Я помолчал. Было чувство, что меня вот-вот стошнит. Я сосредоточился на пульсе своего сердца и на ритме дыхания.
— Это просто привычка, — сказал голос.
Я опять промолчал, вдыхая сладковато-едкий дым и глядя на уходящие вверх ступени. Затем я встал с колен и наступил на первую из них, проверяя ее на прочность.
— Они из алмаза, — сказал голос, будто угадавший мои сомнения.
— Я почему-то сразу понял, что не стеклянные, — зачем-то ответил я.
— Квантовая физика — это тебе не хрен собачий, — так же возвышенно и без интонаций сказал голос.
— Ну, да... — Я понуро переставлял ноги со ступени на ступень, понимая, что это надолго. — Ты мне лучше вот что скажи...
— Да?
— Это что, и есть суть всего?
— Это способ всего, точнее, одна из форм, — ответил голос. — Твой вопрос поставлен некорректно...
— Хорошо, — кивнул я, — это моя личная суть?
— Видишь ли... — Голос замялся, и был он, как мне показалось, с интонациями Сатаны. — Дело в том, что разум ждет результата, отраженного на глобальных процессах, но любая логическая цепочка конечна, а процессы... они нескончаемы. Когда были нужны эти погружения в мелочи, эта проработка деталей энтропии, и возникли люди (одна из причин). Да к тому же о разности потенциалов процесса не забывай... Ты же — полукровка, это даже труднее. А настоящий бог или великий — входит в состояние "процесса", а не "результата". Поэтому и дают за это бессмертие — чтобы ты мог все видеть, но не влиять — только процесс поддерживать... Баланс... равновесие... Точка — тире... Сигнал — пустота, смерть — жизнь... Вот лишишься личности — тогда все сможешь воспринять...
— Значит, правы были китайцы? — Я, лихорадочно озираясь, искал перила...
— И китайцы тоже, — примирительно ответил голос...
Каменные колонны возвышались вокруг в хаотическом порядке, словно лес... Они были неживыми — я это чувствовал... Некоторые разрушены, и их осколки валялись возле собственных подножий. Несколько неожиданно смотрелись неровные сколы фрагментов и отполированные части камня с четким рисунком, прерываемым шершавой поверхностью камня. Другие из колонн были затянуты паутиной, а кое-какие распирали ажурные каменные арки.
Изредка я спотыкался о куски камня со следами филигранной обработки, иногда приходилось перелезать через поваленные на прозрачный пол блоки камней.
— Да, это полный бред! — сказал я громко, больше для того чтобы услышать собственный голос. — Ирам Многоколонный не может быть таким...
Звонкое эхо от моих слов только усилило мое одиночество и неуверенность. Я продолжал бродить, подмечая между колоннами то пустые бочки, то остатки каких-то механизмов и электронных приборов. Пару раз встречались небольшие кучки пожелтевших и высохших костей... Я не хотел их изучать, чтобы не удостовериться в том, что они человеческие...
Вдруг между двумя колоннами (одна коринфского ордера, другая в ассирийском стиле) мне показалось некое мерцание воздуха — конечно, я направился туда, пока мой лоб не уперся в невидимую преграду.
Тут же раздался резкий сигнал тревоги, и откуда-то сверху я услышал любимый голос, принадлежащий Ирине:
— Внимание, на объекте обнаружен посторонний. Во избежание санитарных мер подтвердите ваш код идентификации в течение стандартной минуты... полста девять, полста восемь, полста семь, полста шесть...
— Так это же я!!! — закричал я. — Эй! Ира! Я! Это я!
— Полста четыре, полста три...
И тут я увидел эту статую... Это была Ирина, высеченная из черного кварцита. Глыба была наполовину необработанной — складывалось впечатление, что она пыталась вылезти из обломка скалы, но так и окаменела...
— Ира, я пришел, — сказал я шепотом, чувствуя, как по моим щекам текут горячие слезы. — Я здесь... Я теперь всегда с тобой... Я здесь...
— ...Сорок два, сорок один, сорок...
Я беспомощно опустился на пол, обняв черный камень руками... Я застыл...
— ...Тридцать пять, тридцать четыре, тридцать три...
