Спасение.26-29

Мальчик был не по возрасту рослым и хорошо развитым, но не по возрасту была и спесь, кривившая его губы.

Он был зол. За какую-то мелкую провинность отец лишил его права поехать с ним на охоту, а ведь он целых две недели этого ждал! Отец и так редко брал его с собой, ссылаясь на слишком юный возраст наследника, и вот на тебе! Обидно, хоть плачь. Но он не станет плакать перед лицом дворни, он — их будущий хозяин и он знает, как надо себя держать, когда ты — виконт де Ла Фер, старший сын и наследник.

Во двор замка неспешно въехали три всадника, и мальчик надменно махнул рукой одному из слуг:

— Узнай.

Патрю, еще не старый и довольно крепкий мужчина, поспешно бросился выполнять приказ маленького господина. На полпути он охнул, узнав всадников, и склонился чуть не до земли.

Луи де Ла Фер недовольно сдвинул брови — перед кем это в его присутствии смеют так угодничать?

Старший из всадников, лет под пятьдесят, имел вид ловеласа, изрядно потрепанного жизнью, но не потерявшего живости характера: высокий лоб, борода с заметной проседью, веселые глаза.

Он легко соскочил с коня, бросил поводья подбежавшему Патрю, и потер руки:

— Что-то невесело меня встречают. А ну, подай вина, подай сыру! Что тут за скука?

Не обратив внимания на мальчика, мужчина прошел к замку и вошел, как к себе домой.

Двое других всадников тоже спешились и последовали за ним. Тот, что был старше и красивее, небрежно бросил на ходу в адрес Луи:

— Эй, подай чего-нибудь, поживее. Да позови хозяина.

Луи гневно сжал кулаки, но господа не обратили на это внимания и скрылись за дверью.

К его возмущению, слуги обменивались добродушными улыбками и замечаниями: "Не забыл, значит. Хорошо!"

Патрю обратился к бледному от гнева Луи:

— Надо срочно ехать за графом. Хорошо, что охота сегодня в Сен-Гобене, ему не придется долго ждать графа.

Луи не придал значения тому, с какой почтительностью было сказано это "ему".

— Нет, я запрещаю тебе ехать! Я сам разберусь.

Растерянный Патрю инстинктивно ухватил за рукав мальчишку, пытаясь удержать:

— Да это же...

Луи резко взмахнул рукой и щека Патрю покраснела от пощечины:

— Ты — смерд! Не смей прикасаться ко мне! Я прикажу тебя выпороть!

Стоявший поодаль Ренье испуганно таращил глаза на разгневанного брата. При нем еще никогда не били слуг. Пороли — да, но чтоб вот так, бить по лицу — такого граф де Ла Фер никогда себе не позволял.

— Луи, — Ренье робко позвал брата. — Ты что?

— Молчите все! — звонкий мальчишеский голос слышно было даже в самых дальних углах двора. — Когда нет отца — здесь я хозяин! Я!

Патрю все еще пытался что-то сказать, но Луи со всех ног бросился в замок. Одним духом перебежав мост, он вбежал в галерею и налетел на слугу, который уже нес гостям вино:

— Убрать все! — заорал Луи на слугу. — Где они?

— В готической зале, — обалдело пролепетал слуга.

Луи вихрем понесся дальше.

Готическая зала была самым парадным и самым редко посещаемым покоем. Гостей граф принимал в других, намного более уютных комнатах, а гостиная была тем местом, куда приводили особо значимых особ, чтоб оказать им честь или наоборот, подавить величием.

Луи с возмущением увидел, что расторопные слуги уже успели накинуть на стоявший в зале роскошный стол не менее роскошную скатерть. Луи первый раз видел такое великолепие и даже не представлял, что у его отца есть подобное столовое белье.

Фамильное серебро тоже красовалось на столе и бородатый весельчак небрежно крутил в руках драгоценный бокал:

— Недурная работа, недурная. Граф любит эдакие штучки, так я ему еще одну привез. Пусть сравнит, чья штучка лучше — его или моя.

Луи не понял шутки, но господа хохотали, как ненормальные.

— А ведь его штучка еще очень даже ничего, жаль, ее здесь нет, — захлебывался смехом красивый дворянин.

— А ты уже слюну пускаешь, ... — бородач отпустил по адресу красивого нецензурное слово. — Не разевай рот на чужие куски!

— Это Вы мне? — красивый деланно удивился. — Вы — мне? Тогда отдайте мне статую — с Вас будет довольно и графской штучки.

Господа снова зашлись в хохоте.

Они совсем не замечали мальчика, стоявшего в дверях. Луи сделал несколько шагов к столу, но господа по-прежнему его не замечали. За его спиной раздался шепот:

— Господин виконт, господин виконт! Ради Бога, идите сюда!

Патрю стоял в коридоре и делал отчаянные жесты. Он не хотел, чтоб его увидели те, кто был в зале, и потому не стал заходить. За его спиной маячил Ренье.

— Господин виконт! Вернитесь!

Луи одарил Патрю гневным взглядом и решительно кинулся к столу.

