Все, что у меня есть

— Пожалуй, чтобы добиться этого, я бы забрал вас из рода сразу после первого совершеннолетия. Как только позволил бы закон. Запретил бы вам видеться с семьей. С друзьями. Вообще с кем бы то ни было. Даже личную прислугу не позволил бы иметь. Чтобы заключить весь ваш мир только в себе. И в удовлетворении своих прихотей.

Он говорил очень медленно, делая паузы после каждой фразы. Я видел, как в ауре Тиля засветился ветвистый узор — это наполнялась энергией разума основная линия стягивающих его пут. Видимо, именно ее князь предполагал извести за сеанс... Но сколько их еще оставалось... Мальчик тяжело дышал и мелко вздрагивал. Мне тоже было трудно дышать — кто бы знал, что пути разума окажутся для меня такими... мучительными.

— Я бы побоями и ежедневным унижением убедил бы вас в полной вашей ничтожности. Чтобы вы отчаянно стремились доказать мне свою полезность и право на существование. Чтобы беспрерывно стремились угождать мне. Иногда бы я бывал добр к вам — один вечер. Несколько дней. Пару недель. Или месяцев. Чтобы вы верили, что ваши усилия приносят плоды. И все будет хорошо. Стоит только постараться еще. Но каждый раз эти периоды иллюзорного счастья я бы заканчивал с какой-нибудь надуманной вашей провинностью. Или вообще без предлога — провинность вы бы искали сами. Мучаясь вопросом: что я сделал не так? И стараясь снова и снова.

Князь наполнил сложный узор плетения на Тиле таким количеством энергии, что малыш казался прожженным насквозь. Самая толстая линия уже поплыла в своих очертаниях, и мальчик судорожно прижимал руки к груди, в том месте, где она проходила: душа тоже умеет болеть... Некоторые завитки в его ауре — крошечные, почти незаметные — подсветились красноватым иллюзорным светом.

— "Самое забавное, Рам, что ты мог бы добиться той же покорности и обожания просто тупо трахая его каждый день," — говорил мне Эремийон в то же время, — "Взгляни на эти красные плетения. Они образовались после нашего недавнего развлечения, хотя мы оба сворачивали силу внутрь. Магия духа в действии — ты сломал мальчишку, и теперь от каждого эмоционального взаимодействия с кем-либо, кто просто сильнее его духом, он будет запутываться все дальше и дальше — пока не угаснет. Не надо было сгибать его так жестко, он все равно слишком юн, и ты подчинил бы его в любом случае, даже лаской. Но ведь без боли и страха слишком скучно, Рам?"

Я негромко помянул Мать и ее недостойные связи со всеми богами, ее детьми, навесив слабый полог тишины: Эремийон его даже не заметит, а Тиль ничего не услышит. Природа нашей связи требовала сказать вслух хотя бы одно слово, и я отвел душу во многих, чтобы сложить несколько: — "Что же, это значит — мне ни с кем нельзя, кроме великих магов? Чтобы не сломать ненароком?"

— Теперь вы понимаете, как приятна для окружающих ваша безмозглая никчемность, юноша? — "Ты снова путаешь силу дара с силой духа, Рам."

Я злобно скрипнул зубами.

Князь заставил лопнуть наполненную силой сердцевину плетения, и Тиль всхлипнул, захлебываясь воздухом.

— Если понимаете, то повторите.

— Я... вам... вам приятна моя безмоз...

— Заставляя вас повторять это, — резко прервал его Эремийон, — Я не только унижаю вас, но и вынуждаю принять оскорбительную характеристику как ваше собственное мнение. Правда, ловко?

Мальчик невидяще оглянулся в мою сторону, а потом снова повернулся к князю:

— Но зачем вам... зачем вам делать это? Ведь Ваше Сиятельство — маг разума, вы можете просто вывернуть мою душу... как вам угодно...

— Ну, допустим, боги не дали мне дара магии разума — "Смотри, Рам, куколка уже решилась поспорить" — Или, например, мне хочется поэкспериментировать на юноше благородного происхождения и применить на нем свои познания — без использования магии разума. Или я просто-напросто обожаю отрывать крылья бабочкам... И за все 976 лет своей жизни не потерял искреннего интереса к этому захватывающему действу.

