Линия разлома 2

А я не любил школу.

Нельзя сказать, что я учился плохо... я учился без напряга, скажем так. Некоторые предметы мне удавались — так, что когда выставляли оценки в дневник (а это делали раз в месяц) пятерки считали по три или даже по пять, чтобы не ошибиться в их количестве. Некоторые предметы мне не давались, и я не делал ничего, чтобы подтянуть их — мне было достаточно по ним тройки, даже с минусом. Самое удивительное, что в число нелюбимых входила информатика — если учесть, что сейчас я владею компьютером свободно. Просто — когда-то запустил ее и не сделал ничего, чтобы нагнать.

Наверное, с этого и пошла моя жизненная философия — делай то, что ты умеешь, то что тебе нравится, и не делай то, что у тебя не получается и что тебе не по душе. Надо сказать, что для армии это странная философия — там ты просто выполняешь приказы, какими бы они ни были. Возможно, поэтому в армии я и не прижился, ушел в спецслужбы. Там кстати тоже не слишком прижился — но меня терпели. Потому что понимали — наряду с рабочими лошадьми, которые просто пашут, перелопачивают текучку — нужны мастера. Потому что настоящая разведка — это не ремесло, это — искусство.

И вот в нем то — я преуспел за последние годы. Жаль только, о многом — вообще никто и никогда не узнает.

Это снова я. Немного потрепанный и вроде как невыездной. Теперь — моя физиономия (бывшая) красуется на сайте Интерпола с пометкой — разыскивается за убийство. Но на самом деле я никого не убивал из тех, кто не пытались убить меня. Как на вантовом мосту в Риге.

Обычно, если ты завалился, причем настолько капитально завалился — попал в руки разведки противника, подвергался допросам — ты навсегда делался невыездным и тебя назначали в какое-нибудь областное УФСБ дорабатывать до пенсии. Мне, учитывая мои старые заслуги — могло грозить назначение на Кавказ — не знаю только, награда это или наказание.

Но в моем случае — было принято другое решение. Частично — из интересов Игры, частично — из моих личных связей. В закрытом госпитале Минобороны — мне сделали пластическую операцию, поменяв лицо. Кроме того — лазером, немного поменяли отпечатки пальцев. И дали новые документы — теперь моя фамилия Сивков, звание — подполковник государственной безопасности, на армейские деньги — генерал-майор. Спецзвания в ФСБ восстановлены два года назад, они соответствуют армейским, но опережают их на две ступени. Опережение это — выражается в денежном довольствии, прежде всего. Военным это понятное дело — не нравится.

Для тех, кто пропустил самое интересное — примерно два месяца назад на территории Украины была проведена широкомасштабная специальная операция с нанесение ракетных ударов по лагерям подготовки бандеровцев в Карапатах, а так же по целям в Киеве. По оценкам аналитиков — ликвидировано до тысячи боевиков, в том числе старший командный состав, командная цепь в Западной Украине полностью дезорганизована и только начинает восстанавливаться. Западные СМИ вопят о сотнях гражданских, ставших жертвами российской агрессии. Но это вряд ли. Чего можно сказать точно — при прямом попадании ракеты в здание местного офиса ЕРА, Европейского разведывательного агентства — погиб резидент. Плана убить резидента у нас не было, удар был назначен на ночное время и преследовал целью разрушить инфраструктуру — но резидент, как оказалось, любил работать по ночам и в итоге — погиб. Ответом — стали агрессивные действия британской контрразведки MI6 (погибший резидент был англичанином по национальности), выславшей из страны восемнадцать наших дипломатов, и задержавших по обвинению в шпионаже двоих русских эмигрантов. Мы — в ответ попросили покинуть нашу страну двадцать британских дипломатов, прекратили деятельность Британского совета и попросили в течение шести месяцев закрыть все консульства в стране. Теперь — у британцев остается посольство в Москве и все. Как мне говорил Мудрый Викинг — таких агрессивных действий он не припомнит даже во времена Холодной войны, пусть он и застал ее только на излете.

