Дорога за горизонт. Первая часть

Но, как говорится, кому суждено быть повешенным, тот не утонет. С волей Самодержца не поспоришь — а тот, похоже, решил на всякий случай, поместить нас в ту среду, где воспитываются самые что ни на есть верные слуги династии. Ну как же, Морской Корпус, золотые погоны, кортики, белые, чистые до скрипа перчатки и манжеты... Элита элит. Каста. Хорошо Николке — он-то дворянин, сын военного моряка, а покойная матушка — так и вовсе голубых кровей. Нет, правда — его мама состояла в далёком родстве с черногорским королевским домом. Ну я-то что тут делаю?

Так вот, об экзаменах — в смысле, испытаниях. Мы с Николкой, как и было сказано, рассчитывали, что нас сия чаша минует — щазз! Размечтались!

Правила есть правила и изменить их не может даже... нет, ОН-то, конечно, может, но это ещё не означает, что наглые мальцы, которым повезло заручиться такой протекцией, будут избавлены от полагающейся любому "абитуриенту" нервотрёпки — хотя бы и в облегчённом варианте.

Очищать ради нас двоих ротную комнату не стали, и, видимо, чтобы нагнать на нас страху божьего, решили провести "испытания" прямо здесь же, в "обеденном зале" — под строгими взорами флотоводцев и императоров с парадных портретов на стенах. Чтобы, значит, понимали, какая честь нам оказана...

Самое интересное, что об экзаменах нас никто не предупреждал. Я, поначалу, даже думал возмутиться — как же так, даже подготовиться не дали!" — но, поймав, ободряющие взгляды барона и Никонова (оба они решили сопровождать нас к месту будущей учёбы), совершенно успокоился. Похоже, господа офицеры уверены, что испытания мы пройдём в любом случае — даже если не напишем ни строчки на заботливо выложенных на столы листах бумаги...

Уж лучше бы я и правда ничего не написал! Потому что... но — обо всём по порядку.

Задание по математике показалось мне на редкость несложным, и я решил не ударить в грязь лицом — а со словесностью потом разобраться, если время останется. Испытаний по латыни и греческому не подразумевалось вовсе — этих предметов, как выяснилось, вовсе не было в "общем" курсе Морского училища, близком в этом плане не к казённым гимназиям, а к реальным училищам, где упор делался на естественные науки. И это был чуть ли не единственное порадовавший меня факт; представить не могу себя за зубрёжкой этих иссушающих мозги мёртвых языков — чтобы не говорил там дядя Макар о пользе латыни...

Так вот — знаете, что оказалось во всём этом испытании самым трудным? Ни за что не догадаетесь.

Такого позора я не испытывал ни разу в жизни. Когда через четверть часа (задачек было всего три, совсем несложных) Николка положил перед экзаменаторами свои аккуратно исписанные листки, я.... ну не мог я отдать им те исчёрканные, заляпанные чернильными пятнами клочья, в которые я превратил девственно-чистые бумажные листы!

Вт что значит снобизм! За те полгода, что прошли с момента нашего первой экскурсии в девятнадцатый век я успел худо-бедно научиться расставлять все эти "яти" и "еры", привык изъясняться оборотами, которые в моё время не всякий понял бы... но, чёрт возьми, мне и в голову не пришло осваиваться со здешними письменными принадлежностями! Отцу-то хорошо — он, как сам мне когда-то рассказывал, успел застать ещё уроки чистописания и успел попользоваться если не мифическими чернильницами-"непроливашками" и перьями — "лягушками", то хоть автоматическими перьевыми ручками. Я же... ну, скажите на милость, кому пришло бы в голову марать пальцы в фиолетовой гадости, по какому-то недоразумению называемою здесь чернилами, если в кармане всегда безотказная гелевая ручка? Мне и не пришло. И в итоге... я думаю, ни один из претендентов не сумел поразить господ экзаменаторов до такой степени. Чтобы в четырнадцать лет не уметь ПИСАТЬ? А точнее — не уметь пользоваться самым распространённым приспособлением для письма? И обойтись с экзаменационными листами так, что это сделало бы честь обезьяне сапажу или какому-нибудь гамадрилу?

