Анжела

Ангел и её Дочери тоже были здесь. Прекрасные ангелицы в алой броне, как одна похожие на свою Мать, они сжимали в руках длинные копья, а на их поясах висели мечи. Анжела была безоружна, но её крылья сами по себе были оружием. Её черные волосы были сколоты на затылке костяной заколкой.

Вокруг неё и её гвардии отчетливо образовалось пустое пространство — жестокость ангелиц, презиравших всё бескрылое, была хорошо известна тем, кто жил в их мире. Люди толкались, толпились — но ни один не осмеливался подойти на длину копья к ангелам в алом. Вид голов тех, кто задумал мятеж против неё, напоминал всем: никто не смеет идти против Сестер. Даже Верховный Жрец.

Вид Ксара Анжела одобряла. В этом мире, покрытом ядовитой водой, мире парящих в небесах городов, бескрылые — низшая каста, неспособная ни к чему, кроме рабства. Крылья — привилегия тех, кто стоит над этой толпой черни. Привилегия Ангелов и Демонов. Жрец — не должен быть из низших, ведь тогда низшим будет не к чему стремиться. А ангел не любила тех, кто не стремится вырваться из тьмы, но покорно принимает её. Ангел ждала начала проповеди с неприятным предчувствием. Все в храме пропахло колдовством.

Тот, кого во многих потоках времени называли Заканчивающим Время, скользнул неодобрительным взглядом по Дочерям Ангела. В его душе, существование которой многие склонны были отрицать, зрела идея спрятать крылья и выйти на Арену как человеку, чтобы вбить этим высокомерным юницам немного ума. Недооценка противника, презрение к нему — это первый шаг к слабости, а рядом с Кровавым Ангелом не должно быть слабых!

Тень призрачных крыльев пала на всю собравшуюся толпу, заставив всех собравшихся замолчать. Радуга Сумерек тяжело оперся на шпагу, как на трость. Вообще-то так обращаться с оружием — крайне не рекомендовалось... но клинок, поразивший уже не одного бога, мог выдержать и не такое.

— Архитектор судеб приветствует амбиции, — Толпа замерла. Не такого ожидали все собравшиеся в Храме. Совсем не такого. Особенно — учитывая головы перед алтарем, — Амбиции, любопытство, желание изменить мир... Все эти чувства радуют Меняющего пути. Но есть то, что может перечеркнуть их... И это — глупость. Когда Интриган видит в просьбе обратившегося к его мощи — глупость, его чувство юмора становится воистину непредсказуемым. А чтобы обитатели этого мира не забывали об этом — Стонущий череп и Книга Вестника навсегда станут священными реликвиями этого Храма.

Загодя проинструктированные Ксаром дети точно в нужный момент вынесли изящно украшенный серебром и самоцветами череп предыдущего Верховного жреца, и свиток из его кожи, густо покрытый письменами. Единственные оставшиеся в живых послушники Храма положили священные реликвии перед Ксаром и отошли ему за спину. Разрушитель миров мог позволить себе такое: ему не требовались глаза тела, чтобы наблюдать за всем происходящим. Многие из тех, кто не понимали этого — отправились на встречу с Вечной Леди.

Радуга Сумерек нежно прикоснулся к свитку, заполненному его рукой, и погладил череп, издавший мучительный стон.

— Совершенство в своем роде... — Странник снова обратился к толпе, — Эта голова столь же пустая, как и в те дни, когда находилась на плечах моего предшественника.

Ангел молчала. Её дочери переглядывались меж собой, смотрели на жреца неодобрительными и презрительными взглядами. Но их Мать молчала, и они молчали. Юные ангелы полагали себя избранницами Кровавого Бога, доказавшими свою силу, и не желали слушать какого-то там колдуна.

