История пятая. Взрослые игрушки.

В тайниках ледяного сердца

спрятан очень большой секрет,

Как одна короткая встреча

затянулась на несколько лет.

Среди массы общих знакомых

и десятка фальшивых друзей

Она — делает вид, что смеется,

я — стараюсь не думать о ней...

"Високосный год"

— Выпьете что-нибудь? Может быть, кофе?

— Спасибо, я не пью... кофе...

"Дракула — 2000"

* * *

Часть 1. Данте. Улисс.

ДАНТЕ

В первый раз я увидел ее после землетрясения. На мой взгляд, трясло не сильнее семи баллов по шкале, которую придумают только через много лет, и небольшое поселение на Филиппинах полностью сравнялось с землей. Я увидел ее среди развалин — и поразился.

* * *

УЛИСС

Когда я впервые увидел ее, она стояла на коленках перед изображением Девы Марии, и ее губы беззвучно шевелились, старательно произнося слова молитвы. Блестящие черные волосы были заплетены в аккуратные косы и уложены крендельками, а бледное личико казалось взрослым и сосредоточенным. Ей было лет пять. И больше всего на свете я хотел бы знать, о чем она может просить Деву.

* * *

ДАНТЕ

Я ни о чем не думал, когда предложил Лису это небольшое развлечение. Просто нам было скучно, а это всего лишь люди. Стоит ли из-за этого переживать? Стоит, но я понял это потом. За один-единственный двадцатый век я добился того, чего не смог достичь за все минувшее время. Я поумнел.

* * *

УЛИСС

Нам, как никому, нужны уроки жизни. Гораздо больше, чем людям, потому что они, как правило, все равно не успевают воспользоваться сделанными выводами. Мы же не ограничены временными рамками — значит, больше вероятность сделать ошибку, но также реальнее возможность исправить ее и впредь не повторяться. Из всего произошедшего я извлек многое, и в первую очередь — не вмешивайся в чужую жизнь, даже если ни во что ее не ставишь.

Кто-то ведь может вмешаться и в твою.

* * *

ДАНТЕ

...Вокруг были сплошные развалины. Я путешествовал по этим местам, минимально тронутым колонизаторами, уже несколько ночей, и всюду встречал подобную картину — дымящиеся руины хижин, глубокие расколы в земле, как будто гигантский дракон, по верованиям этих людей, оплетающий землю, чихнул раз пять подряд. Днем я спал в трещинах, достаточно извилистых, чтобы спрятаться от солнца, а ночью бродил по этой разрухе и питался мародерами. Жителей я почти не встречал — те, кто не пострадал, убрались из гиблого места, проклятого местными богами.

И вот, проходя мимо очередного поселка, в глубине развалин я услышал какую-то возню. Я оттащил в сторону несколько обломков и увидел младенца. Ему, наверное, было не больше года. Маленькое существо копошилось в мусоре, испытывая, наверное, немалый дискомфорт, но мало что могло сделать своими крошечными ручками и ножками.

Первым порывом было прекратить мучения этого щенка, так как поблизости я решил расположиться на дневной срок, и мне не хотелось выслушивать его предсмертное вытье целый день. Но ребенок молчал, наверное, еще не проголодался, только издавал сосредоточенное сопение. Ему удалось вытащить руки из тряпки, в которой запутался, и теперь он крутил головой, пытаясь разглядеть, что происходит вокруг.

Я махнул рукой и ушел. Поскольку днем он не плакал, я о нем тут же забыл.

Следующую ночь я провел, гуляя по нетронутому гневом богов поселению, рассмотрел их своеобразные кладбища. Но дальше меня ничего не заинтересовало, и я решил, что самое время вернуться к цивилизации.

Мой обратный путь пролегал через те же поселки, и... тут что-то заставило меня вернуться к разрушенной хижине и посмотреть на мертвого младенца.

К моему удивлению, он был более чем жив. Когда я подошел, ребенок уже освободил и свои ноги, он сидел на земле и сжимал в руках какой-то предмет, который периодически тянул в рот. Присмотревшись, я опознал в нем вяленую рыбу. Увидев меня, младенец бросил рыбу и протянул ко мне руки, моргая узкими глазенками и быстро произнося невразумительные слоги или слова на своем дикарском языке.

Он поразил меня. Такая воля к жизни встречается нечасто, маленький щенок, едва открывший глаза, едва научившийся ходить, не мог смириться с очевидным и так отчаянно боролся за свою никчемную жизнь! Может, он и заслуживает бонус за это... Разумная часть внутри меня подозревала, что это неправильно, но я казался себе достаточно взрослым, чтобы спорить с ней. Забывая, что, скорее всего, она и позволила мне дожить до этих лет.

Этот малолетний абориген был грязным, как чертенок, и я засунул его в таз с дождевой водой, стоявший рядом, понятия не имея, как это отразится на его здоровье. Теперь будет постоянная игра в орла и решку, приз в которой — никому не нужная жизнь. Сомнительный презент.