Как потом оказалось, обычные претенденты сдавали экзамены аж три дня подряд — письменные и устные по математике, диктовка, геометрия, география и естественная история — устно. Мы же уложились в полтора часа. Задание по геометрии я делал уже карандашом, который подсунул мне сердобольный экзаменатор, видимо, решивший что с пером мне не позволяют справиться нервы. Что касается устных вопросов, то после катастрофы с задачками меня уже ничего не могло напугать. Так что из "обеденного зала" я вышел перемазанный чернилами, подобно двоечнику в старых советских мультиках, — но совершенно уверенный в успехе. Как, впрочем и в том, что будущие одноклассники — или как это здесь называется? — непременно узнают о моём фиаско.

Теперь, значит, что — мне еще и писать заново учиться? Ну, спасибо, Ваше Императорское Величество, удружили...

Не забыть выпросить у отца пару перьевых автоматических ручек — вроде бы, видел у него, ещё в Москве, на той квартире. Надо думать -не откажет сынку? Хотя — оно и удобно, конечно, но надо учиться пользоваться местными ресурсами — рано или поздно любые ручки сломаются — и тогда что, карандашами карябать, как чмо последнее?

* * *

Как только новых воспитанников приводят в училище, их тут же делят по ранжиру — рассказывал Саша Балмашов, фельдфебель пятой роты, из числа назначенных для присмотра за младшими кадетами гардемаринов. — ставят, обыкновенно, по росту, а потом распределяют по номерам шкафчиков, коек, конторок и прочего. Но вы, господа, как принятые под конец года, получаете то, что имеется. Вот, прошу:

И он указал Николке с Ваней два свободных шкафчика.

— Это кадета Толстых — он в ноябре скончался от тифа, бедняга. А второй, Анненский, сломал ногу и до сих пор в госпитале — говорят, хромым на всю жизнь останется, не повезло...

Николка слегка побледнел.

— От тифа? И часто у вас.. так?

— Да каждый год. И обыкновенно болеют вновь поступившие. — тут фельдфебель одарил новичков люциферовским взглядом и зловеще ухмыльнулся. — Отчего случаются эпидемии — начальство так и не может доискаться, но каждый год одного-двух отпевают. Говорят — всё из-за того, что у нас свой водопровод, а трубы берут воду из Невы там, где она уже успевает пройти через весь город. Самая-то главная зараза обычно весной приходит, когда снег начинает таять. Потому — сырую воду пить строго запрещено, и повсюду стоят баки с кипячёной.

— Вот эти шкапчики и будут ваши. В них держите форменные вещи. Штатское запрещено, смотрите — три раза в неделю сам буду проверять, да и дежурный по роте нет-нет, да и заглянет. Кровати у вас рядом — когда освободились, их вместе поставили, да уж теперь передвигать не станем, пусть стоят. Форму получили?

Мальчики кивнули: Николка опасливо, а Ваня делано-независимо. Балмашов, обратив внимание на такую реакцию, усмехнулся.

Ладно, переодевайтесь, через час проверю. И он направился по коридору — неспешной, слегка нарочитой походкой, будто бы вразвалку. Прошедшему навстречу офицеру честь он отдал слегка небрежно, будто рисуясь.

Мальчики удивлённо переглянулись — им предстояло еще узнать, что подобные обычаи морского училища постоянно приводили к придиркам на улицах — когда армейские, а в особенности — гвардейские офицеры останавливали морских кадетов и выговаривали им за "ненадлежащую" выправку. Однако же всё было бесполезно: воспитанники считали для себя унизительным отчётливое отдание чести и "хождение во фронте", "как в пехоте" — по их мнению, в Морском Училище ничто не должно было напоминать о внешней безупречной подтянутости "сухопутных" военных училищ. Отношение это давно вошло в традицию и было столь сильно, что училищное начальство давно примирилось с этим положением дел.

