Война - дело молодых

Она опустилась на койку — внезапно подкосились ноги.

— Нет...

— Я тебе расскажу, — негромко проговорил Беслан. — Я присяду?

Он пододвинул стул к её койке, Бек устроился на корточках у стены. Как-то незаметно они остались в палате втроём.

И от нависшего молчания, и от их долгих взглядов она испугалась уже по-настоящему.

— Беслан Алиевич...

— Теракт же был! КамАЗ с тротилом въехал в Дом правительства! — выпалил Бек.

...Непонятный шум снаружи. Выстрелы. Взрыв.

Она зажмурилась.

...Пыль, заслонившая свет.

Крики, стоны, плач, слившиеся в один невыносимый гул.

Кровь, неимоверно яркая.

Кровь везде — на зелёной ковровой дорожке, на импортных бежевых панелях, на стильных плафонах под потолком.

Бес!

Она задрожала.

— Вспомнила? — всё так же тихо спросил Беслан.

Она ошеломлённо смотрела в его осунувшееся лицо.

— Ранило... вас...

— Царапнуло только, а ты...

...А она подползла к нему по чужой крови, по острым осколкам стеновых панелей, и...

...глубоко-глубоко внутри, не в мозгу, не в сердце, — сгорели предохранители, вылетели пробки, и свет погас, и хлынула из ноздрей кровь...

Она закрыла лицо руками.

Его тёплые ладони крепко обхватили её запястья, — так же крепко, как её пальцы — его руку там, в разрушенном, залитом кровью коридоре, — и отвели от лица.

— Не могу поверить, что это ты сделала... — наконец выговорил он отрывисто.

Она только раскачивалась из стороны в сторону, не отрывая от него взгляда.

— Не могу поверить, — повторил он. — Я здесь прошёл полное обследование... пока ты без сознания лежала... Всю эту неделю. И никто тут не может поверить... что я опять здоров.

— Так вы... были больны?

Тимурханов устало усмехнулся:

— Не то слово.

— А почему... почему вы ничего мне раньше не сказали? Вы же знали, что я...

Он промолчал.

Опять закрывая глаза, она прошептала:

— Те, кто выжил в катаклизме, пребывают в пессимизме... их вчера в стеклянной призме к нам в больницу привезли...

— Что-что?!

— И один из них, механик, рассказал, сбежав от нянек... что Бермудский многогранник — незакрытый пуп земли...

Она с облегчением услышала его смех, и, наконец, полились слёзы.

Выплакавшись, она осталась в кольце его рук.

— Чего ты сейчас хочешь? — спросил Беслан над её головой.

— А вы что, теперь будете моя персональная золотая рыбка? — пробормотала она.

Он опять затрясся от смеха.

— Къамел дац, — восхитился Бек из угла.

— Я ничего не хочу... только уехать домой...

Снова легла тишина.

— Я устала, так устала, Господи Боже... Домой хочу... к маме... я так давно... — Горло опять перехватило.

Беслан глубоко вздохнул:

— Ну конечно, поедешь.

— Талгатовна, а я? — потрясённо вымолвил Бек.

— Да что, я тебе дела не найду? — проворчал Тимурханов.

— У него есть дело, — шмыгнув носом, она обернулась к Беку. — За мной кто там смотреть будет?

* * *

18.01.03

Я, Ленчик, уже одной ногой дома. И вот оттуда, недельки через две после приезда, рвану к тебе. Ты уж не обижайся, ладно? Всё во мне просто воет: домой, домой... хочется забиться в свою нору и зализывать раны.

Ну, и потом — Бек. Что-то не решаюсь я его к тебе сразу тащить. Как мы у тебя разместимся-то?..

Ах, ну да, он же, конечно, шикарным жестом достанет из-за пазухи кучу денег (ясно, чьих) и отснимет двухкомнатную в центре Академгородка. Нет, трёхкомнатную. Нет, пятикомнатную!

В общем, борзеть с такой лихостью, как он, я не могу, не по моей это части, так что увидимся чуток попозже, ага? Сперва мне нужно будет посмотреть, как мои на Бека отреагируют. А он — на них. Что-то переживаю я слегка по этому поводу, хотя, наверное, зря... ибо он тут уже успел с моей сестрицей за моей же спиной созвониться и чего-то там обсуждать по поводу своей будущей учёбы.

