Повелитель моря Том I

Высокий молодой человек в расшитом золотом тёмно-синем камзоле, синих панталонах и испанских сапогах из выбеленной кожи, стоял на квартердеке[1], оперившись о планшир[2] и вглядывался в даль. Туда, где синева моря соединялась с голубизной неба.

Над его головой, покрытой чёрной широкополой шляпой с белым страусовым пером, развевалось на кормовом флагштоке синее полотнище с сияющим золотым солнцем, а над бизань-мачтой[3] гордо реял белый с красным бургундским крестом флаг Испании[4]. Крепкий ветер усердно надувал голубые паруса, подгоняя корабль всё ближе к дому.

Рисунок 1 "Победоносец"

https://a.radikal.ru/a12/1809/1a/c13b15d1c37f.gif

— Ми альмиранте! — хриплый мужской голос перекрыл скрип рангоута[5]. Анри обернулся. — Похоже, ветер не скоро переменится, — Энрике опёрся одной рукой о нактоуз, а другой указал на пушистые облака, похожие на отару овец. — Думаю, мы будем в Белизе к закату!

Ничего не ответив, адмирал снова обратил взор в море и погрузился во внезапно накатившие воспоминания.

Недели три назад, при возвращении в Белиз из Сан-Хуана, после этой привычной фразы в его мозг словно ударила молния. На какой-то момент ему даже показалось, что тело перестало подчиняться, а мысли коснулось чужое сознание.

Анри прислушался к себе, выискивая в памяти удивившие его тогда странные ощущения. Первым вспомнилось непреодолимое желание оглядеть себя. Некая сила заставила его осмотреть одежду, словно он видел её впервые в жизни. Затем из глубин памяти всплыло и то, как на доли мгновений он будто забывал давно знакомые слова. С любопытством и неким неосознанным опасением Анри прислушался к себе — не повторятся ли те странные ощущения? Но ничего не почувствовал. Лишь память услужливо указала то самое немолодое женское лицо, что в той ослепительной вспышке мелькнуло перед внутренним взором. Осознать произошедшее он тогда не успел — вперёдсмотрящий заметил паруса. Надо было принимать решение, потому что капитаны Победоносной армады, прильнув к зрительным трубам, ждали сигнала с флагманского корабля. Поскольку необычное явление с тех пор больше не повторялось, повседневные дела и заботы вытеснили воспоминания о произошедшем на задний план. Упоминание Белиза примерно на том же месте, как и тогда, всколыхнуло память. Перебирая знакомые и уже почти забытые женские лица, Анри попытался опознать мелькнувший в заблеске лик. Безуспешно. Зато эта попытка пробудила в нём мысли о доме и о городе, приютившем его.

Белиз... Вот уже долгих восемь лет он — Анри Верн, торговец и владелец собственного флота, уважительно именуемый подчинёнными Эль Альмиранте, считал его своим домом. На самом деле не было там у него жилья, только склады да лавка на Торговой площади. Настоящий дом — это восьмидесятипушечный линейный[6] корабль, несколько лет назад найденный возле Бермудских островов, а затем отремонтированный в Сан-Агустине и получивший нынешнее имя — "Победоносец". К настоящему времени Анри уже владел плантациями на Кубе, Ямайке и трёх островах из Малых Антильских, но только сюда — в Белиз — возвращался, как домой. Может быть, потому, что это было первое поселение в Новой Испании, до которого когда-то добрался молодой моряк, мечтая начать новую жизнь?

"Сколько мне тогда было? Восемнадцать?" — видения водоворотом закружились перед глазами памяти. Вспомнилась усталая улыбка матери и то, как она постоянно заправляла непокорную прядь тёмно-русых волос под платок. И сухой голос парализованного отца: "Погоди, сынок, не уходи! Прочти мне ещё страницу!" ... И озорные лица двух младших братьев и сестры, которые, однако, были размытыми, затуманенными — память постепенно стирала черты и голоса, но вот их обгорелые тела виделись по-прежнему чётко. Наверное, потому что именно ему — двенадцатилетнему мальчишке, в одночасье ставшему бездомным сиротой — пришлось хоронить всех: и братьев, и маленькую сестричку, и отца, и, спустя несколько дней, мать, чьё изуродованное тело море вынесло на берег недалеко от деревни...

