История пятая. Взрослые игрушки.

Однажды я случайно проговорился о том, что слышал из десятых рук. Я думал, что Данте станет отрицать, но он промолчал, а потом сказал: "У вампиров языки еще длиннее, чем у людей. Ну, раз ты уже столько обо мне знаешь, Лис, то... если тебе понадобится мое имя, можешь свободно пользоваться им. Это вполне конвертируемая валюта, особенно если посещаешь незнакомые места с враждебной нежитью". Может, не такими словами, но сказано это было без тени высокомерия, а я, почему-то с трудом подавляя раздражение, бросил: "Можно подумать, что во всем мире нет никого сильнее тебя!". На что он очень спокойно ответил: "Так говорят. Но я в этом не уверен. Просто я такого еще не встречал, а если он существует, то не спешит встретиться со мной".

Он одалживал мне свою власть, как дал бы "харлей" погонять или разрешил бы пожить в своем доме, сколько захочу, или попользоваться своими девчонками. И никакого намека на уничижение. Я почувствовал себя полным уродом и больше к этому вопросу не возвращался.

Все точки над "ё" для меня расставила Донателла — мы познакомились в зачуханном городишке на Диком Западе, где она, по ее же словам, каждую ночь питала слабость к накачанным виски ковбоям — одна из немногих моих знакомых, знавших Данте лично. Так вот, Делла не стала пичкать меня страшными сказками, а просто сказала:

— Если у тебя репутация, как у Данте, Демона или Сидди, то от тебя или бегут, или — если не успели сбежать — пресмыкаются. Помню, когда-то ему это было очень по душе. Возможно, сейчас что-то изменилось. Но в любом случае, Улисс, — если все, что между вами, правда, то поверь — я дала бы руку себе отрубить за это.

Мне таки пришлось воспользоваться его именем пару раз, и то скорее из интереса. После этого у меня уже не было ни единого сомнения по этому поводу.

* * *

ДАНТЕ

Я так хотел увидеть моего Лиса и нашел его на ночной ярмарке. Он мне искренне обрадовался, позволял обниматься, и это было приятно — хоть кого-то привязывает ко мне не страх. Пусть беспамятство немногим лучше. С Улиссом чувствовал себя я на удивление комфортно (и парадокс, и нет), может, благодаря ограниченности его воспоминаний — для себя самого он был сфинксом, нераскрытым ларцом, выглядящим монолитно и при этом содержащим внутри немало настоящих качественных сюрпризов. Мне-то как никому выгодно, чтобы ларец так никогда и не открылся, хотя искушение бывало. Но при всякой попытке, при любом вопросе, касавшемся прошлого, вся его сущность говорила: стоп! Улисс будто сознательно блокировал себя, словно и не хотел ничего вспоминать, словно чувствовал — произойдет нечто непоправимое. Я перестал играть в русскую рулетку — рыться в его памяти — когда привязался к нему.

Так сильно.

Жуткая ирония.

Как я вообще мог это позволить...

Мы обменялись последними сплетнями (в том числе я рассказал и про Перл), и потом некоторое время просто сидели, приобняв друг друга и наблюдая за людьми, Заряжаясь этой атмосферой, как от огромной батареи. Неподалеку двое мужчин оживленно обсуждали предстоящий брак их детей - вернее, предметом обсуждения было приданое дочери, которое казалось отцу жениха недостаточным.

— Интересно, что чувствует эта девушка? — нарушил тишину Улисс, полурассеянно поглаживая пальцем мою ладонь. — Когда ее продают как вещь? Как это — принадлежать кому-то?

— Интереснее, когда кто-то принадлежит тебе, — я все не сводил глаз со спорящих. Кажется, они решили свои проблемы и отправились отмечать в ближайший кабак.

— Возможно... У тебя есть дети, Данте?

Вопрос был неожиданным. Я сделал паузу — дольше, чем было уместно, — и ответил:

— Да...и нет.

Логично было бы задать встречный вопрос, но я подозревал, что наткнусь на "стоп!" — и не сделал этого.

— Это ведь большая ответственность? — продолжал Улисс.

— Почему ты спрашиваешь?

— Есть причина, — сказал он после собственной паузы. — Это на самом деле интересно. Недавно одна глупая курица хотела избавиться от ребенка, но я навсегда отбил у нее охоту вмешиваться в божий промысел. И тоже не представляю, зачем.

— Когда это было?

