-Ничего удивительного, если это его предок, — сказала девушка, вернув Оливье к реальности. Оливье уже не так внимательно рассматривал портрет благородного рыцаря: живая девушка больше привлекала его внимание. О том, что такая очаровашка живет в этом замке, Оливье знать не знал. Но кто же эта красоточка? Сестры у Рауля нет, может быть, кузина? А может быть ... жена? Барон совсем растерялся. Но мог же Рауль и жениться за это время. Почему бы и нет? Взял да женился, назло той, другой... Хотя при встрече друг показался ему слишком мрачным для новобрачного. И платьице слишком простенькое для виконтессы. Барон вернулся к первой своей идее: скорее всего, какая-нибудь бедная родственница типа приживалки. А мадемуазель, право, прелестна! Стоит моего внимания, решил Оливье.

-Могу ли я попросить вас, любезная незнакомка, поярче осветить меч этого прекрасного сеньора, — учтиво сказал Оливье.

Девушка выполнила его просьбу.

-О! — сказал он, — Серьезный господин! И меч отличный. Это я вам как знаток оружия говорю. Видите клеймо пассаусских мастеров XIV века. Знаменитый волк! А еще мастера клинка из Пассау ставили монограмму с единорогом. Видите эти легкие штрихи? Впервые клеймо ''Wolf" начали ставить на клинках XIII века. Волк был в такой славе, что рыцари требовали именно этот значок.

-А еще на клинках мастеров из Пассау был изображен пеликан, но это большая редкость, — заметила незнакомка.

Оливье раскланялся и пробормотал банальный комплимент. Он был несколько озадачен такой осведомленностью. Но быстро смекнул, что лекцию о холодном оружии рыцарской эпохи, скорее всего, прочел ей виконт, не своим же умом дошла она до волка, единорога и пеликана!

А девица лукаво улыбалась, довольная произведенным эффектом.

-Что же вы замолчали? Продолжайте, сударь!

-О мече?

Она кивнула.

-Повинуюсь, прелестная амазонка! Оружие такого типа можно считать универсальным. Клинок довольно легкий и плоский, но, несмотря на отточенные края и достаточную ширину в месте основного удара, есть еще и жесткое центральное ребро и — видите, вот здесь — заостренный усиленный кончик, ergo...

-Меч предназначался и для фехтования, — сказала прелестная амазонка, зевая.

-Вам скучно слушать, юная валькирия?

-Просто это все мне уже давно известно, сударь. Я имею честь беседовать с очередным молодым дворянином, свихнувшимся на оружии, подобно нашему виконту?

-О! — воскликнул Оливье, — это моя страсть!

-Вижу, — с невинным кокетством заявила "валькирия", — Вам лучше говорить на эту тему с виконтом, я в этом ничего не понимаю и только как попугай повторяю то, что услышала от него.

-Признаюсь, я так и подумал. Но может быть, вы сами выберете тему для беседы?

-Но вы же наш гость, — сказала "валькирия", — А гостей принято ублажать. И, раз уж вы так интересуетесь старинными мечами в дополнение к сказанному, могу без ложной скромности довести до вашего сведения, что в оружейной зале вы можете видеть подлинный меч одного из наших рыцарей с сарацинской маркой XII века. Меч крестоносца. Крест в круге! Причем крест по рисунку напоминает ваш, на вашем синем плаще.

-Сарацинская марка XIII века, выложенная золотом, крест в двойном круге, типа кольца была на клинке меча, принадлежащем Сиду, — сказал де Невиль.

-Наш древнее. У меча Сида крест заканчивался как наша буква "V". Мы рассматривали в лупу знак на мече, и пришли к неутешительному выводу — он никак не мог принадлежать знаменитому Сиду. А последняя новинка — кавалерийский ''траурный'' меч, изготовленный в память Карла I с его изображением на рукоятке.

-Знаю! Концы крестовины расширены, превратились в пластину и слились с дужкой, с обеих сторон контргарды соединяют их с дужкой и навершием. Я видел такой меч у Д'Артаньяна. Скошенный клинок, мастер Andria Ferrara. Такой?

