"Хозяин" расположился на специально для него взятых турецких диванных подушках в теньке под деревом. Для него же накануне в горной реке, впадающей в озеро Ритц, наловили свежую рыбу, и приготовили её на костре буквально за час до поездки. Сталин любил вспоминать грузинские названия рыб и наслаждался воспоминаниями о своей бурной молодости. Он умел производить впечатление весёлого, задушевного доступного, человечного, любил и умел хорошо выпить, под настроение мог и лезгинку станцевать и спеть. В юности, когда Иосиф Джугашвили учился в духовной семинарии, окружающие хвалили его голос. Он тогда даже подрабатывал запевалой в церковном хоре, получая за это пять рублей в месяц — солидные деньги. Особенно Сталин обожал "Сулико". Но помимо печальных и задумчивых печен знал много весёлых. Многие считали молодого Сталина приятным человеком, в котором много душевной широты и открытости, так свойственной кавказцам и в частности грузинам.
Так что Сталин умел выглядеть свойским парнем. В отличие от Троцкого, который всегда держал пафосную дистанцию с людьми; в общении выглядел сухарём и любил, чтобы им любовались. Один раз Троцкий заставил себя пойти на какую-то вечеринку, но быстро сбежал оттуда и, вернувшись домой, сказал жене: "Не могу я, ну не могу!". Вероятно, личные качества этих людей сыграли не последнюю роль в том, что один, — не сыграв почти никакой роли в революции и в гражданской войне — возглавил страну, а признанный "демон революции" и создатель Красной армии скрывался от него по заграницам...
Во время пикника Сталин много шутил с Бухариным и Зиновьевым, словно во времена их совместной Туруханской ссылки, когда они были очень близки. Сталин, как обычно, держался дружески с Зиновьевым, заставив поверить, что забыл, как в 1925 Зиновьев, опираясь на ленинградскую парторганизацию, возглавил против него "новую оппозицию" в партии и пытался сбросить с поста генсека, обвинял, что сталинская доктрина "отдает душком национальной ограниченности". И ему пришлось тогда каяться в ошибках, просить партию оставить его на посту, дать возможность работой исправить собственные перегибы. И они его простили, а не надо было... Когда Гришка осознал собственную ошибку, было уже поздно. Сообразив, что старого кавказского дружка им с Каменевым, Крупской и другими, уже не свалить, скользкий дружок перебежал обратно на его сторону, и теперь уже он покаялся перед Кобой, всячески нажимая на их старые отношения. А не надо было. Раз уж начал чирикать — бесполезно мурлыкать. Впрочем, Сталин его тоже простил. За помощь против Троцкого, и на будущее... Сделал вид, что поверил в искреннее раскаяние старых дружков...
И сейчас Иосиф внимательно следил, чтобы стаканы соратников не пустовали, и чтоб они пробовали все закуски, что "стояли на столе", немного выжидал, и тоже брал кусок с того же блюда.
Ели по-простому — руками. Под непринужденный разговор, приветствовались грубоватые мужские анекдоты и шутки, и чтобы никаких серьезных политических или философских тем, "хозяин" этого не любил на отдыхе.
Карл Паукер, как самый настоящий лакей, суетился вокруг хозяина: меняя посуду, поднося кушанья, салфетки, и попутно развлекая вождя анекдотами и пародиями. Главный телохранитель привычно взялся за роль шута, он буквально из кожи лез вон, чтобы заслужить одобрение Сталина.
Когда все изрядно набрались Паукер на потеху Сталину стал изображать, как будет вести себя Троцкий, когда эту подлую козлебородую сволочь отловят за границей и переправят для суда в СССР. Пародия называлась: "когда падлу потащат на казнь". Два сотрудника охраны исполняли роль надзирателей, а Паукер играл самого Троцкого. Он комично упирался, повисал на руках у "конвоиров", смешно стонал и гримасничал, затем упал на колени и, хватая "палачей" за сапоги, выкрикивал: "Ради торжества мировой революции, товарищи, позовите "Кобу"!". Сталин громко от души хохотал. Вместе с ним хлопали себя в хохоте по бокам и хватались за животы Зиновьев и Бухарин, чекисты.
Иосиф Виссарионович очень любил читать и смотреть фильмы, особенно о любимых исторических персонажах Иване Грозном, Петре Первом. Он многому учился на их примерах. И недавно до него вдруг дошло, что настоящим, подлинно боевым и всегда бодрым опричником нельзя быть в нескольких поколениях. Сомнителен уже сын опричника — тем более внук. Почему-то инерционно не удерживается его главное предназначение — бескомпромиссно, не тратя себя ни на что постороннее, бороться с врагами страны.
