— Валнис, Хасайн! Вам, что, особого приглашения надо! Ну-ка, живо разбирайте вещи! Я пока отолью, потом немного прилягу. Когда еда будет готова, скажете!

Старший степняк шагнул чуть в сторону вдоль стены. Здесь недалеко под куском навеса также имелось ровное место, куда не доставали дождь и ветер. Мужчина развязал верёвку, придерживающие кожаные штаны, и присел. Сделав своё дело, он вернулся к вещам и разлёгся среди вьюков. Другая парочка его спутников завозились среди кучи поклажи, видимо, доставая еду и необходимые вещи.

Наконец, прибежал и расторопный подчинённый.

— Милостивый Юнус-джан! Всё, дрова собраны!

Задремавший вожак приподнялся, и, не говоря ни слова, откуда-то из-под одежды достал большущий драгоценный камень в изящной оправе, с такой же красивой длинной сдвоенной цепью. Взяв его в руки, направил открытой стороной в сторону здоровой кучи мусора. Тонкий ярко-красный лучик вырвался из одной из граней, и сразу же в яме заполыхало сильное пламя.

— Когда подогреете пищу, позовёте, — и он так же, как и раньше, застыл среди вещей.

Быстро наполнив дождевой водой котёл, шустрые степняки подвесили его на длинной металлической палке между двумя валунами по краям ямы. Когда вода вскипела, часть сразу же перелили в другую, меньшую по размерам ёмкость, и закинули туда несколько пучков разных степных трав. А в котёл полетели куски мяса, и сыпучая крупа, также и разные приправы. И всё это они проделали молча. Видимо, когда вожак отдыхал, беспокоить его было опасно из-за всяких неприятностей, которые могли посыпаться на головы его не очень учтивых и внимательных спутников.

— Милостивый Юнус-джан! Всё, еда готова!

Племянник вождя моментально вскочил на ноги. На кожаной накидке уже стояли небольшие чащи с дымящейся кашей и отваром трав. Отдельно лежали куски вялёного мяса и сухие лепешки. В сторонке у небольшого коврика стояла маленькая изящная чашка с красивым рисунком, полная и с непонятным содержимым, которая сразу же перекочевала в руки вожака.

— Так, помолимся господу нашему, милостивому богу, благословенному Валиху! Велико твоё имя, господи. Пусть и дальше страшатся враги наши твоего могущества! Прими от нас в дар этот жертвенный напиток из святого храма Неполного светила и Великолепия благословенного Валиха. Благодарим тебя, боже, за пищу нашу. О, милость господня, благословенный Валих! Да святится имя твоё! Валих велик, могуч и страшен! Всё, можно приступить к трапезе. После, кто хочет, может поразвлечься с мальчиком!

— Благодарим, милостивый Юнус-джан! — ответил многоголосый хор.

Мужчины расположились вокруг накидки прямо на земле, полулежа, кому как удобно. Только вожак скрестил ноги и опустился на коврик. Сразу же откуда-то появились широкие тонкие деревянные полоски длиной в пару ладоней. Сложенные попарно, они позволяли быстро подхватывать густую кашу и отправлять в рот. Не прошло и много времени, как чашки опустели.

И тут неожиданно длинный тюк с мальчишкой зашевелился. Быстро была откинута ткань, и тощая фигура поднялась на ноги. Безумный взгляд с расширенными от страха глазами не оставляли сомнения в том, что же он задумал. Видать, очень уж страшными казались ему эти степняки. Похоже, мальчик немного понимал язык своих мучителей, и, услышав последние слова вождя, решился на что-то. И он, мгновенно схватив один из ножен, в небрежности брошенный рядом с ним, прыгнул в сторону полукруглого камня, рассчитывая, видимо, в дальнейшем затеряться среди валунов на той стороне. Тем более, не желавший останавливаться дождь надёжно скрыл бы его, если бы удалось отбежать хоть на десяток шагов. И мальчик сделал один шаг, второй, третий...