Некоторые слушали. Белокрылая Анейра, первый капеллан, первый капитан Лайра, в чьих крыльях часть перьев была окрашена алым, кровавая колдунья Лурия — но они были в меньшинстве, те, кто в грядущем станут главными советницами Анжелы, а пока что были просто старшими и любимыми дочерьми. Анжела видела это, но её это не волновало. Те, кто не усвоят урока, который преподавал им Верховный Жрец, погибнут, как недостойные. Те, кто достоин остаться в летописях, как Первые Дочери Кровавой Ангелицы, урок поймут и учтут в будущем. Наблюдая за дочерьми, Анжела думала, что понимала, о чем хотела сказать ей сестра. Её дочери ещё слишком молоды, и не умеют оценивать противника. Им будет полезен такой опыт. Или это она переоценивает жреца? Когда она ворвалась в храм и увидела, кого призвали возжелавшие свергнуть её, она даже посмела надеяться на покой достойной смерти. Боль тела от предсмертных мук отца сменилась болью разорванной в клочья души от его гибели, и Ангел ничуть не хуже старшей сестры знала: еще немного, и её самоконтроль рухнет окончательно. Но призванный не пожелал драться с ней, да и приказ Клеопатры был вполне недвусмысленным.

Ангелы внимали словам жреца. Внимала им и толпа.

Богоубийца, имя которого проклинали боги многих миров, свернул крылья и спрятал их в изменчивых потоках Нереальности. Шпага исчезла из его рук, скрывшись в Ножнах Небытия, доспехи вновь превратились в потрепанную хламиду. Теперь, безоружный и беззащитный... он был намного опаснее, чем закованный в нерушимый адамант. Ведь самое страшное его оружие — его непреклонная воля всегда оставалось с ним.

Огненный взгляд Разрушителя прошелся по толпе. Ложь, интриги и предательства предстали перед Провозвестником Меняющего пути как на ладони. Мрачная туча страшного предательства, окрашенная багровыми всполохами торжества заинтересовала Вестника Рагнарека. Отец, предавший родных детей, выдавший их прошлому Верховному жрецу, теперь он видел своих детей стоящими рядом с новым Верховным, и надеялся на милости. Что ж. Если эта тварь решится прийти к нему за плодами предательства — это будет самой настоящей глупостью. А глупость, она, как известно — наказуема. Но, между тем, проповедь пора было завершать.

— Мир меняется. Он меняется, когда мы спим, едим, заигрываем с красивыми девушками, или смазливыми парнями. — Богоубийца улыбнулся Дочерям Ангела, любуясь тем, как некоторых из них перекосило от такой наглости. — Мир меняется. Только перемены — вечны. Так восславим же Господина перемен, Архитектора судеб, Инженера времени. Да славится Меняющий Пути!

Ангел хмурилась, не уверенная, как ей реагировать, но всё же произнесла:

— Да восславится Повелитель Перемен.

Затевать вражду с демоном Повелителя Перемен, которого придется держать очень близко еще несколько лет, было бы попросту глупо.

— Да восславится, — склонила голову Анейра. Она догадывалась, почему Мать и Богиня позволили этому демону занять место жреца. Будучи капелланом, она всегда понимала игры, что ведут боги среди смертных, чуть лучше прочих сестер. Еще некоторые юные дочери Анжелы повторили за Матерью и сестрой. Большинство — смолчало.

Люди не осмелились промолчать — ведь сама Анжела не промолчала. Но далеко не все из них были искренны и понимали, что они говорят и кого славят. Люди разошлись, дочери Анжелы — тоже. Ангел ушла последней.

Дни текли за днями, пусть и отмечались они в вихрях варпа не так, как во всей остальной галактике. И каждый день к собравшейся в храме толпе выходил Верховный и проповедовал. Он говорил о похождениях Пересмешника, иногда — забавных, но чаще — жестоких, о Голубых Писцах, собирающих осколки Посоха, о Кузнеце Преисподней и других великих демонах. Свита Ангела постепенно сокращалась: диссонансные интонации, улыбки "невпопад" частенько задевали болезненную гордость Дочерей Ангела невозможностью ответить из-за прямого запрета Матери, который та, хмурясь, пояснила волей Богини. Радуга Сумерек действовал преднамеренно грубовато, оставляя свои манипуляции почти неприкрытыми и ясно видимыми Ангелу. Но те, кому гордость заменяла мозги — не понимали, что ими манипулируют, и избегали появляться в Храме, кроме как на обязательных церемониях.

