Война - дело молодых

— Да он вместе со мной там пропадает!

— Вот-вот. Вместе с твоими панками, хиппи и другими разгильдяями. Чему хорошему они его научат, спрашивается?

— Это не они его, а он их учит... хорошему...

— Что ты там бурчишь?

— Ничего, мама.

— У тебя даже нет времени сходить и поинтересоваться его учёбой! И зачем, спрашивается, вы с Татьяной запихали его на эти несчастные компьютерные курсы, когда у мальчика нет никакого базового систематического образования?

— Мамочка, его базовое образование закончилось после шестого класса, и слава Богу, что он сейчас заинтересовался хоть чем-то! Он просто не будет сидеть в одном классе с двенадцатилетними и зубрить про тычинки и пестики!

— При чём тут пестики? Я тебе про общегуманитарную основу говорю... В общем, так — с завтрашнего дня я сама с ними буду заниматься русским и литературой, если у тебя на это времени не хватает... Ну, и что ты смеёшься?

— Астагфируллах... Прости ему, Господи, все его прегрешения, вольные и невольные...

* * *

— Вот когда мы с Талгатовной фугасы ставили... — услышала она, на ходу разматывая шарф в тамбуре перед приоткрытой дверью редакции, и застыла, не веря своим ушам. Еле удержалась, чтобы не распахнуть дверь пинком.

Ну, ясен пень, Бек солирует верхом на стуле. Хорошо хоть, народу всего ничего, и все свои — пятеро "редкалек", трое комсомольцев-добровольцев... ясен второй пень, внемлют с круглыми глазами и ртами, особенно девицы.

Под её взглядом Медузы Горгоны всё живое окаменело.

— Продолжай, продолжай, — холодно сказала она, сбрасывая куртку прямо на стол. — Чего замолчал?.. Ты это к чему вообще несёшь?.. На Иванова хочешь фугасы ставить?

Господин Иванов, член Совета федерации, и прочая, и прочая, и прочая, назавтра собирался почтить орденоносный дальневосточный город и промышленный центр своим сиятельным присутствием.

— Не-а, мы другое... но фугас хорошо бы! — хохотнул один из комсомольцев и поперхнулся под её взглядом.

— Хорошо бы, значит? — медленно выговорила она. — А ты, Серёженька, когда-нибудь человеческие кишки с деревьев собирал? Или только яблочки?..

Розовощёкое Серёгино лицо слегка заострилось, он сглотнул и ничего не сказал.

— А ты, дик кIант (хороший мальчик), — поглядела она на стриженый затылок Бека: тот уставился в пол, — ты-то собирал ведь... Что, мало показалось?

— Бешеная, да чего ты?! — почти взмолился тот, вскидывая глаза. — Спятила? Мы же это... мы не это...

— По Грозному соскучился? — спросила она совсем тихо.

И отпрянула, когда он вскочил и, отшвырнув в сторону стул, вылетел на улицу, в чём был.

Она аккуратно подняла стул и села:

— Слушаю дальше.

— Ну, мы... — замялся Серёга, оглядываясь в поисках поддержки, — мы решили... краску взять, и на всех заборах, на трубах, на стенах... ему по дороге написать.

— Слово из трёх букв, которое чаще всего пишут на заборах? — пробормотала она. — Вот пионер Петя ответил правильно: "Мир"... А вы, Семён Семёныч, что ответили?

— Алис... — не выдержала Юлька, самая талантливая, большеглазая и ранимая из её "редкалек", — позови его, он же простудится...

— Позови, — невозмутимо пожала она плечами.

Юлька процокала каблуками к двери, а через несколько минут, пока все старательно делали вид, что изучают старые номера газеты, — обратно, смаргивая слёзы. Глянула с упрёком.

Ни слова не говоря, она поднялась и выглянула в тамбур. Никого.

Ясно. На морозе генерала Карбышева изображает.

Бек курил, сплёвывая в снег, и даже не повернул головы на скрип двери.

— Так это, выходит, ты Бесу проболтался про фугас? — осведомилась она спокойно.

— А моей маме ты, случаем, этого не сообщил?

— Чё я, совсем дурак? — сипло отозвался Бек.

— А, не совсем? Это радует... — она глубоко вздохнула. — Сан ваша...

Он глянул искоса.

