Волчий Пасынок: Путь К Сухому Морю

Несмотря на то, что человеку, так страшно израненному полагалось лежать без памяти или же ничего не соображать от мучительной боли, которую он несомненно долен был испытывать, кем бы там не был — человеком или волком — серые глаза юноши, провалами выделявшиеся на осунувшемся неестественно бледном (несомненно от потери крови) лице, были ясными и смотрели холодно, внимательно. В их пристальном изучающем взгляде Капитану почудился отблеск обнаженной стали.

От командира птуйских наемников не ускользнуло, что молодой человек что-то прячет от его внимания, глубоко вдавив руку в тюфяк. Неподалеку от раненного лежала средней длины шпага или, скорее, узкий меч в объятиях дорогих ножен из черного дерева, местами простроченного серебром.

— Этот человек и есть оборотень? — тихо обратился Капитан к магу Городского Совета

В голосе его явственно сквозило недоверие и угроза, и маг невольно поежился под пристальным взглядом крустита, но все же кивнул.

— Оборотень. — сказал он. — И даже не заколдованный. Оборотень по рождению. Эти наиболее опасны из всех. Они превращаются в волков гораздо быстрее обычных, по своему желанию, независимо от фазы луны и даже времени суток. Такой оборотень лучше контролирует звериную сущность и способен долгое время жить среди нормальных людей, время от времени верша неслыханные зверства.

Кулдус повернулся к начальнику караванной стражи и, глядя на рослого шарумца снизу вверх, спросил, слегка понизив голос :

— Как это понимать, Табиб?! Ты везешь в Пту оборотня! Хорош товар, что и сказать!

— Этот оборотень выполнил за тебя всю работу, старина Кулдус. Он разобрался с бандой Зиммада. И я не совру, если скажу, что сделал он это едва ли не в одиночку.

Фандл Хост разом навострил уши. Даже обоняние его и то усилилось.

— Я даю свое слово, Капитан. — в первый раз за с момента их встречи Табиб обратился к другу по званию. — Этот... человек... он контролирует свою звериную сущность. Полностью. Он не чудовище, разрывающее людей на части.

— Оборотням нельзя доверять! Все как один сраные уроды! — упрямо выкрикнул Тарен, с лютой свирепостью глядя на раненого. — Его нужно немедленно убить и сжечь, а внутрь черепа залить серебро, чтобы ведуны не смогли с его помощью насылать на людей свои гиблые чары!

— Тени и Призраки! — рассердившись, выругался Табиб Осане, решительно вклиниваясь между сотником и Капитаном. — Я же сказал, что ручаюсь за этого человека! Словом! Рукой! Головой! Этого мало?!

— Оборотням... — с завидным постоянством начал Тарен.

— Довольно! Тому, кто захочет поиграть с его черепом прежде придется иметь дело со мной!

В доказательство своих намерений Табиб положил руку на эфес своего кривого меча. Тарен, едва сдерживаясь от того, чтобы не повторить этот вызывающий жест, неуверенно посмотрел на своего начальника и скис, поняв, что Капитан Кулдус не намерен оспаривать решение караванщика, защищать оборотня.

— Он же вервульф, оборотень... — тупо повторил наемник.

И Железный Страж Пту с досадой подумал о том, что, пожалуй, рановато было прочить парню место своего преемника. Хорошо еще не перед кем ни словом не обмолвился о своих намерениях. Слишком уж уперт бывает мальчишка-голтиец. За своим упрямством ничего не видит! Баранья черта. Вот когда лоб расшибет, тогда, глядишь, поумнеет по-настоящему. Спустить бы его на Табиба! Пусть тот своим мечом плашмя отодерет придурка по заднице, ума хоть вложит, что ли! Эх! Нельзя, неправильно поймут, а мальчишка обозлится, обиду затаит.

— Если ты, Табиб, сам говоришь в защиту этого юноши, я спокоен. Никто из моих людей даже не посмеет приблизиться к нему.

— Это будет полезно для их же здоровья. — совершенно серьезно, без тени иронии сказал Табиб Осане. — Иначе ты потеряешь не одного воина, прежде чем заполучишь череп Гай Канны. И, уверяю тебя, все они умрут от его руки, без помощи меня или моих людей.

