Сай принялся судорожно потирать подбородок, словно отчаянно силился что-то понять или осмыслить.
— П-продолжай... Прошу, расскажи мне все. У меня у самой сейчас мозги набекрень...
— Мне случалось видеть лицо беззащитной жертвы, когда убийца заносит над ней клинок, — Сакура не стала спрашивать у Сая, где это он такое наблюдал, — и у тебя было похожее. Но ты, кажется, совсем не боялась Наруто. Ты осознавала, что, спарившись с тобой, он порвет тебя на куски... и наслаждалась этим. Словно... эээ... словно мазохист.
От этого слова 'спарившись' девушка вздрогнула и закусила губу. И в самом деле, если б Сай их не разнял... они бы... Долгими одинокими ночами в Конохе она порою представляла, как они с Наруто занимаются любовью, как он ласкает ее тело... Но никогда Сакура не думала, что это может произойти ТАК.
— А ты?
— Я испугался. Испугался второй раз в жизни, с тех пор, как закончил свое обучение в Корне. Кстати, первым человеком, сумевшим внушить мне ужас, был Учиха Сазке, когда мы встретились с ним в подземном убежище Орочимару. Но там — другое. Он смотрит на тебя и словно бы говорит: я сильней тебя многократно, я — лев, а ты — муравей, я раздавлю тебя и не замечу. И до тебя вдруг доходит: так оно и есть. Драться с ним бесполезно. Все равно, что биться лбом о бетонную стену.
— Наруто хочет с ним сразиться, — робко улыбнулась Сакура, потихоньку приходя в себя. Впервые Сай был так многословен, и, наверное, это означало, что он окончательно влился в седьмую команду и стал другом ей и Наруто.
— Он захочет, так и стену ту лбом прошибет. Особенно... с чакрой кьюуби. Вчера я испытывал страх не перед Наруто, а перед Девятихвостым. Ничего человеческого: животный ужас, трепет слабого перед сильнейшим... Нет, неверно... Трепет кролика перед удавом, отчаянье, обреченность. У меня даже не было сил бежать, поджав хвост. Хотелось просто подставить горло под его клыки, — он помолчал, — и мне стыдно. Я покрыл себя позором, допустив такие эмоции в свое сердце. Я недостоин служить в Корне ANBU.
— Нет, — возразила ему Сакура, — тут что-то нечисто. Я и раньше видала Лиса на разных стадиях высвобождения и ни разу так себя не чувствовала. Да и сам Наруто... он и при трех хвостах за спиной способен здраво мыслить. А здесь не было ни одного.
— Возможно, желания Наруто и Лиса совпали?
— Сомневаюсь, — покраснела куноити, — ладно — Наруто, но Девятихвостого я навряд ли интересую как женщина. Необходимо проконсультироваться с капитаном Ямато. Других вариантов нет.
— Согласен. Но существует одна проблема. Если капитана сегодня схватят, эта загадка, быть может, так и останется неразгаданной. Навсегда.
'Навсегда'. Слово, которое, по идее, должно означать вечность. Однако лишь великие мыслители способны охватить умом грядущие столетия и эпохи. Простой обыватель, говоря 'навсегда', подразумевает 'до моей смерти', а что будет после нее — его не интересует. Люди появляются на свет уже привыкшими к смерти. Они страшатся ее, но знают, что избежать ее не удастся. Смерть — неотъемлемая часть жизни... для людей.
Но не для биджуу. Для могучего кьюуби быть заключенным в хрупкое человеческое тело, должно быть, сущая пытка. Смерть Наруто будет означать и его погибель, а умирать Лис не хотел. Из глубин сознания генина он пробивал, прогрызал себе путь наружу. Кто ответит, насколько он близок к освобождению?
— Сай... если ты так испугался... как же ты тогда справился с собой? Как не побоялся ударить Наруто?
— Загнанная в угол крыса дерется отчаянно, до последнего издыхания, — пожал плечами Сай. — А я оказался именно загнан в угол, потому что бежать во враждебном городе мне было некуда.
Сакура поджала под себя ноги, обхватив коленки руками. Она не хотела терять Наруто.
Но роль крысы ее ничуть не прельщала. Особенно — загнанной в угол.
