Все, что у меня есть

Глава 1: Переселение.

Моя леденящая кровь история началась с удара по голове. До этого я был эльфом (а потом — раз, и снова эльф! так, не буду забегать вперед). Сидел себе на берегу озера, полировал и смазывал охотничье ружье. Потом достал тряпочку, положил ее на специальную досочку. Пули достал, гильзы, мешочек c порохом... пыжики шерстяные. И принялся патроны забивать. Вокруг красота, птички поют, вода поплескивает. А передо мной выстраиваются в ряд толстенькие маслянистые снаряды. До чего же я люблю это дело! Любил..

Сзади что-то грохнуло и затрещало, патроны передо мной вспыхнули, разрываясь; заполыхал мешок с порохом. Я упал на землю, закрывая обожженное лицо. В руки впивались осколки. Треск угрожающе приближался. Я перекатился, пытаясь избежать неведомой опасности, и увидел перед собой гигантский древесный ствол. Он несся прямо на меня.

Бабац! Дальше был, как я уже упоминал, удар по башке, вокруг потемнело, закрутилось, я еще раз ощутимо приложился головой, потом задницей, потом треснулся ногой и плечом о что-то каменное, потом вскочил на ноги, сжимая в руке нож, и озверело оглянулся. Вокруг были бетонные стены, тускло освещенные голыми лампочками, запаянными в решетки. Неподалеку заканчивалась лестница, с которой я, судя по всему, и сверзился. Так, обстановочка внушает.

Я поднес к глазам нож. Он был какой-то странной конфигурации: искривленный, с перпендикулярно загнутым кончиком, к тому же оснащенный зажимом. Убейте меня об дерево, если я догадаюсь, для чего эта мерзость может быть предназначена. Я вспомнил несущееся на меня дерево, осознал, что нож залит кровью, а холеные руки, его держащие, — не мои; и понял, что об дерево меня таки убили.

Мне показалось, что стены вокруг со свистом раздвинулись, а потом сжались гораздо теснее. Я упал на колени, сжимая свой многострадальный мозг, норовящий вырваться из черепной коробки. Что со мной?! Боги, почему я не верил в вас? Теперь я остался один со своим безумием.

— Мой принц!

С лестницы скатились какие-то эльфы, светя мне в глаза мощными фонариками. Это вы ко мне, уроды?

— Это вы ко мне, уроды? — озвучил я свое недоумение с прямотой и честностью настоящего чернолесского рейнджера.

Двое эльфов влипли обратно в проход, а один осторожно подошел поближе, изгибаясь в поклоне.

— Простите, Ваше Высочество, мы услышали шум и обеспокоились.

На его лице заиграла такая гаденькая улыбочка, что у меня зачесался левый кулак. Не раздумывая, я засветил ему в зубы с прямотой и честностью... ну вы поняли. Гадкий тип, вместо того чтобы достойно продолжить разговор, впечатался в стену и сполз по ней, скуля и закрываясь. Я подобрал нож в ожидании его дальнейшей реакции. Тип, увидев это, взвизгнул и пополз ко мне на четвереньках, умоляя:

— Пощадите, Ваше Высочество...

Тьфу, позорище.

— Заткнись, убоище. Не собираюсь я тебя... — я взглянул на штуку в своих руках и внезапно постиг ее предназначение с ослепительной ясностью, — резать на ленточки.

Эльф поднялся, снова пытаясь улыбаться разбитыми губами. До чего унизительное зрелище. Он что, пресмыкается передо мной, потому что считает принцем? Дать в ответ в морду, типа, этикет не позволяет? Это что, значит и мне отныне не намять никому молодецки бока?! Раз я долбанный принц?!

