Ловушка для мотыльков 17

— Его Высочество подозревает умышленное членовредительство в несчастье княжны Нины. — кратко изложила я верхний слой проблемы. — По-видимому, начал следствие с нас.

А ведь прав цесаревич, ой как прав. Это умирающим лебедем он удобен многим, а выздоравливающим — смешает очень много игральных колод. И княжна-вечная невеста, совсем не то, что активная жена.

— Нет! — строго произнес Великий Князь, прерывая мои размышления. — Ни в чем я вас не обвиняю. Но дамы вы весьма загадочные.

— А в женщине должна быть тайна. — затараторила Люся. — Иначе скучно с нами будет, тоска.

Улыбка мелькнула, да и спряталась в пепельно-русых усах.

— И о ваших несказанных талантах в медицине. — вернулся он ко второму мучающему вопросу.

Вот он сегодня специально такое учудил, да? Один вопрос хуже другого.

— Нет у нас особых талантов. — я пригладила юбку на коленях и попыталась расслабиться. Все же не курирует же он жандармов и всякие спецслужбы, не отошлет нас на рудники, так что можно выдохнуть. — Просто я немного ориентируюсь в фармацевтике, а Людмила Михайловна — в хирургии.

— Челюстно-лицевой. — уточнила Люся. — Все остальное не мое.

— Хирургии? — поднял бровь цесаревич.

— Да, моего мужа она можно сказать сшила из лоскутков. — я все еще горжусь этим ее свершением.

— Тогда есть у меня к вам, сударыни, еще одно дело. — он легко, куда непринужденнее, чем первые наши дни, слетел с кушетки.

— Вы ее что, овечьими ножницами да суровой нитью шили? — остолбенела сестра, когда с лица княжны сняли повязку.

На отеки и синяки я уже приучена не обращать внимание, но швы, конечно...

— У нас, как выяснилось, нет специалистов по челюстно-лицевой хирургии Вашего уровня. — саркастично прошипел цесаревич.

Нина пребывала без сознания, все еще в прогулочном наряде, забрызганном кровью. Видимо, ее так и не решились везти куда-то, так и оставили в августейшем мавзолее, с завернутым в лубок локтем и физиономией, по которой словно пьяный повар демонстрировал владение карвингом.

Люся осмотрела повреждения, что-то прикинула и развернулась на каблуках к хозяину дома. Тот, не давая нам произнести ни слова, увел вновь в собственные покои.

— Георгий Александрович, в ее случае время-деньги, и исправлять что-то надо прямо сейчас. Это Тюхтяеву с лица не воду пить было. — она покосилась в мою сторону. — Но любую операцию нужно делать в подходящих случаю условиях.

— А где вы лечили статского советника? — в очередной раз блеснул дедукцией князь.

— В Петербурге. — выдохнула я. — Когда я нашла его, то есть выяснила, что он жив, то так и пришлось поступать экстренно и конспиративно...

— Отлично, значит утром поедем. — с нездоровым энтузиазмом воскликнул цесаревич и мы двинулись дальше.

— А если у нее сотрясение? — вдруг озаботилась я. — Осложнения же могут быть.

Не то чтобы мне категорически не нравилась идея вернуть в строй соперницу. Нет, пусть и дальше ест меня поедом, не жалко. Но вот возвращаться в столицу с таким обременением в цепкие лапки господина Шпренгтпортена — как-то уж совсем неосмотрительно.

— Дня три пусть полежит в покое, а тем временем соберемся все. — нашла компромиссное решение Люся, и мы двинулись досыпать в том же молчаливом сопровождении.

— Как здоровье Михаила Борисовича? — осторожно поинтересовался наш надзиратель уже у порога гостиницы.

— Вы знакомы? — отвлеклась я от невеселых прикидок.

— Служил я под его началом в Москве. — он пристально рассматривал меня. — Наслышан и о Вас.

— И как, ожидания сильно разошлись с реальностью? — получилось несколько резче, чем задумывалось.

— Незначительно. — усмехнулся наш страж. — Привет передавайте от Матвеева.

Матвеев, Алексей Иванович, штабс-ротмистр второго отделения. В ведомство перешел из гвардии по причине банкротства родителя и невозможности далее поддерживать уровень расходов. И история имелась еще сомнительная с дуэлью. Все же запомнилось кое-что из заветной книжечки статского советника. Их, таких выпаденцев из красивой галантной жизни, у мужа десятка два припасено на разные случаи жизни.

— Обязательно, Алексей Иванович. — только улыбнулся, признавая достойного собеседника.

Устя радостно вскинулась при нашем появлении и впервые на моей памяти бросилась обнимать. Да, очевидцы сталинских ночных посиделок ее бы поняли.

— Ну и что теперь? — Люська забралась в мою постель и свернулась рядышком. Пусть и тесновато, все же местные ложа довольно скромны по ширине, но с ней уютно.