Набеги пиратов на немногочисленные рыбацкие деревушки Испано-Французского Средиземноморья не были редкостью. В детстве Анри не раз слышал о разграбленных и уничтоженных прибрежных поселениях. Но, повторяя за взрослыми страшные проклятия в адрес подлых разбойников, не испытывал ненависти. Она пришла потом. Она ворвалась в его душу адским пламенем, когда, вернувшись с ярмарки в Фигерасе с соседом, которого мать, узнав, что тот отправляется торговать, уговорила взять мальчика с собой, чтобы он мог продать её последнюю драгоценность — обручальное кольцо, вместо родного дома увидел пепелище. И потом, когда над могилами родных, стыдливо пряча слёзы, хоть их и некому было видеть, он поклялся, что однажды возглавит отважных моряков и поведёт борьбу с морским разбоем до конца своих дней.

Как же много всего мальчишке пришлось пережить и испытать до того, как судьба вознесла его на шканцы мощного боевого судна! Забудется ли когда-нибудь сожжённая дотла деревня и золотое кольцо матери, спасшее ему жизнь? Как долго он ещё будет помнить голодное и холодное путешествие по Каталонии, грязный и шумный порт Барселоны и фелуку, на которую его взяли бисоньо[7], и то потрясение, когда он понял, что попал к отпетым негодяям, не гнушавшимся ни контрабандой, ни разбоем?..

Анри вздохнул, отгоняя воспоминания. Здесь, в Тиерра Фирме[8], он уже успел стать легендой. Во всех тавернах и трактирах испанских колоний встречались "хорошо осведомлённые" пьяницы, готовые за кружку пива "раскрыть все тайны прошлого и настоящего" славного Эль Альмиранте. Но, на самом деле, даже ставшие самыми близкими ему люди ничего не знали о своём адмирале, кроме случайно оброненных им в разговоре крупиц воспоминаний да того, чему сами были свидетелями. Тут у каждого есть своя история, приведшая представителей разных сословий из разных европейских держав в Новый Свет, но не каждый готов был ею делиться. Здесь жизнь учит жить настоящим, не вороша прошлое, и верить делам, а не словам.

Анри огляделся — с обеих бортов и за кормой "Победоносца" желтели наполненные ветром паруса. Это его Победоносная армада послушно следовала за своим флагманом. Чувство гордости горячей волной накрыло Анри. Как же много он успел достичь в свои неполные двадцать шесть лет! Слава успешного торговца открыла его торговым караванам все порты Нового Света, а четырнадцать боевых кораблей, разделённых на две армады, бороздят воды Карибского моря и Мексиканского залива, да в Сан-Хуане набирает команду пятидесятидвухпушечный будущий флагман новой армады.

"Видать, у Господа есть какие-то планы на меня, раз он ко мне так благоволит, — Анри перекрестился и благоговейно поцеловал палец. — Ведь ещё восемь лет назад всем моим имуществом был только нож!", — он невольно взглянул на свою правую руку. Указательный палец украшал массивный золотой перстень с крупным тёмно-синим сапфиром. Поверх камня красовался витиеватый вензель: литеры A и V, переплетались и как бы вытекали одна из другой в виде скрещённых шпаг. Они не только надёжно удерживали в ложе перстня драгоценный камень, но и оставляли на воске отпечаток того самого прошлого, которое он — Андрес Анри Руис Верн — не хотел забывать. В этих литерах было не просто его имя, но и память о его дедах — каталонском мастеровом и французском моряке. Каждый раз, втискивая в воск эту печать, Анри словно отправлял своим предкам посыл, что они могут гордиться им, несмотря на то, что он не осуществил мечту матери — не пошёл по стопам рода Руисов и не стал архитектором, а посвятил свою жизнь морю, как и его дед Анри Верн.