Что же касается остальных санкций — то США внесли на рассмотрение Совбез ООН вопрос о признании РФ страной, спонсирующей терроризм — но не смогли даже провести его обсуждение. Помимо этого — против нас вводят пятый пакет экономических санкций, блокируют корсчета наших банков. Что для нас уже маловажно — потому что Германия, например, отказалась присоединяться уже к третьему пакету санкций. Крестовый поход против нас — ведут Польша, США и Великобритания. Остальным плевать, остальные устали от всего этого как от слишком долгого матча и хотят делать бизнес. Вот и все.

Сейчас я — еду в машине, по тихим ростовским улицам, и слушаю Радио Монте-карло. Идет деловая передача, эксперты делятся мыслями о том, как блокировка корсчетов крупнейших российских банков повлияет на простых россиян. Вроде никак не должна повлиять. Хотя — черт его знает...

Лицо чешется — но я знаю, что чесать нельзя. Сдвинутся имплантанты, которые пока не установились на месте. Лицо я себе выбирал сам — и вместо такого "округлого" выбрал типично мужское, с квадратным подбородком. Теперь я чем-то похожу на некогда знаменитого гонщика Михаэля Шумахера.

Черт его знает, зачем такое выбрал? Но выбрал.

А вот и место моего назначения.

Высоченный корпус областной клинической больницы. Охрана на входе, причем не милицейская — бронированный Тигр внутренних войск. Бандеровцы — уже пытались напасть на эту больницу.

Меня тут уже знают. Забираю букет из машины — тридцать три розы, не знаю, почему, но люблю это число. Иду к больнице...

Не так как то все. А как правильно — ни хрена не знаю. Так что пусть все будет так — как есть...

— Красивые...

Я ничего не отвечаю, потому что не знаю, что отвечать. Она пристально смотрит на меня.

— Знаешь, я не могу привыкнуть к твоему новому лицу.

— Я тоже — невесело усмехаюсь я

— Я серьезно.

— Тебе нравилось мое прежнее лицо? Мне — нет.

— А мне нравилось.

— Почему?

Она молчит перед тем, как ответить

— Ты думаешь, что главное — квадратная челюсть и минимум интеллекта в глазах? Твое лицо — я увидела, когда ты первым вошел в фургон. Ты сказал, что надо выбираться — и я поняла, что все будет.

...

— Они хотели утопить меня. Сказали — мы утопим тебя, как раньше топили ведьм. Ты — ведьма.

Что тут сказать? Как то раньше я не воспринимал НИ ОДНОГО украинца как врага. В моем понимании украинцы — неудачливые, метушливые люди, которым не повезло с властями. Но всегда — украинцы были для меня... да чего дня меня — для всех нас — братьями. В части — служили люди с украинскими фамилиями, и хоть бы кто, хоть бы раз им предъявил за это. Даже шествия с криками "москаляку на гиляку!" воспринимались как часть того сумасшествия, в котором жила эта несчастная страна. Но не воспринимались как угроза.

А теперь украинцы — враги, и уже приходится объяснять, что этот украинец — хороший украинец, он за нас. Укрофашист — очень распространенное с недавних пор выражение. Русский народ памятливый, долго копит. Одесса, Мариуполь, Донецк, Луганск, Славянск — все откладывается в памяти. И я не завидую украинцам, когда они получат счет.

— Не вспоминай это.

— Но я хочу.

Я только качаю головой

— Зачем ты принес цветы?

— Ты знаешь...

— Я тебе не верю.

— Как хочешь...

Так мы и сидим — потом, она придвигается ко мне и начинает гладить по голове

— Ты совсем поседел...

— Ерунда. Краску купил, покрашу. Как новенький буду.

— Зачем я тебе? Такая...

— Какая — такая?

Теперь — не отвечает она

— Мне плевать на это. Понимаешь — плевать.