Но вожак не растерялся. Всё-таки он являлся опытным воином. Встать на ноги племянник вождя не успевал, но у него были свои способы остановить хоть кого на расстоянии. Один взмах руки, и из широкого рукава вылетела пара небольших ножиков. Первый попал в левую ногу чуть выше колена, а второй — справа в спину мальчика. И пленник распластался прямо на середине разбитого круга.

— О, Шиктан проклятый, неудачно попал! Хасайн, проверь!

Чуть погодя, послышался голос тщедушного:

— О, милостивый, повреждены внутренности. Смертельно! Не выживет!

— Вытаскивай кинжал, помой под дождём и подай мне!

Мальчик истекал кровью. Красная кровь небольшой струйкой выплескивался из неприкрытой ничем раны на спине там, где у человека обычно располагаются почки и другие жизненно важные органы. Рваные лохмотья лишь кусками прикрывали худощавое тело, и все прекрасно видели, что беглецу жить осталось совсем недолго. Молодой охотник чуть приподнял голову и, напрягая последние силы, слабым голосом, еле-еле, но всё равно выдавил из себя:

— Сарракш! Пусть Тангра без жалости сожжёт вас всех священным огнём! Пусть ваших костей никто и никогда не найдёт, и прах ваш развеют ветра!

Это было ругательство, которого не стерпел бы ни один правоверный, поклонявшийся Великому и могучему благословенному Валиху, повелителю жизни и судеб благоверных степных тараков и других неразумных варваров. Мало того, что мальчишка обозвал их грязным животным, так он ещё и проклял их ненавистным заклятьем, обрекающим даже не на вечные мучения, а на вечное забвение. А ведь степняки верили, что после всех их праведных дел они попадут в благое место, и где их встретят красивые и страстные саккабы, и где вдоволь будет еды и разных вкусных напитков.

— Проклятье! Прими же кровь презренного, о, благословенный Валих!

И вожак с яростью степной араси вскочил на ноги, в несколько стремительных прыжков достиг камня, на ходу достал свой кривой меч и страшной силой рубанул по худой шее мальчика. Острое заточенное лезвие хорошей стали, не встречая препятствия, достигло ровной поверхности, заодно срезав голову с плеч и лишив мальчика жизни.

Племянник вождя торжествующе поднял своё оружие. Всё ещё сильный дождь омыл меч, и капли алой крови закапали на камень. Голова мальчика откатилась к краю площадки. С его шеи слетел кругловатый камешек с грубой верёвочкой, продетой насквозь посередине, и упал куда-то вниз. Обильная красная кровь под струями дождя быстро заливала почти ровную, совсем чуть-чуть наклонённую в противоположную от стоянки сторону каменную плиту. И никто не думал, что она, пусть и разбитая, лежавшая спокойно в центре древнего, но ныне позабытого и разрушенного храма, посвящённого как раз упомянутому мальчиком богу Тангра, но всё равно сохранила какую-то, пока вполне достаточную для неё, часть могущественных сил, наполнявших её когда-то в давние времена. Кто же мог знать и помнить про это, тем более, совсем уж не эти пришлые дикие степные воины, нетвёрдо поклонявшиеся или просто пытавшиеся делать вид почитания совсем другому богу?

— Как вы посмели разжечь костёр на моей могиле и испоганить моё священное ложе?! Как осмелились кощунствовать в моём храме?! Смерть вам, неразумные!

Громоподобный голос вогнал степняков в транс. Он послышался прямо из-под камня, только что залитого кровью. Это был не совсем человеческий голос. Как будто порывы ветра сумели непостижимым образом сложиться в настоящие слова, понятные людям, и донести до них недовольство уже непонятно кого! Может быть, и бога?

