— Контрразведка округа, капитан Лаврентьев! Так точно, господин полковник! Да, взяли, сидит в камере. Нет, что Вы, пальцем не трогали! Да. Служу Отчизне! Сегодня? Сделаем, Сергей Данилович. Сам и доставлю... Да. Спасибо. До свиданья, — Лаврик защёлкал кнопками селектора. — Фашист! Бронегруппу — на выход. Дикого — в мою коробку. Да, и побыстрее: дело — к ночи. Царькова — ко мне, — капитан проявился за ширмой вновь, приводя себя в "нормальный" военный вид. — Сень, я — в штаб округа. Отвяжи его и — в камеру. Хочешь — сам, хочешь — Фашиста вызови.

— Отведу, Ефим Семёнович. Куда его?

— На кичу. В одиночку.

За ширмой хлопнула дверь.

— Вызывали, Ефим Семёнович? — судя по голосу — Толя.

Лаврентьев закрыл клапан кобуры и рявкнул:

— Лейтенант Царьков! Вы — в армии или где?!

За ширму сунулся Царьков, он же Толя:

— Что случилось, Ефим Семёнович?! — а глаза такие наивные-наивные...

Лаврик глянул на него, сплюнул и сказал очень спокойным голосом:

— Лейтенант Царьков, будьте любезны выйти вон и войти, как положено офицеру Конфедерации по Уставу ВС.

Толино благообразное личико вытянулось, и клиент исчез.

Пока Толя собирался с мыслями в коридоре, Эскулап успел отвязать Серёжку, и вторую часть шоу "Что такое Устав, и как его понимать?" все созерцали уже в кабинете. Капитан устроился за столом, Серёгу усадили на до чёртиков знакомую "гостевую" табуретку, Сеня встал за Серёжкиной спиной. Действующие лица — на сцене, можно поднимать занавес.

Стук в дверь.

— Войдите, — Лаврик поудобнее устроился в кресле.

— Разрешите? — в дверь сунулся Толя.

— Да-да, Царьков...

— Вызывали, Ефим Семёнович? — в этот раз лицо Толика было предельно серьёзно.

— Царьков, если эта процедура именно так описана в Уставе, то я — испанский лётчик! Дубль три, пожалуйста, — Толя обиженно шмыгнул носом и скрылся за дверью. Лаврентьев закурил. — Я его ща научу Родину любить! Беспонтовый закос под интеллигента, твою мать!

Действие второе.

Стук в дверь.

— Входите, Царьков! — Лаврик глубокомысленно созерцал струйку дыма от сигары.

Толя шагнул в кабинет и почти успешно сымитировал пару строевых шагов.

— Господин капитан! Лейтенант Царьков по Вашему приказанию прибыл!

— Царьков, это что, по-Вашему, — строевой шаг? А где такая мелочь, как воинское приветствие? Царьков, ты над нами издеваешься? — Серёжка хихикнул. — Вот, Царьков, даже военнопленные частей спецназ противника смеются... Царьков, Вы нас позорите! Дубль четыре, шагом марш!

Интервал до следующего стука составил минуты три. Видимо антракт.

Действие третье.

Стук в дверь.

— Входите, Царьков!

Три чётких строевых шага (в представлении Толика), ладонь плавно откочёвывает к фуражке:

— Господин капитан, лейтенант Царьков по Вашему приказанию прибыл! — ладошка плавно возвращается на место. Пальцы начинают теребить штанину.

— Ой, правда что ли?! Батюшки, Царьков, это ты! А я-то думаю, что за чучело заявилось... Толь, ты бы форму, что ли, в порядок привёл, а то ведь не узнаю, под арест посажу. За нарушение формы одежды... Толь, а у тебя вообще портупея есть?

— Есть, господин капитан!

— Не вижу, Толя. Слушай, а может ты её партизанам загнал? Вместе со шпалером... Толь, это уже — промотание военного имущества и утрата личного оружия. Пистолет где?

— В столе...

— А какого рожна он в столе?! Кто сегодня дежурный по управлению? Я? Значок где? Тоже в столе?

— Нет, вот он... сейчас... — Толик выхватил что-то из кармана и начал судорожно прикалывать к кителю.

Эскулап с Серёгой захихикали уже дуэтом.

