— Так ты значится, Станислав Иваныч, мне на выручку поспешал, — Демидыч улыбнулся, — за зря ты про себя такую хмурую мыслю удумал. Мы с мужиками ентими очень сурьёно за старую нашу жизнь стариковскую побалакали, да и по-распрошал я их трошечки, про дальнейшую путь-дорогу на восток, к горам Алтайским. Вот так вот.
— Да уж, Иван Демидыч, а я грешным делом тут подумал о не хорошем...
— А ты не думай плохого о людях-то, Станислав Иваныч, не все еще люди-то осволочились и скурвились в нонешные времена, особливо те, кто копейку своим тяжким трудом добывает, да мозоли себе на руки наживает. Ладно, хватит нам с тобой лясы точить, пошли в харчевню, перекусим чего-нить и в путь.
После плотного завтрака, мы поехали дальше. Вскоре дорога пошла через предгорье. Демидыч весь извертелся, словно на иголках сидел и что-то высматривал за окном.
— Иван Демидыч, ты что весь как наскипидаренный? Если ты до ветру хочешь, так и скажи, остановлюсь без всяких проблем.
— Не, Станислав Иваныч, мне до ветру не надобно покамесь. Тут где-то должон быть съезд хитрый с трассы на старую дорогу, мне про него сёдня мужики с утреца обсказали.
— Так зачем тебе съезд-то этот, нам еще вёрст триста-четыреста ехать до места, которое вы сообща выбрали.
— Понимаешь, Станислав Иваныч, мне мужики поведали, что та старая дорога приведёт нас в почти заброшенную деревеньку, называют ее Ведьмовская деревня, а всё из-за того, что там живут две сестры ведьмы. Люди-то изредка в те места к ведьмам наведываются, там недалече чертовы плеши в лесах есть, гиблые места одним словом. В основном туда едут-то токмо те, кого хворь лютая скрутила по самое галифе, а медики ничего уже поделать не могут. Вот ведьмы и пользуют ентих людей-то и на ноги ставят.
— Иван Демидыч, ты сам-то себя слышал хоть, ты вот про что сейчас наговорил? Какие ведьмы, какие чертовы плеши? За окном начало 21-ого века, а ты какую-то древность сказочную рассказываешь.
— Это для тебя и других людей, Станислав Иваныч, зараз начало 21-ого века, а для меня уже давно миновала середина 76-ого века, и то енто по последнему летоисчислению. Вот так вот.
— Да-а, Иван Демидыч, умеешь ты тень на плетень навести. Пояснить-то хоть сможешь, то что сейчас сказал?
— Пояснить смогу, но опосля... тут уже недалече съезд должон быть.
— С чего ты решил, Иван Демидыч, что скоро съезд с трассы будет?
— Как с чего!? Глянь-ка сам, своими собственными очами, справа от трассы, на краю околочка две березы хером растут.
— Ничего не понял. Чем березы растут?
— Ой, какой же ты, Станислав Иваныч, еще недоросль. Ни чем березы растут, а как. А растут они в виде славянской буквы "Хер". Теперича понял-то хоть? Вон тудой глянь.
Я посмотрел в ту сторону, куда мне показывал Демидыч. На краю околка росли две перекрещенные березы в виде Андреевского креста, в форме буквы "Х".
— Теперь увидел и понял, Иван Демидыч, хотя изначально ничего не понятно было. Ты просто как-то странно всё это сказал.
— А что тут странного-то, я тебе всё русским языком всё объяснил и показал. Разве-то моя вина, что вы родной язык своих предков перестаёте понимать и иноземные словечки используете?!
На этот высказывание мне было не чем ответить, поэтому я замолчал и через некоторое время остановил машину у околка с приметными березами. Прошелся вперед по трассе метров сто, но нигде не увидел съезда с трассы. Вернувшись к машине увидел легкую улыбку на лице Демидыча.
— Иван Демидыч, вот с чего ты сидишь там и улыбаешься? Нет тут нигде съезда с трассы. Обманули тебя твои мужики дальнобойщики.
