Волнения в Ахтырке в 1679 году

Масленков И. В.

Волнения в Ахтырке в 1679 году

Волнения в Ахтырке пришлись на разгар русско-турецкой войны 1672-1681 гг. Недавний Чигиринский поход, активные боевые действия в районе Харькова стали тем фоном, на котором развивались события в полковом городе Ахтырского полка. Соответственно, беспорядки в Ахтырке не могли не вызвать тревогу и беспокойство Москвы. Внутренние противоречия в среде казацкой старшины, ухудшение экономического положение казачества и мещанства, а также реалии войны наложили ряд особенностей на события 1679 года.

Само по себе ахтырское выступление интересно уже тем, что является наиболее крупным волнением на Левобережье после подавления крестьянской войны под руководством С. Разина. Но, к сожалению, должного внимания со стороны исследователей оно не получило. Первопроходцем здесь можно считать В. Ф. Волиса, научного сотрудника Ахтырского краеведческого музея, автора статьи "Выступление народных масс в Ахтырском полку в 1679 году", опубликованной в 1960 г. малым тиражом в сборнике "Краеведческие записки Ахтырского краеведческого музея" [1]. Однако данная работа многие годы оставалась малодоступной для многих исследователей.

О волнениях в Ахтырском полку вскользь упоминал А. Г. Слюсарский [2, с. 417]. Личностью Семена Ружинского, инициатора беспорядков, интересовался В. Данилевич [3, с. 278]. В своих краеведческих изысканиях на работу В. Волиса ссылались Артюшенко М. М. [4] и Ткаченко Б. И. [5]. Но, по мнению В. Маслийчука, последние работы обладают сомнительной научной ценностью [3, с. 278]. В 2004 г. работа В. Волиса о событиях в Ахтырском полку была переиздана В. Маслийчуком с его пространными комментариями [3], [6].

Следует учитывать тот факт, что работа В. Волиса была издана более 60-ти лет назад. В. Волис рассматривал события в Ахтырке в рамках марксистско-ленинской исторической науки как она понималась в СССР. Исследователь невольно становился пленником упрощенной схемы, где любое действие народных масс автоматически считалось прогрессивным. Не принималась во внимание как многогранность проявлений классовой борьбы, так и противоречивость внутрисословных интересов той или иной социальной прослойки. Да и своими действиями, как показывает практика, народные массы далеко не всегда способствуют социальному прогрессу. Порою они становятся заложниками собственного невежества и частнособственнических интересов, превращаются в слепое орудие в руках той или иной группировки господствующего класса. Многие важные мелочи В. Волис опустил как незначительные или не вписывающиеся в общую концепцию событий. Например, не рассмотрена роль приказного Р. Маслова. Вовсе не упоминаются вопросы пьянства и некоторые нюансы межнациональных отношений. Меж тем документы четко фиксируют стремление С. Ружинского заработать авторитет путем спаивания казаков и ахтырчан. Также одной из причин народной ненависти к И. Перекрестову помимо вымогательств и своеволия выступает еврейское происхождение полковника. Подобные факты плохо соотносились с советским представлением об истории, а потому не нашли отражения в работе В. Волиса.

Нельзя не отметить и фактические ошибки, вызванные неверным прочтением оригинальных документов. Так, В. Волис упоминает некоего московского дворянина Ивана Андреевича Паскина [6, с. 286]. В действительности же речь должна идти о И. А. Пазухине, представителе старинного дворянского рода, ведущего свое начало с конца XV в. Также говорится о реке Тор, хотя в письме к боярину И. Милославскому от полковников М. Гопта и Г. Кондратьева речь шла о реке Беже и о селении Терны [6, с. 282]. Тут не лишним будет указать на особенности рассматриваемых документов. Многие из них написаны плохо читаемой скорописью, некоторые на малороссийском наречии, что делает их расшифровку задачей довольно сложной даже для профессионала.

