Волнения в Ахтырке в 1679 году

19 июля датируется и память Р. Маслову. В ней повторяется сюжет, изложенный в памяти Л. Бекетову, с той лишь разницей, что в памяти Р. Маслову предъявлены конкретные обвинения — "а ты де на двор охтырского полковника Ивана Перекреста приходил з денщиками и бранился с наказным полковником, и хотел на дворе ево бить" [7, л. 22]. Р. Маслову предписывалось сдать все городские дела Л. Бекетову и прибыть с поруками в полк к И. Б. Милославскому. "А будет порук не будет, скована с приставы и с провожатыми" [7, л. 22]. Была составлена соответствующая поручная запись. За Р. Маслова поручились представители ахтырского духовенства и мещанские сотники [7, л. 49].

20 июля боярин и воевода И. Б. Милославкий докладывал царю о положении дел в Ахтырке и о принятых мерах, включая посылки И. Пазухина со стрельцами, Л. Бекетова и отстранение от должности Р. Маслова [7, лл. 22 — 29].

23 июля И.А. Пазухин, посланный для "взятья и розыску в бунтовстве вора охтырского казака Сенки Руженского", писал И.Б. Милославскому о выполнении поручения. В семи верстах от Нежина И. А. Пазухин встретил завоеводчика и есаула Ивана Новикова и по приказу последнего прибыл к князю М.А. Черкасскому. Стан князя Черкасского находился близ Нежина. Выслушав И.А. Пазухина, князь Черкасский высказал неудовольствие действиями И.Б. Милославского, "для чего де боярин Иван Богданович в мое вступаетца, хто ему велел и какое ему до того дела, без него с ворами и с бунтовщиками управился. А послал де в полк к генералу порутчику и воеводе к Григорью Косагову для того дела ис полку своево столника Микиту Глебова, а с ним пять рот рейтар и велел ему, Ивану, откуды приехал туда и поезж [текст утрачен] а в полк к генералу порутчику и воеводе к Григорью Косагову ехать ему не велел." [7, лл. 31 — 32].

Таким образом, можно говорить о том, что С. Ружинский был взят под стражу людьми князя М.А. Черкасского 20 июля. 26 июля боярин и воевода И. Милославский в письме генерал-поручику Косагову бунт С. Ружинского упоминает уже в прошедшем времени [7, л. 36]. Аналогичное упоминание находим и в памяти полковникам М. М. Гопту, А. В. Росворму, Г. Кондратьеву и И. И. Перекрестову [7, л. 37]. Арест произошел 20 июля, о чем писали 2 августа боярину И. Милославскому полковники М. Гопт и Г. Кондратьев [7, л. 38]. Также они сообщали интересные сведения о положении в стане ахтырских казаков после ареста С. Ружинского: "а Ахтырского полку козаки с тово числа и по се число стоят себе с обозом по-прежнему и ожидают к себе указу от Сенки Ружинского, и многия из них розбежались, а что у них замислу ехтого мы не ведаем, и не чаем от них добра. А мы с полками укрепясь обозом стоим меж Смелое и Терн, и речки Бежи в вершине и ожидаем от вас бояр и воевод указу" [7, л. 38]

27 июля И. Милославский докладывал царю о ходе ахтырского дела. Среди прочего И. Милославский упоминает о миссии И. Пазухина, его встрече на реке Крапивной в семи верстах от Нежина с завоеводчиком и есаулом И. Новиковым, о пребывании И. Пазухина в стане князя М.А. Черкасского, о посылке последним пяти рот рейтар под командованием стольника Н. Глебова для задержания С. Ружинского и других участников бунта. И. Б. Милославский указывает на то, что С. Ружинский с прочими бунтовщиками находится в руках князя М.А. Черкасского и просит царя учинить особый указ для препровождения С. Ружинского к нему, к И. Милославскому, поскольку "к тому ж воровству причинились многие ахтырские жители как он сперва приехал с Москвы в Охтырку и учинил бунт и отпустил дву человек лазутчиков, которые сами на себя говорили, что они присланы от турского салтана в твои, великого государя, малороссийские городы зажигать городы" [7, лл. 32 — 35].