Тиль снова медленно оглянулся на меня. Эремийон растворил очередные пару линий:

— Как вы полагаете, что из перечисленного ближе к истине, юноша?

— Я... я не знаю... князь...

— Вы совершенно правы, Линтилар, и я удивлен, слыша речь не мальчика, но мужа: ведь когда вас убивают, то настоящему воину не важно знать — за что. И почему убийца поступает так плохо. Самое главное — понять как, чтобы оказать достойное сопротивление.

С этими словами он окончательно растворил плетение, и Тиль пошатнулся и уперся руками в пол. Потом уцепился за диван и с трудом поднялся с колен. Теперь малыш смотрел прямо на меня. Оказывается, за несколько всего дней я успел привыкнуть к этому его застывшему, обращенному в себя взгляду замученного ребенка. Хотя сначала казалось, что привыкнуть к такому невозможно. Сейчас же его взгляд обратился изнутри ко внешнему, ко мне, заставляя непроизвольно вжаться в стену. Ведь я догадывался, что он видит: мерзкое чудовище.

— Зачем, Никрам? — тихо спросил он.

— Прости... — прошептал я. Мне было за что извиняться — за сегодняшнее утро.

— Просто так, — резко ответил Эремийон одновременно со мной.

— Просто так... Никрам... — едва слышно повторил Тиль и потерял сознание.

* * *

Путь принца.

Рамен закончил изучать последний отчет и принялся составлять доклад для владыки Ильверана: генеральный план экономического развития княжества. Он валялся на полу кабинета князя перед терминалом мозговика и выводил пальцами объемный график, высунув от усердия кончик языка. Какое это было приятное занятие — вот так играть ресурсами, ценами и стратегиями, выстраивая все это в сверкающий пик процветания. Наверно, когда он был принцем, ему часто доводилось заниматься этим, недаром же идет так легко. Насколько большее удовольствие должно было приносить управление целым королевством, а не одним из 11-ти княжеств... Впрочем, удовольствие доставляет не количество, а качество.

Он настолько увлекся своим занятием, что лишь краем глаза отследил появление Дирана, собственно владыки Ильверана. Тот приходил два раза, а на третий Рамен хмыкнул:

— Не мельтеши, — и похлопал рукой по креслу. Он уже закончил.

Диран опустился на предложенное место и с любопытством заглянул в экран:

— Чем это ты занимаешься?

— Твоими обязанностями, дорогой, — хихикнул Рамен, потягиваясь. А потом по-кошачьи потерся щекой о колено князя. Тот замер. — Смотри, сколько несобранного бабла взывает к твоей совести.

Он взмахнул рукой, заставляя мозговик породить огромную проекцию, и с воодушевлением принялся излагать свои идеи.

— Звучит убедительно, — сказал князь, когда он закончил. — И заманчиво. Но почему тебя так волнуют мои финансы?

— Они меня совершенно не волнуют, — зло прищурился Рамен, — С чего бы это меня волновали финансы нескольких миллионов граждан? Да пусть они сперва сдохнут все, прежде чем меня это взволнует.

— Прости, — примирительно улыбнулся Диран, — Я просто не подумал о том, что ты привык об этом заботиться.

— Ну, для чего тебе думать, дорогой, — не удержался Рамен от очередной злобной шпильки, — Я сделаю это за тебя. — он забрался на кресло и навис над Дираном, беря его лицо в ладони, — Я дорого ценю свою жизнь, князь Ильверан, гораздо дороже постельных развлечений. И я знаю, чем обязан тебе, хоть ты и уперся в своем молчании.

Незаметно усмехаясь, Рамен целовал закрытые глаза Дирана и сжатые губы. По тонкой связи, которую он изловчился наладить в первый же день после своего восстановления, он привычно пробрался сквозь мощные щиты гораздо более могучего мага. И с неугасающим раз от раза наслаждением погрузился в болезненно изломанную душу. Сила дара и вправду — ничего не значит, подумал он, словно продолжая с кем-то давний разговор. Ничего.

