Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Пожалуй, усердно эксплуатируемая капитализмом версия мне нравится больше, — усмехнулся Лев. Он и Лилия забрали восьмилетнюю Марину Келсих в приют прямо с похорон её родителей, и уже тогда в сумке будущей учительницы лежали книги сказок и городских легенд.
— Но и эта страшилка для детей, — задумчиво продолжала женщина, — уходит корнями в более архаичные верования. Ингдар был кем-то вроде лесного духа, которого в обличье старика мог встретить каждый забредший в лес. Вероятно, истории о слоняющихся по лесу заложных покойниках, как в то время звали нежить и не-мертвецов, народными устами объединились в единый образ алчного и завистливого создания. Хотя та же святочная нечисть продолжала сосуществовать с Ингдаром, вероятно, в силу того, что хлевники, ледяницы и прочие всегда околачивались вокруг человеческих поселений. Чаще всего встреча смертных со Снежным Дедом случалась, когда человек вёл барашка к жертвеннику Снягини, чтобы просить её пощадить зимние посевы и плодовые деревья. Ингдар из зависти к могуществу матери требовал с человека выкуп за право невредимым пройти по лесу. Если человек только шёл к жертвеннику, то всегда мог отдать Снежному Деду барана и тем сохранить себе жизнь. Но если встреча происходила после жертвоприношения и у путника не было с собой ничего ценного, Ингдар разрывал его на куски и развешивал внутренности на ветвях ели. В какой-то период люди ходили в лес с двумя животными: одно закалывалось на жертвеннике Снягини, второе потрошилось в лесу и развешивалось по кускам на дереве, причём голова его всегда водружалась на верхушку. Если Ингдар оказывался доволен жертвой, то ночью приходил в дом крестьянина и оставлял подарок, в наших краях это был золотой самородок. В противном случае Дед забирал одного из крестьянских детей, самого младшего или самого непослушного. Постепенно популярность Снягини сошла на нет, и в лес водили уже одного барана — для Ингдара. Потом забылась и эта традиция, остались только пучки полыни над дверьми от святочных бесов, а Снежный Дед к концу восемнадцатого века стал страшилкой для детей. Хотя у тех, кто ходил в лес за дровами и хворостом, всё же сохранялась суеверная привычка брать с собой сердце заколотого барашка или свиньи, чтобы откупиться от злых духов. Да и традиция украшать к Новому году деревья жива до сих пор, только теперь дерево мы приносим в дом и вешаем на него безделушки из стекла и пластика. Ну а в начале двадцатого века, ещё в Чайную эпоху *1, производители игрушек, конфет и открыток воскресили хтонических божеств уже в виде доброй старушки Снягини, которая живёт глубоко в лесу и подкармливает снегорогов, а Ингдара разделили на доброго Снежного Деда со свитой волшебных зайцев (здесь его образ прочно слился с образом Святого Клеммета Чудотворца) и Чёрного Колона, который ближе к Крампусу соседних с нами наций. Так что, — философски пожала плечами женщина, — имеем то, что имеем.
Лев Холдер покивал головой и, обернувшись, наткнулся взглядом на пару пронзительно-тёмных глаз.
— Ли... Киара, ты подслушивала? — поинтересовался он. В ответ ребёнок отрицательно покачал головой, но очевидно, что это ложь: сложно не услышать разговор воспитателей с расстояния в полтора метра.
— Давай, — Лев протянул руку, и девочка осторожно положила ему на ладонь стеклянный шар. — Завтра Джо выпишут из больницы, и вы опять сможете играть вместе, а пока постарайся не скучать.
Взгляд ребёнка впился в тусклые узоры на боках Снягини.
— Хочешь повесить? — мисс Келсих наклонилась к ней и протянула игрушку. — Держи, но очень осторожно: это старая вещь.
Киара бережно взяла стеклянное изваяние и пошагала к ёлке.
— Я веду у них уроки только первый семестр, но она немного... странная сегодня, — шёпотом заметила Марина, провожая взглядом её угловатую фигурку.