Лис пожал плечами. За то время, что мы не виделись, он изменился, но не особенно — только и без того белые волосы будто выгорели и были коротко подстрижены, да еще одежда стала другой, соответствующей стране и времени. Кажется, Улисс совсем потерял вкус к перевоплощениям, хотя, по правде сказать, вряд ли его имел. Я-то раньше менялся чуть ли не каждые десять лет — казалось, что это забавно...

— Наверное, ребенок уже подрос.

И вот тогда в голову мне пришла бесподобная мысль. Как угодно, чем угодно, но нужно развлечься, найти что-то, что не позволит скучать хотя бы на короткое время. Лис просто гений.

— Получается, что ты тоже спас человеческую жизнь. А что, ведь теперь она принадлежит тебе... и ты можешь делать с этой жизнью что захочешь.

Улисс задумался, глядя под ноги. Потом поднял глаза, и я увидел, что он улыбается.

— Неплохо... ты просто гений. У нас будут игрушки, или домашние питомцы, или как угодно — и посмотрим, что из этого выйдет. Только... я совсем не умею воспитывать детей.

Я вспомнил узкие глазенки Перл, то, как она дотронулась до моей щеки пальцем, как улыбнулась.

— Есть два способа — поощрение и наказание. Как думаешь, кто из них протянет дольше?

— Скорее всего, первый... но... Давай выберем наугад, сыграем - так будет справедливо.

Лис достал монетку, подбросил и поймал, зажав в кулак.

— Орел — кнут, решка — пряник.

Он медленно разжал пальцы, это тянулось так долго! Я оглянулся, наблюдая, как веселятся люди, как шумят и смеются, словно завтрашнего дня для них нет. Для кое-кого из них определенно нет, если мы с Улиссом останемся здесь до завтра... И ни один не подозревает, что сейчас решается судьба двух человеческих душ, которые были спасены двумя демонами ради забавы и ради забавы же будут погублены.

В последнее время мне иногда приходя в голову такие мысли. Пока что нечасто.

На ладони Лиса блестел орел.

— Ладно, — кивнул он, — тебе — ласкать, мне — мучить. Только как определить, что игра окончена? Она ж может вечность длиться.

— Пока не надоест. Давай так: если моя погибнет первой, это будет значить, что я проиграл. Но тогда ты тоже уничтожишь своего. Так будет честно.

— Как хочешь, — согласился Улисс. — Хотя у тебя с твоим пряником мощная фора. Завтра же поеду искать ублюдка, если он существует, а ты не забудь навестить свою малявку.

Я так и сделал — навестил Перл, когда ей было восемь и четырнадцать. А потом опять немного потерял счет времени. Когда не считаешь годы, это случается...

* * *

УЛИСС

Я взобрался на второй этаж по выпуклым камням стены и оперся локтями о подоконник детской комнаты. Она как раз закончила обычную вечернюю молитву и залезла в постель. Увидев меня, она не вскочила, только натянула одеяло до самого подбородка.

— Ты кто? — спросила она.

— Я дьявол.

Ее глазки широко раскрылись.

— Ведь святой отец рассказывал тебе про дьявола? Говорил, что он заберет тебя, если ты будешь плохо себя вести?

Девочка медленно кивнула, продолжала кутаться в одеяло.

— Меня зовут Улисс. А тебя?

— Луиза-Рашель.

— Ну и дурацкое имя. Я бы посоветовал оставить только одно, может, оно не будет звучать так глупо. Хотя все французские имена звучат глупо, так что советую тебе попробовать что-нибудь британское. И тебе не идут черные волосы. Поверь, ты прирожденная блондинка.

Кажется, я ее здорово обидел.

— Уходи, — сказала она сердито. — Иначе я прочитаю молитву, и ты пропадешь.

Я широко, по-акульи, улыбнулся и положил подбородок на руки.

— Ничего подобного, дорогуша. А знаешь, почему? Потому что тогда ты тоже пропадешь. Ты еще слишком мала, чтобы это понять.

Минуты три она смотрела на меня, не отрываясь. Потом скривилась и заплакала.

Орел, что поделать.

Я не оставлял мою потенциальную блондинку в покое, но и не надоедал. Мне не нужно было, чтобы она привыкла и перестала бояться, но и забывать обо мне ей тоже не следовало. К тому же я сразу дал ей понять, что она не привлекает меня ни как ученица, ни как любовница, и вообще мне от нее ничего не надо. Моя миссия чисто просветительская.

За ней было интересно наблюдать — как она ходит в церковь, как гуляет во дворе сама по себе, поет придуманные песенки, играет с воображаемыми подружками. Однажды, когда ей было лет двенадцать, Рэйчел сказала:

— Всякий раз, когда ты исчезаешь, я молюсь, что ты вернулся в свой ад. И когда-нибудь это все равно произойдет, вот увидишь.

