Неизведанные гати судьбы. Глава 73

Неизведанные гати судьбы

Глава 73

Утром я проснулся в расстроенных чувствах. У меня опять не получилось ночью связаться с Яринкой. Словно кто-то на время закрыл неизвестное пространство, и не хотел пропускать ничьи мыслеречи. Вполне возможно, любимая в это время не спала, а стояла за операционным столом и пыталась спасти жизни раненым бойцам, когда я пытался в очередной раз связаться с ней.

Приведя себя в порядок, я покормил Лизку уже поджидающую меня на кухне, и решил до завтрака сходить в ближний урман, чтобы проверить расставленные ловушки и петли на ушастых. Лес, даже в зимнюю пору, всегда успокаивающе действовал на меня. Взяв пустые мешки и свой "Винчестер", я вышел за ворота.

Как ни странно, но на улице меня поджидал Яр. Он был одет не в военную форму, а в свою поселянскую одежду, поверх которой на ремне я увидел кобуру с "Наганом". Когда мы сердечно поздоровались, помощник сказал мне, что хотел бы сходить со мной в лес. Я был не против его сопровождения. Вместе оно как-то легче.

Вернулись мы в поселение ближе к полудню. Выскочившая на улицу в одной душегрейке Арина, увидев у нас три полных мешка с шевелящейся добычей, неожиданно командным тоном заявила, чтобы мы немедленно бросили свои мешки и шли кушать, пока ничего ещё не остыло. Она всю горячую еду, уже в Управу отнесла. Мы не стали с ней спорить, ибо кушать действительно хотелось.

После обеда, я занялся очередным просмотром газет, что привезла нам почтальонша, а Яр с Ариной, решили запалить коптильню, чтобы переработать принесённую добычу. Когда я спросил у Арины Родаславны о том, "Кто же будет присматривать за больными?", она ответила просто, что "за больными лесхозовцами присматривает Вереслава".

Отвлекло меня от чтения газетных статей, появление Яра. Он, как было раньше, зашёл в мой кабинет, по-хозяйски сделал два стакана горячего чаю, и один поставил передо мною.

— Демид Ярославич, скажите, а что вы ищете в ентих газетах?

— Понимаешь, Яр, — сказал я, и отпил из стакана глоток чаю, — просматривая свежие и старые газеты, я хочу понять, почему Германия без объявления войны напала на нашу страну? Ведь, как я понял из газет, между Советским Союзом и Германией был подписан "договор о мире и дружбе", два с половиной года назад.

— В советских газетах вы не найдёте ответа на свой вопрос, Демид Ярославич, — сказал Ярик, и сделав несколько глотков чая, присел за стол. — Об истинных причинах начала войны, никогда не напишут в наших газетах. Вы же сами недавно говорили Арине Родаславне, что "Власть никогда не признает свою вину и допущенные ошибки. Так было во все времена".

— Арина рассказала?

— Ну-да. Надо было время чем-то занять, пока мы заячьи тушки к копчению готовили, вот она и поведала мне о вашем недавнем разговоре. Я Арине Родаславне сразу сказал, что вы полностью правы в своих выводах и рассуждениях.

— Похоже, Яр, тебе удалось случайно узнать нечто такое, о чём не пишут в газетах. Я прав?

— Правы, Демид Ярославич. Вот только енто произошло не случайно. Человек, который мне всё рассказал, умер в том же госпитале, где мне раненую ногу Младослава Демидовна лечила. Мы с ним в одной палате лежали, у него два ранения было, одно в левое плечо, а второе в правую ногу. Вот только умер, мой сосед по палате, в одну из ночей. Не от полученных ран, а как сказали военврачи, от сердечного приступа. Хотя за те три дня, что мы общались, Николай Савельевич мне ни разу не жаловался на сердце. Потому-то у меня сложилось мнение, что его кто-то специально отравил, и я даже догадываюсь, кто енто был. В один из дней, после врачебного обхода, когда мы с вашей дочерью остались одни в палате, я поделился с ней своими мыслями. Она внимательно выслушала и сказала мне, чтобы я помалкивал о своих подозрениях, иначе у меня также может случиться неожиданный сердечный приступ.

