Лаэр сглотнул и напряженно выдавил:
— Мелкий, ты ничего не забыл... надеть?
— Нет. Погаси светильник, пожалуйста, — глухо отозвался Ренальд, не отрывая лица от подушки.
Наступившая тишина буквально зазвенела. Онемевшему Аслану показалось, что сейчас можно услышать, как заскрипели извилины его мозга, пытаясь проанализировать, связав в одно целое услышанное и увиденное, потому что это никак не укладывалось в голове. Не хватало нескольких штрихов, чтобы прийти хоть к какому-то выводу.
Лаэр вышел из ступора и, шагнув к кровати, остановился над оцепеневшим наложником. При свете масляного светильника, выведенного на самый минимальный режим освещения, все еще сомневаясь в мелькнувшей догадке, он решил уточнить:
— Рен, ты хочешь, чтобы я ушел?
— Нет.
— Великие Духи! — скрипнул зубами лаэр, усилием воли заставив себя отвести взгляд от пограничной зоны, там, где стройные длинные плотно сжатые ноги юного раба (правда, покрывшиеся гусиной кожей) прятались под подолом рубашки, безжалостно скрывавшей самое интересное.
— Рен? — дотронулся он до плеча наложника, ощутив, как и без того напряженные мышцы Ренальда мгновенно закаменели, но тот предпочел проигнорировать вопросительную интонацию.
Решив все-таки, что пора заканчивать с этим балаганом, грозящим необратимыми последствиями, варвар рывком перевернул слабо воскликнувшего от неожиданной грубости парня на спину, прижав коленом сразу обе его ноги, и жестко зафиксировал руками запястья запоздало дернувшего Рени. Наложник хоть и был слишком взбудоражен, ожидая вторжения, но не предполагал столь разительной перемены в поведении хозяина. Молниеносную атаку он пропустил и теперь испуганно таращился на варвара широко распахнутыми глазами, внезапно осознав, что последует за этой безудержностью. Сердце захлебнулось в бешеном ритме, Ренальд инстинктивно рванулся подняться, одернуть бесстыдно задравшуюся до пупка рубашку, но стальной захват господина был слишком крепок.
— Мелкий, ты меня провоцируешь, что ли? — хрипло выдавил варвар, неосознанно стискивая запястья раба все сильнее. Слишком много вариантов зародилось в голове Аслана. — Боюсь, что не выдержу твой эксперимент...
Юноша лихорадочно подыскивал приемлемый, не слишком унизительный вариант объяснения, но, как нарочно, ничего путного в голову не приходило. В двух словах точно не удастся объяснить свое поведение. Лаэр ждал, теряя терпение, а он удручающе упрямо молчал, кусая губы...
— Не молчи! — приказал Аслан, но в строгом тоне мелькнуло что-то похожее на мольбу.
— Да... — одними губами подтвердил Рени и зажмурился, не в силах вынести испытующий пронзительный взгляд лаэра. Ставшие почти черными радужки вокруг пульсирующих зрачков варвара, все еще пытающегося бороться с первобытными инстинктами крови со стороны степняков, затягивали в какой-то колдовской транс. Но Ренальду не могло прийти в голову, что его хозяин и сам сейчас тонул в водовороте противоречивых чувств и эмоций, отражавшихся в синих глазах своего Котенка. Где-то на краю сознания присутствовал запрет таура на принуждение, но он сейчас казался лишь досадной помехой, вытесняемый все больше разгорающимся желанием впиться в истерзанные покрасневшие губы, и плевать на принципы неприемлемости нежностей с мужчинами и на то, что вкус клубники давно выветрился...
А Рени, как завороженный, вглядывался в лицо своего господина, и смятение в правильности своего решения накрывало все сильнее. Слишком широкий спектр чувств отражался сейчас на лице варвара — от растерянности до торжествующего удовлетворения хищника, настигшего законную добычу. Не в силах преодолеть возникший беспричинный страх, юноша просто зажмурился.