* * *
— Значит, ты солгал им? Сказал, что ничего не помнишь? — Ямато скрестил руки на груди, откинув голову на спинку кресла. — И правильно сделал. Даже лучше, что ты пришел ко мне один.
Сидящий напротив него Наруто поежился и тяжко вздохнул. Конечно, он отлично помнил все, случившееся вчерашним вечером: и как лихо переломал хребты четверым насевшим на него бандитам, и как растерзал неприятельского ниндзя, и как влез на Сакуру-чан, и как куноити сама, без принуждения, потянулась к нему...
Обычно... обычно в таких случаях говорят, мол, собой не владел, видел все словно в дымке. Наруто тоже крайне хотелось бы так сказать, да только владел он собой преотлично, а никакой дымки и в помине не было.
Да и не бывает так 'обычно'.
Он до сих пор переживал, будто наяву, тот миг, когда куноити прижалась к нему своим тонким белым телом, всеми порами алебастровой кожи источая желание быть его, и только его женщиной. Наруто помнил их поцелуй — судорожный, безумный, помнил, как соприкасались их языки. В тот миг Лис молчал, так почему... почему же Наруто не мог остановиться?
— Ты должен понимать, — капитан нашарил глазами чайник, из которого вчера наливал им чай, и зачем-то отодвинул его на край стола, подальше от Наруто, — что Девятихвостый — не запасная батарейка и не бездонный колодец, из которого можно черпать чакру хоть до посинения. Он — живое существо. Живое и очень злобное. Кьюуби — хищник, и этим все сказано. Он будет всеми правдами и неправдами искать способ разрушить сдерживающие его печати Четвертого Хокаге. Признайся, он убеждал тебя это сделать?
Наруто кивнул. С тех пор, как эро-сеннин сбросил его в пропасть, таким оригинальным способом научив его использовать чакру Лиса, не было ни одной схватки, в которой кьюуби не пытался бы повторить и даже превзойти тот опыт. 'БЕРИ МОЮ СИЛУ, ПАЦАН! — вещал ему Лис. — БЕРИ, ПОКА ДАЮТ!' И никогда не обманывал. Он, словно ростовщик — деньги, одалживал ему свою чакру, и Наруто знал: рано или поздно придется возвращать долги. А расплатиться с кьюуби он мог только одним. Лишь одно во всем мире имело для него значение. Свобода. Вплоть до вчерашнего дня Узумаки не чувствовал в себе каких-то перемен и не видел никаких признаков того, что печати ослабли, но... То маниакальное упорство, с которым Лис подпитывал его красной чакрой, свидетельствовало, что с каждым боем, каждым всплеском гнева он становится на шажочек ближе к освобождению.
— Наруто, ты — ниндзя и знаешь, что лобовая атака далеко не всегда является самой эффективной. Для кьюуби это тоже не секрет. Отчаявшись выбраться с помощью грубой силы и осознав бесполезность переговоров, он начинает пробовать иные способы.
— Какие такие 'иные способы'?
— Повторяю, Наруто: кьюуби — не батарейка, просто так ты от него чакры не получишь. Чувства, испытываемые тобой в бою — угар, ярость, гнев, стремление выжить создают канал, по которому чакра Лиса переходит к тебе. Можешь назвать это симбиозом. Девятихвостый паразитирует на твоих эмоциях, а ты — на его нескончаемых запасах чакры.
— Это точно, Ямато сан. Эх, хотел бы я иметь столько собственной чакры, чтоб не было нужды занимать у Лиса этого тупого!..
— Он не тупой, Наруто. Отзываясь о нем так, ты только себя самого и обманываешь. Кьюуби терпелив, умен и расчетлив, и, похоже, его новая стратегия начала приносить первые плоды. Будь на твоем месте я или, скажем, Сай... дело бы приняло совершенно иной, более благоприятный оборот. Но ты, Наруто, донельзя эмоциональная личность. Твоими поступками управляет сердце, а не разум. Кстати, я много раз тебя за это отчитывал. Эмоции для синоби — прямой путь в могилу. Мало того, что они мешают выполнению задания, они еще и позволяют Лису брать контроль над твоим телом и сознанием.
