— А что тут думать. Через пару месяцев, когда спасать будет некого, а вайнахи окончательно оборзеют, власть внезапно прозреет. И объявит что-нибудь вроде войсковой операции по наведению конституционного порядка.

Ротный тяжело вздохнул, и полез в металлический ящик, по недоразумению называемый сейфом.

— Странный ты парень, Виктор. Вроде, пиджак, математик. С первого взгляда видать — штатский до мозга костей. Но солдатики тебя ни разу "ботаником" не обозвали, и командование лишний раз не задевает, задумчиво произнес он, извлекая из недр заполненного макулатурой ящика, бутылку водки.

Потом еще раз вздохнул, встряхнул бутылку, зачем-то посмотрел сквозь нее на свет, и добавил:

— Ладно, болтать ты все равно не будешь, а разговор у нас такой, что без бутылки никак. Только смотри, не попадись кому в городке!

— В роте останусь.

— И то дело. Я как раз хочу послушать, что ты думаешь о том, что нас ожидает. Начну с вопроса: почему власть даст дорезать гражданских?

— Потому как они власти более не нужны.

— Что так?

— Люди видели, как милиция изымала оружие и принимала участие в грабежах. Видели, как бесследно исчезли депутаты, директора, завы и замы, бросив электорат на разграбление, смерть и поругание.

Не все начальство бежало, кстати. Кто совсем потерял берега, нынче записались в националисты и фундаменталисты. Грабят и режут. Повторилась то, что уже было в ту войну. Не хватает только дуче или фюрера. Тряпкоголовые обязательно подарили бы ему белого скакуна и шашку.

Пойми, те, кто останутся в живых, никогда не смогут этой власти доверять, уважать ее, слушаться. Бояться — тоже не будут. Они ей враги навечно! Следовательно, вайнахам дадут максимально зачистить местность.

Разлили, выпили, закусили немудреной, собранной на скорую руку закуской. Ротный понюхал горбушку, сморщил лоб, помялся и выдал:

— Значит, и ты...

— Можешь записать, капитан, что лейтенант Вояр к власти относится презрительно. Далее — по известному тексту, — жестко ответил Виктор.

— Не заводись! Мне демократов тоже любить особо не за что. Я стране служу, пусть это и звучит несколько пафосно. Лучше скажи, до чего еще по дороге додумался.

— А тут и думать особо не стоит. Главарь у них — бывший военный. Надо полагать, организатор он неплохой. Потому действовать будет по стандартной программе начинающего диктатора. И в первую очередь, ему понадобится оружие.

Скажу больше, часть у нас стоит как раз у границы с автономией. Следовательно, вскорости будут гости. А дальше думайте, отцы-командиры. Вас этому как-никак учили.

-Подумаю,— врастяжку произнес ротный. — Только понимаешь, Виктор, у нас в соединении еще и командир с начальником штаба есть.

— Думаю, руководящие указания у них уже есть. Типа, сохранность обеспечить, но без перегибов и конфликтов с местным населением. Товарищи командиру нынче чешут лысины, и прикидывают, как оно, и на елку взгромоздиться, и не поколоться при этом. Может быть еще хуже. Что-то вроде команды уступить. Под гарантии личной безопасности для отцов-командиров. Политика — дело грязное.

— Самые блатные из штабных уже отбыли в отпуска и командировки, — безразлично проинформировал Кузовлев.

— То-то и оно, что отбыли. Чуют, что не все гладко будет, и заранее унесли ноги. А нам — некуда. Личный состав, будь он неладен!

— Ты же не кадровый.

— Какая разница..., — вздохнул Вояр. — У нас от века так. Когда бы война ни приходила, держава оказывалась к ней не готова. В итоге, всю тяжесть вытаскивали на своих плечах чисто гражданские люди. Пекари, токари, хлеборобы. А власть, она только то и умеет, сагитировать отдать жизнь за ее интересы и амбиции. Сам же знаешь...

— А ты, как мать Тереза, попытаешься что-то сделать?

— Попытаюсь.