Может, и не знали эти дикие жители бескрайних степей, поклонявшиеся уж совсем другому богу, и приносившие ему жертвы, и не только животных, но бывало, и людей, особенно перед набегами, чтобы были богаты их добыча и полон, что нельзя обижать и чужих богов. Пусть они и позабыты, и не имеют сил воспрепятствовать всяким оскорблениям и богохульствам в свой адрес. Пусть уничтожены и осквернены когда-то храмы в их честь. Но они были, и может быть, есть, или всё же могут вернуться когда-нибудь! И не думали эти дикие степняки, что они в своем невежестве и гордыне только что осквернили пусть и разбитый, но храм такого древнего бога, и обидели его. Пусть и считается, что боги живут на небесах и беспристрастны, и их не волнует то, что творится где-то внизу на земле, но кто из людей знает, что у них на уме, и что волнует богов? Кто может сказать, что нравится и порою не нравится этим могущественным небожителям? Может, они так же подвержены тем же страстям, что и людям, и так же предаются всяким наслаждениям и развлечениям? Может, боги, или хотя бы часть их, действительно придерживаются самых строгих правил, и не склонны прощать грешников? Или, весы, определяющие размер греха или чего-нибудь такого, самые точные, и суд богов самый справедливый и гуманный на всём свете? Кто же знает и может рассказать про это?

Зачем же не прислушались голосу соплеменника и развели костер в остатках склепа, где когда-то давно был похоронен идол почти забытого божества? Только некоторые племена в далёких северных землях помнили этого бога, которому в старые доисторические времена поклонялась вся округа. А потом, как это часто бывает, новые цари захотели новую, более удобную для них веру, и заставили людей забыть всё старое. Но небольшая часть жителей этого древнего городка, где сейчас царствовали развалины, не осмелились предать огню и мечу символы своей веры, а просто в одну глухую ночь тайно от всех похоронили идола своего божка в потайном склепе рядом со стеной храма. С течением времени все об этом забыли, укрепилась новая вера, благословлявшая новых правителей на угодные богам и, прежде всего, им самим дела. Да и городок подвергся разграблению диких племён. Люди ушли из этих мест и больше сюда не возвращались, теперь уже опасаясь набегов степняков, во множестве облюбовавших благодатные степи. Потихонечку разрушился под воздействием неумолимого воздействия времени и так называемое жилище бога — храм и большая комната в центре, где находилась большая круглая каменная плита, сейчас уже расколовшаяся на куски с небольшой сохранившейся частью. Тем не менее, под ней в земле до сих пор хранилась сила святилища, поддерживавшая своими остатками сильно ослабленного бога.

Опять же, ещё одним оскорблением явилось то, что именно среди этих развалин степняки отправляли свои естественные надобности, и только что принесли в жертву случайного пленника, зазевавшегося мальчишку, ученика шамана из западных племён лесных охотников, выпрашивая у своих кровожадных богов удачу на дальнейший путь. Забытый бог и ранее не приветствовал человеческие жертвы, тем более в честь неприятного ему соперника и конкурента. И тем самым степняки подписали себе смертный приговор. И никто уже никогда не узнает и цели их путешествия, и про то, где они встретили свой последний час.

Очнувшееся божество, и так медленно копившее силы для возвращения в мир, не выдержало такого оскорбления своей чести и решило наказать наглецов. Наверное, он в своей заторможенности, явно от недостатка силы, просто не так оценил поступки людей, привычно делавших своё дело, но только в не том месте, где можно. Но опять же кто знал, что можно и что нельзя, и в каком месте? Пыль веков покрыла толстым слоём забвения всё, что было связано с именем этого забытого божества. Но...

Неисповедимы пути Господни. Ни один смертный не может знать, что у них на уме. И ни один смертный не может предугадать следующие их шаги.