Один древний китаец сказал: спасши другому жизнь, отвечаешь за него до конца дней. Я не собирался этого делать. Мне не было дела до человеческого отродья, просто пока я не мог придумать, для чего его использовать. Ведь ничего не происходит просто так.

Мой путь лежал к югу — в Японию. Там я оставил приемыша у моего друга Хиямы, в доме которого всегда было много смертных женщин, готовых возиться с ним. А щенок был достаточно узкоглаз, чтобы сойти за своего.

Кстати, немаловажная деталь. Он оказался девчонкой.

* * *

УЛИСС

Когда люди слышат запах крови, то, как правило, пугаются — он ассоциируется у них со смертью, болью и горем. И лишь немногих он возбуждает и заставляет драться и буйствовать, полностью теряя контроль над собой. У нас по-другому, мы слышим его постоянно, находясь среди людей, — они источают его каждой порой, и это может свести с ума. Мы никогда не знаем недостатка в пище, потому что мир насквозь пропитан этим сладко-соленым запахом, и выжить не составляет почти никакого труда.

Я бездумно пошел на запах крови. Улица была мрачная и грязная, из подворотни вдруг показалась бледная тень, в которой я рассмотрел худющую девочку-подростка в ночной сорочке. Несмотря на истощение, она была по-своему красива, может, из-за огромных блестящих глаз и ярко-рыжих кудрявых волос, неаккуратно подстриженных довольно коротко, так, что они стояли вертикально. Запах шел не от нее, поэтому я обогнул нищенку, мимоходом подумав, что она понравилась бы Данте.

— Я не могу уснуть! — простонала она, обхватив руками голову. Я вспомнил, что недалеко психиатрическая клиника, это была явная ее обитательница, неизвестно как выбравшаяся на ночную прогулку.

Я дотронулся ладонью до ее лба.

— Спи, моя сладкая.

Она отступила на шаг и исчезла в темноте переулка. У многих из нас есть дар, я, например, умею быстро усыплять. Не самое бесполезное качество.

В конце концов, чутье привело меня в полуподвальное помещение. На кушетке сидела какая-то девица и рыдала. Потом подошла старуха в грязном белом переднике. Запах крови шел от нее, разной крови, и свежей, и старой, почти разложившейся, он вызывал тошноту. Девушка при ее появлении испуганно взвизгнула и поджала под себя ноги.

— Заткнись, шлюха, — приказала старуха надтреснутым голосом, — умела давать, умей и расплачиваться. Ложись, это недолго. Сейчас вычистим тебя, как индюшку.

Девица легла на кушетку, поджав коленки. Когда старуха раскладывала на нестроганом деревянном столе какие-то адские инструменты, я спрыгнул с подоконника и свернул ей шею.

Потом подошел к девице. Она не была похожа на гулящую, их запах я знаю. На ней была скромная и чистая одежда, черные волосы заплетены в косы. От испуга она потеряла голос и только смотрела на меня широко распахнутыми голубыми глазами, чуть ли не вылезающими за пределы узкого и бледного лица.

— Дура, — сказал я и одернул ее юбку. — Ты наверняка католичка, а сама хотела убить жизнь. Даже две. Может, ты считаешь себя равной Богу? Моргни, если понимаешь хоть что-то из того, что я говорю.

Она слегка оклемалась и обхватила колени руками, прячась за ними, как улитка в ракушке. Труп старухи валялся рядом горой грязного тряпья.

В каморке было темновато, и мои глаза горели, как у кошки. Девушка слабо подняла руку и несколько раз перекрестилась.

— Продолжай в том же духе, — посоветовал я ей, вспрыгивая обратно на высокий подоконник. — Кстати, тебе бы смыться отсюда побыстрее и желательно сделать вид, что ничего не произошло. Не забывай, куколка: я наблюдаю за тобой.

Не успел я отойти на и несколько метров, как услышал душераздирающий визг. Вот идиотка...

* * *

ДАНТЕ

Я вернулся в монастырь через два года. Хияма жил здесь, сколько я его помню, и пятьсот лет назад замок на острове выглядел так же. Ему никогда не было дела до роскоши и обустройства жилища, все время и деньги он тратил на современное оборудование лабораторий и эксперименты. Ну, еще на свой гарем. Таких фанатиков от науки — даже людей — не так давно сжигали на кострах, но здесь он был в безопасности. Он был божеством этого острова, и раз в три года ему исправно привозили новую девушку, хотя он об этом и не просил. Да и вообще эта местность настолько странна и далека от внешнего мира, что постичь логику ее народа европейцу почти нереально. Я лично — не пытаюсь.

Хияма встретил меня на лужайке для тренировок и провел к моей подопечной.

— Ты так быстро исчез и даже не сказал, как ее называть, — заметил он.

И правда. Я взглянул на малышку — она возилась среди других детей на плетеном ковре в окружении красивых и ухоженных рабынь. И что за удовольствие держать в доме человеческих щенков, от них же никакого проку, кроме грязи и визга. Хияма ими даже не кормит никого — так, развлекает своих женщин.

