Мы по-прежнему шли целый день, но стали чувствовать себя в относительной безопасности, чтобы спать ночью, и, поскольку армия обеспечивала нас продовольствием, — пусть нерегулярно, но еда была, — ко мне начали возвращаться силы. Обычно дождь шёл по ночам, но сегодня он зарядил на рассвете, и мы несколько часов тащились по грязи, пока не показалось какое-то укрытие.
Войска генерала Арнольда разграбили фермерскую усадьбу и сожгли дом. Сарай с одной стороны сильно обуглился, но огонь погас, не успев поглотить строение.
Порывистый ветер продувал постройку насквозь, поднимая и кружа соломенную труху и сор, трепля наши юбки и заворачивая их вокруг ног. Изначально пол внутри был дощатый: я видела отпечатавшиеся в земле линии от досок. Фуражиры забрали их на дрова, но, слава Богу, они не разрушили сам сарай, поскольку это потребовало бы слишком больших усилий.
Здесь укрылось несколько беженцев из Тикондероги, до сумерек появятся и другие. Мать с двумя маленькими измученными детьми спала, свернувшись у дальней стены: её муж устроил их здесь и ушёл искать еду.
'Молитесь, чтобы не случилось бегство ваше зимою или в субботу...' (Евангелие от Матфея, глава 24:20, — прим. пер.)
Я проводила проститутку до двери и стояла, глядя ей вслед. Солнце сейчас касалось линии горизонта; возможно, ещё час будет светло, но вечерний ветер уже шевелил верхушки деревьев: ночь, приближаясь, шелестела своими юбками. Я непроизвольно поёжилась, хотя было ещё довольно тепло. Но старый сарай выстыл: ночи стали пронизывающе холодными. Не сегодня-завтра мы проснёмся от заморозков на почве.
'И что тогда? — спросил встревоженный голосок, обитавший в глубине души. — Что будет, если действительно похолодает?'
— Тогда я надену вторую пару чулок, — пробормотала я. — Замолчи!
'Истинная христианка несомненно отдала бы запасные чулки босой проститутке', — заметил ханжеский голос моей совести.
— И ты тоже молчи! — сказала я. — У меня будет уйма возможностей проявить себя как христианка позже, если нужда припрёт. Осмелюсь сказать, что половине беженцев нужны чулки.
Я задумалась, удастся ли мне помочь подруге проститутки, если та всё-таки придёт? 'Зуд' мог оказаться чем угодно: от экземы или коровьей оспы до гонореи, хотя, учитывая профессию женщины, скорее всего — чем-то венерическим. В Бостоне в моё время это, вероятно, была бы простая молочница. Как ни странно, здесь она почти никогда не встречалась. Размышляя об этом на досуге, я предположила, что этому способствует почти повсеместное отсутствие нижнего белья. Вот тебе и плата за достижения цивилизации!
Я вновь взглянула на заплечный мешок, подсчитывая, что у меня осталось и как это можно использовать. Изрядное количество повязок и корпии. Горшочек с мазью из горечавки для часто встречающихся ссадин и ранок. Небольшой запас самых полезных трав для настоек и компрессов: лаванда, окопник, перечная мята, семя горчицы. Каким-то чудом у меня сохранилась коробка с корой хинного дерева, которой я разжилась в Нью-Берне, — я подумала о Томе Кристи и перекрестилась, но отогнала от себя мысли о нём: ему ничем не помочь, а насущных проблем здесь и сейчас было предостаточно. Два скальпеля, которые я забрала у умершего лейтенанта Стактоу (он стал жертвой лихорадки в дороге), и мои серебряные хирургические ножницы. Золотые акупунктурные иглы Джейми — их можно использовать для лечения других, правда, я понятия не имею, в какие точки их вводить, если только речь не идёт о морской болезни.
Вокруг раздавались голоса: группы фуражиров двигались сквозь деревья, выкрикивая имена, — в поисках друзей или членов семьи, потерявшихся в пути. Беженцы начали устраиваться на ночь.