Нынче в украинской исторической науке широко распространилась концепция если не классового мира, то представление об исконном демократизме украинского общества, основанного на принципах казацкой вольницы, на высокой социальной мобильности, на "черкасских обыкностях". При этом все социальные противоречия сводятся к соперничеству за власть среди старшины или противостоянию между казаками и представителями московской администрации. Подобные теории способствуют созданию ложной, идиллической картины малороссийского общества второй половины XVII в.

Все вышеизложенное делает обращение к теме ахтырских событий 1679 г. вполне естественным и актуальным, поскольку они нуждаются в переосмыслении с позиций нашего нынешнего исторического знания.

В. Волис категоричен в своих суждениях, называет волнения в Ахтырке выступлением народных масс, направленным прежде всего против феодального гнета. Автор предлагаемой работы намеренно осторожен в выборе определений, считает необходимым проявлять некоторую деликатность, вызванную спецификой и многоплановостью рассматриваемых событий. На взгляд автора более уместен термин "волнение", поскольку выступление ахтырчан являлось стихийным, не имело какого-либо плана, ясных политических и экономических целей, развивалось как ответ на целый ряд действий представителей московской и полковой администраций, не приобрело форму вооруженного восстания, направленного на свержение власти.

Касательно вовлечения народных масс также не следует спешить с выводами. Народные массы — понятие слишком общее и расплывчатое. Напротив, документы говорят о том, что волнения не охватили весь город или полк. В них участвовало едва ли более двух-трех сотен человек. Меж тем мы знаем, что в волнениях принимали участие прежде всего казаки Богодуховской сотни Ахтырского полка, часть горожан и некоторые представители старшины и зажиточного казачества.

Документы, благодаря которым мы имеем возможность судить о волнениях в Ахтырке в 1679 г., являют собой переписку между официальными лицами, челобитные, памяти чиновникам, отписки, расспросные речи свидетелей, поручные записи и т.п.

Следует сказать несколько слов о невольном инициаторе волнений, а именно о Семене Дмитриевиче Ружинском, происходившем из казацкой старшины. Сам он владел многочисленными грунтами по рекам Мерле и Мерчик, дворами и винокурнями в Ахтырке и Богодухове, приходился зятем полковнику Демьяну Зиновьеву. С. Ружинскому удалось добиться поддержки Москвы в борьбе с полковником И. Перекрестовым. Имея на руках соответствующую грамоту на имя белгородского воеводы И. Б. Милославского, С. Ружинский отправился в Ахтырку.

О дальнейших событиях мы узнаем прежде всего из письма генерал-поручика Г. Косагова боярину и воеводе И.Б. Милославскому. Г. Косагов пишет, что 12 июля 1679 г. наказной полковник Роман Степанов сообщил ахтырскому полковнику И. Перекрестову о приезде в Ахтырку 9 июля С. Ружинского. На подъезде к Ахтырке он встретил богодуховских казаков "и с собою взял, и взбунтовал, и ко мне в полк не пустил, и поставил де кругом полковницкого двора караул, и дождавши вечера прислал пушкарей, и казаков богодуховских с челядью своей с мушкетами из ослопами и в сторону гармату отогнал, и пушку совсем взял к себе, и что было злодеев и шпигови дву человек отпустили, которыя сами на себя говорили, что они присланы от турецкого салтана в малороссийские государевы города палить, и казну, зеля и свинец все забрал" [7, л. 6]. После захвата пушки С. Ружинский приказал казакам числом более двух сотен "с оружем и голими саблями" отправляться для поимки полкового писаря Романа Скочкова. В это время Семенов челядник Петрушка на торговой площади призывал тех, "хто хочет здобуца", идти ко двору писаря. Однако писарь, почуяв неладное, сбежал. Казаки, подстрекаемые Петрушкой, выместили зло на попавшемся им есауле Игнатке, "убили мало не до смерти, замертва покинули". Досталось и ахтырскому пушкарю Ивану Соболю. Тут же челядник Петрушка "с пищалью прикладался, хотел полковникова брата Филипа убить". Неизвестно откуда и по какому поводу появился воевода Родион Маслов. Он, якобы, пришел с денщиками на двор ахтырского полковника И. Перекрестова, "и бранился с наказным полковником, и хотел во дворе бить". С. Ружинский приказал казакам оставаться в Ахтырке и на службу не ходить. В качестве аргумента принялся казаков "поить горилкою безпрестани, бочек три выкотил горелки". Пьяные казаки грозились побить писаря и сотников, и те, опасаясь за свою жизнь, сбежали в полк [7, л. 7]. Р. Степанов пугал И. Перекрестова бесчинствами казаков С. Ружинского, дескать, "челяд его и иншие козаки по направе его Семеновой з голимы шаблями за детми нашими гонятся, и нам самим, и жонам нашим, хвалятся шии постинати" [7, л. 8]. Такова интерпретация событий, изложенная в письме Р. Степанова и принятая Г. Косаговым.