— Отставить, Царьков! Толик, ты посмотри: пленные враги над тобой смеются, сотрудники оперативно-следственного отдела смеются... А что делать мне, по-твоему? Тоже смеяться? Нет, Толя, мне плакать надо! Рыдать навзрыд! Я бойцов за форму одежды дрючу, а у меня собственные офицеры такое откалывают! Толь, хочешь в пехоту?

— Никак нет!

— А чего? Ты у нас кто по образованию? Ботаник? Зоолог? Энтомолог? Вересов, хватит ржать! Так кто ты, Толя?

— Микробиолог...

— По теме?

— Метаболизм простейших...

— Очень показательно! Ну так вот, получишь штук двадцать пьяненьких бойцов, — "взвод" это называется, — с автоматами, навьючишь на одного микроскоп и будешь спокойненько сидеть в болоте и под пулями партизанен изучать любимых простейших. Хочешь? Нет, ты только скажи!

— Никак нет, господин капитан! — Толик слегка побледнел.

— Ну так вот, Царьков, если через три минуты ты не появишься здесь в нормальном виде, то есть: при портупее, личном оружии, фуражка нормально надета, в уставных ботинках, — почищенных, кстати, — со значком, — и нормально, как положено офицеру, явившемуся по вызову начальника, не представишься, то я прямо сегодня, в штабе округа решу вопрос о Вашем переводе... ну скажем, в лёгкую пехоту. Там любят из таких, как Вы, делать людей! Шагом марш, Царьков, время пошло! — Толик исчез. Из коридора донёсся удаляющийся топот. Капитан пустил в потолок кольцо дыма. — Сень, а может его, действительно, в пехоту отправить? Достал он меня...

— Дело Ваше, Ефим Семёнович, но, если честно, — стоит.

— Вот и я о том же... — Лаврик потянулся к селектору. — Фашист!

— Слушаю, господин капитан...

— Всё готово?

— Почти.

— Медленно, мальчики, медленно... Как погрузитесь, зайди ко мне.

— Вас понял.

— Сень, ты свободен. Фашист его заберёт.

Эскулап нырнул за ширму.

"Живёт он там, что ли?!"

— И вот с такими остолопами приходится работать, — Лаврентьев повернулся к Серёжке. — Смешно? Только честно!

— Ага.

— Грустно, господа, грустно!.. — застроив Толю, Лаврик резко подобрел и впал в слегка лирическое настроение.

— Разрешите, господин капитан! — в кабинет шагнул "Ариец".

— Всё, что ли?

— Так точно.

— Мюллер, а может мне и тебя застроить? — Лаврентьев грустно улыбнулся.

— Зачем, господин капитан? Дело, конечно Ваше, но, вроде, не за что пока...

— Для комплекции. А то Царькову обидно будет...

— Так это Вы его...

— А что?

— Да мечется, бедный, по дежурке...

— Правильно делает, что мечется. У него осталось, — Лаврик глянул на часы, — минута, десять секунд... Мюллер, сядь пока, не маячь. Ща я этому, хм... военному... задачу поставлю, и ты ребёнка в камеру сведёшь. Покормите его, и до двадцати двух ноль-ноль не кантовать, — мой личный приказ! Понял?

— Так точно.

— Ну посиди пока, расслабься.

Толик появился с опозданием на восемь секунд. Капитан, хмыкая, обошёл лейтенанта Царькова, словно новогоднюю ёлку, выдал что-то невнятное типа "М-да...", и сел за стол.

— Лейтенант Царьков, будем считать, что Вам всё удалось. Хреновенько, но более-менее. Ну, Толь, чтобы тебе ночью не скучно было, и не мучил бы ты себя всякими дурными телешоу типа "Санта-Барбары", вот тебе развлечение до утра, — Лаврик кивнул на Серёжку. — Держи список вопросов, — на стол лёг листок, — и дерзай. Ты у нас работаешь давно, опыт, вроде, должен быть... Я вернусь утром, к одиннадцати. Короче, в одиннадцать ноль-ноль я охреневаю: у тебя всё есть! В смысле вопросов. Если я охреневаю от того, что ни фига не вышло, то ты будешь охреневать в джунглях с автоматом в руках на должности ком взвода. Подробности — у Эскулапа. Минимально допустимый объём полученной информации — восемьдесят процентов. Условия: дитя должно быть живо и по минимуму искалечено. Большим плюсом будет, если вообще никаких повреждений. А то, не дай Бог, показывать придётся кому. Начинать можешь с двадцати двух ноль-ноль. Но — не раньше. Фашист, забирай его.

