Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Был уже март, когда Петр Алексеевич пригласил к себе во дворец свою тетку, царевну Елизавету Петровну. Все время до этого их отношения можно было назвать дружественными. Царевна в числе других навестила императора в первые дни его выздоровления, выказала радость и пожелала успехов. В дальнейшем императору было не до неё, а когда они все же встречались на молебнах или торжестве, он только кивал ей головой и улыбался.
Первые минуты общения, проходили по прежней программе. Царевна поцеловала племянника в лобик и стала весело щебетать, рассказывая императору все последние придворные новости. При этом она не забыла поблагодарить племянника за заботу о ней. По приказу Петра вице-канцлер Остерман строго следил за тем, чтобы царевну не ущемляли в её нуждах и тратах.
Так они проговорили несколько минут, пока Петр не подошел к тетке и, взяв её за руку, не произнес: — Какая ты красивая, Лиза.
Подобные слова он говорил царевне и ранее, и поначалу Елизавета не придала этому большое значение, пока не заглянула в его глаза и тихо ойкнула. В очах императора светился не только плотский интерес к ней, в них пылала страсть.
— Ты, что Петруша... — сказала, смущено Елизавета и попыталась выдернуть руку, но племянник цепко держал её. Он приблизился к ней и его действия уже не оставляли сомнения в их намерениях. Возможно, царевна смогла бы остановить мальчика, проявив строгость и холодность, но вместо этого она допустила роковую ошибку.
— Что ты Петя, ведь нам нельзя — попыталась она урезонить его, но тем самым она только подлила в огонь масла. Глаза Петра резко сузились и, вцепившись в руку царевны мертвой хваткой, он выкрикнул ей в лицо обидные слова.
— Бутурлину можно! Шубину можно! Завадовскому можно, а мне нельзя!? — перечислял в ярости император истинных и мнимых любовников Елизаветы, которая в страхе отшатнулась от него и побелела как полотно.
— Петруша — с укоризной прошептала она племяннику. Однако страх на её лице, сдавленный голос послужили для императора полным подтверждением озвученной им вины тетки. Выпустив её сведенную судорогой руку, он влепил ей звучную и смачную оплеуху, от которой из глаз Елизаветы потоком хлынули слезы.
Возможно, при других обстоятельствах слезы любимой тетки остановили бы племянника, но сейчас их вид только подтолкнул его к новым действиям. Он крепко вцепился в её длинные густые соломенные волосы и властно потащил к кровати. Елизавета пыталась сопротивляться, но Петр крепко держал намотанные на кулак волосы. С силой дернув их, он пригнул голову тетки к своему лицу и в ярости произнес.
— Да я тебя потаскуху в Сибирь отправлю! В монастыре живьем сгною! — и в это самое мгновение Елизавета вспомнила отца, когда тот грозил её матери всевозможными карами, за любовную связь с Вильямом Монсом. И как та валялась у него в ногах моля о пощаде.
Взглянув в наполненные злобой глаза племянника, она почувствовала, что любое её сопротивление только усугубит положение и была вынуждена покориться. Безвольной куклой она последовала за Петром к кровати, и была с размаха брошена им лицом вниз.
Все-то время пока он задирал юбки оголяя стройные белые ноги, пока примащивался к крепкому, зазывному телу, она только шептала: — Петруша не надо, Петруша не надо, — чем ещё больше распаляла страсть юноши.
Когда же он проник в её потаенное место и радостно крикнул: — Я император, мне всё можно! — Елизавета заплакала горькими слезами, уткнувшись лицом в кроватное покрывало.
Так она и проплакала, жалобно и обидно, пока царь не закончил свое дело и не отошел от неё. Со страхом ждала она любых его новых действий, грозящих ей новым позором, но их не последовало. Петр подошел к сидящей на краю кровати заплаканной тетке и неожиданно обнял её.
— Ну, что ты, Лиза, ведь я давно люблю тебя! И ты это знаешь! — было видно, что Петр говорил это искренне, от всего сердца, но Елизавета не собиралась соглашаться с ним.
— Нет, Петруша, ведь это грех — решительно заявила царевна, чем вновь пробудила в его душе гнев. Он отодвинулся от тетки и окинул её фигуру жестким взглядом.
— Раздевайся! — приказал её Петр. — Ну!
— Не надо Петруша — взмолилась царевна, но император был неумолим.
— Раздевайся. А не то кликну солдат и они в два счета, тебя разденут, а потом в одном исподнем погонят в Тайную канцелярию к Ушакову на допрос! — пригрозил царь.