Его, видите ли, привлекают компьютерные курсы! Если учесть, что до второй войны он успел закончить шесть классов, и те в основном в коридорах...

Ай, ладно. Всё в руце Божией. Как всегда.

В любом случае ты же помнишь: весело подняли брёвнышко и весело его понесли... Ключевое слово? ВЕСЕЛО!

* * *

— Здесь дорого, — она решительно потянула Бека за локоть, прочь от резного крыльца московского кафе, всё ещё по-новогоднему украшенного.

— Талгатовна, как ты достала... — простонал тот, закатывая глаза. — Твои, что ли, деньги тратим?

— Вот именно! — процедила она. — Хватит и того, что мы у Беса живём, билеты на самолёт домой тоже он купил...

— Да если б ты только захотела, он бы тебе в Париж билеты купил! — зашипел Бек. — Или... или на Таити!

— Тебе так на Таити не терпится? — фыркнула она.

— Почему нет? Там, говорят, все голые ходят!

— Ясно, тебе не терпится голым походить?

— Талгатовна, блин!..

— Я есть хочу! — быстренько сменил Бек скользкую тему. — Моему растущему организму постоянно требуются калории, между прочим!

— Альхьамдулиллахь (слава Аллаху), — спорить ей расхотелось, шататься по Москве надоело, ноги гудели. — Ладно, пойдём туда.

— И чего упиралась, спрашивается? — воззвал Бек к облакам.

Они уже собирались расплачиваться, когда Беку захотелось ещё и мороженого. Пока он придирчиво изучал меню, она уткнулась в разложенный на столике "Большой город" — из московских газет эта привлекала больше всех, какой-то свежестью, что ли.

— Тхо лайш дац, я цкъа а хира а дац, — прозвенел рядом с их столиком вздрагивающий от напряжения девичий голос.

Газета, шурша, выпала у неё из пальцев.

— А вы — вы рабы! Испугались?! Вы должны меня бояться! Вы знаете, что я сейчас сделаю? Знаете, что у меня здесь?!

Девчонка, самая обычная девчонка: короткая модная куртка с капюшоном, голова непокрыта, каштановые волосы рассыпаны по плечам, вот только глаза...

И побелевшие костяшки пальцев, сведённых на ремне самой обычной джинсовой сумки, висящей через плечо.

Люди в кафе ещё не поняли, что происходит, тихо играла музыка, от кассы спешила официантка...

— Сан йиша, мороженого хочешь? — выпалил Бек, подымаясь из-за столика. — Садись! Ты опоздала! Мать не пускала?

Девушка глядела на него остановившимися глазами.

— Хьо нохчи юй (ты чеченка)? — Бек встал рядом с нею, загораживая от всех.

Та сделала несколько неверных шагов к столику, присела на отодвинутый Беком стул. Прошептала бескровными губами:

— Вас послали за мной следить?

— А то нам больше делать нечего! — фыркнул Бек. — У нас завтра самолёт! Москва-Хабаровск — представляешь такую фишку? А ведь могли бы лететь на Таити! Если б Талгатовна фигнёй не страдала!

— Фигнёй?! — Схватив креманку с мороженым Бека, она засунула в рот полную ложку. У мороженого был вкус и запах мокрого песка. — Это тебя чего-то на Таити зациклило! Таитянок ему голых подавай! Жениться тебе пора, вот что!

— Да какое жениться, я ещё школу не закончил! А ты закончила школу, сан йиша?

— Что?.. — девчонка сглотнула и заморгала.

— Школу, говорю, закончила? Сколько тебе лет? Может, я на тебе женюсь?

— Я, я... — губы у неё задрожали. — Мне нельзя замуж... я... нечистая... я...

Они переглянулись.

— Тоже фигня! — решительно сказал Бек. — Как тебя зовут?

— Мадина...

Потянувшись через стол, она слегка коснулась руки Мадины, не той, в которой всё ещё был намертво зажат ремень сумки:

— Сан йиша, ваха, вал санна хала ду...

И облегчённо вздохнула, увидев, как слёзы наконец хлынули по её бледным щекам.