Капитан Кулдус внимательно посмотрел в глаза своему другу и медленно, понимающе кивнул. Он поверил. Стоило поверить. Юноша, сохраняющий ясность взгляда и помышляющий о сопротивлении, будучи буквально покойником, отнюдь не был простым человеком... или даже простым оборотнем. Кулдус-крустит опустил полог и отошел в сторону.

Вновь оказавшись в щадящем полумраке, Гай Канна смежил усталые, налитые горячей тяжестью веки. Ему было больно. Тело терзала неуемная мучительная агония, но даже едва стерпимые муки не могли заглушить растущего чувства благодарности к дородному грузному караванщику из Шарумы.

Редкое чувство, до сих пор остающееся непривычным. Мало кто и когда делал что-то для Волчьего Пасынка бескорыстно, ничего не ожидая и не требуя взамен. Таких людей Канна мог пересчитать по пальцам. И в их числе также была молоденькая дочь хозяина каравана... как ее... Верима. Она все старалась оказаться рядом, старательно, хотя и неумело пыталась ухаживать за ним.

Усталые мысли уранийца вернулись к начальнику караванной стражи. Пожалуй, ему здорово повезло с встретившимся караваном. Возглавляющие его люди оказались, как это говорится... честными и порядочными. И все же в одном Табиб Осане оказался не прав: когда бравировал его смертоносным искусством. Навряд ли Канна сумел бы ныне справится даже с умирающим от голода калекой, не то, что с одним-двумя крепкими здоровыми воинами. Последние силы Гая ушли на то, чтобы не дать пружинящему тюфяку вытолкнуть наружу его вжатую руку, вооруженную кинжалом. Впрочем, седоусый человек в помятых местами доспехах все равно почти сразу же заметил спрятанное оружие.

О Имперской Гвардии Урануса всегда ходили, да и поныне ходят самые невероятные легенды. Волчьи Пасынки сильны, свирепы, могущественны. В бою им нет равных, и даже умирая, они отправляют прежде себя в объятия чернокрылого курьера смерти Каргаха чужую душу...

Так говорят.

Много чего говорят. И многое, безусловно, правда. Только, в конце концов, всему есть предел. И никак иначе. Отчасти именно поэтому он все еще жив. Хотя жив ли? Порой боль становилась столь непереносимой, что Гай уже не был в этом уверен.

Маленький огненный кот, принесенный по его просьбе Веримой, выполз из дальнего угла и устроился пол боком своего хозяина и друга. Его негромкое урчание было последним звуком, который расслышал Волчий Пасынок, проваливаясь в мягкие объятия беспамятства.

9

Караван почтенного купца Фахима бан-Аны из Ишша и отряд наемников Капитана Кулдуса не то из Круста, не то из Бабарии, двигался в сторону крупнейшего из пяти портов Сухого Моря.

Наемники ехали сзади, по привычке, хоть и без особой надобности, прикрывая караван. Их вел угрюмый, набычившийся Тарен, которому, едва разминувшись с Табибом, Капитан не преминул устроить хорошую взбучку. Во главе длинной растянувшейся процессии, оторвавшись от каравана, а заодно и лишних, непотребных ушей, ехали два старых друга. Жеребец Капитана Кулдуса был гораздо выше крепкой онокгольской лошади начальника караванной стражи, что уравнивало в росте рослого шарумца и невысокого плечистого наемника. Они ехали так близко к друг другу, что, покачиваясь в седлах в такт движениям животных, едва не стукались головами. Табиб увлеченно и цветисто рассказывал о приключившемся с его караваном, торопливо извлекая из головы подробности, еще не успевшие стереться из памяти, а седоусый наемник, Каранг'дэз, Железный Страж внимательно и жадно его слушал.

— Стыдно признаться, но страх, равного которому я еще никогда не испытывал, сковал мои члены, лишив возможности не то, что командовать — двигаться. Иные лучники пытались стрелять в демоническую Тень. Безнадежное занятие! Стрелы исчезали в ее зыбком черном, как сама ночь чреве... если только можно назвать это чревом. Но как сказать иначе?

И вновь Гай Канна среагировал прежде меня.