— Мы же с тобой одно и то же!!! — закричал я в отчаянии, закашлявшись.
Возникла пауза.
— Объект идентифицирован, — раздался спокойный голос моей любимой. — Доступ разрешен. Просьба пилоту-навигатору пройти на стартовый уровень.
Я стиснул челюсти и, опираясь на глыбу, поднялся на ноги.
Но вместо скульптуры, вырезанной из камня, я опирался уже на стальную стойку охранного пульта, в центре которой пульсировала салатовым светом пятерня человеческой ладони. Я приложил свою руку к сенсорной панели, и раздался мелодичный перезвон колокольчиков...
Передо мной засверкала длинная, уходящая в перспективу колоннада, которая озарялась вспышками света.
— Инерция объекта тысяча единиц, старт разрешен, — вновь сказал голос Ирины. — Позиция — "лямбда-девять", условный курс — мембрана "зэт"...
Колонны гулко завибрировали и засияли — ярче других те, которые ближе ко мне.
Вдруг меня неодолимой силой стало тянуть вперед... Ближайшие колонны вспыхнули внутренним светом, следом за ними те, что дальше. Меня так мощно повлекло вперед, что казалось, мой череп хочет выскочить из оболочки кожи лица... Я, разгоняясь скорее ветра, понесся, быстрее и быстрее, синхронно со вспышками казавшегося мертвым камня... Колоннада выглядела бесконечной, пока наконец колонны не слились воедино, в некую пульсирующую стену, сквозь которую просвечивали мириады маленьких огоньков, слегка смазанных, словно на фотоснимке... Но вот исчезли и они... сердце бешено стучало... Передо мной возникло бесформенное черное пятно, в котором я растворился...
Отрывок из записи на карманном планшете
Вот так этот путь и оканчивался...
А начался он с моего прилета на Марс и моей дурацкой тяги ко всему новому и невыносимой жажды одиночества. Я здесь был уже пятый год (по марсианским меркам — чуть меньше трех), хотя ощущение было, что уже лет десять.
Последнее время у меня появилось ощущение, что этот год на Марсе может стать для меня последним... Сам не знаю, что меня потянуло с этими двумя типами из одного полушария в другое. Йорген и Сибилла — опытные Охотники и хорошие напарники... Теперь их просто нет со мной... Их гибель на моей совести навсегда... Нет любимой, нет группы... нет ничего... Теперь всегда в моих снах есть место для пустынной долины, засыпанного песками поезда и лошадиной головы Криса, которого должен был изобличить я, а изобличил он меня... И переиграл. Теперь я, вместо того чтобы уехать с любимой на край Марса и жить там в свое удовольствие... должен лезть на эту чертову гору... Гору, где должны жить не то боги, не то демоны... Мне впору не вести дневник, а писать историю болезни: я уже путаю явь со сном, я не понимаю, что правильно, что нет, я вообще перестаю чего-либо хотеть и думать... Наверное, так и должны выглядеть Врата Смерти и Небытия?.. Ощущение, будто я знаю, что будет дальше, но не могу этого ясно разглядеть...
(ОБЛОЖКА КНИГИ ОТ АВТОРА)
— Ти фсе рафно будешь непобедимый и живой... Ти не будешь мертфый... Мама говорила мне, что нифрит побеждает сталь... Да... А вода еще есть?
— На воду...
— Тихо-тихо-тихо — он шевеливается...
— А ты не бубни над ним-то... Зачем ты бормочешь?
— Я не бормочешь — я говорю ему...
— Джей, что вы расшумелись?
— Папа, он шевелится... Застонал...
— Ну, и что вы, куры, кудахчете?!
— Сам ты...
На меня смотрело узкими щелками глаз женское лицо с широкими скулами и слегка обветренными губами...
— Привет, Страний, — сказала девушка с пучком черных волос на голове. — Ти уже здесь? Э-э-э-э?
— Аюми... — Я почти выдохнул это слово, и моментально на меня навалилось ощущение боли и пустоты... Ощущение потери...
— Да... — Девушка слегка улыбнулась. — Ти мэня узналь? Значит, все...
