Мудрость, справедливость, забота, опека, готовность поддержать, направить, объяснить непонятное, утешить, научить... Кому он был нужен все эти годы, пока не попал сюда, в Замок? Кто позволил бы смазливому, ни к чему неприспособленному мальчишке, годному лишь к использованию в спальне или в переписывании личной библиотеки, право выбора пути, по крайней мере, к накоплению пригодящихся когда-нибудь в жизни знаний и умений? Слишком многим он обязан своему господину, с которым вынужден разделить ложе. Обучение в Академии, формирование бойцовских навыков, настоящее счастье считаться членом любящей семьи и целого Рода варваров (впрочем, это уже приятный бонус, без которого Рени мог обойтись), возможность быть рядом с любимой, самой лучшей девушкой на свете и уверенность в том, что Аслан — его надежный щит от возможных бед, поджидающих его, неприспособленного к жизни вне стен обители...
Мог ли он надеяться на большее? Да никогда!
Орис, Верен и даже Дерек — те люди, которых он мог бы назвать своими наставниками и друзьями без всяких условностей. Ну и, пожалуй, еще Руслана. Ровесник-степняк за несколько дней сумел стать настоящим товарищем, в отличие от Мартина Караскета, с которым с самого первого дня его появления в крепости шла непримиримая вражда.
Но Аслан оказался гораздо большим, чем просто друг, приблизив к себе, впустив в свой взрослый мир. Зачем обманывать себя, что вечерние беседы, попытка доказать, что он достоин внимания лаэра, его прикосновения во время шутливых потасовок и нечаянное понимание, что возня больше похожа на скупую ласку, не волновали. Ненавязчивое теплое участие варвара не оставляло равнодушным. Пусть неправильно, но не только душой тянулся Рени к своему господину, просто его тело реагировало слабо, все еще помня об унижении и боли, но юноша готов был снова испытать ее, если по-другому нет шанса стать еще ближе и роднее своему варвару. Отчаянный выбор не предполагал компромиссов. Бессознательный страх перед тем, что Аслан по-прежнему увлечен Меченым, настоящим брутальным самцом, с какими варвар привык иметь дело, бесспорно более достойным внимания, чем сопливый мальчишка, удручал. Тревожила и пугала возможность наскучить лаэру. Сколько тот еще будет нянчиться с ним? Или вдруг Дерек передумает держать оборону и сдастся, поддавшись обаянию и магнетическому воздействию их общего господина.
Ренальд подсознательно уже определился, не представляя себя в отдельности от Тессы и ее мужа, своего мужчины, раз уж Судьба уготовила ему такой коварный сюрприз. Такому мужчине, как Аслан, наверное, не стыдно принадлежать не только душой, но и телом...
Когда он успел привязаться настолько, что перестал отделять свою сущность от людей, ставших близкими всего за полгода? Сколько мелочей, крохотных ниточек, связывающих его с Асланом, было протянуто за это время?
Правда, несмотря на дикое непреодолимое желание находиться рядом со своим кумиром, нежась в тепле его внимания, получая требуемое, обниматься и целоваться (что тоже, как ни странно, оказалось приятно и будоражило нервы), не хотелось только самого постыдного и болезненного, того, что противно самой природе. Ренальд никак не мог смириться со спокойным восприятием степняков этого акта, как само собой разумеющегося действа, естественного для варваров, но на территории Энейлиса считающимся лишь привилегией похотливых богатых господ и извращенцев. Пусть в Степи и существуют свои ритуалы, условности и градация отношений между верхними и нижними, но ему чужды были эти традиции, и он отрицал сношение с мужчиной всем своим существом... Но без этого ему ни за что не переключить внимание Аслана с Меченого на себя.
Замкнутый круг...
А еше Ренальда пугала перспектива, что переспав с ним, лаэр тут же охладеет, повторив не принесший им обоим удовольствия эксперимент, и на этом поставит крест, вычеркнув из своей жизни. И более того, если хозяину будет неприятно само воспоминание об их скомканной близости, сошлет куда-нибудь с глаз долой или не разрешит общаться с Тессой...