— Не стрелять! — выкрикнул он. — Не нападайте на ЭТО! ОНО еще не поняло, кого нужно пожрать, так не торопите же его прежде времени!

— Если бы только у меня было время. — прокаркал Кальпун, старый мошенник, отчаянно трясясь в седле. — Я смог бы удержать его... Ненадолго, но все же у нас был бы шанс.

Лицо его, искаженное страхом, было даже бледнее, чем у юного уранийца, а уж того ты видел, даром, что на призрака похож.

Едва стих возглас Гая Канны, как Черная Бездна, наконец, определилась с тем, где враги, а где союзники (если у нее могли быть таковые), и стала накатываться на караван, оставляя за собой ту самую корку спекшегося в стекло песка, о которой ты говорил. Люди вокруг меня побелели от страха и готовы были уже обратится в бегство. Скажу тебе, Кулдус-тан, я никого из них сейчас не виню. Если бы они могли сражаться — их стоило бы упрекнуть. Но как можно поразить Тень?!. Тем более, что все они видели, какие страшные увечья оставляет одно только мимолетное прикосновение к Рабу Черепа.

Тогда Гай Канна ударами каблуков заставил свою лошадь выехать вперед и закричал:

— Оставайтесь на месте! Если вы броситесь бежать, ОНО нападет еще быстрее! Вспомните, никто из встреченного каравана не выжил!

Охрану каравана возглавлял по-прежнему я, но — закружи меня Танцующие в Коричневых Песках! — приказы все чаще исходили от этого мальчишки из западных земель.

Он повернулся к Кальпуну, и я оторопел, прочтя на его лице принятое решение.

— Я задержу ЕГО. — сказал Гай старому мошеннику. — А ты поторопись, старик. Поторопись! Долго мне не выстоять!

Слышал, Кулдус? Так и сказал. Наглости ему было не занимать, подумал я тогда. "Долго не выстоять"! Тут и пять лишних ударов сердца прожить и то много. Но прежде, чем я успел открыть рот, Гай Канна уже спрыгнул с коня и бегом направился прямо навстречу зловеще зияющему в воздухе Ороме'ктану.

— Гай! — отчаянно закричала Верима, выбегая из-за повозок.

Каким чудом она ухитрилась сбежать от отца?

— Безумец! Ты погибнешь! — кричал я, но храбрый воин даже не замедлил шага, приближаясь навстречу неотвратимой гибели.

Друг Кулдус, мы оба люди не робкие, но честно признаюсь тебе: на двоих у нас не наберется и половины смелости, какой обладал этот парень. Если только это действительно смелость. Порой мне кажется, что он просто не боится что-либо терять. Даже свою жизнь.

Что мог он противопоставить демону-тени? Ведь даже бриллевый меч не выдержал бы касание Ороме'ктана. Истаял бы, как туман под лучами солнца. Единственной нашей надеждой был старый Кальпун, но вонючий старый шарлатан вместо того, чтобы обрушить на демона все громы и молнии, какие только полыхают в небе, лишь бормотал не то заклинания, не то молитвы, жалко тряся козлиной бороденкой. В великом гневе я поклялся себе дыханием огнеликого Азуса, что собственной рукой — вот этой вот самой, старина Кулдус, — срублю эту "исполненную мудрости, убеленную снегами знания" головенку, если отважный ураниец погибнет прежде, чем Кальпун, отродье старого верблюда и безрукого калеки! придет ему на помощь!

Меж тем Гай Канна вступил в противоборство с Тенью божества. Вижу в твоих глазах таящийся вопрос, Кулдус, и спешу упредить его. Нет, не меч, свою страшную бриллевую бритву, выхватил воин-волк. К моему немалому удивлению он и не подумал схватится за оружие. Вместо этого он использовал тайное искусство боевой магии. Мне уже приходилось видеть нечто подобное. Среди людей, которых я когда-либо нанимал для охраны торговых караванов почтенного бан-Аны, бывали и такие, кто владел боевой волшбой. Только вряд ли кто-нибудь из них сумел бы сравнится с тур-аттой Канной. Оказавшись в какой-то дюжине шагов от колыхающейся, словно зыбкий студень черной громады Ороме'ктана, Гай в один взмах обеих рук вычертил в воздухе диковинный и немыслимо сложный колдовской знак. Ту самую Руну, о которой я тебе говорил. Я хотел сказать: "ту да не ту!". Эта была еще сложнее. Все добродетели Аэтэль! Чтобы изобразить нечто подобное надо иметь пальцы, лишенные костей! Линии, вычерченные в долю мгновения уранийцем зримо обозначились в воздухе, как будто бы вытканные в прозрачном полотне горящими изумрудно-зеленым пламенем нитями.

