Район - 55

С противоположным полом ситуация была сложной. Женщины относились к нему своеобразно, оценивая прелести спортивного, с интересной внешностью, тридцатилетнего холостяка, владеющего двухкомнатной квартирой адекватно, но при этом довольно быстро исчезали, узнав про характер его работы. Что тому было виной, своеобразность ли работы, или въевшийся в одежду запах формалина напополам со сладковатым ароматом разложения, Александр Анатольевич не знал.

Посему приходилось ему перебиваться обществом молодых и не очень местных блядушек, временно одиноких жён вахтовиков с Севера и редкими случаями с профессионалками. Последнее было весьма редко, так как в местных палестинах таковые особи отсутствовали, а в командировки Александр Анатольевич ездил редко.

Но за последние пять месяцев в его жизни произошла значительная и весьма приятная метаморфоза, связанная с худой и длинноногой особой, сейчас полулежавшей на продавленном диванчике напротив. Стоит заметить, что при этом из одежды на ней был только халат напарницы Александра Анатольевича, Светланы, сейчас полностью распахнутый и абсолютно ничего не скрывающий. Мера предосторожности, так сказать, на случай нежданного и негаданного визита кого-нибудь из руководства.

Причина метаморфозы была действительно длиннонога, поджара и рыжеволоса. То, что цвет волос у неё свой родной, весьма явно доказывало отсутствие одежды. Звали её Рита, и работала она, как уже было сказано выше, старшей медсестрой в местной реанимации. По возрасту она была старше активно поглощавшего прожаренный мясной фарш врача на три года.

Рита была женщиной умной, адекватной и нормально-стервозной. Обзавелась семьёй она весьма недавно, и ненадолго, разведясь по причине прозаической, и в чём-то, в особенности для бывшего мужа, весьма грустной. Она, по физиологическим причинам, не могла иметь детей. Что саму Риту нисколько не смущало, чего нельзя было сказать о её бывшем благоверном. Как результат, в тридцать три года эта милая и абсолютно нефригидная женщина оставалась одинока, проживая в однокомнатной квартире, полученной после развода.

На Александра Анатольевича рыжая медсестра положила свой, ярко-изумрудный взор давно, ещё будучи замужем. Оказавшись снова вольной пташкой, Рита вооружилась многовековым женским и своим небольшим, но от того не менее серьёзным опытом, и принялась за обстоятельную, стратегически просчитанную операцию по завлечению патологоанатома в сети собственной, огненноволосой паутины.

Специфика работы, при которой ей неоднократно приходилось сталкиваться со смертью и повреждениями человеческого организма различной степени тяжести, дала ей изрядную фору. Отторжения, связанного с основой жизнедеятельности и финансового благополучия Александра Анатольевича, не случилось.

Ну, подумаешь! Морг, вскрытия, едкий запах формальдегидных растворов, изжелта-бледные, распластанные на столах тела, куча дешёвой одежды для похорон в кладовке (Александр Анатольевич не брезговал "левым" заработком, упаковывая и провожая чьих-то дорогих покойников в последний путь за умеренную плату, демпингуя цены "Горразнобыта"). Разве это оттолкнёт женщину, перешагнувшую рубеж четвёртого десятка, обладающую стальными нервами и постоянно сталкивающуюся со страшной Гостьей, забиравшей пациентов из палат её отделения?

"Окучивание" претендента на руку и сердце прошло без сучка и задоринки. "Клиент", к тридцати годам приобретший склонность к постоянной спутнице и домашнему уюту, оборонялся обречённо и без активного сопротивления.

К детям Александр Анатольевич относился спокойно и без ажиотажа. Куда как больше его интересовал именно тот аспект, что с Ритой ему не придётся прибегать к врачебному вмешательству при прерывании беременности. Окончательно она поразила его жёстким сексом в маленькой комнате, примыкавшей к прозекторской, и он сдался.

Сейчас Рита развалилась на диване, наблюдая за партнёром, жадно поглощавшим остывающий ужин. Куда как лучше было бы находиться у него дома, где она давно навела именно тот порядок, который был по душе ей самой. Но...

На стальных, легированных поддонах за стеной лежали три тела. Два совсем молодых пацана, попавших в аварию и бомж, которого привезла "труповозка", вызванная ОВОшниками, которые нашли его в подвале.

Если мальчишек нужно было привести в то состояние, в котором их могли бы завтра похоронить, то бомжа нужно было обследовать, прежде чем отправлять на безымянное кладбище за городом. Так что работы у избранника Риты было много, потому она и пришла. Э-эх, а жаль.

Женщина, потянулась, закинув руки за голову и разведя в сторону мускулистые бёдра, и улыбнулась, видя, как Александр Анатольевич поперхнулся, чуть не подавившись куском котлеты.

* * *

*

Семёныч, старший прапорщик ППС ГОВД МО Радостный, тщательно мыл руки в подсобке круглосуточного торгового павильона-"разливайки" на "Пятаке". Тёр ладони друг о друга, старательно используя брусок тёмного хозяйственного мыла. Вода из крана шла еле-еле текущей струйкой, что раздражало и без того злого Семёныча. Да и раковина была забита, из-за чего в ней стояла на несколько сантиметров розовая от смытой им крови, с пеной от мыла, вода.

— Смыл? — Лидка, дородная ночная продавщица, заглянула в подсобку. — Ну, Семёныч, ты и зверь. Это же надо, так человека отмудохать.

— Рот закрой. — Прапорщик снял с крючка грязное полотенце и начинал вытирать руки. — Я и тебя бы отмудохал, не будь ты бабой. Раньше не могла позвонить, овца?

— Ты чего?! — Женщина напряглась, понимая, что заведённый мент запросто может "выписать" звездюлей и ей. — Что я сделала-то? Ну, пили они в разливайке, и что? Дембельнулся вроде как один, вот и пили. Тихо и мирно, пока Керим не зашёл...

Прапорщик развернулся к ней:

— Сколько раз было говорено, что раз пьют и темно, так звони? Я ведь, если захочу, запросто вашу рыгаловку закрою. Так и передай своему шефу. Мы вам не мешаем водку палёную продавать, налево от хозяина, так?

— Так...

— И с тобой я договаривался, что раз есть мои клиенты, так звонишь. Было дело?

— Было, Паш, но ведь молодые ребята-то. Друг с армии пришёл, я и подумала...

— Ты бы, Лидок, думала поменьше, а то сдаётся мне, что ты точно не головой думаешь. А своим заводом.

— Каким заводом?

— По производству целлюлита, на который ты скоро трусы на рынке найти не сможешь, если жрать в два горла не прекратишь.

Лидкины пальцы, вцепившиеся в косяк, побелели от того, как она их сжала:

— Ну, ты и козёл. — Тихо и отчётливо зло произнесла продавщица. — Хрен с тобой, Семёныч, будут тебе клиенты. Но если ещё раз захочешь от своей Машки налево со мной сходить — хрен тебе. Понял?

— Да и даром не нужно. — Прапорщик сплюнул и шагнул в сторону двери. — Подвинься, а то не протиснусь.

Семёныч вышел в торговый зал, направляясь к выходу из модуля.

Напарница Лидки, худенькая и зашуганная девушка, торопливо возилась в углу со шваброй, вытирая кровь и сметая осколки стекол. За стеклом двери виднелся зад милицейской "таблетки", на который патруль прапорщика объезжал улицы города. Рядом, бок о бок с ней, уже стояла "газелька" скорой помощи, которую пришлось вызвать сержанту Михайлову. Сам сержант, вместе с третьим патрульным, молоденьким стажёром, курили рядом со служебным автомобилем. Хлопнув дверью Семёныч направился к скорой.

На "Пятак" они заехали планово и стали свидетелями того, как из крайнего окна "разливайки", уместившейся в самом конце ряда павильонов, вылетает высокий металлический стул.

Внутри бушевала драка. И именно в прошедшем времени. Какой-то пьяный парень в явно дембельском камуфляже старательно избивал полу-татарина полу-азербайджанца Керима, который работал в соседнем ларьке. Ещё двое парней, в усмерть пьяных, крепко его держали. Кто выбил стулом окно было неясно, да то и не интересовало ППСников. Всё бы было ничего, если бы "камуфлированный" не решил доказать факт того, что он не зря служил в войсках дяди Васи Маргелова. И вот это он сделал зря.

Семёныч, и без того злой по причине того, что должен был сегодня отдыхать, пить пиво и смотреть матч любимого "Рубина", думал не долго. Будучи в прошлом мастером спорта по боксу и обладая куда как большей комплекцией чем дембельнувшийся "голубой" берет, он быстро доказал всю абсурдность действия отставного вояки. Пока двое других ментов выкручивали руки дружкам десантника, Семёныч, обработав того, приступил к планомерному нанесению ему телесных тяжких, благо факт нападения на сотрудника при исполнении был налицо.

— Ну чего там? — Прапорщик подошёл к скорой, из дверей которой выбрался врач. — Здорово, Лёх.

— Здравствуй, Паша. — Бывший одноклассник Семёныча достал из кармана мятую пачку "Явы", щёлкнул зажигалкой. — Постарался ты на совесть, ничего не скажешь. Перелом лицевой кости, смещение перегородки носа и выбитые зубы. Не перегнул палку-то, а? Как считаешь, Паша?

— Да срать я на него хотел. — Семёныч сплюнул. — Не хрен на меня кидаться было. Закрою его по полной, говнюка.

— Закроешь-закроешь. — Врач глубоко затянулся. — После выписки гражданина Абросимова из больницы. К слову, Паша, пацан-то ветеран. Дело такое...

— Какое, на хрен, такое?

— Да ты не злись, Паш. Просто на таких ребятишек, как избитый тобой мальчишка, сейчас наш новый президент ставку делает. Льготные кредиты, рабочие места, поступление в учебные учреждения и прочее. Смотри, как бы тебя самого не закрыли, за превышение полномочий и несоответствие принятых тобою мер реальной действительности... А мальчика я увожу в "травму", Паша. Если повезёт, так ему лицо слепят заново, ну а не повезёт, так Квазимодой и останется. На всю жизнь. И отчёт я составлю, и в журнал запись сделаю, ты уж на меня не серчай, одноклассник.

— А пошёл ты, Лёх, на... — Семёныч ещё раз сплюнул. — Имел я таких ветеранов, понял? Эй, экипаж, поехали в отдел, сдавать орлов.

Дверцы УАЗика хлопнули, зафырчал двигатель, и "таблетка" покатила в сторону "дворца правосудия".

За павильоном, стоя под козырьком, курила зарёванная Лидка.

* * *

*

Кир шёл вдоль ряда клеток, осматривая свои владения и подданных. Владения были скромные, подданные неразумные и опасные. Но, тем не менее, свою работу Кир любил. А ведь всё началось с детства...

Детство ему выпало сложное, пришедшееся на девяностые, проходило в городе-герое Москве, точнее в будущем Южном её округе. В семье, кроме Кира, было ещё трое детей, родители и бабушка. Родители жестоко пили, изредка работая в "окнах" между месячными запоями. Денег постоянно не хватало, игровых приставок и модных игрушек у детей не было. Единственным развлечением Кира были поездки с бабушкой в цирк или зоопарк, в те дни, когда ей платили пенсию. Вот оттуда и пошла любовь к животным, которые хоть и живут в клетках, но не пьют, любят своих детёнышей, оберегая их до момента взросления.

С учёбой тоже не срослось, и Кир пошёл, когда пришло его время, служить в армию. Вернулся, съехал на съёмную квартиру и пошёл учиться на ветеринара. Из техникума его исключили на третьем курсе за жестокое избиение лиц кавказской национальности, обучавшихся с ним на одном "потоке". Еле-еле удалось отмазаться от суда и прочего, что с ним связано. Как результат: должность зоотехника в разъездном зооцирке. Что Кира, в принципе, полностью устраивало.

— Ты чего нервничаешь, Джим? — Он остановился у клетки с большим орангутангом. — Старина, чёт ты мне не нравишься сегодня...