— Хорошо, что ты про мою дочку вспомнил, Яр. Тебе не показалось странным, что она такая молодая, а уже военным госпиталем, хирургами и другими врачами командует?

— Ничего странного я в ентом не увидел. Младослава Демидовна в госпитале самая старшая по званию была. Она военврач второго ранга, а все остальные военврачи были третьего ранга, но как мне показалось, в госпитале командовала вовсе не она, а два лейтенанта из госбезопасности.

— Вот как. Давай-ка, Яр, ты мне сейчас всё подробно расскажешь о том, что в госпитале моей дочери происходило. Вчера, ты почему-то забыл об ентом рассказать.

— Ничего я не забыл, Демид Ярославич. Просто не хотел, чтобы Вереслава всё услышала. Она же ещё маленькая, и не понимает, что можно говорить другим людям, а что нет.

— Тут я с тобою полностью согласен, Яр. Малышка могла случайно рассказать обо всём, что вчера услышала в Управе, тем, кто в нашей больничке на лечении находится. Лесхозовцам ведь тоже хочется услышать, что в действительности на фронтах происходит. Они же узнают об ентом только из газет, да из сообщений по радио. А какие выводы они себе делают, из услышанного или прочитанного, никто не знает, ибо все люди разные. К каждому человеку в голову не залезешь, да и умеют енто делать, только наши целительницы.

А дальше, я пил вкусный чай и слушал рассказ моего помощника...

"Привезли меня в госпиталь, и сразу из машины перенесли в большую комнату, где врачами проводился осмотр раненых бойцов и командиров. Пожилой санитар хотел разрезать ножом мои добротные яловые сапоги, но я ему сразу сказал, что "пристрелю, ежели он испортит мои сапоги. Ранение у меня чуть выше голенища, так что ничто не мешает ему их просто снять".

Я вытерпел всю боль, пока санитар стаскивал с меня сапоги. Потом ко мне подошла для осмотра, военврач третьего ранга. Санитар её назвал Риной Яковлевной. Он пожаловался ей, что я ему "угрожал расстрелом за порчу сапог". Врач удивлённо посмотрела на меня, затем быстро сняла повязку с ноги, которую мне намотали бойцы. Врачиха оторвав бинт от раны, начала больно ощупывать ногу, из раны сразу потёк гной с кровью. Закончив своё варварство, она лишь сказала санитару: "Готовьте лейтенанта к операции. Придётся ногу по колено ампутировать, пока гангрена не началась". На все мои возмущения, врачиха даже не обратила никакого внимания, а спокойно пошла осматривать других доставленных раненых.

Пожилой санитар быстро снял с меня галифе и кальсоны, после чего затянул ремень выше колена на моей раненой ноге, чтобы я кровью не истёк.

От его действий, я чуть не потерял сознание.

— Выпейте, товарищ лейтенант, — санитар протянул мне свою фляжку. — Это снимет немного вашу боль, когда ногу отрезать будут.

— Что у вас во фляжке, санитар?

— Спирт. Чистый. Медицинский, — начал объяснять пожилой санитар. — Все обезболивающие средства ещё вчерась закончились, а новые нам не подвезли. Вот мы и даём всем раненым спирт, чтобы они от болевого шока не померли.

— Да вы что... рехнулись тут совсем?! Уберите свою гадость немедленно. Я спиртное на дух не переношу, — сказал я санитару, и прикрыл глаза.

— И кто тут у нас шумит? — послышался недалеко от меня знакомый женский голос.

— Да вот, Младослава Демидовна, лейтенанта к нам раненого привезли. Рина Яковлевна его уже осмотрела и велела подготовить его к операции. Она сказала, что "Придётся ногу по колено ампутировать, пока гангрена не началась". Да вот только проблема образовалась, лейтенант наш, непьющий оказался, и спирт пить наотрез отказывается.