Но Аслан не желал успокаиваться:
— Открой глаза и повтори, пожалуйста, — сипло прошептал он, мучительно ожидая 'приговора'. — Это то, о чем я думаю?
Не осмелившись ослушаться, Рени с трудом заставил себя приоткрыть глаза, которые наверняка сейчас выглядели узкими щелочками, потому что их нестерпимо резало стыдом и жаром от пылающих щек. Хотелось прямо взглянуть в лицо варвару, которому он все-таки отважился бросить вызов, но теперь уже подташнивало от подступающей паники. Горло перехватил спазм. Парень распахнул ресницы, коротко взглянул на господина и, встретившись с пытливым взглядом, в котором бурлящим коктейлем оказались намешаны надежда и алчность, тут же отвернулся, красноречиво остановившись взглядом на прикроватном столике. На котором одиноко стоял изящный серебряный кувшинчик с узким горлышком, украшенный замысловатой резьбой символов Степи. Рени не знал, что именно означает затейливая вязь повторяющихся линий и знаков, но Тесса разрешила ему взять этот кувшинчик для специального масла.
Наложник надеялся, что Аслан все поймет сам, увидев ранее стоявший на полке в гостиной кувшинчик в спальне своего раба, потому что объясняться вслух не было никакого желания и моральных сил.
И снова юноша просчитался. Терзаемый угрызениями совести варвар так же глубоко и болезненно переживал события полугодовой давности, коря себя за грубость и несдержанность. И теперь очень страшился сделать неверный вывод, тем самым усугубив отношения. Слишком уж хрупок был лед зарождающегося доверия именно в этом плане. Если бы не Тесса, постепенно приручающая их друг к другу, возможно, Ренальд до сих пор вздрагивал бы от внезапных прикосновений своего мучителя.
— Котенок, ты играешь с огнем, — тихо предупредил Аслан.
Мысли о непростых взаимоотношениях с Дереком, весь вечер одолевавшие лаэра после визита бойца, канули где-то в глубине сознания, погребенные под лавиной новых впечатлений, и на первый план вырвались совсем другие, неожиданные, пугающие, что это всего лишь очередное наваждение, и он жестоко ошибся.
— Рени, посмотри мне в глаза и скажи, что ты не хочешь, чтобы я ушел. Но... ты же должен понимать, чем все может обернуться, Котенок?
Отвечать на конкретно поставленный вопрос оказалось невозможно, несмотря на всю куда-то подевавшуюся решимость, но и отступать теперь уже поздно.
Ренальд извернулся, зашипев от боли. Аслан ослабил хватку, и парень, воспользовавшись моментом, обхватил могучую шею господина, буквально повиснув на нем, лишая лаэра остатков благоразумия и окуная еще глубже в затуманивающую мозг страсть.
— Рени, что ты творишь, бестолковый?! Не льсти мне, я вовсе не железный... Отпусти...
Ренальд отрицательно помотал головой, еще плотнее притягивая к себе варвара, отважно сжигая последние мосты к отступлению. Только теперь снова отлепиться, перевернуться на живот и тем более принять подходящую нужную позу, оказалось невозможно.
Вот так цепляться клещом к человеку, который занял главное после Тессы место в его жизни, пожалуйста, это было понятно, правильно и просто необходимо.
Под тяжестью старшего парня, придавившего его к кровати, невольно прикрывшего собой обнаженное снизу тело, чувствуя упирающуюся в бедро эрекцию, обмирая от горячего дыхания возле своего уха, задыхаясь в медвежьих объятиях, было хорошо. Страшно до одури, но неожиданно приятно. Ренальд чувствовал, что это сейчас не только желание движет Асланом, иначе не стал бы тот церемониться и требовать подтверждения неожиданного покорного предложения, а мог бы воспользоваться ситуацией по своему усмотрению.