-Примерно. Я не очень поняла, что вы тут говорили, знаю, что это подарок короля. Карла Второго.

-Извините, — сказал Оливье, — Если меня вовремя не остановить, я вас заболтаю.

-Остановитесь! — приказала она, — И послушайте меня. Вам будет интересно, паладин Семнадцатого Века.

-Почтительно и благоговейно внимаю вам, прекрасная дева, — и он снова раскланялся.

Между тем девушка поведала барону историю рыцаря, который, будучи совсем молодым — ему, заметьте, сударь, было столько же лет, сколько самой Жанне... / речь шла об Орлеанской Деве /... раздобыл денег, вооружил своих вассалов и поспешил на помощь Деве: ''Как раз у нас в Блуа, если вы, сударь, помните историю, Дева и собирала верные дофину войска, чтобы идти на Орлеан...'' —

''Да-да, — закивал Оливье, — Была тут у вас заваруха в Столетнюю войну...'' — ''Правда, — продолжала девушка, — Пришлось заложить, а потом и продать большие земли, но свобода Франции стоила того, так считал наш сеньор, и он был прав!'' Оливье с уважением посмотрел на молодого рыцаря и решил, что пора и ему вставить словечко.

-Я понимаю, мадемуазель. Так происходит во все времена, когда страна в опасности. Вот вам пример из недавнего прошлого. Мой друг и дальний родственник, Джонни — он лорд, англичанин, несколько лет служил в армии нашего короля. Пока у них там Кромвель правил. Так вот, мадемуазель, его родители — они, разумеется, роялисты, и в свое время помогали Карлу Первому, чем могли, тоже все продали, спасая королевских детей. Теперь Джонни уже в Англии, разумеется, он вернулся на родину после Реставрации.

-А вы знаете, что наш граф... — начала девушка, не дослушав историю Джонни, и Оливье мигом откликнулся, желая показать, что он вполне свой, и ему можно доверять.

-Посадил на трон Карла Второго при участии Д'Артаньяна? По-моему, мадемуазель, сейчас это знают все жители двух наших королевств и больше даже — вся Европа! Отлично они это организовали! Так я о Джоне, с вашего позволения... Как отнесется к Джону Карл Второй? Я не так наивен, чтобы верить, что короли помнят добро! Им плохо, и они зовут нас на помощь, им нужны деньги, и мы разоряемся ради них, и шпага, и жизнь — за короля! А потом они быстренько забывают ... все хорошее и... предают нас. Как... Деву, например. Но я знаю себя и... своих друзей: случись беда с этим королем, с нашим Людовиком, мы забудем обиды и примчимся на помощь. А этот рыцарь на старинном портрете мне кажется очень красивым, но и очень печальным.

-Портрет был написан после смерти Жанны. Когда Дева попала в плен, молодой граф был сам еле жив, а то он не допустил бы этого! На него организовали покушение. Это был даже не бой, а подлая засада. Наш граф был влюблен в Жанну, но при жизни Девы никто не знал об этом. Да и многие рыцари втайне обожали Жанну. А после смерти Жанны... / Тут Оливье печально вздохнул, вспоминая охваченный огнем восставший Город / ... веселого, отчаянного командира рыцарского отряда как подменили. Но вы не желаете слушать мой рассказ, господин мушкетер?

-Я очень внимательно слушаю вас, прекрасная незнакомка, — дрогнувшим голосом сказал Оливье де Невиль. Каждое слово девушки раздирало ему сердце, хотя относились эти слова к знаменитой Жанне Д'Арк, а не к его первой любви, никому не известной фрондёрской девочке, убитой карателями, девочке по имени Жанна. И Оливье с отчаянно бьющимся сердцем повторил, словно ему снова было девятнадцать лет, и Город был еще в руках фрондеров, а Жанна еще была жива, а потом...

''После смерти Жанны ... веселого, отчаянного командира рыцарского отряда как подменили...''

-На вас так подействовала эта история, господин мушкетер? — удивленно спросила девушка.

''О, черт, — подумал Оливье, — Не хватало мне еще тут слезы проливать!''