— А разве ещё где-то остались непьющие лейтенанты, Лука Фомич? Мне даже захотелось посмотреть на него, — я услышал, как ко мне и санитару приближаются женские шаги, а потом в комнате раздался удивлённый и радостный возглас: — Яр?!

Я открыл глаза и увидел родную сестру своего друга Ивана.

— Здравия, Младослава Демидовна. Выручай. Сделай что можешь, но главное, не дай ентим коновалам мне ногу отрезать. И, пожалуйста, не допускай до меня енту бездушную врачиху, иначе я могу не сдержаться и прибью её.

— Не волнуйся, Яр. Я сама проведу операцию и твою рану на ноге прочищу. И дальше только я буду заниматься твоим лечением, а теперь спи, — Младослава глянула в мои глаза, и я потерял сознание.

Когда моё сознание вернулось от чьего-то прикосновения, я понял, что лежу в кровати, под одеялом, облачённый в какую-то одежду пахнущую больницей. Вот только свои ноги я совсем не чувствовал. Открыв глаза, я увидел, что рядом с моей кроватью, на обычном стуле, сидит усталая Младослава.

— С пробуждением, Ярик. Как ты себя чувствуешь?

— Здравия, Младослава. Я свои ноги совсем не чувствую. А в остальном вроде всё в порядке.

— Так и должно быть. Операция прошла успешно. Твою ногу я спасла. Рану от гноя очистила, осколок и все мелкие металлические частицы удалила. Когда тебя в палату перенесли, я на всякий случай отключила чувствительность твоих ног, чтобы боли не мешали заживлению раны и твоему выздоровлению. Видать тебе крепко пришлось повоевать. Не так часто сержанты лейтенантами становятся, для ентого надобно хорошо себя проявить в боях. Через полчаса придёт санитарка и тебя покормит обедом, а вечером я сама сделаю перевязку. Яр, ты случайно не знаешь, как там у нас дома?

— Не знаю. Нас перекидывали с места на место на фронте, так что у меня редко получалось письма написать Миляне. А вот ответных писем от неё, я так и не получил. Возможно, они где-то странствуют в поисках меня. Когда нас призвали в армию, дома все были живы и здоровы. Лишь твой отец, немного грустил, что вы не смогли приехать на его день рождения. Уж очень он сильно по вам скучает и хотел всех вас повидать.

— Я знаю об ентом, Ярик. Знаешь, я позавчера получила письмо от Златы. Сестра пишет мне, что у наших братьев и мужей сестёр сняли "бронь". Так что, все нашенские сейчас где-то воюют, и в госпиталях раненых спасают.

— А все ваши детки с кем теперь?

— Они у наших московских родственников остались. Старшее поколение за своими внуками и внучками присмотрит, пока мы на фронте. Ты выздоравливай, Ярик, а мне надо к другим раненым идти.

Когда Младослава вышла из палаты, я осторожно, при помощи одних рук, уселся на своей больничной кровати, чтобы не побеспокоить раненую ногу. Неожиданно ко мне обратился сосед, сидевший на своей больничной койке.

— Ты где успел повоевать, лейтенант?

— Куда командование посылало, там и приходилось воевать, но большую часть времени, нас использовали для проведения разведки. Вот только последнее возвращение оказалось для меня неудачным. Едва мы вернулись из разведки в свою роту, как немцы артобстрел наших позиций устроили. Вот мне шальной осколок в ногу и прилетел. Мои бойцы меня перевязали и в госпиталь отправили. А тут, одна бездушная врачиха Рина Яковлевна, захотела мне во время операции, ногу по колено оттяпать, — услышав смешок с соседней койки, я сразу поинтересовался: — А что я такого смешного сказал?

— Да, Рина Яковлевна, или как ты выразился "бездушная врачиха", меня лечит. Вот только я не замечал за ней "бездушия". Очень внимательная и обходительная военврач третьего ранга.