Бек осторожно высвободил сумку из пальцев девчонки, поставил у ножки стола, хмуро бросил:

— Я покурю.

Она кивнула, пересаживаясь ближе к Мадине:

— Попроси, чтоб воды минеральной сюда принесли.

Бек и сумка исчезли.

— Я семью опозорила, я... — всхлипывая, бормотала Мадина. — Меня никто замуж не возьмёт... никогда... я в фильтре была...

— А отец твой где?

— Он погиб, и мама, и брат, давно, ещё в первую... мы с сестрой у дяди двоюродного жили...

— Мне надо было там умереть... тётка мне сказала... теперь и сестру из-за того, что я... такая, никто замуж не возьмёт... и тогда они пришли за мной... отвезли меня в лагерь...

— Всё меняется, когда приходят они, мать их! — зло бросил Бек, возвращаясь. Сумки с ним уже не было.

— Они... они сказали, что если я сегодня не взорвусь, завтра все мои ориентировки в милиции будут, и меня всё равно поймают и посадят...

— Врут, коз-злы! — произнёс Бек со смаком. — Не бойся, сан йиша, сейчас мы тебя отведём в такое место, где тебя никто не найдёт, ни эти, ни менты... Талгатовна, ты Бесу скажи, пускай он её вместо нас на Таити отправит!

Мадина подняла на него огромные ошеломлённые глаза.

— Если уж нам не суждено!.. А то, может, ты с нами полетишь, самолётом Москва-Хабаровск? Я, конечно, школу не закончил, но жених ого-го, настоящий къонах!

— Это ты-то рыцарь?! Трепло ты настоящее! — покачала она головой, видя, как медленно появляется улыбка на губах Мадины. — Ты куда сумку дел? Что там было?

— Куча г...гадости всякой, короче. Я её по частям в разные помойки распихал. Легко!.. Сан йиша, на улице солнце, а у тебя всё дождик идёт!.. Эй! Ты чего, обалдела?!

Мадина наклонилась и порывисто коснулась губами его руки.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

"Кто пойдёт по следу одинокому?

Сильные да смелые головы сложили в поле, в бою.

Мало кто остался в светлой памяти,

В трезвом уме, да с твёрдой рукой в строю.

Солнце моё, взгляни на меня!

Моя ладонь превратилась в кулак.

И если есть порох — дай огня!

Вот так"

(Виктор Цой)

* * *

26.01.03

Пишу, практически сидя на чемоданах. Вру. На сумке. Вещи — в основном только те, что на нас с Беком.

Ночью приснился Грозный. Подскочила, никак не могла сообразить, где нахожусь... Чёрт, всё ещё в Москве.

Уже не в Грозном.

Ещё не дома.

Выползла на кухню — там Бек. Посмотрели друг на друга, как две больные собаки... налили себе чаю... и разошлись.

Боюсь, не обвинит ли он меня потом, что потащила его черт-те куда. Боюсь, что его неласково встретят мои. Боюсь, что не найду работы...

Боюсь всего.

Вьетнамский синдром, однако... Надо же, настиг. А я-то гадала, долго ли продержусь такой просветлённой-просветлённой...

Всё время хочется спать. И плакать. Что я и делаю... поочерёдно.

Мужики мои от этого просто в ужасе. Они настолько привыкли к тому, что у кого, у кого, а у меня всегда рот до ушей, хоть завязочки пришей, что впали в шок. В субботу Бек вытащил меня на кинцо про Лару Крофт: редкостный отстой, супер-гёрл 90-60-90 мочит всех направо и налево... ну, а в середине этого весёленького действа я вдруг начала рыдать: "Может, хватит людей убивать уже?" Представляешь? Нет, не представляешь... Ну и хорошо.

А на другой день я рыдала уже от смеха. Бес отправил Малхаза по книжным магазинам, и тот накупил мне буквально мешок всяческих "Невинных грешниц" и "Испепеляющих желаний" — в качестве терапии. Несчастных продавщиц наверняка вынесли — ты бы видела Малхаза: типичный свирепого вида боевик, какими их по ТВ кажут, плюс борец-профи... и с такими книжками в своих ручищах!

Короче, получи, фашист, гранату в удивлённое лицо.

