Пес Окаянный

К тому времени как он добрался к колодцу у дома старосты, там собрался весь поселок. Сонные люди с факелами стояли кругом, а в воротах замерла женщина, вопли которой и разбудили Хлодвига. Он едва бросил на нее взгляд, как почувствовал, что волосы встали дыбом. Гостья не была человеком. Едва заметные знаки резали ему глаза как будто она была осколком стекла, в котором отражалось солнце, направленное прямо на него. Костлявые руки, чуть длиннее, чем у обычного человека, живот, как у жен Муровдака, только не туго набитый, а висящий мешком на бедрах, серая, безжизненная кожа, черные почти без белков глаза. Плащ-мантия скрывал плечи и спину женщины, но Хлодвигу казалось, что под ними скрывались уродливые шипы, покрывающие тело. Богатое, расшитое золотыми нитями платье незнакомки переливалось в свете факелов, отбрасывая блики на ее спутников. Четверо мужчин, рослых, плечистых, с длинными сальными волосами, завязанными в хвосты, отчаянно напоминали хенгов, но это были не они. С некоторых пор все, кто не нравился Хлодвигу, напоминали хенгов. Сейчас даже отец был на них похож.

Староста вел себя странно. Спустился с крыльца и подобострастно замер на расстоянии от неприятной гостьи, которая продолжала негодовать.

— Твоя старуха умерла, не дойдя до капища. Думаешь твой обман сойдет с рук? Между прочим, я слово держу. По крайней мере, держала до этого момента. Кому больше нужен этот договор — тебе или мне? Мы и к фермерам всегда можем уйти. Уверена, они будут более сговорчивы.

— Что ты, Селена, что ты! — причитал староста, то бледнея, то краснея. — Я и понятия не имел, что она так плоха. По деревне сама ходила, предками клянусь.

— Нет у меня времени твой лепет слушать, — Селена нетерпеливо махнула рукой в сторону замершей толпы. — Даю времени до следующей ночи. Либо находишь новую старуху, либо я заберу кого-нибудь сама. Например, его.

Костлявый палец женщины уперся в малыша, который прятался за юбками Ории.

— У него больные легкие, долго не проживет. Видишь, я все еще соблюдаю наш уговор. Решай, будешь ли ты его соблюдать.

Ория запричитала, колдун Муровдак сжал кулаки, по толпе пролетел рокот — на этом все и закончилось. Ория подхватила ребенка и скрылась с ним в избе, Муровдак опустил глаза в землю, селяне замолчали и сделали шаг назад, потому что Селена направилась к ним.

Обойдя по кругу собравшихся, женщина мгновенно вернула прежнюю атмосферу всеобщего послушания и страха. Кто-то ей кланялся, другие что-то бормотали под нос, как показалось Хлодвигу, даже извинялись.

— Новенький? — Черные глаза Селены остановились напротив Хлодвига и воткнулись в его лицо, будто вражьи стрелы.

— Это мой сын с войны вернулся, — вмешался староста, когда молчание стало невыносимым. Хлодвиг просто не мог заставить себя открыть рот. Боялся не ее, боялся себя.

— Много хенгов убил? — поинтересовалась женщина. Она хотела погладить его по плечу тем же хозяйским жестом, каким одарила парня, стоящего рядом с Хлодвигом. Но в последний момент передумала.

— Он в плену был, — снова вставил Вигор и поморщился. Еще бы. Стыдно признавать, что твой сын выбрал жизнь. — Пришел к нам, как пес приблудный, да разве прогонишь его. Своя же кровь.

— Хороший, — протянула женщина, осматривая стоящего перед ней мужчину с ног до головы.

Хлодвиг не знал, чем закончился бы их непонятный разговор, но тут гостья засобиралась.

— Завтра увидимся, — бросила она старосте на прощание и, подмигнув толпе, скрылась в темноте за воротами. Только и остались от незнакомки блеск в ослепленных платьем глазах да зловоние мертвечины, превратившее деревню в кладбище.

Вино у Ройсина было хорошее, крепкое, Хлодвиг выпил кувшин и пощипал себя за щеки и нос, чтобы хоть немного стать похожим на друга, который влил в себя столько же и теперь едва языком ворочал. Слова, с трудом рождающиеся на пьяном языке, были похожи на бред напившегося и потерявшего рассудок человека. Наверное, до плена Хлодвиг так бы и подумал.

— Ведьма она, — с жаром рассказывал Ройсин.

Они сидели в избе Сенги, коротали ночь и ждали рассвета. Хлодвиг поставил обратно стол, но остальную опрокинутую мебель не тронул — чувствовал, что не пришло еще время. Сидеть рядом с Ройсином было приятно, тот был таким живым, родным. Друг был его прошлым, так хотелось, чтобы он стал еще и будущим.

— Явились неоткуда. Неделя прошла, как ты с братьями на войну отправился, и тут — новая напасть. Ночью напали, семью Бронга всю убили, стариков тоже полегло много. Что мы только не делали. Мечом их били, огнем жгли, ловушки ставили, сетями ловили, в озере топить пытались. Муровдак едва деревню не сжег, духов на помощь призывая. Но предки покинули нас, ушли на войну и, похоже, не вернулись.