— Ох, и пакостный же у тебя язык, Станислав Иваныч, вот пошто же ты на хороших людей-то напраслину наводишь? Правильно я тебе говаривал давеча, что вы смотрите, а не видите, слушаете и не слышите. А свои огрехи и недомыслие на других людёв перекладываете.
— Иван Демидыч, вот ты сейчас это к чему сказал?
— А к тому я это сказал, Станислав Иваныч, чтобы ты не наговаривал за зря на хороших людей. Как говаривал мой дед, Сварга ему Пречистая: "Разуй глаза и обуй ноги". Ты присядь, мил человек, на корточки у машины и посмотри в сторону двух берез, что хером растут. Может и узришь чё-нить.
Послушался я Демидыча, присел у машины на корточки, но сколько не смотрел в сторону берез, так ничего и не увидел. Обернувшись, снова увидел хитрую улыбку Демидыча. Внутри, помоленьку начинали закипать раздражение и злость, но сдержав себя, я хмуро спросил.
— Иван Демидыч, может ты подскажешь, что я должен увидеть? Сколько не смотрел на эти березы, но так ничего и не увидел.
— Дорогой ты мой человек, Станислав Иваныч, я же тебя просил глянуть в сторону берез, а не на сами деревья.
Демидыч кряхтя вылез из машины, присел на корточках рядом со мною и указывая в сторону берез стал пояснять.
— Вот гляди-ка, Станислав Иваныч, везде травушка от трассы до околочка замуравилась, а в направлении ентих двух берез чуть пожухлая. Глядим далее, пожухласть ента двумя ровными линиями бежит от трассы в раскол меж околочками, а расстояние меж ними окурат на локоть меньше сажени. Теперь углядел?
— Да. Вот сейчас увидел чуть пожелтевшую траву, но честно скажу, я так и не понял твоих последних пояснений.
— Мда. Трудно-то как вам нонче городским жить-поживать, совсем уже от матушки-природы оторвались. Ладно, попробую пояснить во вашему. Вот гляди-ка, чуть пожухлая травушка пониже замуравленной будет, как раз на пару вершков, т.е. около 9 см., а что сие означает? А означает это, что чуть пожухлая травушка с трудом пробивалась к солнышку и всё потому, что земля под ней более плотная, а плотная она от того, что ее машины своими колесами укатывали. Тепереча ты понял меня, Станислав Иваныч?
— Да, теперь мне всё понятно, Иван Демидыч, но почему ты мне сразу, по простому, не сказал, что тут старая колея дороги травой заросла?
— Станислав Иваныч, ну сказанул бы я тебе, что мол вот тут старая дорога быльём и травушкой поросла, ну и что? Доехал бы ты по травушке до первой ямины или оврага, а далее чего бы делал-то? А так, ты теперича сам можешь дорогу видеть и доедешь до места без всяких яких. Уразумел?
— Уразумел, Иван Демидыч, благодарю за науку.
— Да ладно тебе, Станислав Иваныч, чего уж там, неча небеса словесами сотрясать. Может потихонечку поедем уже? — поднявшись, Демидыч сел в машину, и сказал, словно для себя, а не для меня. — Тож не наука вовсе, то мудрость, предками нам оставленная.
Аккуратно съехав с трассы мы не спеша поехали по еле заметной старой дороге. Через полчаса дорога пошла через смешанный подлесок и ее стало хорошо видно. Далее мы уже ехали с нормальной скоростью, дорога не петляла, была без ям и рытвин, так что смысла притормаживать у меня не было. К вечеру мы подъехали к заброшенной деревне домов на сорок-пятьдесят по обе стороны дороги. Дома все были добротными, рублеными, хоть и почерневшими от времени, сразу было видно, что их на века ставили, а не для отчетности перед областной приёмной комиссией. Остановившись у плетня первого дома я посмотрел на Демидыча. Тот сидел с грустно-задумчивым выражением лица, по его щекам тихо текли слёзы.
— Что случилось, Иван Демидыч, вам плохо? Сейчас я быстро аптечку достану.
— Не надоть аптечки, Станислав Иваныч, со мною всё хорошо.
— Как же может быть хорошо, если слёзы текут двумя ручьями?