— Родителей Лилы и Лэй убили на Новый год, — столь же тихо ответил воспитатель, — так что в декабре и январе, когда вокруг все атрибуты праздника, они становятся такими... оцепенелыми и даже не замечают этого. Всё хорошо. Как только закончится праздничная суета, обе придут в норму.
— А что говорит мистер Буф?
— Родерик приложил массу усилий, чтобы они не замыкались в себе и не напоминали аутистов. Он сказал, что нужно время и хорошие воспоминания, которые вытеснили бы старые, связанные со смертью отца и матери. Поэтому, Марина, я на минутку, извини, — мистер Холдер отдал учительнице стеклянный шар и в несколько шагов догнал Киару. Перекинувшись с ней парой слов, он осторожно подхватил её на руки и подошёл к серебристой ели.
Некоторое время девочка осматривала густые ветви, а затем потянулась к понравившейся и самым тщательным образом прикрепила к ней стеклянную фигурку Снягини.
— Нравится? — поинтересовался воспитатель.
Киара чуть заметно кивнула. Праздничный блеск дерева растворялся без следа в пустоте её глаз.
— А где твоя сестра? Я не видел её с самого обеда.
— Они с Петой пошли в зооуголок.
— О, вот как. Ну-ка сбегай приведи её к нам, — Лев Холдер опустил девочку на пол, и она стремглав бросилась прочь из Зала торжеств.
На пороге Киара сбавила темп и, обернувшись, поискала взглядом покачивающуюся на ветке Снягиню.
3.
Жужжание молнии оборвалось на резкой ноте, а слабое эхо захлопнутой дверцы покорно умолкло, натолкнувшись на серые стены. Зимнее молчание обволакивало здание со всех сторон, куда более могущественное в мире голых деревьев, спящих насекомых и мёртвых, прибитых снегами трав. Только теперь, шагая сквозь полосы света из узких окон и теней от шкафчиков гардеробной, Киара услышала доносящиеся из холла голоса. Один явно принадлежал Барсуку, второй — тихий, узнавался с трудом.
Плавно отворив створку высоких дубовых дверей, девочка выглянула наружу. Холл от мозаичного пола до высоких выбеленных потолков уже затопили синие сумерки, но в тени дальней колоннады, вытянувшейся вдоль стены, шевелились две фигуры. Одной из них, как и предполагалось, оказался Шон Дольски, известный в Круге под прозвищем Барсук, вторая — Левретка или Эмилия Бегберри. Она не входила в число бойцов, но прозвище получила за худощавость и боязливый вид — в общем, внешнее сходство с породой присутствовало.
— ...ну чего ты ломаешься, можно подумать, первый раз, — прижав девушку к колоне, твердил Барсук — смазливый мальчишка четырнадцати лет с взлохмаченными волосами и яркими губами. Прыщи переходного возраста не особо испортили ему внешность, но популярностью у противоположного пола и популярностью вообще он не пользовался из-за отвратительного характера. Его широко распахнутые синие глаза смотрели на Эмилию насмешливо и с какими-то шальными искорками.
— От-твали от меня, — процедила Левретка. Она изо всех сил упиралась ладонями в рёбра мальчишке, чтобы он не прижимался к её грудям, округлившимся почти до второго размера, что особенно бросалось в глаза при общей худобе.
Киара вышла в холл и громко хлопнула дверью — звук прогудел по пустым коридорам. Внимание Барсука переключилось с Эмилии на возмутительницу спокойствия.
— Проваливай отсюда, — грубо бросил он.
Девочка осталась стоять на месте. Оттащить Шона у неё не хватило бы сил, но она могла дождаться, пока он подойдёт сам.
— Жди здесь, — Барсук раздражённо выдохнул и пошёл к входу в гардеробную. Киара смотрела ему за спину до тех пор, пока не поймала испуганный взгляд — Эмилия несколько секунд глядела заплаканными глазами, а потом как будто сообразила.