Все это жутко нервировало и заставляло юношу задавать себе неудобные вопросы, а только ли отлучение от Тессы пугало его? Или страх потерять Аслана тоже присутствовал?
Ренальд ничего не мог поделать с собственническими замашками, пытаясь убедить себя, что это не врожденный эгоизм, а лишь защитная реакция от внешнего мира, оказавшегося слишком жестоким и несправедливым к нему. Обретя надежный якорь в любящей семье, он ни за что не хотел делиться своими любимыми ни с кем. (По правде говоря, на месте Аслана, он не стал бы делиться и любимой женщиной, потакая ее прихоти забавляться с наложником, который по статусу приравнивался лишь к спальной игрушке).
Ренальд долго сомневался в искренности любви своей госпожи, но имел возможность убедиться, что их привязанность взаимна, и теперь безумно дорожил этим. Но ведь и Аслан догадывался, что его наложник значит для жены гораздо больше, чем просто раб для сексуальных утех... И все-таки он позволял быть им вместе...
К юности варвара, которая прошла в Степи, Рени не имел претензий, хотя ему не нравились некоторые моменты между Асланом и Айдаром. Слишком уж сильны и заметны окружающим были намеки на личное, связывающее этих двоих. Кроме того, Ренальд с пониманием относился к тому, что Аслан уделял внимание не только им с Тессой, но и своим подчиненным, целой сотне бойцов и прочей челяди, населявшей Замок-крепость, он просто вынужден был принимать этот факт, как должное. Не мог юный наложник примириться лишь с тем, что среди элитной сотни парней был тот, кто продолжал отвлекать Аслана, уязвлял его гордость, заставляя совершенно по-детски ревновать, хотя и не было видимой причины. Но все вместе — этот сумасшедший коктейль бушующих чувств и эмоций породило странную зависимость, очень похожую на любовь. Пусть не такую, какую он испытывал к Тессе, до самоотречения, наполняющую его благородством, страстью, нежностью, желанием оберегать свою женщину, становиться лучше, достойнее, заставляющую самосовершенствоваться...
Любовь к Аслану (если это была все-таки она самая) оказалась замешана на уважении авторитета лаэра, благодарности за непосредственное участие в каждой области, где существовали пробелы знаний и умений: от интимных, сугубо личных проблем, до глобальных вопросов, решаемых собственным примером, или мудрой, основанной на жизненном опыте, подсказкой. Но по-другому назвать эту возникшую привязанность было бы, наверное, неправильно...
Лаэр задал простой вопрос. А Рени успел нырнуть в глубины своего сознания и попытаться решить, что же он все-таки сейчас чувствует к парню, с которым собрался разделить постель в качестве любовника...
Только увидев, как болезненно дернулся Аслан, потемнев лицом, Ренальд по-настоящему перепугался, поняв, что он сделал что-то неверное. И не полчаса назад, оторвав лаэра от его дел в кабинете, а именно теперь, своим правдивым, но необдуманным ответом, сам еще не осознавая, откуда пришла эта уверенность, что с таким трудом преодолеваемая полоса отчуждения снова стала практически непреодолимой, раскидав их по разные стороны.
— За что же ты меня так презираешь, Котенок? — тихо прошептал Аслан, отпустив онемевшее колено юноши. — Впрочем, зачем я спрашиваю очевидное? — горько усмехнулся он и, аккуратно переместив ногу раба со своего бедра, резко поднялся.
— Аслан...
— Мелкий, я вовсе не ждал от тебя подобной жертвы, — произнес варвар, досадуя про себя за желание оправдаться. — Я имел в виду совсем другое...
'За что, впрочем, сможешь меня возненавидеть. Но, к сожалению, от меня уже ничего не зависит. Долг перед Родом — священен...', — мысленно добавил он.