— Меч, говоришь, не берет? — прищурился Хлодвиг и отпил еще вина. Во рту зацвела яблоня, в избе повеяло летним ветерком, в голове деловито зажужжали пчелы. Хочу лета, подумал он.

— Руки-ноги заново у них вырастают. Жгли огнем, но он на них не горит. Я тебе говорил, что они кровь пьют?

— Нет, но я догадался. Сколько их?

— Ты всех видел, — грустно покачал головой Ройсин. — Селена и четыре мужика ее. Упыри проклятые, знать бы, каких богов мы прогневали, что на наши головы такое проклятие свалилось.

— А Муровдак? Он же колдун. Если это нечисть, на нее должна быть управа.

— Хорошо тебе сейчас рассуждать, — фыркнул Ройсин. — А мы все попробовали. Верь или не верь, но все было. Когда наши с войны вернулись, отправились их логово в лесу искать. Нашли. Да те и не прятались. Живут рядом с Капищем. Трупы тех, кто тогда на нечисть пошел, до сих пор на камнях предков гниют. Мы даже из Рагнвальда колдунов приглашали. Да без толку — пожрали их в ту же ночь. Слухи, конечно, поползли, король к нам даже инквизиторов прислал. Обвинили во всех бедах бабку Вальдиву, утопили ее и уехали. С тех пор мы сами. Наверное, ты пришел бы в пустую деревню, если бы однажды Селена не предложила сделку. Они нас не трогают, а мы им раз в месяц отдаем больных или калек, а коли таковых нет, то — стариков. Так и живем. Кто-то бежать пробовал, но их потом мертвыми находили.

— А как же фермеры? — вспомнил Хлодвиг. — Те, у кого вы скотину покупаете? Их упыри не трогают?

— Да брось. Селена тут всей округой заправляет. Думаю, они не только нас с фермерами пасут, но и другие поселки за Ущельем. Иначе к нам бы являлись не раз в месяц, а раз в неделю, а то и чаще. Жрут они немерено, люди так не едят.

Ройсин ушел под утро, еле передвигая ноги, но гордо отказавшись от помощи. Хлодвиг долго глядел, как его фигура исчезает в туманной пелене рассвета, и думал о том, что ему стоило вернуться раньше. Может, успел бы. Сенга была не старой, но кому нужна целительница, когда спрос на больных и калек.

Хлодвиг думал, что встретит рассвет, но к утру его все же сморило. Еще бы — столько вина выпил. И это было хорошо. Если человеческие слабости и грехи с ним остались, значит, не все он оставил там, в пещере хенгов.

Пробуждение оказалось предсказуемым. Он даже заулыбался, чувствуя, как неподъемны стали руки и ноги. Наверное, все проспал — и рассвет, и работу, которую отец назначил. Правда, Хлодвиг не помнил, чтобы в избе Сенги на пол нанесло землю, а ведь именно на ней он сейчас лежал. И пахло иначе. Не травами и мазями, которые впитались намертво в деревянные стены целительского дома, но грязью, сеном, скотиной и навозом. А еще его гладили. Нежно так, заботливо. Руки он узнал. Ладошки Ории всегда были мягкие, теплые, до сих пор самые любимые. Когда Хлодвиг открыл глаза, то подумал, что все еще спит. Красавица Ория сидела рядом, перебирая пряди его отросших волос, которые он так и не успел остричь. Она улыбалась и плакала. Такие разные эмоции на прекрасном лице застали Хлодвига врасплох. Он даже меньше удивился, когда обнаружил, что связан и лежит не в избе Сенги, а в каком-то сарае, где помимо него и Ории собралось еще человек семь вместе с отцом и братьями. Ройсина, правда, не было, но с ним в таком маленьком помещении и вовсе было бы тесно.

— Отчего ты плачешь, Лесной Цветок? — так он звал ее давно и всегда наедине, но они оба знали, что больше не увидятся никогда.

— Спасибо тебе, — глотая слезы, прошептала Ория. — Спасибо, что спасешь моего сына.

Хлодвиг ничего не успел ответить, потому что уловил взглядом кивок отца, а еще через миг кузнец Гондур опустил молот на его ногу. Пока Хлодвига били, в голове у него успело пронестись много мыслей. Гораздо больше, чем должно быть у того, чье время вышло. Боль вернулась так привычно, словно он и не убегал из пещеры хенгского колдуна. Домой он вернулся, но желание быть с людьми оказалось неисполнимо.

— То, что не сделал сам, сделаем мы, — донесся до него голос отца. — Честь превыше всего.

Раньше Хлодвиг тоже так думал. До того, как узнал кое-что о хенгах и смерти.

Очнулся он от того, что ветер теребил его волосы. Воздух пах морозом, который всегда опускался на деревню к ночи в Сухотень-месяц. Значит, скоро закат. Хлодвиг лежал на дороге у распахнутых ворот, селяне толпились неподалеку. Все пришли посмотреть, даже Ройсин, который хоть и прятался в последних рядах, но все равно любопытно тянул голову. Ория больше не улыбалась и не плакала, глядела на Хлодвига едва ли не с гордостью, мол, вот он мой герой. Не трусливый пес, выбравший в плену жизнь, но настоящий клодар, который с честью встречает смерть.