Следующие полтора часа ушло на пригонку шинелей, брюк, фуражек, рубах-голландок и прочего, как выразился Иван, "вещевого довольствия". Было видно, что он крайне недоволен полученным обмундированием, полагая его неудобным, архаичным — и с удовольствием заменил бы на что-нибудь более привычное. Особенно раздражали его непривычные кальсоны с завязками у щиколоток вместо трусов. Но увы — оба прекрасно понимали, что о вольностях в одежде можно забыть — они остались за порогом Училища.

— Смотри, Вань! — Николка стоял перед не замеченным ранее листком, заключённым в аккуратную рамку. Листок висел слева от двери спальни; Иван припомнил, что такие точно рамочки красовались во всех помещениях, через которые они проходили.

Пробудка 6 ч. 30 м. утра

Утренняя гимнастика 7 ч. 15 м. — 7 ч. 30 м.

Утренний чай 7.15 — 7.45

Первый урок 8.00 — 9.25

Второй урок 9.30 — 11.00

Завтрак и свободное время 11.00 — 11.30

Строевые учения 11.30 — 1.00

Третий урок 1.00 — 2.30

Свободное время 2.30 — 3.30

Обед 3.30 — 4.00

Свободное время 4.00 — 7.00

Приготовление уроков 7.00 — 9.00

Вечерний чай 9.00 — 9.15

Желающие ложиться спать 9.15

Всем ложиться спать 11.00

— Всего три урока? — обрадовался Николка. — Здорово, не ожидал!

— Рано не радуйся. — буркнул Иван. — Они тут сдвоенные, как пары в институтах — два по сорок пять минут. Так что, считай, шесть уроков каждый день.

Правда? — мальчик заметно приуныл. — но всё равно, свободного времени много — вон, раз, два, три...

— Ага, по полчаса. — продолжал упираться Иван. — Вот счастье — то! Еще бы понять, что они под этим подразумевают. А то папа говорил — в их армии, советской, был такой пункт в распорядке: "самостоятельная подготовка". Это значит — сидишь в Красном Уголке как дурак и зубришь "Устав гарнизонной службы"...

— Ладно, чего там гадать... — вздохнул Николка. Слова товарища поселили в нём некоторую неуверенность — оказавшись в незнакомой обстановке мальчик отчётливо робел. — скоро сами всё и узнаем.

— Да, кстати, — спохватился Иван. — медальки-то наши! — Помнишь, офицер говорил — "носить не снимая?"

— Ну, не знаю, — замялся Николка. — Неудобно как-то. Получится, что мы хвастаемся?

После событий первого марта в Москве, все "волчата", участвовавшие в бою с террористами, были награждены медалью "За храбрость". Медаль эта, учреждённая в 1807-м году, предназначалась для награждения воинов иррегулярных формирований — например, казаков и ополченцев, за "отличия в боевых действиях, а также за подвиги, проявленные в схватках с нарушителями общественного порядка и хищными зверями, как в военное, так и в мирное время". Носить медаль полагалось на георгиевской ленточке — Ваня, в первый раз примеряя награду, довольно хмыкнул, увидав столь шумно известную в его 2014-м году чёрно-оранжевую полоску.

Узнав о том, что новые воспитанники удостоены этой награды, дежурный офицер, принимавший новичков, особо указал, что медаль обязательна к ношению даже и с повседневной формой кадетов. Кроме неё Ване с Николкой не полагалось пока никаких знаков отличия — шинели и голландки оказались без погон, а фуражки — без кокард и ленточек, что придавало мальчикам вид арестантов. Оказалось — в таком виде предстояло ходить ещё не менее недели; обычно новые воспитанники, поступившие в подготовительные классы, оставались без погон и ленточек до корпусного праздника, 6 ноября, когда проводили испытания выправки новых кадет. Николке с Ваней предстояло приобрести необходимые навыки намного скорее, чтобы побыстрее слиться с однородной массой своих товарищей; и мальчики уже предугадывали те насмешки и пренебрежительные замечания, которые непременно могли бы вызвать отсутствие столь ценимых в этой среде знаков отличия. Медали в этом смысле были весьма кстати, поскольку напоминали об особом, и, вероятно, вполне заслуженном статусе новичков. Подобным не мог похвастаться ни один кадет или даже гардемарин; да и офицеры, принимавшие Николку в Ваней, косились на эти награды весьма уважительно.

