадочно скачут.

'В любом случае надо его брать под свой контроль'.

-В камере слух прошёл, что вы ищете библиотекаря.— Календаров торопится, захлёбывается словами, проглатывает слоги.

-Подумаю.— Одновременно выдыхаем с Олей.

Москва, Лосиный остров,

ЦНИИ туберкулёза, санаторий 'Белая ромашка'.

30 июля 1937 года, 14:20.

-Знаете, товарищ Чаганов, простите, я не очень разбираюсь в ваших эмблемах,— кандидат медицинских наук Николай Шмелёв, подтянутый высокий мужчина средних лет в белом халате, брезгливо отодвигает листки с показаниями Календарова от себя.— я бы на вашем месте не очень доверял показаниям этого проходимца.

-Вы знакомы с ним?

-К счастью нет,— доктор поджимает губы.— но наш круг довольно узок, к тому же я имею много друзей в ВИЭМе, поэтому сумел составить полное впечатление о нём.

-Сразу скажу, Николай Андреевич,— мы с Олей сидим в небольшой ординаторской санатория, куда нас проводил дежурный.— что мы полностью разделяем ваше мнение о личных качествах этого субъекта, но нас интересуют факты, касающиеся описанного там лекарства.

-Такое лекарство науке неизвестно,— Шмелёв с интересом смотрит на мою спутницу, движением руки откидывая упавшую на глаза прядь волос назад.— это всё что я могу сказать вам по этому вопросу. Марцелий Вильгельмович Ненцкий, конечно, был широко известным химиком и фармацевтом, и, действительно, работал в инсттитуте Экспериментальной медицины, но я не слышал чтобы он занимался лекарством от туберкулёза.

'Это я и без вас знаю. Алло, я с тобой разговариваю'.

-В спецлаборатории было синтезировано небольшое количество этого вещества и даже испытано на одном тяжёлом пациенте,— приходит мне на помощь Оля.— вот ознакомьтесь с результатами.

Оля достаёт из папки и передаёт Шмелёву ученическую тетрадку и несколько рентгеновских снимков, тот с минуту изучает рентгенограммы на свет и затем весело смеётся.

-Это, безусловно, снимки одного и того же человека,— небрежно помахивает ими в воздухе.— но подозреваю, что на них перепутаны даты: этот сделан в самом начале болезни, а этот, видите маленькие белые кружки, потом. Зная репутацию Календарова, смею предположить, что это сделано намеренно.