Между ними зияла разница в три года жизни, но эта странная девочка Браун с тяжёлым взглядом замороженных тёмных глаз — которая из двух, Бегберри понять не могла — уже ошивалась с сестрой возле ребят из Круга Поединков. Обе считались дантами *2 Ноты, и это выделяло их в отдельную касту. Водянка, нынешняя Судья Круга, даром слыла пацифисткой: если кто-то из маленьких претендентов попадал в неприятности, с которыми не справлялся сам, она часто вмешивалась. В ней не было штормовой агрессии, которую даже не пыталась скрыть Сириль Ханна, больше известная как Проказа, но Эмилия видела однажды, как Водянка колотит одногруппника окровавленной мордой об подоконник, а такие вещи запоминаются надолго.
И вот теперь, встретившись взглядом с девчушкой Браун, Левретка тихонько сделала шаг в сторону — один, второй, третий — а потом как была в мешковатом свитере и джинсах выскочила в морозную белизну улицы. Барсук с руганью метнулся за ней, но, перецепившись через ногу в маленьком ботинке, плашмя хлопнулся на плиточный пол — звук падения вздрогнул у лепнины под потолком.
— Ах ты мелкая сука, — он ловко вскочил и рывком попытался поймать Киару, но та скользнула за колону.
Браун видела драки Шона на аренах — Нота охарактеризовала его уровень как "средний". И ещё Браун видела, как Нота колотит Шона на арене — а значит, они с сестрой как ученицы Ноты однажды смогут поколотить Барсука один на один.
Однажды — но не сегодня.
Бежать от него по прямой бессмысленно: догонит. Драться с ним в лоб бессмысленно: он пока ещё сильнее. Надо оторваться и попробовать добежать до Зала торжеств: в толпе Барсук не посмеет поднять на неё руку.
Будь Кейни здесь, бояться вообще было бы нечего.
Киара петляла и финтила в колоннаде холла, успешно уворачиваясь от выныривающей то справа, то слева пятерни растопыренных пальцев. Делать это в застёгнутой зимней куртке оказалось весьма неудобно и, кроме того, жарко. Но когда девочка попыталась на бегу расстегнуть молнию пуховика, внимание ослабло — рука Шона стиснула её за грудки и кулак опустился сверху вниз куда-то между скулой и носом.
Нота учила: не теряй концентрацию.
Вспоминая уроки наставницы, Киара попыталась одновременно и вырваться, и прикрыть голову предплечьями, но Барсук с разгону вбил её спиной и затылком в стену, после чего продолжил колотить. Длины девочкиных ног не хватало, чтобы пнуть его с достаточной силой, и всё, что она могла — попытаться свести травмы к минимуму.
За барабанами крови в ушах и шумом дыхания — её и чужого — как будто громыхнула входная дверь. А потом — Киара видела это сквозь прищур глаз — вокруг шеи Барсука обернулся ведомый вязаной перчаткой рукав и с силой дёрнул назад.
Водянка била быстро, без замаха, вкладывая в удар движения тела. За каждым её шагом на мозаичной плитке оставались бруски снега по форме рельефа тракторной подошвы.
— Уж тебе-то, мудила, — Пета швырнула Барсука на пол и грубо пнула в живот, — должно быть известно, что её теперь нельзя трогать. Все вопросы решаются через меня.
— ...она первая нач...
Пета вбила носок ботинка ему в солнечное сплетение, а потом склонилась и проговорила чуть слышно:
— Я — Судья Круга. Попробуй ещё раз оспорить мой авторитет и правила — живого места не оставлю.
Шон рывками протягивал через горло воздух.
— Кроме того, — обычным голосом проговорила Водянка, — ты лапал Левретку. Опять. А я говорила, что если у тебя зуд в гениталиях, я с удовольствием отрежу их.
Громко шмыгая носом, из которого беспрестанно лилась кровь, Киара повернула голову. Неподалёку наблюдала за происходящим, скукожившись от холода, Эмилия Бегберри — её лёгкие домашние мокасины облепил искрящийся снег. Ощутив на себе чужой взгляд, девушка встрепенулась и вытащила что-то из кармана.
— Вот, — она подскочила к Киаре и приложила ей к носу пахнущий хозяйственным мылом платок. — Не поднимай голову.