Джим прыгал по клетке, крича и дёргая стальные пруты. Он был старым и очень большим, с густой, тёмно-рыжего цвета, свалявшейся шерстью. Обычно спокойный и невозмутимый орангутанг немного испугал Кира. Таким он его никогда не видел, и не понимал, что могло вывести из себя старого и умного самца. Зоотехник покачал головой и пошёл дальше, всё больше прислушиваясь к не совсем привычным для него звукам, которые издавали его питомцы.

В соседней с Джимом клетке набирали силу ор и крики семьи шимпанзе, метавшихся по своему "дому". Кир еле успел увернуться от полусгнившей моркови, которую метнула в его сторону Шина, самая взрослая из самок.

Павианы дружно оборали его, только завидев.

Через стенку от них, раскачиваясь на четырёх лапах, разинув пасть и демонстрируя роскошные клыки, ворчал Болго, большая горная горилла, жемчужина зооцирка.

— Да что за чёрт... — Кир торопливо двинулся дальше, подходя к клеткам с хищниками.

Хищников у них было довольно много. Три клетки занимали бурые медведи, общим количеством с медвежатами доходившие до пяти голов. Два белых дополняли общее количество любителей мёда.

Подойдя к ним, Кир оторопело уставился на обычно флегматичных мишек. Все самцы, включая громадного белого Шпаро, молчали. Но при этом амплитуды, в которых роль маятников выполняли медвежьи головы, поразили даже его. Только Машка, загнавшая обоих медвежат в угол, не раскачивалась. Вместо этого, заметив техника, медведица всей массой прыгнула на прутья, заревев и оскалив пасть. Кир поспешил как можно быстрее уйти, чтобы не волновать её ещё больше. Но и дальше дела были не лучше. Вой и ор нарастал.

Две семьи обычных и одна красных степных волков, да плюс двое больших северных. Все люпусы выли, вытянув лобастые головы на крепких шеях.

Лев и львица. Три маленьких чёрных леопарда, в просторечии называемых пантерами и один большой, африканский. Большой тигр-самец и маленькая самка. Три рыси и семья из четырёх больших манулов, мать и три котёнка. Кошки орали и шипели, а Хан, индийский тигр носился по клетке кругами, изредка терзая ни в чём неповинную деревянную кормушку.

Рогатые, копытные и прочие миролюбивые тоже не подкачали. Олени, антилопы, сайгаки и даже большой африканский буйвол. Большой верблюд-бактриан, стоявший на самом входе в зоопарк. Лесные кабаны. Дикобразы, лемуры и мангусты.

Большие пернатые и серпентарий. Полный набор, короче. И всё это мохнатое и пернатое сообщество сейчас выло, ревело, рычало и просто раскачивало клетки, создавая дикую какофонию.

— Успокойтесь уже! — Кир стоял посередине смотровой площадки, ничего не понимающий, нервничающий и немного напуганный.

— Кир, что твориться?! — Сан Саныч, старший зоотехник выскочил из прохода между клетками, натягивая на плечи старенькую "штормовку". — Давно орать начали?

— Да какой давно, Саныч... — Парень повернулся к коллеге. — Пошёл посмотреть минут пять назад, как да что, а они тут уже...

Быстрый топот по доскам настила на входе, запах "Жилетта" и "Капитана Блэка". Исполнительный директор, он же владелец и учредитель зоопарка в одном лице, Женечка Байсагин, явился лично проверить факт безобразия со стороны собственности.

Пухленький, в туго обтягивающих жирный зад джинсах, цветастой гавайке, он остановился рядом с ничего не понимающими зоотехниками, и начал орать и командовать:

— Чего за хрень у вас творится, Саныч?!! Почему звери орут, я спрашиваю? Кормили?!

— Нет, ёпт, забыли! — Сан Саныч покосился на толстячка. — Сами-то поняли, что сказали, Евгений Петрович?

— Ты мне поумничай ещё тут!!! — Женечка забрызгал слюной. — А почему тогда крик такой, я вас спрашиваю? А?!!