Поднять голову не получилось — что-то в шее заклинило. Справившись с болью в сломанных ребрах, Хлодвиг осторожно вздохнул и обнаружил, что у него еще двигалась правая рука. Ею он и помахал толпе, вызвав встревоженный шепот, который неожиданно перерос в гул, а потом также быстро стих.

Пришла, догадался Хлодвиг, но вторую попытку поднять голову не сделал. Боялся потерять сознание, а ему так хотелось еще немного побыть с людьми. Даже несмотря на то что их желания не совпадали.

— Прими, прекрасная Селена, нашего человека, — послышался дрожащий от страха голос отца. — Все согласно договору. Нерадивый, говорил я ему, не надо ту крышу чинить, моросило весь день, черепица мокрая, а он все равно полез. Сама видишь, как переломался, высота там немаленькая. Забирай его настрадавшуюся душу, спаси моего сына от страшных мучений.

Темнеющее небо исчезло, сменившись расплывчатым лицом Селены, которая наклонилась над Хлодвигом, внимательно его разглядывая.

— Живой, — протянула она, улыбаясь, — а я решила, Вигор, что ты мне снова мертвечину подсовываешь. Ну что, солдатик, — это предназначалась уже Хлодвигу, — жалеешь, наверное, что живым из плена вернулся? Да ты не волнуйся. С такими переломами тебя бы никакая целительница не вылечила. А я все поправлю. Будет больно, но тебе уже все равно, верно, милый?

Хлодвиг старался не дышать, чтобы не вдыхать зловоние, исходившие от упырицы, но чувствовал, что сдерживаться становилось труднее. Когда его подняли с земли, кровь так и хлынула из продырявленного тела. То мясник постарался, не подумав, что колотые раны от удара об землю получить сложно. Селена зашипела и тоже не вытерпела. Хлодвиг чувствовал ее голод еще вчера, сегодня он стал почти неутолимым.

Когда она, не сдержавшись, схватила его руку и впилась зубами в плоть, Хлодвиг решил, что и ему сдерживаться больше не надо. Наверное, вампиры уносили жертвы на Капище, где и пировали под лунным светом, но голод был настолько силен, что они начали на виду у людей, которые не спешили расходиться, с любопытством и страхом наблюдая за зрелищем.

Впрочем, эти чувства вскоре сменились другими — удивление и ужас были не худшей парой. И на этот раз справедливости ради удивлялись и ужасались не только люди, но и нелюди тоже. А вот Хлодвиг не удивлялся. Сбежав от хенгов, он знал, что ему оставили лишь иллюзию жизни, хоть она и помогла добраться до дома. Что бы там ни думал староста с колдуном и сельчанами, но Хлодвиг был рад, что ему удалось пережить те волшебные моменты близости с людьми, которые случились вчера — взгляды Ории, возвращение в избу Сенги, выпивка с Ройсином. То была малость, но ради нее Хлодвигу удалось побыть тем, кем он был до того, как его пленили хенгские колдуны.

Голова Селены болезненно дернулась, когда ее зубы застряли в растущих костях. В оглушительном треске, с которым рвалось тело Хлодвига, было трудно услышать, как сломались белоснежные клыки вампира, как лопнула голова одного из упырей, накрытая сверху когтистой лапой, как хрустнул позвоночник другого, перекусываемый гигантскими челюстями. Вы и понятия не имеете, что такое настоящий голод, подумал Хлодвиг, отстраненно наблюдая, как тварь, в которую его превратил плен, поедает других тварей. Там, в пещере хенгов, все выбирали смерть, и не клодарский кодекс чести был тому причиной. Одного воина убил сам Хлодвиг — по его же просьбе, другой сумел повеситься на волосах прежде, чем за ним пришли, а вот Хлодвиг хотел вернуться домой — что бы это ему не стоило. Правда, цена оказалось слишком высока. Домой он вернулся, но человека в себе потерял навсегда.

Доев последнего вампира, пес-оборотень обернулся на оцепеневших от ужаса людей. Хорошо, что не успели зажечь факелы — ему не хотелось разглядывать их глаза. Достаточно было волн омерзения, ненависти и страха, которые исходили от человеческой толпы.

Не трусливый пес — окаянный, поправил он мысленно отца и повернулся к темнеющему лесу. Убедить себя не трогать деревню удалось не сразу. Звериное пробуждалось быстро, занимая место человеческого. Мощные лапы остервенело били дорогу, слюна, смешанная с кровью, капала на мохнатую грудь, ветер играл в гриве. Давно ему не приходилось так бегать. Но от того, как быстро исчезнет деревня с его глаз, значило многое. Он уйдет за озеро, поднимется в горы, найдет другую землю, где живут другие селены — в этом сомневаться не приходилось. Но сначала он забежит на Капище. Сказать спасибо и прощай Сенге, целительнице, воспитавшей его с любовью к жизни.