| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
...Точная дата основания Церкви Пресвятой Богородицы неизвестна. По легенде летом 33 года после Катастрофы двум сёстрам из небольшой деревушки неподалёку от Североуральска явилась с Благой Вестью Пресвятая Богородица. Она сказала девушкам, что Суд Божий состоялся и по милосердию своему она уговорила своего Сына даровать всем душам умерших прощение и допустила их в Царствие Господне. Наказала поделится этой вестью со всеми христианами и даровала девушкам Анне и Марии силу исцелять больных и страждущих...
...В те годы Православная Церковь уже совсем утратила былое влияние и власть, прихожанки находились в смятении и былые проповеди не вселяли в них никакой надежды...
...Благая Весть Пресвятой Богородицы бальзамом пролилась в души верующих. Анну и Марию признали пророчицами и возвели их в сан Митресс Всеросийских...
...Заброшенные храмы Православной Церкви перестраивались в соответствии с новыми канонами. В каждом из них, на самом почётном месте устанавливалась статуя Пресвятой Богородицы с младенцем Иисусом на руках...
...К сожалению в 52 году Мария погибла, взорванная фанатичкой-старообрядчицей. Анна же прожила долгую жизнь, в конце концов отойдя к своей покровительнице Богородице в уединённом монастыре в возрасте 124 лет. После своей смерти она была причислена к лику святых, так же как и её сестра Мария...
В этот момент дверь класса отворилась и зашёл наш куратор майор Дуралев, по кличке "Дура". Он окинул класс строгим взглядом, остановил его на мне и сказал:
— Дмитриев! Встать! Выйти из класса!
— Есть! — вскочил я и, как мог, стараясь идти строевым шагом, вышел.
Майор ждал меня в коридоре. Он скомандовал "За мной!" и быстрым шагом, практически бегом, помчался по коридору. Я еле за ним поспевал, но всё же не отстал. Майор остановился только у приёмной коменданта училища. Тут он обернулся, осмотрел меня критическим взглядом, вздохнул, поправил мне воротничок и одёрнул форму. Потом он покачал головой, ещё раз вздохнул, пробормотал "ладно, и так сойдёт", и зашел в приёмную. Я прошёл за ним. Дежурный адъютант, сидевший в приёмной, как только я показался, сказал:
— Дмитриев! К коменданту! — и показал головой на дверь.
— Иди, иди! — подтолкнул меня майор Дуралев, потому что у меня слегка подкосились ноги.
Я плохо помню, как открыл дверь кабинета и зашел. Комендант пользовался в училище самой дурной репутацией, и визит в его кабинет не предвещал для меня абсолютно ничего хорошего. Мысленно я перебирал проступки, за которые меня могли к нему отправить, но действительность оказалась совсем иной.
Комендант стоял у окна в позе глубочайшего почтения, а в его кресле сидела довольно миловидная женщина среднего возраста. На лице коменданта застыло выражение глубочайшего уважения и признательности, а рот был изогнут в подобие елейной улыбки. Зрелище улыбающегося коменданта настолько поразило меня, что я даже забыл проорать доклад о своём прибытии. Комендант же не обратил на это ни малейшего внимания, а ЛАСКОВО сказал:
— Аааа... вот и Серёженька прибыл. Заходи, заходи, не стесняйся!
— Есть, господин комендант! — наконец произнёс я и сделал несколько неуверенных шагов вперед. Было непонятно как вести себя в такой невероятной ситуации.
— Вот он, княгиня! — сказал елейным голосом комендант, обращаясь к сидящей женщине.
— Очень хорошо, Мирослав Егорович, — произнесла женщина слегка покровительственным тоном, — Пожалуйста, оставьте нас наедине.
Такое предложение нисколько не удивило коменданта, и тот, проговорив: "Конечно, конечно, как пожелаете, Ваша Светлость!" — вышел из своего собственного кабинета, при этом он не поворачивался спиной, а пятился задом. Сидящая женщина улыбнулась мне и небрежным жестом подвинула один из стульев, так что он оказался как раз напротив неё:
— Садись, Сереженька, — произнесла она с милой улыбкой.