Тяжёлая деревянная дверь возмущённо скрипнула, выдохнув холод, а потом грохотнула за спиной объёмной, закутанной в чёрное фигуры. Потопав ногами, вошедшая сбила со стареньких чёрных угг снег, а потом вытащила из карманов длинного тёмного пальто руки в варежках и сдёрнула с головы и лица шерстяной палантин. В тусклом свете стали видны тёмные волосы в стрижке "горшок" с выбритыми висками и областью над шеей. Зеркальные тишейды, защищавшие глаза от снежного блеска, съехали на кончик маленького носа с кривой носовой перегородкой и открыли раскосые восточные глаза с чёрными радужками.
— Нотка, пришла ему вмазать? — Водянка выпрямилась и лёгким пинком заставила Шона лечь обратно на пол.
Саноте шумно выдохнула — в рамке намазанного бальзамом рта мелькнула кривая линия сколотого резца — и перевела взгляд с Барсука на залитое кровью лицо Киары, затем на Левретку, потирающую окоченевшие руки.
— Ну, я примерно поняла, что происходит, — Нота говорила с лёгким акцентом, странно проговаривая л и р. С Петой она была одного роста, хоть и младше на пару лет: ей минуло пятнадцать. Зима оставалась у неё самым ненавистным временем года, и никто уже не удивлялся обилию на ней тёплых одежд: к пальто изнутри пристёгнута двуслойная меховая подкладка, растянутые шерстяные свитера поддеты один под другой, а широкий и очень длинный палантин мелкой вязки заменял одновременно и шарф, и шапку. Проказа поддразнивала её, обзывая бабулей-смерть, однако Саноте реагировала на это совершенно беззлобно.
Дверь повторно скрипнула, и в холл тяжело ввалилась вторая из сестёр Браун. Половину её лица покрывали бурые разводы, разбитая губа опухла и сверкала льдистой корочкой крови.
— Как вы ухитряетесь? — шумно вздохнула Нота. — А я надеялась до возвращения Проказы понаблюдать за украшением ёлки.
Близняшки с любопытством посмотрели друг на друга и прыснули, затем Кейни произнесла:
— Проказа уже вернулась и где-то колотит Эдуарда.
— В таком случае, пошли к нам. Нечего старикам видеть, как вас обеих отделали, — Водянка бросила на Барсука предупреждающий взгляд. — А про тебя я не забыла.
— Пойду скажу бабушке, что мы взяли малышей к себе, — подталкивая впереди себя Левретку, Саноте направилась к лестнице на второй этаж. — Хоть на дерево гляну.
4.
Со стороны Сириль Ханна казалась высокой худой девушкой четырнадцати лет от роду — одной из тех, кого природа обделила разрекламированными масс-медиа "аппетитными формами". У неё была маленькая грудь, острые колени и локти. Сейчас, когда Сириль лежала на постели в одном полотенце, широко раскинув бёдра, становилось ясно, что она буквально связана спицами из твёрдых мышц, на которые обмен веществ упрямо не желал набросить хотя бы толику жира.
— Почему ты опять пошла к этому уроду? — Водянка выбросила в миску окровавленный клок ваты и, пропитав следующий антисептиком, ухватила его пинцетом. — Ведь есть ещё Аллия, Бенни, Марта...
— Жан больше платит, — устало прошептала Проказа, прикрыв глаза предплечьем. На внутренней стороне её бедра возле паха сливовой гирляндой темнел отпечаток зубов с четырьмя неряшливыми ранами-точками, из которых текла кровь.
— Если бы он просто сосал кровь... — Пета скривила рот, и брови её жалостливо сошлись на переносице. — Она что, реально вкуснее после оргазма?
— Не знаю, попробуй.
— Спасибо, я вегетарианка. Ты ведь заходила в пап?
— Конечно. И знаешь... дай мне ещё две таблетки "Атоксизана".
— Разве... — Водянка прикусила язык и сформулировала вопрос иначе. — К такому невозможно привыкнуть, да?
— К тому, что тебя используют? — голос Сириль охрип от короткого смешка. Пальцы стиснули край ситцевой наволочки.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |