Граница

Тут жрец бросил на стража смущенный взгляд и осекся.

Страж сделал вид — он изучает узор на потолке (которого не было), — и жрец продолжил.

Записывать за жрецом я не решилась, поэтому пришлось молча слушать и важно кивать, мол, я как полноправная представительница Заклятых целиком одобряю действия деревни. Еще очень интересно было узнать — теперь не то, что прежде, и Заклятые в деревню не забегают, по лесу не ходят, на памяти жреца я — первая, уж и не верили люди в такое чудо, когда нас выследили...

Я вслед за стражем уставилась в потолок и невинным голосом поинтересовалась, как это они нас выслеживали. Оказалось — по птицам! Они гадали по птицам, и эти проклятые твари "выдали" нас с головой. Объяснить метод гадания жрец отказался наотрез, хотя и я, и страж упрашивали наперебой. Я — из научного любопытства, страж хотел сделать виновным выговор. В конце концов, как же так: в собственном лесу тебя предают подчиненные тебе же птицы! Но жрец стоял на своем, объясняя упорство профессиональной тайной. Наверное, понимал: после того, как он расколется, о вещих птицах придется забыть.

Когда "аудиенция" подошла к концу, я вернулась в жилую часть храма и уселась за стол. Главное — не отвлекаться, а изложить на бумаге все услышанное, пока не вылетело из памяти.

Страж прошел за мной.

— Госпожа, я хотел...

— Ради всего святого! — закричала я. — Только не надо меня отвлекать! Зайди попозже, а?

— Только спросить...

— Потом, потом!

— Но, Госпожа...

— Чего тебе? — Я крайне недовольно подняла голову, продолжая набрасывать тезисы, пока помню.

— Ты все еще сердишься? — Он казался несчастным и виноватым.

— И это все? Ради этого ты меня отвлекаешь от работы? Нет, не сержусь, не сержусь, только иди отсюда, ладно?

— Но...

— Вон!

Обиженно надувшись, страж удалился.

На чем я остановилась?

"Местные жители предполагают: культ поклонения Заклятым и лесу является первичным по сравнению с культом страха и попыток защититься от лесной опасности путем жертвоприношений, имеющим место в придорожных деревнях. Не знаю, можно ли вообще называть жрецов обоих культов "жрецами", ведь речь идет не о богослужении, а скорее о..."

По крайней мере, теперь меня не выгонят с работы!

На четвертый день обнаружилось — у меня и у крестьян разное представление о том, как следует одеваться в деревне. Если я была уверена: деревня — это место, где я никого не знаю, никогда их больше не увижу, и какая разница, как я выгляжу, то местный люд, напротив, был убежден: именно деревня — то место, где необходимо быть одетой с иголочки. Большинство женщин, просыпаясь рано утром, вообще не принимались за работу по дому прежде, чем приведут себя в порядок. Времени им, как ни странно, хватало на все.

Когда я утром, очень довольная вчерашней работой и потому настроенная на дружбу и любовь ко всему миру, вышла из храма, глазам предстало зрелище, вселившее в меня желание юркнуть обратно.

У дверей храма ожидала делегация женщин и стариков. Я, набравшись смелости, подошла и поинтересовалась, а чего они, собственно, хотят. В ответ меня огорошили сообщением — они переживают по поводу моей немилости (это когда я день отлеживалась, а другой отсиживалась в храме?) и, посоветовавшись с моим слугой-господином леса (поймаю — прибью!), пришли к выводу: я гневаюсь оттого, что меня не приветили, как положено.

Я осторожно поинтересовалась, как они собираются исправить это досадное недоразумение. Похоже, вчера страж извинялся авансом: хотел иметь моральное право на сегодняшнюю пакость.

В ответ делегация вытолкнула ко мне женщину с непонятной белой тряпкой в руках и отрекомендовала как лучшую мастерицу села.

— В похоронах не участвую, — решительно заявила я, приняв тряпку за саван (которых никогда в жизни не видела).

Мне объяснили: это никакой не саван, а вовсе даже церемониальный наряд Заклятой, правила шитья которого достались мастерице по наследству.