В двух шагах от меня затрещали ветки, и из леса вышел мужчина. Я не узнала его. Несомненно, это кто-то из ополченцев, прозванных 'солдатнёй в засаленных чулках': в руке он держал мушкет, а на поясе у него болтался пороховой рожок. И больше ничего. И да, он был босым, хотя ноги у него слишком большие для моих чулок, — на этот факт я указала своей совести, если она вдруг посчитает своим долгом вновь подтолкнуть меня к благотворительности.
Мужчина увидел меня в дверях и поднял руку.
— Это ты целительница? — окликнул он меня.
— Да.
Я отказалась от попыток заставить людей называть меня доктором, не говоря уже о враче.
— Я тут встретил шлюху с прекрасной новой повязкой на ноге, — улыбнулся мне мужчина. — Она сказала, что у целительницы в сарае есть лекарства.
— Да, — повторила я, окинув его взглядом.
Я не видела никакой очевидной раны, и, судя по цвету его лица и прямой осанке, он не был болен. Возможно, больна его жена, или ребёнок, или товарищ.
— Отдай их мне сейчас же, — сказал он, продолжая улыбаться, и направил на меня свой мушкет.
— Что? — удивлённо спросила я.
— Отдай мне твои лекарства, — слегка повёл он дулом. — Я мог бы их просто забрать, пристрелив тебя, да не хочу тратить порох.
Я замерла и уставилась на него.
— Зачем они тебе, чёрт побери?
Однажды меня уже держали на мушке из-за наркотиков — в Бостоне в отделении скорой помощи. Обливающийся потом молодой наркоман со стеклянными глазами и с пистолетом. Я отдала их ему немедленно. Но на сей раз мне не хотелось этого делать.
Он фыркнул и взвёл курок. Я не успела даже испугаться, как раздался выстрел и запахло порохом. Мужчина, казалось, страшно удивился, мушкет повис в его руках. А потом он свалился мне под ноги.
— Держи, Сассенах.
Джейми сунул дымящийся пистолет мне в руки, наклонился и, взяв тело за ноги, вытащил его из сарая под дождь. Я сглотнула, протянула руку к своему мешку и вынула оттуда запасные чулки. Бросив их женщине на колени, положила пистолет и мешок к стене. Я чувствовала, что мать и дети не сводят с меня глаз, но их взгляды вдруг переместились к открытой двери. Обернувшись, я увидела насквозь промокшего Джейми с осунувшимся, измождённым лицом. Он пересёк сарай и сел рядом со мной, уперев голову в свои колени и закрыв глаза.
— Спасибо, сэр, — очень тихо сказала женщина. — Мэм.
На миг мне показалось, что Джейми сразу же уснул: он даже не шелохнулся. Но чуть погодя он так же тихо произнёс:
— Пожалуйста, мэм.
Я БЫЛА ОЧЕНЬ РАДА НАЙТИ Хантеров в первой же деревне, до которой мы добрались. Брат с сестрой попали на одну из захваченных ранее барж, но им удалось бежать, попросту спрятавшись в лесу после наступления темноты. А поскольку солдаты, захватившие их, не потрудились пересчитать пленников, то их исчезновения никто не заметил.
В целом, положение понемногу улучшалось. Питание становилось обильнее, и мы находились в регулярной армии континенталов. Однако от передовых позиций Бергойна нас по-прежнему отделяло всего лишь несколько миль, и сказывалось напряжение длительного отступления. Дезертиров было много — хотя никто толком не знал, сколько именно. Организация, дисциплина и военная структура восстанавливались с тех пор, как мы поступили под командование Континентальной армии, но люди порой продолжали незаметно исчезать.
Именно Джейми придумал 'игру в дезертиров'. В британских лагерях перебежчиков радушно принимали, кормили, снабжали одеждой и допрашивали, получая информацию.
— Поэтому мы им её предоставим, ага? — сказал он. — И будет справедливо, если взамен мы получим то же самое, правильно?
На лицах офицеров, которым он это предложил, расцвели улыбки. И в течение нескольких дней тщательно отобранные 'дезертиры' тайно пробирались во вражеские лагеря, где их задерживали и препровождали к британским офицерам, которым они излагали свои скрупулёзно подготовленные легенды. А после хорошего ужина при первой же возможности снова перебегали на сторону американцев, принося полезную информацию о преследовавших нас британских силах.