Ренальд почувствовал себя ничтожеством, умудрившимся испоганить настроение и лаэру, и самому себе, унизив гадким предположением о шантаже. Как он посмел, бестолковый?! Аслану ведь не требовалась игра. Он мог бы приказать и отыметь его, где угодно и как угодно — хоть при всех обитателях Замка-крепости... Раб не имел права на собственное мнение и пожелания. Но лаэр обещал не принуждать и держал свое обещание. А теперь, получается, он сам спровоцировал своего господина, да еще вывернул все так некрасиво и подло, выставив лаэра в самом неприглядном свете.
Рени чувствовал себя немногим лучше, чем в тот злополучный день, когда заявился к Аслану, имея из одежды на теле лишь ножной браслет с колокольчиком, опоясывающий щиколотку. Только тогда муж Тессы все же разозлился, и страх наказания немного примирил с чудовищным чувством вины и стыда за идиотское поведение. Но теперь, успев за прошедшее время привязаться к варвару еще больше, да не столько разозлив, сколько обидев, Ренальд не знал, как исправить ситуацию.
— Аслан, что ты имеешь в виду? — выдавил юноша.
Лаэр поправил штаны, чувствуя болезненный дискомфорт не только в паху из-за безжалостно впившейся в восставшую плоть грубой ткани, но и словно оплеванный в душе, обернулся и горько усмехнулся:
— Пока ничего, Мелкий. Спи спокойно.
Острое сожаление о неправильности ситуации, о нужных невысказанных словах, о несдержанном обещании, когда ничего уже нельзя исправить, оглушало, ослепляло и лишало дара красноречия, жгучий стыд душил.
— Не уходи! — соскочил Ренальд с кровати следом за лаэром, но опомнился, что он в одной рубахе, и кинулся к креслу.
Аслан не захотел ждать.
— Сладких снов, — бесстрастно кинул он через плечо и быстро вышел, хлопнув дверью.
Прыгая поочередно то на одной, то на другой ноге, пытаясь не грохнуться второпях, ругаясь нехорошими словами, услышанными им на плацу у казармы, Рени кое-как натянул штаны, но вдруг остановился и обессилено рухнул в кресло, уронив голову на руки. Аслана надо остановить, вернуть, но зачем? Готов ли он к тому, что собирался сделать? Куда варвар отправился сейчас, где его искать?
Насколько Рени успел изучить своего господина, вряд ли тот пошел к Тессе — не захочет он ей ничего объяснять. Скорее всего, снова позовет Меченого пить с ним, снимая стресс и заливая свои негативные ощущения от неприятного инцидента крепким вином.
Мысль о сопернике обожгла и подхлестнула. Ренальд подскочил в кресле, натянул легкие короткие сапоги и метнулся вон из комнаты.
Дверь спальни наложника хлопнула с такой силой, что заставила читавшую у себя в комнате Тессу выглянуть в коридор.
— Рени? — прищурилась девушка, не доверяя неяркому освещению коридора в ночной час.
— Тесс, ты не видела, куда пошел Аслан? — быстро спросил Ренальд.
— Нет... что произошло? — встревожилась хозяйка Замка.
— Тесс, потом... Я, кажется, очень обидел его.
— Ох, Всевидящие! Рени! Чем?! Что ты сделал?
— Сказал совсем не то, что должен был сказать. Я оскорбил его, Тесс. Не нарочно! Бездумно! На самом деле все не так! Я же чувствую! Просто... Тесс, ты мне веришь? — отчаянно выпалил беспомощно растерявшийся юноша, хватая подошедшую к нему вплотную госпожу за руки. Ему сейчас было очень важно заручиться хоть чьей-нибудь поддержкой, чтобы увериться в собственных словах.
— Верю, Солнышко, — поспешно кивнула Тесса. — Но стоит ли тебе сейчас разыскивать Аслана? Может быть, дашь ему отдышаться и все объяснишь позже? Или, давай, я разыщу?
— Нет, Тесса, это наша с ним проблема. Я должен сам все исправить.
— Ну почему же вы вечно создаете друг другу какие-то проблемы? — удрученно покачала она головой. — Что такого мог ты сказать или сделать, чтобы Аслан ушел?
— Долго объяснять... — отмахнулся Ренальд.