30 июля Л. Бекетов бил челом И. Б. Милославскому и докладывал о своей деятельности в Ахтырке. Л. Бекетов принял город у Р. Маслова и 30 июля выслал его к И.Б. Милославскому в Киев с поруками. С. Ружинского и его челядника Петрушку Л. Бекетов не задержал. "А бунтовчиков к тому делу пущих завотчиков в Охтырску по се число не сыскано ж, потому что их имать в наказе у меня не писана, а вора Сенки Руженскогои животы его при протопопе и при иных священниках сторонними людьми запечатаны, и сторожа до указа великого государя поставлена. А которою пушку Сенка Руженской взял с полковникова двора к себе, а тою пушку взял у нево, Сенки, на дворе и поставил на прежнем месте где она стояла" [7, л. 48].

Дабы не прогневить начальство, Л. Бекетов принялся разоблачать заговоры в самой Ахтырке. Прежде всего он взялся за отставленного от должности Р. Маслова, компромат на которого вскоре нашелся. В ахтырскую Приказную избу явился бывший пушкарь Якушка Малыгин и заявил, что Р. Маслов "свез насилством" дочь его девку Федоску и сына Еремку "в поместье свое в Белагородской уезд в село Маслова" [7, л. 39].

Также 2 августа Л. Бекетов докладывал И. Б. Милославскому о том, что во время встречи с наказным полковником Р. Степановым близ Приказной избы собрались "градские люди меншие", многие из которых были пьяны, и стали кричать "великим крикам". А собрал тех людей ахтырский казак Ничипорка Шинкарь. Собравшиеся грозились убить наказного полковника Р. Степанова. Л. Бекетов послал подьячего с пушкарями прогнать возмутителей спокойствия с государева двора, но они "учинилис непослушны, завотчикав и никаво поимать не дали". А Ничипорка Шинкарь пришел на государев двор в хоромы Л. Бекетова, "учал наказного полковника бранить и от полковничества отказыват неведама по какому умыслу, чтоб ему Роману в наказных полковниках не быть, и насечку у него Романа просил, и говаривал, мы де выберем инога наказного полковника". Задержать Ничипорку не удалось, т.к. он "учинился силен, поймат себя не дал". Л. Бекетов послал денщиков в дом Ничипорки, но там его не оказалось. Застали там только Агапку, жену Ничипора. В расспросе она сказала, что "муж ее уехал в Киев с Семеном Бакиревским, да в то ж де число приехал з дороги от Родиона Маслова человек ево, и взял де мужа ее с собою в Киев вместе". Л. Бекетов "посылал в погоню пушкаря да полевова сторажи Михайлу Черепка дарогою да Олешни и до Лебедина". Но преследование оказалось неудачным. Посланные люди вернулись и сказали, "что де Ничипорка поехал в Киев с Родионом Масловым и с иными товарыщи иною дорогою" [7, лл. 41 — 43].

После ареста 20 июля С. Ружинского волнения стали затихать. Началось следствие. Был допрошен и Р.З. Маслов, поскольку в отписках Г. Косагова и Л. Бекетова он выступал едва ли не вторым после С. Ружинского организатором бунта. Конечно, Р. Маслов мог иметь сложные отношения с полковником И. Перекрестовым, но это не означало, что Р. Маслов был готов пуститься в сомнительную авантюру. Он провел слишком много лет на службе, занимал довольно высокие должности в масштабах белгородской служилой корпорации и прекрасно понимал все возможные последствия собственных опрометчивых решений. К тому же не лишним будет вспомнить, что изначально Р. Маслов как участник ахтырского бунта появляется в письме Р. Степанова к И. Перекрестову, т.е. могла идти речь о банальном сведении счетов. А Л. Бекетову требовалось найти виновного, т.к. главный инициатор выступления казаков, С. Ружинский, был арестован людьми князя М.А. Черкасского, не вполне ладившего с И. Милославским, начальником Л. Бекетова. Иными словами, Р. Маслов мог стать жертвой борьбы двух конкурирующих за царскую милость ведомств. Косвенно об этом говорят и расспросные речи Р. Маслова. Изложение Р. Масловым ахтырских событий существенно отличается от рассказов Р. Степанова, Г. Косагова и Л. Бекетова.