— Так чтож слёзы радости, Станислав Иваныч, я из ентой самой деревеньки в июле сорок первого на фронт ушел. Апосля Отечественной войны меня в Германской земле служить оставили, и был я там безвыездно почитай восемь лет, а как Сталина не стало, так нас сразу в Союз и отправили, сначала эшелоном ехали, апосля на попутках, да перекладных. В Иван-городе я с земляком повстречался из соседской деревеньки, мы с ним до войны в лесхозе частенько пересекались, вот он-то мне и поведал, что в деревеньке нашенской нету боле никого, опустела и обезлюдила. Мужиков с парнями на фронт всех забрали, а девок и баб с детишками в города на заводы и фабрики... Вот я и думал всё енто время, что сгинула деревенька наша в пустотности лет, а оно вишь как всё вышло-то. Вон там, с одесной стороны, шестая хата от ентого края, нашенская будет. Там я народился на белый свет, там мальцом-юнцом уму-разуму набирался, оттуда и на фронт ушел. Ты давай, Станислав Иваныч, потихонечку поезжай до нашенской хаты, которую показал тебе и у ворот остановись, а я ножками пройдусь с ентого места, ибо туточки все мои домочадцы со мною распрощались в сорок первом, и стало-быть отсюдава мне к родному порогу пёхом и возвращаться должно.
— Иван Демидыч, ты хоть зонтик возьми, видишь небо тучами затянуло, вдруг дождь ливанёт, вымокнешь как я в прошлый раз.
— Благодарствую за заботу, Станислав Иваныч, но не надоть мне твоего зонтика. Чай не сахарный, не размокну.
Демидыч вылез из машины и пошел в сторону своего отчего дома, а я потихоньку поехал к указанному дому. Остановив "Патриота" пред массивными дубовыми воротами примыкавшими к дому, вылез из машины и стал ждать прихода хозяина. Неожиданно, из ворот соседнего дома вышла пожилая женщина лет семидесяти, в славянских одеждах. Осмотрев меня внимательным взглядом, произнесла:
— Здрав будь, мил человек. Ежели приехал до Вереславы, здоровье поправлять, то воротами ошибся, через хату будут те врата, где она людей пользует.
— И вам доброго здравия, уважаемая. Вот только не ошибся я и к нужным воротам подъехал, а хозяин дома этого, Иван Демидыч, вон он сам, по дороге сюда идёт и дома соседские осматривает.
Женщина взмахнула руками и с несвойственной возрасту скоростью побежала к соседнему дому. Добежав до дома, закричала в открытое окно.
— Вереслава, шибче выходь из хаты, Ванюшка дяди Демида, соседушки нашенского, возвернулся назад.
Из ворот того дома вышла еще одна пожилая женщина неопределённого возраста. Увидев меня и машину, сказала.
— Ошиблась ты, Ярославна, не похож он на Ванюшку нашенского, да и лет ему маловато будет, шестьдесят пять не боле того. Тем паче, вспомни, еще осенью сорок четвертого, дядя Демид на Ванюшку сваво похоронку получил и чуть умом не тронулся. Мамка-то наша его потом всю зиму выхаживала и травками пользовала. А Ванюшке бы нонче лет девяносто ужо было бы.
— Вот вечно ты так, Вереслава, недослухаешь меня, а потом несуразицу несешь всякую. Я не за ентого человека у машины тебе рекла, а за того, что по дороге вдоль деревеньки идёт и к машине ужо подходит.
Демидыч подошел к машине, а потом увидев двух женшин, не спеша, даже как-то степенно подошел к ним. То что было далее, я про то ни в каких книгах не читал, и не в каких фильмах не видел. Это было что-то похожее на какой-то непонятный ритуал. Иван Демидыч поклонился им в пояс и произнес.
— Во славу Рода нашего, доброго вам здравия, соседушки-хозяюшки, на все времена от Круга до Круга!
После чего, Иван Демидыч положил ладонь правой руку на сердце своё, потом плавно поднял ее вверх и расчертил воздух движениями напоминавшими молнию. В этот момент в небесах раздался грохот грома, а еще через мгновение, сквозь прореху в облаках ударил солнечный луч и осветил место, где стояли Демидыч и женщины. Что они ему ответили я пропустил, так как смотрел на небо откуда шел луч света. Про то, что женщины ему ответили чем-то похожим, стало ясно через полминуты, так как солнечный луч увеличился и теперь заливал своим светом почти всю деревню.