— Как прикажете, Ваша Светлость! — сказал я громко и сел, выпрямив спину, резонно полагая, что если даже комендант её слушается, то мне и подавно стоит это делать.
— Милый мой мальчик, — произнесла женщина, как будто ко мне приглядываясь. — Меня зовут Елизавета Григорьевна, княгиня Михайлова. Я твоя бабушка.
— Бабушка... — протянул я. Поверить во что-то подобное было довольно трудно.
— Да, мой мальчик. Скажи, твоя мама рассказывала тебе что-нибудь о твоём отце?
Я задумался на долгие несколько минут, а княгиня спокойно ждала моего ответа. Наконец я сказал:
— Мама сказала мне, что он погиб, когда я был совсем маленький. Вот, в общем, и всё, что она говорила. А вы знаете, кто он? — задал я абсолютно глупый вопрос.
— Конечно, Серёженька, ведь он был моим сыном, — сказала княгиня и грустно покачала головой. — Твой отец, светлая ему память, мой сын, князь Александр Дмитриевич Михайлов.
— Это тот, который герой России? Сын князя Дмитрия Михайлова? — переспросил я. Поверить в подобное было просто нереально. — Наверное, вы просто шутите надо мной...
— Нет, Серёжа, — произнесла княгиня. — Вот результат генетической экспертизы, — она протянула мне листок, который я автоматически взял и стал читать.
Листок и правда оказался результатом моей генетической экспертизы, и из него следовало, что я, Сергей Александрович Дмитриев, с вероятностью 99,99999% являюсь сыном князя Александра Дмитриевича Михайлова, а также внуком князя Дмитрия Георгиевича Михайлова и княгини Елизаветы Григорьевны Михайловой . На нём стояла переливающаяся всеми цветами радуги печать Министерства Псимагии и несколько подписей. У меня голова пошла кругом. Это было настолько неправдоподобно, что я подумал, что сплю. Я перечитывал этот лист раз за разом, как заведённый, но от этого слова в нём нисколько не менялись.
— Ну хватит, Серёженька, — мягко сказала княгиня, отбирая у меня лист, — Я понимаю, что для тебя трудно вот так вот сразу поверить в это, но всё же постарайся.
— И что теперь со мной будет? — спросил я, постепенно приходя в себя.
— Ничего, — улыбнувшись, ответила княгиня. — Просто теперь у тебя будут ещё одни бабушка с дедушкой, вот и всё. Разве ты не рад?
— Простите меня, Ваша Светлость, — сказал я достаточно официально, — Спасибо вам за всё, что вы мне рассказали, но мне надо обдумать всё это. Простите...
— Зови меня, пожалуйста, бабушкой, Серёжа, — слегка подмигнув, сказала мне княгиня. Она как будто не услышала того, что я ей сказал.
— Хорошо... бабушка, — сказал я и замолчал, пытаясь прочувствовать эту фразу, но получалось у меня с трудом.
— Вот и замечательно, — улыбнулась она. — Мирослав Егорович сказал, что у тебя не очень хорошая успеваемость, — сменила она тему, — Это неудивительно, учитывая, что ты начал серьёзно изучать псимагию совсем недавно. Я взяла на себя смелость, попросить его назначить тебе дополнительные занятия. Надеюсь, ты не против?
— Эээ... нет... — ответил я, — Большое вам спасибо, Ваша Све... то есть, бабушка.
— Ну вот и хорошо, — ответила княгиня.
— На улице стоит такая хорошая погода, — добавила она, снова сменив тему. — Давай прогуляемся?
— Ва... Бабушка, у меня сейчас занятия, — быстро проговорил я. — Боюсь, меня не отпустят.
— Я всё улажу, — улыбнулась она. — Думаю, сегодня для тебя сделают исключение.
Княгиня встала с кресла и направилась к выходу из кабинета. Я последовал за ней.
В приёмной нас ждали комендант и майор Дуралев, они посмотрели на княгиню явно заискивающими взглядами, а она произнесла:
— Милейший Мирослав Егорович, вы не против, если ваш воспитанник прогуляется со мной немного?