-О, черт, — сказал он вслух, — Простите, вырвалось! Это что, у вас тут заколдованный замок, а, мадемуазель? Что же было дальше?

-А что бывает, когда умирает первая любовь? Кажется, мир рушится, и жить больше невозможно!

-Это вы из собственного опыта знаете?

''Может, малышка влюблена в Рауля, а я собираюсь вторгнуться в чужие владения?''

-Нет, господин мушкетер. Из книг!

-Что же было дальше? — повторил Оливье.

-Наш граф — этот, что на портрете, справился со своим отчаянием. Он стал мстить годдэмам — я хочу сказать, англичанам и бургундцам за смерть Жанны. И, если такие знаменитости как Дюнуа и Ла Гир когда-то под Орлеаном посмеивались над молодым графом и считали его мальчишкой, потом они стали относиться к нему как к равному. Об этом написано в наших хрониках. Граф Франсуа — так его звали — стал грозой годдэмов, они разбегались как овцы, едва завидев герб Франсуа и его закованных в броню всадников. Конечно, много крови пролили и мы... то есть граф и его рыцари, но они освобождали страну и мстили за костер в Руане!

Оливье торжественно поклонился портрету.

-Жаль, — заметила девушка, — что сейчас поздний вечер. Не то освещение. Если бы вы видели рыцаря Франсуа на рассвете, когда солнце только восходит! Ведь галерея на восточной стороне замка, и наш граф — на этот раз я говорю о господине Атосе — по совету архитектора и художника распорядился переделать окна, чтобы было больше света. Тогда, на заре, портрет как бы оживает. И с ним можно говорить. И мы разговаривали с портретом.

Оливье улыбнулся.

-Разговор с портретом, — сказал он, — Только это и остаётся. И как, рыцарь Франсуа, отвечал?

-Отвечал... в детстве, — вздохнула девушка.

-Столетняя война, — вздохнул Оливье, — А я ему даже завидую! Нет, правда, мессир, я вам завидую! Вот время было! Лучшее время в истории Франции! Героическое время! Сражаться под знаменами Девы! Если бы стены Блуа и Орлеана могли говорить, как много они поведали бы нам. Спасибо за коротенькое путешествие в славное прошлое, прелестная мадемуазель...

-Это путешествие можно продолжить, сударь. Если вам интересно, что было ДО Столетней войны и что было ПОСЛЕ, я вам с удовольствием расскажу. Например, про этого господина... — девушка показала в глубь галереи, — Вы помните, конечно, историю Крестовых походов?

-Помню, помню! О, Ричард!

-Вы что-то путаете, господин мушкетер. Наши были с Филиппом-Августом, а с Ричардом Плантагенетом — англичане! Англичане — тогда их еще не называли годдэмами, мы же... я хочу сказать, французы и англичане, были товарищами по оружию.

-Ваши — может быть, но мои-то точно с королем Ричардом!

-Почему?

-Потому, мадемуазель, что я — далекий потомок Ланкастеров. Барон де Невиль, к вашим услугам.

-Невиль? — спросила девушка, — Тот самый — Делатель Королей?

-Да, в некоторой степени. Ричард Бьючамп, граф Уорвик. Мы — боковая ветвь, но все же...

-И леди Анна?

-И леди Анна Невиль.

-Значит, вы — англичанин!

-Черт возьми! Извините... Но я — не годдэм! Два века прошло, как де Невили осели во Франции.

-Да-да барон. Но в Столетнюю войну ваши предки, наверно, были нашими врагами.

-Увы! Скорее всего, мадемуазель, они такие, в веселой Англии ни за что бы не усидели. Но вы же меня не выгоните — за моих предков?

-Что вы! — засмеялась девушка, — Пойдемте, посмотрим сначала. Правда, живопись порой оставляет желать лучшего — старина.

-Я, честно говоря, предпочел бы прогуляться в противоположную сторону.... Крестовые походы, это... потом. Мне сейчас эта тема как-то на нервы действует... Я лучше бы познакомился с Луи де Ла Фером, любовником Маргариты Валуа. А потом уже поговорим о тамплиерах.