Вернувшись взглядом к месту происходящего действа, увидел Демидыча обнимающего плачущих от радости женщин. Поняв, что это может затянутся на долгое время, решил прервать эти радостные события. Так как чувствовал, что мои затекающие ноги могут долго не выдержат стояния на одном месте.
— Иван Демидыч, ты гостя еще долго у ворот держать будешь? — Окликнул я его. — Ты хотя бы дом свой открыл, ключей-то у меня нету.
— Прости меня старого, Станислав Иваныч, опамятовал от радости такой и позабыл обо всём на свете. А в хату ты можешь спокойно заходить, ключей и замков в нашел деревеньки испокон веков не было.
Открыв ворота, загнав "Патриота" на широкий двор и поставил его почти у самого крыльца, чтобы потом меньше ходить за коробками и баулами. Зайдя в дом, удивился свежести и прохладе царящей внутри. Везде было чисто, никакой грязи и никакой пыли. У меня сложилось такое ощущение, словно дом покинули сегодня утром, а вечером я заявился в гости. Присев на широкую длинную скамью, прислонился спиной к стене и тут же заснул крепким сном. Что потом происходило вокруг не знаю, ибо спал как убитый.
Глава 3
Пробуждение было на редкость легким и приятным. Давно не испытывал такого состояния, в теле не чувствовалось никакого внутреннего напряжения, даже в икроножных мышцах, которые частенько по утрам "радовали" своими судорогами, была необычная легкость. Поднявшись и одевшись, посмотрел в окно, на улице было ясно и солнечно. Похоже моё пребывание в положении сидя на спине затянулось далеко за полдень. Голова была ясная и никакие глобальные мысли в ней не появлялись. Если никаких важных мыслей нету, значит пришла пора совершить освежающие омовения и заняться обустройством на новом месте, а заодно и машину разрузить. Стоило мне принять данное решение и направиться в сторону выхода, как дверь открылась и появился Демидыч.
— С пробуждением тебя, Станислав Иваныч, как здоровичко твоё?
— И тебе здравия, Иван Демидыч, а чего ты про моё здоровье спросил?
— Так тебя же Вереслава третьего дня почти до полуночи пользовала.
— Какого третьего дня? Мы же с тобой только вчера сюда приехали.
— Станислав Иваныч, ты чего енто, запамятовал чё-ли всё? Четвертый денёк сёдни пойдёт уже, как мы туточки, — Демидыч задумался не на долго, а потом усмехнулся своим мыслям и произнёс, — ну Вереслава, ну ведьма, чё хочет девка, то и творит.
— Иван Демидыч, ты можешь мне толком объяснить, что тут вообще происходит и причём тут твоя соседка ведьма Вереслава?
— Ты, как я узрел, до ветру и на задний двор собрался. Так что давай, топай, сполняй свои нужды, а после сядем трапезничать в летней кухонке и там я тебе всё обскажу. Устроит тебя такой порядок делов-то?
— Устроит, Иван Демидыч. Вот только ты мне покажи, где у тебя чего находится, а то я не помню ничего с той минуты, как по приезду на лавку присел в твоём доме. Всё, как в той присказке: "Плохо когда не знаешь, а еще хуже, когда забудешь".
— Ну вот и ладушки, пойдём, покажу тебе нашенское хозяйство.
Мы вышли из дома и Демидыч через сени провёл меня на громадный задний двор, по ходя он показывал на различные мощные, хозяйственные постройки, срубленные из толстых брёвен и пояснял их предназначение.
— Вот енто, Станислав Иваныч, поветь, — Демидыч показал на добротную постройку примыкающую к дому, — там мои батя с дедом хранили сани, телегу, колеса, сбрую и другое хозяйство. Чуток далее стоит амбар, за ним рига и овин. А по серёдке заднего двора можешь видить навесы летней кухонки и трапезной. С другой стороны двора, колодезь с журавушкой и банька, еще моим дедом срубленная, за ними хлев и подптичник. А прямяком у заднего плетня, стоят надобные тебе нужник и умывальня. Уразумел?