Лаэр наконец-то опомнился. Запустил руки в волосы Рени, пропустив светлые пряди между пальцами, сжал в кулаки, оттянув назад, заставляя запрокинуть голову. И впился губами в искусанные губы наложника, без сопротивления ответившего ему. Жидкий огонь разгоравшегося желания смел последние доводы, закипающая в жилах кровь устремилась к формирующемуся центру удовольствия. Обоих сейчас лихорадило, и в какой пропорции оказались замешаны страх и предвкушение, непонятно.
Аслан никогда не нуждался в сопутствующих ласках с мужчинами, эта чуждая степнякам составляющая отношений казалась неестественной между самцами. Но сейчас он чувствовал потребность захватить, покорить, заклеймить собственным клеймом: запахом, семенем, отпечатком зубов и рук, и... заласкать трепещущее под ним стройное тело наложника. Потому что с этим Чудом все было иначе, необычно...
Потому что прирученное Тессой Солнышко был приучен их любимой девочкой к нежности, и нуждался в ней, в таком нестандартном подходе.
Успокоить, расположить, заставить забыть о кошмаре первого раза и только тогда захватить то, что и так принадлежало ему по праву с той самой минуты, как состоялась сделка с продавцом живого товара. Только кому нужны подобные тонкости, когда настоящая истина в том, что он дождался этого момента, оглушенный нечаянной радостью, все еще боясь что-нибудь испортить неосторожным словом или жестом.
Только руки уже собственнически жадно заскользили по телу раба, отвлекая от главного момента, притупляя бдительность, заставляя сосредоточенно прислушиваться к потребностям и желаниям юного организма, к новым вспыхивающим очагам, возникающим на месте прикосновений. Аслану казалось, что он сам превратился в огромный пылающий костер, и теперь опасался нечаянно опалить доверившегося ему 'кострового' неумелой лаской, невольной грубостью, не рассчитав силы. Слишком непривычно было ласкать вместо мягких округлостей шелковистой кожи жены упругие мышцы, 'спотыкаясь' пальцами о тазовые косточки на худых бедрах, обводить рельефные бугорки мускулов напряженных предплечий, задевать крохотные бусинки сосков на плоской груди наложника. Необычно, раздражающе. И вместе с тем, эти новые ощущения будоражили и заводили, словно подростка, впервые дорвавшегося до полноценных любовных утех. Постоянно приходилось держать под контролем желание грубо стиснуть, подмять, покорить по праву верхнего, по праву победителя, но варвар тут же одергивал себя, досадливо рыча от нереализованного желания.
Рени оказался вне привычной градации — он не женщина, требующая деликатного подхода в любовной прелюдии, но грубость и власть силы ему демонстрировать необязательно. Юноша заочно принял условия, определив себе место нижнего. И победа над демонами разума, толкнувшая наложника на этот шаг, загнав свои страхи куда подальше, — сама по себе заслуживала награды. Это победа Ренальда над самим собой.
Аслан не хотел оставаться на стороне этих демонов, столько времени не дававших парню определиться, готовый защищать своего Котенка даже от самого себя. И эта внутренняя борьба, сдвигающая и его ориентиры и принципы, давалась с огромным усилием, но сулила сладость награды победителям.
Несмотря на то, что стратегически важное место оставалось доступным, стоило лишь вернуть Рени в исходное положение, рубашка юноши мешалась. Но Аслан побоялся заставить раба снять ее, интуитивно понимая, что Ренальд чувствует себя хоть немного комфортнее в одежде. Кроме того, несмотря на все его старания, руки наложника казались ледяными.
Аслан разорвал объятия, отцепив Рени от своей шеи, и перехватил его ладонь, переплетая пальцы. Лишившись надежной опоры, юноша тут же запустил свободную руку в густую шевелюру варвара. Не позволяя ему прекратить шальной затянувшийся поцелуй, от которого голова шла кругом и, казалось, что даже кровать шатается, словно утлая лодка на быстрых волнах буйной реки. Утром все случилось как-то скомкано и больше напугало, чем впечатлило. Зато сейчас все было по-другому, именно так, как надо. Напористые и вместе с тем нежные губы лаэра разительно отличались от мягкой атласной гладкости губ любимой. Но парализующая сила оказалась упоительной, слабые попытки перехватить инициативу моментально пресекались в зародыше, не оставляя даже шанса на бунт и сомнения, кто ведет эту партию.