Вдруг вокруг каменной площадки на всю высоту развалин неистово полыхнул огонь! Это было страшно и неописуемо красиво! Огонь сразу же, без остатка, растворил в себе вожака степняков и мёртвого мальчика. Он всё поднимался и поднимался наверх, расширяясь во все стороны, вытягиваясь в пляшущие в воздухе язычки, попутно испепелив всю остальную группу и ничем не повинных животных. Кругом трепетало только море огня, безжалостно испаряя падавшую с неба воду. Во все стороны пошла, полетела могучая волна ужасающего и удушающего жара от жгучего пара, образовавшегося от капелек казавшегося беспрерывным дождя. На своем пути огонь без жалости сжёг всё живое в округе на сотни шагов вокруг, а жара почти полностью истребила имевшиеся деревья и кусты, и нежную травку, и всю живность, осмелившуюся поселиться в округе, ещё намного дальше.

Затем эти щупальца огня почему-то удивительно быстро и насовсем исчезли, потерялись в небесах, словно проткнули их насквозь. Наверное, что-то пошло не так, как положено. Остались только выжженная чёрная земля и оплавленные камни в развалинах, и пожелтевшие деревья, кустарники и трава вдали по всей округе. Погибло всё живое. Уже давно не было здесь никаких чрезвычайных происшествий и событий, поэтому как-то всё забылось, и, наверное, и люди, и животные потеряли осторожность. И в придачу вдруг раздался ужасный гром. С неба вниз ударила гигантская молния. Как будто что-то взорвалось в развалинах с адским звуком, всё кругом залил нестерпимый свет, и практически куда-то исчез сразу. Затем на чуть светлом небе занялась широкая радуга. Один её конец опирался на развалины, а другой терялся где-то в небесах.

Странная гигантская радуга тоже продержалась недолго. Она немного поиграла разноцветными сполохами на всё небо, как, наверное, при северном сиянии, притом, какое бывает только при очень сильных возмущениях магнитного поля Земли. И дождь непонятно как, но прекратился. Так как время было позднее, то постепенно темнело. Сначала землю накрыл сумрак, а потом вдруг развалины резко заволокла темнота. И никакой луны на небе, может оттого, что беспросветные облака ещё днем полностью закрыли небосвод, а может, оттого, что его просто не бывает в этих местах. И так случилось, что после всех страшных потрясений и странных чудес некому было наблюдать здесь за происходящим. Поэтому никто и не мог видеть, как на полукруглой плите, ещё не остывшей и светящейся, как и камни, вокруг него, внезапно появилась и неподвижно осталась лежать человеческая фигура. Она была в странном для тех же степняков или лесных охотников одеянии, с небольшим бугром сзади, явно котомкой, за спиной. Высокий мужчина, можно сказать, средних лет или чуть пожилой, с гладко выбритым лицом, широкоглазый, лежал чуть на боку, неловко подвернув под себя руки. Короткие волосы, русые, чуть тронутые сединой, сильно расшевелил ветер, поднявшийся после странного чрезвычайного происшествия, так как у него отсутствовал головной убор. Похоже, что человек находился без сознания. Он совсем не шевелился, но, видимо, всё же немного дышал, судя по поднимающейся и опускающейся груди. Так мужчина лежал недолго. Его грузное тело всё же не удержалось на плите и медленно скатилось на край, а затем глухо упало опять же боком на выжженную землю средь валунов, перевернулось на спину и замерло надолго. Освободившиеся длинные руки с широкими ладонями, показавшиеся из-под одежды, были чистыми и аккуратно ухоженными.

Вокруг мужчины валялись одни лишь валуны разной величины. И ещё, недалеко от него, среди камней поблёскивали большущий драгоценный камень в изящной оправе, с такой же красивой длинной сдвоенной цепью, и плоский разноцветный кругловатый камешек, с небольшим отверстием посередине, с какими-то надписями по кругу с обеих сторон. Как они уцелели в бушевавшем на полнеба пламени, было совершенно непонятно. Кроме того, под навесом валялись оплавленные куски металла, совсем недавно бывшие оружием и разным хозяйственным инвентарем. Больше ничего не осталось. Всё, что могло, без остатка сгорело и испарилось в море огня.