— О нет, нисколько, княгиня! — на лице Мирослава Егоровича снова заиграла елейная улыбка. — Располагайте им, как вам будет угодно! Мы предупредим преподавателей, что он сегодня будет отсутствовать.
— Кадет, вы поступаете в полное распоряжение княгини Михайловой! Выполняйте всё, что она скажет! — отдал мне официальное приказание комендант.
— Спасибо! Я вам очень благодарна! — ответила княгиня и сделала едва уловимый реверанс.
— О, что вы, княгиня! Это честь для нас! Для меня лично и для всего училища! — комендант просто рассыпался в любезностях.
— Спасибо! Не буду больше отрывать вас от ваших важных дел, Мирослав Егорович, — ответила княгиня, выходя из приёмной.
Я последовал за ней, как мне и было приказано.
Мы вышли из здания училища, княгиня осмотрелась и двинулась в сторону липовой аллеи уходящей от главного здания направо. Там она остановилась и, повернувшись ко мне, сказала:
— Как тут красиво, Серёженька. Пожалуй, здесь мы и погуляем.
Мы пошли по аллее мимо казармы младших курсов в сторону пруда, и княгиня стала расспрашивать меня о том, как мне здесь учится, не обижает ли меня кто, и не испытываю ли я в чём нужды. Я подумал и уверил её, что за исключением плохой успеваемости, в которой я сам и виноват, по большей части, всё остальное меня абсолютно устраивает. Конечно, это не было правдой, но говорить что-то иное я был пока не готов. Хоть я и был её внуком, но княгиня Михайлова могла испариться из моей жизни так же быстро, как она в ней появилась, а мне пришлось бы расхлёбывать плоды своей откровенности одному.
Бабушку вполне устроили мои ответы. Она похвалила меня и сказала, что очень рада слышать, что мне хорошо в училище. И ещё более она рада тому, что все ужасные слухи, которые ходят об этом учебном заведении, оказались преувеличением. Потом она сказала, что она, наверно, уже утомила меня своей болтовнёй, и отпустила меня, добавив, что ещё навестит меня на следующей неделе. Я учтиво попрощался с бабушкой и отправился в казарму.
Так как занятия ещё не закончились, то в общежитии было пусто. Я прошёл к себе в комнату, улёгся на кровать и стал размышлять, смотря в потолок.
Конечно, то, что я сын Героя России, было ужасно приятным известием, но вот только, это нисколько не избавляло меня от обязанности учиться в Одинцовке. Конечно, можно было бы пожаловаться своей новоявленной бабушке, но я ей уже сказал, что мне тут нравится, и сразу же говорить обратное было как-то уж совсем глупо. Да и захочет ли она перевести меня куда-то ещё, это был ещё вопрос вопросов. Не стоит торопить события, решил я.
Второй вопрос, который меня сильно занимал: "Почему мама не рассказала мне правду? Неужели мой отец воспользовался своими способностями, чтобы зачаровать её? И за это его сослали в Арктику?" Такое иногда случалось, и у тех молодых псимагов, кто это делал, были большие неприятности, а соблазнённые обманом девушки старались потом не вспоминать о произошедшем. "Может, я плод подобного преступления?" — подумалось мне. Мысли и версии в моей голове рождались, путались и умирали рождая новые.
Так я пролежал почти два часа, обдумывая свою текущую ситуацию. В конце концов, пришёл Егор Бурмистров и прямо с порога сказал:
— Приветствую Вас, Ваша Светлость! — при этом он отвесил самый дурацкий поклон, на который был способен. — Ну как, княжеская корона не жмёт?
— Отвали! — ответил я ему хмуро. Судя по поведению Егора, уже всё училище знает о моей новой родословной. — Я не князь, и вряд ли когда-нибудь им стану.
— Да ладно! — ответил Егор уже серьёзней. — Думаю, ты тут у нас недолго задержишься. Твой дед наверняка признает тебя и переведёт учиться в Суворовское[31] или даже в Пажеский Корпус[32].
