16 июня, около полудня, перевал.
Иван переместился удачно — ни на что не наткнулся, не свалился в пропасть и даже не попал внутрь дерева, что теоретически могло привести к всесокрушающему взрыву. Несколько мгновений потребовалось, чтобы восстановить зрение и слух. Вместе с органами чувств навалилась жара — намного сильнее, чем в прошлый раз. Как будто в сухую парную попал. Вот так Флелан отвечал ему, когда он использовал магию. Чем больше сил использовал — тем жарче. Как же хорошо дома: творишь заклинание и никаких откатов. Никакой платы. Но воинам Света некогда сидеть дома. Приходится уходить в темноту. В жару и злобу чужих миров ожидающих освобождения. Сердце учащенно бьется, хочется открыть широко рот и вывалить язык, как делают псы, если перегреются. Может, тогда немного прохладного воздуха из тени горы проникнет в легкие. Нашел в себе силы внимательно посмотреть вокруг. Все правильно. Слева гора, справа обрыв. Внизу виднеются редкие деревья и желтая дорога, ведущая в замок Ормана. За спиной, чуть выше, Башня Стражей. Впереди его цель, его надежда. Нет, не так. Надежда и оплот всего Флелана. Если удаться сделать минервалсом Иситио — это будет главной победой. Можно считать, что Флелан наполнен светом. Быстро взглянул на небо. Облака! Да какой странной формы... Феи осмелели. Это новость. Значит, они будут целью номер два. С такими мощными союзниками, Орману не устоять. А если Ланселоту не понравится — ему придется показаться в своем мире. Тогда разделаемся и с ним. И Флелан будет под властью Света.
Жара стала мягче, но дискомфорт он все равно испытывал. Не хотелось никуда идти и даже просто двигаться. Что ж — есть время сделать небольшой привал. Потом просканирует окрестности и еще раз переместится сразу на место. Сегодня ночью горы небезопасны. Но сначала посмотрим, что происходит позади. Минарс выбрал место ровнее и сел у самой скалы. На всякий случай наложил на себя заклинание невидимости и стал "смотреть". Вскоре дыхание участилось: его преследуют. Он сразу узнал тех чудищ, что были посланы задержать его, но в момент входа во Флелан отсутствовали у Дверь-камня. Нет, догнать они, конечно, смогут...
Он открыл глаза и задумался на мгновение. Использовать Свирфа сейчас или приберечь для другого случая? Он вспомнил, как учил его наставник Мар-ди: "Не торопись с решением. Взвесь все за и против. Плюсы должны перевешивать не столько по количеству, сколько по качеству. Скажем, если в плюсах у тебя быстрое перемещение и вербовка минервалсов, а в минусах — возможная потеря жизни, то рисковать не стоит. Даже тысяча положительных моментов не перевесит смерть". А что сейчас? Голос "за": точно избавится от преследователей, что позволит успешно выполнить миссию. Голос "против": с каждым выходом заклятие защиты будет слабеть и в критический момент Свирф станет уязвим, а значит, и сам Иван останется без помощи на крайний случай. Голос "за": сейчас он один и помощь ему нужнее. Потом присоединятся другие минарсы, завербуют минервалсов, их будет больше, защищаться станет проще. Голос "против"... молчит. Голос "за": если преследователи все-таки попадут к Иситио, его планы могут пойти насмарку. Голос "против"... по-прежнему молчит. Из этого следует, что Свирфа надо использовать немедленно. Непременно надо успеть переговорить с Иситио, поэтому лучше перестраховаться, не стоит оставлять сильное оружие на потом. Только здесь и сейчас.
Иван посидел немного в тени горы, ожидая, чтобы жар спал. Он любил такие мгновения. Если хочешь быстро остыть, надо делать минимум движений. Еще лучше поспать. Но даже если на сон нет времени, как сейчас, можно погрузиться в приятные мысли. Вспомнить детство.
Солнечный зайчик падает ему на глаза, мешает спать. Он жмурится, но не пытается спрятать голову под одеяло. Больше всего на свете он любил просыпаться именно так: от солнечного луча. Тогда в сердце появлялась уверенность, что день будет великолепный. Все получится. Он подставляет лицо солнцу и тихо завидует рыжему Даньке, на котором солнце оставило следы в виде веснушек. Как бы ему хотелось иметь такие. Лучше этих веснушек только рыжие волосы. А его солнце просто выбелило, сделав почти снежно-белым.