— Валить пора в любом случае. Парня подлатали, теперь он нам вроде как благоволит, и на сей радостной ноте пора бы и честь знать. И не нравится мне, что так много людей нас с тобой при княжне заметили. — рассуждала я. Вообще, до чесотки мне не нравилась эта интрига.

— А что вы с Гошей за ересь несли по поводу гипотез? Тебя кто сюда отправил? — ткнула меня пальцем в плечо сестра. Больно же.

— Родственник графа настоятельно просил навестить сей приют здоровья и благонравия. — раскололась я.

— То есть твой нежно любимый папа еще и сутенерством промышляет? — вскинулась моя соседка.

— Нет, этот не в курсе. — А правда ли не в курсе? Кому вообще верить можно в наше время. — Другой. До этого я ему всю интригу перебаламутила, когда мы с Тюхтяевым как раз начали встречаться, а теперь вот надеялся на реванш.

— И что? — жадно расспрашивала меня далекая от великосветских рокировок дама.

— Ну и все, как я рассказала. Он мог вывести меня на цесаревича, что иным способом бы не вышло. Я согласилась.

— На что? — с подозрением уточнила Люся.

— На то самое. Создать иллюзию, что у князя со мной что-то есть. Получилось же в итоге.

Люська выдала не вполне печатную тираду и откинулась на спину.

— Ты совершенно ненормальная. — с некоторым даже восторгом сообщила она потолку. — И теперь тебе надо с ним спать что ли? Тебя же Тюхтяев за это...

— Не надо мне с ним ничего. Мой план заключался в том, что выздоровевший наследник гарантирует нам с тобой безбедное существование в тени престола. Глядишь, и титул какой бы выхлопотали. — вспоминала я свои наивные мечты двухмесячной давности.

— Да, простых путей ты не ищешь, и в здравомыслие играть не хочешь. — хмыкнула моя родственница. — Но идея хороша.

— Была. До поры до времени. А сейчас нам всем троим — и я сейчас не о княжне — стоило бы свалить в голубую даль отсюда, потому что не в традициях Романовых людей увечить, иначе бы не устраивалось столько сложных интриг по удалению фрейлины Калиновской в Польшу, княжны Мещерской — в Париж, а некоей балерины — в лучшие театральные партии.

— Ну раньше было не в традициях. А теперь вот передумали. — пожала плечами Люся. — Растут люди, понимаешь ли, самосовершенствуются.

— Не думаю. Меня засылали расстроить отношения князя и Нины. Ничего более. Покамест все шло более или менее в рамках проекта: слухи ходили, княжна психовала. Но кому-то другому захотелось ее ликвидировать, и нами просто воспользовались как ширмой. И вот как раз эта третья сила мне категорически не нравится. Так что пока князь более или менее пришел в кондицию, надо сдать его маме с рук на руки, а самим забиться в нору поглубже. Хочешь в Громово поселимся?

— Ксюх, а может это все совпадение? И Нина просто упала сама, а кто-то что-то надумал, остальные подхватили и вот мы с тобой уже ангелы Чарли. — резонно возразила сестра.

— Вполне может быть и так. Но лучше подстрахуемся.

11 июля 1898 года. Ксения Т.

С раннего утра нас поджидала коляска со знакомым и уже почти родным гербом и штабс-ротмистром Матвеевым.

— Сударыни, я вас обеих, пожалуй, провожу сегодня. — начал цесаревич свою речь.

Судя по теням под глазами, спал мало, за что получил совсем не верноподданнический втык от Люси.

— А как же Вы? — остолбенела я.

— Как только Ее Светлости станет получше, мы с ней прибудем в Петербург. — он протянул мне несколько конвертов. — А вы тем временем сможете подготовить все для лечения Нины.

— Но лечение? — вот если сейчас все пойдет прахом, то все окажется совершенно несвоевременным.

— Сударыни, хоть и есть здравое зерно в намеках о неприспособленности августейших особ к реальной жизни, но неужели вы полагаете, что за столько-то лет я не научился бы делать инъекции? — усмехнулся он.

— А как мы через карантин-то? — уже совершенно беспомощно уточнила я, смутно припоминая какую-то историю про Пушкина, Болдинскую осень и очередную заразу.

— У Вас, Ксения, в руках мои личные распоряжения на этот счет. С запасом. — рассмеялся он.

Действительно, конверты запечатаны именным штемпелем, весьма приметным, и адресованы непростым людям — губернатору Шервашидзе, начальнику местной полиции, управляющему железной дорогой, пароходством, еще несколько непонятных адресатов, парочка просто без указания пункта назначения. Прямо как мушкетеры с письмом кардинала.

Мы манерно простились на пороге дворца, получили прощальные подарки — Люське достался горский кинжал, а мне серебряные часы на цепочке с соответствующим вензелем. Как-то оба подарка из неудачных, но наш герой не суеверный человек.