Некоторое время Рамен самозабвенно впитывал нездоровое счастье ласкаемого Дирана, тиская широкие плечи и мускулистый живот князя. Но наткнувшись в очередной раз на непробиваемую сталь физических щитов под кожей любовника, в гневе оторвался от него и пнул подвернувшееся кресло для посетителей. Собственная уязвимость бесила неимоверно.

— А ну, вернись, — возмутился хозяин кабинета, вставая.

Не стоило нарываться, если Ильверан сорвется с контроля, то что ему помешает отделать нахального безродного типа? Даже если этот тип был некогда наследным принцем. Нет, тем более, что этот тип был некогда наследным принцем. Он, конечно всегда за хорошую драку, даже такую неравную... Но сама ситуация абсолютно не совпадает со всеми жизненными планами. Приходится во всем себя ограничивать. Поэтому Рамен с доброй улыбкой подобрался к князю, зашел за спину и укусил за шею.

— Куда же я от тебя денусь, Ди, — мурлыкал он, зализывая аккуратные ранки от клыков. — Мммм... сладкий. Что у тебя тут, а?

Он нашептывал Дирану еще кучу подобных пошлостей, прихватывая ухо зубами и хватая за задницу. Забавно, что мужчину заводят подобные вульгарные разговорчики. А ведь он мог бы услаждать слух любовника стихотворными импровизациями. Или ритуальными стансами в честь богов — по древнему канону. "Там, любовь моя, в сумерках тела", — думал Рамен, превращая своеобычное совокупление на рабочем столе в таинство. Он вообразил себе бородатую морду Аараха, почувствовал волну дрожи в Диране, и кончил, завершив и станс — как подобает, своими словами: "Отворяя его, достаю я твой красный цветок".

— Мой красный цветок, — улыбнулся Рамен, проведя пальцем по розовым краям раскрытого входа Дирана. Он был крайне доволен собой — а как же, самоотверженно трудился почти час, загоняв партнера так, что тот не способен подняться, так и лежит, уткнувшись лицом в сложенные руки. Все тело звенело от истомы, символическое жертвоприношение требовало какого-то итогового действа. И он опустился на колени и развел крепкие ягодицы князя как можно шире. И обвел языком все еще несомкнувшийся анус, заявив что-то о сочных дырочках, и заставляя того вздохнуть и вжать живот.

* * *

— Я собираюсь вечером уйти в Пустые Скалы, к алтарю Бездны, — сообщил он позже, крутясь перед зеркалом и любуясь собственными прекрасным серебряным отражением. — Пойдешь со мной?

— Зачем? — Диран даже и не подумал отвлечься от изучения экономического плана.

— А вдруг мне захочется принести кого-нибудь в жертву! — жизнерадостно заржал Рамен, и владыка Ильверана нервно дернулся.

— Твое здоровое чувство юмора не перестает меня неприятно удивлять.

— Ну, извини, дорогой, — хмыкнул Рамен: он совсем не шутил. Мало ли, что выкинет Бездна. Не себя же приносить в жертву, в конце-концов. Хотя и князя он терять не собирался: слишком ценный кадр. Но великий маг пригодится в таком месте по-любому. А если Бездне потребуется жертва — можно будет оттуда вырваться и прийти попозже с кем-нибудь ненужным.

— Я не понимаю, зачем тебе взывать к Бездне. Она не отвечает эльфам. Никогда.

— Посмотри на меня, Ди. Мой вид не наводит тебя на какие-нибудь мысли?

— Если ты теперь полуночник, это не значит ты должен немедленно бежать к ближайшему темному алтарю и биться об него своей слишком одаренной головой. Это глупые суеверия, право слово. Неужели ты веришь, что полуночники служили злу?

— Не злу, а Бездне, Диран. Ты смотришь на меня и не видишь. Как и все прочие. Вряд ли, впрочем, я сам задумывался об этом раньше...

Он нахмурился, снова уставившись в зеркало.