— Я тоже скучаю... — сказала она тихо и прикусила губу. — Бек...

— Ты чё раздетая шастаешь? — буркнул тот, заталкивая её в тамбур. — Новый номер на носу, а ты заболеть хочешь? Они тебе сказали?..

— Про заборы-то? Ну.

— А про вышку сказали? — крикнул Бек притихшим ребятам, залетая в кабинет и волоча её за собой.

— Вышка — это высшая мера? — поинтересовалась она кротко.

Все облегчённо заржали.

— Парашютная вышка, в парке, — объяснил Бек снисходительно, снова оседлав стул. — Мы туда флаг повесим!

— Когда наши светло-зелёные стяги всему мирозданию видны?.. — автоматически процитировала она группу "Чёрный Лукич".

Бек только ухмыльнулся.

— Там же высоко!.. А если поймают?.. А если...

— Талгатовна, без пены! — продекламировал Бек со вкусом. — Сто метров, подумаешь!

— У моего брата есть монтажный пояс, — подал голос Серёга.

— Всё будёт пучком! — закончил Бек торжественно и бренькнул пару аккордов на Серёгиной гитаре.

— Ну поглядим... — Она потёрла лоб. — Во сколько выходим?

И хмыкнула, увидев, как они переглядываются.

— Может, мы сами, а? Номер опять же на носу... — пробормотал Бек.

— Угу, жди! Са-ами... Фугасы, и то вместе ставили...

* * *

— Ненормальная ты, честное слово, и всегда была, блин. Мало того, что ты в Чечню эту долбаную непонятно зачем потащилась, так потом ещё привезла с собой этого...

— Он мой брат.

— Слушай, я сто лет вашу семейку знаю, но чтоб до такой степени...

— Мишель, я тебя помочь прошу, а не зудеть!

— Да я о тебе же забочусь, чокнутая! Он вам всем ночью глотки перережет, доиграетесь. Ну и чего ты смеёшься, скажи, пожалуйста?

— Ничего, просто в Грозном тамошние менты мне то же самое говорили. С добавлением ещё одной позиции, правда... Миш, ты можешь сделать так, чтобы его прямо сейчас выпустили, или мне надо выше тебя идти?

— Выше, ниже... Дура ты, Алиска... Ты бы его на цепи держала, что ли? В следующий раз он точно зарежет кого-нибудь...

— Мишка!

— Ой, да не ори ты, как потерпевшая. Сейчас бумажки подпишу, и валите к чертям...

* * *

13.03.03

Билет к тебе я уже взяла, сейчас проблема — чтобы Бек был паинькой в моё отсутствие. Что под ба-а-альшим вопросом, сама понимаешь.

Чтоб ты знала, молодёжь нашего города делится на три категории: спортсмены, братва и нефоры. Вру, есть еще ботаники, но те из дому не выходят. Посему их не видно, не слышно. И вот, вписывается сюда моё дитё весело, потому как после всего, через что он прошёл, для него любые разборки — детский лепет на лужайке...

Но по ментовкам я уже пошлялась, ох, пошля-я-ялась... Благо я там многих знаю... Бывшего мужа моей сестрицы, например. Он теперь капитан в нашем ГОМе. Полезное знакомство, однако...

Но квасить Бек сам бросил, и даже, знаешь, не по каким-то идейным соображениям.

Просто когда человек напивается, он попадает ладно бы в истории, он попадает в истории, унизительные совершенно. Это для здешних наших деток ужраться, облеваться, проснуться в трезвяке — геройство, для Бека это смерти подобно. Так что пара подобных историй... и хотя бы этот груз с моих хрупких плеч упал...

В общем, Надежда умирает последней, как сказала Вера, выпуская пулю в висок Любви... Авось всё и уладится. Бывало и хуже, в конце-то концов.

Короче, пока я буду у тебя, Бек поживет у моих. Накручиваю ему хвост, чтобы вёл себя прилично, но ручаться, сама понимаешь, ни за что не могу...

* * *

В её квартире, — филиале редакции, — было непривычно тихо, и это не могло не радовать. Юлька старательно отшлифовывала новую статью на "маленьком" компе, Бек засел за "большим", время от времени свирепо бурча себе под нос про хреновые мастдайные подделки.