Вокруг лица японки, которое было единственным солнцем, взошедшим на моем небе, виднелся каменный потолок с вырезанными полосами от следов вырубки камня.
— Где полковник? — спросил я, медленно возвращаясь к действительности.
— Там, — она закивала, — там, в комнате с едой.
Вдруг чуть выше лица Аюми появилось сосредоточенное лицо Хмурого.
— Привет, Странный, — сказал он, поджав губы. — Как чуешь организм?
— В порядке, — сказал я, ощущая лихорадочное потряхивание конечностей.
— И то ладно, — кивнул он.
— Мы не в поезде? — спросил я.
— Поезд уехал, — мрачно сказал Машинист, — мы в надежном месте, все в порядке.
— Уехал без тебя? — удивился я, насколько мне позволяла трясучка.
— Я приказал, — махнул рукой Хмурый, — тебе нельзя сейчас на вокзал, как я думаю... Не стоит тебе туда...
— Я же сказала тебе, поезжай, все в порядке, я справлюсь! — раздался под сводами пещеры женский голос.
— Джей, вот тебя-то на кой хрен понесло в Ржавые Пески со своими джигитами?
Хмурый был определенно недоволен.
Я смог слегка повернуть шею и увидел хрупкую фигурку темноволосой девушки с веснушками и вздернутым маленьким носиком. Она чем-то напомнила мне Сибиллу, только на вид ей было лет двадцать, не больше. И вновь накатил приступ пустоты. Пустоты и боли...
— Пап, ну хорош уже! — Девушка сверкнула голубыми глазами. — Я тебе все рассказала — и про рейд, и про то, что в Сети прочла про поезд...
— Джей! — Хмурый говорил резко, но негромко. — Ты вот эти выкидоны оставь! Что я матери скажу? Я сто раз тебя предупреждал, чтобы ты в Ломоть Сыра не совалась, — здесь отморозков — как блох на цербере! Ты хочешь тут сгнить на песке? А про нас с матерью подумать — это тебе в голову не приходило? Ты хочешь, чтобы я в каждом рейсе психовал: а вдруг моя девочка тут между камнями приключений себе на задницу ищет?
— Па, все же нормально, чего ты пузыришься? — отмела она слова Хмурого решительным жестом. — Стрелять умею не хуже, чем ты, мозги есть, слава богу... Ребята со мной не какие-нибудь, сам знаешь... Хотела тебя встретить — ты не рад, что ли?
— Рад, до посинения, — проворчал Хмурый, хлебнув из фляги. — Тут такое было... Тебя вот не хватало... Сама же видела концовку... Познакомься, Странный, — моя дочь непутевая... Джей...
Девушка подошла ко мне и протянула руку.
— Джей Джокер, — произнесла она. — А ты, говорят, Странный?
— Говорят... — вздохнул я, с трудом приподнявшись на локтях и протягивая руку.
— Это который Пастух Глюков, что ли? Тот самый? — Она с любопытством разглядывала меня.
— Не знаю уже, — сказал я, — тот самый или только название одно...
— Страний, кушать будешь? — заботливо спросила Аюми.
— Спасибо, пока нет, — вздохнул я, чувствуя приступ тошноты.
— Поесть надо, — безапелляционно сказала Джей и удалилась.
— Она тебя почти из-под глюка вытащила, пока мы все на песке валялись, — сказал Хмурый, и я поглядел вослед этой хрупкой девушке с уважением.
— Она услышала, что наш поезд застрял, — решила меня встретить, — продолжил Хмурый. — Совсем очумела, по Ржавкам шляться... Эх... — он вздохнул, — молодость...
Вернулась дочь Хмурого, за которой торопливо шагал полковник. Джей поставила передо мной миску с бобовой похлебкой, от которой шел ароматный запах, да такой, что тошнота враз прошла.
Полковник подошел и крепко сжал мне здоровое плечо.
— Привет, — сказал он, заглянув мне в глаза. И это было единственное слово, сказанное им.
— Привет, — ответил я, взяв горячую алюминиевую ложку и принимаясь за еду.