— И что же я такого не вижу, Рамен, кроме твоей самовлюбленной физиономии?

— Серебряные волосы, Диран. Серебряные глаза. Клыки. Ты сам называл меня облезлым дроу. И ты был прав — это стандартное изменение Хаоса. Серебро — цвет Хаоса.

— При чем здесь Хаос?!

— Бездна — проводник Хаоса, неужели ты никогда не изучал темные стихии, владыка Ильверана? А Хаос проводит Тьму, Тьма же проводит Бездну.

— Я прекрасно знаю темный круговорот, но не вижу никакой связи с ним.

— Сколько можно упираться очевидному, Диран! — взбесился Рамен, — Все темные изменения начинает Хаос, и полуночники, поклоняясь бездне, привели его в свою кровь. Если бы они пошли дальше, и овладели, в свою очередь, Хаосом, то пришла бы Тьма и исказила репродуктивную систему, окончательно выделив их из народа. А потом бы снова явилась Бездна, заканчивая изменения, и в знак этого их кожа окрасилась бы золотом. Золото — цвет Бездны, помнишь это?

— Это ересь, Рамен, дроу нам не родичи, не хочу это слушать.

— Да, получилось бы еще одно дровское племя, — упорно продолжил он, словно ему было так уж важно мнение этого упрямца. А может просто убеждал себя в том, над чем думал все это время. — Но они остановились на полпути. Им показалось достаточным полученное преимущество: способность любого полуночника к неограниченному развитию дара. Да, ведь дроу управляют темными стихиями при помощи разновидности магии разума, а она единственная, где успех зависит от силы духа.

— Кто тебе сказал этот бред?

— Кто-то говорил... — он сжал рукой виски, — Кто-то, кого я не помню...Но полуночники также управляют светлыми стихиями. Они все одарены магией разума, а малейшая одаренность любой другой стихией — может развиться. Насколько выдержит их дух. Поэтому мне нужно воззвать к Бездне. Мне необходимо ускорить развитие дара. Насколько возможно.

— Да с чего ты взял, Рамен, что полуночники способны неограниченно развивать дар? Ты много их изучил?

— Ты, и правда считаешь меня тупицей, не способным понять природу собственной магии? — процедил он, и Диран осекся.

— Но что заставляет тебя думать, что Бездна тебе поможет? — спросил князь, помолчав. — Если все, что ты наговорил мне, имеет какое-то отношение к истине, то единственный путь развития — практика магии разума.

— Они все творили ритуалы взывания к Бездне, когда мы их убивали, — сказал он, снова сжимая виски. — Вся знать полуночников. Даже дети. А теперь обычный безродный солдат их крови одарен пятью стихиями. Невероятно, да? Никто из великих не владеет больше чем четырьмя. А здесь полный набор, только магии жизни не хватает. Но зачем она мне, не так ли? — он тихо засмеялся. — Я ведь не собираюсь никого исцелять.

Диран молчал, и он прошептал, все так же безумно улыбаясь:

— Смешно, правда? Даже дети... Ты знал об этом? Что они делали?

— Нет, не знал, меня не было с вами, когда вы их убивали, — глухо ответил князь.

— Меня тоже не было. Я не помню, но знаю это, — он снова посмотрел в зеркало. — Там были мой брат и Рэннар Нарвендайз. Предатель своей крови, — прошипел он, глядя в серебряные глаза своего отражения. — Я тут подумал, Ди, раз я теперь полуночник, то может мне стоит навестить князя Нарвендайз. Старшего. Все-таки, соплеменник.

— Не стоит, Рамен, он раздавит тебя одним пальцем и даже не заметит.

— Зануда ты, — он засмеялся — снова весело. — И помечтать не даешь.

* * *

— Смотри, Диран! Песочные зонтики! — Рамен выскочил на поляну, потрясая двумя крошечными грибами.

Они остановились лагерем на расстоянии двух переходов до Пустых Скал. Проклятые Скалы находились в самом центре мощного стихийного Искажения, и к ним было не добраться ни по воздуху, ни по земле — на машинах. Только пешком, медленно пробиваясь сквозь враждебную среду.