— Ее проблемы, — поспешила заявить я, оглядывая путь для отступления. Увы, то ли подсказал кто, то ли так совпало, но только меня за время разговора окружили плотным кольцом и бежать было некуда. Мама дорогая, что делать?

Мне недвусмысленно дали понять: нельзя ходить по улице в таком виде, и будет лучше, если я переоденусь.

Вот вы как, да?

Я сделала грозное лицо, закатила глаза и провещала:

— Горе тому, кто станет у меня на пути! Горе тому, кто будет мне указывать! Трепещите, ибо легко я гневаюсь!

Толпа, ахнув, отпрянула, но кольца не разомкнула. Сама я была напугана не меньше крестьян: нужные слова всплывали в памяти сами собой; еще немного — и у меня получилось бы вполне складное проклятье. Может, и настоящее. Хотя, скорее всего, проклятые легли бы и стали ждать смерти. Проверить, действует проклятье или нет, нам бы не удалось.

На шум прибежал страж, который, быстро разобравшись в творившемся безобразии, велел всем расходиться. Мол, он сам поговорит с Госпожой Заклятой. За время своего пребывания в деревне я успела заметить: меня слушались намного меньше, чем "господина леса". То ли предполагали за мной женское кокетство, то ли считали слишком застенчивой, но они были твердо уверены — Госпожа Заклятая не способна прямо высказать свои пожелания. Не иначе, страж подучил!

Так или иначе, Ор, разогнав толпу, схватил предмет спора в охапку, а меня за шиворот и потащил в храм, где заявил: поскольку он единственный, кто имеет на меня хоть какое-то влияние, то попросту переоденет меня лично, если я не прекращу упрямиться.

— Не посмеешь, — выкрикнула я, отступая к дверям.

— Еще как посмею, — нагло сообщил страж, для начала отпихивая подальше от выхода.

— Если ты до меня дотронешься, я покончу с собой!

— Чепуха, Госпожа, ты слишком любишь себя. — Страж прижал меня к стене, взялся за шнуровку моей рубашки (куртку я не носила по причине жары) и неторопливо развязал узел.

Зашипев почему-то по кошачьи, я с усилием вырвалась и, отскочив на безопасное расстояние, прокричала: он может проваливаться, а я переоденусь без посторонней помощи.

Страж с сожалением поглядел на меня (не знаю, почему он так расстроился, то ли потому, что ему не пришлось выполнить свою угрозу, то ли потому, что я не испепелила его в наказание за дерзость) и вышел за дверь.

Меня трясло от унижения.

Сволочь!

Глава 13

Из всех цветов, пожалуй, больше всего я не люблю белый. Он слишком легко пачкается, и на нем хорошо видны даже самые маленькие пятна.

— И белое полнит, — уныло заявила я, напялив на себя эту церемониальную тряпку. Я, правда, похудела в последнее время... но все равно.

В свободном белом одеянии, вышитом белыми же нитками, я походила то ли на призрак, то ли на невесту. То ли на призрак невесты. Последние два пункта мне, впрочем, не грозили, разве понадобится срочно избавиться от конкурента. Но ведь есть и менее хлопотные способы умерщвления.

С этими веселыми мыслями я вышла на улицу и обнаружила две вещи. Во-первых, за годы обучения и работы этнографом я отвыкла от женской одежды и теперь путалась в своей юбке. А во-вторых, сюрпризы на сегодня не кончились.

Посреди храмовой площади меня поджидала какая-то женщина, которая, схватив меня за руку, закричала: хоть я и Заклятая, а негоже молодой и здоровой девке целый день прохлаждаться, когда людям даже дите оставить не с кем. С этими словами она потащила на улице к своему дому, продолжая выкрикивать развернутую критику в мой адрес и не слушая никаких возражений. Она спятила? Деревенские и чихнуть бояться в моем присутствии, а эта!.. У самого дома к нам присоединился сдавленно хихикающий страж.

Впихнув нас в дом, женщина закрыла за собой дверь с чувством выполненного долга.

— Какое дите, страж, она о чем?