— И окажешься кругом неправ. Хорошо, если просто разжалуют, а ведь могут и посадить. У нас это просто. Не высовывайся, и быть может, уцелеешь.

— Просто не трави душу и подольше отворачивайся в сторону. Авось, что получится.

— Рискуешь, Вояр. Инициативы у нас не прощают! Это тебе не гражданка, здесь нормальный человек — великая редкость.

— Да ничем я не рискую. Ты пойми, в войсках я на два года. Так сказать, отдаю то, что ни у кого не занимал. Карьера в рядах — категорически не интересует. И даже если разжалуют, не страшно. Через пяток лет мое личное дело будет интересно разве что крысам в архивах военкомата.

При любых раскладах начальство отпишется. А вот ребят жалко. Ты же понимаешь, что лежит в сооружениях на техтерритории, да и склады РАВ у нас весьма и весьма.

— Ладно, действуй, как считаешь нужным, но...

— Вы ничего такого не знали, правильно?

— Именно так.

Разговор затих. Выпили еще по одной. Не спеша закусили. Ротный вынул из верхнего ящика письменного стола пепельницу, и со вкусом затянулся табачным дымом. Немного помолчав, Кузовлев констатировал:

— Сильно же ты абреков ненавидишь!

— Да нет. Совсем нет. Зачем ненавидеть? Ненавидишь, значит, бессилен, ergo, проиграл. Если кто-то тебя достал до печенок, его надо просто уничтожить, и более этим вопросом голову не забивать.

То, что случилось, произошло лишь потому, что расслабившийся, воспитаный как тягловый скот народ, повел себя по-скотски. И оказалось — что кругом дремучий лес и куча нечисти! Стоит ли в таком случае обижаться на его санитаров?!

Мое личное мнение : с нами провели культурно-просветительскую работу на тему о том, каков этот мир на самом деле. Чем-то подобным немирные горцы полтора века на английские деньги занимались при батюшке царе.

— Ага, я понял — слегка улыбнулся ротный. — Забавная логика. По ней получается, что кто только нас не просвещал. И псы-рыцари, и галантные французы, и османы, и татары, и фашисты, и румыны с венграми.

— Зато народ после такой политпросвет работы становился мудрее. Даже совсем бараны понимали что надо быть человеком, и шкурку свою бесплатно никому не дарить.

Сейчас мы, в массе — обыкновенное жидкое дерьмо. Но это — всего лишь поверхностное впечатление. Точно знаю: умоемся кровью, и окажется, что дерьма хоть и много, но основа — стальная.

Глава 3.

— Ты не в курсе, зачем взводного из 1 роты с утра к начпо ? Говорят, полковник орал так, что аж гай шумел, да стекла изнутри выгибались. Интересно мне, что этот пиджак натворить успел?

Рядовой Шулаев аккуратно положил нож на край ванны, в которую складывали чищенную картошку. Не вставая, сгреб напарника по кухонному наряду за грудки и срывающимся от бешенства голосом произнес:

— Порву.

Собеседник под бешеным взглядом Шулаева сжался, стараясь стать меньше и, извиваясь, выдавил из себя:

— Пусти дурной! Я ж как все... Что такого-то?!

— А то, что для тебя он либо товарищ лейтенант, либо лейтенант Вояр! И никак иначе! Понял, душара вонючий?!

— Да понял, — досадливо протянул солдатик. — Бешеный ты, Шулаев! Никогда толком ничего не скажешь. А я всего-то знать хотел, что было-то.

Некоторое время чистили картошку молча. Шулаев морщил лоб, кусал губы, потом сказал:

— По большому счету, ничего особенного и не было. Просто вчера лейтенант был ответственным по роте, и ясен перец, остался после отбоя. Что ему зря в общежитие и обратно бегать?

— И что?

— Ночью он поднял роту по тревоге и приказал идти в красный уголок. Меня там не было, но говорят, тесно было — не продохнуть. Потом подключил к телевизору видак и кое-что показал. А потом и объяснил, что к чему. В общем, до подъема мало кто уснул.