Надеюсь, что всё пройдёт. Скоро. Или когда-нибудь.

Не поверишь, даже писать не могу. Попозже, как устроимся дома, опишу всё подробно. ОК?

* * *

Когда Бек в очередной раз вернулся от стюардесс, она уже кипела:

— Ну что ты мотаешься, как... цветок в проруби?! Сейчас эта самая Маша заглянет в список пассажиров, найдёт твою фамилию и решит, что ты собрался самолёт угонять!

— Не Маша, а Светик. И Фаина, — невозмутимо уточнил Бек. — А я им уже и так сказал, что я из Грозного... И вообще, куда тут угонять-то? На Колыму?.. До Таити мы всяко не долетим, горючки не хватит.

Только через несколько секунд она догадалась, что слышит скрежет собственных зубов.

— Талгатовна, расслабься! — Бек небрежно похлопал её по руке и снова поднялся. — Они мне обещали показать...

— Представляю себе, что!.. Сядь. Ты меня слышишь?

Он бухнулся в кресло и демонстративно уставился в вентилятор у себя над головой:

— Ну чего ты наезжаешь? Мне, может, интересно! Я никогда на самолёте не летал! Только на вертолёте...

— Бек... — Она взяла его за руку. — Ну что ты?

— И всё-то она видит, и всё-то ей надо... — пробурчал он, отвернувшись.

— Ты что, переживаешь, как к тебе мои отнесутся?

— Вот ещё! — Бек строптиво мотнул головой. — Твои — они такие же, как ты! Будто сама не знаешь!

— А что тогда?

— Вот пристала... — Он потёр затылок. — Просто... я не знаю, как мне там у вас жить. Когда нет войны... Молчишь?

— Учиться тебе надо, сан ваш... — вымолвила она наконец.

Он усмехнулся:

— Всего-то?

— Думаешь, легко будет?

— Да какое легко... — Бек глубоко вздохнул и наконец посмотрел ей в глаза. — А тебе-то знаешь, как будет?

— Знаю. Шадериг дика хира ду (всё будет хорошо)!

Он наконец засмеялся:

— Говори по-русски, а то...

— Ну, до Таити мы ведь всяко не долетим?

Поёрзав ещё немного в кресле, Бек как-то сразу отключился, а она невидяще посмотрела в иллюминатор.

* * *

21.02.03.

Лозунг сезона: "Я знал, что будет плохо, но не знал, что так скоро"...

Сперва о том, что меня больше всего волновало — как нас встретят мать с Татьяной. И тут меня ждал сюрприз в некотором роде, хотя я бы могла его предвидеть — Бек, сие чучело и висельник, стал для моей мамочки прямо-таки светом в окошке!

Слава Аллаху, она знает едва ли третью часть от его художеств...

С моей сестрицей он, конечно, цапается — нашла коса на камень, оба холерики, но она действительно устроила его на компьютерные курсы в свой универ. И он там даже учится (иногда, в свободное от художеств время). Хотя по-хорошему ему бы закончить среднюю школу, с его-то шестью классами и двумя коридорами.. да уж ладно, не до жиру.

Материальных проблем у нас с ним нет... угадай, благодаря кому? но я, конечно, дико комплексую по этому поводу, требую этими деньгами не пользоваться, оставить на чёрный день (тут Бек ехидно поинтересовался: на чей чёрный день — наш или Беса?)

Ну, а психологических проблем у моего дорогого братца действительно выше крыши, потому что он никак не может адаптироваться к мирной жизни, к тому же еще и полной соблазнов, которых он раньше не знал: море спиртного, море девочек, разборки-сборки и прочий буйный подростковый расколбас...

* * *

— Алиса, я хочу наконец с тобой серьёзно поговорить.

— О Господи, мама...

— Ну что "О Господи"? Что "О Господи"? Ты когда будешь уделять больше внимания не своей газетке, а ребёнку?

— Мама, он мужчина, а не ребёнок. Ему скоро шестнадцать, и он видел такое, что тебе и не снилось, слава Богу!

— Вот именно! У него тяжёлые психологические травмы, отсюда все его выкрутасы. А ты, вместо того, чтобы помочь ему адаптироваться к нормальной жизни, с утра до вечера пропадаешь в своей редакции...