Версия Р. Степанова неполна и тенденциозна. Во-первых, не показана цель "бунта", не раскрыт замысел С. Ружинского. Совершенно не ясна роль Р. Маслова. Непонятно, зачем он ввязался в столь рисковое предприятие, ведь выгоды видятся более чем сомнительными. Р. Маслов, многоопытный администратор, не мог не понимать к чему приводят подобные авантюры. Он рисковал всем — собственностью, карьерой, положением в обществе.

15 июля полковник рейтарского строя М. Гопт и сумской полковник Г. Кондратьев сообщали боярину И. Б. Милославскому о том, что С. Ружинский "Ахтырского полку сотников и урядников и рядовых козаков смущал по изменничому, не ведаем на якое дело велел збирать як себе з оружем и с копьями всем вдруг". Г. Косагов, прослышав о сборах казаков, отправил к ним есаулов с целью разузнать причину и цель необычных событий. Казаки есаулов избили, а явившегося генерал-поручика Г. Косагова встретили ружейным огнем, принялись "з оружя стрелять, и саблями рубить, и ослопьем бить смертным боем, и число генерала поручика, и воеводу Григоря Ивановича Косагова саблями голову в многих местех порубили, и обухами в темье побили, и ухо саблею отрубили, чут живо от из Ахтырска до своего обозу принесли. Да пехотного ж полковника Артемя Росформа голову саблею порубили и многих руских ратных людей мало не до смерти" [7, л. 9].

На столь тревожные события И. Б. Милославский отреагировал довольно мягко. 16 июля он велел отправить в Ахтырку "дворянина добра" дабы взять Р. Маслова, С. Ружинского и челядника его на поруки с записями. А ежели порук не будет, упомянутых лиц следовало "с приставы и с провожатыми" доставить в полк. Р. Маслову было велено сдать "и городовые, и острожные ключи, и наряд, и всякую казну, и дела и все что есть", "а которую пушку, и зеля, и свинец Семен Ружинской взяв к себе, и то все взять у него тотчас, и пушку поставить на прежнему месте, а зеля и свинец поставить в государеву казну" [7, лл. 6 об. — 7 об.].

17 июля боярин и воевода И. Милославский в письме генерал-поручику Г. Косагову сообщал, что ему ведомо "о бунтовстве Сенки Ружинского и Охтырского полку казаков, и что от него, Сенки, те казаки тебе, господине, били и саблеями рубили, и обухом голову до мозгу пробили, и ухо отрубили". Дабы не дать бунту распространиться, И. Милославский решил послать в Ахтырку "ис полку своево из дворян московских Ивана Андреева сына Пазухина, а с ним сотника московских стрельцов Белогородцкого жилого приказу Михайла Кобелева с стрельцами" [7, л. 11]. И. А. Пазухин получил приказ вразумить ахтырскую старшину и казаков, напомнить им "царское крестное целованье и милость", требовать выдачи С. Ружинского и сковать его. А ежели старшина и казаки "вора Сенку отдать не похотят", "велено ево, Сенку, в обозе оставить великого государя ратным людем и беречь накрепко, чтоб он, вор, и ево едино мышленники из обозу не ушли, и о том к нам писать с нарочными посыльщики" [7, лл. 11 — 12]. Аналогичную память, составленную 17 июля, получили полковники М. Гопт и Г. Кондратьев [7, лл. 12 — 13].