— Мне не плевать.

...

— Скажи, ты когда-нибудь любил? По-настоящему?

Вопрос, конечно интересный. Я вспоминаю... первую девчонку со своего двора. Любил ли я ее? Да нет, наверное. Ну, кто любит в шестнадцать — семнадцать лет? Думают лишь о том, как затащить в постель. Гормоны играют.

А потом — было все, как и обычно в Системе. Во внутренних войсках было проще — увольнительная, пошел, подцепил кого-то. Как перебросили на Кавказ — уже сложнее. Там кстати проституток — полно. Большинство — вдовы. Вдова по кавказским меркам — по меркам гордящегося своей ублюдочной честью бандподполья и радикалов — не человек вообще. С ней можно делать, что угодно — вот почему многие становятся черными вдовами, а кому везет — те просто уезжают с Кавказа, оседают в каком-то захудалом русском городишке и стараются пережить кошмар. Такая проститутка — может завлечь тебя в ловушку, где тебе отрежут голову. С удовольствием возьмет оплату патронами. Потом — ты попадешь на крючок, а конец — всегда один. Я знал двоих, которые попались на крючок — их не судили, их застрелили на поисковой операции свои. Тот, кто продает оружие и боеприпасы врагу — вне закона.

Потом... да как то не до этого было потом. Если вы спросите, когда у меня последний раз была женщина — я не смогу точно ответить. Если вы спросите, как ее звали — я тоже не отвечу — просто не помню...

— Не знаю.

— Бедный...

Терпеть не могу, когда меня жалеют. Я встал.

— Не вешай нос. Я еще загляну к тебе...

У главврача — в кабинете тихо, играет музыка, пахнет дорогим кофе. В приемной практикантка в белом халатике — настолько томная, что это наводит на нехорошие мысли. Но мне на нее плевать. Мне на все плевать...

Мы с главным врачом, полноватым армянином по имени Ашот Ашотович — сидим в углу, за журнальным столиком. Пьем кофе.

— ... Протезы есть совсем хорошие... — говорит он — вы видели, на олимпиадах. Люди без двух ног даже не просто бегут — а кросс бегут. Ва-а-а...

— Я слышал, есть кое-что посложнее. НАТОвские биопротезы.

— Э... дорогой. Биопротезы... да. Их даже в Израиле пока не ставят. Только в Германии, в США. Это экспериментальная технология.

— И сколько она стоит?

— Нисколько.

— То есть?

Ашот Ашотович пожимает плечами

— Санкции, дорогой. Санкции. Будь они все неладны. Совсем обезумели. Мой средний в свадебном путешествии был, в Париже, заказал по-русски, тут на него какие-то накинулись... эти... не знаю, какие. Чуть до драки не дошло. Это во Франции! Там миллион армян живет, когда так к людям там относились.

— И даже за хорошие деньги.

Ашот Ашотович смотрит на меня своими глазами — маслинами. Он кстати, хороший человек. По-настоящему.

— Э... дорогой, знаешь. Тут не в деньгах дело. Там операции в военных клиниках делают. Это ж... двадцать первый век, настоящий. Человек не просто протез получает — человек, считай, новую ногу получает. Такое дело...

— Дело всегда в деньгах.

Армянин вздыхает

— Не всегда, дорогой, не всегда...

В том то и дело, что всегда. Я достаю конверт, кладу на стол.

— Допустим, Россия под санкциями. А та же Армения? А?

Врач долго молчит.

— Умный ты человек, Дима — джан.

— Посмотрите... поговорите, что там и как. В США — тоже приличная диаспора армян, может у них есть связи. Я заплачу.

Врач берет конверт.

— Ничего не обещаю, Дима-джан. Но постараюсь.

— Обещаниями сыт не будешь. Берегите себя, Ашот-джан.

— Э-э-э...

Кажется, эти санкции добрались таки и до меня...