Своего каталонского деда Анри почти не помнил — слишком рано тот ушёл из жизни, зато его французский дед, пропахший рыбой, прокопчённый солнцем и просоленный морем, был для Анри другом и учителем. Именно в память о нём, решив начать новую жизнь, юноша, ступивший в феврале 1652 года на доски мола в Белизе, стал Анри Верном, оставив Андреса Руиса далеко в прошлом. Лишь спустя годы, заказывая себе дорогой печатный перстень, Анри велел мастеру вплести в вензель первую литеру оставленного в Старом Свете имени, данное ему по праву первородства и согласно древней традиции из поколения к поколению передаваемое от отца к сыну рода Руисов — Андрес.

Из погружения в лабиринты памяти Анри вернул в действительность звук корабельного колокола, отбивавшего склянки[9]. Когда после четвёртого сдвоенного удара вахтенный матрос прокричал:

— Восемь склянок[10]! Конец вахты! — к Анри подошёл Энрике:

— Ну что, ми альмиранте, пригласишь отобедать? — белозубая улыбка прорезала его коротко стриженую чёрную бороду с прожилками седины, слившуюся с пышными усами.

— Разве я могу нарушить традицию, капитан? Передавай вахту и приходи, — Анри слегка хлопнул друга по плечу и направился к трапу.

Над трапом показалась золотоволосая голова Густафа — молодого, но уже опытного навигатора. Жизнерадостный голландец резво взлетел на шканцы, поприветствовал адмирала и энергично сообщил капитану о своей готовности заступить на вахту.

Не дожидаясь конца протокола, Анри спустился и вошёл в проём полуюта[11] мимо слуги, услужливо придержавшего дверь в адмиральскую каюту.

* * *

Ветер крепчал. Лазурно-синее днём, море к вечеру потемнело, как и небо. Клонившееся к горизонту солнце золотило немногочисленные облака. Местами их золотистый цвет переходил в тёмно-оранжевый, словно кто-то могущественный и очень щедрый посыпал их цейлонской корицей. Иссиня-чёрные волны вздымались, заставляя корабль взбираться на гребни и потом стремглав падать вниз. Но "Победоносец" упорно стремился вперёд.

Солнце уже почти касалось воды, когда Анри снова поднялся на квартердек. Следом за ним появился капитан Энрике. Сопротивляясь ветру и балансируя на гарцующей палубе, они приблизились к стоявшему у нактоуза Густафу:

— Идём бакштаг[12], менеер адмирал! Скоро будем в Белизе — уже виден маяк на Птичьем острове и чайки появились! — перекрикивая ветер, доложил навигатор и указал яркую оранжево-красную точку на горизонте.

Новый порыв ветра заскрипел такелажем и толкнул корабль в корму, словно наездник, подстегнувший лошадь ударом по крупу.

— Сигнал армаде "Строй кильватера[13]", — скомандовал Анри и протянул руку. Густаф незамедлительно вложил в неё зрительную трубу и сразу же после этого удивительно сильным голосом для такого худощавого тела повторил приказ. Как эхо его подхватил стоявший на шкафуте[14] боцман, и над кораблём разнеслись трели боцманской дудки. Матросы забегали, потянули фал и разноцветные вымпелы, как красочная гирлянда, полетели вверх.

— Надо бы грота-шкоты подтянуть, — заворчал Энрике и рванул на шкафут, на ходу рыча команды.

Вахтенный матрос осторожно перевернул стеклянный цилиндр песочных часов, бережно упрятанных в раму из красного дерева, выложенную изнутри бархатом, и сразу же мелодичный звук судового колокола разнёсся над палубой, сливаясь со свистом ветра — один сдвоенный и один простой удар.

— Три склянки[15]! — догнал звук колокола голос матроса.

Быстро темнело. Ветер то стихал, то снова налетал, подгоняя Победоносную армаду к родной гавани. Корабли шли правым галсом, виляя среди многочисленных островков и мелей. Свет маяка — путеводная звезда отважных, бросивших вызов бездонной морской стихии — становился всё ярче и всё ближе...