Она почти на цыпочках прошла на кухню и в очередной раз включила чайник. Заглянула в хлебницу — как ни странно, булочки ещё оставались...

Телефонный звонок грянул, разрушая благословенную тишину.

— Алис! — Серёгин голос был странно растерянным. — Мы из редакции выйти не можем...

— Опять ключи потеряли?

— Нет... — Серёга передохнул. — Эти... гопники... у двери стоят и грозятся всех уделать, кто выходить будет. Мы заперлись...

— А в милицию не...

Больше она не успела ничего сказать, — трубка уже была у Бека в руке. Послушав несколько секунд, он бросил Серёге:

— Я щаз!

И ей, хватая куртку с вешалки:

— Сам разберусь. Сиди!

— Бек!

— Си-ди, — повторил он, глянув исподлобья. Отстегнул от пояса мобильник, сунул на полку и через мгновение уже гремел вниз по лестнице.

— Алис! — Юлька схватила её за рукав — глаза как блюдца. — Зачем ты его отпустила? С ума сошла, что ли?! Давай туда милицию вызовем!

— Мужчина сказал — сам разберётся, значит — разберётся...

Молнию на сапогах, как назло, заело, и она выдернула из-под вешалки старые кроссовки.

— Мужчина тебе сидеть велел! — съязвила чуть опомнившаяся Юлька дрожащим голосом.

— Ну, насиделась уже...

На улице уже стемнело. Они неслись дворами, не разбирая дороги, и в кроссовках скоро захлюпало. А в боку закололо.

— Алис! — Юлька тоже тяжело дышала. — А зачем он сотик-то оставил?

— Чтобы не звонила... не мешала... или...

— ...чтобы в милиции не реквизировали, — закончила Юлька мрачно. — Проблем яц (проблем нет)...

— Вот тоже набралась, ё-моё! — простонала она. — Проблем яц! Проблем будет... и яц, и вац, и дац...

Им оставалось пересечь ещё один двор, когда они сперва услышали, а потом увидели бредущую навстречу, возбуждённо гомонящую толпу.

— Пилать, так я и сналь! — весело проорал Бек с эстонским акцентом. — Не сидится им! Бегут, блин!

Она остановилась, задыхаясь:

— Все живы? Всё в порядке? Давайте, выкладывайте!

— Да всё окейно, — пожал плечами Бек.

— Серёга, ты дежурил... я слушаю тебя, — сделала она ударение на последнем слове.

Серёга покосился на Бека.

— Ну-у, Хан пришёл...

— Поговорил... — быстро перебил его Бек.

— Мы тоже вышли... А эти... — Серёга проглотил эпитет, — ну... ушли. Тогда мы дверь заперли и отвалили... Всё дика ду! Алис, ты чего?

— Идите, а? — сказала она, еле шевеля губами. — По домам. Пожалуйста...

В ближайшем дворе Бек усадил её на лавочку под детским грибком:

— Голову пониже держи... Сейчас пройдёт. Ну, и куда ты летела?

— А если б ножом пырнули? — тихо спросила она, кое-как отдышавшись.

— Меня-то?!

— Руку дай!

Он не успел отдёрнуть руку, когда она повернула его пальцы к льющемуся из окон свету — костяшки были разбиты в кровь.

— Поговорил, значит?

— Начал только, — усмехнулся Бек. — Пацаны выскочили, ну мы их и...

— Научили нохчийн мотт (чеченскому языку)?

Бек фыркнул:

— Начали только...

— Так, теперь послушай меня... Хан... о Господи... — она покачала головой. — Ты, конечно, волк-альфа, но волчица-альфа всё равно — я. Усёк?

— Усёк, — откликнулся Бек кротко. — А что такое — волк-альфа?

— В Сети поищешь. Начни с Конрада Лоренца...

* * *

Она пулей вылетела на заплёванное крыльцо ДК, свирепо вглядываясь в разбредавшуюся толпу довольных зрителей:

— Какая су...волочь кокнула зеркало в уборной?!

Зрители в разномастном прикиде дружно и радостно загоготали.

— Всё, последний рок-фест в моей жизни, клянусь! — зловеще пообещала она и, опомнившись, быстро огляделась. — Тимыч, а где Бек?

Тимоха, известный всем под ласковой кличкой "Панкиллер", удивлённо прогудел:

— Хан-то? Дык он на сцене только что был... ты что, не видела?