— Не губи ты меня, Петя! — полным отчаяния голосом воскликнула Елизавета, но её слова не были услышаны. Племянник подскочил к ней, и легко преодолевая слабое сопротивление тетки, содрал с неё платье, оставив царевну, в чем мать родила.
Удовлетворившись содеянным, он по-хозяйски ударил её, по рукам пытавшимся прикрыть стыдные места царевны и принялся разглядывать их. При этом он смотрел не как ребенок, впервые увидевший тайное, а как взрослый мужик, которому было что с чем сравнивать. Это Елизавета поняла сразу по его взгляду и страх, ещё больше наполнил её душу.
Подобрав с пола распотрошенное платье царевны и запихнув его в один из шкафов, Петр бросил Елизавете теплый халат и указал пальцем на ширму, стоявшую в углу комнаты.
— Сядь там и молчи — приказал он раздавленной и оглоушенной тетке и решительным шагом направился к двери, за которой стоял караул из четырех гвардейцев. Бросив на солдат повелительный взгляд, император приказал.
— Сегодня никого не принимать. Ни-ко-го, — по слогам отчеканил самодержец. — А если кого пропустите — на кол посажу.
Три дня провела царевна в спальне императора. Куда им регулярно доставляли еду и питье, уносили ночные горшки, и все время пока в комнате находились слуги, она тихо сидела за ширмой, как мышь под веником.
Все это время, государь не занимался делами государства, отдаваясь приятному времяпровождению в обществе своей горячо любимой тети. Что было за закрытыми дверями спальни, можно было только догадываться. Но криков и стенаний не было слышно и, по всей видимости, пленница смирилась со своей участью и выполняла все, что от неё требовали.
Притихшая дворня с нетерпением ждала, что будет дальше и к концу третьего дня наступила развязка. Именно тогда, император приказал слугам отвести покои рядом с его спальней для царевны Елизаветы, которая с этого дня будет жить во дворце. Когда это было сделано, царь удалил прочь всю дворню за исключением расставленных в коридоре часовых. Ни один из них не посмел скосить глаза и посмотреть в сторону, когда дверь спальни императора открылась и из неё вышла царевна, с видом побитой собаки. Понуро склонив голову, она прошмыгнула в отведенные ей покои, где и затаилась, тихо рыдая в подушку.
Все это вызвало бурные разговоры у челяди. Недоброжелатели Елизаветы сравнивали её с Ксенией Годуновой, чьей близостью наслаждался Лжедмитрий, а наигравшись, приказал постричь в монахини.
— Теперь Лизке только одна дорога в монастырь. С подобным приданным, ей теперь только туда дорога и осталась — говорили те слуги, чьи симпатии были в сторону Долгоруких и Голицыных.
— Почему, монастырь. И так может жить. Вон царевна Наталья Алексеевна жила себе спокойно и жила — говорили те, кто любил Елизавету.
У каждой из сторон были свои аргументы для спора, но все сходились в одном, что император её со временем бросит, как надоевшую игрушку.
— Сначала Катька Долгорукая, теперь Лиза, потом Прасковья или Анна, а жениться на немке — со знанием дела говорили придворные, но они вновь не угадали намерения Петра.
Едва Лизавета покинула его спальню, государь, по важному делу затребовал к себе Остермана, который не замедлил явиться.
— Помниться ты мне Андрей Иванович одну историю рассказывал. Война Алой и Белой розы называлась. Напомни, чем она закончилась? — спросил император вице-канцлера и тот моментально понял, в какую сторону дует ветер.
— Так свадьбой она закончилась, Петр Алексеевич. Свадьбой. Один принц Алой розы женился на принцессе Белой розы, и все для бедных англичан и образумилось — улыбнулся Остерман сидящему за столом императору.
— Какая интересная история — Петр изобразил на лице размышление. — Что там с иностранными принцессами? Посланники на их поиск посланы?
— Посланы они, то посланы, государь да вот только боюсь, что долгое это дело будет и хлопотное.
— Это почему? Али я им не ровня или земель у меня мало?
— Да тут все дело государь в вере. Французы, австрийцы, испанцы да сардинцы не согласны, чтобы их принцессы свою католическую веру на нашу веру меняли. Англичане так те вообще нос задрали и ничего слышать о браке с нами не хотят. Мы говорят особенные, хотя если разобраться, то у них один только форс. Шведы нам Эстляндию с Лифляндией никогда не простят. Остаются только немцы и датчане, но они все голытьба голытьбой — развел руками вице-канцлер.