— До скорой встречи, сударыни! — легко взмахнул ладонью и отправился в дом, приглядывать за пострадавшей. Так и не поняла, любит ли ее, или привязан к трепетной лани? Что-то раньше чувств особых напоказ не выставлял.

Штабс-ротмистр устроил нас в вагоне и настоятельно посоветовал добраться до Петербурга без происшествий. Не только нам посоветовал, но и проводнику, отчего обращались с нами тремя как с тухлым яйцом, держа бережно и на большом расстоянии.

— Я сообщил Вашему супругу о необходимости встречи. — радостно отрапортовал он на прощание.

Ах, какой чудесный человек, услужливый, предприимчивый.

— Но он же в Польше сейчас? — пискнула было я.

Он покачал головой со смесбю укора и иронии.

— Уж пару недель как вернулись.

Отлично все складывается. И детский почти страх наказания за озорство перекрыл восторг от того, что скоро увижу его. А там пусть провалятся в Преисподнюю все графы, князья, княжны, матримониальные сети и общественное мнение.

Я на радостях облобызала надсмотрщика и сияя двинулась в дивный новый мир черноморского побережья Кавказа.

От Михайлово до Батума несколько часов. Там нас ждала пересадка согласно уже купленным билетам и личной протекции августейшего приятеля — а Великий Князь позаботился, чтобы добирались мы с комфортом — на паром до Новороссийска, и вот уже версту за верстой отмеряет наше Отечество паровоз.

16 июля 1898 года. Ксения Т.

Первый нехороший звонок прошел в Воронеже. На перроне непривычно мельтешили служащие, несколько полицейских с черными повязками на рукавах. Но поскольку мы особо из купе не высовывались, то пришлось снаряжать Устю на ближайшую станцию за газетками. Вроде как не с чего стране горевать. Даже Ники заразу свою лишь через два года подцепит.

— Не знаю, как и сказать, Ваше Сиятельство. — моя девочка была на редкость смущена. — Но вот...

И выложила на стол "Правительственный вѣстникъ".

Солидная газета. Ни единой фоточки, одни лишь уведомления и приказы.

Четверг, 16 июля (28 июля) 1898 года. Все понятно, государственное издание не игнорирует, что в окружающем мире иное измерение.

"15-го сего іюля въ 9 часовъ 35 минутъ утра, въ Абасъ-Туманѣ въ бозѣ почилъ Его Императорское Высочество Наслѣдникъ Цесаревичъ и Великій Князь Георгій Александровичъ. Кончина Его Императорскаго Высочества послѣдовала вслѣдствіе внезапнаго сильнаго кровоизліянія горломъ.

Министръ Императорскаго двора,

Генералъ-адъютантъ баронъ Фредериксъ"

Я оцепенело рассматривала типографскую краску, зачем-то пролистала другие страницы.

Придворныя извѣстія.

Отъ Двора его императорскаго Величества объявляется: госпожамъ статсъ-дамамъ, камеръ-фрейлинамъ, гофмейстеринамъ, фрейлинамъ, господамъ придворнымъ кавалерамъ и особамъ обоего пола пяти первыхъ классовъ

Государь императоръ Высочайше повелѣть соизволилъ: по случаю кончины Его Императорскаго Высочества Наслѣдника Цесаревича и Великаго Князя Георгія Александровича, послѣдовавшей въ Абасъ-Туманѣ сего 15 іюля въ 9 часовъ 35 минутъ утра наложить при Высочайшемъ дворѣ трауръ для первыхъ 5-ти классовъ, начавъ съ 15-го числа сего іюля, на три мѣсяца. Кавалерамъ носить обыкновенный трауръ, а дамамъ по нижеслѣдующему раздѣленію: первый мѣсяцъ носить платья изъ чернаго крепа и на головѣ черные уборы, второй мѣсяцъ носить черныя шелковыя платья, а въ третій — черныя же шелковыя платья съ цвѣтными лентами.

Отъ Двора его императорскаго Величества объявляется: госпожамъ статсъ-дамамъ, камеръ-фрейлинамъ, гофмейстеринамъ, фрейлинамъ, господамъ придворнымъ кавалерамъ и обоего пола особамъ къ двору пріѣздъ имѣющимъ

Государь императоръ Высочайше повелѣть соизволилъ: по случаю кончины Его Императорскаго Высочества Наслѣдника Цесаревича и Великаго Князя Георгія Александровича, имѣть пріѣздъ 16-го сего іюля въ 12 часовъ дня въ Исаакіевскій соборъ къ панихидѣ, всѣмъ вышеписаннымъ особамъ. а также гвардіи, арміи и флота генераламъ, штабъ— и оберъ-офицерамъ.

Кавалерамъ, какъ военнымъ, такъ и гражданскимъ быть въ обыкновенной формѣ, въ мундирахъ и лентахъ и всѣмъ въ глубокомъ траурѣ.