Анжела видела манипуляции и понимала их смысл, но они задевали и её гордость, заставляя гнев и кровавую жажду бушевать сильнее. Рос гнев и в её дочерях, и Ангелица сомневалась, больше вреда или пользы принесут эти проповеди. Ей хотелось или избавиться от жреца, или уйти с дочерьми в поход, но когда она обратилась к Клеопатре, Императрица с улыбкой заявила, что дело для неё найдется... Но месяца через два, не раньше. И по этой улыбке Ангел решила, что сестра испытывает и её тоже. Сейчас Клеопатра доверяла ей, и Анжеле не хотелось бы оказаться в положении Фурии, которую многие сестры воспринимали диким и неуправляемым зверем. Хоть она и служила Кровавому Богу, и гнев ярко пылал в её душе — Ангел не была безумна, и не хотела делать шага за эту грань, к которой подошла так близко после гибели отца. Но этот покой родного мира, этот жрец, как казалось Анжеле, только толкали её ближе к грани.

Дни текли за днями, вихрь варпа менял цвета, иногда сумасшедшим образом меняя их последовательность, или включая в нее цвета, которых никогда до того не было, и никогда не появлялось впоследствии... И Анжела придумала, как себя развлечь и слегка успокоить требующие выхода боль и ярость.

Волей Ангела, вновь наступил Великий День. День Игры. День, когда бескрылый смертный раб мог обрести крылья и бессмертие.

В отличие от мира Фурии, где рабы взбирались по ступенчатой пирамиде, Игра Ангелов проводилась в воздухе. В центре главного шпиля было большое круглое пространство над ядовитыми водами. Вокруг него парили Дочери Ангела. На высоком балконе стояла сама Анжела, три её советницы и Никс, Хранительница Веры, первая дочь Веры Аврелии. Её присутствие здесь объяснялось просто: в легион Анжела принимала только женщин, но достойно проявившие себя мужчины, по её мнению, не должны быть забыты. И их забирал с собой представитель другого легиона, всегда присутствовавший на играх. В этот раз это была Никс. Верховный Жрец парил напротив балкона Ангела на черных крыльях. Он тоже наблюдал

Игры подходили к концу. Время смертных прошло и достойные были выбраны, и теперь Дочери Ангела сошлись в бою друг с другом, продемонстрировать своё мастерство. Они сражались в легких туниках, без доспехов, но сражались насмерть и тела Дочерей Ангела тоже падали в ядовитые воды. И вот жрец влетел в круг.

— Кто из вас бросит вызов мне? — воскликнул он. Ксар был в своей потрепанной хламиде и без оружия. Анжела ухмыльнулась. Таким существам не нужно оружие, чтобы убивать. А ещё — он наверняка даст ей повод вмешаться и сорвать злость.

— Ты даже без оружия! — выкрикнула гордая Антония.

— Попробуй одолеть меня хотя бы так, девочка, — неприятно улыбнулся жрец. Дочь Ангела взмахнула крыльями, вылетая на арену, явно оскорбленная таким заявлением.

Никс отчетливо ощутила силу Повелителя Перемен, что окутывала нового претендента, и, заметив краем глаза ухмылку леди Анжелы, поняла: заносчивой ангелице сейчас будет преподан жестокий урок.

— Он нагл, не правда ли, кузина Анейра? — тихо поинтересовалась Никс, — Но он имеет на это право.

— Имеет, кузина Никс. Не думаю, что Антония переживет этот бой, — покачала головой капеллан.

— Я не потерплю такой вопиющей глупости от моих дочерей, — почти беззвучно сказала Анжела, но и Никс, и Анейра её великолепно услышали.

— Это великолепная идея, леди Анжела, — сощурилась Никс, — Но ваша ли?

Жрец позволил Антонии сделать несколько выпадов, не достигших цели, а потом скрутил пространство в Изменении, поймав заносчивую девушку, и перекинув через колено, отшлепал, как маленького ребенка.

Ангелицы взвыли в ярости. Жрец и так позволял себе непростительно много. И Анжела тоже не стала молчать — это был великолепный повод. Её копье, метко брошенное, отшвырнуло жреца от Антонии, что сложив крылья камнем упала в ядовитые воды, не в силах пережить такое унижение. Но тени, сгустившиеся по воле жреца, подхватили девушку, не позволяя ей даже совершить самоубийство. Тени мягко подняли юную ангелицу, и оставили её на одном из хрустальных мостов, окружавших арену.