Чуть приподнявшись на локте, Аслан вклинился согнутой в колене ногой между ног Рени, раздвигая их шире. Недовольно почувствовав, как наложник снова резко напрягся, невольно сопротивляясь, переместил руку с впадинки под коленом парня на внутреннюю сторону его бедра и двинулся вверх. Но вдруг разочарованно прорычал и отшатнулся, наткнувшись ладонью на вялую плоть. Самое ужасное сейчас заключалось в том, что собственные яйца буквально звенели от возбуждения и необходимости получить немедленную разрядку. Гладкая на ощупь, без единого волоска кожа наложника в паху неожиданно приятно подстегивала воображение, лаская ладонь. Но то, что тот не испытывает такого же желания немедленной близости, оказалось неприятной неожиданностью, будто окатили ведром ледяной воды. Так не должно было быть!
Обойдя вниманием не желавшее оживать и участвовать в процессе достоинство наложника, Аслан легонько сжал яички Рени, получив от парня слабый всхлип не то протеста, не то подтверждения, что он выбрал верную тактику. Но стоило его пальцам на мошонке сместиться от ямочки у основания ствола в сторону сфинктера, как тот мертвой хваткой вцепился в плечи, резко зажимаясь.
— Ты меня обманываешь, Котенок, — уличил парня во лжи варвар. — Зачем тогда все это затеял, Рен? — укоризненно покачал головой Аслан и решительно отстранился, усевшись.
— Я не обманываю... — пролепетал юноша, невольно скосив глаза на огромную выпуклость, гордо оттопырившую штаны лаэра, и судорожно принялся одергивать рубаху.
Но это мало спасало. Нога Рени оказалась у Аслана на бедре, и теперь тот, машинально опустив ладонь на колено раба, легонько поглаживал его, одновременно удерживая в таком положении. Сдвинуть ноги вместе не получалось, но продолжать валяться вот так, словно дешевая шлюха, предлагающая 'товар лицом', было невыносимо стыдно, особенно если учитывать, что Аслан был все еще полностью одет. Только варвар, кажется, не замечал его смятения, пытливо вглядываясь в лицо, продолжая рукой машинально гладить коленку, непонятно кого успокаивая, то ли его, то ли самого себя.
— Зачем, Рен? — повторил лаэр мучивший его вопрос.
— Я же обещал тебе... — беспомощно пролепетал Ренальд.
— Что? Когда? — не понял варвар.
— Когда ты позволил мне пойти к Халару...
— Постой-ка, — опешил Аслан, стиснувший колено раба от пронзившего его понимания нелепого, непоследовательного поведения мальчишки, не контролируя силу так, что наверняка теперь останутся синяки на светлой коже наложника. — Ты решил, что я потребую вот такой оплаты?! Ты совсем сдурел, Мелкий?!
У Рени от боли в онемевшей от колена и ниже конечности слезы навернулись на глаза, но он лишь часто заморгал, пережидая приступ. Просить о том, чтобы взбешенный варвар ослабил хватку, не хватило духа. Смутно осознание, что он только что нанес смертельную обиду своему господину, лишило дара речи. Юноша пока еще не понял, в чем именно он оказался неправ, но язык прилип к небу, и он не смог выдавить 'да' даже вслух, только кивнул.
Аслан для него давно перестал быть просто хозяином, и пусть любовником варвар проявил себя не в лучшей форме, напугав и надолго отбив охоту к возможной близости с мужчиной, которую подразумевал его статус раба-наложника, но Ренальда тянуло к нему. К источнику мужской силы, несгибаемой воли, кладезю знаний в различных областях, особенно о воинской чести и доблести. Аслан заменил ему и отца, и наставника, и старшего брата. Было чему поучиться и в умении контактировать с людьми, и в опыте обращения с оружием, и в понимании потребностей своего взрослеющего тела.