— И что... что же делать?
— Вчера кьюуби сыграл на твоем... хм... влечении к Сакуре. Принимая во внимание твой возраст, я не вижу способа, как мы могли бы с этим справиться... Ну, разве что насовсем расформировать седьмую команду, — задумчиво сказал капитан, но, видя перепуганное лицо Наруто, поспешил поправиться, — хотя решать Хокаге-сама. А пока — держи себя в руках, Наруто. И помни, кто ты. Никогда не забывай.
Ямато поднялся с кресла и начал собираться на явку со связным пропавшей Цапли — куноити из ANBU. В этом году в моду вошли деловые костюмы, выполненные в смешанном восточно-западном стиле — такой сейчас и натягивал капитан. На взгляд Наруто костюм выглядел безвкусней некуда, но Ямато тотчас объяснил ему достоинства этого одеяния: оно не стесняло движений, а мешковатая форма делала спрятанные за пазухой сюрикены и оружие незаметными. А уж оружия капитан с собою прихватил целый арсенал.
— Как ты себя чувствуешь, Наруто? — спросил он, затягивая поясной ремень.
— Да нормально... только легкая слабость в теле.
— Тогда отдыхай эти два часа. Да, смотри, не усни! Если я задержусь хоть на минуту, мухой лети в вашу гостиницу! Уходите быстро, но с оглядкой — в стране военное положение, везде соглядатаи, на всех дорогах патрули и заставы. Все как прежде: Сакура старшая, я ее проинструктировал. Добрые духи вам в помощь.
Но ушел он не сразу — сперва, будто внезапно вспомнив что-то важное, взял со стола чайник с остатками вчерашнего чая и отнес на кухню. Погруженный в личные переживания, Наруто отрешенно развалился в кресле и, разумеется, не мог видеть, как Ямато, морщась и стараясь ненароком не вдохнуть пары жидкости, осторожно вылил содержимое чайника в раковину. Потом старательно его промыл, вытряхнув заварку в мусорное ведро, и — просто так, на всякий случай — вымыл раковину с мылом.
* * *
Я ненавижу политику, не переношу военных и торгашей, а от дипломатии меня мутит.
Мысли о будущем моей страны причиняют мне жуткую головную боль, сравнимую, разве что, с телесными муками моего батюшки, так некстати слегшего накануне надвигающегося Момо-но сэкку. Подменить его на праздничных мероприятиях я не мог, хоть и хотел бы. Не получив имени, я покуда был лишен всякой роли при дворе, за исключением эфемерного статуса наследника. Если вдуматься, в лицо меня знало не очень много народу. Поэтому враги моего отца, при должном умении и сноровке, после его смерти (а с каждым днем ему становилось все хуже и хуже) вполне могли посадить на трон какого-нибудь фальшивого Хикаву. Марионетку купеческой гильдии. Нисколько не удивлюсь, узнав, что они уже все спланировали до мелочей. Покойного Владыку — кремировать. Самозванца — на царство.
А меня, стало быть, прирезать.
Между мной и заговорщиками стоял только один человек: Йоахим Рунн, и для меня не оставалось ничего другого, кроме как надеяться на его лояльность дому Хикава и лично мне, безымянному наследнику клана.
— Ну, Йоахим? Какую сказку ты расскажешь мне сегодня?
Батюшка умирал. Не сказать, чтобы я был убит горем — Хикава Ген не тот человек, который заслуживал любви. Строгий, деспотичный, коварный — подходящий правитель для бурлящего котла, именуемого Краем Рек. Узнав, что по нему проливают слезы, он бы тут же оскорбился.
— Мои люди продолжают шерстить город и окрестности, Владыка. Вражеских синоби мы пока не словили, но зато нашли видевших их.
Отец чрезвычайно любил распекать кого-нибудь из чиновников в моем присутствии. Утверждал, что воспитывает во мне твердость духа и навык обращения с подданными. На сей раз не повезло капитану дворцовой стражи Йоахиму Рунну. Вот только поколебать невозмутимое достоинство Йоахима было не так-то просто даже для даймё.
— Да? И что они говорят?