Потом приходила мама. Ее голос сквозь прикрытые веки, освещенные солнечными лучами, казался хрустальным родником.
— Ванечка, просыпайся. Не встанешь немедленно, защекочу до судорог!
С мамой у него всегда были загадочные отношения. Их в семье трое. Ни на кого она не жаловалась столько, сколько на старшего. И никого так сильно не любила. Когда он стал подростком, они могли спорить на весь дом, так что стекла оконные позванивали. Потом он шел в ванну, умывался. А через минуту возвращался в комнату, чтобы как собака ткнутся ей в плечо:
— Мам, прости, я погорячился.
— Я тебя всегда прощаю, родной, — говорила она, и целовала его в щеку.
Только с ней он делился мечтами и планами. Только она понимала его с полуслова. Кажется, это было так давно! Просто сто лет назад. Это оттого, что последние шесть лет жизни очень насыщенные. Сейчас, когда он не мог рассказать все о том, чем занимается, недосказанность тяготила его. Но она не должна ничего знать, ради ее же безопасности.
Наконец Иван почувствовал, что вполне отдохнул. Можно продолжить путь. Он открыл глаза, и, порывшись в кармане, достал небольшой металлический цилиндр, запаянный с обеих сторон. Свирфа нельзя пронести иначе, как и всех остальных его собратьев. Поискал глазами острый камень, потом взял его в руку и примерился, чтобы вскрыть цилиндр. Учитывая, что сегодня тридцать пятое Дождливого месяца, задание для Свирфа будет очень простое.
16 июня, около полудня. По дороге к перевалу.
Наверно, никто лучше Сергея не понимал фразу классика: "Вся жизнь театр, а люди в нем актеры". Сколько он себя помнил, он играл. Играл со вкусом, с душой, полностью вживаясь в роль. Только глубоко в душе понимал, что это все же роль. Иногда думал с любопытством: "А вот если не играть, то я какой?" Но это настроение мимолетно. Актерствование помогало выжить. И страх, и боль, и отчаяние сыгранное как на сцене становились не такими мучительными, переносились легче. Когда он играл, отчаяние становилось не его, а чье-то чужое. Павки Корчагина какого-нибудь, которого он так удачно изобразил. А раз не его, то стоит ли волноваться? Может, именно из-за такого отношения к жизни он легко адаптировался к Флелану. Конечно, не хватает теплой ванны и мужского одеколона. Нет никакой возможности поиграть на компе или зависнуть в чате. Но зато вот эта степь с горами на горизонте, чем не игра жанра стратегии? Жаль он не программист. Вернулся бы домой, непременно создал что-то подобное. Цель игры — выжить и вернуться домой. Надо вообще-то этот момент хорошо продумать. Ну и что, что не программист. За границей, говорят, за одну идею всю жизнь тебе платят. Вот здорово! А пока можно самому во всем поучаствовать. Покататься на волке. Не на какой-то заморенной кобыле, что катает детишек возле цирка. Ей хвост подпалишь, она и то побежать не сможет. А тут такой скакун — аж ветер в ушах! Вот бы игру такую сделать, чтобы сразу и запахи чувствовать и ветер в лицо.
От избытка эмоций, Сергей снова поднял руку вверх и открыл рот. Так хотелось спеть что-нибудь героическое, но ничего в голову не приходило, кроме уже исполненных "мыслей-скакунов". Наконец, нужная строчка всплыла в памяти, и он заорал во всю дурь:
— Смело мы в бой пойдем, за власть советов.
И как один умрем в борьбе за это!
Представил, как Влад матерится, глядя на него, и рассмеялся. Уж что ему больше всего нравилось, так это доводить мента до комы. Такой он нежно организованный. Не только большой и сильный как носорог, но и дурной как он же. Нет, шутки он, конечно, понимает, но на несоблюдение субординации реагирует мгновенно — другой бы посмеялся и все. Только вот чувствовал Серый печенками, что на Владе пахать можно. Сесть на шею и ножки свесить. Например, прикинуться беззащитным, погибающим. Так он тебя грудью прикроет и на руках из боя вынесет.