Господа не успели удивиться, как скатерть полетела на пол, кувшин звонко тренькнул, вылив на плитки пола последние капли вина, а кубки покатились под ноги Луи.

— Что Вы делаете в моем доме? — Луи топнул ногой и отбросил в сторону тяжелый край скатерти.

Мужчины с удивлением уставились на него.

— Ты кто? — довольно грубо поинтересовался самый младший из гостей.

— Хозяин! — гордо возвестил Луи.

Господа переглянулись и зашлись в новом приступе хохота:

— Х-о-з-я-и-н!

— Да, я — хозяин!

— Вот так Вы и остались без дома! — обратился красивый к бородачу. — А Вы тут толкуете про испанцев. Извольте — хозяин! И, небось, не испанец — француз!

Ренье ничего не понимал из разговора взрослых, он видел, что им весело и тоже стал улыбаться. Однако, стоявшему рядом Патрю, было не до смеха:

— Не поспеет граф, натворит мальчишка дел!

Он оглянулся — позади в коридоре собралось несколько слуг. Они переглядывались и не знали, что дальше делать:

— Так подавать еще вино? Фрукты нести? Что ж он скатерть на пол кинул — если посуда побьется, граф нам головы снесет.

— Дидье не вернулся?

— Нет еще, до Сен-Гобена с пол-лье будет, но ведь надо еще графа в лесу разыскать, да пока назад.

Патрю перекрестился:

— Ничего не поделаешь. Авось, не убьют.

Он еще раз перекрестился и под сочувственными взглядами остальных слуг направился прямо в залу.

Подойдя к Луи, Патрю крепко взял его за плечо, чтоб не дать мальчишке кинуться на гостей и поклонился, заодно силой заставив немного склониться и Луи:

— Ваше величество, прошу прощения, молодой господин неудачно пошутил. Это Ваш дом и здесь всегда помнят, кто тут хозяин. Добро пожаловать, Ваше величество!

До Луи не сразу дошло, что говорит Патрю. Он был занят тем, чтоб высвободиться из цепких пальцев слуги и начал яростно вырываться, но скоро смысл услышанного дошел до его сознания и он замер с открытым ртом:

— Ваше величество?

Патрю еще раз поклонился в сторону бородача и торжественно повторил:

— Его величество Генрих IV, добрый король всех французов.

— Ладно тебе, — добродушно отозвался Генрих.

— Теперь нас не выгонят? — с нарочито озабоченным видом поинтересовался младший товарищ короля.

— Тебя, Бассомпьер, приличным людям на порог пускать не стоит, — хохотнул король, — но, так и быть, хозяин разрешает тебе остаться, не так ли, молодой человек?

Господа снова засмеялись, а Луи стоял онемевший, ошарашенный.

Генрих указал Патрю на валявшуюся на полу посуду:

— Сделай что-нибудь. А граф где?

— На охоте, Ваше величество. За ним послали. Сейчас тут уберут.

Патрю махнул рукой и слуги, которые только ждали знака, поспешили в зал.

Патрю воспользовался моментом и, крепко ухватив Луи за руку, выволок его в коридор.

— Вам лучше уйти к себе.

Луи гордо вскинул голову — "Ты...", но Патрю довольно жестко его прервал:

— Довольно, идите к себе.

Слуги суетились, бегая в залу и обратно, и на Луи уже никто не обращал внимания — по сравнению с королем он был ничем.

Луи ушел в свои покои и Ренье пошел с ним. Ему было жалко брата, хотя он не мог толком объяснить почему.

Потом приехал, нет, примчался граф, до глубины души пораженный известием, что его ждет король. Последний раз они встречались с Его величеством несколько лет назад, и Ангерран имел все основания полагать, что больше никогда не будет удостоен чести видеть своего короля.

Еще больше он был поражен, что король был к нему очень добр, как в старые времена. Поздравил его с рождением еще одного сына, передал свои наилучшие пожелания графине, пожелал новорожденному удачной судьбы и просил принять в подарок статую из дворца Фонтенбло работы Бенвенуто Челлини.

Ее привезли позже, в повозке, которая ехала очень медленно, чтоб ненароком не повредить драгоценный мрамор.

Генрих провел в гостях в Ла Фере три дня и тем, кто злорадствовал на опального графа, пришлось прикусить языки — каковы бы ни были причины, но король вернул свое расположение старому другу.

Все это время Луи не покидал своей комнаты — таков был приказ графа. О том, что случилось, ему со смехом наперебой поведали де Беллегард и Бассомпьер. Граф вежливо посмеялся, но его взгляд не сулил виконту ничего хорошего.

Ренье был представлен королю и Генрих, вообще любивший детей, хотя и своеобразно представлявший себе их воспитание, с удовольствием общался с веселым мальчишкой. Он даже покатал его на своем коне и потребовал, чтоб Ренье выехал с ними на охоту.

Луи отец не позволил даже попрощаться с королем и виконт мог видеть Генриха только из окна своей комнаты.

Когда король покинул Ла Фер, виконта настигло возмездие.