19 июля по государеву указу было велено жильцу Льву Ананьевичу Бекетову ехать в Ахтырку. В памяти, данной ему, повторялся сюжет, изложенный в письме наказного полковника Р. Степанова ахтырскому полковнику И. Перекрестову, а именно история встреченных близ Ахтырки С. Ружинским богодуховских казаков, захвата пушки, освобождения двух турецких лазутчиков, отпущенных по приказу С. Ружинского, побега писаря Романа Скочкова да полковых сотников Игната Федорова, Власа Андреева и Ивана Романова. В памяти уточнялось, что сотники "посланы были к великому государю к Москве ото всего Охтурского полку в челобитчиках", однако не уточнялось в чем заключалось дело. Тут же говорилось, что вместе с С. Ружинским в Ахтырку ехал "охтырский приказной человек Родион Маслов с пушкарями, а с ними де было богодуховских достолных казаков болше ста человек с ружьем и с саблями наголу" [7, лл. 14 — 15]. Эта версия несколько отличается от изложенной в письме генерал-поручика Г. Косагова боярину и воеводе И.Б. Милославскому. Если следовать памяти, данной Л. А. Бекетову, именно Р. Маслов ехал во главе пушкарей и казаков, а уж к ним примкнул С. Ружинский и "взбунтовал". О каком-либо сговоре Р. Маслова с С. Ружинским упоминаний нет, зато идет речь не об избиении, а об убийстве есаула Игната и пушкаря Ивана Соболева, которых "били, и покинули замертва", если, конечно, речь не идет об игре слов. Выражение "покинули замертва" встречалось и ранее, но с дополнительными уточнениями. Также в памяти повторяется рассказ о попытке челядника Петрушки убить "полковникова брата Филипа", об угрозах ахтырскому полковнику И. Перекрестову со стороны Р. Маслова. Несколько отличается рассказ о пьянстве казаков. "Сенка Ружинский тех казаков поил вином беспрестанно", хотя изначально речь шла о трех бочках горилки.

Льву Бекетовы приказывалось "Родиона Маслова, и казака Сенку Ружинского, и челядников его за крепкими поруками з записми, а будет порук не будет с приставы скованных и с провожатыми прислать в полк без мотчанья, и у Родиона Маслова принять город, и городовые, и острожные ключи, и наряд, и всякою государеву казну, и дела, и все что есть налицо, и во всем с ним, Родионом, росписатца по противням" [7, лл. 16 — 17]. Также Л. Бекетову вменялось в обязанность провести сыск среди охтырчан, прислать допросные речи в полк и ведать городом "покаместа Родион Маслов будет для того розыску в полку". Также ему предписывалось вернуть захваченное казаками орудие, опечатать имущество бунтовщиков, "а женам их и детем оставить хлебных и съясных запасов чем им питаться на месяц и поставить у печатей сторожу большую, и велеть беречь до указу великого государя и до подлинного розыску" [7, лл. 17 — 18]. Также от Л. Бекетова требовалось изловить отпущенных лазутчиков, следить за приходом неприятельских людей, сообщать о них в Белгород без промедления, ведать "охтурских всяких чинов людей Русских и Черкас" "по указу великого государя и по Соборному уложению, а не по посулом, и ни по каким взяткам правего виноватым, а виноватых правым не чинит, и никому ни в чем норовит, и к охтырским жителем держать ласку и привет". "А будет он, Лев, по городу и отъезжих сторож держать, и про приходы неприятелских людей проведывать не учнет, и ево небереженем великого государя делу учинитца какая поруха или меж охтырских жителей в росправных делах учинит он какую неправду или налоги и обиды, или учнет с них имать какие посулы, и к ним ласки и привету держать не учнет, и в том на него будут челобитчики, а сыщетца про то допрямо и ему, Льву, за то от великого государя, царя и великого князя Феодора Алексеевича всеа Великия и Малыя и Белыя Росии самодержца быть в великой опале и в вечном разоренье безо всякого милосердия и пощады" [7, лл. 18 — 20].