Мы сегодня после отбоя тоже смотрели. Взяли видак в первой роте, и глянули. А что Вояр говорил, нам и так пересказали.

— Значит, его за то, что тревогу устроил?

— Да не за тревогу, а за фильм и комментарии. Утром, сам понимаешь, стукачи побежали куда следует со скоростью звука.

— Да что же он такого говорил, чтобы начпо орал как белуга полутра?!

— То и говорил, что с баранами случается, и как таким не стать. Наглядно было, говорят. И доходчиво, аж до печенок. Может, и ты посмотришь.

— Если стуканули, то уже не посмотришь.

— Значит, так расскажут. Кто видел.

— Прапорщики, встать! Офицеры — остаться! — скомандовал начальник штаба под конец еженедельного совещания.

Так происходило всегда, так в армии ,будет и впредь. Нарушать субординацию не положено. Не стоит подчиненным видеть как начальство дерет младших командиров. Потом придет очередь младших офицеров, и все повторится. Все как всегда...

Однако заместитель командира части по воспитательной работе, в просторечии, начпо, сегодня немало повеселил военных.

— Лейтенант Вояр!

-Я! — вставая, ответил Виктор.

— Объясните офицерскому собранию, что за ужасные сказки вы рассказываете личному составу, поднимая их посреди ночи. А это, заметьте, грубейшее нарушение распорядка дня! Или сознательное ваше издевательство над подчиненными! И заодно объяснитесь, почему это про Вас ходят слухи о неумеренном пьянстве и увлечении замужними женщинами.

— Попал Витя, — мелькнула мысль у многих присутствующих в зале. — Мальчишку подводят под суд чести.

— Начну со второго вопроса, — спокойно ответил лейтенант. — Слухам верить вообще не стоит. К примеру, ходят слухи, что вы, товарищ полковник, не только пьяница, но еще и наркоман. И, соответственно, лицо нетрадиционной сексуальной ориентации. Но я же слухам не верю, правда? Хотя, в части про второй момент слышали многие...

Несмотря на вбитую годами привычку сдерживаться, зал грохнул хохотом. Полковник Махровский налился нездоровым румянцем. Да так, что присутствующим стали явственно видны сизо-багровые лопнувшие сосудики на щеках, неминуемо выдающие давно и много пьющих людей. Собравшиеся в пьянках толк понимали, потому хохот усилился.

Махровский, не выдержав откровенно проявленного собравшимися презрения, быстро вышел из зала.

Лейтенант Вояр развел руками и поинтересовался:

— Мне объясняться дальше, или и так понятно?

— Товарищи офицеры! — привычно перехватил управление начштаба.

Присутствующие встали.

— Все свободны, — обрадовал командир. — Командиру батальона, начальникам отделов и служб организовать ознакомление с приказами в подразделениях. Вояр, после совещания — ко мне.

— Есть!

Через пятнадцать минут Вояр, вытянувшись по стойке "смирно", стоял на ковровой дорожке генеральского кабинета. Командир что-то писал, не поднимая глаз от заваленного бумагами стола.

— Товарищ генерал-майор, лейтенант Вояр по Вашему приказанию прибыл!

— Проходи, лейтенант, присаживайся, — отмахнулся от уставного приветствия генерал Рябцов. — Сейчас поговорим.

Дописав пару строк, генерал нажатием кнопки на пульте вызвал порученца, и, передавая ему бумаги коротко распорядился:

— Отдашь начальнику штаба. Пусть готовит приказ.

Затем встал из-за стола, прошелся, разминая ноги, по кабинету. Виктор встал синхронно, но оставался на месте, взглядом отслеживая перемещенгия командира.

Затем Рябцов вернулся к столу, и сел напротив лейтенанта.

— Садись, лейтенант.

— Есть! — произнес Вояр, и аккуратно, не касаясь спинки, присел.

— Значит так, — начал генерал-майор. — Стружку с тебя снимать мне не по чину. Но отпустить тебя без взыскания тоже невозможно. Потому, лейтенант, объявляю тебе выговор. Формулировка: за нетактичное поведение со старшим по званию. После того, как поговорим, зайдешь в строевой отдел, доложишь. И ротного в известность не забудь поставить.