Кстати, какой принц? У нас их в королевстве три: наследный Никрам, второй Арам... дипломат, кажется... или финансист... А, какая разница, хрен редьки не слаще. И, наконец, душа и орел наш Дейран. Командующий доблестных лесных и слегка менее доблестных морских и воздушных рейнджеров. Впрочем, будем справедливы, морские и воздушные коллеги придерживаются прямо противоположного мнения относительно распределения доблести. Хорошо бы я вселился в Дейрана! Или нет... Куда мне с моей младшей офицерской академией соваться. Опозорю только блестящего военначальника. Нет, хорошо бы не в Дейрана! Лучше всего в Арама. Чем он там занимается? Дурацкое дело не хитрое. Муть, конечно, зато Дейран будет моим братом.

Я с подозрением уставился на дрожащего предо мной придурка. Кажется, он что-то сказал? Отрывает, понимаешь, от размышлений особу королевской крови.

— Что ты сказал, при... почтеннейший? — так, не будем ронять достоинство королевской семьи оскорблениями подданных.

— Ваше Высочество желает продолжить?

Да, кстати, чем это я тут занимался, а теперь желаю продолжать? Наличие ножа-крюка наводит на неприятные подозрения...

— Желаю. Веди.

Он, непрерывно оглядываясь, направился к лестнице. За спиной материализовались два растворившихся недавно в бетоне эльфа. Я резко развернулся. Нервируют, охраннички.

— Спереди идите.

Они послушно меня обогнали. Вот ведь в ж.. бога мать. Что происходит, а? На меня в лесу кто-то напал. Кого я даже не заметил. Это, конечно, не показатель, все таки я эльф совсем молодой, 16 лет как из академии выпустился... Средне сильный маг или маги, значит. Но кому я нужен — младший командир рейнджеров, настолько незнатного рода, что с полным правом называюсь безродным? Отец, тоже рейнджер, давно погиб. Мать домохозяйка, отчим — плотник... Выходит, мое заселение в принца было запланировано. Покушение. А куда делась его душа? Пересилилась в мое тело и там погибла, или... затаилась в этом?

От последней мысли меня пробрал озноб. Хорошо бы принц все-таки переселился в мое тело и смог выжить. Тогда мы сможем снова поменятся. Я ужасно сам себе нравился: красивый, сильный... Любил, можно сказать. А ведь еще есть мать, друзья, сестра. И множество планов и надежд на только начавшуюся жизнь... Надо будет немедленно выяснить, что со мной стало. Но осторожно. На принца покушались. Вокруг враги.

Мы остановились около решетки, на которой висел... я едва узнал эльфа в этом куске мяса. Кровь с шумом прилила к моим вискам и застучала там молотками. Охранники стояли с каменными мордами. Подлиза снова давил улыбочку. Вот так, значит, спокойно и естественно попираем мораль и законы. Истерзанный эльф слегка пошевелился и поднял на меня золотисто-коричневые глаза. В них по очереди сменились ужас, отчаяние и ненависть. Этот взгляд... даже без того ножа стало бы понятно — кто его палач.

— Я сегодня продолжать не буду, — меня мутило, в груди засела тупая боль. — И вылечите его.

Подлиза гаденько захихикал. Так бы и пристукнул. Но нельзя бить того, кто не может сопротивлятся. Так давным давно говорил отец. Такова честь рейнджера... Все, что у меня есть.

— Ведите меня.

— Куда, Ваше Высочество?

— Куда надо! — рявкнул я, и мозгляк побелел. — А ты, — я ткнул в правого из своих двух мордоворотов, — позаботишься об этом. И смотри... если что — сам на дыбе отдохнешь.

Мордоворот склонил голову, прижимая кулак к сердцу. Меня перекосило от такого глумления над жестом воинской чести. Подонки.

Мы поднимались наверх, и переходы внезапно стали роскошными: стены оделись в драгоценные шелка, в нишах затаились вычурные статуи; заблестели золотом картины. Я думал о том, что любой аристократ являет собой безупречный идеал благородства, пример для подражания. Образец чести, достоинства и радения о благе народа. И если первейший из них, сын короля, был вынужден опуститься до пыточного подвала, значит тот мужик внизу — настоящая мразь, выродок, угрожающий королю и народу...

Мы подошли к покоям принца. Моим покоям. Я застыл на пороге, уставившись на подлизу. Наверно, это мой секретарь. Наверно, у меня запланированы сегодня важные государственные дела, которые обязательнко надо сделать, не подвести. Например, еще кого-нибудь запытать.