— Вряд ли, — сказал я ему так же хмуро, чтобы его оптимизм по поводу моих великих перспектив поиссяк. — Я же тебе рассказывал, как я сюда попал. Ты думаешь, мой дед не знал о том, куда меня отправляют? Я уверен, что это он всё и устроил!
— Серьёзно? — спросил мой лучший друг. — А может, он просто ещё не знал о том, что ты его внук?
— Я видел сегодня лист генетической экспертизы, — сказал я, скривившись. — Её сделали уже на следующий день после того, как меня захватили. Так что не думаю что он не знал, что отправляет в Одинцовку своего родного внука. Непонятно только, как моя бабушка об этом прознала...
— Ну вот! Может, она постарается вытащить тебя отсюда, — оптимизм Егора был неистощим.
— Посмотрим... — только и смог ответить я. — Пока она просто приехала, повидалась со мной и отправилась восвояси.
Мне надоел этот разговор, так что я отвернулся к стене. Егор же пожал плечами и вышел из комнаты. Наверняка отправился обсуждать новости с другими, но мне было уже всё равно.
* * *
Надо признать, что моя жизнь после визита бабушки всё же немного улучшилась. Меня больше не назначали в наряды по кухне, преподаватели стали относиться к моим знаниям с большей снисходительностью, меня стали больше хвалить за успехи и практически не наказывать за неудачи. А ещё со мной стали заниматься дополнительно, чтобы подтянуть мои невеликие навыки. Единственным минусом стало отношение ко мне других кадетов.
Примерно треть тех, кто учился в Одинцовке, были ранетами[33] и не могли похвастать хоть какой-то благородной родословной, а остальные были детьми мелких дворян. Ранеты не любили дворянчиков, и те отвечали им тем же. Они с подозрением и скрытой завистью относились к тем, в ком течёт хоть капля благородной крови. Бастардов в Одинцовке тоже не любили, они были и не ранетами, и не дворянами, поэтому чаще всего они скрывали свои благородные корни и примыкали к ранетам, ведь лучше быть равным среди таких же, как ты, чем низшим среди тех, кто выше тебя. Но мне этот путь был уже заказан. Я со своими княжескими корнями и отцом — Героем России, похоже, возбуждал самые низменные инстинкты и в тех и в других. Думаю, практически любой ранет, и даже дворянчик, хотел бы быть на моём месте, я был принцем из сказки, которая случилась не с ними, и неважно, что, в общем-то, моё положение практически не отличалось от их собственного.
Конечно, у меня и раньше были проблемы с другими ребятами, но сейчас всё это стало принимать совсем уж плохой оборот. Началось всё с мелких пакостей, на которые я, в общем-то, старался не обращать внимания. Ну налил мне кто-то клея на стул, или сказали, что меня срочно позвали в другой конец здания, когда до начала занятий оставалось всего пару минут. Всё это было, конечно, неприятно, но в целом достаточно безобидно.
Дальше всё стало ещё хуже. Бабушка, как и обещала, приехала ко мне на следующей неделе, и не с пустыми руками, а с кучей подарков. Одним из них была новенькая кадетская форма из паушёлка. Вот это был действительно княжеский подарок.
Конечно, мне надо было от неё отказаться, но я просто не смог. Хотя она была такого же серо-мышиного цвета, как и моя прежняя (точнее, она могла принять любой цвет, какой мне захочется), но её ткань была просто фантастически приятной на ощупь, мягкой, тёплой и при этом очень лёгкой. Когда я её надел, я не смог заставить себя её снять.
Я понадеялся, что ребята не заметят, что у меня другая форма, но, как оказалось, это заметили все, просто никто ничего мне не сказал. Через пару дней мелкие пакости, которыми меня донимали, прекратились и начался тихий бойкот. Со мной практически перестали разговаривать, вокруг меня как будто образовалась стена отчуждения. Внешне всё было нормально, но каждый раз, проходя по коридору, я слышал шепоток: "Вон смотри, княженок идёт!" "Княженок" — так меня стали называть в училище, причём произносилось это обычно с глухой ненавистью.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