Время от времени, если это казалось безопасным, Йен наведывался в индейские лагеря, но в подобной игре не участвовал: его внешность была слишком запоминающейся. Думаю, и Джейми хотелось бы поиграть в дезертиров: его привлекала театральность действа, и оно отвечало его неуемной тяге к приключениям. Однако его желания не принимались в расчёт из-за высокого роста и яркой внешности: дезертирами должны были быть неприметные мужчины, которых трудно потом опознать.
— Ибо рано или поздно британцы поймут, что происходит. Они не дураки. И это им не понравится.
Мы нашли укрытие на ночь в другом сарае — его не пытались сжечь, и в нём сохранилось несколько охапок затхлого сена, хотя скота там давно уже не было. Мы остались наедине, но, наверное, ненадолго. Мне казалось, что сцена в комендантском садике относилась к какой-то другой жизни, но я положила голову на плечо Джейми, расслабившись рядом с его тёплым крепким телом.
— Как думаешь, может...
Джейми внезапно умолк, и его рука на моём бедре напряглась. Мгновением позже я услышала настороживший его лёгкий шорох, и у меня во рту пересохло. Это мог быть кто угодно: от крадущегося волка до затаившегося индейца, — но этот субъект был внушительных размеров, и я полезла — как можно тише — в карман за ножом, который дал мне Джейми.
Не волк — кто-то другой промелькнул в открытой двери, отбросив тень ростом с человека, и исчез. Джейми сжал мою ногу и, пригнувшись, беззвучно пересёк пустой сарай. Через миг его уже не было видно во мраке, но, привыкнув к темноте, секундой позже я нашла его — длинную тёмную тень, прижавшуюся к стене прямо за дверью.
Тень снаружи вернулась: чёрный силуэт головы мелькнул на фоне более светлого ночного неба. Я поднялась на ноги, от страха по коже побежали мурашки. Других выходов в сарае, кроме двери, не было; наверное, мне следовало бы броситься на пол и откатиться к стене. Тогда мне, возможно, удалось бы остаться незамеченной, а если повезёт — схватить незваного гостя за лодыжки или вонзить нож ему в ступню.
Я уже собиралась осуществить этот план, когда из темноты раздался робкий шёпот: 'Друг... друг Джеймс?', и я наконец-то перевела дух.
— Это вы, Дэнзелл? — спросила я, стараясь, чтобы мой голос звучал спокойно.
— Клэр!
Обрадовавшись, он ворвался в дверь, тут же обо что-то споткнулся и с грохотом полетел головой вперед.
— С возвращением, друг Хантер, — сказал Джейми; судя по голосу, он сдерживал нервный смех. — Вы ушиблись?
Длинная тень отделилась от стены и нагнулась, чтобы помочь нашему гостю встать.
— Нет, нет, не думаю. Хотя, на самом деле, даже не знаю... Джеймс, я выяснил!
На миг воцарилось молчание.
— Они близко, a charaid [друг — гэльск. — прим. пер.]? — негромко спросил Джейми. — И движутся ли они?
— Слава Богу, нет.
Дэнзелл внезапно уселся рядом со мной, и я почувствовала, что он дрожит.
— Они ждут, когда подтянутся обозы. Они не хотят рисковать и далеко отрываться от тылов, и у них жуткая проблема: мы им разбили дороги, — услышала я гордость в его голосе. — Да и дожди очень здóрово в этом помогли.
— Вы знаете, сколько это может продлиться?
Я видела, как Дэнзелл энергично кивнул.
— Один из сержантов сказал: два, а то и три дня. Он велел некоторым солдатам бережней относиться к запасам муки и пива, так как взять больше неоткуда, пока не подойдут обозы.
Джейми выдохнул, и я почувствовала, как напряжение немного его отпустило. Меня тоже. И тут накатила горячая волна благодарности. У нас будет время поспать. Я начала понемногу успокаиваться: напряжение теперь вытекало из меня, как вода, и я едва заметила, что Дэнзеллу нужно ещё чем-то поделиться. Я слышала, как Джейми шёпотом поздравил его, похлопав по плечу, и выскользнул из сарая, — несомненно, для того, чтобы доложить информацию.