— Придешь, доложишь, когда у меня по плану дела.

Зайдя внутрь, я быстро оглянулся (вокруг серебро с чернением) и бросился к зеркалу. Слава богам, не Дейран. Уж командующего я бы не перепутал. Как бы, интересно, я опрадывал свой сверкающий идеал, если бы он оказался запятнанным в том подвале.

Из зеркала на меня смотрел надменный бледный эльф с черными волосами, ледяными серыми глазами и неприятным лицом. Нет, конечно, он был красивый — изысканной красотой аристократа. Но насколько привлекательнее в этот момент мне показался мой прежний облик — безыскусно золотоволосый, со стандартно загорелым лицом и ярко-зелеными глазами... Кто ты, ублюдок, — подумал я, — Никрам или Арам? Кто ты такой, чтобы собственноручно истязать эльфов; и заставлять их становиться соучастниками своих преступлений.

Я устало опустился в кресло, не отрывая взгляда от своего отражения. Надо во всем разобраться. А судить — судить мы будем потом. Но собраться с мыслями мне не дали. Одна из дверей гостиной распахнулась и на пороге показался худенький пацан. Судя по его влажным волосам и шелковому банному халатику, дверь вела в ванную. Увидев меня, мальчишка еле приметно вздрогнул и бледно улыбнулся.

— Никрам! Я не ожидал тебя так рано, — он подошел ко мне и опустился на ковер у моих ног. — Прости, я не приготовился.

Я молчал, подавленный тем, что оказался наследным принцем; а также видом его браслета — парного к одному из моих колец. Мой младший супруг. Он хоть совершеннолетия достиг? Хотя бы первого? Младший муж меж тем потерся своей круглой детской мордочкой о мое колено и принялся расшнуровывать мне ботинки.

Глава 2: Трудности семейной жизни.

Стащив с меня ботинки, эльфеныш метнулся в ванную и притащил тазик с водой. Опустил туда мои ноги и принялся их массировать. Халат он успел сменить на коротенькую полупрозрачную тунику. Все это время я напрягался по поводу его возраста и, наконец, не выдержал:

— Напомни мне, сколько тебе лет? — а что такого, я , например, и у родной матери возраст не помню. Вот с именем будет сложнее.

— Двадцать четыре вчера исполнилось, Никрам, — ответил эльфик, усиленно втирая в меня какое-то масло.

Четыре года после первого совершеннолетия. У меня прямо от сердца отлегло, и я уже спокойнее присмотрелся к своему, так сказать, супругу. Он был очень миловидный, весь тоненький и изящно вытянутый, с пухлыми губками, нежным ребячьим личиком, и вьющимися светло-коричневыми волосами — признак благородной крови. Глаза у него тоже были светло-карие, с золотистыми искорками. Я помрачнел, вспомнив такого же цвета глаза у того куска мяса в подвале. Надеюсь, они не родичи.

— Весело вчера отпраздновал? — решил поддержать я светскую беседу.

— Да, Никрам, — прошептал мой муж, вжимая опущенную голову в плечи.

Так, кажется, это я только что весьма удачно сказанул. Как в лужу пернул.

— А чего ты такой мелкий, если тебе уже двадцать четыре? — попытался туповатой шуткой исправить положение я. И дружелюбно потрепал его по волосам.

От моего прикосновения малыш сжался еще больше и снова прошептал:

— Потому что я тощее убожество, которое жалко выкинуть, а обратно родителям не всучить.

— Понятно, — с редкой уместностью брякнул я. Исправил, называется, положение.

— И только благодаря твоей доброте, Никрам, я избежал достойной меня участи... Спасибо, Никрам, — он ткнулся мне губами в босую ногу.