— К стенке, шпиён... — "Ариец" достал из кармана браслеты.

— Мюллер, его — в одиночку на киче.

— Понял... Двигай, — Фашист подтолкнул Серёгу к выходу.

..."Ариец" вывел Серёжку во внутренний двор и остановился перед милой достопримечательностью практически любой воинской части — караулкой. Вместо того, чтобы воспользоваться услужливо пришпиленной на уровне человеческого роста кнопкой звонка, Фашист врезал по железной двери ботинком.

"За что ж ты её так?.."

— Подъём, мать вашу!

Внутри раздалось шебуршание, и в дверце открылось окошко.

— Стой, стрелять буду! — донеслось оттуда.

— Я те ща стрельну! Открывай, уродина!

Дверь лязгнула. На пороге стоял "Фашист N2", только в отличие от "Арийца", — классического наци-нибелунга, — "N2" был этаким Гансом из старого советского фильма: щуплый юноша в афганке, висящей на нём, как на швабре, ботинки — размера так сорок третьего-сорок четвёртого при "родном" сорок первом, каска СТШ-44 и круглые очки "а ля Лаврик". Не хватало только губной гармошки. Впечатление слегка портили бронежилет марки 6Б10 и восточногерманский АКМС.

— Фриц, ты когда-нибудь на военного будешь похож?

— Виноват, господин сержант!

— Да ты по жизни виноват! Фриц, я в натуре когда-нибудь за тебя возьмусь!

— Исправлюсь, господин сержант... — "Фриц" переступил своими "безразмерными" ботинками.

— Пуля тя, остолопа, исправит! Какого рожна сначала я начинаю ломиться в дверь, а только потом ты гундосишь "стой, стрелять буду!", а? Про Станиславского слышал?

— Да...

— Ну так вот, "Не верю!" — это про твоё "Стой..!" Перед отбоем проверю знание УКГС... Понял?

— Так точно...

— Дай пройти, чудовище!

Фриц шагнул вглубь коридора, освобождая дорогу.

— Господин старший прапорщик, это — Вам!..

В караулке царила полная расслабуха. Бодрствующая смена, свалив в кучу броники, каски, автоматы, кителя и ботинки, смотрела вместе с начкараулом порнуху по видику. Хотя — Толя дежурным...

— А, Горохов, ты... Что — мне?

— Ребёнок!

— На кой он мне? Мюллер, гони его в шею... — прапор повернулся к экрану.

— Я бы рад... Лаврентий велел посадить.

— И чё он отчебучил? Бойцам "пятёрки" пургена в кофе подсыпал?

— Хуже! Убивец, шпион, диверсант! Боец отряда "Скаут"!

— Кто? — старший прапорщик внезапно заинтересовался этой подробностью, даже обернулся.

— Вот этот милый ребёнок! — "Ариец" легонько хлопнул Серёжку по плечу.

"Ещё раз назовёт ребёнком, — убью! — Как?! — Горло перегрызу!!! — А получится? — А мы попробуем..."

Прапор тем временем скептически оглядел Серёгу:

— Горохов, хватит людям мозги дурить!

— Авдеич, ей-бо, не вру! Век зарплаты не видать!

— Да тебе её и так не видать... И чего ты от меня хочешь?

— Посадить велено! Покормить по распорядку и до двадцати двух ноль-ноль не кантовать!

— А после?

— Чё "после"?

— В двадцать два — пристрелить? Или как?

— Авдеич, без понятия! Моё дело — доставить и сдать...

— На хрена он мне?! Те сказано "посадить" — сажай; покормить — покормим; кантовать не будем: нужен он нам... Отстань, Горохов, мешаешь! — прапорщик уткнулся в экран.

— Пойдём, — "Ариец" поволок Серёжку дальше. Попетляв пару минут в местных закоулках, Фашист вывел Серёгу в закуток с набором железных дверей. В конце коридора на табурете сидел ещё один военный, выглядевший, правда, более "военно", чем Фриц на входе, и махал на себя каской.

"Качается, наверно..."

На появление Серёжки и "Арийца" боец не отреагировал.

— Седой, открывай одиночный "люкс"! Со всеми удобствами!