Мисс Филиппины среди них была просто красотка, жемчужина в пыли. Увидев меня, она встала на ноги, подошла к загородке и начала долго всматриваться в мое лицо. Я присел на корточки, чтобы ей было удобнее. До чего же умные у нее были глаза — решительные и цепкие, как смола. Она дотронулась пальцем до моей щеки и улыбнулась.

— Гляди-ка, Данте-кун — она тебя не забыла, — сказал Хияма.

— Надеюсь, она не думает, что я ее отец?

Он засмеялся.

— Не знаю. Так как ее звать?

— Жемчужина в пыли... Зови ее Перл.

Хияма проводил меня в комнату, которую я обычно занимал, когда гостил у него, и через пятнадцать минут ко мне пришла моя девушка.

Я всегда принимал его женщин как часть гостеприимства, но нравился мне совсем другой тип. Хияма узнал об этом, и однажды в его гареме появилась Формоза... У нее, конечно, было другое имя — тайское — однако это было первое слово, которое я произнес, увидев ее. Formosa. Прекрасная. Не вполне азиатские черты лица и кудрявые волосы яркого рыжего цвета — она никогда не делала строгих японских причесок и завивала их так, что они колыхались вокруг головы, как верхушка осеннего дерева. Уезжая в тот год, я почти решил для себя в следующий раз забрать ее с собой и обессмертить эту красоту, но как это уже много раз бывало, немного не рассчитал время. Формоза умерла.

И... все- таки, как обычно, пришла ко мне.

Женщины Хиямы редко переживают определенный возрастной рубеж, чаще всего они сводят счеты с жизнью в свой тридцатый день рождения, такая у них традиция. Хотят быть вечно молодыми и такими уйти в свой рай. И сейчас передо мной была, конечно, уже не та Формоза, что сотни лет назад, но я по прошествии веков привык воспринимать вереницу их как одно целое — одну женщину, которая приходила ко мне и бесстрашно обнимала мягкими теплыми руками, подставляя свою белоснежную шею, к которой кроме меня никто никогда не прикасался. Каждый раз меня встречала Формоза — неразменная монета, улыбающаяся и прекрасная, как цветок, и каждый раз я видел в ней ту, самую первую, которая сделала мне татуировку виноградной лозы. В которую я почти влюбился. Были ли они все потомками ее, или Хияма просто стилизовал под Формозу подходящую красавицу, выкрашивая ей волосы в огненный цвет, специально для меня — не имеет значения. Формоза N1, сама не подозревая, добилась идеального бессмертия, не превращаясь в нежить. И приезжая в гости к Хияме, я знал, что она всегда меня ждет..."

* * *

УЛИСС

Так вышло, что я практически не общаюсь с себе подобными. Сначала я думал, что из-за личной некоммуникабельности, но потом понял, что мы относимся друг к другу совсем не так, как люди. Просто мне пришлось накапливать опыт с нуля. Мы не дружим, не заводим случайных знакомств, и двоих-троих должно что-то прочно связывать, если они держатся вместе. К тому же я просто не помню никого, с кем предположительно был знаком. Я даже не знаю, сколько мне лет, и до поры до времени не думал, что это важно. Все дело в том, что у меня амнезия.

Не могу поверить, что сказал это. У меня амнезия, как у героини мексиканского сериала. Нежить избавлена от массы болезней, постоянно поражающих и методично истребляющих человечество веками, но Ее Величество ЦНС, оказывается, стоит особнячком. И если при жизни вы страдали эпилепсией, шизофренией или не дай Бог какой-нибудь манией или фобией — при своих и останетесь. А уж какие это может принять формы в вашем нынешнем состоянии — сие науке неизвестно. У меня амнезия. Я ничего не помню не только из своей человеческой жизни, но и изрядную часть уже "вампирской саги", и порой мне становится очень любопытно — кем или чем был Улисс до того времени, как рядом с его головой в стену ударил топор?

Тогда я и познакомился с Данте, хотя, возможно, он знал меня и раньше. Тогда у него должен быть серьезный повод это скрывать... и когда-нибудь я спрошу его об этом. Пока меня что-то останавливает. Не знаю — что.

Данте мой — по-настоящему особенный... Такие при всех своих веках за плечами гоняют на мотоцикле и любят мультики про покемонов — вроде того. Однако равных ему на этом континенте по пальцам посчитать можно, а может — и вовсе нет. Но с самого начала он общался со мной как с ровней — хотя я не уверен что это так... и возможно, мы сошлись именно потому, что я ничего о нем не слышал (не помнил?) к моменту нашего знакомства. Не мудрено — я о себе-то не особо наслышан... Позже я выслушал немало разных жутких слухов, в которые трудно было поверить. В них Данте представал беспощадным, беспринципным и высокомерным существом, для которого не было особой разницы между смертными и бессмертными; чтобы убить, ему даже не нужно было подходить, а от одного прикосновения у пятисотлетних монстров перегорали мозги. Подобные россказни всегда немного раздражали меня, я-то знал совсем другого Данте, и был уверен, что репутация его сильно преувеличена.