Мы находились в одной из многочисленных пещер Ломтя Сыра, оборудованной Охотниками местных кланов под убежище. Отряд Джей подоспел вовремя: когда улетели "Гепарды", багровый глюк и не собирался уходить — он сожрал двух шахтеров и почти подобрался к столу с лежащими без сознания людьми. Я валялся ближе всех, так как отрубился в попытке противостоять ему. Благо Охотники были опытные и кто-то из них смекнул, что по этому глюку можно шарахнуть из микроволновой пушки. И благо она у них была портативная — не пришлось устанавливать. Глюку это не понравилось, и он ушел. Ушел, унеся с собой жизни Йоргена, Сибиллы и еще двух человек...
Азиз и Дронова предпочли уехать с поездом, чтобы затеряться в Лихоторо, — и я не винил их за это. Напротив — я предпочел бы сейчас остаться совсем один, чтобы ни одна живая душа не видела меня в таком дерьмовом состоянии... Я хотел окаменеть, как Ирина в моем видении, спрятаться, закопаться под землю...
Одно можно было сказать точно — группа "кси-516" окончила свое существование, как ей это на роду было написано... Нет Охотников, не стало гида... Оставались, конечно, полковник и Аюми, но... Я чувствовал, что меня тоже нет... Давно мне не было настолько безразличным присутствие нормальных доброжелательных и сильных людей, к которым я так всегда стремился...
Я провалялся в пещере почти сутки, спасибо заботам Хмурого, Джей, Аюми и полковника: они кололи мне нейролептики, витамины и вливали в рот дорогущее красное вино для нейтрализации радионуклидов после атаки глюка. Все сошлись во мнении, что встреча с этим типом глюков чаще всего оканчивается летальным исходом. Только появление отряда Джей, желающей встретить Хмурого, смогло спасти ситуацию хоть как-то.
Я был благодарен за помощь... Благодарен и в то же время безразличен — несмотря на такую человеческую заботу и поддержку, я давно не чувствовал себя ТАК одиноко на Марсе. Даже не так... Не одиноко: пусто и бессмысленно... Я вяло реагировал, больше молчал, что на меня совсем не похоже. И даже не от боли или душевных мук, а просто потому что говорить было лень и по большому счету не о чем.
Молчал полковник, почти молчал и Хмурый. Аюми старалась говорить со мной о разных позитивных вещах, но я чувствовал, что ей самой тяжело от всего, что на нас обрушилось.
Только Джей была невозмутимой и, казалось, не замечала тягостной атмосферы в убежище, а я даже и не пытался ее развеять. Она расспрашивала меня аккуратно, часто добавляя к своим вопросам: "Не хочешь — не говори". Я был благодарен ей за то, что она позволяла мне молчать, рассказывая про местные события, описывая интересные рейды. По вечерам мы пили разбавленный спирт, слушали музыку, и Джей расспрашивала меня про жизнь на Земле. Эта тема меня уже совсем не трогала, и мне было легко говорить про это. Я удивлялся, как в такой молодой и хрупкой девушке сочетается некая угловатость и сила с тактичностью и мягкостью — чувствовалось, что Хмурый был хорошим отцом, хоть, по его собственному признанию, дочь видел редко.
Я, как мог, оттягивал тот момент, когда придется решать — а что я буду делать дальше? Я не представлял, где искать Ирину, да и захочет ли она, чтобы я ее нашел? Жива ли она? Я даже думать об этом боялся... Я напоминал сам себе прибор с перегоревшими предохранителями, который просто перестал работать...
Вулкан Олимп — гигантский объект, и чтобы облазить его вдоль и поперек, уйдут годы. Я попытался связаться со станцией, но частоту, на которой шла трансляция нашего шоу, уже сменили, а Диего на связь не выходил — и, как я понимал, не без причины. Сеть просто захлебывалась в течение пяти дней россказнями, комментами и различными небылицами про меня, нашу группу и происшествие в долине. На моей трансляции было сорвано море денег. Меня обвиняли в цинизме, безжалостном обращении с ни в чем не повинными людьми. На меня насыпалось столько мусора, что даже Управление внешней разведки Марса не отвечало мне по закодированному каналу — все словно исчезли. И у меня не осталось ни капли сожаления об этом...