— На хрена?

— Сажать клиента.

— Ему, я думаю, и плацка...

— Седой, когда ты начинаешь думать, я начинаю опасаться за обороноспособность Конфедерации! Открывай, тебе говорю!

Седой нахлобучил каскетку на макушку и, бурча под нос что-то об охреневших сержантах, встал:

— Какой именно?

— Свободный, м....! Шевели конечностями!

— Сам такой некрасивый... — Седой распахнул одну из дверей. — Заводи.

— Так, — Фашист окинул взором бетонный "пенал" 3х2. — Параша наличествует. Лежак откинь!

— Не положено днём...

"Ни фига себе "день", темно уже..."

— На то, что не положено, знаешь что положено? У клиента большая волосатая лапа — Лаврентий.

— Так бы сразу и сказал, — Седой с грохотом откинул щелястую конструкцию из четырёх досок. Места не осталось совсем. — Вентиляцию врубить? — услышав о Лаврике, Седой решил проявить инициативу.

— А чё, она ещё и работает?

— Когда надо — да.

— Врубай. Так, — "Ариец" глянул на Серёгу, — последние желания есть?

— Наручники сними.

— Это — в комплексе услуг. Всё, что ли?

— Сигарету дай.

— Ты ж "Лолиту" не куришь?

— А выбор какой?

— Седой, чё курим?

— "Приму" командирскую...

— Выдай пацану пару сигарет и спичку.

— Одну?

— Можешь — две... К стенке, шпиён проклятый, — Фашист снял наручники и с лёгкой жалостью глянул на Серёжку. — Отдыхай. До времени "Ч" — три с полтиной часа...

Лязгнула закрывшаяся дверь.

"Итак, Серый, теперь ты — заключённый... Весело, блин!"

Из-за двери донеслось:

— Седой, ребёнка не трогать!

"Убью!!!" — Поздно...

"В порыве страсти" Серёга треснул по двери ногой. Более глупый поступок придумать сложно: пинать железную дверь, босиком... Серёжка зашипел и похромал к лежаку. На двери открылось окошко:

— Ты чё буянишь? — это Седой.

— Эмоции... — Серёга сел.

— А, понятно. Слушай, ты — в натуре шпион?

— А чё, незаметно?

— С трудом. Тебе курево-то надо?

— Давай, — Серёга похромал обратно к двери. Седой выдал две сигареты плюс спички. — Спасибо...

— Не за что! — клиент хохотнул, и окошко закрылось.

"М-да, сижу на нарах я..."

Если отбросить в сторону стандартные тюремно-казарменные заморочки вроде порядочной вони, лежака-"вертолёта" и т.д., то всё было, в принципе, ничего. Серёжка стянул рубашку, соорудил из неё некоторое подобие подушки и завалился на лежак. Неприбитая сторона издала протяжный скрип и медленно закачалась.

"Класс! Тренажёр-симулятор "Я на пароходе"! Ага, — на "Титанике"!.."

Серёга сунул в зубы одну из выданных сигарет, чиркнул спичкой о стенку и прикурил. Жить с чего-то сразу стало легче. Ныла обожжённая рука, но вполне терпимо.

"Так, до десяти — три с полтиной часа. Сейчас, стало быть, — полседьмого. Зацапали меня где-то в полпервого... М-да."

Первый раунд — "один-один". Перспектива ночного диалога с Толей, мягко говоря, пугала. Судя по роже последнего во время "застройки", в пехоту лейтенант Царьков не хотел совсем. Стало быть, этот чудак на букву "м" будет напрягаться. Причём, по полной программе.

Так счастливо всплывшие навыки могли и не помочь. В методе господина Штирлица зиял порядочный изъян. Который, кстати, с ходу заметил Лаврик. Для успешной и своевременной отключки требовались нагнетание обстановки, хотя бы мизерный промежуток времени и, соответственно, внешний техногенный раздражитель. Любой: Лаврентьевская гильотинка, иголка, зажигалка, сигарета... Да хоть кнопка канцелярская! В этом случае всё получалось замечательно. А вот при банальном пинании жертвы ногами методики "от Штирлица" начинали давать сбой, и вырубиться вовремя удавалось далеко не всегда. Почему? Да потому, что тему Серёжка с Гладким так до конца и не отработали. Эксперименты...