— Где-е? Что он там делал?!

— Пел... Забо-ойно! — Тимоха пожал необъятными плечами под чёрной майкой с какими-то лохматыми рожами поперёк груди.

Окружающие отозвались одобрительным свистом.

Примерно к середине феста у неё начала лопаться голова от грохота, и она позорно удрала в фойе. Там-то её и настигла негодующая Татьяна Ильинична, директриса ДК, и потащила сперва в мужской туалет (минус одно зеркало), а потом в буфет (минус два стула).

Так что было как-то... не до сцены.

Напрочь забыв о зеркале, павшем смертью храбрых, она ринулась в пустеющий зал.

На сцене юные дарования из группы "Мэник субсидал", а попросту "Маньяки", уже изрядно поддатые, вяло ковырялись с ударной установкой.

— Бек! — заорала она и закашлялась.

Главный "маньяк", ухмыльнувшись, махнул рукой куда-то за кулисы.

— Только постучи сперва!

Остальные "маньяки", конечно же, заржали.

На ведущей наверх шаткой лесенке она едва не переломала себе ноги, спотыкаясь от злости.

— Бешеная, да от тебя дым идёт! Столбом! — Осклабившись, Бек сдернул её с последней ступеньки. — Случилось что? Ху хилла?

— Нет! Ни-че-го! — рявкнула она кавалерист-девицей из "Гусарской баллады".

Девица, — явно не кавалерист, — вынырнув из-под пыльного, когда-то бархатного занавеса, робко пролепетала: "Здрысь" и скользнула вниз.

Она закрыла глаза.

Бек почесал в затылке:

— Талгатовна, ты это... знаешь, как-то выражаться не очень стала в последнее время, за языком-то следи, ты же не какая-ни...

— Бек, ты что на сцене делал? — осведомилась она сдавленным шепотом.

— Аппаратуру собирал! — с готовностью доложил тот. — Слуш, а вот такая йоI (девушка), к тебе в фойе подходила, волосы розовые, глаза такие сиреневые... это кто?

— Это Иванова, — тяжко вздохнула она. — Успокойся, тут тебе ничего не светит!

— А спорим?!

— Сан ваш, я, кажется, тебя о чем-то спросила?!

— Ну, пел, — буркнул он. — Песню. Твою.

— Это её песня?! — прогудел снизу Панкиллер.

— Так. Ещё раз, и по-русски, пожалуйста. — Она присела на затоптанную ступеньку. — Чтоб я уже ничего больше не пропустила... Зеркало. Унитаз. Два стула. Две битые морды. Песня... моя?

— Ну, унитаз там, зеркало, стулья, морды — не я... хотя могу... — хмыкнул Бек. — А песня... это я из твоего стиха сделал... Из того, помнишь, в "Марше", самого первого...

Бек отложил гитару, залихватски подмигнув примолкшей под лестницей толпе.

— Ох... ренеть! — подытожил Панкиллер басом.

— Бек... — прошептала она.

Поглядев на неё пристальней, он присел на корточки:

— Бешеная, ну чего ты... Я ж тебя... это... прославлю всемирно, къамел дац!

* * *

19.05.03

И только я расслабилась чуток, как Бек сотоварищи заладили рок-группу. Нет, не так: панк-рэп-рок-группу, это вам не баран начихал! Под не понять каким названием — "Марш-да".

Но это не самое смешное. Самое смешное, что у него, мать, таки талант. И, что даже более смешно, тексты для него пишу я! Ты жива еще, моя старушка?

Не знаю, что это со мной стряслось на старости лет, но я от этого та-акой кайф ловлю! Если нашу группу запустить на просторы Руси великой, то, может, и нас как-нибудь назовёт всяк сущий в ней язык...

Бек усердно намекает, чтобы я намекнула Бесу насчёт нашей раскрутки. Ему уже мерещится запись альбома в Англии и стадионы поклонниц. Ага, щаз!

Поклонниц он и тут имеет просто вагонами. И каких!!! "Малолетние шалавы на тусовку собрались..." Ой, кошмар... Надо бы обсудить с ним его интимную жизнь, но язык не поворачивается. С вай гIиллакхом у нас, однако, траблы... (Вольный перевод — с вайнахской этикой — проблемы)