— И что же мне на этих нищенках жениться!? — воскликнул Петр.
— Ну почему на нищенках. У них родословность хорошая, чуть ли не от Карла Великого, хотя есть один вариант — Остерман вкрадчиво замолчал, делая вид, что не решается сказать его царю.
— Что за вариант, говори. Чай не турчанку с китаянкой хочешь ты мне сосватать?
— Нет, государь. Ни турчанку, ни персиянку хочу предложить тебе, а нашу, русскую, чистокровную принцессу, Елизавету Петровну — говоря это, Остерман сохранял на своем лице полнейшую серьезность и озабоченность.
— Так ведь она мне теткой приходится. Что народ скажет? — изобразил на лице озабоченность Петр, хотя именно это он и хотел услышать от собеседника.
— Так что народ, государь? Ты помазанник божий, твое слово для него закон. Как ты нам скажешь — так все и будет.
— А что Прокопович скажет?
— Говорит, что ради блага государства и Отечества, готов сам обвенчать вас у алтаря.
— Ради блага государства — в раздумье протянул Петр. — Хорошо, ради блага государства и Отечества я согласен.
— Вот и славно, государь, вот и славно — обрадовался Остерман, не веря свалившейся на него удачи.
— Но вот только Долгорукие — император выжидательно посмотрел на вице-канцлера.
— А что Долгорукие? Они твоему слову покорны будут, а Ушаков им в стойкости поможет. Будь в этом уверен, Петр Алексеевич.
— Перед ними неудобно. Вот если бы ... — император замолчал и выжидающе посмотрел на Остермана. Острый ум Андрея Ивановича завертелся с необычайной силой и быстро угадал то, что не было сказано царем.
— Если мы все придем и попросим тебя об этом, ты, ведь государь нам не откажешь? — хитрый немец пытливо посмотрел на царя и понял, что попал в яблочко.
— Ну, если придете и попросите, ради блага государства, конечно не откажу.
— Завтра утром и придем, государь — обрадовался Остерман, но у Петра было несколько иное мнение.
— Зачем откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня? — усмехнулся царственный отрок.
— Действительно, государь, чего тянуть? Сегодня вечером и придем — заверил императора Остерман, и вице-канцлера как ветром сдуло, несмотря на его постоянно больные ноги.
Воля государя приказ для подданных. Уже вечером "могучая кучка" явилась к Петру и стала молить его жениться на Елизавете ради продолжения царского рода и интересов государства и Отечества.
Все это время несчастная принцесса стояла, ни жива, ни мертва. Прижавшись ухом к двери, что с некоторых пор разделяла её с царем апартаменты, с замиранием сердца слушая, как решается её дальнейшая судьба. И когда Петр сказал "быть по сему", силы оставили взволнованную Елизавету. Она опустилась на пол и заплакала, и никто не знал, от чего она плачет? От радости или горя.
Едва царь дал свое согласие по поводу своей женитьбы, Остерман незамедлительно подал ему на подпись указ. В нем говорилось об объявлении царевны Елизаветы государевой невестой, с назначением даты венчания на майского Николу.
Недоброжелатели царевны говорили, что и ей не быть государыней императрицей, как не стали ею Мария Меншикова и Екатерина Долгорукая, но на третий раз у царя Петра Алексеевича все сложилось. Богородица благословила его брак и в майский день Елизавета была провозглашена императрицей, имея чудесную завязь в животе.
В положенный природой срок она родила девочку, которую нарекли Екатериной в честь матери государыни императрицы. Молодой царь души не чаял в дочке, которую он приказал воспитывать вместе с Петром, сыном другой своей тетки Анны Петровны, выписанным по просьбе Елизаветы из далекой Голштинии.
Зная как ему необходим наследник, Петр неустанно трудился над этим и в октябре 1731 года у него родился сын названый Алексеем. Казалось, что император обрел всего, чего хотел, но счастье его было недолговечным. В ноябре месяце у императора во время обеда неожиданно хлынула горлом кровь. Несмотря на все старания врачей, царь скончался на руках своей супруги, а через два месяца, от простуды умер и новорожденный младенец. Государыня Елизавета Петровна была безутешна от горя, но ради оставшихся на её руках детей и государства, она продолжила жить.
В марте 1732 года она венчалась на царство, которое продолжилось почти тридцать лет, а государя Петра Алексеевича похоронили вместе с сыном в Петропавловском соборе Петербурга, куда была вновь перенесена столица российской империи.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|