— Кадет Овчинников! Кадет Семенов!

Я, ваше благородие! — услыхав голос дежурного офицера, Николка лихо (как он сам считал), вытянулся во фрунт. Иван с полусекундной задержкой последовал его примеру.

— Господа, вижу вы получили обмундирование? — Мальчики кивнули.

— Заканчивайте устраиваться, и через четверть часа явиться в вестибюль, одетые по форме для выхода в город — с шинелями. Сегодня вам разрешено переночевать дома. Попрощаетесь с родными, возьмёте с собой то, что понадобится из личного имущества — а завтра к первому уроку извольте прибыть в училище!

И вышел, коротко кивнув в ответ на сбивчивое "так точно" Ивана и "Будет сделано, господин лейтенант!" — Николки.

Мальчики обрадованно переглянулись. Прыжок с головой в омут откладывался — по крайней мере, до завтрашнего утра.

* * *

— И все-таки не понимаю, за что нам такое счастье. — недовольно сказал мальчик. — Именно Морской корпус... то есть Морское Училище? Вот прямо сам Государь лично распорядился нас с Николом туда пристроить? Забот у него, что ли, других нет?

— А что мы могли сделать? — развёл руками Олег Иванович. Сын уже не в первый раз заводил этот разговор и всякий раз он заканчивался невнятными жалобами и обещаниями вылететь из Морского Корпуса при первых же экзаменах. — Заботу о тебе, ну и, конечно, о Николке, проявила императрица Мария Фёдоровна лично — возжелала устроить вас в "лучшее в государстве учебное заведение". Я уж испугался, что речь пойдёт о пажеском корпусе, но Бог миловал — да и не по чину это вам обоим, всё же кузница придворных кадров. Речь, правда, заходила и о Павловском училище — но это, я полагаю, еще хуже. Всё же флот, самая "высокотехнологичная" область деятельности на данный момент...

— Ну да, видел я эти высокие технологии. — хмыкнул Иван. — Последние достижения передовой эпохи стимпанка.

— А ты что, хотел вышагивать по плацу с винтовкой? — немедленно поинтересовался отец. — В Павловском училище, между прочим, строевой подготовки вдвое дольше чем в вашем корпусе, а дисциплина не в пример жёстче. Да и Никонов за вас попросил...

— Этому-то что нужно? — удивился Николка. — Барон, вроде, рассказывал, что лейтенант с головой ушёл в свои мины...

Уйти-то он ушёл, — согласился отец. — да только слишком много у нас сейчас дел, чтобы вот так замыкаться на чём-то одном, пусть даже и важном. Барон отдельно потребовал, чтобы Никонов занялся переводом в бумажный вид всей информации по флоту, кораблестроению, а заодно и картографии с географией, которая найдётся в наших базах данных. Сам понимаешь, работы — непочатый край, если учесть, что мы с тобой диски и базы тащили, не сильно разбираясь что там есть полезного — грузили навалом, как картошку в грузовик, "там, мол, разберемся". Вот это "там" и настало. Людей, умеющих обращаться с компьютером у нас, считай нет — ты да Виктор, а ему доверия — сам понимаешь. Мы с Макаром люди иной эпохи, Ольге... ей в её положении не до того.

Ваня согласно кивнул. Сразу после покушения на Царя, когда история путешествий во времени получила огласку, Никонов воспользовался моментом и испросил у Александра личного соизволения жениться на гостье из будущего. Разрешение было дано, свадьбу сыграли не откладывая — тем более, что Ольга, как оказалось, ждала прибавления семейства. Да, в этом состоянии рассчитывать на её помощь особо не приходилось — молодая женщина с упоением вживалась в новый для неё мир великосветского Петербурга. А вот Никонов, получивший погоны капитана 2-го ранга, теперь разрывался между своим "минным комитетом" и Департаментом Особых Проектов, создаваемым усилиями Корфа. Моряк понимал, что отвертеться от новых обязанностей ему не удастся — но помощь, тем не менее, потребовал.