— Не думаю, но... Как хочешь. Доктор Лот из Нью-Йорка сегодня здесь читает лекцию, пробудет еще два дня. Его клиника как раз и ведет подобные исследования.

— Пришли мне счет.

— За что?

Не уменьшая улыбку, я вполсилы грохаю крышкой так, что звук агонии взлетает к потолку, а внутри что-то трескается — так же, как и брови Кару.

— За это.

* * *

Доктора Лота зовут Джошуа, он хорош собой и биологически старше меня лет на десять, но на свой возраст не выглядит. У него потрясающе ровная смуглая кожа и глаза ручной дикой кошки. Он кажется немного напряженным по телефону, однако просит подождать его в клинике и приезжает сразу после выступления, пропустив фуршет.

И еще он мне чем-то смутно знаком, хотя я сто процентов уверен, что мы никогда прежде не встречались.

Повторяет он то же, что и Кару, но другими словами, пошире и в терминах, которые я пропускаю мимо ушей. Для меня это и так самое верное подтверждение правды.

— И чего от всего этого ждать? — спрашиваю наконец. Доктор Лот делает скупой жест руками — о да, он, наверное, лучше всех на свете сообщает пациентам, что им недолго осталось.

— Как вам сказать. Все... радости отношений. — Он произнес "радости" как "горести". — Как давно вы вместе?

— Недавно, — говорю сквозь зубы, и он чуть опускает глаза.

— Значит, еще почувствуете всё. Всё человеческое, от чего вас не оберегает связь. Ревность. Сомнения. Не исключено, что и разрыв. Но даже если нет, то проблемы могут быть... потом.

— Когда потом?

— В конце. Связь обеспечивает сателлиту плавный уход, а хозяину — притупление чувств. У вас так не будет. У вас будет как у людей. И потерю придется переносить так, как переносят потери...

Я смотрю и думаю, что могу сейчас откусить ему язык и выпить в поцелуе за четыре минуты. И эта красота умрет на моих руках, как сотню раз до этого. И почему мне тошно от подобной мысли, не представляю.

— И как же их переносят? — спрашиваю почти зло.

Он встречается со мной взглядом, и там вдруг проскальзывает тень невыносимой, глубоко и заживо похороненной тоски.

— Тяжело.

И я верю ему на слово.

* * *

Когда покидаю кабинет, в приемном покое ждет Майк — сидит в кресле, листая журналы. Он не был так бледен, даже пролежав два года в коме.

Увидев меня, он встает, спокойно, но не замечая упавший на пол журнал. Пару секунд смотрит, а потом спрашивает:

— Сколько?..

— Лет семьдесят.

Майк скашивает глаза и тут же возвращает.

— А я...

— Нет. Не постареешь.

Он кивает.

— Ладно. Значит, все нормально. Идем.

Нормально? Похоже, он больше ни о чем не хочет знать, а я не хочу рассказывать. В свете этих объяснений все приобрело новый, такой извращенный смысл, что разобрать это понадобится время. Если пожелаю разбираться.

Майк по-прежнему спокоен, сидит прямо, смотрит в окно. Иногда — на меня, едва заметно улыбаясь. На вид это его не слишком шокировало, однако то, что заметил Монти, никуда не делось, осталось при нем, как вторая кожа, как погребенная печаль доктора Лота. Я наблюдаю за ним, чтобы не думать о себе.

Он что-то говорит о сегодняшнем слушанье, но клянусь — не слышу ни слова, будто под водой. Наконец прорывается что-то про посылку, и я включаюсь:

— Что?

— Это химикаты прислали. Те, что ты заказывал для суккулентов. Сейчас переоденусь и займусь ими.

Я захватываю ящик в дом, мы вдвоем поднимаемся по лестнице. И все так мирно, словно сию минуту взорвется, только вот не знаю, когда именно. Покидаю его лишь на минуту, чтобы отнести посылку в оранжерею, и через эту долгую минуту нахожу в своей комнате.

Майк стоит у окна, сжимая в пальцах какой-то предмет, даже не сразу разбираю, что это.

— Демон... кажется... она умирает.

Это два мертвых листа монстеры. Мне казалось, что еще вчера она была в порядке... хотя, если подумать, я и не помню, когда смотрел на нее в последний раз.