Наконец, почувствовал, что для одного дня верховой езды более чем достаточно. Припал к загривку вольфа.
— Родненький, сколько же можно, мы же не железные.
Стремительный его слова проигнорировал, продолжал скакать. Сергей бы изобразил бездыханно слабого, да боялся свалиться на такой скорости. Вот тогда игра закончится мгновенно!
Однако его состояние не осталось незамеченным. Позади рыкнул Свирепый, впереди услышали отклик и бег замедлился. Потом и вовсе остановились. Серый наскоро оценил землю (где б помягче) и картинной упал с вольфа, раскинув руки.
— Ты, конечно, можешь так лежать, — почти сразу услышал он над головой голос эльфа, — но мы остановились, чтобы пообедать. И времени на это немного.
Куда только слабость делась? Он вскочил на ноги:
— Опять жареная на вертеле тушка?
— Некогда нам охотиться и готовить. Съедим, то, что взяли с собой. Для таких как ты есть вяленое мясо.
— И что? — удивился Сергей. — Даже не разогреем?
— Некогда, — отрезал Асуэл. В отсутствии Каона главным стал он, поскольку приказы Тораста никто бы не понял кроме Ута. Никто не умалял талантов хоббита к переводу, но как часто жизнь подкидывает ситуации, когда все решают не секунды, мгновения. А тут пока дождешься понятного приказа... — Нам надо до заката быть в Башне стражей.
— Да куда спешить-то? — возмутился вор, но его слова прозвучали в пустоту — эльф уже ушел. Ут старательно делил и разносил всем пищу. Сначала вольфам, потом остальным.
— И почему сначала вольфам, — тихо бурчал Сергей, наблюдая за его действиями. — Это все равно, что сначала машину бензином заправить, а потом только самому есть.
— Ты бы, конечно, сделал наоборот? — мент сидел на земле в невообразимой позе: опершись позади руками, а длинные ноги раскинув в стороны. Болело у него там наверно. У него вообще-то тоже болело, но так вот сидеть...
— Я бы многое сделал наоборот, — заверил его Серый. — Я бы не гонялся по улице за малолетками. И не сидел так на земле.
— Вот поэтому я работаю в милиции, а ты...
Серый нутром почувствовал, сейчас скажет: вор. А ведь все его поймут. Так и подумают, что он вор. Не будешь же каждому объяснять, что он что-то вроде Робин Гуда. Они про такого и не слышали даже. Поэтому он быстро перебил мента:
— А я студент экономического факультета, между прочим!
— Из неблагополучной семьи, — хмыкнул Влад.
— Да тебе какое дело до моей семьи, — взвился Сергей. И мент замолчал.
"Вот только так с ними и можно, — подумал вор про себя. — Как начинаешь истерики закатывать, так они шелковые становятся. И жены у таких сплошь красивые истерички. Видно по себе людей судят: у них-то истерика только перед тем как вены вскрыть".
Вскоре все бодро жевали лепешки с мясом. Серый так есть не любил. Еда — это ведь как опера. Ее нельзя слушать, то и дело перематывая пленку магнитофона, потому что очень спешишь и надо срочно узнать, чем дело закончилось. Вот и есть на скаку нельзя. Нет, вы как хотите, но он так не может. Он начал с чувством и расстановкой жевать мясо. Вернее попробовал. Мясо было настолько жестким, что казалось, жуешь не плоть живого существа, а веник из-под лестницы. Если попадалась курица такой жесткости, бабушка обычно говорила: "Сдохла своей смертью". А это несчастное животное, наверно, просто было диким. Не паслось спокойно на лужку, нагуливая жирок. Не ело биодобавки, от которых мясо готовится минут за пять и становится на вкус нежным, до того, что во рту тает. Эта тварь травинку жевала, а глазом за кустами следило: не спрятался ли там дружище Асуэл с верным луком. И чуть малейший шорох — она несется по Флелану, пока копыта не отбросит. А теперь ему, студенту экономического факультета третьего курса, выросшему на колбасе и домашних пельменях надо это прожевать, не повредив свой желудок. За этими печальными мыслями он не заметил, что все ждут только его. Открытие не заставило поторопиться. Он был уверен, что делает благое дело. Вон Влад смотрит на него чуть ли не с благодарностью: лишних пять минут на твердой земле, а не на Лютом волке.