— Присмотришь за ребенком, тебе сложно, что ли?

— Да я вообще детей боюсь, какое присмотреть? Что мне с ним делать?

— Расскажешь сказку, этнограф.

— А если ребенок расплачется?

— Не знаю, напугай букой.

— Ага. Может, ты еще свой второй облик примешь, бука? — парировала я.

— Я думал, человеческие женщины любят детей, — укоризненно произнес страж, подталкивая меня из сеней в комнату.

— То есть это была твоя идея?

— С чего ты взяла? — фальшиво возмутился страж. — Неужели тебе не жалко бедную женщину?

— Я тебя когда-нибудь пристукну, — вздохнула я, заходя в комнату. — Пока она за мной бегала, ребенок прекрасно один время проводил, или было с кем оставить, как ты полагаешь? И вообще, я нянькой не нанималась.

Дите сидело на полу, важно катая игрушечную тележку вперед-назад. Нас это создание встретило восторженным писком, отложило телегу и прошествовало ко мне на четвереньках. Я тоскливо оглянулась на дверь. Ну не люблю я детей!

Доползя до меня, дите поднялось, держась за мой подол, и пролепетало:

— То-то!

— Что, малыш? — спросила я, присаживаясь на корточки.

— Он просто бормочет, — влез в разговор страж.

— То-то! — повторил ребенок. — 'то это?

— Он спрашивает, что это, — догадалась я. — Или кто.

— Это — тетя Заклятая, — снова влез страж. Я фыркнула.

На стража ребенок воззрился с немым изумлением, потом требовательно произнес, тыча в него ручонкой:

— 'то это?

— Это дядя Ор, — мстительно сказала я.

— Почему Ор? — возмутился страж.

— "Господин-леса-который-все-видит-все-слышит-и-все-знает", ребенку не выговорить.

— Дя-дя-о! — повторил за мной ребенок. — Дя-дя-о!

— Странно, а мне жаловались, ребенок никак заговорить не может, — пробормотал страж.

— Вот, значит, зачем ты меня сюда притащил?

— Почему я, Госпожа? — возопил страж. — Ты сама сюда пришла!

— Дя-дя О к'и-'ит?

— Да, дядя Ор кричит, он плохой дядя, — гадким голосом подтвердила я.

— Да ты!..

В этот момент в окне мелькнула детская мордашка постарше, и раздался крик:

— Тетя Заклятая Утума разговорила! Утум теперь говорит!

Почти тут же распахнулась дверь, и в комнату влетела счастливая мать, которая подхватила свое дите на руки и покрыла поцелуями, умудряясь еще и низко кланяться и благодарить за сотворенное чудо. Нет, ее точно страж подучил на меня накинуться, знал небось, обычную просьбу я выполнять не буду и плевать мне на авторитет Заклятых!

— Да нет никакого чуда, — отмахнулась я. — Слушайте ребенка внимательнее и разговаривайте с ним чаще, и не то получится.

С этими словами я повернулась к двери.

Ребенок на руках у матери важно спросил:

— Те-тя-За-'я-у-'ит?

Мать, не обратив внимания на это, продолжала шумно выражать свои восторги. Она, что, вообще не слышит собственного ребенка?

— Он говорит: тетя Заклятая уходит, — перевела я. — Да, малыш, ухожу. Постарайся вырасти счастливым. Боюсь, это будет не просто.

Оказавшись на улице, я первым делом отвесила Ору подзатыльник. Он кинулся было защищаться, но я, быстро отпрыгнув, показала на столпившийся на улице народ. Ради сохранения моего заклятого авторитета стражу пришлось стерпеть обиду, а я, поразмыслив, отвесила ему авансом еще два подзатыльника.

— Какое еще дело он мне изобретет? — спросила я себя, глядя вслед оскорбленному до глубины души стражу.

— Госпожа! — услышала я под окном. — Госпожа, проснись!

— Чего тебе? — недовольно отозвалась я, узнав голос стража. — Не мешай спать.

— Госпожа, я хочу поговорить.

— О чем?

— Выходи на улицу, — позвал страж.