— Значит вы в больших чинах, или у вас очень высокое звание.

— Почему ты так решил, лейтенант?

— Такие личности, как Рина Яковлевна, только очень высокое начальство уважают, и только лишь ему угодить стараются, а простые люди, навроде меня, для них как пыль под ногами.

— Ты в Москве такое наблюдение сделал? — почему-то настороженно спросил сосед.

— Я в Москве никогда не был. Всю жизнь в таёжном поселении прожил, артельный охотник я. Свои наблюдения я сделал, после того, как с Барнаульскими чиновниками пообщался. Скажите, а почему вы решили, что я из Москвы?

— Из твоего разговора с главврачом госпиталя. Младослава Демидовна спросила тебя "как там у нас дома?", а потом сказала, что её дети у "московских родственников остались".

— Теперь всё понятно. Мы с Младославой Демидовной жили в одном таёжном поселении, а потом она уехала учиться в Москву, со своими братьями и сёстрами. В столице она вышла замуж, и её оставили там трудиться, то ли в военном госпитале, то ли в городской больнице. Её младший брат, мой самый близкий друг. Сейчас наверное тоже где-то в разведке воюет.

— Почему ты решил, что он в разведке?

— Так нас ещё до службы в армии, к разведке приписали. Почему не спрашивайте, не отвечу.

— Да мне и не нужен твой ответ, лейтенант. Я и так знаю, кого отбирают в разведку. Давай, познакомимся что ли. Меня можешь называть Николаем Савельевичем, а как тебя зовут, я так и не сообразил. Не получилось у меня догадаться, от какого имени произошли сокращения "Яр" или "Ярик". Может подскажешь мне, как твоё полное имя и отчество будут правильно звучать?

— Да нет у меня никакого сокращения имени, Николай Савельевич. Яр Яросветич меня зовут.

— Очень приятно познакомиться, — сказал мой сосед по палате.

— Мне тоже, — ответил я.

Наше знакомство и беседу прервало появление двух пожилых санитарок, которые принесли обед и начали нас кормить.

Когда обе санитарки забрав всю пустую посуду, покинули нашу больничную палату, Николай Савельевич почему-то тихо и по-французски сказал:

— Nous avons une heure pour nous reposer, puis nous recevrons des poudres et des injections dans les deux hémisphères. (У нас есть час на отдых, потом мы получим порошки и уколы в оба полушария).

— Pourquoi dans une heure? (Почему через час?) — я даже не задумываясь, по-французски спросил Николая Савельевича.

— So ein Tagesablauf im Militärkrankenhau. (Такой распорядок дня в военном госпитале), — уже по-немецки ответил он мне.

Мне вся ента игра с иностранными языками показалась забавной, поэтому я спросил соседа также по-немецки:

— Wir müssen uns an die vorgeschriebene Reihenfolge halten? (Мы должны придерживаться установленного порядка?)

— Of course, otherwise we will have problems not only in treatment, but also with state security. (Конечно, иначе у нас будут проблемы не только с лечением, но и с госбезопасностью), — уже на английском ответил он мне.

— Let state security do its own thing. We are here to heal our wounds. (Пусть госбезопасность делает свое дело. Мы здесь, чтобы залечить наши раны), — сказал я соседу по-английски, а потом добавил: — Certus sisto gradum lingua scientia?

— Ты сейчас на каком языке задал вопрос, Яр Яросветич? — уважительно спросил меня сосед по палате.

— На латыни. Я вас спросил: Решили проверить уровень знания языков?

— Невероятно. И после всего, что я сейчас тут услышал, ты будешь продолжать утверждать, что ты простой деревенский парень?

— Николай Савельевич, я никогда не утверждал, что я деревенский. Я вам лишь сказал, что жил в таёжном поселении и был артельным охотником. У нас в поселении все жители со средним или высшим образованием. А на разных языках мы с детства говорим, пишем и читаем. Так что у нас все знают четыре или пять иностранных языков, а наш Глава и его старший сын, знают их ещё больше.