Он глубоко вдыхает, словно не хватает воздуха, и машинально гладит почерневшие листья.

— Эй...

— Да все нормально... В конце концов... она уже старая была. Просто пришло ее время.

Майк улыбается, словно в подтверждение своих слов, и теряет сознание.

Я могу поймать его раз десять по пути до пола. Но он падает, а я стою и смотрю.

Проходит какое-то время, прежде чем я опускаюсь на пол, ложась рядом с ним. Стук его сердца замедлен, кровоток тоже. Поэтому мне слышно, когда Майк наконец приходит в себя.

— Как ты к ней относился? — спрашивает он шепотом.

— Хорошо, ты же знаешь. Я всегда хорошо... к ней относился.

— Нет, ты всегда хорошо с ней обращался. Разве это одно и то же?

— Это всего лишь листья. Мне кажется, ты рано ее хоронишь.

Майк придвигается ближе, я нахожу его ледяную руку.

— Но рано или поздно она засохнет, будто и не было.

— Скорей всего. Жил же я без нее.

— И не будешь ее вспоминать?

— Отчего же.

Я привстаю, опираясь на локоть, Майк тоже, и мы встречаемся глазами.

— А что ты вспомнишь, Демон?

— Что она была красивой. И украшала мою комнату.

Наконец он улыбается, и даже сквозь слезы это самая настоящая улыбка, убивающая тьму. Ее хочется копировать и рассылать, как идиотские письма счастья.

— А знаешь, что я думаю, Майк Норман? Что даже после десяти лет практики ты ни хрена не смыслишь в садоводстве. Ведь невооруженным глазом видно, она не умирает — у нее просто осенняя депрессия, а это значит... что ее нужно пересадить. — Я встаю и поднимаю его вместе с собой, легко, как этот самый опавший лист. Майку приходится обнять меня за шею, и он уже почти смеется, когда я с нарочитой аккуратностью помещаю его в кресло. — И — подкормить. Как думаешь, что она хочет?

— Пиццы. И шампанского.

— Всегда знал, что у нее изысканный вкус.

Я заказываю пиццу, пока Майк пьет шампанское прямо из горлышка. Потом присоединяюсь к нему, и в странном, пугающе комфортном молчании мы допиваем бутылку до дна, когда звонят в дверь. Что-то быстро.

Однако это не пицца, а Монти. Его улыбка запросто разделит пальму первенства с Челюстями и всем Парком Юрского периода.

— Вот, мимо проезжал, — сообщает он. — Как у вас, эста бьен?

Черт, для чего еще нужны друзья.

— Бьен, зануда. Лучше некуда.

— Можно зайти?

Едва он успевает сделать пару шагов внутрь, как снова звонят в дверь.

— Ваш заказ! — Пицца-бой смело шагает за порог несмотря на то, что в холле кромешная тьма, а у нас, по всему видимому, горят глаза. — С вас десять баксов, чаевые приветствуются. И даже не спрашивать не буду, на фига вам сдалась пицца.

Я не нахожу слов — забавный, однако, парнишка. Лет пятнадцать от силы, а может, и меньше, из-под криво надетой бейсболки торчат непослушные темные волосы.

— Младенец, а мама знает, где ты?

— Мама, между прочим, ночами пашет. А младенец, между прочим, вполне в состоянии зарабатывать собственные деньги. И маме, между прочим, знать об этом не обязательно.

Он смотрит в упор, и я вдруг вспоминаю, где видел эти наглые-наглые синие глаза. Меня сбил с толку цвет волос, но краситься в блондинку еще никто не запрещал.

— Твою маму зовут Патриция?

— Блин! — восклицает он с чувством. — Блин, блин, блин!! Ну есть в этом городе хоть кто-то, кому она дом не покупала, а?

— Среди нас — вряд ли. К тому же я ей еще не тем обязан.

— Вы ж не мой отец? — спрашивает он подозрительно, и я не могу сдержать смешок.

— Пока нет, миленький.

В этот момент Монти сурово тычет мне кулаком в спину, предлагая заткнуться, и наконец зажигает свет. Появление двухметровой глыбы рядом со мной ввергает парня в шок — однако совсем не в тот, что был бы уместен.