-А, вы знаете?

-Господин виконт изволил поведать.

-Но я вас поправлю — не Маргариты Валуа, а королевы Маргариты Наваррской. Любовником Маргариты Валуа был герцог Гиз. Она, королева Марго, уже была замужем, и называли ее Маргаритой Наваррской.

-Это существенно?

-Да, потому что любовник Маргариты Валуа, граф, католик, мог быть возможным участником Варфоломеевской ночи. Но Луи де Ла Фер не запятнал себя участием в этой преступной резне.

-Это я знаю, мадемуазель.

Оливье де Невиль так и не познакомился с любовником королевы Маргариты Наваррской, потому что в галерее появился Рауль и девушка, сделав реверанс, заявила:

-Я решила зажечь свечи в галерее, чтобы ваши гости могли полюбоваться прекрасными портретами, здесь находящимися, господин Рауль.

-Не утруждай себя, Мари, навряд ли господам это интересно.

Реверанс и обращение ''господин Рауль'' объяснили де Невилю, что девушка, которую он принял за дворянку, просто-напросто служанка, которая, однако, разговаривает и ведет себя как воспитанная барышня. Да и не каждая дворянская девушка обрушит на собеседника столько исторических фактов, как эта очаровашка!

''Ого! Какого я дал маху!'' — подумал он словами мольеровского персонажа.

-У вас будут какие-нибудь распоряжения, господин Рауль? — спросила девушка.

-Нет, Мари, не беспокойся.

Мари спросила:

-А цветы разве не нужны герцогу де Бофору?

-Цветы? — рассеянно переспросил де Бражелон.

-О, наш милый герцог просто обожает цветы! — воскликнул де Невиль, которому теперь не терпелось спровадить служаночку.

-Так я принесу цветов, господин Рауль?

-Сама и отдашь ему, — сказал Рауль, — Да, принеси, ты права, малышка.

-Я? Вручу цветы самому Бофору? — восторженно переспросила Мари.

-Конечно, ты, кто же еще? Ты у нас самая красивая! — любезно сказал виконт.

-Я с удовольствием проводил бы вас в оранжерею, прелестнейшая и добродетельнейшая девица, но мне необходимо переговорить с виконтом по важному делу. Увы! Такое милое ''путешествие'' откладывается на неопределенное время.

-Я не успела вам показать знаменитую статую Психеи, но господин виконт сделает это за меня. Не буду вам мешать, господа, — Мари сделала реверанс и убежала.

-О! — поднял брови де Невиль, — Мне это уже нравится! Какая прелестная малютка! — восхищенно продолжал барон, — Легкая как бабочка, грациозная как козочка!

-Гм!

-Ну-ка, говори, где у вас тут оранжерея? Я все-таки помогу этому очаровательному созданию составить букет для герцога... немного погодя.

-Мари? — спросил Рауль, — Да она же еще дитя!

-Молоденькая, это верно, но в свежести особая прелесть. Не так уж давно милашка Мари перестала носить детские короткие юбочки, но это усиливает ее очарование. Где твои глаза? Ослеп ты, что ли? У нее восхитительная фигурка, тоненькая талия, резвушка, умница и держится как принцесса крови. Нет, люди добрые, вы только подумайте! Ты прячешь такое сокровище! — Оливье перешел на шепот, — На мой взгляд, она куда красивее твоей прежней пассии, прими мои поздравления, я от души...

-Я? В своем ли ты уме, де Невиль?

-Ах! Я на твоем месте не терял бы времени!

-Что ты говоришь, Оливье, опомнись!

-Хорошо, оставим. Я не за этим тебя здесь поджидаю. Ты торопишься?

-Да, герцог ждет. Но две-три минуты у меня есть, пока Гримо ищет вино для Бофора. А ты меня здесь ждал?

-Да, а это прелестное дитя рассказало мне интересную историю твоих благородных предков.

-Хвастунья, — проворчал Рауль, — И свечи зажгла намеренно.

-Я удивился, что служанка — она ведь служанка, не так ли? — держится с таким достоинством и может поддерживать беседу. Она, случайно, не переодетая принцесса?