Не прошло и двух часов, как "Победоносец" первым встал на рейд[16] в Белизе.

* * *

Всю ночь лил дождь. Тяжёлые капли барабанили по доскам полуюта и стучались в окна. Под их дробь и мерное покачивание корабля Анри, закутавшись шёлковым покрывалом, крепко спал. Звук корабельного колокола, отбивавшего склянки "собачьей" вахты, ворвался в его сон, став частью сновидения так же, как и монотонные звуки дождя и раскаты грома.

Анри снился бой.

Их уже было много в его жизни. Слишком много. Среди них были равные и неравные, случайные и ожидаемые, с потерями и без. Но из всех он вышел победителем. Что было причиной его побед? Невероятное везение или же отвага и опыт? Умение находить самоотверженных офицеров, надёжных моряков и верных солдат? Или, может, педантичное изучение и кропотливое нанесение на карты предательских мелей и рифов, изменчивых течений и розы ветров? Скорее, всего, всё, вместе взятое, и ещё безграничное стремление к знаниям, пытливый аналитический ум и упорный труд.

Но сейчас Анри просто спал и видел сны. Яркие, живые, наполненные звуками и запахами. Он снова слышал громыхание пушек и треск картечи, попавшей в фальшборт. Свист летящих ядер и лопавшийся от их попадания бархоут[17], стон сломанных мачт и крик идущих в атаку абордажников... Он снова рубил и колол врагов саблей и ощущал запах их крови. Кровь... Она была повсюду. Даже море казалось красным от крови...

А потом появились лица — искорёженные гримасами страха и ненависти — у пленных, страдальческие — у раненых, и радостные — у победителей...

* * *

Лучи восходящего солнца разбудили Анри. Лежать на шёлковой простыне было очень приятно, но нежиться в постели — непозволительная роскошь, поэтому он встал и позвал слугу. Когда до него донеслись два сдвоенных[18] удара колокола, он уже был умыт и полуодет. Облачившись в белоснежную рубашку из испанского шёлка, взял из сундука чёрные бархатные туфли с серебряными пряжками и вышел на шкафут.

Торопливо поднимаясь над горизонтом, солнце вызолотило небо, а лениво плещущемуся морю придало медный оттенок. Лёгкий бриз был весьма кстати в душном влажном воздухе. Палубные доски ещё не высохли после ночного дождя, и в утренних лучах казалось, что по палубе разлили расплавленную бронзу.

Рисунок 2 Рассвет в Белизе.

https://a.radikal.ru/a01/1802/7a/240441168562.jpg

Анри любил утро. Ещё будучи мальчишкой, он вставал с рассветом, чтобы проводить деда. Старик Верн привил своему внуку любовь и уважение к морю, научил понимать и не бояться его. "Наша кровь солёная, потому что в ней есть море", — любил повторять дед. Старый моряк считал эту водную стихию огромным живым существом и верил, что тот, кого она полюбит, сможет всегда с ней договориться — утихомирить шторм или же призвать ветер в полный штиль. И Анри верил деду. Верил до тех пор, пока море однажды не забрало старика. А до этого было не одно утро, когда, придя на берег, они вскидывали руки вверх, приветствуя море и солнце. После этого дед выталкивал свою баланселлу в воду и уплывал. Анри же ещё долго стоял на берегу, всматриваясь вдаль на постепенно исчезавший парус. Утренний воздух был прохладен, и чтобы согреться, мальчик размахивал руками и приседал. Постепенно это стало обычным утренним ритуалом, который не только согревал, но и придавал немалый заряд бодрости.

Детство давно кончилось, но привычка осталась. Не изменил ей Анри и сегодня. Он вышел на палубу, повернулся к всплывавшему солнцу и приветственно поднял руки. Прошептав благодарственную молитву, перешёл к активной части, чтобы размять натруженные недавним боем мышцы.