Он бы нещадно выдран отцом. Конечно, граф все проделал лично и за закрытой дверью, а у Луи достало гордости не кричать, но, тем не менее, даже последний мальчик на побегушках в замке знал, что виконта выпороли.

Ни о какой охоте Луи мог больше не заикаться. Вместо развлечений его теперь ждал тяжкий труд — отец заставлял его присутствовать на судах, при заключении сделок, быть рядом, когда он разбирался с арендаторами. Стоило усталому мальчику издать даже подобие вздоха, как тут же следовал строгий окрик:

— Вы ведь хозяин графства? Это Ваши обязанности. Извольте терпеть.

Конечно, со временем Ангерран смягчился. Луи получал то одно послабление, то другое. Через какое-то время ему снова было позволено баловать себя охотой, но в одном отец остался непреклонен — Патрю останется в замке как живое напоминание для Луи о случившемся. Останется до самой своей смерти, на полном попечении, даже если проживет сто лет. Деньги на содержание старого слуги Ангерран де Ла Фер аккуратно высчитывал из содержания старшего сына и строго следил, чтоб старик ни в чем не испытывал недостатка.

Луи мог беситься сколько угодно, но спорить с отцом не смел и потому ежедневно мог видеть довольно улыбавшегося Патрю, сидевшего на своей скамье.

.......... Вот поэтому Луи терпеть не может Патрю, — закончил свой рассказ Ренье. — Граф наказал Луи за то, что тот был непочтителен с королем.

— Я думаю, он наказал его за другое, — задумчиво сказал Оливье. — Даже не наказал, а хотел, чтоб Луи понял, что "я — хозяин" это не просто слова. А кто тогда родился?

Ренье усмехнулся:

— Ты.

— Я? Но отец никогда не говорил мне ни о какой статуе.

Ренье пожал плечами:

— Ты редко тут бываешь. Не мог же он отослать статую в Берри!

— Так она здесь?

— Хочешь, покажу?

Оливье кивнул.

Ренье привел его в старое крыло, туда, где раньше были личные покои самого графа. Снаружи там были остатки широкого балкона, который когда-то стали перестраивать, но так и оставили недоделанным. Оливье никогда не заглядывал туда — он полагал, что на старом, полуразрушенном балконе нет ничего интересного.

— Вот, смотри. Даже здорово, что тут часть балкона разобрана, похоже на настоящие развалины, как будто это какой-то покинутый дворец.

Оливье замер. Солнце заливало эту часть дома и в его свете мрамор казался ослепительно белым. Оливье действительно был ослеплен.

Ренье ласково ткнул брата кулаком в спину:

— Красивая. Смотри, не влюбись! — засмеялся он.

Оливье его не слышал.

Нагретый воздух едва заметно вибрировал и, казалось, что грудь статуи колышется дыханием.

— Она немного похожа на нашу шотландскую кузину Энн, — негромко сказал Оливье. — Только красивее и... не знаю... чище?

— Конечно, — фыркнул Ренье, — ее тут дождем на славу моет.

Оливье вздрогнул и попытался скрыть свое волнение за улыбкой:

— Да, наверное. Пойдем.

Позже он еще несколько раз украдкой приходил поглядеть на статую и каждый раз спешил уйти поскорее. Она пробуждала в нем какие-то смутные чувства, что-то, что пугало его, но одновременно манило.

Вскоре он снова вернулся в Англию и воспоминание мало-помалу изгладилось из его памяти, вытесненное реальными заботами и хлопотами.

Потом пришло ошеломляющее известие о том, что Ренье убит на дуэли. Оливье нашел самый укромный уголок в одном из лондонских парков и долго сидел там, пока вырвавшиеся, наконец, слезы, не принесли ему некоторого облегчения.

Он испросил отпуск, чтоб повидаться с родными. На похороны он, конечно, не успеет, но отец не один — у него есть Луи. Виконт поддержит графа в его горе.

Когда Оливье садился на корабль, чтоб плыть во Францию, на борт взбежал вконец запыхавшийся слуга.

Он принес письмо, которое почти два месяца гонялось за Оливье из порта в порт, не успевая за быстрым судном.

Оно было написано еще до того, в котором ему сообщали о смерти Ренье. Когда Оливье прочел его, он понял, что покидает Англию навсегда.

Два месяца назад Луи погиб на охоте.

Теперь он — Оливье де Ла Фер — стал единственным наследником старинного рода.

Единственной надеждой и опорой.

Атос хорошо помнил свои чувства в тот момент. Он явственно слышал, как захлопнулась за ним одна дверь, а впереди распахнулась другая.

И он точно знал, в какой именно миг началась его новая жизнь.

Когда он снова увидел Гебу.

XXVIII

После возвращения из Англии нового виконта де Ла Фер прошло около года, когда граф затеял небольшие перестановки в замке.

Графиня уже давно не жила в Ла Фере и граф пожелал вернуться в свои прежние покои в старом крыле.

Их привели в порядок, балкон восстановили, для статуи сделали небольшой пьедестал и соорудили крышу, защищавшую ее от непогоды.

Оливье улыбнулся Гебе как старой знакомой — он совсем забыл про нее за эти годы.