— Есть выговор! — вновь вскочил со стула лейтенант Вояр.

— Да не мельтеши, — скривился Рябцов. — Ты мне лучше вот что объясни: то, что ты проделал с замполитом на совещании, это оно само или расчет?

— Расчет, товарищ генерал-майор!

— Докладывай.

— Есть. Товарищ генерал майор, полковник Махровский учился, не знаю где, методам манипуляции. Но учился плохо. Потому допустил ошибку, использовав слово "слухи". Как следствие, был пойман на простейший, хрестоматийный прием полемики, описанный еще античными авторами и с успехом применявшийся всеми, кому не лень. От Цицерона до отцов Церкви и современных политиканов.

— Суть, название?

— Суть в том, что оппонента следует неуверенно защищать от якобы насквозь лживого обвинения. Названий много. Мне нравится самое старое — "мыть в грязи".

— Что ж, узнаю школу. Дед покойный учил?

— В основном, говорил, что надо прочитать. И так, рассказывал случаи из жизни.

— Да, пожил он славно. И помер вовремя. Не увидел бардака этого, — задумчиво произнес Рябцов.

— Не увидел, это точно, — согласился Вояр. — Но просчитал заранее. И кое-что подготовил. Если бы не он, меня бы тут не было.

— Теперь по первому вопросу. Что бы ты ответил замполиту?

— То, что информацию, влияющую на боеспособность, необходимо доводить до личного состава в части их касающейся, максимально быстро, обеспечивая длительно действующие психологические эффекты. Что и было исполнено.

Добавлю: то, что этого не сделала служба офицеров -воспитателей, говорит лишь об их служебной халатности. Но этот момент — на усмотрение трибунала.

Генерал тяжело вздохнул, покатал желваки на скулах, и, будто на что-то решившись, спросил:

— Вспомни, кто ты по военно-учетной специальности?

— Артиллерист.

— А служишь?

— В батальоне охраны.

— Особо режимной части, — продолжил генерал. — Не наводит на размышления?

— Недостаточно информации, — тут же ответил Вояр. — Случайных людей здесь нет. Так или иначе, чтобы сюда кто-то попал служить, на человека должен быть составлен специальный запрос. Потом — проверка, которую далеко не все проходят. Так что, как я здесь оказался, представления не имею. Хотя, теперь, пожалуй понятно. Вы же и распорядились.

— Угадал, Витя.

— А то что у меня могут быть какие-то свои планы, не думали?

— Не о том спрашиваешь, — отмахнулся Рябцов. — В общем, как молодого и дикорастущего, да еще и с идеями, назначаю тебя командиром сводной тактической группы. В соответствии с полученными из главка указаниями. Проще говоря, усилишь караул.

Что тут скоро устроят соседи, осознаешь?

— Отчетливо. Радует только то, что мохнатых на один рывок и хватит. Но он будет.

— Все правильно. Замирение автономии начнут ближе к осени. Почему так поздно, понимаешь, не маленький.

— Отчетливо.

— Вот и хорошо. Проявишь себя нормально — получишь внеочередное звание и возможность активно поучаствовать в этом деле. Нет — на гражданку с позором. Все понял?

— Так точно!

— Задачу поставит начальник штаба. Свои соображения доложишь в письменном виде утром. Свободен.

— Есть!

Глава 4.

Дорогой мой читатель! Если вдруг тебе случалось "стоять под знаменами", то ты, наверное, помнишь, о чем говорят офицеры в курилке. Особенно, кадровые.

Если кому служить не пришлось, то, пожалуй, раскрою страшную военную тайну: офицеры в курилке любят говорить о пенсии. Тема эта раскрывается перед неподготовленным слушателем в полном объеме и огромном многообразии деталей. Регулярно отравляя легкие никотином, начинаешь понимать правила пенсионного летоисчисления, отличия календарной выслуги от льготной, назубок учишь положения о надбавках.