— Такими темпами, скоро мой муж переймет кучу твоих комплексов. Рени, я тебе этого не прощу, так и знай! — не слишком удачно подколола Тесса.
Но парню достаточно было и этого замечания для того, чтобы устыдиться и увериться в своей ущербности еще больше. Наложник побледнел, и девушка поспешила ободряюще сжать его руку.
— Не бери в голову, Рени, я пошутила. Ты меня пугаешь, родной, — покачала головой хозяйка Замка. — Пойдем, вместе поищем?
— Тесс, прошу тебя, не трави душу! — взмолился парень, быстро ткнувшись губами в висок любимой. — Прости, что и тебя расстроил. Иди спать, мы сами разберемся, я обещаю!
— Удачи! — Тесса с трудом заставила себя отцепиться. — Посмотри на северной башне. В дурном расположении духа он обычно поднимается туда.
— Хорошо! — рванул Рени в указанном направлении.
Тесса расстроено покачала головой и прошептала:
— Удачи вам обоим...
Сон как рукой сняло. Сердце заныло в тревожном ожидании за двоих своих самых близких людей. Но чем она могла в данной ситуации помочь своим любимым мальчикам, даже не зная всех тонкостей возникшего конфликта? Это их территория, они должны сами разобраться. Сейчас, пока не стало слишком поздно, пока еще можно что-то исправить, иначе как они будут жить дальше, и смогут ли быть счастливы втроем?
* * *
Рени преодолел ступеньки на адреналине, взлетев наверх, словно сдавал безжалостному во время дрессуры Верену очередной норматив.
Аслан действительно нашелся на башне. Длинные черные волосы лаэра трепал ветер, но варвар, очевидно, не замечал холода. Да и вряд ли он успел замерзнуть за это время. Стоя у самого края зубчатого ограждения, напротив бойницы, упираясь раскинутыми руками в стены, он казался похожим на гордую птицу, готовую взлететь.
Мимолетное сравнение хозяина с его соколом подхлестнуло воображение Рени. Потребность удержать ускользающее видение в материальном мире, не дав раствориться в черноте ночи, не подрезать призрачные крылья свободолюбивому существу, но окольцевать, если потребуется, чтобы их варвар всегда возвращался домой, оказалось непреодолимо.
Хриплое дыхание никак не хотело возвращаться в норму, и нехватка кислорода обжигала легкие. Ренальд почему-то верил, что от того, как быстро он настигнет хозяина, зависит слишком многое для их дальнейшего сосуществования. Рубашка на спине наложника пропиталась выступившим потом. Слова в очередной раз за бесконечно длящийся вечер снова куда-то затерялись. Он просто шагнул вперед, стремительно преодолев разделяющее их расстояние, и прижался к спине старшего парня, сцепив руки в замок у него на животе, чтобы тот не вздумал отодвинуться.
Холодный ветер пробрал до костей, превратив мокрую рубаху в ледяной панцирь. Но Рени было плевать на незначительные неудобства. Его трясло не от холода. И самым главным желанием было, чтобы лаэр не отмахнулся пренебрежительно от досадливой помехи его медитации, а хотя бы просто позволил остаться рядом, принимая молчаливые извинения.
Наверное, он оказался слишком погружен в собственные невеселые раздумья, потому что среагировал не на шорох за спиной, а только на само прикосновение, когда наложник намертво прилип к нему, и, обхватив руками за талию, молча уткнулся лбом в шею и замер. Все еще тяжело, прерывисто дыша после стремительного подъема по крутым ступеням, так и не найдя слов в оправдание, зачем он тут оказался.
Аслан пребывал в таком же раздрае — и его эмоции зашкаливали. Задетая честь вопила, что немедленно следует поквитаться с обидчиком, указав рабу его место, чтобы неповадно было впредь даже помыслить о такой низости, но совесть упрямо спорила с ней — заслужил. Как бы ни оправдывал себя, что он сделал слишком многое для этого мальчишки, чтобы сгладить свою вину, и имеет право растравливать обиду за настигшее наказание гадкого поступка полугодовой давности, действительно, заслужил к себе такое отношение...