Грозный постоянно впадал в религиозную апатию, такой малахольный царь просто не мог правильно воспользоваться собственным изобретением, оценить все его особенности. Пётр же этого не знал и, создав касту собственных опричников, дал ей право плодить себе подобных во многих поколениях через наследственные титулы и передачу вотчин. А надо было через каждые два-три года головы рубить всем своим немецкоговорящим опричникам, как стрельцам в начале правления, и ставить на их место новых, а когда и новое дворянство нагуляет жирок на своих должностях и начнёт взятки вымогать, да выше государственных интересов ставить свои "феодальства", опять устроить "разовое обновление кадров". Конечно, этот недосмотр Петра привёл к вырождению такого полезного для государства инструмента. Стоило Петру умереть, и его опричники мгновенно погрязли в сваре, раскололись на группировки и даже заимели дерзость менять людей на троне по собственному усмотрению. Попытка Павла I разобраться с дворянством, совершенно обнаглевшим при его матери Екатерине II от неслыханных привилегий и безделья и восстановить жёсткие порядки Петра I, закончились, как известно, заговором и убийством "русского Гамлета" — с опричниками, которые перестают приносить пользу государству, надо действовать максимально жёстко и быстро. А Павел I, взойдя на престол, попытался реформировать систему: отменил все основные положения Жалованной грамоты дворянству, дарованной матерью. Была вновь введена обязательная государственная служба, дворян обязали платить налоги, в отношении них даже были восстановлены телесные наказания и конфискация имущества, фактически упразднялось дворянское самоуправление на уровне губерний. Но с правления Петра Великого прошло много десятилетий и дворянство, получившее большую свободу и привилегии, совершенно не собиралось становиться вновь служилым, покорным царю инструментом в его начинаниях. Это ещё раз подтверждало правило, что всё надо делать вовремя: 2-3 года и людей менять — лучше прямо слоями.
Так что Сталин такой ошибки повторять был не намерен, он уже понял то, что до него никто из великих понять не мог: ни один человек в течение всей своей жизни не может постоянно быть хорошим опричником — несколько лет может, а потом нет. Поэтому людей надо менять как можно чаще.
Ленин это не понял, да и сентиментален был по отношению к соратникам, потому его опричнина стала быстро вырождаться в НЭП, массово коррумпируясь народившейся совбуржуазией.
Но Сталин хорошо изучил людей. И он уже задумал практику перманентного уничтожения опричных кадров с целью обновления и усиления причинного потенциала (как скажет в будущем верный сталинец Лазарь Каганович, "мы снимаем людей слоями"). Зато этот новаторский для мировой истории приём даст небывалые плоды. Режим сталинской опричнины докажет свою невероятную эффективность в решении тех задач, которые ему будут ставится. Но Сталин пойдёт ещё дальше. При нём новые опричники будут рекрутироваться не из рядов самой опричнины, а из народа. Тем самым он избавит опричнину от её главного порока — кастовости, сделает общенародной, потому что в принципе, каждый советский человек может стать отличным опричником. А чтобы отбить у опричнины номенклатуры охоту плести интриги и цепляться за своё привилегированное положение, он позволит только что рекрутированной опричнине перемолоть старую партийную гвардию. В этом он исправит ошибки Грозного, который так и не решился разобраться со всем боярством и сделать ставку на новые живые силы.
А пока Сталин от души смеялся над шутками своих ближайших опричников, чокался с ними вином, глядел ласково. А они и не догадывались, что утратили в его глазах уникальность, ибо для Сталина каждый советский человек являлся потенциальным опричником, и, следовательно, незаменимых людей для него не существовало.
От души погуляв, захмелевшие и отяжелевшие от съеденного, "курортники" снова погрузились в катер. Вышли в море, и взяли курс домой. Бухарин, толстый, белокожий (успевший на берегу раздеться до трусов) поднялся в полный рост, чтобы осмотреться в массивный морской бинокль, который специально захватил с собой на прогулку.
На мысе Пицунда есть маяк, и недалеко от маяка на берегу бухты находился пост погранохраны. Когда они вышли из бухты и повернули в направлении Гагр вдруг что-то зацокало по борту. Не сразу поняли, что попали под обстрел с берега. Паукер растерялся и не сразу среагировал, как и второй телохранитель вождя. Звон пробиваемых пулями бортов не прекращался. С головы Сталина слетела фуражка. Зато Берия получил шанс доказать ему свою преданность: Лаврентий метнулся к вождю, быстро пересадил на более безопасное место и, прикрыв собой, скомандовал мотористу повернуть в открытое море. Рулевой лихо заложил вираж, так что продолжающий растерянно стоять "Бухарчик", потерял равновесие и бултыхнулся за борт. Сталин знал, что Бухарин с трудом держится на воде, но приказал не останавливаться, лишь бросил ему спасательный круг: ничего, как-нибудь продержится, пока они не смогут за ним вернуться!
Очухавшийся Паукер, наконец, достал из кобуры "Парабеллум" и стал стрелять по берегу (что было смешно, ибо дальнобойность его пистолета не позволяла никого там достать). Через несколько минут катер уже находился на безопасном расстоянии от берега. Сталин взглянул на соратников. Они были бледны и смотрели на него широко открытыми глазами, видимо, с трудом осмысливая происшедшее.
— Это же наши пограничники! — промямлил Зиновьев.
Сталин и сам не понимал, что произошло. В борту остались пробоины. Одна пуля прошила его фуражку — на околыше и тулье остались две дырки. Тем не менее, желая показать самообладание, он пошутил, что больше всего ему жалко корзину с оставшимся вином, в которую тоже угодила пуля. И что жить им теперь долго.