— Вы... о боже, вы Монтеррос? — ахает он в благоговении. Я сразу перестал для него существовать, он делает еще несколько шагов и роняет руку в кулак Монти. — Вау!!! Санни Дориан, я, блин, ваш самый большой фанат! Вы супер!!! Да я тащусь от ваших шоу, не могу! Жаль, что не пускают, но я всегда смотрю он-лайн, и записываю, у меня есть все программы!!! Вау, мне просто никто не поверит...

А вот сейчас я смотрю не на мальчишку, а на Монти, и это что-то. Большой кусок масла, тающий на солнце — странное сравнение для тех, кто плохо помнит и масло, и солнце.

— Ты это... правда так хотел бы попасть внутрь?

— Блин, да не то слово, как хотел бы! — Санни делает неопределенный жест рукой — вторую все еще держит мой друг Повелитель Арены, Мастер Бостона и штата Массачусетс, и похоже, отпускать никто из них не собирается. — Да это ж суперкласс просто!

— Может, я и мог бы это устроить, если мама не будет против.

— Мама — будет, — убежденно восклицает Санни. — Но она ж не узнает, да? Сэр, ну скажите, бога ради, что вы серьезно, а то у меня щас сердце лопнет, честно.

— Слушай, а зови меня Монти.

— Вау... Я столько хотел бы поспрашивать, но вы ж заняты, наверное! А можно, я потом приду? А можно, я вам позвоню?

Монтеррос смотрит на меня влажными глазами Санни, и я пожимаю плечами.

— Зачем потом? Присоединяйтесь.

Солнце Дориан едва не взвизгивает, в это время на лестнице появляется Майк. Или стоит там уже какое-то время, не знаю.

— Майк, знакомься, это Санни.

— Здоров, — мальчишка даже не утруждает себя взглянуть. Он пялится на Монти, источая концентрированный восторг, а тот — на него. И я правда невнимателен — считал, что Монти уже пару лет как вернулся в норму, однако же это происходит прямо сейчас. Ни разу со смерти Сони не видел, чтобы у него так глаза сияли.

Они проходят вверх, а я дергаю Майка за рукав и шепчу ему на ухо то, от чего у него глаза округляются, как у собак из андерсеновской сказки.

— Это Солнце?.. Да ему же два годика было...

— Точно не твой?

— Считать научись! — шипит Майк оскорбленно, запуская ногти мне в руку, и это так забавно. Нет, определенно надо иногда позволять ему дерзости. — Я не первый, кто кинул Триш, и даже не второй.

Наверху мы располагаемся в гостиной, Солнце Дориан со здоровым аппетитом жует пиццу и одновременно говорит, чтобы не упустить ни секунды. Они с Монти обсуждают какую-то игру, которую Санни всегда мечтал написать по "Колизею", и идея, между прочим, хороша. И даже очень. Майк слушает их, прикладываясь ко второй бутылке, аспириновая бледность помалу сходит с его лица. Что чувствую я — так это опьянение, легкое и невесомое, как пузырьки шампанского.

— А пивасик есть? — невинно интересуется Санни, заглатывая очередной кусок пепперони.

— Может, и есть, мой миленький, — отвечаю, едва сдерживая улыбку-оскал, — но ты же понимаешь — закон для всех один.

— Ой, вот этого не надо! — фыркает он. — Все знают, что вы и есть закон, так что нарушать так нарушать.

Монти осуждающе качает головой, но актер он хреновый, по крайней мере, сию минуту.

— Спиртное вредно для мозгов. Тебе же еще в колледж, елки-палки, нет?

— Колледж — отстой! — объявляет Солнце Дориан. — Я игры буду писать, а для этого высшее образование на фиг не надо. Трата времени.

— Колледж нужен, чикито, — возражает Монти. — Я бы, меж прочим, не отказался от ВО, чтобы тут некоторые, — он кивает в мою сторону, — интеллектом не давили.

— И кто тебе мешал? — не удерживаюсь я. — "Некоторые" вообще-то, если помнишь, читать научились после тридцати. И сами, все сами.

— Ну это же твои жрецы, или как их там, решали, — Монти задумчиво дергает себя за кончик хвоста. — Ты же у них был... как его?.. аватар? Аватара?..