Выхожу. Август здесь — месяц жаркий, юг. Ростов — на Дону — город южный, красивый, со своей историей, со своим ритмом жизни — это один из красивейших городов России. Очаровательные дамы здесь — не отягощают себя одеждой, летом здесь обычно носят ультракороткие шорты или обрезанные почти до попы джинсы. Замечаю на себе заинтересованные взгляды, но они — с некоторого времени не особо мне интересны. Почему? Мы в ответе за тех, кого приручили...

Мы — птицы, с перебитыми крыльями...

Мы выродки крыс.

Мы — пасынки птиц.

И каждый на треть

Патрон

Лежи и смотри,

Как ядерный принц

Несет свою плеть

На трон.

Не плачь, не жалей.

Кого нам жалеть?

Ведь ты, как и я,

Сирота.

Ну, что ты? Смелей!

Нам нужно лететь!

А ну от винта!

Все! Все от винта!

— Виктор!

Я пришел в себя. В последнее время начинаю замечать за собой — задумываюсь, и как будто бы отключаюсь. Не воспринимаю окружающую действительность. Это очень и очень плохо.

На меня смотрит Диман, один из оперов ВСОГ*. ВСОГ — это группа, к которой я прикомандирован. А Виктор — это новый оперативный псевдоним. Виктор Сивков.

— Давай за мной...

* Временная сводная оперативная группа

Ростов-на Дону

Территория вертолетного завода

17 августа 2020 года

Основной личный состав ВСОГ, а так же инфраструктура обеспечения деятельности и управления экстремальными группами, работающими на Украине — были расположены здесь, на огромной (сейчас, в связи с оптимизацией производства, сама, собственно производственная территория сильно подсократилась) территории Ростовского вертолетного завода. Здесь же — располагалось что-то вроде штабов МВД и СБУ Украины в изгнании и координационная группа, занимающаяся связями силовых структур России с боевыми организациями беженцев и бывших офицеров украинской армии.

Тойота Камри — их недавно получили, они теперь как раньше черные Волги — а за ней и мой Гелик, Гелендваген — подкатили к контрольно-пропускному пункту. На нем нес службу местный ОМОН, но им в усиление — дали бронетранспортер и снайпера. Теперь — снайпер жарился на наскоро сваренной на заводе верхотуре, ОМОНовцы несли службу в тапочках и бронежилетах на голое тело. То есть — бардак. Но это — не основной вход, комиссию какую-нибудь или московских гостей сюда не повезут, так что — норма.

Дошло и до моей машины. Шмонали по всем правилам, попросили открыть багажник, под машину — подкатили зеркало на колесиках, в багажник и салон — пустили собаку. Больше всего — здесь боятся заминированной машины, поэтому реакция соответствующая. Проверили и документы — несмотря на то, что я шел с сопровождением...

— Вить... — сказал я старшему

Тот недоуменно уставился на меня

— Не узнаешь?

— Простите...

— А Бобона ко мне устраивал — помнишь? И машину не узнал?

Тот осмотрел меня с головы до ног, потом — выпучил глаза.

— Вы...

— Ага...

— А что это с вами?

— Жизненные трудности, Витя. Жизненные трудности.

Нам — места, можно сказать, что не хватило...

Мы — располагались в наскоро построенном двухэтажном здании из быстровозводимых конструкций, располагавшихся на самом краю, у летного поля. Рядом — был ангар, где, как в афганском Баграме — сидели люди из Командования специальных операций, там были установлены компьютеры, и хранилась часть снаряжения. Но там — было, по крайней мере, весело. У нас же — летом было жарко, а зимой холодно, к тому же и пусто — большая часть из нас работает в поле, за столом — времени сидеть нет.

Я здесь и вовсе — почти не появлялся. Я хоть юридически являюсь сотрудником, пусть и действующего резерва — на деле особого контакта с местными органами у меня нет. Это для дела так надо. Если я облажаюсь — ни органы, ни государство не забрызгает. Я вроде как — свободный игрок...