...Когда вернулись к тому месту, где потеряли "Бухарчика", то выяснилось, что того уже выловил подоспевший пограничный сторожевик. Бухарин сумел ухватиться за круг, но всё равно успел порядком наглотаться морской воды и пережил сильнейший стресс, отчего выглядел жалко.
— Скажи мне спасибо, это я бросил тебе круг, — с усмешкой сказал любимчику Ленина Сталин, краем глаза отметив кривые усмешки Зиновьева и Паукера, на лицах которых гораздо больше было презрения к мокрой курице, чем сочувствия "выдающемуся деятелю революционного движения". Все они всегда завидовали Бухарину, ибо лишь ему одному Хозяин позволял говорить себе "ты". И его, Бухарина, отчего-то считал своим самым близким другом, однажды так прямо и заявил в компании других видных членов партии: "Мы с тобой, Бухарчик, Гималаи, а все остальные — маленькие пятна". Вот и сейчас Он разом пресёк усмешки в адрес фаворита:
— Я кунаков не бросаю! Мне соратники по совместной борьбе дороже единоутробных братьев!
Бухарина всё ещё трясло от сильного испуга и переохлаждения, зубы его отбивали мелкую дробь, однако на его интеллигентном добродушном лице земского доктора разливалось блаженное выражение искренней благодарности: "Эти кавказцы могут быть грубы и упрямы, порой просто несносны, но уж если они назовут тебя своим кунаком, то вернее товарища и защитника у тебя не будет, уж будь покоен" — подумал тронутый до глубины души суровой заботой о себе Бухарин.
Вскоре выяснилось, что произошла досадная ошибка. Пограничники ссылались на звонок из штаба погранбригады, и как позднее выяснилось, звонок на заставу действительно был, но установить точно позвонившего так и не удалось. Берия и Паукер просили самого сурового наказания для всех виновных.
— Зачем так сурово? Ребята просто старались хорошо исполнить службу, — благодушно ответил Сталин, после чего оросил остатками красного вина из разбитой бутылки кусок чёрного хлеба, сжевал его и распорядился послать всему пограничному наряду от своего имени две из четырёх уцелевших бутылок вина, чтобы служивые вечером выпили за свой счастливый промах и здоровье своих "крестников"... Он ещё только привыкал к роли правителя и захотел продемонстрировать, что может быть не только грозным, но и великодушным. А потому в качестве широкого жеста распорядился не только не наказывать проявивших бдительность пограничников, а наоборот — наградить их непосредственного командира именным оружием.
Проедут два года и все виновные будут арестованы и обвинены в тщательно спланированном покушении на вождя. В первой партии будет взято сразу 26 человек — полностью все, кто находился в тот день на заставе, и пограничное начальство вплоть до командира бригады. Аресты и расстрелы будут продолжаться целый год...
Глава 149 "Эпизод 10"
Дача в Абхазии на Холодной речке была для Него одной из любимых. По рекомендации врачей уже немолодой вождь жил здесь подолгу, здесь же лечил постоянно болевшую левую руку, радикулит, гипертонию, хронический суставный ревматизм и стенокардию.
...Через час после захода солнца, из морского прибоя вышел человек. Чёрный прорезиненный комбинезон с головы до пят обтягивал его мускулистую сухую фигуру, лицо вымазано чёрным трудносмываемым гримом — благодаря такой маскировке на безлюдном пляже крадущийся зловещий силуэт сливался с ночью. При себе морской дьявол имел только непромокаемый мешок, в котором лежал комплект формы офицера госбезопасности и автоматический пистолет, снаряжённый глушителем, в обойме патроны с разрывными пулями, а также начинённые убойным ядом почти мгновенного действия.
Пловец сбросил ласты, бесшумно и стремительно двинулся по гальке, словно по песку. Много месяцев он тренировался ходить босиком по острым камням, пока на его ступнях не образовалась толстая бесчувственная корка, так что он мог бегать даже по битому стеклу не ощущая боль.
В прибрежных зарослях притаился сторожевой пикет НКВД. Но двое опытный бойцов не заметили промелькнувшую мимо чёрную тень! И даже их служебный пёс никого не учуял.
Его искусство было велико. Пловец был так близко к пограничникам, что мог видеть их лица и слышать сквозь шум прибоя их тихие голоса, и всё же не был обнаружен.
Местность была диверсанту знакома, хотя прежде он никогда не бывал в этих краях. Более того, пляж и лесистый склон невозможно было найти ни на одной карте, ибо этот участок абхазского побережья возле Гагр являлся одной из самых охраняемых государственных тайн — на вершине горы находится любимая дача генсека Сталина. Тем не менее, пловец начал уверенный подъём по довольно крутому склону, заросшему реликтовым лесом из величественных приморских сосен, эвкалиптов, вековых секвой и гигантских тропических папоротников. В лесу царила абсолютная мгла, хоть глаз выколи. Единственный ориентир — шум прибоя внизу за спиной... И ещё там, — на вершине горы, — в доме, как будто завели патефон и приоткрыли окно, чтобы впустить в комнату ночную прохладу.