Асуэл наоборот скрипел зубами и старательно давал понять, что обед закончен. Сергей жевал с невинным видом: мол, на что ты мне намекаешь, не врублюсь.
Терпение эльфа иссякло:
— Доешь в пути, — бросил он и дал знак всем садиться на вольфов.
— Как это в пути? — возмутился парень.
— А вот так: в руку, которую к небесам поднимал, возьмешь лепешку и будешь есть.
— Не буду! — топнул ногой Серый. — Вы нарушаете конвенцию красного креста о пленных. Их просто обязаны кормить, поить и купать, между прочим. Я весь чешуся!
Никто на его вопли внимания не обратил. Даже любопытный Ут не поинтересовался что такое "конвенция красного креста". Стремительный напряженно пригнулся к земле:
— Если сейчас же не сядешь, уедем без тебя, — раздался утробный голос. Как-то так было сказано, что Сергей понял: действительно уедут. Он бросился к вольфу и путь продолжился.
Весь день на вольфе! Одна маленькая остановка, чтобы перекусить. Людям, не привыкшим к длительной верховой езде, пришлось несладко. К постоянно ноющим синякам у Влада прибавилась боль в ногах, спине и, извините, заднице. Когда вольфы остановились, Влад даже спуститься толком не смог — сполз с мохнатой спины как мешок с картошкой. Утешило только то, что все внимание обращено на Сергея, свалившегося с седла, как смертельно раненый. Если бы через несколько секунд он не вскочил, услышав о еде, он никогда и не догадался бы, что это было притворство. Пожалуй, по этой части вор переплюнул даже его жену.
Дорога казалась бесконечной. Солнце крутилось по небу. Если бы постоянно следил за ним глазами, голова б закружилась. С надеждой он измерял глазами расстояние до горизонта, но оно сокращалось медленно. Был бы собеседник, может, не так трудно было перенести это все. Но вольф Лютый угрюмо молчал.
Влад на мгновение оторвался от мохнатой спины. Где там Ут? Может, хоть он подъедет поближе. Хоббит будто услышал его мысли. Через несколько минут он нагнал Влада, и поскакал рядом.
— Может, хочешь поговорить? — дружелюбно спросил Ут. На этот раз басовитый голос дрожал, поскольку хоббит то и дело подскакивал на вольфе. — Во Флелане есть поговорка. Хороший попутчик — короткая дорога.
Вопросы у Влада мигом выветрились, поэтому он попросил:
— Расскажи немного о Флелане.
Ут не заставил повторить просьбу дважды. Правда, решил, что начать надо прямо от сотворения. Влад не стал его переубеждать, пусть говорит, о чем хочет, главное, чтобы не умолкал. Полилась неспешная речь.
— Первое, что сотворил Ланселот — это землю, похожую на половину яблока. И назвал он землю Флеланом. Небо над планетой было темным и мрачным. И тогда сотворил Ланселот Саеру, которая освещает Флелан днем, обходя планету по гигантской спирали. Когда же Саера заходила за край горизонта, небо по-прежнему оставалось темным. И тогда сотворил Ланселот зеленую Арасу и раскрасил ее черными пятнами, чтобы она была красива. Араса освещает Флелан ночью. Потом он наполнил небо звездами, чтобы они как блестки на темном полотне украшали небо и радовали глаз. Затем, сотворил Ланселот Великие Пески. Они ободом окружили полушарие, чтобы никто не смог перейти их и упасть в бездонную пропасть, находящуюся за пределами планеты. В Великих песках Ланселот поставил четыре пика: Юджин напротив Сивера, а Вась, — Влад хмыкнул, — напротив Зэпа. Для того чтобы путешественникам легко можно было определить в какую сторону идти. Устроив все красиво и мудро, Ланселот, стал творить природу Флелана. Он сотворил два больших моря: Слезы Ланселота и Кровь Ланселота, и одно большое озеро Надежд. А если ты спросишь, чем отличается озеро от моря, то я скажу тебе: вода в морях соленая. Ее нельзя пить, если ты хочешь жить. В озере Надежд вода такая же, как в ручьях и реках. Оно поит многих живущих. А море кровь Ланселота — вода багряная, как кровь.