— Я вернусь туда только вместе с тобой, моя блондинка, ты же знаешь. Твои молитвы никогда не действуют, и тебе давно пора понять, почему.

В ответ на мой воздушный поцелуй она сердито захлопнула окно.

У меня не было определенного плана, я действовал по наитию. Мать Рэйчел так и не пришла в себя до конца после нашей встречи и периодически сотрясала воздух мощными истериками. Сначала я хотел убить ее, чтобы посмотреть, что из этого получится, но неожиданно она взяла и умерла сама. Отчим тоже не вызывал у меня симпатии, и одним прекрасным вечером я разорвал ему глотку где-то под грязной пивнушкой — средоточием всех его желаний и грез. А дальше как в сказке про Синдереллу. Девочку забрала сестра матери, истеричка и вообще такая же полная дура. Мне было совсем не жаль, когда она нырнула в погреб головой вниз, — достаточно было легкого толчка между лопаток. Кузины Рэйчел — две длинноногие заносчивые сучки — слишком любили купаться по ночам... И мало-помалу не без моей помощи Рэйчел должна была уверовать в то, что виновна в смерти всех, кто принимает участие в ее жизни. Мне было приятна роль ее крестной феи, но знать, где именно я приложил руку, а где судьба, ей было не обязательно.

— Ты монстр, моя блондинка, — говорил я ей, — ты убийца, и поймешь, когда начнешь делать это своими руками. Против природы не пойдешь.

Она зажимала уши ладонями, заползала под кровать, и я слышал ее тихий, похожий на скуление, плач.

* * *

ДАНТЕ

Хияма знал, что я приеду, и прислал за мной повозку на пристань. После порции приветствий он удрученно сказал:

— Извини, Данте-кун, но мы потеряли Перл.

Я мысленно выругался, подумав прежде всего, что она нырнула со скалы по примеру других.

— Она мертва?

Хияма пригласил меня сесть на циновку. Его прекрасные наложницы собрались вокруг в ожидании с неизменными мягкими улыбками на раскрашенных лицах.

— Нет, что ты... Ты не голоден?

— Нет.

Он сделал резкий жест, и те удалились, шурша многочисленными одеждами. Трудно представить, сколько нужно времени, чтобы раздеть японскую женщину.

— В общем... она убежала. Перл боялась, что ты не вернешься, и она состарится, и поэтому ушла тебя искать.

Хияма моргнул и потер переносицу. Он был ученым до мозга кости и вечно занимался исследованиями — понятно, ему некогда было сторожить Перл.

— Ты не виноват, это я забыл о ней. Но что, неужели она не просила, чтобы ты превратил ее, или кто- то из твоих слуг?

Я уверен, Хияма хотел сказать "нет", но ответ был написан у него на лбу. У меня такой дар — ни люди, ни монстры не могут мне лгать в глаза. Это очень удобно. И даже такая прочная связь, как наша, этому не мешала.

— Если бы ты ее видел, — сказал он негромко, глядя в сторону. — Она стала такая настойчивая, упорная и...

— Сексапильная? — спросил я, усмехнувшись.

— Да... очень даже. Перед ней невозможно устоять.

— И как же устояли твои слуги?

На этот раз улыбнулся он.

— Я сказал, что убью их.

— Прямо-таки убьешь?

— Хуже — привяжу к ногам камни и брошу в море.

Настоящий друг.

Сперва я хотел махнуть на нее рукой, но потом задумался. Бедняжка Перл. Не успел я оглянуться, как ей уже стукнуло тридцать — морщинки в уголках глаз и все такое... Ну, может, морщин еще и нет, но она ведь выросла среди женщин Хиямы, средняя продолжительность жизни которых известна, — не мудрено, что у нее началась паника. К тому же я проиграю Лису.

— Где она может быть? — спросил я.

Хияма пообещал выяснить это как можно скорее.

Через несколько дней я был на пути к Риму. Судя по всему, она отправилась на мою родину...

* * *

УЛИСС

Как-то я навестил мою блондинку (почему ее так раздражает имя Рэйчел?), когда она играла с соседским ребенком — в последнее время только с ним я ее и видел. Кажется, она переехала сюда не так давно и подрабатывала нянькой, чтобы сводить концы с концами. Я пока ее не трогал — пусть у нее появится надежда, что я исчез. Тем интереснее сюрприз.

Как и в самый первый раз, пришел я на запах крови.

Мальчишка, кажется, поранил палец, и Рэйчел гладила его по светлым волнистым волосам, лихорадочно ища способ не дать ему разреветься.