— Зачем?

У меня было нехорошее подозрение: страж ищет возможности накостылять мне в ответ, но не решается сделать это днем при всех.

— Поговорить.

— Говори так, я внимательно слушаю.

— Госпожа, как я могу разговаривать, стоя под окном?

— Еще скажи, стесняешься, — буркнула я, накрывая голову подушкой. Вот пристал.

— Госпожа! — невнятно донеслось до меня. Я натянула на голову еще и одеяло. — Ашатан! — От этого слова меня буквально подбросило на кровати.

Поскольку мне было неловко спать, не снимая церемониальное одеяние (в принципе, очень красивое, если оценивать беспристрастно), и я в кое-то веки переоделась на ночь в ночную сорочку, к окну я подходить не стала. У меня свои представления о приличиях.

— Ашатан!

— Прекрати! — закричала я в ответ.

— Тише, Госпожа, людей разбудишь.

— А ты перестань меня выкликать. Обещал же так не делать!

— Да, Госпожа. Так ты выйдешь?

— И чего тебе неймется? По ночам спать надо и не мешать окружающим.

За окном послышался печальный вздох.

— Что еще?

Страж за окном вздохнул еще жалостливее.

— Иди спать. Это приказ.

— Куда?

— Как куда? — опешила я.

— Куда идти спать, Госпожа?

— А тебе негде?

— Негде, Госпожа, об этом никто не позаботился, — ответил страж. Помолчал и добавил:

— А ты не распорядилась.

— Ну, знаешь ли!

— Я которую ночь засыпаю под твоим окном прямо на земле... — продолжил страж несчастным голосом.

Мне стало стыдно.

— Чтоб тебе! — Я подскочила к своей кровати, схватила подушку и одеяло и запустила в окно. — Возьми и проваливай! А утром я распоряжусь! Раньше не мог сказать?

— А как же ты, Госпожа?

— Я прекрасно могу спать без подушки, — отрезала я.

— Ладно, Госпожа, — ехидно произнес за окном страж. — Считай, откупилась.

Нет, все-таки я права была, когда подозревала — Ор пытается меня выманить на улицу, чтобы отомстить за подзатыльники. Он бы и в храм вломился, но, к счастью, тот заколдован от ночных визитеров. Чтобы никто не нарушил покоя благословенной Заклятой. Как будто его с улицы не нарушишь!

Кстати, я как собираюсь спать? Подушка-подушкой, но еще довольно холодно, и мне нужно одеяло...

Я порылась в своей сумке и достала на всякий случай прихваченный с собой плащ. Не самое то, но сойдет. С грехом пополам завернувшись в него, я скрючилась на кровати, пару раз зевнула и... заснула.

— Госпожа! — донеслось с улицы.

Что ему опять надо?!

В окно лился солнечный свет.

Уже утро, тупо подумала я.

Удивительно, но, когда я проснулась, моя голова лежала на подушке, и я была укрыта одеялом.

Приснилось?

Потом мой взгляд упал на плащ, черный походный плащ этнографа, небрежно брошенный на стул. Или не приснилось?..

Вот гад!

— Госпожа! — прокричал за окном страж. — Вставай, твой дракон тебя ждет!

— Какой дракон? — не поняла я. — Ты о чем?

— О драконе, Госпожа моя. С которым ты драться должна.

— Что-о-о?!

— Я говорю, дракон ждет, — давясь смехом, повторил страж.

— Подожди! — Кое-как напялив на себя свое церемониальное одеяние, я подскочила к окну. — Ты же клялся, тут не водятся драконы!

— Не водятся, Госпожа, — со смехом подтвердил страж. — Я пошутил. Они наконец сказали, чего боятся.

— И чего? — Я уселась на подоконник и задумалась, выходить ли мне, как нормальные люди, через двери (и тащиться через весь храм) или выпрыгнуть в окно.

— А какие-то люди приехали, — ответил страж, вынимая меня из окна, — городские, с повозкой. Как по лесным тропам пробрались — ума не приложу. Как их лес пропустил — не знаю. Наверное, без городской магии не обошлось.