Ноге стало щекотно, и я пошевелил пальцами, освобождая свою конечность. Захотелось узнать ход мыслей принца и спросить — какую же участь тот почитал достойной для этого мальчика. Ведь наверняка малыш повторял слова Никрама. Не сам же он пришел к такому о себе мнению. Но я не решился мучить его унизительными расспросами. Вместо этого я приподнял ему голову и увидел слезы, текущие по щечкам. Он не морщился и не всхлипывал, просто абсолютно беззвучно плакал, сам едва замечая это. Тупая боль, поселившаяся у меня в груди еще в подвале, стала острой.

— Ну, что ты плачешь, не надо...

— Прости, — он вытер глаза кулачками и принялся вглядываться в мое лицо. Я сделал морду кирпичом, не зная, как себя вести в такой ситуации. — Пожалуйста, Никрам, — внезапно как-будто решился малыш, — Пожалуйста, отпусти моего брата. Я все-все для тебя сделаю, только отпусти...

Вот как. Кажется, я догадываюсь, кто его брат. Мне захотелось немедленно исполнить его просьбу и отпустить незадачлового родственника — лишь бы высушить эти страшные тихие слезы. Но я не позволял чувствам влиять на исполнение своего долга даже тогда, когда на мне лежала лишь малая власть и ответственность чернолесского десятника. Власть теперь стала неизмеримо большей, а ответственность давила неподъемным бременем. И как бы я не осуждал методы принца Никрама, но если мой новообретенный деверь был в чем-то замешан — я был обязан это выяснить.

— Успокойся, я обещаю, что лично рассмотрю дело твоего брата, и если он ни в чем не виноват — принесу извинения и отпущу.

Как я буду извиняться за такое? И рассматривать?

— Лично... — потухшим голосом повторил эльфенок. Судя по всему, он был в курсе интересных пристрастий своего старшего мужа. — А в чем ты его обвиняешь, Никрам?

— Я пока не могу тебе этого сказать, — честно признался я, — но обещаю, что никто не будет его пытать.

Так, а если я его отпущу, а потом он расскажет братишке, что происходило внизу — то, получается, я сейчас малышу наврал?

— С этой минуты никто не будет пытать, — поправился я. А потом, вспомнив, что благородные — любители отвесить любезность, добавил: — Раз ты так за него просишь... дорогой.

По-моему, получилось как-то гнусно... Но мой муж, по-видимому, так не считал:

— Правда? — переспросил меня он, приподнимаясь. — Спасибо, Никрам, спасибо.

Он забрался на мои колени и как щенок тыкался в лицо, шепча слова благодарности. Я осторожно его обнял, чувствуя себя крайне неловко. Как же надо было обращаться ребенком, чтобы он благодарил за простую справедливость, приправленную вежливостью. Порнографическая туника младшего сбилась и задралась, обнажив свежие синяки на бедрах и ягодицах. И я понял, каким образом мальчик праздновал свой день рождения, и стиснул зубы от стыда, вспомнив свои расспросы. Теперь они приобрели особенный смысл. В этот момент мне захотелось, чтобы душа Никрама сдохла в мучениях, я бы даже своего тела для этого не пожалел.

Малыш все возился на мне, елозя голой попкой. Я через некоторое время догадался, что эти его потирания мокрой от слез мордочкой об мои щеки и шею — они должны были изображать поцелуи. Загадочные предпочтения были у Никрама... Но такая нарочитая неискушенность в сочетании с развратной одеждой вызвала во мне недвусмысленный отлик. Я оцепенел, сжимая мальчонку все сильнее — силился, видимо, прекратить возбуждающее копошение, а он терся об меня всем телом. Меня раздирали противоречия. Не в моих правилах было вот так резко, ни с того ни с сего, трахать малознакомых эльфов. Но, с другой стороны, он ведь теперь мой муж... К тому же такой милый. Но опять же, почему он ластится ко мне, ведь совсем недавно сжимался от страха, стоило лишь притронуться. Эти ласки значит тоже — вследствие страха? Да даже если и нет — его желание предназначалось Никраму, и мне сейчас претило этим пользоваться. Может быть потом... когда я приучу младшего именно к себе и буду в нем уверен. Короче, я просто окаменел, как памятник безвременно эрегировавшему эльфу-отморозку.