Я закатываю глаза. Он и правда слишком много времени проводит в сети.

— Играй меньше, Монти. Нахватался не пойми чего.

— Слушай, — не отстает он, — а если бы ты не сбежал? Так и провел бы всю жизнь в четырех...

— Санни, — говорю я внезапно, прерывая его. — Твоя мать правда не волнуется?

Синие глаза вспыхивают искрами самодовольства.

— Не-а. Я сказал, что ночую у Стэнли. Что нам задали проект по физике.

— И не стыдно врать?

— А кто врет? Проект-то задали. И Стэнли как раз им занят.

Нет, с именем мама определенно прогадала. Солнечного в нем не больше, чем во мне...

Мы сидим еще час, прежде чем Монти вспоминает, что у нас могли быть другие планы, и предлагает Санни экскурсию за кулисы "Колизея". Тот прыгает ему на шею с воплем "я вас обожаюобожаюобожаю!", и на выходе мне лишь удается бросить Монти выразительный взгляд, на что он отвечает мне искренним возмущением. Да шучу я. Сам знаю — Монти у нас кто угодно, но не педофил.

Закрыв за ними дверь, я опираюсь об нее спиной.

— Думал, они никогда не уйдут...

Майк сидит на последней ступеньке, уперев подбородок в ладони.

— Я тебя обожаю, — говорит он серьезно.

Наверное, нужно еще пару тысячелетий, чтобы вернуть лицу былую гибкость. Наверное, нужно этого захотеть.

— Тебе по статусу положено, — отвечаю наконец, и лишь надеюсь, что он не видит мою ложь так, как Монти.

— Но тебе нет. А ты его любишь, — Майк делает жест мизинцем в сторону двери. — Значит, ты в принципе на это способен. И значит... у меня есть шанс дождаться.

Я обхожу его, поднимаясь на несколько ступенек выше, он глядит вслед, но остается на месте.

— Смотри, миленький, времени не так уж много. Как выяснилось.

— Знаю, и потому откладывать не собираюсь. Ты пойдешь со мной на свидание?

— Что?..

— Я приглашаю тебя на свидание, — повторяет Майк. — Завтра в девять у Омнимакс. — Я все молчу, и он добавляет: — Мы выиграли процесс Брукс против Доэрти, так что деньги у меня теперь есть, и можно потратить их на что захочешь.

Надо же. Он отпустил убийцу на свободу, чтобы сводить меня в кино?...

— Ага, — выдаю наконец, — прекрасная идея. И какой будет следующий шаг, знакомиться с родней? С Макбетами я знаком, с твоей мамой тоже. У тебя есть еще родственники?

— Тетя Эсми и тетя Шарлотт в Омахе. И тетя Люсиль — если жива еще. Они сильно не одобряли отца, так что не исключено, что ты им понравишься.

— А дальше что, купить кольцо?

— Там увидим. Может, я тебе куплю.

Майк поднимается, медленно, словно растет, и в этот раз сам обходит меня, едва касаясь плечом, рукой, прядью волос. Машинально я ловлю его пальцы и не отпускаю — знаю, сейчас ему надо уйти, выплакаться, всегда помогало, но — не отпускаю. И говорю — совсем не то, о чем думаю:

— Я никогда не бывал в Омахе. И я умею нравиться старым леди.

— Не сомневаюсь. А теперь прости — хочу выспаться, чтобы хорошо выглядеть. Ты ведь придешь, не забудешь?

Киваю — словно кто-то сгибает шею за меня, и ослабляю хватку, позволяя пальцам выскользнуть.

Одарив напоследок ясной, плывущей улыбкой, он исчезает из виду.

Я снова сажусь в авто и еду куда глаза глядят — как выяснилось, к Утор Хоспитал. Там я захожу в донорский пункт (пресное, безвкусное как талый снег насыщение), а вернувшись, в какой-то момент понимаю, что просто сижу в машине и никуда не еду. Со стороны может показаться, что я глубоко задумался, однако это не так. Мое сознание бомбардируют тысячи случайных картинок из прошлого, словно мозг идет на все, только чтобы как раз и не думать.

123

Предыдущая глава

↓ Содержание ↓