Из-за тяжелого состояния батюшки совещание проходило в его личных покоях, а не в рабочем кабинете, как это бывало обычно. Даймё возлежал на возвышении, укутанный в два одеяла, но и они не скрывали бьющей его дрожи.
— Синоби трое, двое парней и одна девка. Все — не старше двадцати лет. Но если они из Конохи (а, бьюсь об заклад, так оно и есть), то где-то в Каваго наверняка скрывается четвертый. Три — не число для Конохи, они комплектуют звенья по четыре бойца.
— Для чужеземца ты поразительно много знаешь о ниндзя, Йоахим. И меня всегда интересовало откуда, — батюшка не смотрел на нас, сидящих в почтительном отдалении. Его веки были опущены, а бледные морщинистые руки лежали на груди, и казалось, будто с нами разговаривает труп.
— Синоби, находящихся в моем подчинении, достанет на целую Скрытую Деревню. Есть среди них и такие, кто любит поболтать.
— И творить бесчинства в моей столице они тоже любят, так?
— Но ведь это вы их нанимали, Владыка? Наемники — всегда наемники. Разбой и мародерство — их второе ремесло, — гнева полуживого, еле ворочающего языком даймё Рунн не страшился. Впрочем, он батюшку и в добром-то здравии никогда не боялся.
— Пасть заткни! И не перечь мне, я не подох еще! Этот эскулап клятый, который у меня вместо врача, сказал, что к завтрашнему дню я на ноги встану. Так что рано ты меня хоронишь, Йоахим. Рано.
Капитан ничего не ответил и даже не переменился в лице. Его внимание занимала рельефная карта северных провинций Края Рек, большая и довольно подробная. Вот горный исток реки Исино, теряющийся в путанице ущелий. Вот перевал Ката, ворота в долину Кава, он помечен синим флажком. Вот эта маленькая башенка на самом деле неприступная твердыня Санэнори, вокруг нее расставлены квадратики наших войск: девятнадцать тысяч солдат и еще восемь тысяч в пути. А чуть дальше — жирная красная полоса, обозначающая границу. И сразу за ней шесть красных квадратиков, шесть пятитысячных полков — превосходящая нас числом и умением армия Огня. Тридцать тысяч отборных головорезов-северян.
— Владыка, — вкрадчиво начал Рунн, — дозвольте отправить на границу еще нескольких синоби. Хокаге наверняка снабдила войска Огня своими лучшими людьми. И она, и даймё Огня понимают: пока не падет Санэнори, идти на перевал Ката — значит подставить спину под удар. Да и на долгую осаду у них времени нет. Я уверен, что ниндзя Конохи попытаются проникнуть в Санэнори и открыть ворота, или обрушат участок стены какой-нибудь техникой. Там, на границе, нам надобны свои синоби, чтобы противодействовать врагам.
— В Санэнори хватает наемников. Остальные из Каваго не уйдут.
— Тут они только впустую прожирают ваши денежки, Владыка.
— Эй, Йоахим! Это мне решать, что в моем Краю происходит впустую, а что — нет! Наш посол в Краю Ветра сообщил мне, что они уже почти созрели для подписания союзного договора. Но даймё Ветра тянет, ожидая моей смерти... он рассчитывает воспользоваться слабостью моего наследника. Он скорее предпочел бы видеть в Краю Рек свою марионетку, нежели союзника. Но и это не все... Кавагийская гильдия купцов, аристократы, негоцианты — вся эта чертова свора... Я-то им воли не давал, так сейчас они уже тянутся, тянутся лапами своими загребущими к трону. Йоахим! — дребезжащий старческий голос окреп, сделался голосом прежнего Хикавы Гена, тирана и самодержца Рек.
— Да, Владыка?
— Ты клялся и божился мне, будто Край Рек навеки стал тебе новой родиной. Наступил час испытать твою верность моему дому. Так уж вышло, что я умираю, не завершив своих земных трудов. Всю жизнь я стремился к этому, но, похоже, падения Огня и возвышения Рек мне не увидеть... просто не успеть. Кроме тебя, мне не на кого боле положиться... Я повелеваю тебе... нет, прошу тебя: защити моего сына. Оберегай его трон. Не дай этим стервятникам разорвать его! Это моя последняя просьба.