Р. Маслов сообщал, что действительно, "в нынешнем де во 187 году июля в 9 числе приехал с Москвы в Охтырской охтырский казак Сенка Руженской в день после обеда, а с ним де Сенкою приехало богодуховских ис Мерла, ис Сенного, с Колонтаева, с Краснова Кута, с Мурафы казаков человек семдесят на конях в саадаках ис ружьями, ис пищалями, ис саблями". Встретил Р. Маслов С. Ружинского за городом и проводил на его двор. Был он там всего треть часа и пошел к себе на двор, шуму от С. Ружинского в тот день не слыхал, и свез ли тот пушку с полковничьего двора не ведал, "а лазутчиков де дву человек, которые сами на себя говорили, что они присланы от турского салтана в малоросийские городы городов жечь, у него, Родиона, и у полковника не было" [7, л. 51]. О тех лазутчиках Р. Маслов впервые узнал из памяти, привезенной Л. Бекетовым, "а их де в Охтырском у него, Родиона, и у полковника в помине не было, и про них не слыхали". На следующий день к Р. Маслову пришел ахтырский подьячий Кузьма Карташов и сообщил о том, "что де богодуховские казаки взяли от полковникова двора полковую небольшую железную пушечку, потому что де у той пушечки сидел прикован богодуховской казак, а как ево зовут и он ево не знает". Из Ахтырки С. Ружинский с казаками отправился в полк к боярину И.Б. Милославскому, и казаки "сабел наголо не везли, а были де пищали были у них на плечах" [7, л. 53]. Посылал ли С. Ружинский казаков за полковым писарем Р. Скочком и хотел ли челядник Петрушка убить Филиппа Перекрестова Р. Маслов не ведал. На следующий день после приезда в Ахтырку С. Ружинского действительно казаками был избит пушкарь Ивашка Соболь. И казаки те учинили большой крик, "а кричали, что де побить жидов", и пошли к полковнику И. Перекрестову. В тот день в Ахтырке проходила ярмарка, Р. Маслов "в то время был в ряду для покупки", услыхал крики, послал подьячего Кузьму Карташова и пушкарского цехмистра Семена Шабельникова разогнать дебоширов. "И подьячему де они учинились непослушны, и он де, Родион, ходил сам на тот крик и их розогнал, а завотчиков де пущих в то число не сыскал, потому что было их многолюдно. И о том к боярину и воеводам к Ивану Богдановичю с товарыщи не писал, потому что де Сенка с семи казакам поехал сам к нему боярину и воеводам в поли" [7, л. 54].

После инцидента на рынке Р. Маслов ходил к полковнику И. Перекрестову на двор и спрашивал полковничьего брата Филиппа отчего тот крик учинился. Филипп проявил полное неведение и даже не обмолвился о том, что челядник С. Ружинского хотел его убить. Там же оказался и наказной полковник Р. Степанов, который принялся бранить Р. Маслова. Свидетелями этой стычки стали подьячий Кузьма Карташов и карповский житель Никита Домнин. Они могли подтвердить слова Р. Маслова.

Будучи в Ахтырке С. Ружинский действительно "охтурских жителей у себя на дворе поил вином беспрестанно и за ворота бочку большую вывозил и выпоил". А детей бывшего пушкаря Якушки Малыгина, Федоску и Еремку Р. Маслов "не имавал". В 1678 г. в великий пост Я. Малыгин с дочерью пришел к Р. Маслову во двор жить добровольно, "потому что де он до ево приезду в Охтырской от пушкарские службы отставлен за старость и за пьянство" [7, л. 55]. В том же году Р. Маслов отослал Я. Малыгина с детьми в свое белгородское поместье, но Егорка, Якушкин сын, бежал вместе с Левкою, человеком Р. Маслова. Я. Малыгин с дочерью вернулся в Ахтырку и жил там до приезда Л. Бекетова. Никаких крепостей на Я. Малыгина и его детей Р. Маслов "не имал".

С Ничипором Шинкарем Р. Маслов действительно встречался, однако обстоятельства этой встречи были совсем иные, нежели описывал Л. Бекетов. Поскольку И. Милославский находился в Киеве, то и Р. Маслова отправили в Киев, куда ехал и Ничипор Шинкарь, названный Р. Масловым Микифоркой. Ничипор Шинкарь "с товарыщи" встретил Р. Маслова по дороге на Киев и сказал, "что де едут в полк к боярину и воеводам бить челом великому государю о грацких делех" [7, лл. 56 — 57].

Казалось бы, для Р. Маслова обстоятельства складывались благоприятным образом. Становилось ясно, что официальная версия, изложенная изначально наказным полковником Р. Степановым, далеко не во всем соответствует действительности. А именно ее взяли на вооружение И. Милославский, Г. Косагов, Л. Бекетов и др. Складывается впечатление, что Р. Степанов намеренно сгущал краски с целью опорочить С. Ружинского в глазах царской администрации, представить его закоренелым бунтовщиком и тем самым лишить всяческих шансов занять место ахтырского полковника. Р. Маслов в этой борьбе старшин стал разменной монетой. Кстати, сам Р. Маслов письмо Р. Степанова называл ложным [7, л. 129].