— Ты достаточно оскорблял моих дочерей. Им были полезны твои уроки. Но сегодня мне надоела твоя наглость! — выкрикнула Анжела, срываясь со своего места в круг. Жрец уже ждал её.

Никс не улыбалась. Её госпожу, как и Императрицу, не устраивал вариант будущего, в котором барьеры воли Анжелы рухнут и та станет такой же, как Фурия. Никс знала, какой ценой её Мать держит ярость Фурии под контролем, и насколько нелегко ей даются эти редкие дни. Если воля Ангела падет — Ангелу придется умереть. А это был нежелательный исход для всех заинтересованных сторон.

Анжела была сильнее, быстрее и техничнее противника. Удары Верховного Жреца запаздывали... чуточку, но запаздывали, не давая ему возможности поразить ее. Его "жесткие" блоки отчетливо проседали под ее ударами. В его технике видны были малозаметные изъяны, которые должны были давно открыть ему дорогу обратно в варп, из которого он явился. Должны были... но не открывали. Каждый раз Верховному удавалось спастись, уклониться, подставить "проседающий" блок, которого оказывалось достаточно, чтобы избежать даже ранения.

Но Ангел знала, что сражается против слуги Повелителя Перемен, и понимала: колдовское предвидение помогает ему избегать гибели. Она могла бы воззвать к Кровавому Богу и стереть жреца из всех ветвей будущего, разбить его чары и уничтожить. Но такое воззвание уничтожило бы и стеклянные башни, парящие над океаном, а свой город Ангелу уничтожать не хотелось.

Бой затягивался, и невозможность даже ранить соперника лишь распаляла ярость и заставила Анжелу вспомнить о видениях, вечно круживших на грани сознания. Сестры предупреждали её, что если однажды она пожелает обратиться к ним, она должна быть спокойна и осторожна, но в гневе Ангел забыла об этих предупреждениях. И обратившись к предвидению в гневе, она увидела лишь безумные глаза двойника, что смотрели на неё со всех сторон. Двойник смеялась над ней и протягивала руки с длинными, заостренными когтями, желая довершить начатое гибелью отца.

Она попыталась отбросить видение, вырваться из его цепкой хватки, но не смогла сделать этого сама. Лишь прикосновение чуждой воли заставило двойника отступить и вновь скрыться в глубинах рассудка.

Анжела резко открыла глаза, словно кожей ощутив прикосновение чужих рук к своей броне и чужие губы на своих губах. Жрец перенес её в храм и осмелился поцеловать её.

— Такой ли ты хотела стать, Ангел, уходя от Сыноубийцы? Такой ли хотел тебя увидеть твой отец?

Вкрадчивый шепот целующего её Вестника Рагнарека проникал в сознание.

Ангел не сразу оттолкнула жреца. Шок увиденного был слишком силен даже для её рассудка.

— Откуда тебе знать, какой я хотела стать, и какой хотел видеть меня отец? Да и при чем здесь отец! Я верна лишь Клеопатре и Кровавому Богу! — гнев в её глазах и голосе был силен, все еще силен. Двойник еще шептала ей приказ убить, разорвать и выпить кровь врага. Но поддаться двойнику сейчас — значило шагнуть за грань безумия.

Черный жрец уселся на ступенях Храма, кивнув Ангелу на место рядом с собой.

— Разве я что-то говорил об измене вашей Старшей? Тысяча сынов всегда были самым малочисленным легионом. Но их заслуг в Великом походе не может отрицать никто. Сыны Магнуса всегда покоряли миры, неся наименьшие потери в сравнении с легионами его братьев. Больше берег своих бойцов разве что Лоргар — но у него на покорение мира уходило намного больше времени, что и вызвало гнев Императора. Так почему ты свернула на дорогу Пожирателей миров, заливающих миры не только чужой, но и своей кровью? Почему твои Дочери не научились оценивать противника? Ответь мне, Кровавый Ангел.