Скажу тебе, тур-атта Кулдус, Ороме'ктану это сильно не понравилось. Подрагивающаяся Тень подалась назад, а затем стала с боков обтекать храброго юношу, норовя заключить его в свои гиблые непроницаемо-черные объятия. Тогда Гай смежил руки — вот так вот, смотри, старый рубака — переплел пальцы и из его выставленных вперед ладоней вдруг ударил зеленый сноп пламени. Ах-ха! Славный выстрел, клянусь тенями предков! Он угодил Ороме'ктану в вытянутое трепещущееся щупальце... и растворился безо всякого следа. Я уж испугался было того, что магия уранийца оказалась бессильной, однако, демон весь словно бы передернулся и торопливо отдернул свое страшное щупальце, оставляющее после себя лишь сглаженный, покрытый стекольной коркой песок. Мои люди и я встретили удачный удар воина громкими приветственными криками, в то время, как со стороны негодяя Зиммада и его банды раздались негодующие злобные вопли. Один из них даже схватился за лук и, скоро натянув его, послал стрелу в Гая Канну. Скажу тебе, Кулдус, что хоть и носят даффы луки, но только стрелять из них умеют не многим не лучше, нежели дрессированные обезьяны с побережий Юмахавы. Да, что это я? Мне ли рассказывать тебе, прозванному Грозой Равнин о даффах? Стрела и близко к Гаю не пролетела — угодила в грозно нависшего над ним Ороме'ктана и исчезла.

Демон же вновь стал надвигаться на уранийца. Придав своему телу вытянутую каплевидную форму, он вдруг прянул вперед, выпростав несколько длинных узких щупалец, словно какой-то песчанный кальмар-отлипт, пытаясь накрыть им дерзкого смельчака. Он был хитер, этот демон, посылая свои щупальца не только в место, где воин должен был быть, но и, перехватывая пространство там, куда ураниец мог отступить, пытаясь избежать смерти. И ты бы, и я даже в лучшие свои, молодые годы едва ли сумели отреагировать хотя бы вполовину так молниеносно, как это сделал Гай Канна. Он двигался со стремительностью горного барса. Мягко уклонившись, выскользнул из-под несущей смерть паутины щупалец, избороздивших воздух, точно уродливые черные трещины стену здания, развернулся и выпустил в Ороме'ктана новый сноп изумрудно-зеленого пламени.

Несмотря на то, что зеленые стрелы не причиняли Тени видимого вреда, она все же съежилась, стала меньше, что ли. Но только не отступила! Черная Бездна надвигалась на Гая, да так быстро, что на этот раз уранийцу пришлось со всех ног бежать прочь. Верима вскрикнула от ужаса. Ороме'ктан — катящийся сгусток первородной тьмы, бесследно слизывающий все на своем пути, едва не настиг славного тур-атту. С отлившей от лица кровью глядел я на то, как демоническая тень гналась за воином-волком, едва не касаясь его пяток, мелькавших быстрее, чем спица в колесе. Тени и Призраки, вот это был бег! Раб Черепа догнал бы любого, но только не этого парня. Хо! Он мчался как ветер! Никогда бы не подумал, что человек может бежать столь быстро. Можно ли обогнать Тень? Не знаю. Только его она не схватила!

Самообладание не оставила Гая Канну даже в тот страшный миг. Зная, что чудовище совсем рядом, и что только одно его прикосновение сделает его калекой, не способным продолжать этот кошмарный поединок, он, пренебрегая опасностью, мчался не к нам, но по дуге, мысля, чтобы разъяренный дерзким сопротивлением ничтожного смертного, демон не обрушился на наш караван.