Но, в ходе следствия "у Родиона ж Маслова обявилос в коляске завязана в латку ео тетратка [писано — надстрочная запись] писменная, а в той тетратке писаных полдевята листа, а у листов по краям начерчено в кругах точки". В расспросе выяснилось, что "тетратка гадателная писма" писана подьячим Афанасьем Арефьевым. Допросили и подьячего А. Арефьева. Как выяснилось, в 1677 г. Р. Маслов и А. Арефьев были на Дону. Там А. Арефьев и списал гадательную тетрадь с образца ольшанца сына боярского Алешки Захарина. А. Арефьев путался в показаниях, изначально указывал на Сидора Захарьева, но позже называл Гаврилку, брата Сидора [7, лл. 59 — 60]. По этой тетради Р. Маслов и А. Арефьев "годали о розмене столника князя Андрея Ромодановского" [7, лл. 57 — 58].

Обнаружение гадательной тетради стало отягчающим обстоятельством. Р. Маслова посадили под караул, где он пробыл "многое время". В конце августа он подал челобитную на высочайшее имя и просил от караула его освободить на поруки. 29 августа последовала царская резолюция. Царь велел Р. Маслова "дать на крепкие поруки з записью, что ему до подлинного розыску и до вершенья очных ставак ставить, да в полку боярина и воевод Ивана Богдановича Милославского с товарыщи в розрядном шатре и в Курску о как ево впредь спросят и порутчиком поставить" [7, л. 129 об.].

Требуемая поручная запись была составлена "перед дьяки, перед думным, перед Васильем Новым, да перед Федором Шекловитым, да перед Ларионом Пашиным, да перед Любимом Домниным ставится по вся дни и довершения про бунт Сенки Ружинского сыскного дела" [7, л. 4]. По Р. Маслову поручились офицеры Белгородского полка, в т.ч. и майор Савелий Игнатьевич Вяземский. Следует заметить, что ахтырские события доставили Р. Маслову множество неприятностей, но не стали для него роковыми. Он оставался в завоеводчиках и ротмистрах вплоть до 1691 г., когда и был "за службу, за раны, за старость, за увечья от службы отставлен" [8, л. 33].

Помимо Р. Маслова допросу подвергся и ахтырский житель Никита Животовский. Его показания также далеко не всегда совпадали с версией событий, изложенной наказным полковником Р. Степановым. Н. Животовский утверждал, что "ехал Сенка Руженской в город на коляске, а Родион де Маслов с ним Сенкою ехал на одной коляске". Как казаки захватили пушку "того де он не видал, потому что в то де число собралос к Сенкину двору многия люди и пили вино, и поставцами з двора пошли, и пили, и кричали слава Богу, что мы дождались Семена". Про отпущенных лазутчиков он "ни от кого не слыхал". Н. Животовский указывал на то, что за писарем Романом Скачком С. Ружинский послал "богодуховских казаков человек с тритцать да челядника своего Петрушку". Видел Н. Животовский, как "Родион Маслов послал есаула Игната Шулгу да пушкаря Ивана Соболя, говорит, чтоб [не шумели — запись над строкой] и не кричали, и разошлись по домам. И богодуховские казаки, было их человек со ста, ясаула и пушкаря плетми били". Не смог Н. Животовский подтвердить рассказ Л. Бекетова о приходе на государев двор Н. Шинкаря (Н. Животовский называет шинкаря Никифоркой, хотя в отписке Л. Бекетова И. Б. Милославско Шинкарь назван Ничипором) и о его претензиях в адрес наказного полковника. При этом Н. Животовский подтверждал, что "охтырские мещане всем городом приходили к воеводскому двору и кричали Льву Бекетову, чтоб он иво, Микиту, с товарыщи свободил, они ни в чем не винны. А в то де число был у него, Льва, наказной полковник и Никифорка де Шинкар с теми градцкими людми просил у него, наказного полковника, и наказному полковнику кричали все, чтоб отдал им камышину, они де выберут себе иного полковника и бранили ево матерно. А убить его хотели ль, того де он не ведает. И воевода де Лев Бекетов посылал подьячего и пушкарей градцким людем говорить, чтоб они от государева двора отступились и крику никакова дурна не чинили. И отступя от государева двора стали купою против приказа, кричали, поедем, покиня все от налоги полковников Ивана Перекреста и от наказного в разные государевы городы" [7, лл. 61 — 64].