Дэнзелл сидел неподвижно и тяжело дышал. Я из последних сил сосредоточилась и попыталась быть любезной.
— Они вас накормили, Дэнзелл?
— О, — произнёс Дэнзелл другим тоном и стал шарить в кармане. — Вот. Я захватил это для тебя.
Он что-то сунул мне в руки: маленькую расплющенную булку, подгоревшую по краям, — я поняла это по жёсткой корке и запаху гари. Рот стал непроизвольно наполняться слюной.
— О, нет, — начала было я, пытаясь её вернуть. — Вы должны...
— Они меня покормили, — заверил он меня. — Чем-то вроде жаркого. Я съел, сколько смог. И для сестры у меня в кармане есть ещё булка. Они дали мне еду, — искренне убеждал он меня. — Я её не украл.
— Спасибо, — удалось мне сказать, и с величайшим самообладанием я разломила булку надвое и сунула половину в карман — для Джейми.
Я с жадностью запихивала остальное в рот и впивалась в булку зубами, как волк, отрывающий от туши окровавленные куски.
Желудок Дэнни вторил моему, громко и продолжительно урча.
— Вы же сказали, что поели! — укорила я его.
— Я ел. Но жаркое, кажется, не улеглось, — возразил он с кратким страдальческим смешком.
Он наклонился вперёд, сложив руки на животе.
— У тебя случайно не найдется ячменного отвара или перечной мяты, друг Клэр?
— Найдётся, — ответила я, несказанно обрадовавшись, что в мешке у меня кое-что осталось. Запасов было немного, но перечная мята имелась.
Горячей воды не было, и я дала ему пожевать пригоршню травы и запить её водой из фляжки. Дэнни жадно выпил, рыгнул и замер, и по его дыханию я поняла, что происходит. Я быстро отвела его в сторону и поддерживала голову, пока его рвало мятой и жарким.
— Пищевое отравление? — спросила я, пытаясь пощупать его лоб, но Дэнни скользнул прочь от меня, рухнув на охапку соломы и уткнув голову в колени.
— Он сказал, что повесит меня, — вдруг прошептал Дэнзелл.
— Кто?
— Английский офицер. Кажется, его звали капитан Брэдбери. Сказал, что он думает, будто я играю в казаки-разбойники, и если я сейчас же не сознаюсь, он меня повесит.
— Но он не сделал этого, — мягко сказала я и положила ладонь ему на плечо.
Дэнзелл весь дрожал, на подбородке висела капля пота, светящаяся в полумраке.
— Я сказал ему... сказал ему, что, наверное, он может. Если захочет. И я на самом деле думал, что он повесит. Но он не повесил.
Его дыхание участилось, и я поняла, что он беззвучно плачет.
Я обняла его, прижимая и шепча что-то успокаивающее, и через некоторое время Дэнни затих. Несколько минут он молчал.
— Я думал... что буду готов к смерти, — тихо проговорил он. — Что я буду счастлив предстать перед Господом, когда бы Он меня ни призвал. Мне стыдно признаться, что это не так. Я так боялся.
Я глубоко вздохнула и расслабилась.
— Я всегда задавалась вопросом о мучениках, — сказала я. — Никто никогда не упоминает, что они не боялись. А говорят лишь о том, что они готовы были пойти и совершить то, что они сделали, несмотря ни на что. Вы пошли.
— Я не готовился быть мучеником, — произнёс он через секунду так смиренно, что я чуть не засмеялась.
— Очень сомневаюсь, что многие к этому готовятся, — сказала я. — И я думаю, что человек, который собирается им стать, на самом деле просто несносен. Уже поздно, Дэнзелл, — ваша сестра будет беспокоиться. И она голодна.
ДЖЕЙМИ ВЕРНУЛСЯ ЧЕРЕЗ ЧАС или даже позже. Я лежала на сене, завернувшись в шаль, но не спала. Он подполз и лёг рядом, вздохнув и положив на меня руку.
